"Извек" - читать интересную книгу автора (Кондратьев Вадим)

ГЛАВА 5

…Стёжка ленивой змеёй струилась вдоль неторопливой реки. Порой она почти приближалась к заросшему осокой берегу, но тут же вновь отворачивала в сторону и петляла в зарослях ивняка. В последнее время путники не часто баловали её своим появлением и, местами, трава почти полностью поглотила неширокую жёлтую полоску. Впереди, на фоне вечернего неба, темнел пригорок с молодым сосняком.

Подъехав ближе, Сотник разглядел пару подходящих стволов. До реки было рукой подать, и он решил обосноваться на ночь. Отвёл коня к воде, вернувшись к пригорку, свалил пару сушин. Сволок к реке и, обрубив сучья с вершиной, уложил брёвна в подобие лавки. Закончив с дровами, оглянулся на Ворона. Тот уже давно напился и стоял у воды, задумчиво глядя на еле различимый в сумерках противоположный берег. На щелчки огнива и ухом не повёл, толи прислушивался к чему-то, толи думал о своём, коняжьем.

Пока пламя разгоралось, Извек развернул бересту с мясом. Глотая слюнки, насадил на прутья и аккуратно повтыкал заострённые комельки вокруг огня. Подкинув пару ветвей потолще, с удовольствием глянул, как яркие язычки жадно завертелись над сухой древесиной. Пока жар набирал силу, успел умыться, а когда над костром заскворчало, вытянул из сумы заветный кувшинчик.

— Коль жизнь пошла вкривь и вкось, — вздохнул он. — Так хоть зеленым вином порадоваться.

Мясо, разогревшись, пустило аппетитный дух. Под громкие завывания в брюхе, Сотник потянулся к крайнему прутику и почувствовал, как затылок обдало воздухом из ноздрей Ворона. Нехотя оглянувшись, Извек скорчил злобную гримасу и, понизив голос до страшного хрипа, грозно прорычал:

— Ты куда лезешь! Кони мясо не едят! А если и едят, то это уже не кони. А если и кони, то…

Ворон отвернулся и, не обращая внимания на жуткость хозяйского голоса, уставился на реку. Сотник проследил за взглядом, но ничего не разглядел и снова нагнулся к прутику. Едва тонкий вертелок с лакомым куском вышел из мягкого дёрна, в затылок вновь дохнуло тёплым. Губы Сотника беззвучно зашептали цветастые откровения о прародителе всех коней, но Ворон вновь выпрямился и уставился в прибрежные кусты. От воды не доносилось ни звука, хотя было ясно, что черноухий дважды понапрасну беспокоить не будет.

Сотник замер, прислушался. Пальцы привычно отыскали родную рукоять, но пока оставили меч в ножнах. Рядом, тихий как ночь, застыл конь. Превратившись в слух, оба косились друг на друга, пока впереди еле слышно не хрустнула ветка. Уши Ворона дрогнули. Дикое око едва не выпрыгнуло из глазницы, таращась на хозяина. Едва пошевелив головой, Извек кивнул, успокаивающе коснулся конской щеки и неслышно подался в темень кустов.

Ноги привычно встречали землю с носка, чутко держа стопу, прежде чем поставить каблук. Кусты медленно проплывали мимо. Сквозь чёрное облако листвы, кое-где пробивались купающиеся в воде блёстки звёзд. Над тёмным окоёмом показался огромный тусклый блин луны. Впереди шелестнуло и лунную дорожку заслонила неясная тень. Сотник, напрягая зрение, двинулся в обход зарослей. Кустарник иссяк, трава под ногами сменилась прибрежным песком, а у самой воды обозначился серебристый девичий силуэт. Сотник замер с раскрытым ртом. Одинокая фигурка стояла спиной к дружиннику и то, что Извек принял за лёгкую накидку, оказалось распущенными волосами ниже колен.

Девчонка не двигалась, задумчиво глядя под ноги. Затем, будто решившись, подняла глаза к звёздам, смахнула с лица прядку волос и медленно шагнула в воду. Извек перевёл дух, закрыл рот: чё ж диковинного — девка купаться пошла. Только почему ночью и одна?

Фигурка тем временем зашла по пояс, по плечи и… скрылась с головой.

— Сдурела!? — пробормотал Извек и бросился к реке.

На бегу, сорвал перевязь с мечом. Под ноги не смотрел, боясь потерять из виду центр расходящихся под луной кругов. Вспенивая сапогами речную гладь, разбежался по мелководью и копьём врезался в воду. Пожалел, что не успел снять доспех. Преодолевая сопротивление отяжелевшей одежды, мощными гребками двигал тело вперёд. Суматошно обшаривая руками толщу воды, чувствовал, как неохотно она пропускает сквозь себя растопыренные пальцы. Только когда в горле начались спазмы, натолкнулся на маленькую ступню, ухватился за лодыжку покрепче и устремился наверх. Уже у поверхности почувствовал, как девчонка задёргалась. Едва успел схватить ртом воздух, как удивительно сильный рывок снова утянул под воду. Озлившись, подтянул ногу к себе, перехватил у колена, отыскивая на ощупь руку или тело. Тут же получил второй ногой в зубы, от неожиданности едва не захлебнулся. Наконец, сграбастав утопленницу за плечи, прижал спиной к себе и вынырнул. Сердце грохотало о рёбра, грудь судорожно гоняла ночной воздух, а свободная рука неуклюже загребала черноту воды, мучительно медленно приближая недалёкий берег.

Утопленница молча, но резво извивалась. Тщетно старалась вырваться из железной хватки но Сотник не отпускал, и девчонка быстро теряла силы. Скоро, одинаково запыхавшись, оба повалились на берег. Чуть отдышавшись, Извек сел, провёл ладонями по лицу. Отбросив назад мокрые волосы, обернулся к спасённой, освещённой холодным светом встающей луны.

— Сдурела, девка!? — выдохнул он. — Молодая, пригожая… вся жизнь впереди… и топиться? Да в такой красивой реке!? Тем более ночью… Одна…

Из под мокрых волос послышались странные всхлипы. Сотник отвёл глаза.

— Поплачь, девка, поплачь. Оно, говорят, всегда легчает, когда поплачешь…

Всхлипы усилились и стали ещё чудней. Заподозрив неладное, Извек развернулся к спасённой. После недолгого замешательства, откинул с её лица пелену волос и остолбенел…

Девчонка сотрясалась от неудержимого хохота. Она почти задыхалась, прижав ладошки ко рту. Извек убрал руку, отвернулся и устало кивнул.

— Так ты не топилась?

Девчонка затрясла головой, не в силах произнести ни слова.

— Просто решила поплавать?

Голова мотнулась утвердительно. Хохот понемногу отпускал её.

— Понятно! — зло прошипел Извек и поднялся с мокрого песка. Медленно побрёл к брошенному мечу, подобрал, оглянулся. Хотел что-то ещё сказать, но только махнул рукой.

Ноги сами понесли к затухающему костру, от которого уже несло горелым мясом. Из-за кустов торчала морда Ворона. Конь глядел на мокрого хозяина с плохо скрываемым удивлением. Сотник, грозовой тучей, прошёл мимо, на ходу расстёгивая пряжки доспеха. У костра стащил с себя железо, подбросил на угли охапку ветвей и, вбил вокруг оживающего костра несколько сучьев. Пока выливал воду из сапог, от доспеха с рубахой повалил пар. Ворон притих, даже листочки с куста общипывал украдкой, чтобы не раздражать хозяина. Извек угрюмо догрызал оставшееся мясо. Стоял спиной к костру, сушил отжатые наспех штаны. Скоро почувствовал, что ещё немного и начнёт подрумяниваться, как масленичный колобок. Развернулся, лицом. Постоял, шебурша мокрую бороду, вспомнил про кувшин. Отпив из горлышка, решил, что пора одеваться, к утру и на теле досохнет. Уже облачившись, почувствовал, как внутри загрело.

Взошедшая луна посеребрила спину Ворона. Костёр лениво похрустывал прогорающими сучьями и припекал обтянутые штанами колени. Тишину нарушали только редкие крики ночных птиц, и Сотник начал задрёмывать. Клюнув пару раз носом, решил всё же прилечь. Приподнялся, подвигал седло и только тут заметил, что ворон опять замер, как пёс, почуявший дичь. Оглянулся в направлении взгляда, да так и застыл согнувшись. В пяти шагах, у кустов, пялила глаза давешняя утопленница. Стояла, ничуть не стесняясь наготы, лишь теребила пряди тяжёлых волос.

Извек, растерявшись как пацан, спешно отвернулся. Дремлющий разум судорожно просыпался. Взгляд упал на свёрнутый плащ. Руки, опережая мысли, тут же подхватили свёрток и сдёрнули тесьму. Искоса глянув на гостью, отвёл глаза и, не глядя, бросил плащ в её сторону. Шелестнула тяжёлая ткань, треснула задетая плащом ветка и девчонка приблизилась к костру. Виновато глянув на дружинника, поправила накидку, осторожно опустилась на бревно. Извек потоптался на месте, добавил в костёр пару сучьев, в конце концов, бухнулся поверх седла. Чувствуя забытую с отрочества робость, озадаченно произнёс:

— Ну, здравствуй, девка! Ежели накупалась, то давай знакомиться, что ли? Меня Извеком кличут, а тебя как звать.

— Все наши Лелькой зовут. — ответила девчонка удивительно чистым голоском.

— Леля значит, — кивнул Сотник. — Хорошее имя, доброе.

Не находя места рукам, потянулся за кувшином. Собрался было отхлебнуть из горлышка, но помедлил и полез в перемётную суму, где вроде бы была деревянная чеплажка. На удивление плошек оказалось три штуки. Видать бережливый Мокша снабдил пеосудой про запас. Кинув третью обратно, Сотник наполнил плошки.

— Не откажи в любезности, милая, раздели со мной чарочку. После купания не повредит, — он усмехнулся и протянул одну девчонке. — Однако, ты бы поменьше по ночам купалась, а то утопишь какого-нибудь непонятливого, вроде меня.

Лелька улыбнулась, согласно кивнула и выпростала из-под плаща узкую ладошку. Отпила, заглянула в чеплажку, понюхала, будто впервые попробовала, но заметив удивлённый взгляд дружинника, как ни в чём не бывало, глотнула ещё. В глазах проскользнула хитринка, но ответила смущённо, будто извиняясь.

— Как же мне не купаться, дядечка Извек? Нам, русалкам, без воды никак нельзя.

— Вам русалкам? — переспросил Сотник. — А-а, ну да, тогда конечно.

Он вновь приложился к вину, но тут до него дошёл смысл сказанного и питьё встало поперёк горла. Сглотнув комок с третьей попытки, Извек переглянулся с Вороном. Губа коня отвисла, глаза сверкали белками то на хозяина, то на незнакомку. Сотник, с трудом поборов оторопь, прогнал с лица обалделость, невольно покосился на миниатюрные ступни, выглядывающие из-под плаща, потряс головой.

— Вот те раз… кому сказки, кому присказки, а мне опять несреча. И так одни беды от девок, а тут ещё и русалка до кучи… Не хватало, чтобы ещё все водяные и болотные за мной гоняться начали.

— Гоняться? — не поняла Русалка. — Зачем?

— Зачем?! Понятно зачем! Чтобы жизнь мёдом не казалась. Ляпнула же одна дура, что я её посватал и у жениха увожу. Теперь тот жених со товарищи, с ног сбиваются, меня зловредного разыскивая, дабы сшибить мою буйну голову… себе на радость, да другим на поучение. А я как линялый заяц бегаю околесицами… чтобы не поубивать кое-кого из них, пока объясняться будем.

— И что, все девки такие? — кротко поинтересовалась Лелька.

— Конечно! — с деланной серьёзностью заверил Извек. — Все до одной… и даже больше! Вихляют задами, да кровь нашему брату портят. Эт потом некоторые умнеют, ежели муж построже попадётся. А так… все поголовно. Про русалок, конечно, не знаю, но думаю то же самое, токмо ещё хуже. Простую бабу хоть за косищу ухватить можно, да прижать за амбаром, а ваших… и сетью не словишь. Одно лишь и знаете — головы мужикам морочить. Он осёкся, заметив, как русалка задохнулась от гнева.

— Так вот оно что! — вскинулась Лелька. — Все девки оказывается — дуры, а вы значит хороши! Ваше дело — за косу и к амбару! Ничего не скажешь, молодцы да и только!

Сотник понял, что попался на зубок и теперь выслушает щедрые девичьи упрёки за всё мужское племя. Решил не перечить, взял Лелькину плошку и потянулся за кувшином. Девчонка тем временем разошлась не на шутку:

— Все вы, мужики, такие: болтаете от зависти всякие гадости. Кому ничего не обломилось, давай слухи распускать, — она будто невзначай вытянула из-под плаща стройные гладкие ножки. — И что рыбьи хвосты у нас, и что сами мы скользкие, как лягушки, и что под воду к себе утаскиваем. Да кому вы такие нужны? Грубые, наглые, только и знаете что лапать и в кусты тащить.

Извек открыл рот от русалочьих откровений, кувшин застыл на полдороге. Ворон тоже замер, даже перестал хрустеть сочной травой. Уши повернул к Лельке, глаза таращил на хозяина, вид имел такой же глупый. Девчонка же, как ни в чём ни бывало, продолжала.

— Ты вон глянь на себя, — она лукаво хохотнула. — Нечёсан, немыт, воняешь, как мерин запотелый, руки как вёсла — страх. А мы всё время мытые, свежие, красивые и стройные. Сам посуди, на кой вы нам сдались, такие медведистые?

Русалка поправила на плече плащ, на миг блеснула кругленькая как яблочко грудь.

— Нам бы чего-нибудь большого и чистого, чтоб как в сказке… — Лелька замолчала, мечтательно глядя в огонь.

Конь встрепенулся, захрупал зелёными стеблями. Сотник вспомнил про кувшин, торопливо долил в обе плошки.

— Вот и гоже, — согласился он. — Давай тогда выпьем за большое и чистое… за китов! Есть, говорят, такие твари в пучине морской, тоже всё время моются. Вот их-то вам и надо! Тот уж если прижмёт, так прижмёт…

Ворон выронил пучок травы и зашёлся в заливистом ржании, Извек с серьёзным видом продолжал.

— Камбала, знаешь, почему такая плоская?

Лелька растерянно помотала головой.

— Потому, что её кит приголубил!

Сотник еле удерживался от хохота, но предрассветную тишину повторно нарушил гогот ощерившегося жеребца.

Русалка смутилась, щёчки порозовели, на мужика с конём глядела насупившись.

— Да ты не серчай, девка, не серчай, — пробасил Извек примирительно. — Это жизнь, чё тут обижаться. А, к примеру, ведаешь почему у рака глаза навыкат?

— Почему? — обрадовалась она перемене темы.

— А потому, — еле выдавил Извек. — Что он это видел!

Тут уже прыснули оба. Сотник весело захохотал, обнажив крепкие, как у коня, зубы. Рядом колокольчиком заливалась Лелька. А напротив, снова уронив недожеванный пучок, потешно всхрапывал Ворон. Насмеявшись, Сотник посуровел, поднялся с камня.

— Так что ты уж поосторожней с ними, с китами. Мужик всё же лучше. Мужик, иногда, ласковый попадается, с таким век счастлива будешь. Ну, а нам пора, вон уж и Ярило из-за леса выкарабкивается. Русалка тоже встала, под плащом мелькнуло гибкое тело.

Извек с трудом отвёл взгляд, в голове стрелой чиркнула мысль: до чего ж хороша девка, рыбка да и только…

Он вздохнул и строго зыркнул на Ворона. Тот, чуя расставание, потянулся было мордой к Лелькиному плечу, но хозяин легонько шлёпнул по тёплым ноздрям.

— Ну-ну! Ты-то чё. Тут людям мало, ещё ты трёшься. Себе поищи, что попроще. Кобылку там какую… или тёлку на худой конец.

Конь стукнул копытом, обиженно отпрянул. Сотник покосился на русалку.

— Ладно, шучу, не худой. Эт я так, к слову.

Лелька улыбнулась, погладила бархатную морду коня, но, встретив свирепый взгляд дружинника, хихикнула и отскочила. Скорчив виноватую рожицу, скинула плащ и, забыв про наготу, подала дружиннику.

Извек метнул руку к Ворону, поспешно прикрывая коню глаз. Вторую, на ощупь, протянул к русалке, сцапал тяжёлую ткань, бросил поперёк седла. Голова поворачивалась сама, будто кто тянул за уши.

— Ну, красавица, не поминай лихом, — он оглянулся.

У костра никого не было. Извек растерянно посмотрел на жеребца. Тот шумно выдохнул, потряс гривой. Из-за леса показалась красная макушка солнца.

— Поехали, травоед!

Сотник поправил перемётную суму, глаза сами собой обшаривали берег и редкие кусты. Нога попала в стремя со второго раза. Неуклюже вскарабкавшись в седло, тронул поводья, и конь, сбивая копытами обильную росу, медленно потопал от реки. Скоро заметно пригрело. Ворон пустился лёгкой рысцой. Изредка поглядывал на хозяина, который рассеянно смотрел по сторонам, но ничего не видел: перед глазами всё стоял образ речной шалуньи. Ярило восполз на верхушку небосклона, а русалка никак не выходила из головы. Он всё ещё слышал её звонкий смех, видел перед собой светлое личико, обрамлённое чудесными волосами. Несколько раз сжимал повод, готовый направить коня вспять, но разум пока брал верх и Сотник продолжал путь.

Чувствуя, как сердце рвётся назад, понимал, откуда берутся рассказы про русалочью ворожбу, от которой нет спасенья. И не утаскивают они никого. Незачем. Будь духом послабее — сам пойдёшь и утопишься, только бы ещё разок взглянуть…

Извек, потряс головой, пытаясь отогнать недостижимый образ. Развернув плечи, свистнул, как Соловей-Разбойник и шлёпнул коня по лоснящемуся крупу. Ворон храпнул, обрадованный переменой настроения, пару раз шаловливо скакнул боком и сорвался в стремительный галоп. Сотник привстал в стременах, подставил лицо упругому ветру, надеясь избавиться от странной маеты…

…Лелька бесшумно скользнула в кусты. Остановилась. Впервые стало грустно после того, как «отвела глаза» человеку. Раньше они с подружками веселились от души, когда удавалось провести рыбарей или случившегося близ реки загулявшего мужика. Завидев такого, начинали плескаться у берега, будто бы случайно показываясь из воды, во всей своей красе. Но как только завороженный ротозей приближался, таращась на молодые блестящие тела, русалки внезапно и бесследно исчезали. Ошарашенный наблюдатель хлопал глазами и, потоптавшись на месте, в полном недоумении отправлялся восвояси. Проказницы тем временем, сидя в прибрежных кустах, глядели на его глупую рожу и похихикивали в кулачки.

Теперь же Лельке было не весело. Чудесное умение отводить глаза оставило чувство вины. Как в тот раз, когда ради забавы стащила из-под носа у неповоротливого сома аппетитную улитку, а он, старый, только безнадёжно повёл усами.

Топот копыт затих. Лелька бросила последний взгляд туда, где скрылся всадник, понуро побрела в реку. Зайдя по пояс, опустилась ничком в ласковую прохладу. По воде поплыли туманы длинных волос. Тело постепенно остывало от долгого пребывания на суше. В то же время в сердце становилось всё горячей. Снова и снова вспоминались открытое лицо незнакомца, внимательный взгляд серых глаз, резкий изгиб бровей под светлыми волосами, и бесшабашный смех, от которого суровые черты мгновенно вспыхивали неудержимым весельем.

Да, подумала Лелька, таким не ведома «середина-на-половину», у них всё в жизни яростно, самозабвенно и неистово. Гулять так гулять, воевать так воевать, любить…

Русалка замерла.

Что-то было не так. Сердце колотилось быстрее обычного, и прохлада воды ничуть не успокаивала поспешный стук. С каждым ударом, в груди разрасталось зёрнышко странной тоски, сладостной и мучительной одновременно.

Пытаясь отогнать наваждение, Лелька извернулась и послала тело в глубину, туда, где дно пронизывали тугие струи подземных ключей. Влетев в ледяной поток, несколько раз перевернулась вместе с ним и, вновь оказалась на поверхности. Тоска подступила с новой силой, заполняя каждую клеточку тела. С трудом собравшись с мыслями, не сразу определила направление к подводной веси. Медленно, будто во сне, поплыла, ощущая, как берег с неудержимой силой тянет назад.

Скоро почувствовала еле заметные встречные волны. Подобно кругам от брошенного в воду камня, от каждой русалочьей веси исходили лёгкие подводные волны, уносящие прочь любой случайный предмет, будь то мусор, плавник или принесённые течением трупы. Лелька скользнула глубже и, распластавшись над самым дном, поплыла навстречу ласковым обережным волнам.