"Человек без лица" - читать интересную книгу автора (Бестер Альфред)Глава XV– Заткнись! – крикнул Рич. – Богом тебя заклинаю! Заткнись! – Ты должен все обдумать. Почему ты не думаешь? Что с тобой? Думай же! – Он лгал. Ты знаешь, что он лгал. Ты ведь сразу все понял: это и была его самая главная мина-сюрприз. WWHG – отказ! Конечно же, отказ. Но для чего же он врал? Чем это может ему помочь? – Человек Без Лица… Брин мог рассказать о нем. И Гас Тэйт тоже мог. Думай же! – Да его ведь нет, этого Человека Без Лица. Это сон. Ночной кошмар! – А мины? Откуда взялись мины? Сейчас я был в его руках. Почему он не разделался со мной? Он сказал, что я свободен. Что он замышляет? Думай же! Кто-то тронул его за плечо. – Мистер Рич. – А? – Мистер Рич? – А? Кто это? Мало-помалу расплывчатые тени вокруг него приобрели форму: он увидел, что хлещет дождь, а сам он лежит на боку, зарывшись щекой в грязь, поджав колени и обхватив их руками. Он промок до нитки. Рядом печально шелестели мокрые ветки деревьев. Кто-то наклонился над ним. – Кто это? – Гален Червил, мистер Рич. – А? – Гален Червил, сэр. Мы познакомились на балу у Марии Бомон. Не пора ли мне оказать обещанную вам услугу, мистер Рич? – Не прощупывайте меня! – крикнул Рич. – Что вы, мистер Рич! Мы ведь обычно не… – Молодой Червил вдруг осекся. – Вы знаете, что я щупач? Откуда? Вы бы встали, сэр. Он взял Рича за руку и потянул, пытаясь помочь ему подняться. Тот со стоном выдернул руку. Тогда молодой Червил взял его под мышки, поставил на ноги и с изумлением заглянул в его перепуганное лицо. – Вас избили, мистер Рич? – А? Нет. Нет… – Несчастный случай, сэр? – Да нет же. Я… О бог ты мой, – вдруг взорвался Рич, – катитесь-ка вы к черту! – Да, конечно, сэр. Мне просто показалось, что вам нужна помощь, а ведь за мной обещанная услуга, но… – Постойте, – перебил Рич. – Идите сюда. – Обхватив ствол дерева, он привалился к нему, тяжело и хрипло дыша. В конце концов ему удалось выпрямиться, и он уставился на Червила воспаленными главами. – Вы и в самом деле намерены оказать мне услугу? – Конечно, мистер Рич. – И ни о чем меня не спрашивать? И не болтать потом? – Разумеется, мистер Рич. – Речь идет об убийстве, Червил. Я хочу выяснить, кто покушается на мою жизнь. Можете вы оказать мне эту услугу? Прощупаете для меня одного человека, которого я вам укажу? – Но мне кажется… тут уж скорее полиция… – Полиция? – Рич истерически расхохотался, но тут же мучительная боль в сломанном ребре заставила его замолчать. – Именно полицейского-то я и прошу для меня прощупать, Червил. Очень важного полицейского. Их комиссара. Вот так. – Он отпустил ствол и, качнувшись, уцепился за Червила. – Я намерен навестить моего друга комиссара и задать ему несколько вопросов. А вас прошу при сем присутствовать и сказать мне потом всю правду. Пойдете вы со мной к Крэббу, прощупаете его? А сделав это, согласны тут же все забыть? А? Согласны? – Да, мистер Рич… я согласен. – Вот как? Честный щупач? Впервые вижу. Ну что ж, идемте. Быстрей, быстрей! Скорчившись от боли, Рич заковылял по площади. Червил последовал за ним, ошеломленный силой ярости этого человека, которая влекла его вперед, несмотря на лихорадку и боль. В управлении полиции Рич, как разъяренный бык, прорвался сквозь заслон дежурных и клерков и, окровавленный, грязный, вломился в отделанный серебром и черным деревом изысканный кабинет комиссара Крэбба. – Боже мой, Рич! – Крэбб помертвел от ужаса. – Это вы, это и в самом деле вы, Бен Рич! – Сядьте, Червил, – сказал Рич. – Да, я, а кто же еще? – Он повернулся к Крэббу. – Вот, полюбуйтесь. Я наполовину мертвец, Крэбб. Вот это красное – это кровь. Все остальное – грязь. Славный у меня денек сегодня. Можно сказать, выдающийся день… Хотелось бы мне знать, где все это время черти носили полицию? Где ошивается ваш ангел во плоти, ваш префект Пауэл? Где ваши… – Постойте, Бен, почему мертвец, о чем вы толкуете? – Я толкую о том, что сегодня меня три раза чуть не убили. Этот юноша, – Рич показал на Червила, – этот юноша нашел меня лежащим на земле, причем я больше походил на труп, чем на живого человека. Да посмотрите в конце концов на меня, только посмотрите! – Вы говорите, чуть не убили? – Крэбб гневно грохнул кулаком по столу. – Я так и думал. Этот Пауэл просто болван. Не нужно было его слушать. Тот самый человек, который убил де Куртнэ, сейчас пытается убить вас. Рич незаметно для комиссара сделал яростный знак Червилу. – Говорил же я Пауэлу, что вы невиновны. Но он и слушать не хотел, – продолжал Крэбб. – Даже когда этот чертов агрегат у окружного прокурора сказал ему, что вы невиновны, он и тогда не хотел слушать. – Значит, компьютер сказал, что я невиновен? – Ну конечно. Против вас нет никаких улик. Да никогда и не было. И согласно нашему священному Биллю о правах вас самого надлежит защищать от убийцы как любого честного гражданина. Я немедленно этим займусь. – Крэбб грозно направился к двери. – И, думается мне, что теперь-то уж я заставлю замолчать мистера Пауэла! Не уходите, Бен. Я хочу с вами поговорить по поводу вашей поддержки на выборах в сенат солнечной системы. Дверь распахнулась, потом захлопнулась. У Рича все плыло перед глазами, и ему пришлось сделать усилие, чтобы не упасть в обморок. Три Червила смотрели на него. – Ну, – тихо пробормотал Рич. – Ну? – Он сказал вам правду, мистер Рич. – Обо мне? О Пауэле? – Да как вам сказать… – Червил замялся, пытаясь поточнее сформулировать ответ. – Ну чего ты тянешь, стервец? – простонал Рич. – Ты думаешь, у меня нервы железные – все могут выдержать? – О вас он сказал правду, – быстро произнес Червил. – Следственный компьютер отказался санкционировать возбуждение против вас дела по обвинению в убийстве де Куртнэ. Мистеру Пауэлу пришлось отказаться от расследования, и… ну, словом, его могут даже уволить. – Это правда? – Рич, пошатываясь, подошел к юноше и схватил его за плечи. – Это правда, Червил? Я обелен? Я могу снова заняться делами? Меня больше не будут тревожить? – Против вас ничего нет, мистер Рич. Вы имеете полную возможность снова заняться делами. Никто вас не потревожит. Рич торжествующе расхохотался. От смеха боль в изломанном, избитом теле стала такой нестерпимо острой, что он застонал и на глазах у него выступили слезы. Но он взял себя в руки, миновал Червила и вышел из кабинета. Когда, хромая, но по-прежнему надменный, он ковылял по коридорам управления, окровавленный, грязный, хохочущий и стонущий, он напоминал неандертальца. Для полноты картины не хватало только оленьей туши у него на плечах или торжественно влекомого позади пещерного медведя. «Для полноты картины мне не хватает головы префекта, – усмехнувшись, подумал он. – Велю набить из нее чучело и повесить на стену. А картелем де Куртнэ набью себе карманы. Тоже для полноты картины. Дайте мне время, и, клянусь богом, я для полноты картины вставлю в рамочку всю Галактику!» Он миновал стальной портал управления и немного постоял на ступеньках, глядя тяжелым взглядом на залитые дождем улицы, на сияющие светом кварталы увеселительного центра по ту сторону площади, покрытые одним прозрачным куполом, на ярко освещенные витрины магазинов, где уже начиналась оживленная вечерняя торговля, на возвышавшиеся на заднем плане двухсотэтажные башни деловых зданий и связывавшую эти гигантские кубы кружевную сеть воздушных трасс, на мерцающие фары прыгунов, которые, как красноглазые кузнечики, сновали вверх и вниз в темноте. – И все вы будете моими! – закричал он, воздев руки, словно желая обхватить всю Вселенную. – Все будет моим! И тела, и страсти, и души. Неожиданно взгляд его упал на высокую зловещую фигуру. Незнакомец переходил площадь, украдкой следя за ним. Рожденная из черных теней, эта фигура блестела, осыпанная, будто драгоценными каменьями, капельками дождя. Она приближалась к нему, безмолвная, страшная… Человек Без Лица. Раздался придушенный крик. Железные нервы не выдержали. Как высохшее дерево Рич рухнул на землю. Без одной минуты девять. В кабинете президента Цуна собрались десять из пятнадцати членов Совета Эспер Лиги. Они собрались для того, чтобы обсудить дело чрезвычайной важности. В одну минуту десятого решение было принято и заседание объявлено закрытым. Вот что произошло за эти 120 эспер-секунд. Часом позже Пауэл пришел домой. К этому времени он написал завещание, расплатился по счетам, подписал нужные бумаги, привел в порядок все свои дела. В Лиге царило глубокое уныние. Такое же уныние встретило его и дома. Мэри Нойес прочитала все, едва он появился в дверях. Мэри повернулась и побежала вверх по лестнице, оставляя за собой знакомый сенсорный импульс: – О! Мистер Пауэл, не так ли? – Он самый. Доброе утро, Барбара. – Что привело вас сегодня к нашему скромному очагу? – легонько прикасаясь кончинами пальцев к перилам, Барбара снова двинулась вниз, но на последней ступеньке споткнулась. – О-ой! – взвизгнула она. – Пим! Пауэл подхватил ее. – Пам, – сказал он. – Бим. – Бам. Она подняла на него глаза. – Стойте здесь, не двигайтесь. Я сейчас спущусь снова. Спорим, на этот раз все будет в порядке. – Спорим, что нет. Барбара повернулась, взбежала наверх и опять остановилась в важной позе на верхней ступеньке. – Дорогой мистер Пауэл, вы, наверно, считаете меня ужасно ветреной. – Барбара начала торжественно спускаться по ступенькам. – Вам придется переглядеть свое мнение обо мне. Я уже не такая маленькая, как вчера. Я очень повзрослела. Теперь вы должны обращаться со мной как со взрослой. – Она благополучно преодолела последнюю ступеньку и вопросительно посмотрела на Пауэла. – Переглядеть? Я правильно говорю? – Я бы сказал, пересмотреть. – Я думала, что смотреть, что глядеть – все равно. Она вдруг засмеялась, толкнула его в кресло и плюхнулась ему на колени. Пауэл застонал. – Ой, Барбара! Что ты делаешь? Ты ведь теперь не такая уж маленькая и не такая уж легонькая. – Слушай, – сказала она. – Что это я вдруг придумала, будто ты мне отец? – Чем тебе плох такой отец? – Нет, ты скажи честно. Совсем-совсем честно. – А как же еще? – Как ты ко мне относишься – как отец? Ведь я к тебе отношусь совсем не как дочка. – Да ну? Как же ты ко мне относишься? – Раньше ты ответь. Я первая спросила. – Я отношусь к тебе как любящий и покорный сын. – Да нет, по правде. – Я решил быть почтительным сыном для каждой женщины до тех пор, пока Вулкан не займет надлежащего места в содружестве планет. Она покраснела от досады и спрыгнула с колен. – Я хотела, чтобы ты серьезно со мной поговорил, потому что мне нужен совет. А ты… – Ну ладно, прости, Барбара. Что же такое у тебя случилось? Она опустилась рядом с ним на колени и взяла его за руку. – Я и сама не понимаю. Все у меня перепуталось. – Что перепуталось? С пугающей прямотой юности она посмотрела ему в глаза. – Ты знаешь что. Помолчав, он кивнул. – Да, знаю. – И у тебя все так же путано. Я знаю. – Да, Барбара. И у меня. – Это нехорошо? Он поднялся с кресла и, расстроенный, начал ходить по комнате. – Нет, Барбара, не то чтобы нехорошо, а… преждевременно. – Расскажи мне об этом. – Рассказать? Ну что же, пожалуй… Я бы это так определил. Мы с тобой – целых четыре человека. Два человека – ты, два – я. – Как это? – Ты заболела, милая. Чтобы вылечить тебя, нам пришлось превратить тебя в ребенка и ждать, когда ты снова вырастешь. Вот так и получились две Барбары. Взрослая – где-то внутри, а снаружи – ребенок. – Ну а ты? – Я – двое взрослых. Один из них Пауэл, то есть я сам. Второй же – член Совета Эспер Лиги. – А что это такое? – Ну, это неважно. Важно то, что из-за этой моей половины все у нас и спуталось. Бог знает, может быть, из двух моих «я» это меньше всего взрослое. Я не знаю. Она обдумала его снова и медленно произнесла: – А вот скажи, когда я отношусь к тебе не так, как дочь, это… какая половина? – Не знаю, Барбара. – Нет, нет, ты знаешь. Почему же ты не хочешь мне сказать? – Она подошла к нему и обняла за шею – взрослая женщина и в то же время ребенок. – Если в этом нет плохого, то почему же ты не скажешь мне? Если я люблю тебя… – Новое дело, теперь мы вдруг заговорили о любви. – Да ведь мы о ней и говорили. Все время. Разве нет? Я люблю тебя, а ты меня. Ведь правда? – Нет, Барбара, – сказал он. – Ты ошиблась. Это совсем не то. – Нет, – твердо ответила она. – Я не ошиблась. Нет. – Ошиблась, Барбара. В тебе говорит твоя ребяческая половина. Это ребенок вообразил себя влюбленным, ребенок, а не женщина. – Ребенок вырастет и станет женщиной. – И к тому времени меня забудет. – Ты не позволишь ей забыть. – Почему? – Потому что ты чувствуешь то же, что я. Я это знаю. Пауэл рассмеялся. – Ох, дитя, дитя! Отчего ты вообразила себе, будто я люблю именно тебя? Да вовсе нет. Нет этого и не было. – Есть! – Открой же глаза, Барбара. Посмотри повнимательней на меня. На Мэри. Ты ведь так повзрослела. Как же ты не поймешь? Неужели я должен объяснять тебе то, что и так очевидно? Барбара внимательно посмотрела на Мэри, потом на Пауэла и медленно покачала головой. – Ты лжешь. – Вот как? Ну-на взгляни на меня. – Он положил руки ей на плечи и посмотрел ей в глаза. Нечестивый Эйб пришел ему на выручку. Он смотрел на Барбару с отцовской снисходительностью, чуть насмешливо и добродушно. – Взгляни же на меня. – Нет! – крикнула она. – Твое лицо лжет. Оно… оно противное. Я его ненавижу! – Она расплакалась и, всхлипывая, проговорила: – Раз так, уходи. Чего же ты не уходишь? – Мы с тобой уходим, Барбара, – сказала Мэри. Она подошла к девушке, взяла ее за руку и повела к дверям. Он стоял на пороге, насвистывая какой-то жалобный замысловатый мотивчик и глядя вслед прыгуну, который уходил в стальную голубизну неба, на север, к Кингстонскому госпиталю. Он чувствовал себя словно выжатый лимон. И немного гордился собой из-за того, что решил принести себя в жертву. И жгуче стыдился этой гордости. Им овладела легкая, прозрачная печаль. Может быть, взять крупинку никотинового калия и взвинтить себя до психоза? Впрочем, на кой черт ему все это нужно? Вот он раскинулся перед ним, этот огромный сволочной город, где из семнадцати с половиной миллионов душ нет ни одной, которая болела бы за него. Вот он… Пришел первый импульс. Тонкая струйка латентной энергии. Он отчетливо ощутил ее и взглянул на часы. Двадцать минут одиннадцатого. Уже? Так скоро? Отлично. Значит, пора готовиться. Он вернулся в дом, взбежал вверх по лестнице в свою туалетную комнату. Импульсы прилетали как первые редкие капли дождя перед бурей. Впитывая эти крохотные капельки латентной энергии, он чувствовал, как набухает, пополняясь, его запас душевных сил. Он сменил костюм, одевшись для любой погоды, и… Импульсы уже не сыпались отдельными капельками, они моросили, как частый дождик, обмывая его, наполняя сознание лихорадочным ознобом, который неожиданно перемежался эмоциональными вспышками. И… Ах да, питательные капсулы. Вот о чем надо думать. Питательные. Питательные. Питательные! Он сбегал вниз, в кухню. Нашел пластмассовый футляр, вскрыл его и проглотил дюжину капсул. Энергия прибывала теперь потоками. Струйки латентной энергии от каждого эспера в городе сливались в ручейки, ручейки – в реку, в бушующий водоворотом океан массового катексиса, направленного к Пауэлу, настроенного на Пауэла. Он снял все блоки и впитывал этот поток. Его нервная система супергетеродировала и свистела, и турбина, с невыносимым воем вращавшаяся в его сознании, крутилась все быстрей и быстрей. Он уже не дома, он бродит по улицам, слепой, глухой, бесчувственный ко всему, погруженный в эту бурлящую массу латентной энергии. Подобно тому как парусник, оказавшись в объятиях тайфуна, стремится использовать для своего спасения само безумие урагана, так и Пауэл стремился поглотить, впитать в себя этот ужасающий поток, с тем чтобы в нужный момент израсходовать латентную энергию, все до капли катексировать ее и направить на Разрушение Рича, пока еще не поздно, еще не поздно, не поздно, не поздно, не поздно… |
||
|