"Мелодия смерти" - читать интересную книгу автора (Уоллес Эдгар)

Глава 8. ЖЕНА, КОТОРАЯ НЕ ЛЮБИТ СВОЕГО МУЖА

Мистер Уоррел, глава фирмы «Уоррел Энд Берд», старался постоянно поддерживать свою репутацию среди клиентов. Он всегда давал понять, что сможет найти достойный выход из любого щекотливого положения…

Биржевому маклеру время от времени приходится стоять перед необходимостью объяснения со своим клиентом, например, чтобы указать последнему, что тот слишком опрометчиво распорядился своими деньгами.

Уоррелу неоднократно приходилось затрагивать эту щекотливую тему в беседах с миссис Каткарт, принося ей малоутешительные известия о ходе предпринятых ею биржевых операций. Но никогда еще он не бывал в столь затруднительном положении, никогда еще ему не приходилось ставить ее в известность о столь неприятной новости, как на сей раз…

Кол впустил его в дом, не проронив ни слова. Лицо его вытянулось, ибо он прекрасно знал, что обычно означает появление в их доме мистера Уоррела, Как и всякий старый слуга, находящийся в курсе дел своих хозяев, он знал, что после визита маклера хозяйка объявит строжайший режим и сокращение до минимума всех домашних расходов.

— Миссис Каткарт сейчас примет вас, — доложил он маклеру.

Несколько минут спустя в комнату вошла хозяйка. Ее лицо на сей раз казалось более жестким и неприветливым, чем обыкновенно. Это не ускользнуло от внимания мистера Уоррела.

— Ну, что, мистер Уоррел, — спросила она, — какие неприятные новости принесли вы мне на сей раз? Прошу вас, присядьте…

Уоррел присел, поставив свой цилиндр на пол, затем медленно снял перчатки и бережно положил их в цилиндр.

— Что случилось? — нетерпеливо осведомилась миссис Каткарт. — Снова понизился курс акций «Канадиан Пасифик»?

— Нет, они поднялись на несколько процентов, — возразил Уоррел, пытаясь улыбнуться. — На сей раз ваш выбор акций оказался удачным.

Миссис Каткарт любила, чтобы воздавали должное ее деловым способностям, но на сей раз льстивое заверение маклера не возымело успеха. Она отлично понимала, что маклер явился к ней сейчас не для того, чтобы выразить свое восхищение и говорить ей комплименты.

— Буду с вами откровенен, — продолжал маклер, осторожно подбирая слова и пытаясь скрасить их улыбкой. — Вы задолжали нам около семисот фунтов, миссис Каткарт…

Она утвердительно кивнула головой.

— Да, но вы располагаете достаточным количеством принадлежащих мне драгоценностей в обеспечение…

— Это так, — подтвердил Уоррел, — но дело в том… Не смогли бы вы покрыть этот долг наличными?

— Эта возможность исключается совершению, — заявила хозяйка дома. — Я не могу уплатить вам и семисот шиллингов.

— А допустим, — продолжал мистер Уоррел, не отрывая взгляда от скатерти, — что я нашел бы кого-нибудь, кто был бы не прочь купить ваше колье? И это лицо предложило бы вам тысячу фунтов?

— Мое колье стоит значительно дороже, — резко возразила миссис Каткарт.

— Возможно, — ответил Уоррел. — Но мне бы не хотелось, чтобы вся эта история выплыла наружу и попала в газеты.

Бомба разорвалась.

— Что вы хотите этим сказать? — резко спросила она и встала, мрачно глядя на него.

— Прошу вас воспринять мои слова должным образом, — продолжал маклер. — Я вам все объясню… Ваше колье похищено из несгораемого шкафа шайкой преступников.

Она стала бледной, как полотно.

— Да, похищено, — подтвердил мистер Уоррел, — шайкой преступников, вот уже год орудующей в Сити. Как видите, мы с вами попали в весьма неприятное положение. Я бы не хотел, чтобы мои коллеги узнали о том, что я принял в обеспечение долга эти драгоценности в залог; а вам, полагаю, было бы нежелательно, чтобы стало известным ваше стесненное материальное положение. Разумеется, я мог бы дать полиции подробнейшее описание вашего колье и добиться от страхового общества, чтобы оно возместило мне его стоимость, но я этого не сделал…

Этот добросовестный маклер мог бы добавить, что обращаться в страховое общество было совершенно напрасно, потому что страховое общество никоим образом не распространило бы действие своей страховки на случай похищения драгоценностей, которым место никак не в маклерской конторе.

— Я готов принять ущерб на себя, — продолжал Уоррел. — То есть, я готов, в известных пределах, пойти вам навстречу и оплатить понесенную вами утрату из собственного кармана. Но если для вас почему-либо мое предложение окажется неприемлемым, то мне придется о случившемся сообщить во всех подробностях. Подчеркиваю, во всех подробностях, — повторил он внушительно, — и полиции, и газетам. Итак, что вы скажете на это?

По правде говоря, ей нечего было сказать в ответ: маклеру было известно не все, а рассказывать ему все миссис Каткарт ужасно не хотелось.

Мистер Уоррел, объяснив ее молчание по-своему, поспешил заявить:

— Быть может, вы попросите вашего зятя возместить долг?

Миссис Каткарт иронически усмехнулась и насмешливо процедила:

— Моего зятя?! Да вы что!..

Уоррел был знаком со Стендертоном и относил его к разряду тех избранников судьбы, чье материальное благополучие не вызывает никаких сомнений.

Насмешливый тон миссис Каткарт при упоминании о ее зяте поразил его настолько сильно, насколько может поразить дельца известие о том, что какая-нибудь бумага, которую он считал очень надежной, неожиданно оказывается «липой». На мгновение он забыл даже о главной цели своего визита.

Он охотно бы попросил объяснений, но затем решил, что это будет не совсем уместно.

— Вы меня впутали в очень неприятную историю, — сказала миссис Каткарт и поднялась со своего места.

Он последовал ее примеру.

— Право, все это очень неприятно, — заметил он, — и для вас, и для меня, уважаемая миссис Каткарт. Я полагаю, что вы мне посочувствуете.

— Я полагаю, что у меня имеется вполне достаточно оснований для того, чтобы посочувствовать себе, — коротко заметила она.

После ухода маклера она, оставшись одна, погрузилась в размышления весьма невеселого свойства.

Что следовало ей предпринять? Уоррелу было известно далеко не все: он не знал, что колье принадлежит не ей. Старик-полковник завещал его своей дочери, значит, колье принадлежало Эдит…

Обычно в неполных семьях, состоящих только из матери и дочери, имущество продолжает оставаться общим, тогда как в семьях с большим количеством наследников оно всегда раздельно. Эдит было известно, что колье принадлежит ей, но она никогда не возражала против того, что ее мать носила его и хранила у себя.

Однако несмотря на это, колье всегда считалось собственностью Эдит.

Теперь миссис Каткарт предстояла очень неприятная задача — объявить своей дочери о пропаже колье.

Миссис Каткарт тяжко вздохнула. Муж Эдит был беден, и ее дочь, чего доброго, в любой момент может попросить возвращения ей колье, рассчитывая, что когда-либо, когда наступит черный день, оно ей пригодится.

Миссис Каткарт направилась к себе в комнату.

По дороге ей повстречалась горничная, которая несла только что прибывшую почту. Одно из полученных писем было от дочери. Миссис Каткарт вскрыла его.

«Милая мама, — прочла она. — Будь любезна, пришли мне колье, оставшееся мне от отца. Мне кажется, что в интересах моего мужа я должна снова начать бывать в обществе, и колье мне понадобится».

Письмо выскользнуло из рук миссис Каткарт. Все поплыло у нее перед глазами…

Вошедший в столовую Гилберт застал там свою жену, деловито оглядывавшую сервированный к обеду стол.

Жизнь в этом доме проходила весьма своеобразно.

Ни одному из молодоженов никогда не пришла бы в голову мысль, что их совместная жизнь примет формы, которые она приняла. Они жили в полном уединении, симпатизируя друг другу, но никак не более того…

Их отношения нельзя было уподобить даже отношениям брата и сестры — для этого им не хватало взаимного доверия. К тому же они были еще недостаточно осведомлены о недостатках и достоинствах друг друга.

Они все еще оставались чужими людьми, правда, каждый день приносил новые открытия. Гилберт узнал, что эта девушка с большими серыми глазами обладает чувством юмора, может весело и беззаботно смеяться…

В свою очередь Эдит обнаружила в нем большую жизненную силу, волю и настойчивость, с какими он реализовал свои планы. Он казался гораздо более общительным и разговорчивым, чем это можно было предполагать. Он много перевидал на своем веку, много путешествовал, успел побывать в Персии, Аравии, в ряде малоисследованных стран Азии…

Она никогда не затрагивала в беседах того, что произошло вечером после их свадьбы, когда она увидела девушку с прекрасным лицом, игравшую на скрипке. Какая-то тайна тяготела над Гилбертом, но какого свойства была эта тайна, она не знала, лишь предполагала, что ее муж как-то был связан с этой девушкой… Чувства ревности она не испытывала, только чисто женское любопытство. Ее не пугало то, что разгадка может огорчить ее и вызвать неприязнь по отношению к человеку, чьей женой она являлась…

Затем любопытство сменилось в ней другим чувством: ее стало раздражать, что у мужа имеются от нее какие-то секреты.

Он часто уходил по вечерам из дому и возвращался только на рассвете.

Искал ли он утешения? Забвения? Быть может, здесь была замешана другая?

Лишь одно обстоятельство перестало для нее быть тайной. Ее муж играл на бирже. Она никак не могла поверить в то, что он занимался подобным делом, но это было действительно так. Он казался ей человеком, для которого погоня за наживой — слишком низменное занятие. Когда он отказался от своей должности в министерстве иностранных дел и занялся каким-то таинственным делом, она строила самые различные предположения, но пока она не нашла у него как-то на столе отчет биржевого маклера, ей никогда не пришло бы в голову, что он играл на бирже.

Ознакомившись с отчетом, она пришла к выводу, что ее муж вел крупные дела.

В отчете значились акции на суммы, превышавшие десять тысяч фунтов. Она очень мало смыслила в биржевых делах; они напоминали ей лишь о том, до чего невыносимой бывала ее мать под влиянием биржевых потерь. Затем ей пришло в голову, что если он в самом деле был биржевиком, то она могла бы оказывать ему посильную помощь, а не сидеть дома, оставаясь безучастной ко всему тому, что его интересовало.

Да, она могла быть полезной ему. Деловым людям подобает встречаться со своими деловыми знакомыми, приглашать их к обеду или к ужину после театра… Многие мужья обязаны деловыми успехами ловкости своих жен, умеющих должным образом принять друзей своего мужа, нужных ему людей…

Эдит была довольна зародившейся в ней мыслью. Она занялась осмотром своего гардероба и написала матери письмо с просьбой о возвращении колье.

Гилберт вернулся домой, проведя весь день в Сити. У него был очень усталый вид.

Во время обеда она спросила:

— Ты ничего не будешь иметь против, если я приглашу твоих друзей на обед?

Он изумленно взглянул на нее.

— На обед? — повторил он недоверчиво, но затем, увидев, что на ее лице отразилось огорчение, мягко произнес:

— Это прекрасная идея. Кого ты собираешься пригласить?

— Всех тех, кто является твоими друзьями, — ответила она. — Этого милейшего мистера Франкфорта и… кого еще? — спросила она.

Он мрачно усмехнулся.

— Мне кажется, что этим милым мистером Франкфортом и ограничивается круг моих друзей, — заметил он. — Впрочем, мы могли бы пригласить еще мистера Уоррела.

— Кто это Уоррел? Ах, я знаю, — воскликнула Эдит. — Это мамин маклер!

Он с любопытством взглянул на нее.

— Маклер твоей матери? — повторил он. — Это правда?

— Почему тебя это удивляет?

— Право, не знаю. Но мне так трудно представить твою мать в сочетании с биржевым маклером… Кстати, он является также и моим маклером…

— Кого еще мы пригласим? — спросила она.

— Что касается моих знакомых, — продолжал он насмешливо, — то приглашать некого. Может, пригласим твою мать?

Не обратив внимания на его вопрос, она сказала:

— Я бы могла пригласить двух-трех симпатичных мне людей.

— А как насчет твоей матери? — повторил он вопрос.

Глаза ее наполнились слезами.

— Не будь таким злым, — сказала она. — Ты знаешь, что это невозможно.

— Я совсем иного мнения, — ответил он. — Я заговорил о твоей матери всерьез, и мне кажется, что нет никаких оснований так подчеркивать нашу размолвку. Я, разумеется, чувствую некоторую неприязнь по отношению к ней, но, говоря откровенно, я чувствовал ее и по отношению к тебе…

Он прошелся по комнате.

— Удивительно, — продолжал он, — как быстро исчезают мелкие заботы, неприятности и дрязги перед лицом подлинного большого горя.

Последнюю фразу он произнес, будто рассуждая сам с собой.

— А какое у тебя большое горе? — встревоженно поинтересовалась Эдит.

— У меня его нет, — ответил он, несколько повысив голос. — Я это сказал безотносительно к себе… Единственные мои заботы — житейского характера. Еще недавно немало забот причиняла мне ты, но теперь и это отпало.

— Я рада слышать это от тебя, — ответила она. — Искренне рада… Я в самом деле хочу, чтобы мы были друзьями, Гилберт. Мне очень горько, что я причинила тебе так много зла.

Она встала со своего места и вопросительно взглянула на него.

Он покачал головой.

— Нет, — сказал он. — Ты причинила мне гораздо меньше зла, чем думаешь; иные обстоятельства вторглись в нашу жизнь и разрушили будущее, походившее на прекрасный сон. Очень жаль, что многое сложилось иначе, чем я предполагал, но ведь, в конце концов, сны, как бы они ни были хороши, — слишком шаткий фундамент для жизни. Ты и не представляешь себе, каким я был мечтателем, — быстро добавил он и улыбнулся. Когда он улыбался, у глаз его появлялись мелкие морщинки. — Ты, наверное, не можешь представить меня романтиком, а между тем я был им…

— Ты и сейчас романтик, — поспешила заверить его Эдит.

Гилберт промолчал.

Вторично Эдит заговорила о званом обеде, когда он собрался уходить.

— Ты не хочешь остаться со мной и поговорить обо всем? — смущенно спросила она.

Он заколебался.

— Я бы очень рад остаться, но… — он поглядел на часы.

Девушка поджала губы и почувствовала, что ее захлестнула обида.

Ее предложение было неуместным: он всегда в это время куда-то уходил.

— Ну что ж, побеседуем обо всем в другой раз, — сказала она холодно и вышла из комнаты.

Он выждал, пока за ней захлопнулась дверь ее спальни, и затем покинул дом.

Он ушел как раз вовремя. Если бы он пробыл в доме хотя бы еще пять минут, то ему пришлось бы встретиться со своей тещей.

Миссис Каткарт решила явиться лично, чтобы признаться дочери во всем. «Судьба милостива ко мне», — подумала она, увидев, что Гилберта нет дома.

Эдит не выразила удивления по поводу визита своей матери. Она предположила, что мать явилась к ней для того, чтобы передать ей колье. Увидев свою мать, она испытала угрызения совести, начала сожалеть, что написала ей слишком резкое письмо, так как Эдит была чутким и деликатным существом и более всего опасалась причинить кому-нибудь боль.

Однако по внешнему виду ее матери никто бы не мог предположить, что между ними произошла сцена, оставившая после себя неприятные воспоминания. Это несколько успокоило Эдит, поскольку в ее намерения отнюдь не входило продолжение ссоры.

Миссис Каткарт не стала тратить времени понапрасну.

— Наверное, ты догадываешься, зачем я пришла к тебе, — заявила она, поздоровавшись со своей дочерью.

— Я предполагаю, что ты принесла мне колье, — ответила, улыбаясь, Эдит. — Надеюсь, ты не очень недовольна тем, что я попросила его у тебя. Но я решила, что должна это сделать ради Гилберта…

— Мне очень жаль, но я не смогла принести тебе твое колье.

Эдит удивленно взглянула на нее.

— Как? Что это значит? — спросила она.

Миссис Каткарт явно избегала глядеть в глаза дочери.

— Я понесла на бирже большие потери, — сказала она, — и, полагаю, тебе известно, что твой отец оставил нам ровно столько, чтобы не умереть с голоду, а все то, что мы себе позволяли, мы имели благодаря одним лишь моим усилиям. Кроме того, мы потеряли уйму денег на Канадских океанских акциях, — призналась она.

— И что же?.. — с любопытством спросила Эдит, по тону матери поняв: сейчас последует малоутешительное сообщение.

— Мне пришлось заложить твое колье в одной маклерской фирме для того, чтобы обеспечить им мой долг в размере семисот фунтов.

Эдит глубоко вздохнула.

— Я надеялась, что мне удастся его снова выкупить, — продолжала мать, — но произошло несчастье: преступники взломали несгораемый шкаф фирмы и похитили колье.

Эдит Стендертон пристально взглянула на свою мать.

Если ранее мысль о возможной утрате колье не смутила бы ее, то теперь она почувствовала сильное огорчение. Колье могло бы пригодиться ей также и в дни нужды.

— Ну что ж, — сказала она со вздохом, — делать нечего…

Она не стала упрекать мать в том, что та сочла возможным заложить не принадлежащую ей вещь…

— Что ты мне скажешь на это? — спросила миссис Каткарт.

Эдит пожала плечами.

— Что же мне сказать на это? Колье пропало — придется примириться с этим. Я полагаю, что фирма предложила тебе какое-нибудь возмещение?

Она задала этот вопрос без какого-нибудь умысла — просто ей пришло в голову, что, быть может, удастся что-нибудь спасти.

Миссис Каткарт бросила быстрый взгляд на свою дочь. Неужели этот проклятый Уоррел передал ей все подробности? Она знала, что Уоррел хорошо знаком с мужем Эдит. Если он это сделал, то это было с его стороны очень неделикатно…

— Да, мне предложили некоторое возмещение, — сказала она, — но весьма незначительное. Вопрос о нем еще не решен, но я потом расскажу…

— А какое вознаграждение предлагают тебе? — спросила Эдит.

— Тысячу фунтов, — после минутного колебания сказала миссис Каткарт.

— Тысячу фунтов! — воскликнула пораженная девушка. Она и не подозревала, что ее колье имело такую ценность.

— Это значит, — продолжала мать, — что семьсот фунтов пойдут в уплату долга, а триста фунтов достанутся нам.

— Ну, что ж, придется мне довольствоваться тремястами фунтов, — заметила Эдит.

— Подожди немного, — продолжала миссис Каткарт, — быть может, колье еще отыщется.

Эдит покачала головой.

— Я думаю, что колье уже переплавлено преступниками, — сказала она.

— Я вижу, ты неплохо осведомлена о том, как действуют похитители драгоценностей. Ты даже знаешь о том, что они переплавляют оправу? — насмешливо осведомилась миссис Каткарт. — Уж не твой ли муженек сообщил тебе это?

— Да, — спокойно ответила девушка. — Именно он как-то сообщил мне об этом в разговоре…

— Ты, по-видимому, не скучаешь в его обществе, — сухо заметила пожилая леди и взглянула на часы. — Как у тебя ни приятно, но я вынуждена покинуть твой дом. Я приглашена к ужину. Кстати, и тебя приглашали…

— А Гилберта? — осведомилась молодая женщина.

Ее мать усмехнулась.

— Нет, на Гилберта приглашение не распространяется, — сказала она. — Я достаточно ясно дала знакомым понять, что приму их приглашение только в том случае, если твой муж не будет туда приглашен.

Эдит выпрямилась, и глаза ее сверкнули.

— Я не понимаю тебя. Ты что, намереваешься разгуливать по Лондону и распространять о моем муже всякие небылицы?

— По Лондону я разгуливать не собираюсь, но до сведения моих ближайших друзей я собираюсь довести свое отношение к твоему супругу.

— Это неслыханно, — возмутилась Эдит. — Ты не имеешь права так поступать! Ты совершила оплошность и должна все последствия принять на себя. И я совершила ошибку, но готова ее искупить и с радостью приму все то, что пошлет мне судьба. Неужели ты думаешь, что твое поведение изменит мое отношение к Гилберту?

Миссис Каткарт вызывающе расхохоталась.

— Смею тебя заверить, — сказала она, — что у меня достаточно мыслей, лишающих меня сна, но, во всяком случае, не мысль о том, в каких ты отношениях с твоим Гилбертом, беспокоит меня! Гораздо больше меня беспокоит то обстоятельство, что он вместо того, чтобы оказаться богачом, оказался бедняком! Какое безрассудство с его стороны — отказаться от должности в министерстве иностранных дел! Чего ради взбрело это ему в голову?

— Об этом тебе придется спросить его лично. Он скоро вернется, — едко возразила Эдит.

Этого замечания оказалось достаточно для того, чтобы миссис Каткарт поспешила улетучиться.

Эдит осталась одна.

Обычно это не тяготило ее, но в тот вечер она впервые почувствовала горечь одиночества, пожалела о том, что Гилберта нет рядом…

После ужина Эдит решила почитать.

Она рассеянно перелистывала страницы и вдруг испуганно вздрогнула.

— Что это? — спросила она горничную.

— Что именно, миссис?

С улицы доносились звуки музыки. Она услышала нежную, исполненную тоски мелодию…

Эдит быстро поднялась, подошла к окну и распахнула его. Перед домом стояла девушка и играла на скрипке. При свете уличного фонаря она узнала скрипачку, которая в тот памятный вечер играла «Мелодию в фа-миноре»…