"Клан быка" - читать интересную книгу автора (Тропов Иван)Эксод БЕТА-ВЕРСИЯ— Привет! — Привет… Леха неуверенно усмехнулся. Почему-то был уверен, что в реальности Алиса окажется маленьким серым мышонком. Робкая и скованная. В слишком строгом платье, чтобы скрыть невнятную фигурку. С непонятного цвета волосами, собранными в невразумительную прическу. С так себе мордашкой, на которой вечно настороженно-смущенное выражение и робкая заискивающая улыбка… Стандартная девочка синий чулок, в общем. А какие еще девчонки попадают в универ, да еще на факультет для программистов? Заранее подготовился к этому. Настроил себя на жалостливый лад… И вот теперь со странным чувством не то облегчения, не то даже какого-то разочарования разглядывал Алису настоящую. В самом деле рыжая. Сейчас волос нет, конечно, — после операции и двух часов не прошло. Но это сразу и не заметишь — на голове у нее кожаная шапочка, стилизованная под буденновку. А вот веснушчатую рожицу не скроешь. Да и не стоит скрывать, пожалуй… Яркие, даже без помады, губы, бойкое выражение — и почти такие же огромные, как у гарпии, зеленые глазищи. И почти лучатся изнутри. Сама невысокая, почти миниатюрная, но фигурка — класс! И не скрывает. Обтягивающие джинсы, белая пуховая курточка до талии, расстегнутая. Под ней темно-синий, почти черный, мохеровый свитер — обтягивающий высокую грудь… — Это хорошо, что ты такой, — сказала Алиса. Она тоже придирчиво разглядывала Леху. И, кажется, с тем же смешанным чувством не то облегчения, не то мелкой обиды, что предположения оказались неверны… — Я думала, какой-нибудь сутулый чахлик, — прямо призналась она. — Уж больно ловко ты с игроками расправлялся. Словно целые дни за компом в играх просиживаешь… Она задорно улыбнулась — то есть попыталась. Улыбка вышла медленная и странная, словно ее лицо одеревенело от холода. Леха чувствовал то же самое. Хотя пробегал в бычьем теле всего-то чуть больше недели, а все равно собственное тело казалось теперь неловким, онемелым, почти чужим. А она была в игре куда больше… Что тут сделаешь? Лишь ободряюще улыбнешься. — Пошли? — спросил Леха и обнял ее за талию. — Ну, пошли! — Алиса прижалась в ответ. С удовольствием, наслаждаясь каждым движением в своем настоящем теле. И они пошли через сумрачный холл — последний холл перед выходом из этого чертова огромного здания — к дверям, за которыми свобода. Свобода, которую отвоевали. Вырвали, наперекор всему… — Эй! Алиса сбилась с шага, Леха напрягся. — Стойте! Леха обернулся — и похолодел. Через длинный холл нагоняли два охранника. У обоих на боках открытые кобуры, и один как бы невзначай положил пальцы на рукоять… — Почти ушли… — тихо пробормотал, качая головой и не спуская глаз с Лехи. — Чуть не опоздали… Черт возьми… Неужели не успели — совсем чуть-чуть?!! Где-то за спиной, не так уж далеко, дверь — но у этого парня пальцы на самой рукоятке пистолета. Слишком рано вскрылось, что должны были выписать и вытащить из игры других?… Кто-то — сатир, Клык или тевтоны — все же достучался до Харона, и тот вернулся назад?… Черт побери, всего минуты не хватило… Всего минуты… А тело уже привычно напряглось. Краем глаза оценить расстояние до двери, а самому развернуться навстречу охранникам. Рукой тихонько отстраняя Алису за спину, чтобы успела добежать до двери. Умная девочка, она сообразит. Хотя бы она отсюда выберется… — Держи! Леха нахмурился и невольно опустил глаза на протянутую руку второго охранника. Уже решил, как лучше их атаковать: выпад, и подсечь ногой по ногам первого, того, который положил руку на рукоять. А потом сразу же на второго. Сковать его движения, повалить — что угодно, но не дать ему добраться до Алисы. Тогда она успеет добежать до дверей. Там никого, кажется. И особых запоров не видно… — Держи, держи, — охранник протягивал шапочку. Не тревога?… Всего лишь забытая вещь?… Сердце молотилось в груди, почти в горле. Чертовы доброхоты! Да чтоб они подавились ею! Да нет, даже не забытая… Совершенно чужая шапка. Черная вязанка, самого дешевого пошиба. С грубо вышитым желтой нитью треугольником, внутри которого глаз, а из глаза, как из прожектора, бьют лучи света… Так это, значит, не его шапочка была… Это бесплатный подарок от фирмы. Забота о лысых головах… Леха шагнул назад. Прочь от руки с шапочкой. — Бери, бери… — не отставал охранник. — И вот тут распишись. — Под шапочкой оказалась мятая ведомость и ручка. Или не хотят лишний раз привлекать внимание к своей конторе? Наголо обритые люди, с едва схватившимися швами через всю голову, да почти в самом центре, — да, это привлечет внимание к такому приличному снаружи зданию. Совершенно лишнее внимание. — Не надо. — Леха вежливо, но твердо отстранил от себя руку с ведомостью и шапочкой. — Давай-давай, — влез тот, что держал пальцы на рукоятке. Теперь он поигрывал ими по рифленому пластику, то поглаживая, то постукивая, будто ему не терпелось схватиться за рукоять по-настоящему. — Расписывайся и надевай. А то еще, не дай бог, простудишься, болезный ты наш… Леха медленно поднял глаза на него. Охранник будто ждал этого взгляда. Глядел прямо в глаза — и, не скрываясь, ухмылялся. Да, этот тип прекрасно знает, кого отсюда выпускают «досрочно». И он уверен, что и в этот раз все обстоит так же… Что этим двоим только что выписанным из игры доходягам осталась неделя жизни, полмесяца от силы. Хотя сами доходяги об этом еще не знают… — Напяливай, — предложил охранник. — И будет тебе счастье и жизнь долгая… Леха почувствовал, что уже давно играет желваками, до боли стиснув челюсти. — Чего уставился? — прищурился охранник. Уже не скалился. Уже с откровенной угрозой. И как же — до боли, до одури! — хочется врезать в эту жирную харю! Кулаки сжались сами собой. Накатила такая ярость… — Леш… — тихо позвали сзади. Алиса. Потянула за руку, разворачивая к себе. Ловя взгляд. — Леш….. Вовремя. Леха медленно втянул воздух, заставил себя расслабиться. Не сейчас. Эти мелкие обиды надо проглотить. Не хочется, до отвращения противно, но надо. Сейчас — надо. Не для того вырвались из игры, чтобы вот так вот, с дуру, влипнуть в новые неприятности… Леха взял шапку. — И вот тут вот распишись… — Сам крестик поставишь. Леха сунул шапку в карман куртки, а из другого достал привычную зеленую бандану. Затянул узел на затылке. Леха развернулся, подхватил Алису под руку и повел прочь. По сумрачному холлу, к двери — эта дверь маленькая и легкая, стеклянная. Но за ней не выход, а всего лишь тамбур перед выходом. Не глупить… Мерным шагом. Все дальше от охранников и все ближе к двери. И больше никаких остановок, пока не выберемся отсюда. Черт возьми, ведь чуть не сорвался! Надо же… И двух недель не пробегал в теле бычка, теперь скинул звериную шкурку, но кажется, словно бычок все еще здесь. Вместе со всеми повадками, к которым привык там. К которым пришлось привыкнуть… Все это — осталось с тобой. Забилось в дальние уголки души, но готово вырваться наружу в любой момент… Обозленный голос охранника за спиной. Так и сыплет сомнительными шуточками, одна другой злее — хочется вернуться и все-таки дать по морде… Не глупить! Даже не оборачиваться. Уже почти пришли. За стеклянную дверь, в гудящий от кондиционеров тамбур. Дальше, дальше — последние шаги до выхода! Толкнуть огромную и тяжелую, на жестких пружинах, внешнюю дверь… И оказались в другом мире. Яркий солнечный день, полный весенней свежести, звона капели и воробьиного гомона… А вверху — настоящая, пронзительная голубизна. Полная щемящего обещания чего-то настолько светлого, что с тобой еще никогда не случалось… Весь мир — перед тобой. Весь мир — твой. — Где мы… — прошептал Леха, закрыв глаза. Поднял лицо, подставляя солнцу. Под мягкие лучи, ласкающие кожу. — В лучшем из миров, — откликнулась Алиса таким же мечтательным голосом. Тоже подставила лицо настоящему солнцу, закрыв глаза. И чуть грустнее добавила: — Бета-версия… Без возможности сейва… И тут же встряхнулась, как воробей, после долгой зимы купающийся в весенней луже. — Я хочу есть! Боже мой, как я хочу есть! Словно всю жизнь не ела! И она засмеялась. Так заразительно, что Леха не удержался и засмеялся вместе с ней. Нащупал ее маленькую ладошку. Сжал. И так, рука об руку, они и пошли вперед, подставляя лица солнцу… Это было здорово, это было восхитительно хорошо — но все же под всем этим, в глубине души, оставался кусок льда, который не желал пропадать. Солнце, небо, весна, ее смех и зеленые глазищи — это все, конечно, хорошо. Просто замечательно. Только ведь еще ничего не кончено. То, что вырвались, — это не конец. Это всего лишь начало… Леха оглянулся. На гранитную обделку, на зеркальные стеклопакеты, на массивные двери… — Леш… — напряглась Алиса. — Что? Леха старательно вскинул брови, будто бы не было никакого повода для этого напряженного оклика. Но Алиса смотрела внимательно и напряженно. Ее и там-то, в игре, было трудно провести, а уж теперь-то, когда лица реальные и каждый лицевой мускул на виду… — Леш, не надо… Все равно с этим ничего не сделать, только себе же хуже будет. Как бы вновь туда не попасть… — А все то, что было? — Ну… — Алиса опустила глаза. — Это было там, и пусть там и останется. Надо просто забыть. Как о дурном сне. Понимаешь, Леш? — Алиса подняла глаза, глядя почти с мольбой. — Просто забыть… — А те, что остались?… Та серебристая?… Черная… — Я помню… — Алиса снова опустила глаза. Вздохнула. — Я попытаюсь им помочь… Я видела движок игры изнутри, теперь и снаружи будет проще его потрошить. Теперь-то не надо изобретать велосипед, все ломалки под рукой будут, и дело пойдет веселее… Боль я с них сниму. А может быть, получится и вытащить их оттуда. Так же, как нас. Леха открыл рот: но ведь кроме двух гарпий есть еще остальные, несколько сотен. И даже если вытаскивать по дюжине в месяц, всех не вытащить… Но так ничего и не сказал. — Можно постараться помочь, но всего сразу не изменить… — все убеждала Алиса, ловя его взгляд. — Это система, Леш… Ее нельзя сломать. Если с ней свяжешься всерьез, ты только себя погубишь… Леха постарался улыбнуться, буркнул неопределенное: — Ну-у… Словно и в мыслях такого не было. Но ее, конечно, не провести. Она все пыталась поймать взгляд — внимательная и взволнованная. Умная, сообразительная. Искренне желающая как лучше — но всего лишь женщина… Когда мир ужасен, женщина тяжело вздыхает, а потом закрывает окно красивой занавеской. Даже если мир рушится. Ведь за занавеской-то, в милом уютном доме, все в порядке, все хорошо… Какое-то время. И ее не переубедить, что кто-то должен не прятаться за красивой шторой, а бодаться с этим чертовым миром. Да и не стоит переубеждать. Она всего лишь женщина. Красивая, хорошенькая женщина. И переделывать этот мир — вовсе не ее дело… — Систему не сломать… Только сам пропадешь, Лешка… Не надо… Пожалуйста… Надо просто забыть обо всем этом… Просто забыть… Были медная гарпия и стальной бык — и нет их больше… Будто и не было никогда… Она ловила взгляд, ожидая ответа — хотя бы в глазах. Леха взял ее под руку и повел прочь. — Леш?… Пообещай мне, что не будешь делать глупостей. Леш… Пожалуйста… — Вот ведь приставучка рыжая! Леха вырвал локоть из пальцев Алисы, обхватил ее за талию, приподнял — и закрутился на каблуках, оторвав ее от земли. Алиса понеслась вокруг, как на карусели: — О-о-ой! Лешка, перестань! — Алиса обхватила Леху руками, чтобы хоть за что-то держаться. А Леха все крутил и крутил ее вокруг, все быстрее и быстрее. Спросил с театральной грозностью: — Будешь еще приставать с паникерскими настроениями, рыжая?! — Лешка-а-а! — засмеялась Алиса. — Лешка, отпусти! Уронишь! — Специально отпущу, чтобы глупостей не выдумывала! — Все, не буду… Честно, не буду!… А-а-а! Она смеялась, ее щеки разрумянились, а в глаза вернулся прежний веселый блеск — почти такой же, как когда она в первый раз увидела это светлое весеннее небо, настоящее небо… Леха поставил ее на землю, но она шаталась, да и сам шатался. И схватившись друг за друга, чтобы не упасть, просто стояли и хохотали. Радуясь тому, что вокруг небо и солнце, весна и капель. И она, красивая и веселая… И прежде чем она успела опомниться, схватил ее под руку и потащил дальше, утягивая на боковую улицу. Чтобы даже за спиной не чувствовать это давящее присутствие громадины фирмы. Свернули — и Леха тут же взмахнул рукой: — Такси! Старенькая желтая «волга» с шашечками на боку проворно нырнула к тротуару. Над шашечками вычурная надпись из букв под старославянскую вязь: «ООО „Веселый кучер“. Кучер… Вроде бы и слово как слово — а вот словно бы неприятный привкус у него какой-то… Леха мотнул головой, прогоняя наваждение. Чертовщина какая в голову лезет! Слово, видите ли, не нравится… — Прошу! — Леха распахнул заднюю дверцу, приглашая Алису. Алиса нырнула в машину, попыталась сделать это по-кошачьи мягко и грациозно — и у нее это почти получилось. Если не считать того, что тело, жившее месяц с лишним своей собственной жизнью, чуть занесло. Она задела макушкой по дверной раме. Хорошо, кожаная шапка под буденновку смягчила удар. Алиса шуточно чертыхнулась и опять прыснула. Леха лишь покачал головой и полез следом на заднее сиденье. Чтобы сидеть рядом с ней. Тоже улыбаясь — рядом с Алисой невозможно не улыбаться. Лучится жизнерадостностью, заливает все вокруг тихим светом, как еще одно солнышко… Водитель хмуро разглядывал ее в зеркало заднего вида. И как можно быть таким хмурым? В этом огромном мире, где можешь идти куда хочешь! Можешь делать, что тебе только захочется, что угодно! Под весенним небом, под звон капели… — Куда? — спросил водитель. Голос у него был еще мрачнее, чем лицо. На миг словно повеяло чем-то из предыдущих дней — безнадежностью игры, из которой не выбраться, а в городе объявления с наградой за твою голову… На миг даже показалось, что где-то слышал этот голос… Нет, нет! Не надо сходить с ума. Просто у человека паршивое настроение. Бывает. И когда в зеркале заднего вида поймал взгляд водителя, Леха широко улыбнулся. От души, стараясь зацепить улыбкой и этого хмурого водилу, поделиться с ним кусочком радости. — В кафе! Куда угодно, где можно перехватить чего-нибудь горячего и вкусного! Хоть в «Мак». — И чтобы хороший вид! — потребовала Алиса, тоже пытаясь улыбкой растопить угрюмость водителя. — Хочу пространства, воздуха и солнца! Но водитель сделался еще смурнее. Резко тронул машину и влился в поток, несущийся по улице… Город летел за окнами машины. Сотни машин, лиц, домов… И солнце. И такое прозрачное весеннее небо! Рядом щебетала Алиска, решая, что же она сейчас съест. Хотелось всего и сразу. В желудке совсем, совершенно пусто… Тихо урчал мотор, шуршали шины под днищем, шумел поток машин снаружи. Болталась игрушка, привешенная на шнурке под зеркалом заднего вида. Маленькая мягкая игрушка — буйволенок, сшитый из разноцветных кожаных лоскутков. С черными глазками-бусинками, с крошечными замшевыми рожками. Смешной, неказистый, совсем не страшный — но с ужасно упрямым выражением на морде… Жутко симпатичный, аж захотелось такого же себе. Вот только зачем-то — утыканный булавками. Словно это не крошечная игрушка, а отлитая из воска фигурка какого-то личного врага, в которую медленно, с наслаждением, одну за другой втыкали иголки… — А потом мороженого, — вела съестную кампанию все дальше Алиса, положив голову на плечо. — С шоколадной крошкой и дольками ананаса… Да? Или лучше с киви? — Всего — и побольше, — улыбнулся Леха, не очень-то соображая, что говорит. Глядел в ее лучащиеся глаза — и лишь кивал. Улыбался, совершенно размякнув, и кивал. Счастливый до неприличия… Пока взгляд случайно не зацепился за то, что было за головой Алисы. Заднее стекло… Там, по низу стекла, над самым резиновым уплотнителем, шла прозрачная наклейка с короткой надписью. Какой-то миг Леха пытался сообразить, что это за слова, — изнутри машины буквы шли задом наперед, — а внутри уже что-то оборвалось. Нет, не может быть… Но буквы, даже перевернутые, упрямо чернели на окне, и надпись слишком короткая, чтобы мозг долго с ней возился. Уже отразил надпись так, как надо: «Wintel sux». Господи… Алиса… Только бы она это не увидела… Леха обнял ее, прижал к себе, а «волга», хоть и шла в совершенно свободном ряду, вдруг вильнула. Перешла в другой ряд, нагло подрезав голубенький «фольксваген». Женщина за его рулем — зеркальные очки и густая грива длинных рыжих волос — едва успела среагировать. «Фольксваген» почти поцеловал «волгу» в задний бампер, но в самый последний момент она успела нажать на тормоза. Слишком сильно. Машина сбросила скорость так резко, будто налетела на преграду. Женщину швырнуло на руль, а «фольксваген» быстро отстал. Раздраженно гавкнула клаксоном машина, шедшая следом. Резко вильнула, обходя почти вставший «фольксваген». — Кукла накрашенная! — сообщил водитель. Будто бы и раздраженно, но в зеркале заднего вида на его лице — подобие улыбки. Впервые за всю поездку… — Понакупают прав, а машину водить не умеют, кошки драные… Мать их шпалой… Тело Алисы под рукой напряглось. Она осеклась на полуслове. Застыла, как манекен. Улыбка вылиняла, лицо превратилось в безжизненную маску, а глаза будто бы потухли, задернулись воспоминаниями… В следующий миг она рванулась вперед, к водительскому сиденью. К изголовью, к шее водителя — скрючившимися от ненависти пальцами. Леха успел быстрее. Перехватил ее руки, обнял, прижал к себе… — Лис…— шептал Леха. — Не надо… Лис… Лис, пожалуйста… Но Алиса не слышала. Дрожа от напряжения, она пыталась вырваться. Броситься к креслу, к тому, кто за ним… Скрюченные пальцы так и застыли, словно окостенели. Две когтистые лапы. И глаза — совсем другие. Злые. Дикие. Безумные… Гарпия никуда не пропала. Она была здесь. В этом теле, за этими глазами. Осталась тут. Навсегда. |
||
|