"Суд Линча" - читать интересную книгу автора (Троицкий Андрей)

Глава двадцать четвертая

На журнальном столике перед Ледневым лежали две стопки фотографий, одна высокая, другая совсем тоненькая. Он брал фотографии из высокой стопки, рассматривал каждую несколько секунд и перекладывал в другую тоненькую стопку. Вся семейная жизнь, вся кинематографическая карьера уместилась в пачку снимков. Вот он и жена Лена провожают сына Юрку в первый класс. Все трое на снимке, Юрка посередине, половина его лица закрыта высоким букетом гладиолусов.

Но все равно можно догадаться, что Юрка не в восторге от своего будущего. Придется идти в какую-то школу и лучшие часы детства провести за партой в казенном доме. Ученик из сына получился не образцовый, кажется, в шестом классе его даже хотели оставить на второй год. Лена тоже выглядит невеселой и немного растерянной. А сам Леднев в темном строгом костюме и белой сорочке, застегнутой на все пуговицы, улыбается в объектив. Все-таки интересно, чему он тогда улыбался? И кто делал этот снимок? Сейчас уж не вспомнить.

А вот Леднев с оператором Рыбиным на съемках фильма «Провинциальный аптекарь» в Рязанской области. Рыбин, хмуря брови, смотрит куда-то в сторону, отягощенный своими невеселыми мыслями. Леднев в привезенной из-за границы кожаной куртке со множество молний, шикарной куртке, вещи по тому времени редкостной, выглядит свежим и беззаботным. Работа над фильмом шла на всех парах, только запустились в производство, а уже успели выехать на натуру и отснять пленки уже метров шестьсот – семьсот. По-стахановски работали. Уже через пару дней Рыбин испортит ему настроение, запьет по-черному, так запьет, что придется отстранять оператора от съемок, ездить в Москву, чтобы найти замену.

Выигранное время окажется растраченным на всякие пустяки. Когда новый оператор приехал на место, зарядили такие дожди, что съемочная группа месяц не вылезала из рязанской гостиницы, ожидая погожих дней, у Леднева украли кожаную куртку с «молниями», он, окончательно озверев от пьянства актеров, успел переругаться с исполнителями двух главных ролей и всерьез собирался бросить все и уехать к чертовой матери в Москву. Но тут дожди кончились, и все сказочным образом переменилось. Актеры перестали пьянствовать, с исполнителями главных ролей пошли на мировую. Вот только куртку, как ни искал её Леднев, найти так и не удалось.

Взяв другую фотографию, Леднев не стал её долго рассматривать, лишь бегло взглянул на неё и отложил в сторону, решив выбросить. Юрка с очередной своей девицей. А вот снова Леднев, на этот раз на даче, стоит в полный рост, держится одной рукой за черенок воткнутой в землю лопаты. Очевидно, снимала Лена, одно время она увлеклась фотографией, правда, увлечение быстро прошло. Точно такую же фотографию Лена поставила на каминную полку на даче. И ещё там была пара-тройка фотографий, сделанных в дачном интерьере, кажется, тоже на улице, точнее, на участке.

Мельников ещё заинтересовался этими снимками, брал ключи от дачи, чтобы посмотреть стоящие на камине карточки, перелистать семейный альбом. Все-таки интересно, почему именно эти фотографии тогда его заинтересовали? Леднев, не досмотрев до конца лежащие на столе снимки, рассовал их в объемистые конверты из толстой грубой бумаги и убрал в письменный стол.

За окном все шел начавшийся ещё ночью дождик. Леднев надел темный костюм, светлую сорочку, долго возился, выбирая строгий галстук. Те, что висели в шкафу, как назло, оказались веселых ярких тонов и расцветок. Нет, такие сейчас не годятся. В них можно завалиться на вечеринку или сходить в ресторан, но не на кладбище ведь. На полке с бельем Леднев нашел то, что искал. Совершенно новый, в упаковке, темный, в цвет костюма шелковый галстук. Уже завязав перед зеркалом аккуратный узел, услышал звонок в дверь и пошел в прихожую.

Посмотрев в глазок, он увидел то, что ожидал увидеть. Печальное, какое-то помятое лицо Виноградова. Час назад тот позвонил по телефону и сказал: «Я обязательно должен зайти. Обязательно. И не пытайся возразить, все равно приду». «Только поскорее, я на кладбище собираюсь», – ответил Леднев и положил трубку. Виноградов всегда появлялся в неудобное время и в неподходящем месте, тут уж ничего не поделаешь. Леднев распахнул дверь.

– Приветствую, – сказал Виноградов, но остался стоять на пороге, вращая головой из стороны в сторону.

– Ну, ты что, в музей на экскурсию пришел? – Леднев едва не застонал. – Или проходи, или изучай обстановку с другой стороны, а я дверь закрою.

– Подожди, – попросил Виноградов. – Не каждый ведь день такое видишь. Пять дней назад на этой лестнице было настоящее побоище.

– Да, здесь было настоящее побоище, – Леднев взял Виноградова за мокрый рукав плаща и втянул в квартиру. – И можешь не расспрашивать меня о подробностях. Во-первых, говорить об этом я не хочу.

– А во-вторых? – поинтересовался Виноградов.

– Во-вторых, не хочу говорить об этом с тобой, – ответил Леднев. – Как-нибудь потом все обсудим, когда пройдет время.

– Хорошо, как скажешь, – Виноградов понимающе кивнул. – Может, в комнате поговорим?

– Проходи, – Леднев посмотрел на часы. – Времени у меня хрен да маленько.

Виноградов повесил на крючок мокрый плащ и, пройдя в комнату, с хмурым видом уселся в кресло и закурил. Ледневу пришлось занять другое кресло и снова поторопить гостя. Виноградов решал, с чего начать, застегнул и расстегнул верхнюю пуговицу рубашки.

– Значит, наша затея с фильмом окончательно лопнула? – спросил он, хотя знал ответ. – Ну, Бог с ним. Сколько у нас было неснятых фильмов… Не сосчитать. Задумаем что-нибудь, обговорим. А потом все летит в тартарары. Одним проектом больше, одним меньше. Ничего, выдержим.

– Ты меня что – утешать пришел? – только того и не хватало, чтобы Виноградов его успокаивал. Да, выбрал время для неуклюжих реверансов. – По этому поводу меня не нужно успокаивать. Это я уже пережил. Нет тут никакой трагедии, ну, не получилось, значит, не получилось.

– Правильно, Иван, так и нужно к неудачам относиться, философски, – кивнул Виноградов и внимательно рассмотрел свои носки в красную клетку. – Ноги вот промочил. Простуды боюсь, а ноги вот промочил.

– Закаляйся, – посоветовал Леднев. – Если у тебя все, может, пойдем?

– Я другое хотел сказать, то есть я за другим пришел, – Виноградов достал из кармана платок и высморкался. – Точно, уже простудился. Я вчера по телефону с твоим Юркой разговаривал.

– И до чего вы договорились? – Леднев потушил сигарету.

Накануне забрать какие-то свои тряпки заезжал сын. Леднев в минуту душевной открытости рассказал ему, что остался должен одному человеку крупную сумму и хочет эти деньги вернуть в срок. Сейчас Леднев жалел о том, что был слишком откровенен с сыном. Этих вещей Юрке знать не следовало. Значит, сын поделился информацией с Виноградовым.

– Вообще-то я в курсе твоих дел, – Виноградов скомкал платок в ладонях. – Знаю, кому именно ты должен деньги. Я все понимаю, у тебя в последнее время были большие траты, расходы были, – последняя фраза прозвучала двусмысленно. – Ну, я имею в виду похороны Елены Викторовны. Ты раздал её долги, рассчитался со всеми её кредиторами, даже теми, кто не настаивал на возвращении денег. Я ведь знаю, у Лены были долги. Ты поступил правильно. Если я завтра умру, мои долги будет некому отдать за меня. Ты правильно поступил.

– Как поступил, так поступил, – Леднев нахмурился. – Сейчас уж ничего не переменишь.

– Собственно, я хотел сказать тебе одну вещь, – Виноградов закашлялся. – Да, одну вещь.

– Так говори, не тяни резину, – Ледневу показалось, что бестолковость Виноградова именно сейчас достигла своего пика. – Что ты ходишь вокруг да около?

– Конечно, – Виноградов погрузил руку во внутренний карман пиджака и вытащил плотный конверт, перехваченный посередине резинкой. – Мы с женой посоветовались, да… Сам понимаешь, деньги-то у нас с ней общие. Посоветовались и решили тебе помочь. Откладывали на черный день. Но пока черный день не наступил, деньги нам не нужны, – Виноградов положил конверт на стол между собой и Ледневым. – Жена сказала, Иван не будет брать деньги, он слишком гордый. Она сказала, что я должен убедить тебя взять деньги. И я тебе вот что скажу: сейчас у тебя неприятности, но тут не до тонких материй, гордости и всего такого.

– Так что, ты мне деньги принес? – Леднев озадаченно захлопал ресницами. – Что-то я не понял…

– Что же здесь понимать? – Виноградов подвинул конверт к Ледневу. – По-моему, все ясно. Мы хотим тебе помочь, вот и все. Жена сказала, я должен убедить тебя взять деньги. Я говорю тебе: отдашь, когда появится возможность. Нам ведь не к спеху.

– А если у меня такой возможности ещё долго не появится?

Леднев посмотрел на конверт и решил, что перед ним на столе лежат все сбережения четы Виноградовых. Деньги деньгам рознь. За последние годы к Виноградовым легких денег не приходило. Значит, и расставаться с ними было трудно.

– Ничего, можно потерпеть, – Виноградов кивнул на конверт, – не так много. Но это лучше, чем ничего. Это вроде как начало. Курочка по зернышку клюет. У одного, у другого займешь, глядишь, вся сумма и наберется.

– Спасибо, конечно, большое, – Леднев покачал головой. – Мне бы и в голову не пришло занять деньги у тебя. У меня есть на примете пара-тройка состоятельных людей, у которых можно одолжиться.

– Стоит только человеку попасть в какой-нибудь переплет, как люди, у которых ещё вчера можно было одолжиться, вдруг пропадают, – сказал Виноградов. – И ты этот закон знаешь. Это ещё большой вопрос, дадут ли тебе денег.

– Да, это вопрос, – согласился Леднев.

Сегодняшним утром он сделал несколько звонков тем людям, которые, кажется, не могли отказать. Одного не оказалось в Москве. Другой купил на прошлой неделе дорогую иномарку. Третий выдавал дочь замуж. Телефонная книжка полна номеров, можно обзвонить всех по порядку, каждому сказать нужные слова, авось, не откажут.

– И потом, я подумал, – Виноградов почесал затылок, – мы же с тобой друзья. Старые друзья мы с тобой. Я должен тебе немного помочь. Ты ведь сколько раз мне помогал. Мы же друзья.

Леднев был так растроган, что минуту не отвечал, боясь, что голос дрогнет.

– Да, мы друзья, – наконец сказал он. – И сейчас я не отказываюсь от дружбы, пойми правильно, отказываюсь только от денег. И пожалуйста, не уговаривай меня, как девицу. И не говори, что друзья проверяются в беде – знаю. Всякое может со мной случиться. Я не уверен, что смогу вернуть тебе долг.

У ворот кладбища Леднев, спасаясь от мелкого дождя и промозглого ветра, поднял воротник плаща, потуже обтянул шею шерстяным кашне и сдвинул кепку на самый лоб. У старухи, спасающейся от непогоды под жестяным навесом, он купил букетик мелких розочек на коротких ножках. Выбор цветов был совсем небогатый, а других торговцев давно разогнала непогода.

– Вот ещё хорошие цветочки, последние, – бабка показала пальцем на картонный ящик у своих ног, в углу которого съежились фиолетовые хризантемы. – Недорого, милок, отдам, – она с надеждой посмотрела на Леднева. – А то ревматизма замучила стоять тут.

Леднев спросил цену и расплатился. Старуха спрятала деньги за пазуху, подняла картонный ящик и заковыляла прочь, переваливаясь, как гусыня. Сунув букетики цветов под мышку, Леднев нашел в кармане плаща сигареты и прикурил. На пустой кладбищенской аллее попалась только тощая собака с всосанным животом и выпирающими ребрами. Вильнув хвостом, она побежала по своим делам, не надеясь на подачку одинокого посетителя. Пройдя мимо церкви, Леднев свернул на боковую аллею и прибавил шагу. Со старых высоких деревьев на асфальтовую дорожку летели крупные прозрачные капли. Где-то вверху, скрытая листвой дубовой кроны, закричала ворона.

Он поднял голову кверху и получил по носу тяжелой каплей, слетевшей с ветки. Вздохнув, Леднев вытер нос, решив не обращать внимания на коварную ворону, а идти своей дорогой. Он свернул на узкую тропинку и увидел сына. Засунув одну руку в карман короткой кожанки, Юрка, высокий и сутулый, шагал ему навстречу, раскрыв купол черного зонта. Увидев отца, Юрка остановился, дожидаясь, пока Леднев подойдет.

– Привет, – Леднев протянул руку. – Что-то ты мне не сказал, что сюда собираешься.

Кисть Юркиной руки оказалась холодной и влажной.

– Случайно заехал, – Юрка посмотрел на отца, прищурившись. – Что-то неважно ты выглядишь. Или день просто такой серый.

– Спал плохо, – ответил Леднев.

– Ясное дело, когда на твоем пороге людей убивают, сон пропадает, – Юрка усмехнулся. – Ну, пойдем, чего стоять мокнуть.

Развернувшись, Юрка зашагал рядом с отцом.

– А почему похороны этого ветеринара, как его, Голубцова отложили? – спросил он.

– У Голубцова брат на Севере живет, – Леднев переложил цветы из рук в руку. – Пока брата отыскали, то да се. Не хотели без него хоронить. А брат только завтра к вечеру прилетит. Вот и отложили это дело.

– Ясно, – Юрка шагал вровень с отцом, держа над ним зонтик. – И как он только оказался в ту минуту на лестничной клетке? Мусор что ли пошел выносить?

– Кто его знает, – Ледневу не хотелось говорить о смерти. – Картечь превратила Голубцова в сито. Но в морге его привели в божеский вид. Когда приходил следователь, он спрашивал, что я обо всем этом думаю. Он говорит, вернее предполагает, что эти кровавые события как-то связаны со смертью Лены. А Голубцов просто нежелательный свидетель. Это, как я понял, одна из версий. По-моему, не самая удачная. Хотя черт его знает. Я сам так во всем запутался, растерялся как-то, ничего умного сам придумать не могу. Пока убийца матери гуляет по городу, где-то среди нас, я во все готов поверить, в любую чепуху. Они в МУРе создали следственную бригаду, дело на контроле в областной прокуратуре. Но кого искать они, по-моему, и сами не знают.

– Мельников – бывший муровец, они должны постараться, – Юрка шмыгнул носом.

– Постараются, – Леднев тряхнул цветами и дождинки веером разлетелись с целлофановой обертки. – Давай не будем об этом.

Они остановились возле могильной ограды, окрашенной черным лаком и серебрянкой. На высоком, ещё хорошо не осевшем холмике земли лежали четыре красные розы, видимо только что оставленные Юркой. Воткнутая в изголовье могилы металлическая табличка немного покосилась на сторону. Леднев поправил её, освободил цветы от обертки и положил их на землю.

– Вот я и пришел, Лена, – сказал он. – Сегодня у тебя день посещений.

Он скомкал в кулаке целлофан в хрустящий круглый шарик и сунул этот шарик в карман плаща. Карман смешно оттопырился.

– Все-таки хорошо, что мать похоронена здесь, на старом кладбище, – сказал Юрка. – Рядом с бабкой. Это правильно.

– Конечно, где же ей ещё лежать, – кивнул Леднев. Не зная, чем себя занять, он поправил на могиле цветы. – Здесь её мать похоронена, и она здесь, – Леднев потеребил кепку. – Да, вот мы и пришли, вместе, оба пришли с тобой повидаться. Мы виноваты перед тобой. Каждый по-своему виноват. Прости нас.

– Да, прости нас, – повторил Юрка.

– Скоро здесь поставят большую плиту и цоколь из полированного гранита, – сказал Леднев. – Я выбрал самый лучший камень. Тебе бы понравилось. Тебе понравится. Высокий такой. Скоро в мастерской все закончат. Это будет красивый памятник.

Юрка стоял молча, крепко сжав пальцами ручку зонта.

– Это будет хороший памятник, – повторил Леднев, комкая в кармане шарик из целлофана. – Он тебе понравится, – он провел по лицу ладонью и, замолчав, постоял так несколько минут. – Сейчас, Лена, у меня нет для тебя хороших новостей, – снова заговорил Леднев. – Мой новый фильм полетел к черту. А про другие вещи я даже рассказывать не хочу. Просто черная полоса. Но в следующий раз, когда я приду, то обязательно скажу что-нибудь хорошее. Все изменится. Жаль, что тебя не вернуть. Но знай, что ты всегда со мной. А в следующий раз я приду с хорошими новостями. Скоро я снова приду, – Леднев постоял молча ещё пару минут.

– Пойдем, отец, – Юрка тронул его за плечо.

– Да, пойдем, – кивнул Леднев.

Он повернулся, вышел вслед за сыном за ограду, закрыл за собой калитку и оглянулся. Цветы мокли под дождем на земляном холмике. Леднев зашагал по дорожке к выходу.

– Да, Юрка, осиротели мы, – сказал он сыну. – Но надо жить. Надо жить дальше.

– Осиротели, – повторил Юрка.

Выйдя на центральную аллею, Леднев закурил и промолчал до самых ворот кладбища. Перед аркой он выбросил намокшую сигарету.

– Вот и проведали мать, – сказал он Юрке. – Звони, не пропадай.

– И ты не пропадай, – Юрка крутанул на пальце ключи от своей машины. – Если у тебя совсем хило с деньгами, мою тачку можно продать. Ты скажи.

– Ладно, катайся, – Леднев махнул рукой. – Будь здоров.

Леднев перед тем как сесть за руль, посмотрел, как отъезжает сын. Сняв руку с руля Юрка помахал отцу ладонью.

– Сын хочет мне помочь, надо же, – сказал Леднев самому себе. – Очень трогательно.

Привычка разговаривать с самим собой появилась уже давно. Он разговаривал сам с собой, когда подолгу оставался один или волновался. Сейчас он волновался.