"Прощание кремлевского диггера" - читать интересную книгу автора (Трегубова Елена)

ПРОСТО ЧТОБЫ ПОПРОЩАТЬСЯ

Вы, видимо, уже догадались, что, проведя несколько недель после взрыва бомбы за границей, я все-таки вернулась обратно в Москву. А возвратившись, я, наконец, четко поняла, почему меня всю жизнь так тягостно, так маниакально, так по-личному тревожил каждый провал в политике реформ. Идиотски звучит, да? Просто, видимо, я интуитивно, каким-то шестым чувством предвидела, чем все это закончится лично для меня. Перечислить? Тем, что, выходя теперь из квартиры, я каждый раз проверяю, нет ли под дверью растяжек от очередной бомбы – как меня научили специалисты по секьюрити. Тем, что если за мной в моем родном городе десять минут подряд идет по улице один и тот же человек, то я догадываюсь, что это вряд ли поклонник, желающий взять у меня автограф. Тем, что я никогда больше не говорю ни о чем важном по телефону, а если говорю – то каждый раз опытным редакторским взглядом представляю, как эффектно будут смотреться эти распечатки на каком-нибудь сайте, куда спецслужбы регулярно сливают прослушки. Тем, что выпуски теленовостей вызывают у сограждан в лучшем случае легкий матерок: недавно зашла в аптеку, а там две продавщицы по телевизору услышали, как Путин говорит Фрадкову про «хороший задел на будущее». И обе тетушки, хором, не сговариваясь, друг другу: «Брежнев,… твою мать!» Но главный и самый страшный итог – я теперь каждый день боюсь за родных и друзей, спускающихся в метро и переходы как на отложенную казнь, в ожидании новых терактов. И каждый день, оказываясь в магазине, кино и даже просто на улице, вынужденных гнать от себя мысль: «Где в следующий раз?» Вот ровно так человеку, находящемуся сегодня у власти, удалось за неправдоподобно короткий срок изуродовать мою страну, мой родной город. Вот таков лично у меня исторический итог провала либеральных реформ в России. История – это вообще предельно личная штука. Сугубо индивидуальная. Коллективным вообще бывает только психоз. Но иногда в истории случаются странные, волшебные воронки – едва осязаемые, но оттого не менее реальные, закручивающиеся по едва ли объяснимым для человеческого сознания спиралям – когда великие шансы предоставляются не отдельным людям, а целой стране. Предоставляются не «за что», а вопреки. Просто потому, что до этого в истории, сделанной человеческими руками, уже было чрезмерно много зла и бездарности. Так вот, точно так же, как у отдельного человека всегда есть выбор – принять даруемый ему шанс и изменить жизнь – или профукать дар, и продолжить жить средненькой, недореализованной, и из-за этого несчастной жизнью – точно так же и у страны. Страна тоже может воспользоваться тем чудом, тем великим шансом которые ей дарован, – а может вновь, как ветеран-аллигатор, уползти обратно в знакомое, тёпленькое, ленивое и зловонное стигийское болото. Так вот, Ельцин, несчастный старый больной дедушка Ельцин, был чудом. Вернее – конечно, не он сам. Просто был тем, кто неожиданно почувствовал этот великий ритм и дыхание времени, этот великий шанс и великий вызов. И – как маг постарался соответствовать этому вызову. Ну подумайте сами: человек, который всю жизнь проработал в коммунистической партийной номенклатуре, вдруг в 60 лет, задрав штаны, залезает на танк – и ломает свою судьбу. Все-таки что-то символическое была в том, что Ельцин приехал в Москву именно из Екатеринбурга, где в начале прошлого века большевики убили доктора Боткина и семью его любимых пациентов. Был какой-то странный смысл и в там, что именно Ельцин в советское время приказал снести злосчастный Дам Ипатьева – первый расстрельный подвал XX века. И именно этот Ельцин несколькими годами спустя, вдруг, по какому-то наитию, превратился в яростного антикоммуниста, кающегося за массовые убийства и репрессии почти вековой красной диктатуры в моей стране. В Ельцине действительно был какой-то дух покаяния. Ну откуда еще в партаппаратчике, привыкшем управлять волюнтаристскими методами, вдруг, когда он пришел в Кремль (то есть, когда властных возможностей стало на много порядков больше), появилась святое, бережное отношение к журналистам? Ельцина поливали в прессе грязью так, как ни одному президенту за последние десятилетия, наверное, не снилась. И он ни разу не закрыл ни одну газету, ни один телеканал и даже не привлек к суду ни одного журналиста. Поймите меня правильно: я ничуть не обожествляю старого, тяжко и неуёмно закладывавшего, взбалмошного человека, который в моменты депрессий позволял своей семье и окружению из-за неумных мелко корыстных интриг разваливать одну за другой все властные и экономические конструкции, которые могли гарантировать стране стабильность и цивилизованное развитие. Я вообще говорю сейчас не о Ельцине. Я о нем и так уже наговорила в своей первой книге много хорошего, плохого и разного. Я говорю о духе истории. Свою историю можно прожить как великую, а можно – как бездарную. Знаете, это точно так же, как когда парень влюбляется в девушку, но она кажется ему недосягаемой. И вместо того чтобы заняться самосовершенствованием, он, с горя, плюет на мечту и идет в бордель. А потом берет и женится на другой, случайно подвернувшейся под руку. И вроде и жена ничего, как у всех, и дети не дебилы, только вот вся жизнь из-за этого как-то моментально бессмысленной стала, и удавить всех почему-то хочется. Вот точно так же случается и со страной, упустившей свой шанс. Она погружается в безвременье и серенькое уныние. Именно таким был Советский Союз при Брежневе: страной нереализованных спившихся гениев. Заживо замурованных в официоз. Именно такой (ну только чуть более сытой) рисковала стать и путинская Россия. Тоталитарная власть бездарна прежде всего потому, что ставит талантливых людей перед невыносимым выбором: либо «прогнуться» и превратиться в обслуживающий персонал Кремля (то есть слиться с бездарностью), либо быть вышвырнутым на улицу и оказаться лишенным права работать в своей стране в своей профессии. Я говорю страна «рисковала», а не «рискует», потому что теперь, после теракта в московском метро, взрыва на Рижской, гибели самолетов, Беслана, даже застой и серость может показаться самой светлой – и уже нереализуемой мечтой Путина.

В этом контексте предельно сложно понять тех, кто играл в России по-крупному – олигархов. Почему у этих талантливых, азартных и запредельно целеустремленных ребят, которым хватило смекалки молниеносно попилить бывшую госсобственность и сколотить себе миллиардные состояния, ни разу за последние 10 лет так и не хватило ума, чтобы после первичного дикого, бандитского накопления капитала договориться и объявить мораторий на мочилово ради сохранения у страны шанса на цивилизованное развитие? Почему даже после начала путинского раскулачивания отечественные олигархи продолжили руководствоваться не то чтобы даже трусливым, а скорее глуповатым принципом: «Пусть сожрут всех, но меня – последним»? Почему оставшиеся «в живых», в смысле – на родине, бизнесмены, вместо того чтобы попытаться удержать страну на последнем миллиметре от пропасти, предпочли с упоением грабить более удачливых конкурентов руками спецслужб и прокуратуры, смирившись ради этого с укреплением у власти «людей в штатском», считающих либерализм и гражданские свободы досадной и назойливой помехой для своей новой государственно-клановой монополии, на скорую руку задрапированной новой идеологией квази-культа личности?

У вас что, господа, единственная цель была в жизни – кто кого сколько раз кинет? И стоило ради этого тратить десятилетие на изощренные хитросплетенные интриги, чтобы потом опять вернуться ровно к тому, с чего и начинали? И чтобы страна, так много раз подряд и такими извращенными способами изнасилованная за прошлое столетие, вновь от безнадеги и апатии упала в объятия очередного, невеликого, диктатора? В общем, многолетними коллективными упорными усилиями моя страна опять убила свой великий шанс. Шанс на бархатную революцию после века бездарной тирании. Благодаря Ельцину бархатная революция – мечта, посещавшая хотя бы однажды в истории, пожалуй, каждую страну, название которой вам интересно на карте, – для России почти было уже стала реальностью. «Почти» именно потому, что две главные опасности, которых необходимо избежать бархатным революционерам – это, во-первых, кровопролития и, во-вторых – реванша. Массового кровопролития в момент перехода от одного строя к другому Ельцину удалось избежать. Однако затем, как ни силился он согнуть линию развития страны в спираль, на следующий виток, тем не менее она упрямо загибалась в примитивный круг. И в результате замкнулась ровно в той точке, из которой был начат путь. Но, как показывает опыт Путина, история страшно мстит тем, кто пытается изнасиловать ее ритм. Спираль, которую неестественно сжимают в пружину, в конце концов, распрямляется и бьет в лоб. Пугающим, вопиющим безумием, глухотой, потерей всякого чувства времени и истории, голосом из позавчера прозвучали слова Путина в обращении к нации после Беслана – о том, что «нам удалось сохранить ядро Советского Союза».

И это в тот момент, когда в реальности-то Советский Союз как раз только сейчас и начал разваливаться – и только сейчас у таких бывших советских колоний, как Грузия, Украина, Молдова, впервые появился шанс обрести реальную независимость от продолжающего воинственно клацать вставной имперской челюстью виртуального союзного центра, так и не выучившего урок, на осмысление которого история давала нам 13-летнюю отсрочку и затишье. Путин, человек из позавчера, абориген каменных джунглей советской номенклатуры, после 11 сентября попытался на халяву, просто за поддержку Буша, как взрослый, сесть за один стол с вождями постиндустриальных держав. При этом он не только не попытался развить свою страну, а наоборот задал ей принудительный вектор в сторону политической деградации и экономического застоя. В результате, привесив эти разнонаправленные гири и разломав какой-то тонкий механизм временных исторических соответствий, Путин умудрился инфицировать страну (которую ему уже удалось насильно телепортировать в недоразвитое позавчера) катастрофическими бациллами из мирового послезавтра. Не вполне понятно, какая теперь вообще сила способна помочь Путину расправить скукожившиеся от ужаса внезапного осознания собственноручно сотворенной катастрофы извилины. У далекого друга Буша и у самого в голове давно уже сплошной вихрь-антитеррор. Но Буш, в отличие от Путина, имеет – скажем так – «не полностью» коррумпированную армию, спецслужбы и полицию, которые не пропускают в центр столицы отряд вооруженных боевиков, не выпускают на свободу вроде бы судимых и как бы находящихся в тюрьме террористов, чтобы они совершили новый теракт, и не используют раскрученную властью истерию для организации беспредела на столичных улицах, наглых взяток и побоев мирных обитателей по национальному признаку. И которые хотя бы иногда, разнообразия ради, предотвращают теракты и защищают граждан, которые оплачивают их существование налогами. Кроме того, Буш является счастливым обладателем общества, которое хотя бы теоретически считает себя таковым и которое в критический момент способно излечить президента от социально опасных маний и фобий с помощью принудительной отставки. И которое уже давно бы нежно и заботливо помогло своему любимому избраннику переодеться из президентского фрака в тюремную пижаму, если бы он вел войну не в кто его знает где находящемся Ираке, а на собственной территории, против собственных граждан, русскими зверскими методами и с русской же нулевой эффективностью. Прогнувшиеся отечественные олигархи (узкий круг которых до недавнего времени считался – и не совсем без основания – единственным сознающим себя в России «обществом», единственной «фокус группой», принимаемой во внимание Кремлем) робко, слишком робко мямлят, намекая Путину что неплохо бы, в свете нац. катастрофы, пересадить их со скамьи заключенных (кого с реальной, а кого с виртуальной пока) обратно за стол переговоров. Политтехнологи же силовой группировки, напротив, чуть более нагло пугают вождя неминуемыми уличными протестами и переворотами в том случае, если он тотчас не вручит спецслужбам ваучер на закручивание гаек и откручивание шей. Лично я не верю в то, что Путин, который на протяжении 5 лет с маниакальным упорством разыгрывал на российской политической сцене (имитировал, не важно) тупого диктатора, вдруг, поняв, что ситуация не по сценарию катастрофическая, возьмет да и плюнет на принцип единства актерского амплуа и попробует себя в кастинге другого фильма: с гибким, адекватным, способным к переговорам и человечным президентом в главной роли, и со счастливым, соответственно, концом. По крайней мере, оглашенное президентом краткое содержание следующих серий (отмена выборности губернаторов и формирование Думы стройными партийными рядами – то есть окончательное списание в запасник декораций демократии), не дает особых оснований сомневаться в трагическом финале этого отечественного сериала. Это только при великом президенте в момент захвата заложников премьер-министр в телефонном разговоре, транслировавшемся на всю страну, мог произнести великую фразу: «Говорите громче, Шамиль Басаев! Вас не слышно!» – исходя из единственного человечески объяснимого побуждения: спасти жизни людей. Вспомните, какими еще не до конца озверевшими были в тот момент обе стороны. Точка невозврата еще не была перейдена. И только при великом президенте, не боящемся исправлять собственные ошибки, мог после этого состояться Хасавюрт. Хотя бы попытались. Путин же до сего дня предпочитал эпигонски переписывать примитивную сталинскую трехходовку ранней диктатуры: сначала уничтожил бывших врагов (раскулачил и выгнал Гусинского), потом зачистил бывших друзей (раскулачил и выгнал Березовского), а затем принялся уничтожать уже даже не соперников, а гипотетических конкурентов (Ходорковского и прочих бизнесменов, более успешных в бизнесе, чем близкие друзья президента). Но коммерческая мотивировка (которая на первый взгляд может быть истолкована как «условно вменяемая», «человечная», причина странноватого поведения любого политика, стремящегося под нагадить собственной стране), увы, обычно все-таки не спасает тирана от сумасшествия. После этой трехходовки у каждого из известных истории диктаторов волей-неволей начинались припадки классических параноидальных расстройств типа кровавых мальчиков в «Матросской тишине» и искренняя вера в заговоры. И даже если расправа над «заговорщиками» рациональна и экономически выгодна твоим друзьям – тебя это психически здоровее уже не сделает. И каждый, кто попробует задать тебе вопросы, подобные этим, уже очень скоро покажется кровным врагом. Но я точно знаю, что только честные ответы на предельно болезненные вопросы способны помочь человеку, задержаться (если вообще еще что-то возможно), опомниться, и не переступить самую последнюю, нечеловеческую черту. Как бы страшно ни было на них отвечать, это все равно не так страшно, как то, что может случиться потом. Честное слово, Володь.

Впрочем, иногда другие читатели предлагают свои ответы. В прошлой книге я вот все задавала и задавала глупые вопросы «почему?», да «зачем?», да «ради чего все это Путину?» Знаете, как, например, объясняют в бизнес-структурах (не будем показывать пальцами) назначение Игоря Сечина в руководство «Роснефти», которая считается одним из наиболее вероятных пильщиков ЮКОСа при раскулачивании? «Путин создает собственную „Семью“, рассаживает ее на ключевые посты и хочет к тому моменту, когда ему придется расстаться с президентским постом, полностью закончить зачистку на поле крупного бизнеса и лично превратиться в главного нефтяного олигарха в стране. Причем в олигарха государственного – защищающего свою монополию с помощью репрессивного и законодательного аппарата». Когда вышла книжка «Байки кремлевского диггера», один не самый бедный в стране бизнесмен поделился со мной афоризмом: «Знаете новый завет Путина бизнесменам? „ПИзди, но не пиздИ!“» Но, несмотря на эту миролюбивую заповедь, такого оттока капиталов из России, как сейчас при Путине, Ельцину и не снилось. И если еще несколько месяцев назад отечественные бизнесмены только в частных беседах признавались, что после ареста Ходорковского активнейше «тупикуют деньги», в смысле, выводят их из страны из-за опасения репрессий (по неофициальным данным, за половину 2003 года уже вывезено не менее 15 миллиардов долларов), то теперь даже путинские министры типа Грефа официально оценивают отток капитала в астрономические суммы в 8,5 миллиарда в год. И тот же самый предприниматель, который раньше огласил мне вышеописанную формулу справедливости по-путински, после ареста Ходорковского сказал: «Я – не Ходорковский, я – не герой. Я сяду не в тюрьму, а в самолет». Но боюсь, что теперь все эти академичные нюансы бандитского передела бизнеса властью и власти бизнесом и вовсе потонут в кровавом оргазме антитеррора. И любой, кто усомнится в суверенном праве Путина на отчуждение имущества конкурентов, отныне рискует быть пораженным в правах чуть ли не до статуса чеченца. А вообще – что я все про Путина да про Путина. Да про бедных олигархов. Давайте теперь поговорим про нас с вами. Честно говоря, друзья, тот факт, что только после Беслана российское общество содрогнулось и вспомнило о Чечне спустя вторую ударную пятилетку чеченской войны – это показатель крайней бессовестности нации. И не надо оправдываться тем, что всех вас слишком затрахали сначала диктатурой, потом реформами, а потом снова Путиным. Просто вот положа руку на сердце – вам просто было абсолютно наплевать, что в Чечне убивают людей – потому что это были не ваши родственники. Тем более после того, как Путин, которому эта война понадобилась для победы на первых выборах, и за которого вы дважды проголосовали (или уже нет?), помог вам успокоить совесть – заткнул рот журналистам и ликвидировал негосударственные телеканалы, в частности – чтобы не мозолили вам глаза неприятными картинками истребления чужих, неинтересных вам семей. Но поверьте мне на слово: чеченцы – не тараканы. Их нельзя вывести дустом. К тому же, не сомневайтесь: сегодняшние властные элиты (точно так же, как и союзные элиты чертову дюжину лет назад) прекрасно видят уже, что распад страны неизбежен. И вопрос времени и цивилизованности этого процесса – это лишь вопрос их личных амбиций, корыстных интересов и психической вменяемости. Можно отпустить с миром, а можно цепляться до последнего – и заставить харкать кровью всю страну. И тогда горбачевские саперные лопатки в пред-ельцинскую эру, примененные в Тбилиси против демонстрантов, требовавших независимости, покажутся верхом гуманности по сравнению с тем, что готовит сейчас стране Путин. Знаете, когда «государственники» рассуждают о том, что нельзя было «отдавать» Крым и апеллируют при этом к сытным курортным воспоминаниям электората – это хоть и звучит слегка неприлично, примерно как сетование жулика, которому не дали доесть украденную булочку – но все-таки не выглядит людоедством. А когда речь идет о Чечне – то давайте, все-таки, еще раз подытожим, какая лично вам роль предлагается в этом боевике: те, кто делает на Чечне свой бизнес (неважно, политический или нефтяной), и те, в чьих карманах оседают военные бюджеты, не ездят в метро и не летают на рейсовых самолетах, а пользуются правительственными и личными jet-set'ами. И их дети никогда не пойдут в бесланскую школу. И даже в простую московскую.

Вскоре после того как я вернулась в Москву, ко мне под дверь опять приходил и пугал моих соседей какой-то странный тип. Он пришел к нашей знаменитой, известной всему Дому Нирнзее, Галине Бекетовне. Сначала он пытался подговорить ее шпионить за мной и звонить ему – докладывать, когда я прихожу домой, потом уверял ее, что «его другу на Петровке начальство дало указание закрыть дело о взрыве и поэтому его попросили помочь – пойти и переговорить с Трегубовой» (дело было, кстати, около 9 часов вечера – самое изящное время для разговоров по душам), а потом, когда я по случайному стечению обстоятельств ровно в этот момент подошла к двери Галины Бекетовны (чтобы сдать деньги на домофон, который у нас в доме решили поставить после взрыва), нам с ней пришлось полчаса сидеть, запершись в ее квартире и ждать приезда службы спасения, потому что настырный гость ломился в дверь. А в отделении милиции, расположенном буквально дверь в дверь с Галиной Бекетовной, ровно в этот момент всех как ветром сдуло. Вызванный нами наряд милиции (к приезду которых наш визитер, разумеется, уже исчез) наотрез отказался проверять, действительно ли этого человека прислали с Петровки. Мой знакомец из Управления внутренних дел (помните, я вам рассказывала? Анатолий Анатольевич, с которыми обменялась телефонами в день взрыва у своей двери), которому я позвонила и попросила разобраться, лишь заверил меня, что Петровка такими методами не работает. И больше не перезвонил. А участковых милиционеров из того отделения, что расположено в нашем доме, на следующий день всех, к несчастью, скосил сильнейший грипп, поэтому на работу они не вышли и расследовать ничего не смогли. Тем временем вскоре незваный гость снова подкараулил меня – на этот раз уже рядом с домом, но тоже поздно вечером, когда уже стемнело. Его сопровождал какой-то весьма прилично одетый человек, предъявивший мне удостоверение некоей Академии проблем безопасности. А мой «гость» заявил вдруг, что консьержка его неправильно поняла и что он имел в виду, что он – бывший заключенный и что органы пытаются на него «повесить дело о взрыве». «На меня уже пытались повесить дело о взрыве Холодова», – «обрадовал» он меня. Я искренне посоветовала ему больше никогда не приближаться ни ко мне, ни к моему дому. Мне было бы жалко, если бы мне пришлось покинуть Москву навсегда. В этом городе все уже так густо обросло моими воспоминаниями, что было бы также горько расстаться с ними, как сжечь свои старые дневники. И раз уж я взялась нести тяжкий крест нарциссизма, то напоследок порадую вас еще раз: я искренне убеждена, что моей стране было бы гораздо лучше со мной, чем без меня. Впрочем, я – сама себе государство. Я счастлива в любой точке вселенной, где у меня есть мой лэптоп. Да и там, где его нет, как выяснилось – иногда тоже. Честно говоря, по-моему, я и в политическую журналистику в свое время пошла только с одной идиотской, сентиментальной целью: помочь моей «внешней» стране стать хоть немножко более похожей на страну внутреннюю. Смешно, что призналась я себе в этом только сейчас – когда уже лишена возможности работать журналистом в собственной стране. По какой-то странной задумке судьбы, моя личная история в журналистике началась ровно в тот момент, когда вообще началась история независимой журналистики в постсоветской России. А теперь закончилась ровно в тот момент, когда, по сути, закончилась и независимая журналистика в России. Ну что я могу поделать, если мне так и не удалось объяснить своей внешней стране, какой прекрасной она могла бы стать? Мое персональное, внутреннее государство не насаждает своих идеалов силовыми методами. Что выгодно отличает его от государства внешнего, согласитесь. Что же касается моей внешней страны – то здесь, кажется, опять осталось надеяться только на чудо.