"Алкоголики" - читать интересную книгу автора (Томпсон Джим)

Глава 17

В те давние времена, когда подросток с немыслимым именем Пастер Семелвайс Мэрфи еще ходил в коротких штанах, годовой доход доктора Амоса Пертборга уже исчислялся шестизначной цифрой. И отнюдь не благодаря обширной практике, как можно было бы предположить. И уж точно не в силу выдающихся профессиональных достоинств. Здесь сыграло роль качество, на которое многие претендуют, но которым, к счастью, редко кто обладает: ни шагу не делать без личной выгоды.

Среди своих ничего не подозревающих друзей и коллег — а они в большинстве своем и в самом деле находились в неведении — доктор Пертборг слыл эксцентричным чудаком, человеком, живущим сердцем, а не разумом. И те, чья жизненная перспектива, в отличие от его видов на будущее, ограничивалась днями или неделями, тоже проникались этим убеждением. Ведь истинные намерения не ведомы никому. И путь праведный подчас проходит по весьма пересеченной местности, которая существенно влияет на его прямизну.

Во время экономической депрессии Амос Пертборг раздал несколько тысяч долларов начинающим врачам — без всяких долговых расписок или залогов, — подчас он сам залезал для этого в долги.

В то время, когда его профессиональное положение было еще довольно шатким, он бесстрашно обвинил председателя окружного медицинского совета в некомпетентности и разбазаривании средств, что было недалеко от истины, хоть и не имело отношения к его прямым обязанностям.

Небольшая горстка врачей, удостоившихся его поддержки, не шла ни в какое сравнение с толпами нуждающихся медиков, которых он в буквальном смысле выставлял из своего кабинета. И эти счастливцы, как мог бы заметить вдумчивый наблюдатель (если бы такой нашелся), были отобраны скорее по принципу универсальности, чем личной одаренности. Среди них был кардиолог, ортопед, гинеколог, педиатр, черепно-мозговой хирург, офтальмолог, отоларинголог, ну и так далее. Все они были неплохими специалистами, но звезд с неба не хватали: доктор Пертборг с подозрением относился к выдающимся способностям. Долгие годы они работали в качестве консультантов, вполне оправдывая вложенные в них средства: они выполняли его работу, получая ничтожную долю от его гонораров, и покрывали его вопиющие и подчас фатальные промахи своими профессиональными заключениями.

Что касается президента медицинского общества, тот был далеко не молод, а старики теряют волю к борьбе; главный принцип любой политики — никогда не руководствоваться моральными соображениями. Должностное лицо сместили. Доктор Пертборг, избранный без голосования на основании единодушного шумного одобрения, добродетельно отказался от этой чести. Он заявил, что цель его достигнута и он не хотел бы воспользоваться случаем.

Нет нужды говорить, что он им воспользовался. Он получил бесплатную рекламу, стоящую сотни тысяч долларов, и, тщательно просеяв результат, отобрал самую лакомую и обеспеченную клиентуру.

Более того, распугав конкурентов, он со своими протеже остался у кормушки в одиночестве. Правда, ненадолго, ибо извечная людская алчность быстро пересилила страх. Но какое это было время! Именно тогда и произошло его знакомство с семейством Ван Твайн, позднее переросшее в тесные и длительные взаимоотношения.

Барбара Хайлинджер Д'Арси Ван Твайн забеременела. Консультанты доктора Пертборга после консилиума с самим доктором пришли к заключению, что рождение ребенка будет сопряжено с серьезным риском для жизни. Другими словами, ей был необходим аборт. И он был ей сделан. После этого она вернулась к своим прежним занятиям, которые включали игру в гольф, теннис, плавание и прыжки с вышки.

Это послужило началом дружественного союза Ван Твайнов и Пертборга. Конец же... ах, конец....

В какой момент доктор Пертборг начал задумываться о конце?

Вы двигаетесь по прямой и попадаете туда, куда стремились. Люди, которых вы отодвинули на своем пути, уже почти достигли вашего положения и больше вас не беспокоят. Они всем довольны. Вы стали друзьями, насколько это вообще возможно. Им ничего не нужно от вас, а вам — от них. Прошлое забыто.

Вы прожили шестьдесят лет из отпущенных вам семидесяти: представительный, активный, богатый — все в достаточной мере. Вы имеете все, к чему стремились, — состояние, положение, семью. Вы достигли почета и уважения, вам не о чем беспокоиться.

И тут появляется эта старая ведьма с глазами-буравчиками, древняя, но как бы не имеющая возраста, которая еще не получила всего,чего хотела, — и никогда не получит, черт бы ее подрал! — и дает вам пинка под зад.

Бессмысленно взывать к ее чувствам — как можно взывать к тому, чего нет, — бесполезно обращаться к ее разуму — она не собирается ничего обсуждать. Остается лишь двигаться в заданном ею направлении.

Сидя напротив доктора Мэрфи, доктор Пертборг выглядел расстроенным, а на душе у него скребли кошки. У него было предчувствие, что, как бы ни обернулось дело, его в любом случае ожидает катастрофа. Но действовать все равно было нужно. В противном случае, если он будет, как она выразилась, ломаться, катастрофа произойдет сразу.

Доктор Пертборг засиял улыбкой и приветливо кивнул доктору Мэрфи, вежливо напомнив о цели своего визита. Но взгляд у него был отсутствующий: перед его мысленным взором возникла она — крючконосая, с поджатыми губами и пронзительными маленькими глазками. Иссохшая ведьма, восседавшая на стуле, похожем на трон, царственной осанкой и богатством могла поспорить со своей знаменитой тезкой.

— Но моя дорогая Виктория! Вы же не можете всерьез ожидать, что я...

— Я вам уже сказала, чего я жду от вас. И никакая я вам не «дорогая Виктория», старый ханжа. Меня от вас просто тошнит!

— Но... но это же противоречит всякой этике! Это, по сути, убийство. Вы же не хотите убить своего собственного внука.

— Именно этого я и хочу больше всего. Но, к сожалению, вынуждена считаться с общественным мнением.

— Не могу... не буду я этого делать!

— Ну что ж, прекрасно.

— А что... ч-что вы намерены сделать, Виктория?

— С вами? Ну, мне кажется, мы с вами похожи. Как бы вы поступили, Амос, имея мои возможности?

* * *

Доктор Пертборг снял пенсне и потер его о лацкан своего двухсотдолларового пиджака. Потом водрузил его обратно на нос и, наклонившись вперед, сморщил мясистое лицо в сочувственную гримасу.

— А что Хамфри? — спросил он. — Как там наш бедный мальчик?

— Хотите посмотреть на него?

— О нет, нет, что вы, — запротестовал доктор Пертборг. — В этом нет никакой необходимости. Я вам полностью доверяю, доктор.

— Почему?

— Что значит — почему?

— То и значит. Почему? Я ведь всего лишь психиатр с ограниченной практикой.

— Вы себя недооцениваете, доктор. У меня самые блестящие отзывы о ваших талантах.

— Талантах мозгового хирурга?

Доктор Пертборг сжал губы и надул щеки, став на мгновение похожим на большую рассерженную жабу. Однако быстро справился с раздражением. И продолжил беседу в приветливом тоне, в котором, впрочем, звучал некий мягкий упрек.

— Любовь, — произнес он с выражением, — вот что нужно нашему мальчику, доктор. В конце концов — а я знаю, что в этих вопросах вы вовсе не такой невежда, каким хотите казаться, — что еще мы можем для него сделать? Как часто люди, перенесшие лоботомию, возвращаются к нормальной жизни, даже будучи под наблюдением самых известных специалистов? Довольно редко, верно? Нам известны данные, доктор, — масса неудачных исходов и весьма мало, прискорбно мало успешных результатов. Поэтому давайте поступим с ним, как нам велит сердце. Оставим его здесь, в лоне семьи, и дадим ему... — Доктор Пертборг запнулся и холодно спросил: — Я сказал что-нибудь смешное, доктор?

— Да нет, что уж тут смешного, — возразил доктор Мэрфи. — Согласен, показатель выздоровления после префронтальной лоботомии крайне низок. Как психиатр, я считаю, что подобная операция не дает никаких гарантий. Тем не менее...

— Но у нас не было выбора, доктор.

— Не вполне уверен, но давайте не будем об этом. Хамфри перенес операцию. Сейчас ему надо дать шанс. И он может получить его только там, где его оперировали. В клинике «Пейн-Гволтни» в Нью-Йорке.

— Не согласен с вами, доктор.

— Да нет, согласны. Но это не важно. У нас здесь тоже есть хорошие специалисты. Позвольте мне пригласить кого-нибудь из них.

— Нет, — отрезал доктор Пертборг.

— Тогда давайте я позову неспециалиста. Любого практикующего врача с хорошей репутацией.

— Нет.

— Нет, — мрачно кивнул доктор Мэрфи. — Вы не можете допустить, чтобы на похоронах Хамфри присутствовал какой-нибудь шарлатан: рано или поздно разразится скандал. Вам нужен хороший человек, который ни под каким видом не ввяжется в это дело.

— Полноте, доктор, — жестко улыбнулся доктор Пертборг. — Один хороший человек ужеввязался в это дело. Это вы. Один из лучших терапевтов в этом благословенном штате. Откровенно говоря, я несколько удивлен, даже огорчен его отношением к делу, этой суетой вокруг неизбежного. У меня есть все основания считать, как мне кажется, что мы уже обо всем договорились.

— Вы меня застигли врасплох, — кивнул доктор Мэрфи. — И, кроме того, не буду отрицать, предложение весьма соблазнительное. Мне остается либо принять его, либо отказаться от своей работы здесь.

— И очень нужной работы, доктор. Полезной. Жизненно важной.

— Согласен. Поэтому мне нелегко сказать вам то, что я обязан сказать. Я отказываюсь от этого пациента. Или вы сразу же забираете Хамфри, или я сам его отсюда удаляю.

— Но, — побледнел доктор Пертборг, — как я могу! Вы не можете так поступить, доктор!

— Почему не могу? Что мне помешает перевести его в окружную больницу?

— В окружную больницу! — Доктор Пертборг с трудом взял себя в руки. — Доктор, а вы... мне казалось, мы не поскупились, но... все дело в деньгах?

— Все дело в ответственности. Либо я разделяю ее с каким-нибудь порядочным профессионалом, либо выхожу из игры.

— Но вы же сказали, что никто... А у вас есть кто-нибудь на примете, доктор? Я не уверен, что это пойдет мистеру Ван Твайну на пользу, но если вы предложите кого-то сами...

— А вы можете предложить?

— Я? Не просить же моих консультантов!

Доктор Мэрфи усмехнулся:

— Им это неудобно, да? Слишком хороши для таких дел? А мне в самый раз.

— Нет, нет! Просто я не знаю никого, кто имел бы необходимую квалификацию. Но если вы кого-нибудь...

— Я надеялся, что такой человек найдется. По правде говоря, я был настолько в этом уверен, что взял на себя смелость составить вот этот документ.

Он перевернул листок бумаги, лежащий на столе, и подвинул его к доктору Пертборгу. Доктор осторожно поднял бумагу.

— Хм... — откашлялся он, — я считаю, что это совершенно излишне, доктор. В этом нет никакой необходимости. Ведь совершенно очевидно, что мистер Ван Твайн был помещен к вам с моего полного согласия. Ни у кого даже тени сомнения не возникнет, что вы действуете по нашему поручению.

— Но вы почему-то не хотите засвидетельствовать его в письменной форме.

— Но такое свидетельство есть.Чек на ваше имя и является таким документом!

— Но в моей отчетности он не фигурирует, — возразил доктор Мэрфи. — Договоренность у нас выходит односторонняя. Я обязуюсь помочь Хамфри за пятнадцать тысяч долларов. То есть я обещаю и получаю плату за услуги, которые, возможно, не смогу предоставить. Вы с Ван Твайнами вне подозрений. Вы полагаетесь на данное мной слово — только мной, и никем больше, — а я вас подвожу. Нет уж, доктор Пертборг, это не для меня.

— Да что вы, доктор. Вы же прекрасно знаете, что у нас нет ни малейшего намерения...

— Да, сейчас нет. Но легко представить себе, что начнется, когда под угрозой окажется ваша или моя голова.

— Но эта бумага... — Доктор Пертборг расстроенно посмотрел на листок. — Что за формулировки, доктор: «Как должным образом уполномоченный лечащий врач Хамфри Ван Твайна Третьего (недееспособного), после тщательного осмотра и исследования вышеупомянутого пациента настоящим подтверждаю свое полное согласие с рекомендациями доктора Пастера Семелвайса Мэрфи, консультирующего терапевта...»

— И что? — спросил доктор Мэрфи.

— Какие рекомендации? На что я согласен? Я не могу подписать такой сомнительный документ.

Доктор Мэрфи пожал плечами:

— Давайте изменим формулировку. Уточним. Что вы считаете необходимым сделать для Хамфри?

— Но я не знаю...

Доктор ухмыльнулся.

Доктор Пертборг вздохнул.

Сняв колпачок с ручки, он неохотно нацарапал свою подпись внизу листка.

— Вот, пожалуйста, доктор. А вот вам чек. Заметьте, он уже заверен.

— Очень предусмотрительно с вашей стороны, — тихо сказал доктор Мэрфи.

— Будьте любезны, распишитесь вот здесь.

Доктор Мэрфи откинулся на спинку стула. Сцепив руки за головой, он задумчиво уставился в потолок.

— Знаете, о чем я думаю, доктор? Такие организации, как моя, всегда находятся под некоторым подозрением, и я подумал...

— О чем же? — спросил доктор Пертборг.

— Ван Твайны известны своей благотворительной деятельностью, и вполне логично, что семья серьезно озабочена проблемой алкоголизма. Поскольку мы имеем дело именно с таким случаем и случай этот может иметь весьма неприятные последствия, что, если вы вручите мне этот чек в качестве пожертвования, а не гонорара?

Доктор Мэрфи не отрывал взгляда от потолка. Он опасался смотреть на собеседника: один холодный пытливый взгляд, брошенный на его лицо, — и доктор Пертборг обо всем догадается.

Он ждал, казалось, целую вечность. Молчание становилось невыносимым. Потом послышался тяжелый вздох и скрип стула.

И торопливый росчерк пера.

— Прекрасная идея, — произнес доктор Пертборг. — Полагаю, одного слова достаточно?

Доктор Мэрфи был уверен, что достаточно. Единственное слово «пожертвование», косо написанное в уголке чека, решало — ха-ха! — все проблемы.

Доктор Пертборг посмотрел на него с чуть циничной улыбкой. Они пожали друг другу руки и распрощались.

И только отъезжая, он позволил себе презрительно рассмеяться. Жалкий идиот. Чуть не ударился в истерику, когда заполучил свои пятнадцать тысяч! На его месте доктор Пертборг запросто выторговал бы вдвое больше.

А доктор Мэрфи все не уходил из своего кабинета. Он сидел за столом, изумленно глядя на чек.

Ну вот и все. Он никак не ожидал, что сумеет провернуть это дело. Хотелось кричать от радости, но не было сил — он чувствовал себя разбитым и опустошенным.

Чек захрустел в его трясущихся пальцах, и он торопливо бросил его на стол. С усилием глотнул и потер глаза. Пятнадцать кусков! Теперь этих денег хватит надолго. А Хамфри Ван Твайн получит свой шанс — один из тысячи — на нормальное человеческое существование.

Но как нелегко это далось. Он поставил на карту все, что имел, получив взамен такой пустяк. И к тому же главное еще впереди. Осталось сделать последний решительный шаг. Шаг над пропастью... или вниз.

Дверь приоткрылась. Мисс Бейкер решительно вошла в кабинет:

— Я могу вам чем-нибудь помочь, доктор?

— Не знаю, — поднял невидящий взгляд доктор Мэрфи. — Нет, вряд ли. Я просто сижу и думаю. Пытаюсь кое-что обмозговать.

— Ешли это... Надеюшь, это не швяжано ш тем, что я говорила про Жожефину? Она очень хороший человек, я прошто неправильно ее поняла...

— Нет, — ответил док. — Жозефина здесь ни при чем.

— Тогда миштер Шлоун? Он вам шкажал? Я поштавила штакан вишки в его комнату пошле обеда.

Доктор Мэрфи бросил на нее быстрый взгляд. Потом пожал плечами:

— Ну и что? Не имеет значения. Теперь все вы в порядке. И вы. И Слоун. И генерал. И Берни. И Холкомы... — Док устало рассмеялся. — Сам не знаю, как это вышло, черт возьми. Я, во всяком случае, вел себя как последний дурак. Но все устроилось, и все вы в порядке, кроме...

— Да, доктор?

Док покачал головой.

Разумеется, им не нужна огласка, а ведь все выйдет наружу, начни они закручивать гайки. Они будут выглядеть как мерзкая шайка прохвостов, коими они и являются на самом деле. Разразится скандал, по сравнению с которым все прежние выходки Хамфри покажутся невинными детскими шалостями. Вероятнее всего, они воздержатся от ответных действий. Все проглотят и, возможно, — если Хамфри выпутается, — еще скажут ему спасибо.

Но... но от подобной публики можно ждать чего угодно. То, что не в их интересах поднимать шум, вовсе не означает, что они его не поднимут. У них вся семейка с придурью. Если они по-настоящему разозлятся, то заставят его пожалеть, что он вообще на свет родился. Могут отнять лицензию, гонять с места на место, сломать всю жизнь и не дать подняться. И какой ему толк, что они тоже будут вариться в этом котле?

Но вряд ли они решатся. Эта хитрая и себялюбивая порода ничего не будет делать себе во вред, даже ради возмездия. Однако сказать наверняка нельзя — он просто не знает.А когда узнает, будет уже поздно.

Внезапно его охватил страх.

— Доктор... — И тут она увидела чек и каким-то образом все поняла. Ясное дело, она всегда считала его дураком, и чек лишь дополнил картину. — Ты шошел ш ума, — тихо сказала она. — Ты жнаешь, что ты шумашедший?

Она подошла к картотеке. Посмотрела на карточку и вернулась к столу.

— Клиника «Пейн-Гволтни», Форест-Хиллз, Нью-Йорк... Срочная телеграмма, доктор?

— Срочная телеграмма, — повторил доктор Мэрфи и стал диктовать текст. — «Возвращаем Хамфри Ван Твайна под ваше наблюдение. Одновременно направляем фотокопию доверенности, выданной агентом Ван Твайнов. Настоятельно просим не ограничивать себя в расходах». Сколько там слов, Лукреция?

— Девятнадцать, ешли шчитать Ван Твайна жа одно шлово. Шократить?

— Добавьте еще пару, — попросил доктор Мэрфи. — «Желаем удачи».