Тюленев ИгорьСборник стихотворений

Игорь Тюленев

Сборник стихотворений

Содержание:

1 ДЕКАБРЯ - ДЕНЬ НАТАШИ

А в полях уже вызрела рожь

АКМ - 7,62 мм

АРГАМАК

Березки - сверстницы седы

БЕСЕДКА БАРЯТИНСКОГО В ГУНИБЕ 1859 г.

Чужая речь у врат Стамбула

Деревенька мерцает во мгле

ДОЧЕРИ НАТАШЕ

Дочка дом нарисовала

ДОЖДЬ

ЕГЕРЬ

Еще грибы в бору растут

ЕЩЕ НЕ ВЕЧЕР

ФОТОГРАФИЯ

Гася огонь минувшей славы

ГОРОДСКАЯ ОКРАИНА

ГОСПОДА ОФИЦЕРЫ

Гостиница, продутая насквозь

Говори со мной попроще

Хоть лежишь у самого порога

Хозяин луга одуванчик

ХВАЛА ГРАНЕНОМУ СТАКАНУ

И черным железом Иуда рассек

Икона Бориса и Глеба

Как дальше жить

КАТЕРОК

КОЛЧАКОВСКАЯ ДЕРЕВНЯ

КРУШЕНИЕ

КРЫМСКАЯ ТАТАРКА

ЛЕТО

Любое слово невпопад

ЛУБОК

ЛЮБОВЬ

ЛЮБОВЬ С ПОХМЕЛЬЯ

Мне стыдно и тяжко

МОСКВА

МУХА

На берегу крутом стоишь

НА ПОГОСТЕ

На турецком утесе безмолвно стою

Наймусь на лето пастухом

Ночное. Детский бег коня

Носились чайки над лицом

ОДА РУССКИМ ПЕЛЬМЕНЯМ

ОДИНОЧЕСТВО

Одна властительница степь

Опять напился, как скотина

ПЕРЕВАЛ

ПЕРМЬ

ПЕСНЯ

ПИСЬМО

ПЛАЧЕТ ЖЕНЩИНА

ПЛОТИК СЧАСТЬЯ

ПОРОХОВОЙ ЗАПАС

ПОСЛЕДНИЙ ПОХОД

ПОСТОЯНСТВО

ПРЕДГРОЗОВЫЕ ЛАСТОЧКИ

ПРОЩАНИЕ С ТУРКЕСТАНОМ

РАЗЛУКА

Река пустой баркас колышет

Родина! Память твоя глубока

РОВЕСНИК

СЕЛЬСКАЯ БИБЛИОТЕКА

ШКОЛЬНОЕ ФОТО

Скоро горница светом наполнится

СЛЕЗЫ РОЖЕНИЦЫ

Солнце скатилось на запад

Спросил у кровинки-Иринки

СТЕПЬ

СЫРАЯ НОЧЬ

ТОВАРИЩУ

ЦАРСКИЕ ВРАТА

ЦВЕТЫ

ТЫ ДА Я

Ты мне когда-нибудь споешь

Ты свеча моей печали

Ты Урал не в славе - в сраме

У ЧАСОВНИ КСЕНИИ ПЕТЕРБУРГСКОЙ

УСТАЛ НЕМНОГО

Увы, враги не исчезают

В бане умный и дурак

В этой деревне уныло

В избе есть печь и есть огонь в печи

В МОЕМ КАБИНЕТЕ

В РОДИТЕЛЬСКОМ ДОМЕ

ВДОВА

ВЕРА

ВО ПОЛЕ СРЕДИ ЦВЕТОВ

ВОСПОМИНАНИЯ О СТАМБУЛЕ

Все пройдет, любимая, как прежде

ВЫСТАВКА СОБАК

Я РОДИЛСЯ НЕ В ЭТОЙ ИЗБЕ

Задела, как бы невзначай

Захолустье - отрада души

ЗОЛОТОЕ КОЛЬЦО

ЗРЕЛОСТЬ

1 ДЕКАБРЯ - ДЕНЬ НАТАШИ

Творение поэта - это ты! Дитя, пришедшее из темноты

На свет, на землю, на ладонь отца... Твоих ресниц небесная пыльца

В душе, как в сотах, оставляет след. Отец подумает, а скажет вслух - поэт!

Стрекочет бант в косе, как стрекоза, Поднимешь ты волшебные глаза,

Посмотришь... И качнется ледоход, Проталины оставишь у ворот,

Сорвешь, хоть на день, козни сатаны, Отец забудет о врагах страны.

И мать всплакнет в надушенный платок... Декабрьский тюлененок, мой цветок!

* * *

А в полях уже вызрела рожь, Миг всего до скончания лета. - Для чего ты на свете живешь? Кто способен ответить на это?

Кто способен отнять у земли Тайну в землю оброненных зерен! Тени к западу поползли, Каркнул с камня взлетающий ворон...

АКМ - 7,62 мм

М. Т. Калашникову

АКМ - оружье перемен, С ним и террорист и пограничник, Из него, хоть стоя, хоть с колен: - Гюльчатай, открой усатый личик?

Мутный Пяндж впадает в грязный Рейн, Логика политиков бесспорна... С АКМ мелькнул пуштун: "Ты чей?" - Горный я суннит, - ответил гордо.

Славен в мире русский автомат! Натовская перед ним винтовка Не страшней, чем бабушкин ухват, Хоть и у ухвата есть сноровка.

Полюбился людям АКМ, Слышу лай его за океаном... Настоящий, слава Богу, нем, Созданный для армии иванов.

АРГАМАК

Скачет жеребец по кругу, В яблоках крутых. Ржанием зовет подругу Иль читает стих.

Стелется по-над травою, Словно тень от крыл, Зависая над землею В паутинках жил.

Хлещет царственная грива, Как державный стяг, Пересвистнулся игриво С сусликами - страх.

Сжал Господь летящий ветер, С громом спрессовал, И пустил гулять по свету, Как девятый вал.

Просто в такт ударам сердца Скачет аргамак... И поэт, если вглядеться, Пишет просто так.

* * *

Березки - сверстницы седы, Полсотни раз сменились льды. Вновь облака плывут по Каме. Никто беды не ожидал, Вдруг голос матери пропал, И вот... Совсем не стало мамы.

Душа без звука умерла, Открытка адрес мой нашла: - Сынок, дождись, я скоро буду! - Где будешь, матушка моя? И как о том узнаю я, И как, узнав, не позабуду...

Под сенью русского креста Навеки скованы уста, Ты не прочтешь мое посланье, Я не услышу голос твой, Ушла ты в землю молодой, Оставив небесам рыданья.

БЕСЕДКА БАРЯТИНСКОГО В ГУНИБЕ 1859 г.

Вот здесь Барятинский сидел, Курил ореховую трубку, И дым, похожий на голубку, Летел в неведомый предел.

Глаголили, кто как умел, И понимали, как умели, И я на камень тот присел, Он камнем был на самом деле.

Пред ним с мюридами Шамиль Стоял, как демон покоренный, Прозрачней водки, воздух горный Раздвинул над Кавказом ширь.

Судьба имама решена. Почетный плен. Калуга. Мекка... Смотрю из бешеного века В тот век, где родилась война.

Не пересохла Валерик, Доносятся слова молитвы... Остались древние обиды, И долгий, долгий вдовий крик.

По склонам гор течет эфир Прозрачной голубой лавиной, Над Родиной необозримой Из дыма ткется хрупкий мир.

* * *

Чужая речь у врат Стамбула Очнется в имени твоем, Как падишах, упав со стула, В шелках забьется водоем.

Плывут малиновые фески Вдоль берега и корабли, Чужие ты грызешь орешки, А я гуляю на свои.

Я не чужой в чужом народе, Люблю печальный скрип зурны. Опять Восток у русских в моде, Вкусны данайские дары.

* * *

Деревенька мерцает во мгле, Россыпь звезд и мазутные пятна... Заблудившись на русской земле, Тыщу раз возвращаюсь обратно.

Свет крестьянский тягучий, как мед, Заливает уставшие очи, Бьется грудью душа в небосвод, Как сова до скончания ночи.

Пусть Россия почти умерла, Но осталось на сердце смятенье, В небе родины крик журавля И родителей благословенье.

В чистой горнице ивовый мед, На полатях сушеные травы, Нищий, спившийся, бедный народ В блеске прошлой божественной славы.

ДОЧЕРИ НАТАШЕ

Ты на груди моей проснешься, Как луч, упавший со звезды, И так по детски улыбнешься, Что вспыхнет клок у бороды.

Не жаль ее - она седая, Мужского духа забытье, И, лунным прахом осязая, Я притушу рукой ее.

Ты ж, говорливая, как речка, И резвая, как егоза, Вмещаешься в мое сердечко, Как в тучу вешняя гроза.

* * *

Дочка дом нарисовала В синих небесах. Там собака из крахмала Спит на воздусях.

В доме мы с женой и фото Мамы на стене, Жалится, как пчелы в сотах, Солнышко в окне.

День и ночь роятся стогны Около крыльца. Вот Господь прошел... На стеклах Звездная пыльца.

Точка, точка, две черточки, Черный карандаш... Это дочка, это дочка Воскрешает нас!

ДОЖДЬ

Ветер срывается с горных высот И, разогнавшись, у самой запруды Гнет к урожаю засушливый год Так, что в земле откликаются руды.

Липнет размытый российский пейзаж К стеклам, когда вы в полях на машине Давите, как на гашетку, на газ... Женщине - дом, а дорога - мужчине!

Драгой гребет колесо колею, Плещут у ног трехминутные реки. Что же так ангелы плачут в раю? Тонут в слезах на земле человеки.

Мышцы набухли от страшных затрат Силы, отпущенной в светлом спортзале. Эй, баргузин, сдай немного назад, Люди и кони устали.

ЕГЕРЬ

Дождь ударил в лоб картечью, Как я сам остался цел? Защитившись русской речью, Все же к ужину успел.

На ковер ружье повесил И охотничий кинжал. Выпил чарку - вот и весел. Выпил две - жену обжал.

И нашли мы двери рая Ночью в собственной избе. Ты уснула. Замирая, Лунный луч шел по тебе.

Я открыл окно, чтоб плюнуть... В проплывающий баркас. Кто же этот мир придумал, Где так бабы любят нас?

* * *

Еще грибы в бору растут И кое-где трезвонят птицы, Но холода идут, идут, Как вороги из-за границы.

Нагие, как перед судом, Стоят березы перед снегом, А нет бы, постучаться в дом, Поговорить бы с человеком.

ЕЩЕ НЕ ВЕЧЕР

Жена, не пой: "Еще не вечер..." Какие глупые слова! Всяк знает - человек не вечен, Как эти птицы и трава.

Обнимет смертная истома, Как в детстве слипнутся глаза. - Чуток посплю - аль я не дома! - Поспи, родной, - вздохнет земля.

ФОТОГРАФИЯ

Лесной поселок. В окнах Кама. И у завалинки втроем Отец с сестренкой, рядом мама, А я сбежал за окоем.

Вернуться в круг былой стараюсь, Скользя по жизненному льду... И все же, сколько не пытаюсь, В тот объектив не попаду.

* * *

Гася огонь минувшей славы, Я пью шампанское Державы... Какой на этикетке год? Еще мы в славе и фаворе, Еще вожди не делят море, Цветет болгарский огород.

Подлодки бродят в океане, Как дрожжи на печи у Вани. Страшит врага новейший флот! Еще крестьянин торжествует, Еще Россия не ворует Европой занятых пустот.

Но это все на дне бокала Блеснет, как лампа в полнакала, Бокал о стенку... И каюк. Душе и воину - боренье, Всем матерям - мое смиренье, А птицам - север или юг.

ГОРОДСКАЯ ОКРАИНА

Дома картонные, бумажные, Труха и пакля лезут в паз, И в основном все двухэтажные, Все черно-серые в анфас.

Во двориках, как у Поленова, Поленницы горбатых дров, Портреты Энгельса и Ленина Взирают из сырых углов.

В чулане дедовская четверть Початая, с живой водой... Знать, старший сын закончил четверть, Шумит, как месяц молодой.

За стенкой, словно в пушку ядра, Вбивают в платье девки грудь. Поздней, у городского сада, Ты подмигнуть им не забудь.

Тяжелые кусты сирени Ломают чахлый полисад, Я здесь мед-пиво пил со всеми Тому лет двадцать пять назад.

Сейчас случайно, мимоходом К ним ненароком загляну, Чтоб зацепить плечом ли, оком От нас ушедшую страну...

ГОСПОДА ОФИЦЕРЫ

Господа офицеры! О вас я вспомнил в Крыму, Где помер Волошин, За тех и других помолившись. Где, выйдя из моря, Такую увидишь "корму" Не пеннорожденной И рухнешь, За сердце схватившись... О, Белое воинство! Бледный вас Конь не унес За горы и реки, Подальше от милого края, Где вместо березы Торчит на холме утконос, Где в небе не туча Подушка, от плача сырая. Вы выбрали сами Нерусскую эту красу, Дроздовцы! Корниловцы! Рать убиенных святая... Но тот, кто вернулся Того не прибили к кресту, Того, кто вернулся Вода поглотила морская. То в черной опале, То в белой кровати ничком Старушка Европа, Последний в твоей богадельне. Но се человек! Он, заблудший, не может молчком И нежно, как внука, Положит альбом на колени... Давно это было, О, как это было давно, В альбоме сияют Красивые русские лица, А ноги ощупали все Черноморское дно, Да верной тропы не нашли, Чтоб домой возвратиться...

* * *

Гостиница, продутая насквозь, Прокуренная и прибита матом К земле... У всей округи - в горле кость, Зане как мать - поэтам и солдатам.

Где в бороде всю ночь шуршат шмели, Какие феи жили и злодеи! Какие васильки на пустырях цвели, Играли на гармошках Амадеи...

В уме и в памяти выходишь в палисад И пропадаешь в запахе сирени, Где листья, словно даты, шелестят В объятиях моей лохматой тени.

* * *

Говори со мной попроще, По-простому говори, Словно птицы в дальней роще, Задыхаясь от любви.

Словно матушка с младенцем, Медсестра со стариком, Говори, как если б с сердцем Говорила ты тайком.

Мне ведь лишнего не надо, Пусть по-русски льется речь, Словно ручеек вдоль сада, Сада райского сиречь.

* * *

Хоть лежишь у самого порога, Далека к тебе моя дорога Родина моя! Словно слезы счастья и печали По лицу бродяги пробежали И упали в русские поля.

Чтоб однажды, близко ли, далеко, Семена любви взошли до срока, Зазвенели в поле зеленя. Стриж пробил небесную вершину, И упали звезды на равнину, Родина моя!

И к калитке в довоенном платье Вышла из глубин поющих мати, Как выходит ангел из огня. Я очнулся в поле на рассвете. Жито сжато, над стернею ветер. Выше ветра Родина моя!

* * *

Хозяин луга одуванчик, Буран, нанизанный на пальчик, Испачканный в белилах шмель. Над муравьиными умами, Как телебашня над домами, Глядишь в невидимую цель.

Когда со стороны востока Украсит жизнь Господне око, Наташа выбежит на луг, Былинку, словно луч, прикусит И в окружении капустниц, Как фея в окруженье слуг.

Приляжет и раскинет руки, Замрут на паутине звуки, Как ласточки на проводах, И раскрывая парашюты, Зависнут над землей минуты, Теряясь в полевых цветах.

И уходить сейчас не страшно, Пока дремотная Наташа Пускает пузыри в зенит, Пока не помнишь о разлуке, Пока в лицо, глаза и руки Пух одуванчиков летит.

ХВАЛА ГРАНЕНОМУ СТАКАНУ

Тебе, граненый, как алмаз, Мои стихи и вдохновенье. Похмелья гордое виденье Ты явишься еще не раз.

Тебя порой держал герой В руке могучей перед боем. Поэт с курчавой головой И тот, кто должен стать героем.

Бомжи и жители Кремля Твоим канканам были рады, На дне твоем пустом не зря, Как якоря, гремят награды.

А если май и голоса, А если девки и поляна... То, знаешь, без тебя нельзя, Нельзя, товарищ, без стакана.

А если ты попал на пир, Ну не на пир, так на пирушку. Стакан твой бог и твой кумир, Примерно, как поэту - Пушкин.

А если в чуждый дом пришел, В котором ты бывал не часто, С размаха бьешь стакан об пол, И говоришь всем видом - баста!

А если это дом друзей, То лучше в мире нет лекарства, Полнее, друг, стакан налей, За русское я выпью Царство!

Да за великие дела, За славу мировой Державы. И как сказал старик Державин: - Французить нам престать пора, Но Русь любить И пить. Ура!

* * *

И черным железом Иуда рассек Царевен мальчишечьи груди... Не выблевал кровь, и не вздрогнул народ, Не выдохнул: "Буди вам... Бу-у-ди!"

А помнишь, товарищ, расстрелянный Дом И толпы зевак перед Домом?.. О чем говорим? Вспоминаем о ком, Печалясь над попранным троном?

* * *

Икона Бориса и Глеба, Трагедия отчей земли, Над ней только вечное небо Да русские избы вдали.

Что зависть, коварство и злоба, И братоубийственный меч?! Встают убиенные оба, Чтоб кротостью Русь оберечь.

* * *

Как дальше жить? О чем мечтать? Отечество не виновато. Хотя приходится опять Оберегать, что сердцу свято.

Стоять в родительской глуши, В монастыре среди молитвы... Горя, как пламя у свечи, Как сердце юноши в час битвы.

КАТЕРОК

Катерок причалил к пристани. Кто зазвал его сюда? Проплывают мимо быстрые Непутевые суда.

Чалочку на кнехт набросит И стоит в дыму матрос, Курит - есть и пить не просит, Как у русских - малоросс.

Эх, матросик, в стельку пьяный! Что тебе речной Устав? Самогона океаны Мозг штурмуют по утрам.

Выпил, чтоб опохмелиться, И отчалил в край любой. За кормой волна катится, Закипая за кормой.

Капитан в штурвал вцепился, Пальцы, словно когти льва. С кем твоя гуляет львица, То ль супруга, то ль вдова?

Норд наждачною бумагой Полирует небоскат. Мы бежим под русским флагом То вперед, а то назад.

КОЛЧАКОВСКАЯ ДЕРЕВНЯ

Окопы адмирала Колчака, Заросшие травою и забвеньем... Здесь кровь лилась большим стихотвореньем, А в памяти осталось - тчк.

Родился я на левом берегу, Неподалеку от былых сражений, Все детство не вставали мы с коленей Искали пистолеты и казну.

Как Белое Движение - туман Стоял над Камой. Вороны кричали, И кости безымянные трещали Под пятками безмозглых басурман.

Погибшие за Родину и Честь, Плывущие давно в литейских водах, Увядшие травой в чужих народах, Нам ниоткуда посылают весть.

Окопы адмирала Колчака Еще хранят в себе солдатский пепел... За красных пил, а вот за белых не пил, Налью стакан... а дальше - тчк.

КРУШЕНИЕ

Дрожь по составу пробежала, Как бы по коже бегуна, И оттолкнувшись от вокзала, Гонимый силой колеса,

Помчался, набирая скорость, Набитый русскими людьми. А я торчал в окне по пояс, Кричал: "Красиво, черт возьми!"

И взял уродец преисподни, Нарушил ход людских судеб. Откос! Удар! Погибли сотни, Беспечно, как Борис и Глеб.

Как нитку разорвало рельсу На повороте бытия... Ногтями вырежу я дверцу: - Ну, здравствуй, Родина моя!

КРЫМСКАЯ ТАТАРКА

Вагон не шатко и не валко Вокзал оставил за спиной. По насыпи бежит татарка, Татарка крымская за мной.

Куда несешься, дева юга, С фигурой колкой, как джейран. Да, ты была моей подругой, А другом был моим стакан.

Мешал я водку с коньяками, Первач и легкое вино. И спорил с тюркскими богами, Когда в стакане видел дно.

Не так, как Жилин и Костылин, Тебя от скуки привечал. Я был влюблен в тебя, настырен, Я на руках тебя качал.

Ты мне, конечно, не сестренка И не законная жена. - Я жду! - вслед прокричала тонко. Я знаю, что ты ждать должна.

В Россию катятся составы, Как слезы из собачьих глаз. Прощайте, южные забавы И девы, любящие нас.

ЛЕТО

На улице гора, а за горой Откроется равнины панорама. Летит река подковой голубой, Даже стрела, и та летит не прямо.

А дальше поле, а за полем лес, А за лесами снова даль без края. Не помню, с бабы или с печки слез, Невыносимо мышцами играя.

Отринул двери, обломал крыльцо И со всего разлета прыгнул в реку. Из носа лодки вырвалось кольцо, Когда она рванулась к человеку.

Я вышел и столкнулся с лопухом, Упал на холм - на солнышке погреться. В окошко кто-то женским кулачком Стучит, стучит, как между ребер сердце.

* * *

Любое слово невпопад, Молчит душа, Как ночь равнины, Как океанские глубины Над Атлантидою молчат...

Когда не пишутся стихи, Судьба страшней чужого флага, Глядит на мир из-под руки, Белее смертника, Бумага.

ЛУБОК

Навстречу мне несется тройка, Ямщик широк, русоволос, Как он, в санях весь день постой-ка, Когда, как вепрь, свиреп мороз.

Запляшут в ближних избах крынки, И вот, взбесившись, коренник Заржет на выцветшей картинке И гикнет с облучка мужик!

Кого оставят равнодушным Три морды лошадиных врозь, Сей бег почти полувоздушный, Что рвет из стенки вбитый гвоздь.

ЛЮБОВЬ

Любовь - опасное занятье, Когда змеей сползает платье, Являя пару стройных ног. И темен, в то же время светел, С седьмых небес слетевший ветер, И яко угль - любовный слог.

Опомнись! - но глуха природа, Мы стали кладкой небосвода, Плывет косметика с лица... Твои глаза полузакрыты, Друг к другу мы с тобой прибиты Тяжелым молотом Творца!

Качнулся лепесток в Эдеме, Цифирь сменилась в теореме, Пронзил Отчизну женский крик... И я открыл глаза... и вздрогнул! И вновь закрыл и не отторгнул Обезображенный твой лик.

ЛЮБОВЬ С ПОХМЕЛЬЯ

В башке тяжелое похмелье Торчит, как дедовский топор. Скрипит железное строенье Кровати. Двери на запор Забыл закрыть. Никто не внидет, А если внидет - выйдет вон! Все Богородица увидит, Не спрячешься, как ночью вор.

А нам и нечего стыдиться, Мы без одежды, как в раю. Тебе положено светиться, Мне с пеплом вылетать в трубу. Я эту полюбил работу, Как любит бог огня Гефест Сдувать с металла позолоту, Ковать из стрел амура крест.

Я эту полюбил работу, Как любит лев, медведь и тигр, Когда выходит на охоту, Еще не зверь - звериный рык. Не закрывайся от объятий, Восторга смехом не тревожь. Торчат из-под твоих запястий Соски - червленые, как брошь.

Ну, не томи, побойся Бога, Я не смогу свой огнь сдержать! Следы дымились от порога, Пока тащил тебя в кровать. Нет, я другой, не томный рыцарь, Скорей разбойник и мужик. Ты если птица, то зегзица, В твоей гортани Божий стих.

О, как мы целовались в губы! В засос, до дрожи в небесах. Так зло лишь Афродита любит, Теряясь в междометиях. Я позабыл с тобой другую, Забуду ли тебя с другой? Ты обнаженною ногой Смахнула пену кружевную.

Восторг, помноженный на страсть, Такие исторгает звуки, Как будто на речной излуке Сошелся с хариусом язь. Уж если нас столкнуло время, В кровь подмешав любовный яд, Как Святогор, сто раз подряд В щель гробовую брошу семя. Кто может круче написать? Пускай напишет... если сможет. У Президента меньше власть, Чем у разжатых женских ножек. Ты словно нитью золотой К дыханью моему пришита, Ты хрупкая, как лен и жито, И до утра любима мной.

Прости, глаголы не сдержать, Как не сдержать тебя в объятьях, Посев взошел, и время жать, И замывать в колодцах платье. Стоят над нами облака, Как рыбины уткнувшись в сети, Внизу подземная река, В которой гибнут наши дети.

Но думы эти от ума, А поцелуи от безумства. Есть только Свет! Есть только Тьма! А остальное лишь искусство.

* * *

Мне стыдно и тяжко; Как туча я черен и страшен, А ты как ромашка, И взгляд мой тебе еще важен. Взираешь на мир Из-под крыльев отцовских, широких. Еще я не Лир, Но я знаю отцов одиноких... Смогу ль защитить тебя, Девочка, в мире продажном? Где натиск и шторм, А у нас лишь кораблик бумажный, На коем словесности русской Скупые глаголы, Где греки сменили варягов, А греков - монголы. А взглянешь на Родину Грязи и крови по горло, Сажусь на обочину... Слякотно, сыро и голо... Ступай же, лети! Не озябни под северным ветром. Я встал из земли, И я лягу в следы твои - пеплом.

МОСКВА

Москва в тиски врагами сжата, Пора панфиловцам вставать, Политруку: "За мной, ребята!" Бросаясь в бой, стране кричать.

Но нет, увы, простых и чистых, Бесстрашных оторви-голов, Что били в пух и прах фашистов, Без магии высоких слов.

А нынче бьют слова - словами, С три короба наговорят... - Ребята, не Москва ль за нами? Нет, не Москва за нами, брат.

МУХА

Муха села на мизинец, Словно сокол на плечо. Лужу бороздит эсминец С русским выговором: - Чо!

А вокруг болотной кочки Собирается народ. Комариные сыночки И пахан сынков - Удод.

Моют косточки друг дружке, Пишут кляузы в ООН, Графоманы-побирушки, Глупые с пяти сторон.

Вдруг от этой камарильи Просыпаются в Кремле. Сталин, Молотов, Калинин Орден присуждают мне.

Только в Кремль я не поеду Из родных своих болот. Муха-сокол мне к обеду Дичь из леса принесет.

Графоманы сварят яйца И о лбы их разобьют. Критик, к строчкам не цепляйся Ордена не всем дают.

* * *

На берегу крутом стоишь, Торопишь облака. Вдоль берега бежит малыш, А вслед за ним - река.

А за рекою - стая птиц, За птицами - свинец, А там, на берегу стоит И видит все - Отец.

НА ПОГОСТЕ

Привет тебе, загробный свет, Кресты, могилы и оградки. Мы на слезу, как бабы, падки, Глотая дым горючих лет.

На этом скошенном краю, Теченье Леты не нарушу. Пока стоишь в живом строю И тварям рад, что лезут в душу!

* * *

На турецком утесе безмолвно стою, Как маяк, что уже не указ кораблю, Спутал волосы ветер с Босфора. Топит белую гвардию варваров вал, Стеньке Разину дарят дамасский кинжал. Лжепророкам - разбойник опора.

Византия... Царьград... Мусульманский Стамбул Пол грядущей России одел и обул, Взор потупили злые гяуры. Не садятся за весла, не рвут паруса, Русский посвист не гнет, словно лук, небеса, Расклевали картечь куры-дуры.

А казацкую пику сожрал дымоход, А казацкую шашку сгноил огород, Растрепали папаху младенцы... Только в древней руке полыхает чубук, Да стремятся глаза, словно птицы, на юг, Где галдят про свое иноверцы.

* * *

Наймусь на лето пастухом, Скакать на мерине лихом И путь указывать коровам, Довольным быть судьбой и кровом.

- Который час? - звезде кричать, Княгиней девку величать, Картошку печь в золе на ужин, И знать, что никому не нужен.

* * *

Ночное. Детский бег коня, Луна, как лаз в Эдем. Но там еще не ждут меня, Туда приду я с чем?

С губной помадой на щеке, С бутылкою в одной руке И со стилом в другой, Сказав Петру: "Я свой!"

- Пока не свой, - промолвит Петр, И я скажу в ответ: - Да, я с тобой согласен, Петр. Мне дорог этот свет!

* * *

Носились чайки над лицом И что-то женское кричали, На берегу земной печали Я был наедине с Творцом.

Я видел: Он сиял, как свет, На гребне моря поднимаясь, И я за ним летел вослед, Колючей тверди не касаясь.

Пусть говорят, что это бред, Что человек слабей букашки, Но я-то видел Божий след, Как кровь на собственной рубашке.

ОДА РУССКИМ ПЕЛЬМЕНЯМ

Из липы выдолблю корыто, На круге сечку заточу, Потом в ледник, где с глаз сокрыты Три туши - мяса нарублю.

Немного от медвежьей ляжки, Кусок побольше - от лося, От кабана, что толще Дашки, Сколько потребует душа.

Кровавые пласты в корыто Швырну! И сечкой сверху: "Кха!" Под гильотиной плодовито Клокочет красная строка.

Щепотку перца, следом соли, За луковицей лавра лист Не жди... все посочится вскоре, Пока в корыте фарш лежит.

Супруга раскатает тесто, Нарежет рюмочкой круги. На всех гостей, куда тут деться, Щиплю пельмени в две руки. А дочь на холод их выносит, Жена следит за кипятком. Уж водка, распуская косы, По штофу ходит босиком.

В тарелке вздрагивает студень, От страха лопнул помидор, Слюну на грудь роняют люди, Пельменный проводя собор.

Но вот ударил дух упругий Из кухни, ноздри разодрав, И всяк двуногий и двурукий В единый превратились сплав.

Никто не видел, как шумовка Ловила белых лебедей, На блюдо их, швыряя ловко, На дно ныряла за людей.

А штоф уже пошел по кругу, И водка, и вино лилось, Пока я что-то вякнул другу, Над нами блюдо пронеслось.

Секунду над столом зависло, И в самый центр с разлета, хрясь! Пар дыбом встал, как мысль из смысла, На лампочку облокотясь.

Поехало, пошло веселье, Звенели рюмки и ножи, И вилки острое движенье Моей коснулось бороды,

Но траекторию закончив, Вонзилась с радостью в пельмень, Он над столом взлетел, как кочет, Любимец русских деревень.

А я его сначала в уксус, Затем в горчицу, майонез. Потом на клык... Он сразу душу Наружу выставил, подлец.

А где душа, там наша песня, Как пламя вьется над столом. Всего-то водка, фарш и тесто! А словно короли живем.

ОДИНОЧЕСТВО

Последние сожгу дрова И чайник вскипячу. Последние скажу слова И потушу свечу.

Я должен быть один как перст, Чтоб слышать Божий Глас! Когда горит огонь сердец Не отвлекайте нас.

Последние сожгу дрова, Дверь за собой запру. Мы ночью постучались в рай И разошлись... к утру.

* * *

Одна властительница степь Ни кустика, ни человека, Как будто Альфа и Омега Вот здесь посажены на цепь.

Над степью пролетит орел, За горизонтом приземлится... Какой же на Руси простор: Все пропадает - взгляд и птица.

* * *

Опять напился, как скотина, Забыл и родину и сына, И дочь, и честную жену. Посеял смуту - беды жну.

За право выглядеть нелепо, Я отвратил глаза от неба, Но не забыл меня Господь, Иглой под сердце стал колоть.

- Почто напился, как скотина, Забыл и родину, и сына? - Молчи, и мне не прекословь... Молчал, свою теряя кровь.

Она была неотделима От дочери, жены и сына, От родины и от Христа, И от российского креста.

ПЕРЕВАЛ

Во сне ко мне пришла жена, Полей украинских княжна. Пришла жена. Моя жена. Полей украинских княжна.

Сказала: "Береги себя!" Горячего коснулась лба. Губами - лба. Перстами - лба. Попробуй уберечь себя?

Ведь здесь Кавказ! В горах туман. Страшнее ложь, страшней обман. И там обман, И тут обман... В горах всегда по грудь туман.

Семь дней в отряде я сижу, Стихи читаю и пишу. Не пью - пишу. И пью - пишу. Семь дней в отряде я служу!

Хоть опыт пограничный мал, Закрыт от чурок перевал. Я сохраню Наш перевал. Хоть опыт пограничный мал.

Такие, женушка, дела. Тоской меня ты извела. Во сне пришла. Домой звала. Совсем тоскою извела.

Как брошу я укрепрайон, Кавказских радуя ворон. Чернеет тот И этот склон. Не бросил я укрепрайон.

Во сне опять пришла жена. Полей украинских княжна. - Домой вернешься, сатана?! Тут пробудился я от сна. И вижу, на спине лежу... - Убитый или жив? - сужу. В дверном проеме Зрю - жену... Я и во сне стране служу.

ПЕРМЬ

Слева свечки... Синагога, Справа православный крест. Значит, Гога и Магога Добрались до этих мест.

Значит, сей уральский город, Не за ради куража, Будет надвое расколот При дележке барыша.

Значит, снова прав анатом. Что занес в мертвецкой нож Над сестренкой и над братом, Серокожий, словно вошь.

Вижу: от тюрьмы до Камы Раскатался Разгуляй, Урке под щитом рекламы, Может быть, приснится рай.

И початая бутылка, Что в кармане пиджака, Запульсирует, как жилка, На гортани мужика.

Вновь идет державным шагом Мимо сук и кобелей Под любым, но русским флагом Совесть родины моей.

ПЕСНЯ

Как звенит над общими столами Милый сердцу русскому простор! Наделила воля голосами И деревню, и сосновый бор.

Вылетают в окна занавески, Как жар-птицы ярое крыло, Не нужны из серебра подвески, Если есть в гортани серебро.

От избы до полевого стана Так поют крестьянки - не дыши! И слеза блестит на дне стакана, И роса блестит на дне души.

ПИСЬМО

У тебя Тусенок-тюлененок, Март еще, вот-вот придет весна, Очень замечательный ребенок Крепко спит - отца лишая сна.

Спи, дочурка, мой добрейший ангел, Верь, что добрый у тебя народ. И луна, как снов счастливых факел, Сразу после солнышка взойдет.

Лунный свет серебряной фольгою Шелестит на голубой земле. Спи, Наташа, ты всегда со мною, Как свирель в раю - поешь во мне.

ПЛАЧЕТ ЖЕНЩИНА

Плачет женщина над страницей Тихо-тихо, почти не дыша, А за окнами носится птица Или чья-то шальная душа.

Может, чье-то письмо запоздало, А не думало запоздать, Но слезинка на строчку упала И заставила строчку дышать.

Потому ли, что жизнь быстротечна И не все, что в душе - на устах, Плачет женщина, ночь бесконечна, И опять что-то в мире не так...

ПЛОТИК СЧАСТЬЯ

Тебя раздеть я поспешил, Все остальное тоже в спешке. Достоин я твоей усмешки Кто плоть мою, как пса, взбесил?

В итоге что? Река времен Вот-вот затопит плотик счастья... Плывут ко мне со всех сторон Акулы - Анна, Маша, Настя.

ПОРОХОВОЙ ЗАПАС

Комары гудят, как лодки, Что бегут по-над водой, Перемерли все погодки, Что любили пить со мной.

Что любили пить и драться, Речку выгибать веслом, Самогоном наливаться И в обнимку спать с костром.

Вот такие, елы-палы, Были корешки у нас... Но от сырости пропали, Как пороховой запас.

ПОСЛЕДНИЙ ПОХОД

А старых солдат С каждым годом все меньше, Как старых поселков И деревень, И остаются холодные бреши В потоке Куда-то спешащих людей. Венок На холодные прутья повешен, Железом Гремят на ветру лепестки, Гуляют в родной стороне сквозняки... Никто не забыт, И никто не утешен!

ПОСТОЯНСТВО

Я в юности, одну тебя ценя, Спросил: "Согласна выйти за меня?.." А ты в ответ, веселая такая, Все хохотала, зубками сверкая.

Прошло полвека. У твоих ворот Я вновь спросил, бельмом в глазу сверкая, А ты в ответ, веселая такая, Хохочешь, распахнув беззубый рот.

ПРЕДГРОЗОВЫЕ ЛАСТОЧКИ

Не чувствую себя отцом семейства, Мальчишество торчит, как стержень в форме. Писать и пить! - вот русское блаженство, Чем рассуждать с трибуны о реформе.

Объятья перезрелой истерички Не вызывают бури, а напротив... Нас любят юные, я помню их косички... Помилуй Бог, причем же здесь Набоков?

Кому они достанутся такие, Я изваял их в солнечном тумане. Как ласточки предгрозовой России, Они щебечут мокрыми губами.

А впрочем, говорю любой: - Свободна! Лети, покуда слабых крыльев хватит. Я поддержу дыханьем осторожно Ту, за которую судьбой другой заплатит.

ПРОЩАНИЕ С ТУРКЕСТАНОМ

Прощай, советский Туркестан И солнце белое Хивы, И шелковый твой караван, Песок, верблюды и ковры.

Прощай, узбечка Халима, Ты мне читала на фарси, И таяла во рту халва, Как снег весною на Руси.

Прощай, златая Бухара, Уже отрезанный ломоть, На Север мне давно пора Поля от плевел прополоть.

Европа, слаб твой стебелек, Твой колос плесенью объят, Но я вернусь к тебе, Восток, Я слишком долго пил твой яд.

РАЗЛУКА

Вот и вымолвил несколько слов, Вот и вся запоздалая плата, Легкой верой гонима куда-то, Ты становишься меньше зрачков.

Пусть мой ангел тебя сохранит В небесах, на воде и на суше, Воздух, что из-под крыльев свистит, Может быть, твои слезы осушит.

* * *

Река пустой баркас колышет, Шумит над лесом дождь грибной, И нас с тобой никто не слышит, Ни Бог, ни царь и ни герой.

Здесь нет антенн и телебашен, Бурьян - что море-океан, И русский путь совсем не страшен, Когда ты словом осиян.

И огурец растет на грядке, Целует солнце помидор, В деревне нашей все в порядке И прямо за окном - простор.

* * *

Родина! Память твоя глубока, Страшен глубинный путь. Туда, где блестит Аввакума строка, Слабому не донырнуть.

Мусор сегодняшний, щепки да сор, Могут легко заслонить Слезы былые, и стыд, и позор Все, с чем обязаны жить.

РОВЕСНИК

Мой ровесник с молотком в забое Добывает с атомом руду, А другой ровесник мой в запое, Перепил давно чертей в аду.

А еще космический ровесник На канате в небе, как брелок. На него не напасешься лестниц, Прицепил его к орбите Бог.

На ножах ровесник бьется с братом, За спиной у каждого свой флаг... Мой ровесник в славном сорок пятом Водружает знамя на рейхстаг.

Много их и злобных, и веселых, Мудрых, гениальных, озорных, Что родятся в городах и селах, Словно пули попадают в стих.

Лишь один из них душе понятен, Что распят врагами на кресте. Он, как русский космос, необъятен, И звездой горит в моей мечте.

Он босым идет по вешним водам, Пьет до капли чашу бытия. Он, как бич - стадам. Пастух - народам. И ровесник наш, как ты и я!

СЕЛЬСКАЯ БИБЛИОТЕКА

В тиши лесных библиотек Разгадывал я тайну жизни, Десятилетний человек Во глубине родной Отчизны.

Здесь, у начала всех начал, Где хмурился пейзаж неброский, Меня любовью насыщал И Радонежский и Саровский.

Как в Слове помыслы чисты, Как аккуратно пыль сдуваешь... Шуршат страницы, как листы В раю... Вот-вот про все узнаешь.

ШКОЛЬНОЕ ФОТО

На школьном фото, на крыльце тесовом Спрессовано десятка три судеб. В сапожках из кирзы, в мундире новом Я впереди, как на подносе хлеб.

Тогда любой денек был ярче вспышки, Которой нас фотограф ослепил. И сопоставить смотровую вышку С Олимпом - не хватало детских сил.

Иначе б знали - кто в бою погибнет, Кто, как Чапай, до нас не доплывет, А кто при жизни, словно лист, поникнет И в никуда однажды забредет...

Я вырву белый клок из бороды, Как омертвелый куст на склонах дальних, Я до сих пор на фото впереди, Все тот же школьник слов первоначальных.

* * *

Скоро горница светом наполнится, Засмеется ребенок в постели Бесподобно, как во поле горлица Или ангельские свирели. Светоносная женщина встанет, На носочках вспорхнет к колыбели, На малышку восторженно взглянет, И опять заиграют свирели. И опять зазвенит колокольчик, Небеса утекут из-под стражи, Завершится правление ночи, И начнется царенье Наташи!

СЛЕЗЫ РОЖЕНИЦЫ

В ситцевом халате, Сплетням вопреки, Плодоносит мати. Мысли далеки,

Где-то рядом с Богом, В космосе чужом, Ведает о многом, Но не о своем.

Лоб и нос в веснушках, Бьющих наповал, Это муж простушку Жарко целовал.

Холил и лелеял, И не пил почти, Сердцем слово мерил, Судия? - Зачти!

Лучшая из женщин, Та, что носит плод, Потому и вечен Этот небосвод.

Лик животворящий, Как родник в раю, - Родину обрящем! Всем я говорю.

Первый крик раздался, Радуйся народ! Мороку не сдался Человечий род.

Мать, как в Божьем рейсе, В небесах лежит, Как роса на срезе Слезонька блестит.

Люди, Бога славьте! Тысячью свечей. Слезы - жизни капли По краям очей...

С молодого ложа В ложный мир сойдет. Кто-то строчки сложит, Кто-то сложит дзот...

Это все позднее, Это все потом, Сын прижался к шее Кисло-сладким ртом.

Все отдам, что знаю, Чтоб в родном краю Слышать баю-баю, Баюшки-баю.

* * *

Солнце скатилось на запад В древнее лоно свое, Дочка хотела заплакать, В детской юдоли ее Дни и года бесконечны, Зло и печаль вдалеке, Да и родители вечны, Да и душа налегке.

* * *

Спросил у кровинки-Иринки: - Зачем ты живешь на земле? - Чтоб кушать сметану из крынки И сутки валяться во сне.

Еще, чтобы в море купаться, Еще, чтобы книги читать, Чтоб доченькой восхищаться И в губы тебя целовать!

СТЕПЬ

О ней мог Шолохов писать, Такие краски растирая! Что не прибавить, не отнять, Как солнце у Родного края.

Полынь - столетняя трава За горизонтом ищет небо, И тут, и там растут слова, И хлеб растет, и люди хлеба.

СЫРАЯ НОЧЬ

Сырая ночь, сребрятся тополя, Как будто алюминием облиты. Гляди хоть час, не выглядишь поля, Печальные поля моей планиды.

Щепоть махры в колонку новостей Засыпь и прикури от русской печки. Кури спокойно и не жди гостей, И даже той... чей свет живет в сердечке.

Хотя, быть может... Вспыхнул огонек От катера, бегущего по речке. О Боже, как я нынче одинок И на Руси, и в девичьем сердечке.

ТОВАРИЩУ

Потерялся где-то за кордоном, Став адептом четырех сторон. Где ты нынче держишь оборону? Или просто гонишь самогон?

Там все кисло: и слова, и лица. Хлеб чужой, и деньги, и вино... Вот и наша славная столица, Как "Варяг", сама легла на дно.

Дует ветер с моря-океана, Гонит на глаза мои волну. В полночь лезут бесы из тумана И кошмары мучают жену.

Ты летал на винтокрылом дыме, Пробивал навылет синеву. Если спросят: - Где живешь, родимый? Скажешь: - В небе! - Я тебя пойму.

До сих пор тебе я, братец, внемлю, Раньше б после боя расстрелял. Опускайся на родную землю, Я один среди врагов устал.

ЦАРСКИЕ ВРАТА

От Царских Врат по праву руку Святая Троица парит И всю твою печаль и муку В небесный замыкает скит.

И облака девятым валом В Господних плещутся глазах, И ты, невидимый, как атом, И ты сквозишь в Его глазах...

ЦВЕТЫ

Ты стоишь всех моих наград, Прекрасная Маруся! Я прыгну ночью в палисад, В окошко постучуся.

Клубятся желтые шары Перед окном подруги. "Петрушка!" - скажет. - "Это ты?" И встречь протянет руки.

Отвечу, раз пришла пора: - Не узнаешь? Ты что же... Лицо поэта от Петра Ты отличить не можешь.

Ну ладно б спутала с ведром, С луной, с шаром в окошке... А то с дубиною Петром. Прощай навеки, крошка.

ТЫ ДА Я

Шли родительской равниной, Ты да я, да мы с тобой. То с березкой, то с рябиной Говорили вразнобой.

До столицы простиралась Не захваченная даль, Много здесь еще осталось Из того, что сердцу жаль.

* * *

Ты мне когда-нибудь споешь Романсы русского поэта, Любовь есть высшей пробы ложь, Хотя и соткана из света.

Мир сотворен, пора взмывать Невесть куда с Господней длани... Грешно любовью называть Все то, что не случилось с нами.

* * *

Дочери

Ты свеча моей печали, Ты пожар моих тревог, Я в конце, а ты в начале, Путь твой долог и далек.

Высохнут большие реки, Тыщу раз умрет трава, Но пребудут в человеке Эти тихие слова

Ты свеча моей печали, Ты пожар моих тревог, Я в конце, а ты в начале, Путь твой долог и далек.

* * *

Ты Урал не в славе - в сраме, Между небом и землей, Здесь царевен сапогами Пролетарский бил конвой.

Где Свердловск и Алапаевск, Да и Пермь - по грудь в крови... Не стеная и не каясь Жили выродки твои.

Бледные синеют лица, Жутко кожанки скрипят, Хочешь богу поклониться Да чекисты не велят.

Господи! Твой бич разящий Не коснулся их голов, Образ твой животворящий Не испепелил рабов...

За убийцею убийца В церкви бродят меж свечей, И до гроба мне молиться За уральских палачей.

У ЧАСОВНИ КСЕНИИ ПЕТЕРБУРГСКОЙ

В 1936 году рядом с часовней были заживо закопаны священники...

И я здесь был, за Ксению молился, Возжег свечу... И дух остановился.

Я вышел. В очи - красная заря, Кладбищенская затряслась земля,

Российским простакам напоминая Места, где пировала волчья стая.

Где в яме без молитвы и креста Толкли живых служителей Христа.

Святая Ксения, моя тропа убога, Но встанет память Лазарем из гроба.

Ей тыща лет, она, как Русь, мудра, Ей Пушкин диктовал со смертного одра...

Но служба кончилась, и певчие устали, К огню свечи я прикоснусь перстами.

Ушло мгновенье - возвращать не надо, Горит заря, как грозный отблеск ада...

УСТАЛ НЕМНОГО

На бреющем ломает воздух шершень, И я устал от глупости и женщин.

От митингов и шумного кагала... Не стар я, други, но душа устала.

Хотя держу за голенищем нож, Перо за ухом, а в кармане грош.

Под срубом - боевые рукавицы И карта государственной границы.

Не стану слабонервных устрашать, Да и не все о русских надо знать

Врагам и тем, кто ловит вражье слово... Устал немного - что же в том такого?

* * *

Увы, враги не исчезают Ни в жизни вечной, ни в земной, Они из бездны прибывают, А мне то что? Господь со мной...

Он лишь один - Святой и Правый, Ржу отделяет от меча, Он - Свет и Купол пятиглавый... Мой новый враг Ему свеча!

* * *

В бане умный и дурак, На полок взойдя парильный, Как в Эдеме телом наг, Жар вдыхает молодильный.

Веник хлещет по груди, По спине и ягодицам, В бане милости не жди, В бане званье не годится.

То хрипит в тебе монгол, То кричит сарматский воин, Дышит каменка, как вол, Набухает русский корень!

* * *

В этой деревне уныло, Словно никто не живет. Кто-то тоскует постыло, Кто-то без удержу пьет.

Мучают дети собаку, Землю швыряют в трубу. Баба стирает рубаху, Но неизвестно кому.

Редко земель этих житель В тусклом окошке мелькнет, Тонет у школы учитель, В луже летит самолет.

Что мне заморские страны, Пальмы и желтый песок... Тонет учитель. И странно, Что розовеет восток!

* * *

В избе есть печь и есть огонь в печи, Щи на столе и горкой калачи, Хозяйка пред иконами стоит, И мне знаком ее крестьянский вид. С таким обличьем, статью и умом Была б женой, не думал ни о ком.

О чем так молит истово Творца? Не замужем, на пальце нет кольца... Тугая грудь сосцами ситец рвет, К такой на руки отрок не пойдет, Такую ищут царские гонцы, И в честь ее поют стихи глупцы.

И я один из них. Ее волос Касались только лепестки от роз, Ее знал Рим, неистовый Тимур Мычал в ее конюшнях, словно тур. Судьба связала многих с ней по гроб, Возьми любую из разбойных троп.

В ее следы впечатались уста И князя, и кремлевского шута... И лишь мужик ее не ставил в грош, Шить заставлял тулуп из козьих кож, В оглобли вместо лошади впрягал, Да вместо плетки матом погонял.

Она ж его то балует парком, То самогоном потчует тайком!

В МОЕМ КАБИНЕТЕ

На столе стоит товарищ Сталин Белый китель, черные усы, Был моею волей он поставлен В блеске всей диктаторской красы.

Рядом фото, где Сергей Есенин, Загрустивший под осенний свист, В центре - ваза с облаком сирени, Черный черновик и белый лист.

...Смотрит на меня товарищ Сталин Оком государя каждый день, Как на тигель для расплава стали, А Есенин смотрит на сирень.

В РОДИТЕЛЬСКОМ ДОМЕ

В родительском доме Не жить мне и дня, В родительском доме Чужая родня, Чужие портреты Висят на стене, Чужие заветы Бормочут во сне. Чужие с чужими Твердят о чужом, И страшно мне с ними Быть в доме своем.

ВДОВА

На свежий дерн накрошит хлеба Вслед за молитвой: "Даждь нам днесь..." Чтоб чаще опускалось небо, Чтоб чаще птицы пели здесь.

И долгий взгляд - безбрежный, вдовий, Вслед за дыханьем из груди... И сердце - черный сгусток крови, И только память впереди.

ВЕРА

Я был в деревне летом пастухом, Ременный кнут стрелял, как парабеллум, Козленок прыгал вслед за мотыльком, Луг наполняя блеяньем и белым

Горячим пухом... Снег и монастырь. И козий сыр, из погреба настойка... Овчинами завешана Сибирь, В овчине тонет голосок ребенка.

Но помнит мир, как много лет назад Толпились пастухи перед пещерой. Звезда сияла, и младенца взгляд Жизнь наполнял Надеждою и Верой.

ВО ПОЛЕ СРЕДИ ЦВЕТОВ

Во поле среди цветов, На вершине мая, Спряталась от взрослых слов, С бабочкой играя. Скачет, Скачет по траве С бантиком кузнечик, По лужайке, По тропе, Мимо рощ и речек. Мимо склоки мировой, Горя и печали, Так захвачена игрой. Днями и ночами Набирают травы цвет, Горлинка кружится, Ты сама небесный свет, Божьих глаз ресница. То бежишь по облакам, То летишь в тумане, Корчишь рожицы богам, Прижимаясь к маме.

ВОСПОМИНАНИЯ О СТАМБУЛЕ

Сошью малиновую феску. Гарем, как турок, заведу. Куплю кавказскую черкешку, В орде - татарскую звезду.

Еврейку - похоти свечу, Зажгу за так в любом отеле. О, как она горит в постели... Но о масонах помолчу.

Мне дева русская к лицу. Смотри, блистательная Порта, Как я в набег за ней скачу. За девой неземного сорта.

Но снова слышу я отказ, Не хочет главной стать женою, А хочет быть одна со мною И не спускать с поэта глаз.

Пора заканчивать рассказ. Турецкий берег даль размыла... Не стал черт знает кем чуть было. Но, как поют, "я встретил Вас"...

* * *

Все пройдет, любимая, как прежде, Даже эта смертная тоска, В полночь я сорву с тебя одежды, Страсть блеснет, как в море острога.

Уплывешь в сердечные туманы, В запах трав и шорохи листвы... Зазвенят граненые стаканы, И заноют боевые швы.

А потом на облачной постели, Необъятной, как душа творца, То ли угли, затухая, тлели, То ли утоленные сердца.

ВЫСТАВКА СОБАК

Словно лают пулеметы, Или сходит в ад Вергилий, Стон и визг над стадионом... Не услышат, не кричи.

В центре ринга в бело-черном Заседают судьи чинно, А под куполом витает Запах псины и мочи.

Тонкая, как лист фанеры, Что летала под Парижем, Наша псовая борзая, Топ-модель от кутюрье.

Вот кавказская овчарка, Челюсти, как пассатижи, Ризеншнауцер, как шницель, На песке-сковороде.

Упреждая ваши мысли, Искушая чувство меры, Века среднего картины Выплывают из глубин.

Булька - смесь свиньи и крысы, Старый грузовик ротвейлер, Гобеленовый мастино И каретный долматин.

Чау-чау и шарпеи, Лабрадорский дог и риджбек, Что охотится за львами, Отгрызает хвост слону...

Но средь всех собак - собака! Из Тюрингии далекой, Из породы доберманов, Я люблю ее одну.

С пулею из автомата Может быстротой сравниться, Словно с крыльями кувалда, Пробивает грудь врагу.

Для того она убийца, Кто проходит воровато, На чужой забор косится, Я таких видал в гробу!

Я РОДИЛСЯ НЕ В ЭТОЙ ИЗБЕ

Я родился не в этой избе И Державе другой. Там был царь-государь И четыре княжны, и наследник. Там Есенин светил, как фонарь, Золотой головой. А царица от счастья и слез Не сморкалась в передник.

Там двуглавый орел Над железной дружиной парил. И над речкой Смородиной Слышался храп богатырский, Там Брусилов германца, Как резва коня, осадил, Тихон белых голубок С ладони кормил монастырской.

Русь вставала серебряной, А спать уходила Святой. И венец Мономаха На купол обычной церквушки Сам Господь водрузил Восковою небесной рукой... Но Христа расстреляли Прямою наводкой из пушки.

Я народа не знал, что кусал бы Свой собственный хвост, Храм отдав торгашам, От скорбящих святых отвернулся. При Петре покачнулся... При нынешних - рухнул колосс! Гром прошел сквозь века, И в аду сатана поперхнулся.

Я родился не с этой анкетой, И это не мой сельсовет. Где кумач Облака, словно шубенки Божьи месили. Мужикам у сельпо Посылаю сыновний привет! Пусть подавятся им, Ибо все, что имели - пропили.

Я на лыжах бежал За отцом не по этим следам, Обжигая наш путь, Поперек проносились составы, И какая-то женщина Подносила ладони к глазам, Показалось, что мать... Но над мамой могильные травы

Не шумели, А в щели чугунной ограды ползли, Разрушая дороги, Заброшенные сельсоветы. Все, что попадя, клали В большие тугие узлы, Словно бомжи с бомжихами, От оглобли - до сигареты.

Я родился не в этой России, В которой живу, За шеломянем мой тарантас, Потерявший колеса. А извозчик ушел Добывать за морями казну, Ибо штык привинтить Измаильский к винтовке не просто.

- Пробил час! - говорю: - Я учился не этим словам... Не на эти вершины По девичьим косам взбирался. Есть у Бога чертог, Где не будет твоих телеграмм... Я обратно вернусь, Потому-то и не попрощался.

* * *

Задела, как бы невзначай, В потоке мутного вокзала, Сказала: "Здравствуй и прощай!" И в междометиях пропала.

Я сразу тот узнал вокзал, Как пульс на собственном запястье, И посреди вокзала встал, Как вкопанный по уши в счастье.

В душе виденье пронеслось, Сквозь жар и запах сеновала, Сердца захлебывались врозь, Луна лучами трепыхала.

Я ничего не говорил, Ты ничего не говорила, Я никого не разлюбил, Ты никого не разлюбила.

* * *

Захолустье - отрада души, Подступают просторы под сердце, Бродят калики и алкаши По дорогам счастливого детства.

Из тумана проступит погост, Пронесется с рыдающим криком Птица вещая - Алконост, С перевернутым, девичьим ликом.

Станет тихо и грустно кругом, Задохнется душа от простора, Пароход, прошипев утюгом, Сгладит крайнюю точку обзора.

Не узнаешь, где небо, где ад, Где земля, где Господнее лоно, Ангелы или птицы летят Мимо скорби, печали и дома.

ЗОЛОТОЕ КОЛЬЦО

Церковь Божия над Нерлью Обелит слова мои, Бог взглянул на эту землю И заплакал от любви.

Но бывало и другое, Шел внизу кровавый бой Отводил Он взор от боя, Забывал о нас с тобой.

ЗРЕЛОСТЬ

В поэзии я был солдатом, Как в армии был рядовым. Бил в морду и ругался матом, И думал, что на том стоим.

Но мир стоял на русской Вере, Что наполняет небом грудь. Я в троицу другую верил Авось, Небось да Как-нибудь.

Но молодость, как все - проходит, И зрелость ей вздыхает вслед... Но всех красавиц и уродин Дороже сердцу белый свет.

Но всех сокровищниц и кладов Дороже родина и честь! Ну, что ж ты, милая, не рада? И ты мне дорога, что есть.

Все дорого и все любимо: И слякоть в небесах равнин, И слезы, что текут от дыма, Смывая журавлиный клин.