"Возвышение Криспа" - читать интересную книгу автора (Тертлдав Гарри)

Глава 2

Несколько лет кубраты не совершали набегов на Видесс. Порой в минуты досуга Крисп гадал: может, Фос услышал его мысли и вселил страх в сердца дикарей? Однажды, когда ему было лет двенадцать, он сказал об этом одному из ветеранов, крепкому седобородому вояке по имени Варадий.

Варадий смеялся до слез.

– Ох, парень, хотел бы я, чтобы все было так просто! Тогда б я целыми днями сидел и придумывал всякие кары своим врагам вместо того, чтобы сражаться с ними. Но более вероятно, по-моему, что старый Омуртаг не успел истратить все золото, которое послал ему Раптей, чтобы выкупить вас. Когда он истратит…

– Когда он истратит, мы прогоним кубратов прочь! – Крисп сделал несколько выпадов деревянным мечом. Взрослые тренировались с настоящим оружием; ветеранов снабдили им достаточно щедро, так что хватило на всех. В доме у Криспа на стене висели копье и охотничий лук.

– Возможно, – ответил Варадий. – Но только возможно, и лишь в том случае, если это будет мелкая банда грабителей, а не широкомасштабное вторжение. Кубраты умеют драться; быть может, они умеют мало чего другого, но этого у них не отнимешь. Вы, крестьяне, никогда не станете настоящими солдатами, поэтому я бы на вашем месте не стал и пытаться побороть их умением – разве только числом.

– И что же нам делать? – спросил Крисп. – Если их будет слишком много, значит, мы снова позволим угнать нас в Кубрат?

– Лучше так, чем погибнуть зазря и позволить им угнать ваших матерей и сестер.

Второй сестренке Криспа – Косте – едва исполнилось два года.

Он подумал о том, как ее силком погонят на север и как его матери придется заботиться о ней и Евдокии. Потом он подумал, каково будет маме, если ей придется к тому же оплакивать его и отца. Ни одна из этих мыслей ему не понравилась.

– Может, кубраты не придут, – сказал он наконец.

Варадий рассмеялся опять, так же заливисто, как и прежде.

– О да! И, может, одна из деревенских кляч выиграет все скачки на ипподроме в городе Видессе. Но лучше ты на это не рассчитывай. – Он посерьезнел. – Не хочу, чтобы ты меня не правильно понял, малыш. Рано или поздно они придут. Эти сволочи всегда приходят.

Когда Криспу исполнилось четырнадцать, он вытянулся ростом почти с отца. На подбородке начал пробиваться темный пух; голос ломался, и Крисп порою пускал петуха именно в те моменты, когда хотел этого меньше всего.

На поле он уже работал как взрослый. И Варадий вместе с другими ветеранами разрешили ему наконец взять в руки настоящее оружие.

Обмотанная проволокой рукоятка стального меча не шла ни в какое сравнение с деревянной игрушкой, которой он размахивал раньше. С таким оружием Крисп чувствовал себя настоящим солдатом – больше того, настоящим героем.

То есть героем он чувствовал себя до тех пор, пока Идалк ветеран, вручивший ему меч, – не обезоружил его шесть раз за десять минут. В последний раз, вместо того чтобы дать Криспу поднять меч и продолжить урок, Идалк прогнал его бегом через половину деревни.

– Давай-давай, уноси ноги! – орал он, припустив за Криспом. – Поймаю – нарежу из тебя ветчины!

От полного унижения Криспа спасало лишь то, что Идалк терроризировал таким образом очень многих, в том числе и ровесников Фостия.

Наконец, отдуваясь, Идалк остановился.

– Эй, иди сюда, Крисп! – крикнул он. – Теперь ты усвоил первый урок – что драться не так легко, как кажется.

– Да уж! – откликнулся Крисп.

Подходя медленным шагом к Идалку, он услышал чей-то смешок.

Голова сама дернулась в ту сторону. В дверях своего дома стояла Зоранна, дочь сапожника Цикала, хорошенькая девушка примерно Крисповых лет. Уши у него налились жаром. Если она видела все его позорное бегство…

– Не обращай на девчонку внимания, – сказал Идалк, словно прочитав его мысли. – Ты поступил совершенно правильно: у меня был меч, а у тебя – нет. Но представь, что тебе некуда бежать.

Предположим, тебя обезоружили в самой гуще врагов. Что ты тогда будешь делать?

«Умру», – подумал Крисп. Ему и правда хотелось умереть, чтобы забыть смешок Зоранны. Но Идалк ожидал от него другого ответа.

– Бороться, наверное, – подумав, сказал Крисп.

– Да? – Идалк положил саблю на землю и встал, слегка наклонясь вперед и широко расставив ноги. – Ну что ж, я старик. Посмотрим, сумеешь ли ты побороть меня.

Крисп бросился на него. В драках с мальчишками он часто выходил победителем. Он был крупнее и сильнее своих сверстников, и проворнее тоже. Если он сможет отплатить Идалку за свое унижение…

Не успел он опомниться, как лежал уже лицом в грязи, а ветеран сидел у него на спине. Услыхав еще один смешок Зоранны, Крисп еле сдержал слезы ярости.

– Ты нечестно дерешься! – рявкнул он.

– Само собой! – весело согласился Идалк. – Хочешь, научу?

Может, в один прекрасный день тебе и удастся швырнуть меня через кучу навоза, чтобы понравиться своей девушке.

– Она не моя девушка, – буркнул Крисп, когда ветеран отпустил его. Но идея пришлась ему по душе – в том числе швырнуть Идалка через кучу навоза. – Ладно, покажи, как ты это сделал.

– Ладонь на руку, толчок в спину, а потом рывок – вот так – и твой противник летит через бедро. Давай, я покажу тебе пару раз помедленнее.

– Ясно, – сказал чуть погодя Крисп. К тому времени оба они порядком вывозились в грязи. – А как мне вырваться, если кто-то попробует меня так схватить?

Изрезанное шрамами лицо Идалка просияло.

– Знаешь, парень, я показывал свой приемчик дюжине мужиков, если не больше. И ты первый задал мне такой вопрос. Значит, вот что ты делаешь…

Так все и началось. Весь остаток лета и всю осень, пока на улице не стало слишком холодно, Крисп обучался у Идалка борьбе каждую свободную минуту. Минут этих вечно не хватало, как ни старался он выкроить их между уборкой урожая, уходом за деревенским скотом и тренировками с оружием другого рода, нежели становившееся все более стальным и ловким тело Криспа.

– Ты борешься уже прилично, а будешь еще лучше, – сказал Идалк в один из прохладных дней ранней осенью. Потом согнул кисть, поморщился, снова согнул. – Нет, вроде не сломана. Но я буду рад, когда выпадет снег, клянусь, буду рад – посижу себе дома и подлечусь до весны.

Все ветераны любили так пожаловаться на жизнь, и все они были в лучшей форме, чем любой крестьянин их возраста, а также лет на десять моложе. Но стоило кому-то поверить в их стенания, как они выкидывали одну из своих штучек, вроде той, что сыграл с Криспом Идалк, когда они боролись впервые.

Поэтому Крисп только фыркнул.

– Если ты настолько устал и измотан, то, наверное, не сможешь отпраздновать с нами Зимний солнцеворот? – спросил он с преувеличенно искренним сочувствием.

– Остряка из себя строишь? – Идалк дернулся, точно собираясь схватить Криспа. Тот отпрыгнул, наученный горьким опытом всегда быть настороже. – В первый же год, когда не увидишь меня на празднике солнцеворота, – продолжал ветеран, – можешь пойти на мою могилку, сынок, и начертить над ней солнечный круг, потому что именно там я и буду.

Снег выпал за шесть недель до праздника солнцеворота, то бишь дня зимнего солнцестояния. Большинство ветеранов служили прежде на дальнем западе, возле Макурана, и жаловались на суровость зимы. Крестьяне, которым довелось зимовать в Кубрате, не обращали на их жалобы внимания. Они занимались своими делами, починяли ограды, ремонтировали плуги и другие орудия, рубили дрова… и готовились к главному событию года.

Утро праздника выдалось морозное, но ясное. Солнце низко на юге спешило прочертить небосклон. Бег его сопровождали молитвы сельчан, старавшихся не дать Скотосу украсть светило с небес и погрузить мир в вечную тьму.

Чтобы добавить света, на деревенской площади разожгли костры.

Крисп подбежал к одному из них, разбрасывая снег сшитыми из кожи сапогами. И прыгнул через пламя. «Сгори, горе-неудача!» – крикнул он, пролетая над огнем. Через минуту снег фонтаном взлетел в воздух там, где он приземлился.

Сразу за ним прыгнула Евдокия. Ее пожелание горю сгореть прозвучало испуганным писком – в этом году ей впервые позволили прыгать через костер. Крисп поддержал неуклюже приземлившуюся сестренку. Она улыбнулась ему. Щеки ее разрумянились от мороза и возбуждения.

– Кто там следующий? – спросила она, оглядываясь назад сквозь мерцающий воздух над огненными языками. – А-а, это Зоранна.

Давай уйдем с дороги.

Подталкиваемый сестрой, Крисп отошел от костра. Полет Зоранны над огнем провожал глазами не он один. Приземлилась она почти так же неуклюже, как Евдокия. Не оттащи его сестра в сторону, подумал Крисп, он смог бы поддержать Зоранну.

– Младшие сестры – это сущее наказание, – туманно заметил он вслух.

Евдокия тут же подтвердила его правоту: схватила горсть снега, сунула ему за шиворот и побежала, пока он корчился на месте. С воплем, в котором смешались смех и ярость, он погнался за ней, забрасывая ее снежками.

Один снежок не попал в Евдокию – зато долбанул Варадия в плечо.

– Ах вот ты как! Поиграть захотелось! – взревел ветеран и метнул снежком в Криспа.

Крисп увернулся. Снежок ударил кого-то сзади. И вскоре все вокруг стали бросаться снежками – в друзей, во врагов, в любого, кто оказался в ненужном месте в нужный момент. Шапки и овечьи тулупы сделались такими белыми, что чудилось, будто деревню наводнили снежные люди.

На улицу вышли несколько мужчин, в том числе и Фостий, в нарядах, позаимствованных у самых рослых деревенских толстух.

Они разыграли ехидную сатирическую сценку, представляя, как ведут себя их жены и дочери в то время, когда мужчины работают в поле: сплетничали, указывая пальцами на предмет своих сплетен, ели и пили вино – много вина. Отец Криспа отлично сыграл даму под мухой, которая болтала так безостановочно, что даже не заметила, как свалилась с табуретки, и продолжала чесать языком, лежа на полу.

Мужская половина зрителей фыркала от удовольствия. Женщины закидали актеров снежками. Крисп шмыгнул в дом и тоже налил себе чарку. Он бы с большим удовольствием выпил горячего вина, но в такой день никому не хотелось сидеть в доме и держать котел на огне.

Когда Крисп вернулся на площадь, солнце уже садилось.

Деревенские женщины и девушки упивались местью. Надев короткие мужские рубахи и изо всех сил стараясь не дрожать, они разыгрывали из себя охотников, хвастающих громадными размерами своей добычи, – пока одна из них не выставила напоказ, брезгливо держа его за хвост, маленького мышонка.

На сей раз хлопали женщины, а мужчины топали ногами и бросались снегом. Крисп стоял, не шелохнувшись. Одной из женщин-«охотниц» была Зоранна. Рубашка не доходила ей до колен; соски ее, твердые от холода, натягивали тонкую ткань. Крисп не спускал с нее глаз, чувствуя, как тело наливается жаром, но не от выпитого вина.

Наконец женщины убежали, сопровождаемые оглушительными аплодисментами. В быстром темпе было разыграно еще несколько сценок, высмеивающих слабости отдельных жителей деревни: попытки Цикала отрастить волосы на лысине – на сей раз у него выросла целая охапка сена, – привычку Варадия пускать ветры и так далее.

И вдруг Крисп не без смущения увидел пару крестьян, явно представляющих его самого и Идалка, занятых борьбой. Объятие, которым закончилась тренировка, было скорее непристойным, чем атлетическим. Сельчане улюлюкали и радостно хлопали в ладоши.

Крисп отступил назад, понурив голову. Он был в таком возрасте, когда охотно смеешься над другими, не выносишь насмешек над собой. Криспу хотелось только одного: поскорее убраться отсюда куда подальше.

Он шагал, глядя в землю, и нечаянно чуть не столкнулся с кем-то, спешившим из дома обратно на площадь.

– Простите, – пробормотал он, продолжая свой путь.

– Что случилось, Крисп?

Он удивленно поднял голову. Это был голос Зоранны. Она переоделась в свою длинную юбку и тулуп и выглядела уже не такой замерзшей.

– Что случилось? – повторила девушка.

– Эти придурковатые шутники на площади, – выпалил он, представляют, будто мы с Идалком, когда боремся, то и не боремся вовсе.

Гнев Криспа почти полностью улетучился, едва он высказал вслух то, что его терзало. И он тут же почувствовал себя круглым дураком.

Зоранна ничуть не облегчила его мук, залившись смехом.

– Сегодня зимний праздник, Крисп, – сказала она. – Это же просто шутка.

Ясное дело – шутка, но от этого было только хуже.

– В день Зимнего солнцеворота всякое может случиться, – продолжала она, – а назавтра никто и не вспомнит. Я права?

– Наверное. – Голос Криспа показался кислым даже ему самому.

– А потом, – сказала Зоранна, – ведь то, что они представляли, не правда, верно?

– Конечно, не правда! – воскликнул он с таким возмущением, что ломающийся голос сорвался на последнем слове на писк. И вдруг невесть откуда в памяти всплыла рука Яковизия, оглаживающая ему спину. Может, отчасти поэтому сценка так сильно задела его?

Зоранна, похоже, ничего не заметила.

– Ну и хорошо, – сказала она.

Там, у костров, односельчане снова расхохотались над каким-то розыгрышем. Крисп неожиданно осознал, как здесь тихо, на окраине деревни, как безлюдно – только он и Зоранна. И тут же вспомнил ее в той короткой рубахе. Не отдавая себе отчета, Крисп шагнул к девушке поближе.

В то же самое мгновение она сделала шаг навстречу ему. Они чуть не столкнулись друг с дружкой. Зоранна снова рассмеялась.

– В день Зимнего солнцеворота возможно все, – тихо шепнула она.

Когда Крисп бежал от позорного зрелища, он не выбирал дороги.

Наверное, неудивительно, что ноги привели его почти к самому дому; отец, как обычно, выбрал себе жилище на околице. Сейчас это показалось Криспу знамением небес. Он собрал все свое мужество и взял Зоранну за руку. Она прижалась к его боку.

Крисп с колотящимся сердцем подвел ее к двери. Они вместе вошли в дом. Он быстро захлопнул дверь, чтобы не выстудить жар очага в яме посреди комнаты.

– Нам бы надо поторопиться, – сказал он взволнованно.

Тут с площади донесся новый взрыв смеха.

– Я думаю, времени у нас хватит, – улыбнулась Зоранна.

Она сбросила тулупчик и стянула юбку. Крисп, пытавшийся раздеться, не сводя с нее взгляда, чуть было не упал. Наконец, после бесконечно долгой возни освободившись от одежды, они рухнули на соломенное ложе.

Крисп, как и всякий другой, скоро понял, что знаний о том, как совокупляются мужчина и женщина, недостаточно, чтобы первое соитие не преподносило одного сюрприза за другим. То, что он знал, никоим образом не подготовило его ко вкусу нежной кожи Зоранны под его губами; к ощущению ее груди в его руке; к тому, как пропадет весь мир, кроме ее тела и его.

Но, как это обычно бывает, мир вернулся слишком быстро.

– Ты меня раздавил! – сказала Зоранна.

Она села и деловито вытащила соломинки из своих волос, потом из его.

Не спеши он так сильно и поменьше нервничай, это могло бы доставить ему удовольствие. Но прикосновение Зоранны только заставило его вскочить и поскорее напялить на себя одежду.

Девушка оделась тоже – без лихорадочной спешки, но и не теряя времени зря.

Он не только не знал, сумел ли удовлетворить ее, но даже не представлял, как это выяснить.

– А мы еще… – начал было он, но конец вопроса застрял у него в горле.

Зоранна не спешила прийти на помощь.

– Не знаю. Стоит ли?

– Я надеюсь, что да, – выпалил Крисп.

– Мужчины всегда надеются – по крайней мере, так я слыхала от подруг. – Зоранна малость повеселела. – Что ж, может быть, только не сейчас. Сейчас мы должны вернуться к остальным.

Крисп открыл дверь. В лицо ударил морозный воздух.

– Обратно пойдем поодиночке, – сказала Зоранна. – Бабкам и так будет о чем посудачить.

– Но… – Криспу хотелось кричать об этом с крыш. Хотя, если Зоранна против… – Ладно. – Своего разочарования ему, однако, скрыть не удалось.

– Да будет тебе! – нетерпеливо сказала девушка. – Я же обещала: встретимся еще.

Вообще-то пообещала она это только теперь. Воодушевленный, Крисп снова захлопнул дверь и проводил глазами ее фигурку, ускользающую в ночь.

Зоранна сдержала слово, хотя сдерживала его не так часто, как Криспу хотелось. Каждое новое прикосновение к ней, каждая минутка, которую им удавалось улучить, чтобы побыть вдвоем, только усиливали его страсть. Не сумев подобрать верного слова, он назвал ее любовью.

Потом, на некоторое время, вечера его тоже оказались заняты:

Варадий начал учить его и парочку ребят помладше грамоте. Крисп выучил буквы без особого труда; умение прочитать и написать свое имя наполняло его душу почти таким же восторгом, как кувыркания с Зоранной.

Новообретенное искусство понравилось бы ему еще больше, если бы в деревне было что читать.

– Зачем ты учишь нас буквам, если нам негде применить свои знания? – жаловался он Варадию.

– Больше для того, чтобы занять себя – в числе прочих причин, – откровенно ответил ветеран и задумался на мгновение.Знаешь что? Мы выпросим у жреца копию священной книги Фоса, как только синерясник появится в деревне. И прочитаем ее вместе.

Когда Варадий через пару недель спросил жреца, тот кивнул.

– Я велю переписать ее для вас прямо сейчас, – пообещал он.

Крисп, стоявший рядом с Варадием, возликовал, но тут жрец продолжил:

– Правда, это займет несколько месяцев, как вы понимаете. К сожалению, монастырские скриптории вечно тянут волынку.

– Месяцев! – в смятении воскликнул Крисп. Он был уверен, что забудет все, чему научился, прежде чем книга прибудет.

Но не забыл. Отец каждый день заставлял его писать буквы на земле.

– Самое время заиметь в семье грамотного человека, – заявил Фостий. – Ты сможешь помешать сборщику податей надувать нас больше положенного.

Криспу предоставился шанс продемонстрировать свое искусство той же весной, до прибытия книги или же сборщика податей. Отец Зоранны Цикал долгими зимними вечерами стачал полдюжины пар модной обуви. Когда дороги немного просохли, он повез их в Имброс на продажу. Вернулся сапожник с несколькими золотыми монетами – и потрясающей новостью.

– Старый Автократор, Фос да храни его душу, помер, – заявил он соседям, встреченным на сельской площади.

Все как один начертили на груди солнечный круг. Смена императора всегда была событием чреватым. Фостий сказал то, что вертелось у всех на языке:

– А сын его еще мальчик, да?

Цикал кивнул.

– Он, наверное, ровесник твоего Криспа, судя по его монете. – Сапожник порылся в мешочке и показал односельчанам новый портрет. – Его зовут…

– Дай мне прочесть! – воскликнул Крисп. – Пожалуйста!

Он протянул руку за монетой. Цикал неохотно отдал ему золотой крохотный, чуть побольше ногтя на большом пальце сапожника.

Криспу удалось разглядеть лишь то, что новый Автократор был, как и сказал Цикал, слишком молод, чтобы обзавестись бородой.

Поднеся монету к самым глазам, Крисп прочел мелкие буковки, выгравированные на ней.

– Его зовут Анфим.

– Верно, – проворчал Цикал и выхватил монету у Криспа из рук.

Слишком поздно до юноши дошло, что он лишил сапожника возможности похвастаться этой новостью. «Плохо дело», – подумал Крисп. Как бы он ни относился к Зоранне, отца ее он недолюбливал всегда. Отчасти по этой причине Крисп не просил ее руки: мысль о тесте-сапожнике была ему, мягко говоря, не по нутру.

Ему хотелось тут же броситься домой и вырыть золотой, полученный от Омуртага, чтобы прочесть, что на нем написано. Крисп закопал монету на счастье возле дома, когда семья поселилась в новой деревне, и за эти годы положение еще ни разу не было столь отчаянным, чтобы вырыть ее и истратить. Но он сдержался. Нет, только не сейчас; если он уйдет, Цикал обидится еще больше.

– Мальчик на троне Автократора? – сказал кто-то из толпы. – Это не к добру. Кто будет направлять борозду, пока он научится держать поводья?

– Это я могу тебе сказать, – снова преисполнившись важности, заявил Цикал. – В Имбросе говорят, что брат Раптея Петроний будет регентом своего племянника, пока Анфим не войдет в возраст.

– Петроний, говоришь? Тогда наши дела не так уж плохи. – Привлеченный видом собравшихся в кружок людей, Варадий подошел как раз в тот момент, когда Цикал выкладывал последнюю новость. – Я воевал под его началом против Макурана, – продолжал ветеран. – Он славный солдат и отнюдь не дурак к тому же.

– А вдруг он сам решит сесть на трон? – сказал отец Криспа.

– Решит, не решит – тебе-то что за дело, Фостий? – откликнулся ветеран. – Какая нам с тобой разница?

Отец Криспа подумал минутку и развел руками:

– Что ж, я сдаюсь, Варадий. Действительно, какая?

Зоранна, стоя в дверях своего дома, покачала головой:

– Нет.

– Почему нет? – Удивленный и раздосадованный, Крисп махнул рукой, показывая, насколько пуста деревня. – Все ушли на дальние поля до самого вечера или даже до завтра. А твой отец умотался за новым шилом – ты сама говорила. Такого случая нам долго не представится.

– Нет, – повторила она.

– Но почему нет? – Он взял ее за руку.

Она не отстранилась, по крайней мере физически, но осталась совершенно отчужденной. Он отпустил руку.

– Я просто не хочу, – сказала она.

– Почему? – настаивал Крисп.

– Тебя это и правда интересует? – Она подождала, пока он кивнул. – Ладно, я скажу тебе почему. Ифантий вчера сделал мне предложение, и я согласилась.

Такое же чувство – точно из него вышибли дух – в последний раз он испытал, когда Идалк саданул ему в солнечное сплетение.

Крисп никогда не обращал особого внимания на Ифантия. Вместе со всеми односельчанами он сочувствовал Ифантию, когда его жена умерла при родах два года назад, но…

– Он же старый! – выпалил Крисп.

– Ему нет еще тридцати, – заметила Зоранна, – к тому же он крепко стоит на ногах. Если я стану дожидаться тебя, мне самой будет за двадцать, когда ты, как Ифантий, обзаведешься хозяйством. А это слишком долго.

– Но… Но тогда, выходит, ты с ним… – Крисп обнаружил, что не в силах заставить себя произнести это вслух.

Зоранна, однако, поняла.

– А если и так? – с вызовом спросила она. – Ты никогда не давал мне никаких обещаний, Крисп, и не требовал их от меня.

– Я не думал, что в них есть нужда, – пробормотал Крисп.

– Ну и плохо, что не думал. Ни одной женщине не нравится, когда в ней так уверены. Может, ты запомнишь это и в следующий раз, с другой девушкой, будешь повнимательнее. – Голос у Зоранны смягчился. – Крисп, мы, наверное, так и проживем всю жизнь в этой деревне. Зачем нам друг друга ненавидеть? Ну, пожалуйста!

– Ладно, – сказал он, не сумев придумать ничего лучше. Потом быстро развернулся и ушел. Если на глазах его и выступили слезы, Зоранне их не видать. У него тоже есть гордость.

В этот вечер он был настолько притихший, что сестра начала над ним подтрунивать. Он не отвечал на ее приставания.

– Ты не заболел, Крисп? – с тревогой спросила Евдокия. Когда ей не удавалось его завести, она понимала, что дело плохо.

– Я здоров, – ответил он. – Я просто хочу, чтобы ты оставила меня в покое, вот и все.

– Я знаю, в чем дело, – сказала она вдруг. – Ты поссорился с Зоранной, да?

Крисп очень осторожно поставил на стол миску с супом из ячневой крупы со свеклой, стараясь не запустить ею в сестру. А потом встал и вышел из дому в лес.

Прошло много времени, прежде чем он понял, что сидение в одиночестве под деревьями ничего не решит, но в конце концов до него это дошло. Было уже темно, когда он вернулся домой. И чуть было не повернул назад; в двух шагах от дома его поджидал отец.

Крисп пересилил себя. Рано или поздно с отцом поговорить придется, так лучше уж сразу.

– Извини, – сказал он.

Отец, еле видный в сгустившейся мгле, кивнул.

– Ладно уж, хоть мы и переволновались. – Фостий замешкался на мгновение, но все же добавил:

– Евдокия была права, да? Ты поссорился со своей девушкой?

– Она не моя девушка, – буркнул Крисп. – Она выходит замуж за Ифантия.

– Вот и хорошо, – отозвался отец. – Я надеялся, что она согласится. Я так и сказал Ифантию. В конечном счете, сынок, я избавил тебя от больших хлопот, поверь мне.

– Сказал Ифантию? – Крисп ошалело воззрился на отца. Этот удар позволил ему, наконец, осознать то, что ускользало от него прежде: что отец и сестра знают о Зоранне. – Но откуда ты знаешь? Мы были так осторожны!

– Возможно, ты так думал, – сказал Фостий, – но на самом деле единственный в деревне, кто не знает, это Цикал, да и то потому, что он дурак: любит языком чесать, а что творится у него под носом, не видит. Честно говоря, мне совсем не улыбалось заиметь такого родственника.

Крисп частенько сердился на отца. Но до сих пор и не подозревал, что сможет его почти возненавидеть.

– Поэтому ты и настропалил Ифантия? – спросил он ледяным тоном.

– Отчасти да, – спокойно согласился Фостий. И, не давая Криспу излить свою ярость, продолжил:

– Но это не главное. Ифантию нужна жена и нужен наследник. А Зоранне пора замуж; девушка в четырнадцать уже почти женщина, тогда как мужчина в четырнадцать всего лишь мальчишка.

– Я не мальчишка! – рявкнул Крисп.

– Да? Разве мужчина злится, когда его дразнят? Ты вел себя, как Коста, когда я говорю ей, чтобы больше не буду таскать ее на плечах. Я прав или нет? Подумай, прежде чем отвечать.

Эта последняя фраза удержало Криспа от гневной вспышки. Он действительно подумал ; по трезвом – или почти трезвом размышлении он и впрямь решил, что вел себя по-дурацки.

– Думаю, что прав, папа, но…

– Никаких «но»! Найти девчонку, которая тебе не отказывает, просто замечательно; Фос свидетель, я не стану этого отрицать.

Помнится, я сам… – Отец умолк и смущенно рассмеялся. – Ладно, замнем. Но если она соглашается переспать с тобой, это не значит, что ты захочешь прожить с ней всю жизнь. Узнать одну девушку еще недостаточно, чтобы принять такое решение. Как тебе кажется?

Крисп вспомнил о своих собственных вчерашних размышлениях по поводу Цикала и, сам того не желая, непроизвольно кивнул:

– Наверное.

– Вот и ладно. – Отец положил ему руку на плечо, как делал, когда Крисп был маленьким. – Главное, не забывай: как бы плохо тебе ни было сегодня, это же не навсегда. Время – лучший лекарь. Тебе просто нужно набраться терпения, и все пройдет.

Крисп задумался. Похоже, отец опять был прав. И все-таки…

– Легче давать советы, чем следовать им, – сказал он.

– Да ну? – снова смущенно рассмеялся Фостий. – А то я не знаю!

– Пап, а какая она была? – рискнул поинтересоваться Крисп.

– Она?

– Та, о ком ты говорил – ну, только что, пару минут назад.

– А-а! – Фостий отошел от дома подальше, оглянулся и сказал, понизив голос:

– Ее звали Сабеллия. Твоя мама о ней знает. Не думаю, чтобы Таце возражала против того, что я говорю о Сабеллии, но, с другой стороны, ни одной женщине не нравится, когда мужчина вспоминает о том, что было до нее. И я ее не виню; я рад, что она не выплескивает на меня былые обиды. А Сабеллия… Мне, пожалуй, было столько же лет, как и тебе сейчас, когда я встретился с ней…

Крисп потер подбородок. Волоски зашуршали под пальцами – не тот жалкий пух, что пробился на лице одновременно с ломкой голоса, а почти настоящая мужская бородка. «Давно пора», – подумал Крисп.

Парочка его сверстников уже обзавелась пышной растительностью, но Крисп надеялся вскорости их догнать.

Он снова потер подбородок. Бородка, даже жиденькая, была полезным подспорьем при раздумьях. В прошлый раз в лесу, недалеко отсюда, Крисп углядел на вязе сук, почти идеально изогнутый для рукояти плуга. Не будь он тогда с девушкой, Крисп обратил бы на него более пристальное внимание.

Он заметил развесистый дуб, показавшийся с первого взгляда знакомым, по крайней мере издали. Но Крисп не помнил, чтобы рядом росло ореховое дерево. Вздохнув, Крисп пошел дальше. Он явно углубился в чащу слишком далеко, но возвращаться ему не хотелось. Это было бы равносильно признанию поражения.

До него донесся отдаленный шум. Крисп нахмурился. Мало кто из сельчан забредал так далеко на восток. Правда, однажды он сам затащил сюда Ликинию, чтобы никто не смог помешать им побыть вдвоем. Возможно, это крестьяне из соседней деревни рубят деревья – но зачем им тащить дрова из такой-то дали?

К тому же шум не походил на рубку леса. Не было слышно ни ударов топора, ни падения стволов или шелеста веток. Крисп пошел на источник звука – и услыхал тихое конское ржание. Это вконец озадачило его. Конечно, для перевозки дров нужны ломовые лошади, однако дровами тут и не пахнет.

Что же тогда? Крисп нахмурился еще больше: неужто разбойники?

Ему казалось, что соседняя дорога не была достаточно оживленной, чтобы привлечь к себе грабителей, но он мог и ошибаться. Крисп продолжал идти на шум, хотя значительно осторожнее. Он просто хотел убедиться, правда ли там разбойники, а потом, если да, вернуться в деревню и привести как можно больше вооруженных мужчин.

К последнем кусту, заслонявшему неизвестных, кем бы они ни были, Крисп подполз по-пластунски. Медленно, очень медленно поднял голову – пока не нашел просвет в ветвях, чьи тени скрывали его лицо.

– Фос! – Губы сами беззвучно произнесли это слово. Люди, отдыхавшие на обочине дороги, не были разбойниками. Это были кубраты.

Губы Криспа беззвучно зашевелились снова: двенадцать кубратов, тринадцать, четырнадцать. В деревне еще не слыхали о вторжении, но это ничего не означало. О том давнем набеге сельчане узнали тоже только тогда, когда услыхали гортанные крики из тьмы.

Криспа забила дрожь; неожиданно, вспомнив ужас той ночи, он вновь почувствовал себя ребенком.

Воспоминание о пережитом страхе помогло ему понять и то, почему кубраты расселись тут на отдых, вместо того чтобы ворваться в деревню. Они нападут ночью, как и прежняя банда. Внезапность нападения, да еще под покровом темноты, когда кочевников будет казаться втрое больше, чем на самом деле, гарантируют им полный успех.

Еще осторожнее, чем прежде, отползая от кустов, Крисп оценил длину теней вокруг. Чуть больше полудня. В общем-то, кубраты те же разбойники, так что можно привести в исполнение задуманный план. В конце концов, ветераны, которых поселили в деревне, обучали сельчан обходиться с оружием как раз ради такого случая.

Вскоре Крисп оказался далеко от банды и мог не опасаться преследования. Он торопился в деревню, стараясь идти как можно быстрее и бесшумнее. У него мелькнула мысль выйти на дорогу и припустить со всех ног. Так было бы быстрее – если только кубраты не поставили где-нибудь на дороге часовых, чтобы никто не смог предупредить крестьян. Крисп решил не рисковать. Лучше идти лесом.

Через полтора часа он выдрался из чащи, весь исцарапанный, в разодранной рубахе. Из горла вместо крика вырвался глухой хрип.

Крисп подбежал к колодцу, вытащил ведро, напился.

– Кубраты! – крикнул он что было мочи.

Сельчане, бывшие поблизости, повернули головы и уставились на него. Среди них оказался Идалк.

– Сколько их, малыш? – рявкнул он. – И где?

– Я насчитал четырнадцать, – ответил Крисп. – У обочины дороги… – И он, задыхаясь, рассказал обо всем.

– Всего четырнадцать, говоришь? – В глазах Идалка зажегся злой огонек. – Если их и вправду не больше, мы их сделаем!

– Я тоже так подумал, – сказал Крисп. – Собери людей с оружием.

А я побегу на поля и приведу остальных.

– Правильно!

Идалк прослужил младшим офицером много лет; когда он слышал разумный приказ, то бросался его исполнять, не раздумывая, от кого он исходит. А Крисп даже не заметил, что отдал приказ. Он уже мчался к полю, крича на бегу.

– Кубраты! – испуганно выдохнул кто-то. – Разве мы можем сражаться с кубратами?

– А почему нет? – громко отозвался Крисп. – Или вы снова хотите вернуться по ту сторону гор? Их немного, и они не ожидают нападения. Если нас будет втрое больше, разве мы не сдюжим? Вот и Идалк тоже считает, что мы победим.

Это воодушевило стоявших в нерешительности крестьян. Вскоре все они побежали к деревне. Идалк вместе с парой помощников уже раздавал там оружие. Крисп обнаружил, что сжимает в руках щит и толстое копье.

– Пойдем лесом?

Интонация у Идалка была вопросительной, хотя Крисп сомневался в том, что это действительно вопрос.

– Да, – ответил он. – Если у них часовой на дороге, он может предупредить остальных.

– Правильно, – снова сказал Идалк. – Кстати о предупреждениях:

Станк, садись-ка ты на мула и скачи в Имброс что есть духу, напрямки. Если увидишь, что все окрестности кишат кубратами, возвращайся. Я вовсе не хочу посылать тебя на верную смерть. Но если сумеешь прорваться, я не прочь увидеть здесь отряд солдат из гарнизона. Как вы считаете, мужики?

Кивки и нервные усмешки убедили его, что план придуман неплохо.

Сельчане подбадривали сами себя, готовясь к сражению, но отнюдь не рвались в бой.

По крайней мере пожилые. Они все оглядывались на свои поля; на свои дома; на своих жен и дочерей, которые окружили кучку будущих воинов, одни молча, а другие ломая руки и еле сдерживая рыдания.

Крисп, однако, был полон радостного возбуждения.

– Вперед! – крикнул он.

Молодые парни, подхватив его клич, помчались за Криспом в лес.

Прочие потянулись за ними, хотя и не так быстро.

– Вперед, вперед! Если нападем всем скопом, мы их прищучим! – говорил Идалк, подгоняя вместе с Варадием и другими ветеранами необстрелянных добровольцев.

Вскоре Идалк догнал Криспа.

– Тебе придется возглавить отряд, во всяком случае пока мы не доберемся до этих сволочей, – сказал ветеран. – Ты знаешь, где они засели. Хорошо бы подобраться к ним поближе как можно тише, чтобы они не засекли нас раньше времени.

– И то правда, – сказал Крисп, удивляясь, как это не пришло ему в голову самому. – Я это запомню.

– Хорошо. – Идалк усмехнулся. – Хорошо, что ты не слишком горд, чтобы отвергнуть идею только потому, что ее высказал кто-то другой.

– Вот еще! – удивился Крисп. – Ведь это было бы глупо.

– Глупо, хотя ты и представить себе не можешь, как много дураков бывает среди командиров.

– Да, но я не коман… – Крисп осекся. Вообще-то именно он возглавлял сейчас односельчан. Он пожал плечами. Это просто потому, что ему повезло наткнуться на кубратов.

До стоянки дикарей оставалось еще около мили, когда Крисп увидал тот самый вяз с изогнутым суком, который тщетно искал сегодня утром. Он постарался запомнить, где находится дерево. В следующий раз он найдет его с первой попытки.

Через несколько минут он остановился и подождал, пока не подтянулись остальные. Только тут до него дошло, что после боя следующего раза может и не быть. Он отогнал эту мысль и сказал, повернувшись к крестьянам:

– Осталось недалеко. Попытайтесь представить, что вы охотитесь на оленя. Двигайтесь как можно тише.

– Не на оленя, – возразил Варадий, – а на волков. У кубратов острые зубы. И нападем мы на них с кличем «Фос!», чтобы не перепутать, кто есть кто. Я не хочу, чтобы вы обмочили раньше времени штаны или перебили в суматохе друг дружку.

Крестьяне крадучись пошли вперед. Скоро Крисп услышал человеческие голоса и фырканье лошадей. Его товарищи тоже услышали. Кубраты чувствовали себя в безопасности и не думали таиться.

– А теперь тише воды, ниже травы, – прошептал Крисп. – Передайте по цепочке.

Шепоток облетел отряд. Но несмотря на все старания, крестьяне не сумели оставить свое присутствие в тайне так долго, как хотели.

До кочевников оставалось еще больше сотни ярдов, когда тон их голосов внезапно переменился. Идалк ощерился, точно лисица, которая поняла, что заяц учуял ее дух.

– Вперед, мужики! – сказал он. – Они знают, что мы здесь. Фос!

Последнее слово прозвучало оглушительным боевым кличем.

«Фос!» – дружно заорали сельчане и бросились через кусты на врага. «Фос!» – крикнул Крисп так же громко, как и другие. Мысль об атаке возбудила его до предела. Скоро, подумалось ему, он станет героем.

Кусты внезапно кончились. Крисп едва успел увидеть кубратов, как мимо лица его просвистела стрела, а другая слегка задела руку.

Он услышал плотоядный «чмок» копья, пронзившего кого-то сзади.

Крестьянин с воплем упал, корчась и хватаясь руками за древко.

Страх и боль вдруг стали более реальны, нежели слава.

Но ради славы или нет, а сражаться было нужно. Глядя поверх щита, Крисп бросился к ближайшему дикарю. Кубрат схватился за стрелу – а потом, сообразив, что выстрелить не успеет, бросил ее и вытащил саблю.

Крисп ударил копьем – и промазал. Кубрат накинулся на него.

Благодаря скорее везению, чем искусству, Крисп отбил первый удар щитом. Кочевник замахнулся снова. Крисп отпрыгнул назад, стараясь увеличить между ними дистанцию, чтобы проткнуть противника острием копья. Кубрат настиг его и, сделав ложный выпад саблей, выбросил вперед ногу и нанес жестокий удар.

При падении Крисп ухитрился поднять над собою щит. Двое односельчан отвлекли кубрата на себя, не дав ему прикончить Криспа. Крисп встал на ноги. Пара кубратов и двое или трое деревенских уже валялись убитые. Крисп увидел дикаря с северных гор, сражавшегося с Варадием. Схватка с ветераном поглотила все внимание кочевника. Он не заметил приближения Криспа, пока тот не ткнул ему копьем в бок.

Дикарь закряхтел и уставился в нелепом недоумении на окровавленный кончик копья, торчащий у него из живота. И тут Варадий мечом снес ему голову. Кровь брызнула фонтаном, заляпав Криспу лицо. Кубрат сложился пополам и рухнул.

– Вытаскивай скорей копье, малыш! – крикнул Варадий Криспу в самое ухо. – Думаешь, они будут тебя дожидаться?

Крисп, сглотнув, наступил ногой на бедро кочевника и рванул к себе копье. Мягкое сопротивление плоти кубрата напомнило ему о сезонах забивки скота. «Какая уж тут слава!» – подумал он опять.

По всему небольшому полю деревенские нападали на кубратов – где по двое на одного, где по трое. Поодиночке каждый кубрат превосходил врагов воинским искусством. Но дикарям никак не удавалось это продемонстрировать. Вскоре на ногах из них осталось только четверо или пятеро человек. Крисп заметил, как один кочевник обернулся и что-то крикнул своим товарищам.

Хотя Крисп так и не выучился кубратскому языку, он был уверен, что понял правильно.

– Не давайте им сесть на коней! – завопил он. – Они еще могут удрать!

Не успел он докончить фразу, как кубраты побежали к привязанным коням. Крисп вместе с односельчанами кинулся в погоню. «Почему дикари сразу не сели на лошадей и не ускакали, заслышав наше приближение?» – мельком подумал Крисп. Наверное, решил он, потому, что сочли деревенских легкой добычей. Десять лет назад так оно и было. Но не теперь.

Крисп вонзил копье в спину бегущего кубрата. Тот раскинул руки в стороны. На него навалилось трое крестьян. Вопль его резко оборвался. Через минуту остальных кубратов стащили с коней и зарубили. Несколько крестьян были ранены в эти последние лихорадочные секунды схватки, но ни одна рана не выглядела серьезной.

Крисп поверить не мог, что сражение окончилось так быстро. Он стоял, озираясь по сторонам и выискивая взглядом врагов, которых еще нужно убить. Но увидел лишь односельчан, озиравшихся с не меньшим недоумением.

– Мы победили! – сказал он. И рассмеялся, удивляясь тому, как удивленно прозвучал его голос.

– Мы победили! Фосом клянусь, мы победили! Мы побили их! – подхватили победный клич сельчане.

Они обнимались, хлопали друг друга по спинам, показывали свои раны и синяки. Крисп обнаружил, что пожимает руку Ифантию, – а тот улыбается во весь рот.

– Я видал, как ты прикончил двух гадов, Крисп, – сказал Ифантий. – Клянусь благим богом, я тебе завидую. Мне удалось только ранить одного, да и то я не уверен.

– Да, он славно сражался, – подтвердил Идалк.

Крисп так и просиял, услыхав похвалу ветерана. Он также нашел, что похвалы Ифантия ему не неприятны. Ревновал ли к нему муж Зоранны или нет, самого Криспа ревность уже не мучила. Зоранна навсегда осталась в его памяти, но только потому, что была первой. Чувства, которые он испытывал к ней в четырнадцать лет, казались теперь, три года спустя, далеким прошлым.

Все эти мысли тут же улетучились из головы, когда Крисп увидел отца, сжимавшего правой рукой левое плечо. Между пальцами Фостия, заливая рубашку, сочилась кровь.

– Отец! – воскликнул Крисп. – Ты…

– Я выживу, сынок, – оборвал его Фостий. – Серпом я себя не раз уродовал гораздо хуже. Я же говорил, что не создан для солдатского дела.

– Главное, что ты жив, – сказал Идалк. – И хоть ты, Фостий, не хочешь быть солдатом, сын у тебя явно не лишен бойцовской жилки.

Он видит, что надо делать, и делает, что надо, а когда отдает приказы, люди слушаются его. Это особый дар небес, и Фос награждает им далеко не каждого: уж я-то навидался бездарных офицеров! Если твой сын решит податься в город Видесс, в армии его встретят как родного.

– Я? В город? – Крисп даже мечтать не смел о путешествии в имперскую столицу. Он посмаковал эту мысль – и через минуту затряс головой:

– Лучше уж я буду пахать. Это я умею. К тому же убивать мне так же не нравится, как и отцу.

– Мне тоже, – отозвался Идалк. – Но иногда приходится. И, как я уже сказал, по-моему, из тебя бы вышел хороший солдат.

– Нет, спасибочки. Больше всего мне хочется собрать хороший урожай бобовых, чтобы зимой не пришлось голодать. – Крисп сказал это со всей возможной твердостью, чтобы убедить Идалка – а заодно и себя самого, – что он говорит серьезно.

– Воля твоя, – пожал плечами ветеран. – Хотя если ты хочешь продолжать пахать, нам не мешало бы удостовериться, что банда кубратов действовала в одиночку. Но сначала разденем трупы. – Несколько сельчан уже приступили к этому занятию. – Доспехи и стрелы у них лучше наших, – продолжал Идалк. – Сабли больше годятся для конного боя, к которому привычны кубраты, но их мы тоже прихватим.

– Да, но как же нам быть с дикарями? – спросил Крисп. – Помнишь, мы думали, что они могут поставить часового возле деревни? Если он удерет и предупредит остальных, нагрянет большая банда…

– И тогда мечи и стрелы мало помогут, потому что дать отпор большой и разъяренной банде мы не в силах. А значит, если часовой там есть, отпускать его нельзя. – Идалк склонил голову набок. – Ну, храбрый командир Крисп, как бы ты предложил его обезвредить?

Скажи это ветеран чуть другим тоном, вопрос прозвучал бы насмешкой. Но Идалк, похоже, просто задал Криспу задачку, вроде того как Варадий порой заставлял юношей писать длинные и трудные слова. Крисп задумался.

– Если мы всем скопом двинемся в деревню по дороге, – сказал он наконец, – нас обязательно заметят. Всадник на коне запросто сможет объехать нас кругом, но потом непременно вернется на дорогу, чтобы выяснить, что стряслось с его товарищами. Может, посадим в засаде несколько лучников и не дадим ему это сделать?

– Можно! – Идалк, улыбаясь, отдал Криспу видесский военный салют, прижав к сердцу кулак. А затем повернулся к Фостию: – Скотос тебя побери, дружище, почему твой сын так упорно хочет идти по стопам отца?

– Потому что у него есть здравый смысл, – ответил отец Криспа. – Лучше пахать землю, чем лечь в нее костьми.

Крисп с жаром кивнул.

– Ладно, ладно, – вздохнул Идалк. – Но план тем не менее хорош.

Думаю, у нас получится.

Он начал скликать сельчан. Некоторые из них рубили ветки и плющ, чтобы соорудить волокушу и оттащить домой погибших и троих или четверых тяжелораненых. Кубратских лошадей оставили собиравшимся в засаду лучникам, чтобы те забрали их на обратном пути, а трупы врагов – воронам на поживу.

Глядя, как начинает осуществляться его план, Крисп испытал такой же благоговейный трепет, какой вызывали в нем колосья, выраставшие из посеянных семян. Как он и предполагал, одинокий кубрат сидел верхом на коне двумя милями ближе к деревне, чем остальная банда. При виде видессиан, бросившихся к нему с копьями наперевес, всадник вздрогнул и пустил лошадь рысью, а потом перешел на галоп. Крестьяне погнались за ним, но не поймали.

Как Крисп и ожидал, кубрат вернулся на дорогу. Юноша с Идалком улыбнулись друг другу, наблюдая за тем, как клубы пыли, поднятой конскими копытами, тают вдали.

– Ну все, ему конец, – радостно проговорил Крисп. – Теперь можно и домой.

Домой они прибыли как раз после заката – чуть раньше, чем всадники напали бы на деревню, останься они в живых. В сумерках были видны фигуры женщин и детей, стоявших на улице и с тревогой гадавших, вернутся ли их мужья, отцы, сыновья и возлюбленные назад.

Весь отряд, как один человек, дружно грянул: «Фос!» Не говоря уже о том, что кубраты не могли издать такой клич, родные узнали их голоса. И с радостными криками помчались навстречу победителям. Часть восторженных криков сменилась стенаниями, когда женщины увиделись, что не все вернулись живыми и невредимыми. Но для большинства жителей деревни это все же был миг ликования.

Обняв свою мать, Крисп заметил, как сильно ему приходится нагибаться, чтобы поцеловать ее. Еще более странным показался ему поцелуй Евдокии. Живя с ней бок о бок изо дня в день, он практически не замечал, как выросла его сестренка – и вдруг в его объятиях оказалась настоящая женщина. Ему пришлось напрячься, чтобы вспомнить, что ей исполнилось столько же лет, сколько было Зоранне в тот день Зимнего солнцеворота.

Стоило ему подумать о Зоранне, как она тут же объявилась во плоти и тоже поцеловала его. Объятие их было неуклюжим; Крисп склонился над ее выпуклым животом, где зрело дитя, и чмокнул в губы.

Рядом с ними раздался женский вопль:

– Где мой муж?!

– С ним все в порядке, Ормсида, – сказал ей Крисп. – Он вместе с другими лучниками остался, чтобы поймать в ловушку дикаря, которому удалось от нас ускользнуть. Все, кого здесь нет, сидят в засаде.

– О, хвала Фосу! – воскликнула Ормсида и тоже поцеловала Криспа, хотя и была втрое старше его. За следующий час его перецеловало столько народу – и его, и друг дружку, – что хватило бы на шесть праздников солнцеворота вместе взятых.

А потом, в самый разгар ликования, в деревню возвратились лучники. Односельчане встретили их радостными воплями – Ормсида чуть не размазала Гермона по своей мощной груди, – однако вернувшиеся не разделяли всеобщего восторга. Крисп сразу понял, что это значит.

– Кубрат удрал, – сказал он.

Это прозвучало как обвинение. Лучники повесили головы.

– Мы выпустили в него и коня двадцать стрел, не меньше, – оправдываясь, заметил один из них, – и даже попали, потому что он орал как резаный.

– Кубрат удрал, – повторил Крисп. Хуже этого он ничего не мог придумать. Нет, мог. Через минуту его осенило:

– Он приведет к нам толпы кочевников.

После этого праздник быстро угас.

Следующие пять дней Крисп провел в смутном ожидании. Такое же настроение царило и во всей деревне, но у Криспа были две причины для тревоги. Как и остальные сельчане, он не сомневался, что кубраты жестоко отомстят за убийство своих товарищей. Но для Криспа эта угроза отступила на второй план, поскольку раненое плечо отца болело все сильнее.

Фостий, как обычно, старался скрыть свою боль. Но левая рука у него почти не двигалась, а вскоре он свалился в лихорадке.

Никакие припарки, которые деревенские женщины прикладывали к ране, не помогали. Фостий всегда был мужчина плотный, но теперь, с пугающей быстротой, плоть стаивала с его костей.

Поэтому Крисп почувствовал чуть ли не облегчение, когда на пятый вечер дозорный, сидевший на высоком дереве, прокричал:

– Всадники!

Вместе с остальными Крисп помчался за оружием: с кубратами, по крайней мере, можно было бороться. А в пылу сражения некогда будет тревожиться за отца.

– Сотни всадников! – крикнул дозорный.

Голос его дрогнул от страха. Женщины с детьми уже устремились к лесу, чтобы спрятаться в чаще.

– Сотни сотен! – снова крикнул дозорный.

Некоторые из сельчан, побросав копья и стрелы, помчались вслед за женщинами. Крисп схватил одного из беглецов, но Идалк покачал головой.

– Какой смысл? – сказал ветеран. – Если их настолько много, то пара лишних рук для нас роли не играет. Победить мы не в силах; мы можем только задать этим гадам жару перед смертью.

Крисп сжал древко копья так сильно, что побелели костяшки пальцев. Теперь ему не нужен был дозорный, чтобы догадаться о приближении всадников. Он слышал цокот копыт – приглушенный пока, но с каждой секундой все более громкий.

Крисп собрался с духом. «Одного проткнуть копьем, – подумал он, – а второго стащить с коня и заколоть». После этого – если после этого он останется жив – будет видно, какой еще урон можно причинить врагу.

– Уже недолго, ребята, – сказал Идалк так спокойно, словно крестьяне выстроились на парад. – Мы нападем с криком «Фос!», как и в прошлый раз, и будем молить благого бога, чтобы он не оставил нас.

«Фос!» Этот клич раздался не из уст односельчан, стоявших неровным строем перед домами. Его выкрикнул дозорный. Выкрикнул так дико и пронзительно, что Крисп подумал, уж не сошел ли он с ума. И тут опять донесся голос дозорного:

– Да это же не кубраты! Это видесские конники!

На мгновение деревенские уставились друг на дружку так, будто дозорный кричал на каком-то незнакомом языке. А потом возликовали еще громче, чем после первой победы над кубратами.

Зычный голос Идалка перекрыл оглушительный шум.

– Станк! – гаркнул он. – Станк привел к нам солдат!

– Станк! – подхватили остальные. – Ура Станку! Молодчина Станк!

За пару минут на Станка обрушилось столько похвал, сколько он не слышал за последние пять лет. Крисп выкрикивал его имя снова и снова, пока не охрип. Только что он смотрел в лицо смерти. И научился не бояться ее. Теперь он узнал также, какие чувства испытывает смертник при отмене приговора.

Скоро видесские кавалеристы въехали в деревню. Станк скакал среди них на чьей-то лошади. Полдюжины крестьян стащили его с седла, словно кубрата. Увесистых хлопков ему досталось тоже не меньше.

Крисп быстренько сосчитал кавалеристов. Семьдесят один человек.

«Вот тебе и сотни сотен ! – подумал он. – Недаром говорят: у страха глаза велики».

Командир всадников озадаченно взирал на столпившихся вокруг крестьян.

– Похоже, мы вам не очень-то нужны, – заметил он.

– Да, господин! – Идалк вытянулся в струнку. – Мы думали, что потребуется подмога, когда еще не знали, сколько там кубратов.

Вы нас слегка ввели в заблуждение – наш дозорный принял вас за банду дикарей.

– Судя по количеству трупов, я вижу, вы разделались с ними, сказал командир. – Насколько мне известно, это была всего лишь небольшая шайка грабителей. Ни о каком широкомасштабном нападении сведений не поступало.

Небольшая шайка, действующая на свой страх и риск, подумал Крисп. В день, когда он впервые взял в руки меч, Варадий сказал ему, что обучает крестьян именно для такого случая. Да, ветеран знал, о чем говорит.

Видесский командир повернулся к жрецу, сидевшему на соседней лошади:

– Что ж, Геласий, ты нам сегодня, наверное, не понадобишься.

Разве что решишь отслужить благодарственный молебен.

– Тем лучше, – ответил Геласий. – Я, конечно, умею исцелять раненых, но как подумаю, какие страдания им пришлось перенести до моего прихода, так только радуюсь, если в моем искусстве нет нужды.

– Господин! – воззвал Крисп. Ему пришлось обратиться к жрецу еще раз, прежде чем тот удостоил его взглядом. – Вы целитель, святой отец?

– И что с того, юноша? – сказал Геласий. – Благодарение Фосу, ты выглядишь вполне здоровым.

– Речь не обо мне, – нетерпеливо проговорил Крисп. – Мой отец.

Сюда, пожалуйста.

Не глядя, следует ли за ним Геласий, Крисп поспешил к дому.

Когда он открыл дверь, в нос ударил новый запах, смешанный с привычным духом застоявшегося дыма и еды, – сладковатый, тошнотворный запах, от которого желудок начало выворачивать наизнанку.

– Да, я вижу, – пробормотал Геласий откуда-то сбоку. Ноздри жреца раздувались, пытаясь оценить по запаху разложения, насколько серьезным будет вызов его искусству. Он вошел в комнату, чуть нагнувшись, чтобы не стукнуться о притолоку.

Теперь настала Криспова очередь следовать за ним.

Геласий наклонился над Фостием, лежавшим на краю соломенного ложа. Блестящие от жара глаза раненого смотрели сквозь жреца.

Крисп закусил губу. В этих ввалившихся глазах, в том, как туго натянута была кожа на скулах, он видел черты приближавшейся смерти.

Если Геласий тоже заметил их, то вида не подал. Он поднял рубашку Фостия, снял последние ненужные припарки, чтобы обследовать рану. От припарки ударила густая волна смрада гниющей плоти. Крисп невольно отступил назад – и тут же опомнился, ненавидя себя за это. Что же он делает – отступается от своего отца?

– Все нормально, юноша, – рассеянно сказал Геласий, впервые после прихода в дом дав понять, что не забыл о Криспе. Хотя через мгновение жрец, казалось, забыл не только о нем, но и о Фостии. Глаза у него закатились, точно он пытался увидеть солнце сквозь соломенную крышу хижины. – Благословляем тебя, Фос, владыка благой и премудрый, – нараспев затянул жрец, – милостью твоей, защитник наш, да разрешится великое искушение жизни нам во благодать.

Крисп эхом подхватил молитву. Она была единственной, которую он знал наизусть до конца; да и не нашлось бы человека во всей империи, кто не знал бы символ веры Фоса наизусть.

Геласий повторил молитву еще раз, потом еще и еще. Дыхание у жреца стало замедленным, глубоким и ровным. Веки опустились, но Крисп почему-то был уверен, что жрец прекрасно осознает, что происходит в нем и вовне. И тут, без предупреждения, Геласий нагнулся и схватил Фостия за раненое плечо.

Хватка жреца была отнюдь не нежной. Крисп ожидал, что отец вскрикнет от такого грубого обращения, но Фостий лежал спокойно, погруженный в лихорадочную дрему. Геласий перестал молиться вслух, хотя дышать продолжал все в том же ритме.

Крисп перевел взгляд с сосредоточенного лица жреца на его руки и рану под ними. И вдруг почувствовал, как волоски на собственных руках и на затылке встают от благоговения дыбом: прямо на его глазах эта зияющая, полная гноем дыра начала закрываться.

Когда от нее остался лишь тоненький бледный шрам, Геласий отнял руки от плеча больного. Целительный поток, переливавшийся из него в Криспова отца, иссяк с почти слышимой внезапностью.

Геласий попытался встать – и зашатался, точно ощущая силу этого разъединения.

– Вина, – прохрипел он. – Я устал.

Только тут до Криспа дошло, как много энергии выкачало из Геласия исцеление. Он понимал, что должен броситься выполнять просьбу жреца, но не мог – по крайней мере, сразу. Он не сводил глаз с отца. Фостий встретился с ним взглядом, и это был осмысленный взгляд.

– Принеси ему вина, сынок, – сказал Фостий, – а заодно и мне немножко.

– Да, пап, конечно. Прошу прощения, святой отец.

Крисп был рад тому, что может заняться поиском чистых чашек и бурдюка с лучшим вином: это означало, что никто не увидит слез, бегущих у него по щекам.

– Благослови тебя Фос, сынок, – сказал Геласий. Хотя вино и вернуло какую-то краску его лицу, двигался он по-прежнему с трудом, словно постарел на двадцать лет за те несколько минут, что потребовались для исцеления Фостия. Увидав озабоченную мину Криспа, жрец выдавил сухой смешок:

– Я не так слаб, как кажется.

Хороший обед и глубокий сон – и все будет в порядке. Но даже не отдыхая, я мог бы сейчас вылечить еще одного больного, а то и двух без особого ущерба для себя.

Онемев от нахлынувших чувств, Крисп только кивнул.

– Хвала Фосу за то, что вы оказались тут и исцелили меня, святой отец, – проговорил отец Криспа. – Примите мою благодарность. – Он повернул голову, чтобы взглянуть на свое плечо и на рану, которая казалась теперь шрамом пятилетней давности. – Ну разве это не чудо? – сказал он, не обращаясь ни к кому в отдельности.

А потом встал, куда более легко, чем Геласий. Они вместе вышли на залитую солнцем улицу. Соседи, увидав Фостия здоровым, радостно загомонили.

– Какая жалость! Таце была бы такой аппетитной вдовушкой!крикнул кто-то, и все рассмеялись, а Фостий – громче всех.

Крисп вышел следом за ними. Пока односельчане толпились вокруг его отца, Идалк кивком подозвал его к себе. Ветеран разговаривал с командиром видесских кавалеристов.

– Я кое-что рассказал этому господину – его зовут Манганий о тебе, – заявил Идалк. – Он говорит…

– Давай я сам ему скажу, – оборвал ветерана Манганий. – Судя по отзывам твоих односельчан, ты, Крисп, – тебя ведь так зовут, верно? – мог бы стать неплохим солдатом в армии императора. Я даже готов предложить тебе… хм-м… вознаграждение в пять золотых, если ты отправишься с нами в Имброс, не откладывая.

Крисп без колебаний покачал головой.

– Мое место здесь, господин, особенно теперь, когда благодаря вашей доброте и чудесному целительному дару Геласия мой отец вернулся к жизни.

– Воля твоя, юноша, – сказал Манганий. И оба они с Идалком вздохнули.