Теккерей Уильям МейкписПарижские письма

Уильям Мейкпис Теккерей

Парижские письма

Париж, суббота, 29 июня, 1833 г.

Надо признаться, что образцовейшая в мире газета - "Национальный стандарт" - носит весьма нелепое, невыразительное и лишенное смысла название. "Национальный стандарт" - да что же это такое? Так можно назвать и газету, и меру бренди, стяг короля Уильяма и знамя короля Кобетта. Не лучше ли последовать примеру французских газет и выбрать заголовок поприметней, подумали мы, узнав о новой газете, которая скоро начнет выходить в Париже: "Некролог. Журнал смертей". Этот прелестный заголовок, полный романтики и меланхолии, как нельзя более подходит для сентиментальной газеты, на титульном листе которой изображена погребальная урна, а все страницы обведены красивой траурной каймой. О, смерть! О, жизнь! О, jeime France {Молодая Франция (франц.).}, какой триумф изысканности и искусства! Вообразите, что каждое утро к завтраку вы получаете: "Траурную смесь", "Листок гробовщика", "Саван и кости", "Погребальный вестник" "Заступ, или Спутник могильщика", откуда узнаете о самых фешенебельных кончинах, убийствах, самоубийствах и смертных казнях в Европе. Сколь приятное занятие читать эти повременные издания для впавших в меланхолию молодых людей и чувствительность юных леди! К тому же оно и познавательно, и в то же время душещипательно, а кроме того (как говаривал Фигаро), при жизни ты абонент, а после смерти клиент.

Ноябрьские самоубийства у нас на родине - главный источник вдохновения французских юмористов; они убеждены, что Лондонский мост только для того и построен, чтобы с него бросались в Темзу, а фонарные столбы расставлены на улицах нашей столицы вместо виселиц; в действительности же, подобному употреблению фонарных столбов мы научились у французов; да и по части самоубийств первенство, несомненно, принадлежит им. Чуть ли не каждое утро с полдюжины молодых людей "asphixient" {Отравляются газом (франц.).} себя, и тот же путь к успокоению обычно избирают малодушные и неимущие служанки, почитая его наиболее легким, скорым и надежным. Мне рассказывали, как некий солидный джентльмен, уже достигший своего шестнадцатилетия, и другой еще более пожилой, родившийся двумя годами раньше, оборвали свое земное существование, удушив себя угаром. Незадолго до этого они совместно написали драму, которая была с успехом представлена в Порт-Сен-Мартен, чем, по всей видимости, снискали себе несколько десятков франков и обессмертили себя (на пять-шесть вечеров) - предел честолюбивых, а также всех других мечтаний обоих драматургов. Упоенные успехом, наши юные мудрецы решили уйти из жизни, находясь в зените славы и блаженства. Предполагалось, разумеется, что сей последний подвиг своей возвышенностью окончательно причислит их к лику бессмертных.

Способ, к которому они прибегли, не накладен - двух пенсов вполне достаточно, чтобы отправить на тот свет несколько сот молодых поэтов, запасшись смертоносным топливом, они взобрались на свой седьмой этаж, отгородились от мира и заперли окна. Когда спустя несколько часов дверь наконец взломали, души их вылетели вместе с дымом, и в комнате осталось только два трупа; уделом публики было восхититься ими и позаботиться о похоронах. Романтические французы оросили покойников слезами; у нас на родине им бы, пожалуй, досталось по доброму колу на брата. Но мир их праху! Я ничуть не сомневаюсь, что к этому времени они уже весьма уютно расположились в той части небес, где встретят Катона, Аддисона, Юстаса Баджелла и прочих склонных к самоубийству философов; а рано или поздно Листона, Тальма и всех великих трагиков.

Мне захотелось узнать фамилии бедняг и название их трагедии. Но мой рассказчик забыл и те и другое. Вот продолжительность славы.

Театры процветают; каждый из них радует в этом сезоне публику какой-нибудь блистательной новинкой. В "Амбигю Комик" идет назидательное представление "Валтасаров пир". Во втором акте нашему взору предстает великое множество унылых сынов Израиля, которые расселись вкруг вод вавилонских, повесив арфы на ивы! "Спойте нам одну из песен Сиона", обращается вавилонянин к корифею хора. "Как же нам петь в чужой земле?" ответствует хор. Сама пьеса - постыдная пародия на Библию - насквозь проникнута французским духом и французскими же представлениями о приличиях. Позади меня расположилось какое-то многодетное семейство, все члены которого с большим интересом созерцали поучительную сцену выхода царицы из ванны. Спектакль завершается великолепной имитацией картины Мартина "Валтасар".

А в "Порт Сен-Мартен" идет пьеса "Бергами", в которой оживает другое полотно - хэйтеровский суд над королевой Каролиной в палате лордов. Сегодня утром пронесся слух, что из Англии прислан специальный курьер, чтобы добиться запрещения спектакля. Заключив отсюда, что в пьесе содержится нечто ужасное, я направился в "Порт Сен-Мартен" и был жестоко разочарован, не обнаружив в ней ничего, кроме пресного платонического диалога между ангелоподобным Бергами и угнетенной королевой. В начале пьесы Бергами простой рассыльный, но, покорив королеву своими меткими замечаниями о погоде, природе и итальянской политике, он тут же становится ее конюшим. В конце первого акта королева садится в карету. Во втором акте ее величество погружается на пакетбот (ох уж эти пакетботы!), в третьем - сидит на балконе, в четвертом - погружается в пучину страстей, что не так уж опасно, поскольку Бергами уже убит к тому времени лордом Эшли (мы приносим его милости свои искренние поздравления), и королеве остается лишь отправиться в палату лордов, дабы пожаловаться там на этот неучтивый поступок. Сцена, скопированная с картины, поражает естественностью и живостью. Сэр Бруэм. произносит речь об угнетении женщин, патриотизме и пр., лорд Элдон возражает ему; министры рукоплещут, оппозиция трепещет, и в палату лордов величественно вплывает королева, кланяясь налево и направо и изрекая благороднейшие сентенции. Внезапно с улицы доносится тревожный шум: толпа восстала на защиту королевы! Лорд Элдон делает знак военному министру, тот бросается усмирять мятежников, королева спешит вслед за ним, но их усилия тщетны, летят камни, звенят разбитые стекла, лорд Элдон исчезает, сэр Бруэм устремляется вперед, а лорд Ливерпуль (дородный мужчина в белом жилете и с огромной жестяной звездой) валится наземь, сраженный сокрушительным ударом: обломок кирпича, пущенный кем-то из рогатки, угодил прямо в живот его светлости; и падение занавеса, разумеется, совпадает с падением премьер-министра. Тут французская публика, воспарив духом до невиданных высот, начинает громко требовать Марсельезу! Я не смотрел пятого акта, где отравляют королеву (снова лорд Эшли!), ибо вернулся домой, дабы написать об этой удивительной трагедии.

Мне бы хотелось написать еще об одной пьесе, которая заслуживает не в пример больше внимания, чем обе предыдущие. Это "Дети Эдуарда" мсье Казимира Делавиня, один из лучших спектаклей, которые мне когда-либо посчастливилось видеть, но мне придется сделать это в другой раз, ибо письмо мое и без того уже получилось слишком длинным. Впрочем, я не удержался и набросал эскиз Лижье в роли Ричарда {* Рисунок был напечатан в "Национальном стандарте" вместе с письмом. К сожалению, мы не можем воспроизвести его здесь. - Изд.}, - мне кажется, что он затмил самого Кина, - который посылаю вам.

А кроме Лижье, в спектакле участвует восхитительная мадемуазель Марс, и эта очаровательная, грациозная, веселая "энженю", мадам Анаис Обер. Нашим актерам следовало бы побывать в Париже и ознакомиться со здешней превосходной театральной школой; даже Куперу такое знакомство пошло бы на пользу, а Диддиэра оно наверняка сделдло бы и умнее и лучше. Не достаточно ли уже о театрах, пожалуй, скажете вы; но, в сущности говоря, разве эта тема не столь же серьезна, как все остальные?

Париж, 13 июля.

Рисунок наверху {* Рисунок, изображающий Наполеона на Вандомской колонне, был помещен в "Национальном стандарте" перед этим письмом. - Изд.} изображает статую, которая вскоре украсит собой колонну на Вандомской площади. Как всем известно, это должно произойти 29-го числа сего месяца, однако его величество король французский, питая отвращение ко всевозможным бунтам и расходам, распорядился воздвигнуть ее тайно и в ночную пору, дабы избежать излишней гласности и нежелательных эксцессов, могущих при том произойти.

Статуя перелита из бронзовой или медной австрийской пушки (как видите, некоторые трофеи Наполеона французам все же посчастливилось сохранить) и изображает маленького капрала в военном облачении. До 1814 года на колонне возвышалось изображение императора Наполеона в мантии и со скипетром; на постаменте же было начертано следующее звучное посвящение:

Neapolio Imp. Aug.

Monumentum Belli Germanici

anno MDCCCV

Trimestre spatio profligati

ex aere capto

Glorie exercitus maximi dicayit {*}

{* Наполеон, император Август, воздвигнул этот памятник германской войны, завершенной в трехмесячный срок в 1805 году, отлитый из завоеванной меди, во славу великой армии (лат.).}

В 1814 году надпись замазали, а статую сбросили с колонны, водрузив вместо нее грязный белый флаг, казавшийся весьма недостойным завершением длинного перечня побед, выдолбленного на колонне и обвивающего ее сверху донизу. Ведь не для того же, чтобы вернуть на место вышереченный белый флаг, было дано столько сражений и одержано столько побед.

Однако же на будущей неделе Наполеон вторично взберется на колонну. По этому поводу ему, разумеется, следует сказать небольшую речь, которая прозвучит примерно так.

Поднеся к глазам тяжелую (бронзовую) подзорную трубу и обведя тяжелым взглядом толпы слушателей, император начинает:

"Уважаемые дамы и господа!

(Бурные аплодисменты.)

Не имея привычки к публичным, выступлениям и будучи обуреваем сейчас всем вам понятными чувствами, которые задевают самые сокровенные струны моей души, я, к сожалению, не смогу блеснуть красноречием, достойным такого события и такой аудитории.

Дамы и господа! Это счастливейший миг в моей жизни!

(Рукоплескания и крики "браво".)

Я приношу вам благодарность за то, что вы предоставили мне столь возвышенное, удобное и безопасное место. Отсюда виден мне почти весь город: пустые храмы, переполненные тюрьмы, битком набитые игорные дома. И, созерцая все это, и вас, господа, как не гордиться мне тем, что я француз.

(Бурные рукоплескания.)

Трехцветный флаг развевается над Тюильри, точь-в-точь, как в мои времена. Французам радостно, наверное, вновь увидеть свое славное знамя на месте старого белого флага, изгнанного на веки вечные. И хотя, говоря по совести, я не усматриваю никаких иных преимуществ, исторгнутых вами в борьбе со свергнутой династией, вам, разумеется, виднее.

Толстяк с зонтиком {* Неуважительный личный выпад Наполеона против короля Луи-Филиппа, чья дородная фигура и зонтик были изображены месяца два назад в нашей газете.}, прогуливающийся по парку Тюильри, по всей очевидности, новый хозяин. Могу ли я узнать, за что он так возвышен вами? За собственные ли заслуги или за отцовские?

(Крики и беспорядочная свалка в толпе. Полицейские начинают сотнями empoigner {Хватать (франц.).} присутствующих.)

Продолжайте в том же духе! - восклицает изваяние, великий дока по части экспромтов. - В том же духе, счастливцы французы! Вы боролись, вы сражались, вы побеждали - для кого? Ну, разумеется, для толстяка с зонтиком.

Нет нужды объяснять, каковы были бы мои намерения и цели, если бы мне посчастливилось остаться среди вас. В свое время вы отнеслись к ним благосклонно. Зато остальная часть Европы придерживалась иного мнения и выразила его столь настойчиво, что из одной лишь вежливости нам пришлось уступить.

Признаюсь, я был несколько своенравен и деспотичен. Но не таков ли и наш тучный друг из Тюильри? Так что же лучше: благоговеть перед героем или покориться ростовщику? Быть сраженным мечом или сбитым с ног зонтиком?

(Здесь раздается мощный рев: "A bas les Paraplmes!" {Долой зонтики! (франц.)}

Аресты все еще продолжаются.)

Если бы не боязнь утомить вас (крики: "Продолжайте!"), я бы сказал несколько слов и о тех, кто так упорно добивался моей отставки и вместе с ней возможности вновь вывесить белую тряпку, снятую нынче на вечные времена.

В России душат, убивают, ссылают. Я не мог бы изобрести для них более подходящего занятия.

У Англии 800 000 000 фунтов стерлингов долгу, старые учреждения разрушены, новых нет и в помине (здесь полиция опять уводит с площади целую толпу слушателей). Примите мои поздравления, господа, полицейские есть и у них {* Нам кажется, что в данном случае изваяние позволило себе явную бестактность.}.

В Португалии идет драка из-за двух в равной степени ненавидимых братцев. Да хранят небеса правого, кто бы им ни оказался.

Из Италии приходят захватывающие сообщения о мятежах и неизбежно связанных с ними казнях.

Немцы, от нечего делать, стали арестовывать студентов. Испанцы развлекаются потешными боями, вот жалость-то, что их нельзя побаловать настоящими!

А августейшее семейство, в жертву которому принесено чуть ли не пятьсот тысяч человеческих жизней - чем занято оно? Король впал в детство; умалишенного дофина содержат в каком-то "шато" в Германии; все внимание герцогини целиком посвящено сыну и дочери!

И сами вы, господа, - вы получили свободу печати, но на газеты - в точности, как и при мне, каждое утро налагают арест. У вас республика, но упаси вас боже неуважительно отозваться о короле! То же самое было и в мое время. Вы свободны, но для того чтобы держать вас в узде, для вас построено семнадцать крепостей. А такого уж, кажется, и при мне не было.

И вообще в Европе предостаточно угроз, изгнаний, ссылок, убийств, налогов, виселиц. Судя по вашему молчанию..."

Внезапно император умолкает; дело в том, что на Вандомской площади не осталось ни одного человека, - всех до единого увела полиция.

КОММЕНТАРИИ

Парижские письма (Foreign Correspondence). Статья напечатана в газете "Национальный стандарт" в июле 1833 года.

"Национальный стандарт". - Теккерей высмеивает название газеты, иностранным корреспондентом которой был он сам. Газета просуществовала недолго, поглотив вложенные в нее Теккереем средства.

"Молодая Франция". - Так называлась группа молодых писателей и поэтов, объединившаяся под эгидой Виктора Гюго и боровшаяся в тридцатые годы прошлого века под знаменем романтизма против эпигонов классицизма.

...Катона, Аддисона, Юстаса Баджелла и прочих склонных к самоубийству философов. - Катон Утический (95-46 гг. до н. э.), - римский сенатор и полководец, покончил с собой после того, как его войска потерпели поражение. Баджелл (1686-1737) - английский юрист и литератор, сотрудничавший в "Зрителе" Аддисона, запутавшись в денежных делах, утопился в Темзе.

Листан Джон (1776-1846) - английский актер, с большим успехом исполнял комические роли.

Тальма Франсуа-Жозеф (1763-1826) - знаменитый французский трагик.

Валтасаров пир. - Библейская легенда рассказывает о том, как вавилонский царь Валтасар увидел во время пира кровавые письмена на стене и в ту же ночь был зарезан своими телохранителями. Этой легенде посвящено стихотворение Генриха Гейне "Пир Валтасара".

Хэйтеровский суд над королевой Каролиной. - Одна из лучших картин художника Джорджа Хейтера (1792-1871), придворного портретиста королевы Виктории.

...кроме пресного платонического диалога между ангелоподобным Бергами и угнетенной королевой. - Бергами, итальянец, был фаворитом жены английского короля Георга IV Каролины Брауншвейгской (1768-1820). Еще будучи наследником престола, Георг обвинил ее в неверности, а по восшествии на престол в 1820 г. отказал ей в коронации и затеял против нее процесс в палате лордов, скандальность которого вызвала резкие протесты публики. Вскоре после прекращения суда Каролина умерла (по некоторым данным, она была отравлена).

Сэр Брузм (лорд Генри Бруэм; 1778-1868) - английский политический деятель и публицист. Участвовал в парламентской реформе 1832 г. и основании Лондонского университета (1827 г.). Теккерей резко критикует его беспринципность и тщеславие в статье об изданных в 1839 г. "Письмах лорда Бруэма".

Лорд Элдон Джон Скотт (1751-1838) - первый лорд Элдон, английский политический деятель, лорд-канцлер с 1801 по 1806 и с 1807 по 1827 гг.

Делавинь Казимир (1793-1843) - французский поэт и драматург.

Марс Анна-Франсуаза-Ипполита (1779-1847) - выдающаяся французская актриса, прославившаяся исполнением ролей в комедиях Мольера и Мариво.

Купер Джон - актер, пользовавшийся большим успехом на сцене лондонских театров с 1820 по 1858 г.

В Португалии идет драка из-за двух в равной степени ненавидимых братцев. - После отделения Бразилии от своей метрополии король Иоанн VI в 1826 г. оставил за собой бразильскую корону, а португальский престол передал своей дочери Марии. Однако братья Иоанна, дон Педро и дон Мигель, подняли в стране гражданскую войну за овладение престолом, которая продлилась до воцарения Марии в 1838 г.