"Молчание" - читать интересную книгу автора (Эндо Сюсаку)

Глава 2.

Письмо Себастьяна Родригеса

Pax Christi! Слава Христу!

Не знаю, как рассказать Вам на нескольких листках бумаги обо всем, что случилось с нами за эти два месяца. К тому же положение таково, что неизвестно, попадет ли в конечном итоге это письмо в руки Вашего преосвященства. И все же не могу не писать, чувствую, что просто обязан это сделать.

После отплытия нам благоприятствовала на редкость хорошая погода. Небо было ясным и чистым, над волнами мелькали стайки летучих рыбок, сверкавшие серебром. Каждое утро мы с Гаррпе благодарили Господа за спокойное плавание. Но вскоре налетел первый шторм. Это случилось в ночь на шестое мая. Подул юго-восточный ветер. Опытные матросы убрали все паруса, кроме одного. Ночью, однако, пришлось опустить и его, вверив нашу джонку ветру и волнам, но вскоре в носовой части образовалась течь, сквозь которую стала проникать вода. Почти до рассвета все трудились не покладая рук - затыкали щель парусиной, вычерпывали воду.

На рассвете буря наконец улеглась. Все - и матросы, и мы с Гаррпе - совершенно без сил неподвижно лежали между ящиками с провиантом, устремив глаза в небо, по которому плыли на восток темные, набухшие влагой тучи. В эти минуты мне вспомнился святой Франциск Ксавье, восемьдесят лет назад плывший в Японию, преодолевая неизмеримо большие трудности. Наверное, он, как и мы, смотрел после шторма в такое же мутное, белое, как молоко, предрассветное небо. И не только он... Многие годы сотни миссионеров, обогнув Африку, миновав берега Индии, пересекали это море, чтобы посеять семена нашей веры в Японии. Епископ Серкейра, падре Балинья, Органтино, Гомес, Памелио, Лопес, Грегорио... - всех не перечесть. Немало из их числа погибло уже у самых берегов Японии, упокоившись на дне морском вместе с затонувшим судном, как, например, преподобный Жиль де ла Матта. Что вело их вперед, через такие мучения? Что вдохнуло в их душу страстную волю? Теперь я их понимаю. Все они вглядывались в такое же мутное небо, в плывущие на восток темные тучи. О чем они думали в те минуты? И это я знаю отныне...

Из-за тюков донеслись жалобные стоны Китидзиро. Этот ленивый трус почти не помогал матросам во время шторма; бледный до синевы, он трясся от страха, забившись в щель между ящиками. Его беспрерывно рвало, и он, валяясь в отвратительно пахнущей луже, что-то шептал по-японски.

Сперва мы с Гаррпе, так же, как все матросы, с презрением наблюдали столь малодушное поведение. Мы были слишком измучены, чтобы прислушиваться к нему. Но вдруг мое ухо уловило среди невнятного бормотания слова «граса»10 и «Санта Мария». Валяясь, словно свинья, в омерзительной луже, этот человек совершенно явственно произнес «Санта Мария».

Мы с Гаррпе переглянулись. Возможно ли, что этот трус, все время не только не помогавший, но, скорее, даже мешавший всем, - возможно ль, чтобы он был одной с нами веры? Нет, нет! Истинно верующий не может быть таким малодушным.

- Ты христианин? - спросил его Гаррпе.

Китидзиро, приподняв голову, бросил на меня страдальческий взгляд - вся физиономия у него была перепачкана в блевотине. Затем, хитря и притворяясь, будто не расслышал вопроса, улыбнулся своей жалкой, трусливой, заискивающей улыбкой. Такая уж у него привычка - всегда угодливо улыбаться, будто старается всех задобрить... Что до меня, так я уже научился не обращать внимания, но Гаррпе неизменно бесит эта улыбка. А уж неподкупный, суровый Санта-Марта - тот наверняка вспылил бы...

- Я все слышал, - нахмурился Гаррпе. - Говори начистоту! Значит, ты христианин, да?

Китидзиро отрицательно затряс головой. Матросы-китайцы подсматривали из-за ящиков, с презрением и любопытством наблюдая за этой сценой. Если он верующий, непонятно, почему он скрывает это даже от нас, священников? Уж не вообразил ли он, что по прибытии в Японию мы донесем на него чиновникам? А если он не верит в Господа нашего Иисуса, почему в смертельном страхе твердил «благодатная», «Пресвятая Мария»? Как бы то ни было, этот молодчик пробудил во мне любопытство. Думаю, что вскоре мы разберемся, что у него на уме.

Вплоть до этого дня мы не видели суши - ни одного, даже крохотного, островка. Над нами простиралось серое небо; временами сквозь тучи проглядывало тусклое солнце, лучи которого тяжело ложились на закрытые веки. Мы с горечью смотрели на холодное море, где волны скалились пенистыми, похожими на белые клыки, зубцами. И все же Господь не оставил нас...

Вдруг матрос, лежавший на корме, как мертвец, вскочил с громким воплем. Вдалеке от темной линии горизонта - куда указывал его палец - летела в нашу сторону птичка. Сложив крылья, она опустилась на мачту, с которой свисали потрепанные минувшей бурей паруса... А по волнам уже плыли бесчисленные сучья, ветви деревьев. Это был верный признак, что суша близко. Но радость мгновенно сменилась тревогой. Если это Япония, нельзя допустить, чтобы нас заметила даже рыбачья лодка. Рыбаки тотчас сообщат властям о неизвестной дрейфующей джонке с чужеземцами.

До самого наступления темноты мы с Гаррпе, прижавшись друг к другу, прятались между ящиков с грузом. Матросы, подняв нижний парус на мачте, старались держаться поодаль от видневшейся темной точки - то был, по-видимому, главный остров.

Глубокой ночью наша лодка вновь ускорила ход, бесшумно скользя по волнам. По счастью, безлунное небо было черным-черно, и нам удалось приблизиться незаметно. Высокая зубчатая стена суши неотвратимо надвигалась. Мы поняли, что вошли в бухту, окруженную крутыми горами. На берегу, в глубине, виднелось скопление приземистых домишек.

Первым спрыгнул на мелководье Китидзиро, за ним окунулся в холодную воду я, вслед за мной - Гаррпе. В Японии ли мы? По правде сказать, никто из нас не имел об этом ни малейшего представления.

Укрывшись в ложбинке на берегу, мы с Гаррпе терпеливо ждали. Внезапно мы услышали шаги по песку - они приближались. Мимо прошла, не заметив нас, старуха с корзиной за плечами. Когда звук ее шагов замер вдали, нас снова объяла тишина.

- Он не вернется, он не вернется! - чуть не плача, проговорил Гаррпе. - Он сбежал, этот трус!

Но мне представлялась худшая участь. Он не сбежал. Он пошел, чтобы предать нас, как Иуда, и вскоре приведет сюда стражников.

- Итак, Иуда, взяв отряд воинов... приходит туда с фонарями и светильниками и оружием...- начал читать Гаррпе строки Писания, - Иисус же, зная все, что с ним будет...11

Да, в эти минуты нам надлежало думать о Господе, вверившем себя людям. Сердце готово было разорваться - так невыносимо долго тянулось для меня время. Признаться, мне было страшно. Пот струился по лбу, заливая глаза. Вдруг послышались шаги стражников. В темноте приближалось зловещее пламя факелов.

Кто-то поднял факел повыше, и черно-красное пламя озарило уродливое морщинистое лицо; рядом со стариком стояли два молодых парня, в растерянности глядевших на нас.

- Падре, падре!.. - крестясь, прошептал старик, и голос его звучал ласково и приветливо. Услышать здесь, в такую минуту родное португальское слово! Такое мне и во сне не снилось!.. Разумеется, кроме «падре», старик не знал ни единого слова по-португальски. Но на наших глазах он сотворил крестное знамение! Это были японские христиане. Я с трудом поднялся на ноги и встал на песке. Наконец-то я стоял на японской земле. Я отчетливо осознал это в ту минуту.

Китидзиро, подобострастно улыбаясь, выглядывал из-за спин пришедших - точь-в-точь мышь, готовая шмыгнуть в нору при малейшей опасности. Меня пронзил жгучий стыд. Господь вверял свою жизнь любому и каждому, потому что любил людей. А я усомнился даже в одном-единственном человеке - в этом Китидзиро...

- Скорее, скорее, идемте... - торопил нас старик. - Нельзя, чтобы язычники увидели нас...

Японцы знали слово «язычники»! Их научили миссионеры, побывавшие здесь до нас. Это они впервые вонзили мотыгу в иссохшую почву, удобрили ее и вырастили обильный урожай... Какое великое, трудное дело они свершили! Но коль скоро посеянные некогда семена дали прекрасные всходы, ухаживать за этим полем - поистине великая миссия, и мы с Гаррпе обязаны ее выполнить.

Этой ночью они спрятали нас у себя, в тесной низенькой хижине. Рядом был хлев, оттуда исходило зловоние, но даже здесь, сказали нам, оставаться опасно. Язычники назначили награду - триста серебряных монет за поимку священника, поэтому мы не должны доверять никому из посторонних...

Но как удалось Китидзиро так быстро отыскать христиан?