"Последний вампир" - читать интересную книгу автора (Стрибер Уитли)

1 Тайное собрание

Все знали: за Мириам Блейлок водятся грехи. Вместо того чтобы просто использовать человеческие существа по их прямому назначению, она делала их своими друзьями и любовниками – совершенно непростительная провинность! Подумать только – она целовала их, занималась с ними сексом и испытывала при этом удовольствие. Разве подобные привычки не являются извращением, вполне сопоставимым, например, с союзом, где в качестве супруга или супруги будет выступать какое-нибудь животное?

Полная чепуха и предрассудки, разумеется, но от сознания этого ее жизнь отнюдь не становилась легче. Вот и сейчас Мириам вынуждена была поглубже спрятаться в коляску велорикши, скрывая лицо не только от людей, но и от своих. Рикша живо мчал ее по мокрой улице, прямиком по лужам, оставленным последним ливнем, и она внимательно вглядывалась из темной глубины в клубившийся туман надо рвом, который окружал древний тайский город Чиангмай.

Как она посмела выбрать такой образ жизни – и после этого смотреть в глаза своим соплеменникам? Наверняка в ее роду была примесь человеческой крови – хотя идея межпородного скрещивания абсурдна, глупые сказки, не более. Мириам презирала сородичей за ограниченность мышления, сознательный отказ от технического прогресса. Когда-то они правили как короли, а теперь забились в свои норы, покидая их только на время охоты. А она – что ж, Мириам просто любила жизнь во всех ее проявлениях, любила с какой-то жадной радостью. Она беспощадно распорядилась своими воспоминаниями, избавившись от них, стерла из памяти все, что было связано с ее семьей, а также все трагические события своей долгой жизни и теперь двигалась вперед. Она видела, как человечество встает из грязи, научилась уважать его, на что оказался бы не способен никто из ее рода, привыкла с интересом предвкушать будущее, особенно сейчас, когда элементы варварства, то есть периода расцвета ее племени, снова входили в человеческую культуру. Что касается внешних проявлений ее беспокойного существования, то Мириам владела самым экстравагантным ночным клубом в Нью-Йорке, держа в своем подчинении множество служащих – бухгалтеров, секретарей, барменов. Заведение с полным правом можно было назвать процветающим: в удачный месяц, а большинство месяцев принадлежали к числу таковых, наркотики и спиртные напитки, предлагаемые посетителям в «Масках», приносили полумиллионную прибыль. И она тратила деньги легко, как издавна повелось у нее в семье.

Мириам успешно проворачивала операции на рынках ценных бумаг; в офисе – полная компьютеризация. Доступ к портфелю акций – в любое время благодаря карманному компьютеру Palm Pilot. Роскошный лимузин оборудован GPS[1] – а вот у ее соплеменников не было машин. Проще вообще перестать ездить, раз теперь нельзя трястись в двуколке позади лошади! Когда корабли потеряли паруса, они отказались от путешествий. Что уж говорить про самолеты...

Да, некогда они правили миром, а теперь превратились в жалкие тени, и численность их по причине несчастных случаев постепенно уменьшалась. Стоит ли называть себя «Властителями» – подобное притязание теперь абсолютно не имеет под собой почвы. Прошли те времена, когда они втайне вершили судьбами человечества, разводили людей, как те разводят скот. На последнем конклаве (собрания проводились каждые сто лет) Мириам не встретила многих из тех, кого она знала не одну тысячу лет. После морей крови, разливавшихся в средние века, одиночество стало уделом ее немногочисленных соплеменников – каждого из оставшихся в живых; они существовали, целиком погрузившись в свои собственные трагедии, – представители вымирающего рода, слишком боявшиеся расправы, чтобы чаще собираться вместе.

И все же, несмотря на присущие им недостатки, Мириам высоко ценила своих сородичей, как и себя саму. Властители – неотъемлемая часть мирской справедливости и смысла бытия, а отнюдь не воплощение зла. Она поставили перед собой цель, осуществлению которой не могли помешать ни возможное унижение, ни опасности, подстерегавшие ее на пути: Мириам хотелось продолжить свой род. Пусть у нее есть все – богатство, красота, власть, известность, – но без ребенка главное предназначение Властительницы не будет выполнено. Последняя из четырех яйцеклеток, которыми природа наградила женщин прежде могущественного племени, вскоре покинет тело Мириам, если не найдется Властитель, который ее оплодотворит.

Улочки городка жили своей суматошной ночной жизнью. Как изменился этот мир! Она помнила Чиангмай в ту пору, когда большую часть его зданий составляли деревянные дома с резными фронтонами и остроконечными, парящими в ослепительно-голубом небе крышами среди густой зелени деревьев. А сейчас город мало чем отличался от Бангкока, где уличное движение превратилось в настоящий ад на земле.

Как ей хотелось скорее оказаться дома, в своем красивом жилище, среди преданных ей людей – Сары и юной Лео, в окружении красивых вещей. У Мириам хранилась золотая статуэтка Будды, перед которой она медитировала, а также картина кисти Рембрандта, изображавшая Венеру, для которой она позировала художнику. Ему удалось обнаружить и передать несколькими удачными штрихами то, что было совершенно несвойственно людской породе женщин того времени – чувство независимости и самообладание. На прощание он поцеловал ей руку и произнес: «Холодная... какая холодная».

Мириам не только получала удовольствие от человеческих существ, но и от их творчества – живописи и скульптуры, книг и музыки. Она присутствовала на премьерах десятков величайших опер, восхищалась мастерством всех оперных знаменитостей, начиная с Аделины Патти и Марии Каллас. Остальные Властители взирали на людей как на животных. Мириам же считала, что у людей есть душа, по крайней мере, когда поглощаешь чью-то жизнь, можно ощутить некий электрический разряд, исходящий от тела. А потом глаза жертвы становятся абсолютно пустыми.

Ее соплеменники утверждали, что такова реакция нервной системы на потерю жидкости. Хорошо, если это именно так, в противном случае люди оказались бы существами высшего порядка.

Часто во время медитации, глядя в золотые неподвижные глаза Будды, она мысленно вопрошала его: почему мы так долго живем? Неужели потому, что лишены души? Почему мы холодные... такие холодные? К тому же – истинные рабы осторожности, закоснелых привычек. Но сейчас Мириам нуждалась в обществе соплеменников, точнее, в одном из Властителей – чтобы зачать от него ребенка. Вот почему ей не следовало пропускать ни одно из собраний.

Когда-то в далеком туманном прошлом она уже испытала самое настоящее блаженство в то мгновение, когда мужское семя оплодотворяло ее яйцеклетку; способность ощущать это как величайшее наслаждение было свойственно любой женщине ее племени. Даже спустя века в ней жила память о том потрясающем миге.

Для Властителей не был тайной пол еще не родившегося ребенка, и Мириам с Юминисом придумали имя своему мальчику, полюбив его с той наполненной радостью ночи. Затем наступила беременность, год вынашивания плода... и боль потери, которую, казалось, невозможно пережить, когда маленькое мертвое тельце положили ей на живот. Вскоре ее возлюбленный муж последовал за сыном. Ее безграничная любовь и забота оказались бессильны перед странным состоянием, которое овладело Юминисом. Он перестал есть и внешне ничем не отличался от холодной мумии, одни только глаза продолжали сиять... словно неизбежная смерть обрела для него особый смысл, а голод наделил высшей степенью превосходства.

Неужели Юминис не мог смириться с потерей сына, или это было какое-то другое, еще более невыносимое отчаяние? Он, как и Мириам, уважал человеческий разум и, подобно ей, не раз высказывался по этому поводу: возможно, люди уже достигли той стадии развития, когда охота на них становится грехом?

А что, если грех – просто быть Властителем? Что, если охота на разумную дичь – убийство? Наверняка Юминис довел себя до смерти этими вопросами... а еще воспоминаниями о синем безжизненном тельце, которое он так осторожно приложил к ее груди...

Твои родные умирают для всего мира, но остаются жить в твоем сердце. Мириам продолжала любить мужа еще много лет, но в конце концов воспоминания поблекли, как восковые краски на его портрете, который она когда-то заказала у Эратосфена, непоседливого коротышки, настоящего гения из Александрии.

Старая Александрия... ароматы мирры и кардамона, шепоты ночи, шумные базары... Мириам помнила гулкий дворец Клеопатры, Академию с ее огромной библиотекой. Она прочла там все 123 пьесы Софокла, присутствовала на их постановках. Сколько из них сохранилось – кажется, только семь?

За все эти долгие годы она так и не сумела найти того, кто занял бы место Юминиса. Отчасти причиной тому было то, что ее соплеменники собирались только раз в сто лет, и ухаживания допускались только в этот период. Теперь настал момент, когда ни о каком выборе не могло быть и речи – или она найдет кого-нибудь, или никогда не подарит миру еще одного Властителя.

Единственным утешением Мириам оставались ее любовники. Но, разумеется, и они не могли осознать того одиночества, что заставляло ее изменять их природу, создавая в них свой собственный образ.

Она выбирала для себя симпатичных особей, страстных и чувственных, – пол значения не имел, и у мужчин, и у женщин есть свои привлекательные стороны, – и соблазняла их, мягко, нежно, ласковым взглядом и неторопливой рукой. Следующий шаг – в гипнотическом сне наполнить их вены своей кровью, и тогда случалось чудо: избранные ею оставались молодыми еще много, много лет. Мириам говорила им, что они обрели бессмертие, и тем привязывала к себе, как глупых маленьких щенков. Точно так произошло и с этой сладкой красоткой, которая теперь вела ее дом и дела в Нью-Йорке, согревала ей постель и охотилась с ней... близкая ей по духу женщина, такая прелестная и умная, раздираемая ничтожными человеческими противоречиями. Чтобы жить, чтобы утолить голод, бывший доктор Сара Робертс, автор книги «Сон и возраст», в которой она, как утверждала Мириам, «приподняла завесу, скрывавшую великую тайну», должна была убивать людей. Это мучило бедняжку больше, чем всех предыдущих любовников Мириам; ей, врачу, не давала покоя клятва Гиппократа.

Несколько лет тому назад Мириам чуть не потеряла Сару, но сумела ее вернуть. Не мешало бы ей испытывать побольше благодарности и быть поуступчивее, но женщину преследовал пережитый ужас, и Мириам не могла слишком строго относиться к подруге: каково это, лежать в гробу, медленно разлагаясь, но не умирая.

Сара как никто другой до нее в подобной ситуации понимала, что участь ее предрешена. Используя все свои обширные знания в области геронтологии, она пыталась одолеть процесс старения, которому предстояло неизбежно поглотить свою жертву, несмотря на тот факт, что сердце Сары гнало по сосудам кровь Мириам.

Довольно, пора подумать о другом. Мириам всегда удручало то, сколько мук доставляли человеческим любовникам и жизнь, и смерть. Но только не сейчас, только не в ночь, полную нервного волнения, ночь открытия Азиатского конклава. Избранный ею здесь, по крайней мере, будет жить вечно. И Мириам придется ему подчиниться... хотя бы на время беременности.

Итак, впереди – длинные, молчаливые дни, осторожные, медленно ползущие ночи. Именно так все и должно случиться. Она буквально ощутила маленькое тельце в своем животе, на мгновение представив, как после родов обнимет малыша, пока он еще розовый и горячий, словно только что насытившийся Властитель.

...Непонятно, как азиаты выносят этот жуткий климат! И в то же время жара все-таки приятна. Как замечательны длинные дурманящие ночи, которые проводишь на влажных от пота простынях, предаваясь наслаждениям, подвластным только твоим фантазиям.

Соплеменники Мириам остерегались наркотиков, утверждая, что лучше умереть, чем попасть в наркотическую зависимость на многие тысячи лет жизни. Они просто испытывали предубеждение к наркотикам и считали их пустым занятием, раз те созданы на потеху людей. Но что может сравниться с пропахшим имбирем гашишем в Танжере или трубкой выдержанного опия здесь, в Чиангмае, душными ночами, когда воздух особенно неподвижен?

Что ж, теперь все пойдет по-другому. Ей предстоит стать идеальной женой, и наркотики не вписываются в этот образ. Но она отнюдь не пристрастилась к ним, так что проблем с отвыканием не будет.

Мириам представила своего избранника: высокий, молчаливый, с узким, бледным, как тень, лицом. Воображение позволило ей даже мысленно прикоснуться к тугим мускулам, длинным гибким пальцам, способным раздробить в пыль человеческую кость – или приласкать ее полную грудь. Мириам глубоко вздохнула – такое ощущение, словно она только что нырнула на большую глубину.

Внезапно налетевший ветер пронесся по кронам деревьев, пробежал рябью по лужам, больше похожим на озера. Из маленького магазинчика послышались голоса – две девушки распевали модную песню, не подозревая, что по улице в коляске рикши едет некое существо, которое внимательно прислушивается к их сердцебиению.

Неожиданный интерес к девушкам подсказал Мириам: пора подкрепиться. Ее соплеменники за несколько дней чуяли подступавший голод и тщательно готовились к охоте. А вот с ней все не так: чувствует себя прекрасно – и вдруг через минуту начинаются танталовы муки.

Запах рикши, заставив ее ноздри затрепетать, тут же исчез, развеянный ветром. Мириам глубоко затянулась крепкой тайской сигаретой, пытаясь отвлечься, потом оценивающе посмотрела на взмокшую спину возницы. Тридцать секунд борьбы – и затем она сможет продержаться еще пару недель. Правда, есть одна проблема: в отеле рикше вручили записку с адресом на тайском языке и велели отвезти туда пассажирку. Он ни за что не свернет с маршрута на какую-нибудь темную улочку. – Говоришь по-английски? Рикша не ответил. Неужели придется схватить его здесь? А как же два важнейших правила: убивать в укромном месте и не оставлять затем никаких следов – Мириам Блейлок всегда соблюдала их.

Под кожей возницы ходили натренированные мускулы. Мысленно она сорвала с него черные шорты и футболку. Представила, как уложит его на огромную кровать, где он вытянется во весь рост, и его пенис будет торчать как симпатичный маленький сучок на ветке. Мириам покроет тело мужчины поцелуями, все крепче прижимая к себе, и ощутит соленый пот на губах... А через несколько восхитительных мгновений его кровь потечет ей в горло.

Мириам закрыла глаза, выгнув спину, потянулась, с силой выдохнув носом, гоня прочь соблазнительный залах. Позже она покурит, чтобы приглушить проклятый голод. Охотиться на новом месте небезопасно.

Очень плохо, что в Париж, где пройдет Европейский конклав, ей удастся вылететь только завтра вечером. Там она без труда сможет подкрепиться:

Мириам охотилась там не так давно – лет пятьдесят тому назад, когда город кишел немцами.

Не исключено, конечно, что она встретит своего избранника здесь, в Чиангмае. Тогда новому мужу придется взять на себя заботы о ее питании, пока она вынашивает ребенка.

Если же все-таки она здесь не найдет себе пару, то после заседания пойдет по Самианской дороге, затем свернет на одну из маленьких кривых улочек и окажется возле забегаловки под названием «Лунная дорога». Прежде в Азии насчитывалось несколько тысяч подпольных опиумных салонов. Теперь только в Чиангмае осталось два или три, причем весьма захудалых, заведения.

Дома она хранила двухсотлетний опиум в глиняных горшках, запечатанных воском. Старинные трубки легко перегоняли прохладный дым, и Сара была отлично обучена искусству готовить кальян.

Провожая взглядом мелькавшую за облаками луну, Мириам подумала о Нью-Йорке. Там сейчас около полудня, в клубе трудится команда уборщиков. Сара и Лео наверняка еще спят, может быть даже в объятиях друг друга... на кровати Мириам, настоящем чуде под балдахином, созданном для Нелли Солтер, любовницы сэра Фрэнсиса Бэкона, «смуглой леди» Уильяма Шекспира. Эта самая Нелли перед смертью так напилась, что у Мириам потом долго кружилась голова.

Нет, она все-таки попробует убедить мужа покинуть Азию! Или, если это окажется невозможным, ей, наверное, придется нарушить еще одно табу и вынашивать ребенка без мужской защиты.

Скрипнула дверь, и на пороге одной из лачуг появилась роскошная девица с точеными чертами лица и нежнейшей кожей.

– Говоришь по-английски? – крикнула ей Мириам, но ответа не последовало. – Parlez vous fransais?

Девушка торопливо скрылась за дверью. Мириам знала, что производит на местных людишек устрашающее впечатление – этакая странная дама с пепельно-серыми глазами в невероятно элегантных туалетах. Что ж, каждый год модный дом «Шанель» присылал ей каталог и она обновляла гардероб, придерживаясь в своем выборе крайне консервативных взглядов.

Справедливости ради стоит отметить, что все Властители не в ладах с модой. Пятьдесят лет пролетают как один миг, и неожиданно оказывается, что никто в целом свете, кроме тебя, не надевает больше турнюр или цилиндр. Римляне носили тоги тысячу лет, а в средние века мода менялась раза два за столетие. В девятнадцатом веке это происходило каждые пятнадцать лет, или около того. Кстати, в отдаленно напоминавших правду рассказах или фильмах о ее сородичах, персонажи часто изображались в давно вышедших из моды костюмах. Брэм Стокер, должно быть, немного разбирался в том, о чем писал, – иначе, откуда ему знать, что Дракула напоминал старомодного щеголя?

Запах, словно пощечина, резко ударил Мириам, и она невольно зашипела. Свежая человеческая кровь, пока еще очень живая... Возница на секунду обернулся, сверкнув белками расширенных глаз. Мгновение спустя она поняла, что случилось: впереди произошла авария.

Мощный инстинкт побуждал ее выскочить из коляски и осушить тела до последней капли, пока в них теплилась жизнь. Проезжая мимо места происшествия, Мириам задержала дыхание. По всему телу разливался голод, кожа начала уже холодеть. Когда она приедет на собрание, то будет бледной как покойник. «Глядите на нее, она даже не способна себя прокормить!»

Над храмом Уатчедилуанг блеснула молния. И снова запах возницы ударил ей в ноздри. На этот раз Мириам приготовилось к насыщению: мышцы напряглись для атаки, рот наполнился слизью, которая служила ей для анестезии жертвы.

– Не ленись, выпивай все соки, дорогая, – наставляли ее в детстве. – Это нужно для крепких костей.

Когда Мириам предстояло расстаться с очередным человеческим любовником, она всегда вспоминала, как люди обошлись с ее теткой. Милию сожгли на костре в 1761 году в деревушке под Дрезденом (Кстати, сестры Мириам тоже не избежали подобной участи в 1724 году в Швабии, но их потерю она пережила легче.) Неугомонная родственница отличалась редкой для Властителей жизнерадостностью, обожала шумное веселье и танцы. Это она привила Мириам любовь к музыке – тромбонам, виолам... да, к своей любимой виоле да гамба. Кроме игры на всевозможных музыкальных инструментах Мириам учили пению, а также читать и разговаривать на многих человеческих языках, столь многих, что она даже счет им потеряла. Языки древнего мира были настоящими произведениями искусства, особенно ей нравились шумерский и египетский. Их вытеснили греческий с его высокомерными глаголами и латинский с его строгими, несколько грубоватыми конструкциями. Английский стал для нее языком общения. Из всех современных языков Мириам больше всего нравилось говорить на французском и мандаринском наречии китайского. К сожалению, ей так и не удалось выучить тайский, так что теперь Мириам чувствовала себя не в своей тарелке.

– Пошевеливайся, тупая тварь, – прорычала она вознице по-английски.

Он прибавил хода. Такая интонация была понятна на любом языке.

Повозка стремительно двигалась между храмами, отовсюду веяло очарованием древности. Для ее сородичей это место тоже было священным: здесь они встречались в минувшие тысячелетия, десять тысяч лет назад, пятнадцать тысяч... когда мир был игрушкой в их руках, а человек – бессловесной разновидностью скота. Вот какие тротуары оставили Властители – после стольких лет все еще в идеальном состоянии. Видно, нас прокляли звезды, что мы превратились в собственном мире в бродяг, изгоев. Дайте мне опиума, хоть одну затяжку! Дайте мне забыться...

Мириам нащупала на дне новой сумочки золоченый ключ, который позволит ей войти в подвал «Лунной дороги». Сумочку фирмы «Гуччи» она купила в местном магазине за 2500 бат. Роскошная вещица! Ей вовсе не нужна была еще одна сумка, но Мириам обожала делать покупки и не смогла противиться соблазну. Все без исключения Властители любили хорошо выделанную кожу, а телячья кожа так напоминала человеческую, изделиями из которой можно было пользоваться только дома. Вдруг внимательный глаз заметит остатки татуировки или родинку на перчатках или корешке записной книжки? Лично она никогда не носила изделия из человеческой кожи. Пусть людишки служат для ее племени всего лишь добычей, но все-таки они разумные существа, у них есть какие-то чувства, и это нужно уважать. Хотя их шкуры можно великолепно выделать – особенно кусочки с гладкой спины или ягодиц.

Возница совсем сгорбился, словно инстинктивно пытаясь отдалиться от нее. Прыгнуть на него сзади? Она оседлает его, как жеребца, он примется визжать и брыкаться, то-то будет потеха.

Рикша свернул на узкую улочку, не шире коридора, очень тихую. Мириам снова сунула в рот сигарету и закурила. У древнего храма Уатчиангман, чью крышу поддерживали с четырех сторон света четыре золоченых слона, повозка остановилась. В подвале здания располагалось древнее святилище Властителей, основанное еще до того, как Сиддхартха стал Буддой, даже до его рождения.

– Стой, – приказала Мириам. – Жди.

Возница, скосив на нее один глаз, едва заметно кивнул. Она знала, что среди суеверных тайцев, боявшихся привидений, этот храм пользовался дурной репутацией. Постукивая каблучками по мокрым камням мостовой, Мириам прошла несколько шагов до его дверей и переступила порог пагоды.

Внутри оказалось удивительно тихо. Пахло сандаловым деревом и дымом – это чадила единственная железная лампа, подвешенная к потолочной балке, освещая огромного Будду, который сидел, откинувшись назад, посреди украшенного зала.

Она отдала дань уважения Будде: сомкнула ладони и поклонилась. Если бы соплеменники видели это!

Мириам нащупала хитроумно спрятанный паз, мягко надавила три раза, заставив работать скрытый механизм, который тихо щелкнул. Надо же, дверь открылась бы от одного простого толчка! В Америке или Европе нет места подобной беспечности.

Крутые ступени вели вниз. Разумеется, она не нуждалась ни в каком освещении, ее племя относилось к ночному биологическому виду... и очень страдало в нынешний век электричества. Мириам помнила, как расстроился муж Милии Назин, когда люди изобрели электричество. «Нам следовало сохранить от них этот секрет», – не раз повторял он.

Мужчины и женщины из племени Властителей не объединялись в пары, за исключением того времени, когда ждали ребенка, иногда они вместе воспитывали его в первые годы после рождения. Но любовь между ними могла быть огромной. Назин так и не сумел оправиться после потери своей обожаемой Милии. «Я невольно ищу ее по всему свету», – часто повторял он. Он без конца путешествовал и, отправляясь к далеким вершинам, наверняка искал там смерти.

Назин погиб во время взрыва «Гинденбурга»[2] в 1937 году – погиб от огня, как его возлюбленная. Он помогал людям покинуть дирижабль, и тех, кому он помог, засняли для новостей как раз в тот момент, когда они выпрыгивали из окон опускавшегося на землю дирижабля. Назин лишь на мгновение мелькнул в кадре и исчез в пламени.

Мириам часто смотрела эту пленку, словно это помогало ей не чувствовать себя такой одинокой, ведь она так рано лишилась родителей...

На четвертой ступени Мириам замерла. Снизу доносился шум – отлично, собрание шло полным ходом, наконец-то есть возможность пообщаться с себе подобными. Разумеется, иногда любовники соединялись в сладкой битве, матери воспитывали своих детей, но большую часть времени ее сородичи проводили в одиночестве, как пауки.

Спустившись еще немного, Мириам снова остановилась. То, что она услышала, ее немного насторожило. Властители не смеются.Но на этом сюрпризы не закончились. На темной стене было что-то нарисовано – нет, автор изображения воспользовался баллончиком с краской. Откуда здесь граффити? Ей пришлось задрать голову, чтобы разглядеть изображение целиком грубо намалеванный человеческий пенис.

Немного ниже на ступеньках валялись бумажные пакеты, еще пахнувшие чесноком и перцем. Никто из Властителей не употреблял человеческую пищу. Они просто не способны ее переварить и усвоить, так как пищеварительная система у них совершенно другая. К счастью, природа не оказалась столь категоричной по части налитков. Мириам, например, обожала красное вино не только потому, что внешне оно напоминало кровь: в вине время – пожизненный пленник, но в жизни его можно лишь замедлить. Все виды крепких напитков – от «Арманьяка» до «Джим Бима» – также иногда доставляли ей удовольствие.

Мириам замерла на месте. Трусость не была свойственна Властителям, поэтому ее не испугал, а только сбил с толку густой мужской аромат и остро-сладкий запах мальчишек. Подобно удару молнии, прорвавшемуся сквозь облака, до нее вдруг дошел смысл всех этих странных знаков: в святилище проникли человеческие особи! Мириам невольно издала крик, и стены сотряслись от этого стона одинокого загнанного зверя.

Снизу послышались возбужденные голоса, замелькали лучи фонариков, и через секунду мимо застывшей как статуя Властительницы прошмыгнули с криками и руганью двое мужчин-европейцев и трое тайских мальчишек, на ходу натягивая одежду.

После них нависла глухая тишина, прерванная через несколько секунд шуршанием тараканов и сопением крыс Осторожно ступая, словно выбирая себе путь среди отбросов, Мириам спустилась в поруганное святилище.

Должно быть, собрание перенесли в другое место. Но почему ей не сообщили? Древний обычай диктовал, что о таком важном событии следует поставить в известность всех. Если только... Неужели Мириам стала для них изгоем, и, перенеся место сбора, ее единственную не сочли нужным предупредить?

Конечно нет. Властители слишком консервативны, чтобы менять древний установленный порядок. Так что, скорее всего, их побудили на то чрезвычайные обстоятельства. Наверняка так и случилось – Мириам не получила известия потому, что на это просто не хватило времени.

В углу под обломками книжного шкафа ее внимание привлек знакомый красный переплет. Мириам невольно поднесла руки к горлу, словно помогая себе вдохнуть, ведь то, что она видела, было невозможно. С первых минут жизни Властителей учили, что «Книги Имен» священны. Сюда были внесены имена всех, кто жил и кто умер, перечислены все их деяния. Подобные книги появились тридцать тысяч лет назад – длительный срок даже по меркам ее племени.

Мириам подняла с пола священную рукопись, вернее, то, что от нее осталось, и теперь бережно разглаживала смятые страницы из пергамента. Переплет был изготовлен из более грубой человеческой кожи тех времен, когда люди еще пребывали на стадии примитивных тварей.

Она еще раз обошла комнату, заглядывая во все нищи и углы, но нигде больше не обнаружила ни листочка и бессильно прислонилась к стене. Неужели все это сотворил человек – недалекое, слабое существо?

Итак, азиатские Властители уничтожены. Если бы удалось спастись хотя бы одному, священная книга осталась бы цела. И когда она полностью осознала происходящее, с ней произошло нечто настолько редкое, что она удивленно поднесла длинные тонкие пальцы к щекам.

Где-то глубоко под улицами с сумасшедшим движением, среди зловонных руин священного места плакал вампир.