"Маг и кошка" - читать интересную книгу автора (Сташефф Кристофер)Глава 9— Мне? — Антоний обернулся и испуганно посмотрел на Балкис. Но в его взгляде был не только испуг, но и удивление. — Но ведь они — моя семья! — «Семья»! — презрительно фыркнула Балкис. — Хороша любовь в этой семье! Тебя только ругают, смеются над тобой, бьют и радуются, когда унизят тебя! — В них есть и хорошее, — не решаясь смотреть Балкис в глаза, робко возразил Антоний. — Если есть, то я этого не заметила. Ты уже не подросток, ты взрослый мужчина и мог бы пойти своей дорогой в жизни — а они… они вышвырнули тебя на мороз! Вправду, Антоний, я не понимаю, почему такому добросердечному человеку стоит оставаться и дальше терпеть побои и унижения. — Но… Но куда я могу пойти? — растерянно проговорил Антоний и обвел взглядом амбар. — Я простой крестьянин, больше я ни на что не гожусь. Вряд ли этого хватит для того, чтобы самому пробить себе дорогу в жизни. — А я смогла, — гордо сказала Балкис. — Я была совсем маленькой, когда отправилась в путь с торговым караваном, а всего два года назад снова пустилась в странствия — когда умерли мои приемные родители. — Правда? — широко раскрыв глаза, спросил Антоний. — Но разве такой юной девушке было безопасно странствовать? — Нет, опасно, — призналась Балкис. — Зато для кошки — не очень. Антоний понимающе усмехнулся: — Ну конечно! Тебе приходилось превращаться в девушку только тогда, когда ты этого хотела! — А покуда я в пути, такое случается нечасто, — кивнула Балкис. — Я это делаю только тогда, когда рядом со мной люди, которым я могу доверять. Их взгляды встретились, и Балкис показалось, что в этот миг соединились и их мысли. Ей стало не по себе, и она отвела взгляд. — Это большая честь для меня, — тихо проговорил Антоний. — Ты стал мне добрым другом, — отозвалась Балкис, внимательно изучая взглядом сено. — Точно. Я никогда не дергал тебя за хвост. — И не вздумай! — Балкис одарила Антония гневным взором, но его улыбка была так заразительна, что она и сама усмехнулась, а потом рассмеялась. Антоний тоже не удержался от смеха. Они дружески обнялись, но когда Балкис отсмеялась, она посмотрела на Антония серьезно и сказала: — Мне пора уходить. Я должна вернуться домой. И признаться, мне было бы безопаснее отправиться в дорогу вместе со спутником. Антоний снова встретился с ней взглядом и мягко улыбнулся. — И вновь ты оказываешь мне большую честь, красавица. Балкис смущенно отвернулась. — Я верю тебе — ведь я уже сказала об этом. У тебя доброе сердце. Ты защитил меня — а теперь я готова защитить тебя. Мы станем поддерживать друг друга и целыми и невредимыми доберемся до страны пресвитера Иоанна. — Пресвитера Иоанна? — ахнул Антоний. — Это царство и есть твоя родина? Балкис заметила, как зажглись глаза ее друга. В его взгляде появились изумление и восторг. — Да, я родилась в этой стране, — ответила она и решила, что о том, как попала на запад, в Аллюстрию, она расскажет Антонию попозже. — Но дороги туда я не знаю, потому что сюда меня принесло колдовство. — Колдовство! Так, стало быть, у тебя есть враг — колдун? — Похоже на то, — кивнула Балкис. — Хотя я и не гадала, что обидела кого-либо. — Пойдем со мной! — умоляюще проговорила она. — И я помогу тебе справиться со всеми испытаниями, какие только встретятся на нашем пути. А когда наше странствие завершится, ты увидишь царство пресвитера Иоанна. — Волшебное царство! — прошептал Антоний и задумчиво уставился в одну точку. Было понятно, что он пытается представить себе страну своей мечты. Но вот он вернулся с небес на землю и нахмурился. — Но я же не могу уйти просто так! Отец и братья будут волноваться! — Тогда оставь им записку, — предложила Балкис. — Записку? — изумленно переспросил Антоний. — Но ведь я просто крестьянин! Я не умею писать! — Я умею, — чуть раздраженно проговорила Балкис. «Неужели он совсем ничему не обучен?» — подумала она. Но сейчас она должна была проявить доброту и заботу к своему другу. — Если бы ты и вправду написала за меня записку, — рассеянно проговорил Антоний, — тогда отец мог бы отнести ее священнику, а тот бы ему прочитал… — Давай так и сделаем, — кивнула Балкис и огляделась по сторонам. — Написать можно углем на какой-нибудь чистой доске. — Сейчас принесу, — решительно проговорил Антоний, спустился по лесенке, нашел возле очага уголек, подобрал доску, очистил ее и продиктовал послание. Диктуя, он растерянно покашливал, и Балкис опасалась, как бы он не передумал и не остался дома, но как только она дописала, Антоний принес моток веревки и два бурдюка, потом провел Балкис в коптильню, где они набрали десяток колбас. Балкис превратилась в кошку и вспрыгнула на плечо Антония. Вот так, взяв с собой только веревку, воду и еду, они вышли со двора и стали спускаться вниз по склону горы. Антоний растерялся только тогда, когда взошло солнце. — А как же… коровы? — проговорил он. — Твои братья подоят их, когда станут искать тебя, — мяукнула Балкис. «Или меня», — мысленно добавила она. Антоний удивленно взглянул на нее: — Так ты и в кошачьем обличье умеешь разговаривать? — Болтаю без умолку, — заверила его Балкис. — Не слыхал ли ты от кого-нибудь, в какой стороне лежит царство пресвитера Иоанна? — На севере, — ответил Антоний. — Если так, пойдем на север. Антоний кивнул, повернулся так, чтобы солнце было справа, и зашагал наискось по склону. Балкис оглянулась, опасаясь, как бы братья не устроили погоню. Она еле слышно произнесла стишок на аллюстрийском языке, и позади Антония заклубилась поземка. Она заметала его следы снегом. Балкис довольно оглянулась еще раз, а потом устремила взгляд вперед. На миг ей стало совестно. Ей-то было хорошо — она обрела товарища по странствию, но то, что Антоний ушел из дома… Но тут она вспомнила о вчерашних побоях и перестала сомневаться. Уж конечно, хуже, чем дома, Антонию бы нигде не было. Будь он подростком, не готовым к самостоятельной жизни, — тогда дело другое, но он был взрослым мужчиной и мог бы уже жениться, если бы в округе нашлось больше невест. Он мог уже давно жить отдельно от семейства, а если бы ему не пришлось по сердцу царство пресвитера Иоанна, сумел бы вернуться домой. Балкис думала о том, что если бы вышло так, то она бы позаботилась, чтобы Антонию дали лошадь и конную свиту, да еще — денег, чтобы он мог не зависеть от отца и братьев. Эти мысли обрадовали Балкис, а покуда она фантазировала, Антоний спустился с холма и оказался на дороге, ведущей на север. Правда, это были всего лишь две колеи, проложенные в снегу, покрытом ледяной коркой. — Мы начали наше странствие, Киска! — взволнованно воскликнул Антоний. — То есть… Балкис. Начало хорошее! Дорога, лежавшая перед ними, простиралась до самой Мараканды. Да, эта дорога вела на север, но еще она вела вниз. К вечеру пришлось примерно с милю шагать на подъем. Одолев перевал, Антоний оказался на вершине холмистого хребта, откуда тропа круто спускалась в долину, к речке. Балкис, внимательно глядя по сторонам, обратила внимание на то, что сугробы по обе стороны от тропы едва доходят Антонию до колена, что сосульки, висящие на голых ветках берез, тают. Но по мере того как Антоний с кошкой на плече спускался все ниже и ниже в долину, солнце скрылось за вершинами на западе, и сразу стало холоднее, а сосульки на ветвях снова замерзли. Балкис догадалась, что снега так много, потому что горы высоки, и что чем ниже они будут спускаться, тем будет теплее — таковы были законы южного климата. На всякий случай она спросила: — Когда спустимся с гор на равнину, там тоже будет снег? — Сомневаюсь, — ответил Антоний. — Когда мы летом спускаемся на равнину, там всегда очень жарко, и даже сейчас там, наверное, достаточно тепло и зелено. — Он недовольно скривился. — Да, там жарко и влажно. Душно, тяжело дышать. Балкис еле удержалась от улыбки. На самом деле она понимала Антония: человеку, выросшему в горах и привыкшему к разреженному, сухому воздуху, воздух низин и вправду должен был казаться похожим… на бульон. Спуск завершился. На дне ущелья сгустились сумерки — так высоки были его склоны. Неожиданно из-под ног Антония вспорхнула куропатка. — Тут можно славно поохотиться! — воскликнула Балкис и спрыгнула с плеча Антония. — Это ты верно сказала, — отозвался Антоний, и до Балкис донеслось странное гудение. Она посмотрела вверх и увидела, что Антоний что-то вертит над головой. А потом он резко взмахнул рукой, и куропатка хрипло вскрикнула и камнем упала вниз. Балкис была потрясена. Она не сводила глаз с Антония, который прежде казался ей воплощением доброты, а тот аккуратно обмотал шнурками кожаный мешочек пращи и убрал ее за пояс. — Пожалуй, на ужин у нас будет свежая дичь, — улыбнулся он. — Да уж, — отозвалась Балкис. — А ты что, всегда носишь с собой эту штуковину? — Конечно, — ответил Антоний. — Никогда не знаешь — вдруг ужин вспорхнет из-под ног. А у тебя на родине люди разве не носят с собой пращи или рогатки? — В городах — не носят, — сказала Балкис. — Там мы покупаем продукты для ужина на рынке. — Понятно, — кивнул Антоний и отправился на поиски куропатки. Балкис решила, что ее друг, пожалуй, не так сильно нуждается в ее помощи, как она думала. Ужинали молча, но молчание не было тягостным. Балкис перед едой преобразилась в девушку, рассудив, что так ее желудок вместит больше пищи и это позволит ей дольше продержаться. Она старательно уговаривала себя, мысленно твердила, что ей лучше быть в девичьем обличье вовсе не потому, что Антоний то и дело бросает на нее восхищенные взгляды, но его взгляды были ей приятны. И вообще ей стала приятна та странная теплота, которую вызывали у нее эти взгляды. Кроме того, когда она становилась девушкой, ощущения были не такими резкими. Антоний вытер пальцы пучком сухой травы и спросил: — Ну что, сыграем в старую игру? — Что ты сказал? — переспросила Балкис, не понимая, оскорбиться или нет. — В игру, — объяснил Антоний. — Ты же слышала, как мы играли вчера вечером? Я, сколько себя помню, всю жизнь в эту игру играл — в стихотворный пересказ древних легенд. — А, вот ты про что! — с облегчением воскликнула Балкис. — Мне эта игра незнакома, Антоний. Да и легенд ваших я не знаю. — Но ведь это замечательно! — воскликнул Антоний. — Новая история! Если так, говори все, что придет в голову. — Даже не знаю, получится ли у меня, — покачала головой Балкис. Конечно, она понимала, какое редкое удовольствие предвкушает Антоний, собираясь начать новое сказание, да еще при том, что никто не станет встревать и возражать ему. Она не могла его разочаровать. — Но я попробую… — И у тебя получится! — заверил ее Антоний. — Ну вот… Сейчас я начну. — Он уставился на пламя костра, взгляд его стал задумчиво отстраненным, но вот его глаза сверкнули, и он заговорил нараспев: — Рустам проснулся и… Нет, не так… Он встал с постели и… Нет, размер не годится… Рустам глаза открыл и… Вот ведь незадача! — Он рассмеялся. — Прежде мне никогда не доводилось зачинать строфу! Когда стих начат, я всегда без труда присочиняю строки в середине и в конце. Бывает, мне приходит в голову и первая строка — но… Первая строка всего стихотворения? Прости, пожалуйста, мне надо подумать. У Балкис заныло сердце — так она переживала за Антония. Наконец ему представилась возможность начать стихотворение, и надо же… Быть может, если бы первую строку сочинила она, потом ему стало бы легче? — Давай я попробую, — предложила Балкис, которой, наоборот, всегда легче давались начало и середина строфы. — Ну, что он там должен сделать, этот твой Рустам? — Ну… Он встает, произносит утреннюю молитву, восхваляя солнце, а потом собирается на охоту, — сказал Антоний таким тоном, словно все это само собой разумелось, покраснел и смущенно засмеялся. — Извини. Я опять забыл, что ты не знаешь этой истории. У Балкис стало легче на душе. Ее позабавило то, что Антоний так смущается из-за каждой неудачи, но она вовсе не хотела, чтобы он каждый раз просил у нее прощения за ошибку или забывчивость. — Для начала хватит, — храбро кивнула она. — Так… Сейчас, сейчас… Рустам с постели встал с зарей… — Вот видишь! Все у тебя получается! — радостно воскликнул Антоний. — Восславил солнце, лук свой взял… «Лук»? А дальше что? Но тут Балкис вспомнила, как снаряжают лук. — Снабдил тугою тетивой… — «Зарей» — «тетивой»! Неплохо! — похвалил ее Антоний. — И стрелы острые избрал… Теперь заканчивай строфу. У Балкис екнуло сердце. Последние строки ей никогда не давались. «Избрал»… Какое же слово пририфмовать к слову «избрал»? — И выстрелил… В смысле — он оперение приладил… Проклятие, Антоний! Вот ведь — не везет так не везет. У меня никогда не получается последняя строчка! — У меня получится, не переживай, — ласково улыбнулся Антоний и произнес нараспев: — Колчан свой вышитый достал… Ну вот, теперь начинай новую строфу. Новую строфу? Но что же там могло быть дальше? «Достал колчан»… И что? Но тут Балкис вспомнила, что первую строку новой строфы не надо было рифмовать с предыдущей. Она могла закончить строчку любым словом, а уж рифма оставалась для Антония. Хитро усмехнувшись, Балкис произнесла: — Он… на зеленый луг… ступил… — Чтоб след олений отыскать! — выпалил Антоний. — Вот видишь — это совсем просто! «Тебе, может, и просто», — сердито подумала Балкис, только теперь вспомнив о том, что не вторая строка должна была рифмоваться с первой, а третья, доставшаяся ей. «Ступил», «ступил»… — Потом он речку переплыл! — воскликнула Балкис, радуясь найденной рифме. — И долго-долго… — проговорил Антоний и задумался. В конце концов они с горем пополам закончили эту строфу и начали новую. У Балкис, как обычно, сносно получались первые и промежуточные строки, но последние приводили в отчаяние. Выручив ее три раза подряд, Антоний милостиво проговорил: — Если хочешь, возьми на этот раз вторую строчку. — О нет! — возразила Балкис. — Тебе так редко выпадает такая возможность! — Промежуточные строчки мне тоже редко достаются, — успокоил ее Антоний. — Так что пусть на мою долю останутся третья и последняя. Я же «белоручка» — так меня братья называют. — Вовсе ты не белоручка! Ты намного лучше! — горячо воскликнула Балкис. Антоний пристально посмотрел на нее, и от его взгляда девушке стало неловко, захотелось отвернуться, но она выдержала. — Никогда не пытайся пересмотреть кошку, — предупредила она. Антоний весело рассмеялся, и его смех словно бальзамом пролился на сердце Балкис. — А я уставился на тебя, да? — проговорил он. — Прости, красавица. Но если ты думаешь, что я лучше, я и буду лучше! «Ну ладно, — решила Балкис. — Первые строчки — это для него награда, которой он так долго был лишен. А уж когда поэма начата, какая разница? Разве только что первая строка не требует рифмовки». — Хорошо, — кивнула она. — Говори первую строчку. Пусть Рустам уже начнет в конце концов охотиться. — Тогда тебе — вторая строчка, — усмехнулся Антоний. — Скажи, что он отправился туда, где никогда не бывал прежде. Стегоман набрал высоту и, найдя восходящий тепловой поток, взлетел еще выше. Мэт огляделся по сторонам, но стройной красной драконихи и след простыл. Тогда он посмотрел вперед и увидел за горами светло-бежевую полосу. — Впереди — южная пустыня, — предупредил он Стегомана. — По возможности буду лететь как можно выше, — отозвался дракон. — Но воздух над пустыней не даст восходящих потоков до полудня. Мэт намек понял: до полудня посадки не будет, если только не возникнет экстренная ситуация. Стегоман действительно летел на большой высоте, и поверхность пустыни отсюда казалась похожей на скомканный лист железа. Наконец до Мэта дошло, что эти складки — песчаные дюны, барханы. Примерно через час дракон пересек длинную белесую линию, тянувшуюся с юга к северным горам. — Лети вдоль этой линии! — крикнул Мэт Стегоману. — Это дорога! — Кому могла понадобиться дорога, когда местность такая ровная — плоская, как блин? — проворчал Стегоман, но просьбу Мэта исполнил — развернулся и полетел вдоль дороги. Мэт хотел было поразглагольствовать относительно зыбучих песков, ых камней и прочих причин прокладки дороги по пустыне, но ограничился тем, что сказал: — Спасибо. Когда солнце поднялось повыше и песок прогрелся, Стегоман немного снизился, уверенный в том, что восходящие потоки нагретого воздуха поддержат его и позволят легко снова набрать высоту. Было уже недалеко до полудня, когда Мэт разглядел на дороге вереницу движущихся точек. — Люди! — воскликнул он. — Если я правильно тебя понял, — со вздохом проговорил дракон, — ты хочешь совершить посадку и задать им пару-тройку вопросов. — Надеюсь, ты не возражаешь? — Нисколечко не возражаю — тем более если поблизости бродит какой-нибудь лишний козлик. Стегоман заложил вираж и пошел на посадку. Как обычно, дракон предпочел не пугать людей и потому приземлился за барханом примерно в четверти мили от дороги. Мэт забрался на гребень бархана всего за десять минут, но и этого времени хватило, чтобы он чуть не лишился чувств от обезвоживания. Странники ехали верхом на верблюдах и вели в поводу еще несколько верблюдов, навьюченных товарами. И люди, и животные, естественно, напугались, увидев над головами дракона. Теперь караван остановился, и странники уставились на Мэта. На них были длинные белоснежные муслиновые балахоны и широкие штаны. Такая одежда более или менее хорошо защищала от солнца, была просторна и легка. — Мир вам! — крикнул Мэт, поднял руку и решил, что будет вести разговор на языке Мараканды. — Мир и тебе! — ответил седобородый старик, подняв руку в ответ. — Я ищу девушку. — Кто в твоем возрасте не ищет? — хмыкнул старик, и возле его глаз залегли смешливые морщинки. Мэт усмехнулся: — Не в том смысле. Я ее учитель, а она исчезла. — Не пришлась по душе твоя наука? — спросил с улыбкой молодой караванщик. Только этого Мэту не хватало — целый караван юмористов. — Не видели, — ответил молодой караванщик. — А то бы заметили. — Вот-вот, заметили бы — и только, — сказала молодая женщина, встала рядом с ним и одарила взглядом, острым, как клинок. — Если, конечно, хотели бы спокойно спать по ночам. — Не тревожься. — Молодой человек сжал руку женщины. — Я бы, скажем, ее заметил, а потом тебя бы позвал, чтобы ты с ней поговорила — вот и все. Взгляд женщины стал более сдержанным, но все равно было видно, что она сердится. Мэту тоже стало неловко. Он думал о том, что со стороны Балкис было бы большой глупостью странствовать в обличье хорошенькой девушки. — С ней была зверушка, — сказал он. — А кошку вы, случайно, не встречали? — Кошку? — изумленно переспросил молодой караванщик. — Да, — кивнул Мэт, собрался было сказать, какого цвета кошка, но сообразил, что не знает, во что была одета Балкис в ночь похищения. Он очень надеялся, что ее ночная сорочка была не синей, не лиловой и не зеленой. — Ну, знаете… Это такое маленькое пушистое животное с длинным хвостиком, с усиками, коготки выпускать умеет… Свои пояснения Мэт сопроводил пантомимой. Кочевники смотрели на него так, словно он был сумасшедший. — В этих краях кошке бы туго пришлось, — сказала Мэту молодая женщина. Женщина постарше согласно кивнула: — Тут и не поохотишься, и воды почти совсем нет. Что ж — в этом Мэт немного сомневался: с вышины он видел кое-где заросли колючего кустарника, а под ними почти наверняка водились мыши, знавшие, как докопаться до воды, которой питались растения. Но спорить с местными жителями он, конечно, не собирался. — Если встретите ее, не могли бы вы взять ее с собой? — Кошку или девушку? — спросил другой молодой кочевник. — Не сомневайся, я ей помогу, — пообещала молодая кочевница но на всякий случай снова сердито взглянула на своего парня. — Мы все поможем — все женщины, — поддержала ее та, что была постарше. — Спасибо вам, — улыбнулся Мэт. — Буду вам очень признателен. Доброго пути. Он помахал караванщикам рукой и, развернувшись, тронулся в обратный путь, к Стегоману. — Берегись, путник! — крикнул ему вслед седобородый. — Тут недавно дракон пролетал. — Ладно, буду посматривать по сторонам, — обернувшись, отозвался Мэт. — Спасибо, что предупредили. — А это, случаем, не твой дракон? — Мой? Да нет, мы с ним просто приятели. Он не опасен, но вы на всякий случай будьте поосторожнее. Мэт зашагал к Стегоману, точно зная, что кочевники смотрят ему в спину. С каждым днем Антоний и Балкис спускались с гор все ниже и ниже. Полуденное солнце пригревало все сильнее, но по ночам все еще было холодно. К концу недели они наконец добрались до равнины, и эта равнина оказалась пустыней. Зимой здесь днем было тепло, но не слишком жарко, и все же Балкис сняла свой теплый плащ, перебросила его через плечо, а чтобы он не спадал, подпоясалась длинным шнуром, к которому была прикреплена ее маленькая торбочка. — Берегись лучей солнца, — предупредил ее Антоний. — Они могут обжечь кожу. — Я не боюсь солнца, — ответила Балкис. — Оно — мой летний друг. — Она сомневалась, что зима в Центральной Азии суровее аллюстрийского лета. Под аллюстрийским солнцем ее золотистая кожа становилась бронзовой. — А вот у тебя кожа бледная — тебе опаснее. — У меня капюшон есть, — отозвался Антоний и натянул капюшон. — Одежда у меня, правда, шерстяная, жарковато в ней, но как только мы встретим каких-нибудь караванщиков, я попробую выменять у них хлопковую рубаху и штаны. — Он вытащил из кармана блестящий камешек. — Вот такие камни мы порой находим в горных ручьях. Сгодится для того, чтобы что- Балкис взглянула на камешек и вытаращила глаза. Это было золото. — Верно, — вымолвила она. — Этого хватит, чтобы купить одежду нам обоим, да еще на дюжину останется. — И все — за такой маленький камешек? — Антоний нахмурился. — Жаль, что они не попадаются нам чаще. Тогда бы мои братья смогли бы наконец отдохнуть от тяжелых трудов. — Но вот он просиял. — Ну да ладно! Быть может, нам еще удастся купить еды и воды за этот камешек! Балкис уже готова была сказать, что за воду платить глупо, но вспомнила, что во все стороны вокруг простирается пустыня. — Да разве здесь кто-нибудь поделится водой — хоть и за золото? — спросила она. — Бывает, что привозят большие бурдюки на продажу, и вода здесь стоит недешево, — ответил Антоний. — Но те, кто знает, где искать, найдут воду и тут. Балкис удивленно посмотрела на юношу, но вспомнила его рассказы. — Ах да, ты же говорил, что бывал здесь раньше. Антоний кивнул: — В жаркие месяцы мы приводим сюда скот и привозим зерно и продаем караванщикам. Не так далеко от дома — всего несколько миль, но все же мы кое-что знаем о жизни в пустыне. Балкис очень смутно помнила о том, как в детстве путешествовала с караваном. Но никакого особого опыта ей те странствия не дали — правда, тогда она пребывала в кошачьем обличье. — Ну и как же мы продолжим путь? — Идти будем ночью, — усмехнулся Антоний. — А теперь пойдем, я покажу тебе пещеру, где наше семейство находит приют, когда мы оказываемся здесь. Он повернулся и был готов идти, но Балкис придержала его за рукав. — А им не придет в голову тебя там искать? — Ты вправду думаешь, что они станут меня искать? — спросил Антоний с невеселой усмешкой. Казалось, он был готов к любым ударам судьбы. У него был такой обреченный вид, что Балкис, не задумываясь, воскликнула: — Конечно, станут! Ведь ты же их… Она запнулась. — Их собственность? — Глаза Антония сверкнули — пусть и не слишком радостно. — Что ж, быть может, так и будет. Пройдет несколько дней, они убедятся, что я не приползу, оголодав и настрадавшись без крыши над головой, а потом им надоест самим доить коров и выносить навоз… Но все равно мы их намного опередим. Пойдем, пещера недалеко. Сначала они оказались в расселине на склоне ущелья — русла высохшей реки. — Если пойдет дождь, переберемся повыше, — объяснил Антоний. — Тогда придется поторопиться, потому что при дожде здесь несется бурный поток. Тут есть вода. Я знаю, где надо копать. — Значит, недавно шел дождь? — спросила Балкис и удивленно обвела взглядом высушенные зноем окрестности. — Нет, — покачал головой Антоний. — Но мы проходили там, где тают снега. Часть талой воды просачивается в почву и превращается в ручей. Он течет под землей. Даже тогда, когда нет дождей, этот ручеек сохраняется. Балкис представила себе всю грязь, которую несет с собой этот ручей, и поежилась. Пещера представляла собой неправильный полукруг — углубление в скальном склоне глубиной футов в двенадцать. Антоний подвел Балкис к шести кучам соломы, разложенной на полу. — Солома, конечно, несвежая, но сухая, и на ней можно спать. Все лучше, чем на голом камне. — Это точно, — решительно кивнула Балкис и, расправив плащ, накрыла им ту кучу соломы, что лежала подальше. Антоний выбрал для себя лежанку через две от Балкис и накрыл солому курткой. Они улеглись, как обычно — футах в десяти Друг от друга. Балкис подумала о том, а как бы она себя чувствовала, если бы они легли поближе друг к другу, и с ужасом осознала, что ей этого хочется. Они проснулись на закате и, чтобы скоротать время до темноты, стали разговаривать. Поболтали о мазданитах, которые поклонялись солнцу как символу Ахура Мазды, божества света, потом заговорили о тех религиях, в правилах которых были воспитаны они оба. Предки Антония поклонялись древнегреческим богам — эту веру принесли в здешние края воины Александра Македонского, но потом даже в самые заброшенные высокогорные деревни проникло христианство. Юноша довольно быстро понял, что Балкис исповедует другую разновидность христианства, и о римско-католических догмах слушал сдвинув брови — ему явно многое было непонятно. Но Балкис понимала, что он старается вникнуть в суть учения ради нее, и ей стало тепло, несмотря на вечернюю прохладу. А с каждой минутой становилось все холоднее. Балкис сама не заметила, как завернулась в плащ. — Может, нам и не понадобится хлопковая одежда, — вздохнула она. — Да уж, спать лучше в шерстяной, — кивнул Антоний. — Да и у тебя на родине эта одежда нам может пригодиться? Там ведь, наверное, довольно прохладно и можно путешествовать днем? Балкис вдруг вспомнила зимнюю Аллюстрию, но осеклась — теперь ее домом стала Мараканда. Да, в столице царства пресвитера Иоанна было прохладно. — Да, там мы сможем идти и днем, — заверила она Антония. — А куда мы направимся этой ночью? — К оазису, где мы обычно торгуем с караванщиками, — ответил Антоний. — Там мы найдем воду — и копать не придется. Эти слова Балкис понравились. — Пожалуй, я могла бы тронуться в путь в человеческом обличье. — Но придется подниматься по камням! Ты можешь порвать свои красивые одежды! Балкис пожала плечами. — Мы же собирались купить по дороге обновки? К тому же моя ночная сорочка не так уж дорого стоит. Антоний вытаращил глаза. — Такое чудесное платье! И ты надеваешь его, только когда ложишься спать? Балкис почему-то порадовал этот комплимент. Она улыбнулась и сказала: — Надену сверху плащ. Не думаю, что он слишком сильно пострадает — если сделать вот так. Она снова перебросила плащ через плечо и закрепила на поясе шнурком, после чего развернулась и с самым решительным видом направилась к склону. Антоний поспешил за ней. Подъем оказался не слишком крутым. Лишь пару раз Антонию пришлось подавать Балкис руку. И все же, выбравшись наверх, они запыхались. Балкис отдышалась и спросила: — Ну, где он, этот твой оазис? Балкис кивнула и зашагала вперед. Ей нравилось идти рядом с Антонием, хотя она и понимала, что в обличье кошки ей было бы и удобнее, и безопаснее. Они шли всю ночь и все утро. Солнце уже близилось к полудню, когда впереди завиднелись пальмы. — С гор я их не видела, — удивилась Балкис. — Неужели мы так далеко ушли? — Да нет же, мы их, наверное, видели, — сказал Антоний, — но они показались нам слишком маленькими, вот мы и не обратили на них внимания. Казалось бы, это было логично, но Балкис все же обернулась, чтобы посмотреть на горы и убедиться, что теперь маленькими стали они, и ахнула: — Антоний! Что это за летучий огонь? — Летучий огонь? — Антоний встревоженно оглянулся и заметил двигающийся к ним силуэт, объятый пламенем. — Не знаю, но он летит за нами! Бежим! И Балкис побежала. |
||
|