ЧАСТЬ II

Глава 1

Простите, – сказала она.

– Простите? – удивился он. – За что? В чем вы раскаиваетесь?

– Вы сердитесь на меня, – сказала она.

– Дайте еще сигарету, – попросил Грофилд. Свои «Деликадос» он оставил внизу.

Они находились в номере прямо над его прежней комнатой. Головорезы сняли «люкс» из трех спален, и эта комната располагалась посередине. Дверь в коридор запиралась на два замка, и ключа не было, поэтому они могли ходить только по смежным комнатам.

Разумеется, оставалась возможность выбраться в окно, но громилы забрали все постельное белье и ремень Грофилда и даже сняли шторы. А больше веревки не из чего было связать, так что и путешествий из окна впредь не предвиделось.

Сейчас Грофилд и Эллен Мэри были одни. Грофилд полулежал на голом матраце, девушка в нервном возбуждении мерила шагами комнату. Их привели сюда пять минут назад и оставили одних, и до сих пор они не обменялись ни единым словом. Учитывая состояние Грофилда, молчание могло продолжаться вечно.

Но девушке непременно надо было что-нибудь сказать. Например, такие приятные и полезные слова, как «простите». Ей хотелось как-то загладить свою вину: когда Грофилд попросил у нее сигарету, она прикурила ее сама, прежде чем протянуть ему. На фильтре остался легкий след от помады. Она остановилась у кровати, прикурила вторую сигарету для себя и сказала:

– Мне жаль, что… ( Грофилд быстро перебил ее:

– Насколько я понимаю, единственная причина, по которой ваши дружки оставили нас одних, заключается в их желании послушать, о чем мы будем говорить.

Она вытаращила глаза и посмотрела на одну из боковых дверей.

– Вы думаете? Но зачем?

– Чтобы выяснить, каким боком я тут замешан, были ли мы знакомы прежде. Теперь вы готовы рассказать мне правду?

Девушка заколебалась, кусая нижнюю губу. Наконец она сказала:

– Нет, не могу. Жаль, я ведь ваша должница, но…

– И еще какая должница, золотко.

– Я знаю. Поверьте мне, я даже не могу выразить, как мне жаль.

– Вы не можете рассказать мне ничего полезного, так?

– Нет. Я просто не могу, вот и все. Грофилд сказал:

– Но ведь есть место, где вам надо быть до пятницы. Или в пятницу.

– Да. В пятницу, да.

– И это то самое место, которое вы назвали прежде?

– Акапулько – да. – Она увидела, как он бросил взгляд на дверь, и сказала:

– О-о, они об этом знают. Потому-то и держат. Они выпустят нас обоих в субботу, я уверена, что выпустят.

– Не знаю, могу ли я ждать, – возразил Грофилд.

– А я знаю, что не могу ждать. Но что поделаешь? – И она снова принялась вышагивать по комнате, сделав бешеные глаза.

Грофилд погрузился в безмолвие. По нескольким причинам. Во-первых, он боялся, что она в любую минуту допустит промашку и ляпнет что-нибудь о деньгах. Во-вторых, ему нужно было время, чтобы как следует обмозговать, куда он угодил и что нужно сделать, чтобы оказаться где-нибудь в другом месте.

Сейчас ему были ненавистны слабость собственного тела, его оцепенение и неуклюжесть. Он сроду не болел, он всегда пребывал в отличной форме, поскольку актерская работа требовала навыков фехтовальщика, акробата, наездника и исполнителя бальных танцев, так что он в любое время мог сыграть какую-нибудь роль в «Пленнике Зенды». В любое время, но только не сейчас, хотя именно сейчас охотнее всего и сделал бы это.

Вдобавок ко всему, как будто рана сама по себе уже не была достаточным препятствием, он еще и оказался на чужом поле. Прежде он никогда не бывал в Мексике, у него не было туристической визы, он не владел языком. Кроме той одежды, что была на нем, и набитого деньгами чемодана, у него не было никакого багажа, ему совсем нечего было надеть. Он не имел ни оружия, ни связей, ни друзей среди местных и не мог обратиться ни в мексиканскую полицию, ни в американское посольство.

Чем больше он об этом думал, тем сильнее склонялся к мысли, что без помощи этой девушки ему не обойтись. Она втянула его в переделку, из которой ему в одиночку не выпутаться, так пусть теперь порадеет за него и вытащит из этого дерьма.

Она все расхаживала по комнате, вид у нее был испуганный и сосредоточенный. Грофилд сказал:

– Подойдите сюда.

Она остановилась, испугавшись на мгновение, потом сообразила и подошла к нему, но не слишком близко. Он раздраженно взмахнул рукой, веля ей сесть рядом на кровать. На лице у нее появилось выражение недоверия, но Грофилд окинул ее неприязненным взглядом, давая понять, что она неверно толкует его намерения.

Она сказала: «Что?..» – но Грофилд оборвал ее резким жестом, который, очевидно, означал: «Заткнись».

Когда она наконец села, рука об руку с ним, и вытянула ноги на голом матраце, последовав примеру Грофилда, он прошептал:

– Вот так мы можем поговорить о своем. Поняли?

– Простите, – прошептала она в ответ. – Я не сразу сообразила, я подумала о другом.

– Уж слишком вы часто извиняетесь, а? Ладно, ничего, просто слушайте. У нас с вами общие чаяния. Она энергично кивнула.

– Так что мы поможем друг другу, – прошептал он. – Вы поможете мне улизнуть отсюда и вернуть мой чемодан. Я помогу вам добраться до Акапулько в пятницу.

– Идет, – сказала она, возможно, чересчур поспешно.

Грофилд посмотрел на нее, она была милой и невинной, как десятилетняя монашенка. Приманка для единорога. Но в глубине души, за зеркалом этих глаз, по убеждению Грофилда, она уже размышляла, как бы ей кинуть его при первом удобном случае и удрать, не важно, с деньгами или без.

Ну, черт побери! Придется обходиться тем, что есть. Грофилд прошептал:

– Как насчет бумаг? Вы в стране на законном основании?

– Разумеется. – Она казалась искренне удивленной, до того удивленной, что едва не ответила в полный голос.

– Ш-ш-ш! Потише.

– Простите. Я…

– Простите? Опять «простите»?

– Я что, и впрямь все время это говорю, да?

– У вас есть на то причины. Как насчет водительских прав? Они у вас есть?

– Да.

– При вас?

– За корсажем. Я положила туда все мои документы, когда выбралась из окна.

– Прекрасно. А сейчас вопрос на засыпку. На него вы должны ответить честно.

– Если смогу.

– Сможете. Вы спустились по простыне вовсе не затем, чтобы позвонить в полицию. Если мы снова удерем, ваши «тетушки» вызовут легавых?

– Шутите?

– Наш договор все равно остается в силе, – заверил Грофилд. – Просто дело в том, что на улице нам придется действовать по-другому.

Она выпрямилась и села вполоборота к нему, подняв вверх три пальца, будто давала бойскаутскую присягу.

– Я ручаюсь, – горячо прошептала она, – что эти гнилые ублюдки сроду не общались с полицией по собственному почину и не станут этого делать ни в коем случае. Они не позвонят в полицию, в этом я клянусь.

– Ну что ж, хорошо. Теперь подумаем, как отсюда выбраться.

– А вы мне не верьте. Помогите мне встать с кровати.

– Давайте.

Она сползла с ложа, взяла Грофилда за правую руку и помогла ему преодолеть период шаткого равновесия между стоячим и сидячим положениями. Едва очутившись на ногах, Грофилд почувствовал себя лучше.

Он оглядел комнату. Она была обескураживающе пуста. Без занавесок на окнах и покрывал на кровати комната казалась голой и нежилой.

Не считая кровати, в комнате имелся скудный набор гостиничной мебели; металлический комод, раскрашенный под дерево, торшер со странным розовым абажуром, модерновое датское кресло с зеленым сиденьем и спинкой из кожзаменителя, небольшой письменный стол и стул под стать комоду и невысокая подставка для багажа в изножье кровати.

Грофилд сказал:

– А разве у вас нет никаких пожитков? Багажа?

– В стенном шкафу.

– Вытащите его, давайте посмотрим, может, найдется что полезное.

Она вытащила из стенного шкафа два белых чемоданчика, довольно дорогих с виду, положила их на кровать, раскрыла и посторонилась.

– Как видите, – сказала она, – ни пистолетов, ни ножей, ни ручных гранат.

– О Господи, – простонал Грофилд. – А я-то возлагал на ваш скарб такие великие надежды. – Он подошел к чемоданам и пошарил в них правой рукой.

Обычное барахло: кашемировые свитера, хлопчатобумажные блузки, шерстяные юбки; лифчики и трусики, чулки и подвязки, но без пояса; четыре пары туфель, все разного фасона, и несколько скатанных пар носков; зубная щетка, паста и целый набор всевозможных умывальных принадлежностей и косметики.

Пока он рылся, она вполголоса сказала:

– Вы знаете, мне уже страшно.

– Ничего, – рассеянно ответил он, думая о другом:

Что пустить в ход, как использовать, какой разработать план.

– Убежать от них, – продолжала она, и шепот ее сделался хриплым, – ускользнуть от них – это одно. Но ведь вы хотите напасть на них, хотите, чтобы мы пробивались с боем.

– Это единственно возможный путь. Мы могли бы связать одежду, сделать еще одну веревку, но я не думаю, что она выдержит.

– Не удержусь на ней и я. Моя левая рука ни на что не годна. Я только и могу, что держать в ней чашку или ложку, вот и все.

– Значит, придется пробиваться.

– По центру, – сказал он. – Без блокировки по краям.

– Но их трое, они все здоровые и вооружены. А нас двое, и мы только наполовину здоровы, и половина нас – девушка, и мы безоружны.

– Да, да.

– Может, нам следует подождать и посмотреть, что…

Он поднял какую-то жестянку и спросил:

– Что это за штуковина?

– Что? Ах, это лак для волос. Ну, вы знаете, чтобы прическа сохранялась.

– Там жидкость под давлением, да? И она разбрызгивается вот отсюда, сверху. – Он нажал кнопку, и из жестянки с шипением выскочило облачко пара. – Летит недалеко, – заметил он. – Быстро рассеивается. Вам эта штука когда-нибудь попадала в глаза?

– Боже милостивый, нет! Жжет ужасно.

– Откуда вы знаете?

– Ну, однажды немного попало мне в глаз. Щиплет, как мыло, только гораздо сильнее. На жестянке написано, чтобы ни в коем случае не брызгали в глаза.

– Прекрасно. – Грофилд отошел и поставил жестянку на комод. – Оружие номер один, – сказал он, возвращаясь к чемоданам.

Девушка спросила:

– Лак для волос? Против пистолетов?

– Вы же положили эту вещь в чемодан, не я.

– Нам лучше подождать, честное слово. Может, нам опять представится возможность улизнуть и… ( Грофилд повернулся к ней и сказал:

– Во-первых, нет. Во-вторых, на этот раз они будут следить за вами бдительнее, и у вас больше не будет возможности ускользнуть. В-третьих, я не могу себе позволить ждать. В-четвертых, мы не можем просто сорваться и умотать, сперва нам придется запереть их, чтобы у нас было преимущество и я мог забрать свой чемодан. И, в-пятых, не говорите так громко, они, весьма вероятно, по-прежнему нас подслушивают.

– О-о. Простите.

– А в-шестых, прекратите говорить «простите». – Он снова вернулся к чемоданам и вытащил небольшие ножницы в прозрачном пластиковом футляре. – Что это?

– Маникюрные ножницы.

– Ножницы для ногтей? Как они в качестве оружия?

– У них тупые концы. Закругленные.

– Очень плохо. – Он бросил ножницы на кровать. – Потом подумаем, как их использовать. Что еще, ну?

Но больше вроде ничего. Грофилд неохотно оставил чемодан и снова оглядел комнату, которая была все такой же пустой, как прежде. Он прошел в ванную, небольшую белую комнатку с вентиляционным отверстием вместо окна. Там тоже ничего не нашлось.

Вернувшись в комнату, Грофилд сказал:

– Ну, ладно, приспособим то, что у нас есть.

– Но у нас же ничего нет, – сказала девушка.

– Ш-ш-ш, тихо.

Грофилд побродил по комнате, глядя туда-сюда и думая, думая… Подойдя по очереди к обеим дверям в смежные комнаты, он прислушался и уловил за дверью слева звуки радио, а справа – приглушенный разговор. Вот, значит, какая расстановка сил – двое и один.

Девушка сказала:

– Они не хотят убивать нас, но непременно убьют, если возникнет необходимость.

– Я тоже так думаю, – согласился Грофилд. Он вытащил шнур торшера из розетки, взял ножницы и перерезал провод у самой лампочки. Оголив проводки, он прикрепил их к круглой металлической ручке и замку двери, из-за которой доносились звуки радио, а второй конец снова воткнул в розетку. Девушка спросила:

– Разве это не опасно для жизни?

– Не знаю. Возможно. А может, он просто отключится. Сюда он не войдет, это я вам обещаю.

– Кажется, вы меня пугаете, – сказала она. Грофилд одарил ее лучезарной улыбкой победителя.

– Всего лишь природа, – сказал он. – Львица защищает львенка, патриот – свою страну, а я пытаюсь вернуть мой чемодан. Вы даже не знаете, сколько месяцев свободы от треволнений искусства может обеспечить этот чемодан.

– Искусства? Вы художник?

– Искусство искусству рознь, – объяснил Грофилд. Он разочаровался в ней. Но тут же снова улыбнулся и похлопал ее по щеке. – Не берите в голову, маленькая мисс. На плантацию мы еще успеем попасть.

– Но она уже никогда не будет такой, как прежде. Никогда.

Девушка снова ему понравилась. Он засмеялся и сказал:

– Вперед. Шаг-два.

Среди ее туалетных принадлежностей оказался кусок свежего, сладко пахнущего мыла. Грофилд взял его и белый носок и отнес все это в ванную, потом наполнил раковину горячей водой – такой, что рука не могла терпеть. Он сунул мыло в носок и повесил его на край раковины, чтобы мыло оказалось под водой.

Сбитая с толку, девушка наблюдала за ним, потом спросила:

– Что все это значит?

– Навыки, приобретенные в юности, – ответил Грофилд. – Пусть полежит минут пять, потом проверим.

– Когда-нибудь, – сказала она, – вам придется рассказать мне все о себе. Он засмеялся.

– Сразу после того, как вы расскажете мне о себе. ( Он вернулся в гостиную и выглянул из окна. Шел дождь.

– Наверное, уже около четырех.

У него за спиной она бросила взгляд на часы и сказала:

– Пять минут пятого. А как вы узнали? Он указал пальцем на окно.

– Дождь. Летом тут всегда начинает лить в четыре часа.

– Правда? Я приехала только нынче утром. Я… не может быть, чтобы это была правда. Каждый день?

– Почти. Через пять-десять минут дождь кончится и снова выглянет солнце. – Он оглядел комнату. В дождь здесь было довольно сумрачно, даже без оконных штор. – Нам, пожалуй, лучше убраться, пока он не кончился.

– Что вы собираетесь сделать?

– Один старый фокус. Я хочу застонать и сделать вид, будто мне плохо. Я буду в постели, а вы барабаньте в дверь, только вот в эту, а не в ту, что под током. И зовите на помощь. Они…

– Они не поверят, – заявила она. – Даже я бы не поверила. Такое бывает во всех вестернах.

– Я знаю. Но я болен, и им это известно, так что с их точки зрения все чин-чинарем. Кроме того, я буду орать как оглашенный, и они поспешат заткнуть мне рот.

– Ну что ж, – согласилась она. – Попробовать стоит. Итак, они входят. Что дальше?

– Входят один или двое, – ответил он. – Во всяком случае, мы можем рассчитывать, что только один из них приблизится ко мне. Второй останется в дверях, а возможно, сделает шаг или два в комнату. Значит так: тот, который подходит к кровати, мой. – Он взял баллончик с лаком для волос и сказал:

– Я использую это против него, едва он сунется ко мне.

– А если он не приблизится?

– Приблизится. Я буду так вопить, что приблизится.

– Ладно, а мне что делать?

– Вы возьмете на себя второго.

– Какая же я умница, – сказала она.

– И впрямь умно. Подойдите сюда, давайте посмотрим, все ли готово.

Они снова ушли в ванную, и Грофилд вытащил носок из воды.

– Сойдет, – сказал он, придирчиво изучив его. – Дайте-ка мне полотенце, мы его подсушим. Она протянула ему полотенце и сказала:

– Я по-прежнему ничего не понимаю. Я глупа?

– Нет. Просто вам не хватает воображения. – Он обернул носок полотенцем, похлопал, чтобы из него вышла вода, и вернулся в спальню. – Это у нас дубинка собственного изготовления.

– Вот как?

– Именно. Горячая вода немного размягчила внешний слой мыла, и теперь, когда оно снова затвердеет, носок опять прилипнет к нему, и у вас в руках окажется изумительная дубинка, не хуже свинцовой. – Он поднял носок за верхний конец и показал ей. – Еще можно набить носок песком, но песка у нас нет.

– И это в самом деле сработает?

– Ручаюсь. Просто размахнитесь что есть сил. Если он будет стоять к вам спиной, на что мы очень надеемся, бейте по голове. Если окажется к вам лицом, бейте в живот. Затем, когда он согнется пополам, нанесите ему второй удар, по голове.

– Я не уверена, что смогу…

– Акапулько.

– Я знаю, – сказала она. – Но я никогда ничего подобного не делала.

– Тут нет ничего сложного, – заверил ее Грофилд. – Просто опустите руки вдоль тела, когда эти двое войдут, чтобы мешка не было видно за вашей юбкой. Когда я зашевелюсь, начинайте обрабатывать второго парня.

– А если я не справлюсь?

– Об этом не беспокойтесь. Знайте себе размахивайте мешком, рано или поздно попадете. К тому же я довольно быстро завладею пистолетом второго. В худшем случае вы хоть чем-то займете вашего, пока я управлюсь с его дружком.

Она покачала головой.

– Не знаю. Вылезти из окна было гораздо легче.

– С пятого этажа? Уж если тогда не испугались, сейчас-то чего бояться?

– Я испугалась, уж поверьте.

– И тем не менее полезли. Короче, вы обязательно справитесь. – Он лег на кровать, прижал к правому бедру баллончик с лаком. Дверь находилась слева, и баллончик можно было увидеть только в самое последнее мгновение. Он посмотрел на девушку, стоявшую у двери, и спросил:

– Вы готовы?

Она тускло улыбнулась ему, пожала плечами и кивнула.

– Ну что ж. Дайте мне сначала немного постенать, настроиться, а уж тогда стучите в дверь.

Она снова кивнула.

Грофилд закрыл глаза и стал вживаться в роль.

Профессиональный вор оставил план побега из этой комнаты, а профессиональному актеру предстояло осуществить его на деле.

Кто же он? Где же он? Эта комната без удобств, этот голый матрац, окно без занавесок, девушка, в задумчивости стоящая у закрытой двери… Франция, 1942 год. По улице только что проехали два грузовика с немецкими солдатами, следуя за «джипом», набитым гестаповцами. Здесь, на этой ферме, лежит раненый британский летчик, которого укрыла и пользует семья фермера и его красивая дочь. Сейчас главное – не издать ни звука, но он в беспамятстве и бредит, его лихорадит из-за страшной раны…

Грофилд принялся метаться, зажмурился и застонал.