"Мой револьвер быстр" - читать интересную книгу автора (Спиллейн Микки)Глава 13Пат приехал спустя семь минут. Лола уже прибежала и стояла рядом со мной, с трудом переводя дыхание. Как обычно, вокруг собралась толпа зевак, и полицейские уговаривали их разойтись. — Не заметили номера машины? — спросил Пат. Я покачал головой. — Нет. Швейцар тоже ничего не видел. Черт побери, это меня бесит! Сквозь кордон протолкался бойкий репортер, и Пат сурово произнес: — Официальное заявление будет сделано позже. Мне нельзя было испытывать судьбу. Я считался мертвым, и хотел оставаться им как можно дольше. Мы прошли к машине. — Как дела. Пат? — Хорошего мало. На меня жмут со всех сторон. Вообще, создалась какая-то напряженная атмосфера: всюду снуют почуявшие сенсацию газетчики, политиканы меня травят... Помнишь, я говорил тебе о местах, известных полиции, которые все же приходится терпеть? Мы провели несколько рейдов. И застукали таких людей. — Одним. словом, теперь у нас есть имена и конкретные факты. Кое-кто при этом пытался подкупить моих людей и поплатился за это. — Друг? — Они напуганы, Майк. Они не знают, какой информацией мы располагаем, и не смеют рисковать. — Не удивительно. Пат облизал губы и стал ждать продолжения. Я взглянул на Лолу. — Через пару дней мы тебе сможем кое-что рассказать. — Моим бедным ножкам придется изрядно потрудиться, — вздохнула она. — О чем это вы? — спросил Пат. — Узнаешь. Между прочим, ты все приготовил к завтрашнему вечеру? Пат вытащил сигарету и закурил. — Майк, я начинаю сомневаться: кто руководит моим отделом. — Потом улыбнулся и добавил: — Да, мы готовы Люди подобраны, но задание я им не сообщил — нам ни к чему утечка информации. Толпа поредела, но тут подъехала машина с газетчиками. Меня знали слишком многие, а я не хотел быть опознанным, поэтому распрощался с Патом, и мы с Лолой заторопились прочь. Я проводил ее домой, и она настояла, чтобы я поднялся выпить чашечку кофе. Здесь было тихо и спокойно в эти предутренние часы, когда весь город спал. Улица замерла. Даже случайный автомобильный сигнал звучал дико и нелепо в этой неестественной тишине. Из печальных раздумий меня вывел голос Лолы. — Кофе готов, Майк. Замечтался? — Ага. — Я взял чашечку с подноса. Лола добавила туда молока и сахара. — Иногда так приятно помечтать... — А иногда нет. — Она улыбнулась. — И мечты у меня изменились. Они стали лучше. Я люблю тебя, Майк. Я промолчал. Она и не ждала ответа. — Тебя можно назвать некрасивым, если разобрать твое лицо на кусочки и рассматривать их по отдельности. В тебе есть что-то грубое, жестокое, и поэтому тебя ненавидят мужчины. Но, может быть, женщине нужен зверь. Может быть, ей нужен мужчина, который способен ненавидеть, и все же сохраняет доброту. Сколько я тебя знаю? Несколько дней? Достаточно, чтобы сказать: я люблю тебя, и будь все по-иному, я бы мечтала об ответной любви. Но это невозможно, и мне все равно. Я просто хочу, чтобы ты знал. Лола застыла, полуприкрыв глаза, и мне она показалась воплощением совершенства. Разум и тело, очищенные от всякой грязи, порождающей несвободу души. Я никогда не видел ее такой: спокойной, безмятежной, счастливой в сознании своего несчастья. Ее лицо излучало необычайную красоту, волосы живым потоком струились по плечам. Высокая упругая грудь, не стесненная оковами лифчика, манила к себе. Я поставил чашку на край стола, не в состоянии отвести взгляда. — Мы будто давно женаты, — произнесла Лола. — Сидим себе как ни в чем не бывало, а нас разделяет целая комната. Комнату пройти нетрудно. Лола протянула мне навстречу руки; я поднял ее на ноги и сжал в объятиях, упиваясь терпкой сладостью ее губ и языка. Я не хотел ее отпускать, но она выскользнула из моих рук, достала сигареты, заставила меня закурить, а сама исчезла в спальне. Окурок обжигал мне пальцы, когда она позвала меня. Только одно слово. — Майк... Лола стояла в центре комнаты, в тени абажура, повернувшись ко мне спиной. Она смотрела в открытое окно, в ночную тишину, и казалась творением гениального скульптора, столь нежна и красива была ее поза. Легкий ветерок плотно прижимал прозрачный шелк ночной рубашки, вырисовывая каждую черту, каждую линию. Я замер в дверях, не осмеливаясь дышать, боясь, что это чудесное видение исчезнет. Ее голос был едва слышен. — Тысячу лет назад я решила, что надену эту рубашку в свадебную ночь. Тысячу лет назад я вырвала из груди сердце... И вот встретила тебя. Когда повернулась грациозным порывистым движением и шагнула мне навстречу. — Никогда у меня не было ночи, которую я хотела бы запомнить. Так пусть ею будет эта. В глазах Лолы горел ярко-жгучий танец страсти. — Иди ко мне, Майк. Требование, которое было ненужным. Я схватил ее за плечи, и мои ногти впились в нежное тело. — Я хочу, чтобы ты любил меня, только сегодня, — выдохнула она. — Я хочу любви такой же сильной, такой же яростной, как моя, потому что "завтра.. для нас может не наступить, а если и наступит, то так больше не будет. Скажи мне, Майк, скажи. — Я люблю тебя, Лола. Я сказал бы тебе это раньше, но ты не позволяла. Тебя нельзя не любить. Когда-то я решил для себя, что не способен на любовь. Я был не прав. — Только сегодня... — Нет. Нет. Всегда... Пальцами она закрыла мне рот. Потом взяла мою руку и положила себе на плечо, к бретельке. — Эта рубашка одевается лишь один раз. И есть лишь один способ снять ее. Дьявол соблазнял мою плоть. Я любил дьявола. Я рванул шелковую материю, та разошлась с торжествующим треском... — Я люблю тебя, Майк, люблю, — повторила Лола. Ее рот был холоден, но тело пылало. Эта была ночь, которой, она думала, у нее никогда не будет. Это была ночь, которую мне никогда не забыть. Я проснулся в одиночестве. Рядом к подушке была приколота записка. «Теперь надо закончить ту работу, которую ты мне поручил. Завтрак готов только подогрей». К черту завтрак. Уже больше двенадцати. Я жевал на ходу, одеваясь и бреясь. Пока остывал кофе, я включил радио. Диктор, казалось, впервые в жизни был искрение возбужден. Он говорил быстро, взахлеб, еле успевая вздохнуть между фразами. С тех пор, как я видел Пата, полиция провела еще два рейда, и ее сети охватили тайные закоулки гигантского города. Железный кулак замахнулся на могущественную организацию, взявшую в кольцо джунгли Нью-Йорка. Он попадал в места и людей, о которых я и не слышал. Зловещая улыбка появилась на моем лице. Я вспомнил, как Пат утверждал, что он бессилен... Теперь ничего остановить нельзя. Сенсацию подхватили и разнесли газеты. Публика с яростным негодованием осуждала то, что только вчера поддерживала своим безразличием. Просто новая забава: смотреть, как мараются грязью известные имена. Новое развлечение: смаковать теневые стороны жизни. Но основные главы еще не написаны. Действие в них разыграется позже, в судах, после заявлений, протестов, апелляций, необходимых для того, чтобы протянуть время. А потом, может быть, на кого-то наложат штраф, кого-то оправдают за недостатком улик... Доказательства! Полиция делает все возможное, но если доказательств не будет, преступники выйдут из судов, твердо решив ничего подобного впредь не допускать. Сильные люди, богатые люди, властолюбивые, они будут мало-помалу подтачивать закон, как волны незаметно подмывают основание могучего утеса, пока он не падает в воду. Я позвонил Пату. Несмотря на смертельную усталость, он был рад меня слышать. — Читал газеты? — Да, и слышал радио. Вижу, что началось. — Мы берем их десятками, и у многих развязываются языки. Но это всего лишь подручные, мелкие сошки. О крупных шишках, держащих в руках всю организацию, им ничего не известно. И еще клиенты. — Они поддерживают систему. — И заплатят за это дороже, чем ожидали. Показалось много грязных рож, по которым не терпится смазать. — И ты это сделаешь? — Сделаю, Майк. Мне угрожают, предлагают взятки, уговаривают.. Клиенты не вооружены, не оказывают сопротивления при аресте и у всех отличные адвокаты. Нам не к чему прицепиться. Мои ладони вспотели. — Это говорят большие деньги, Пат... Что происходит? Мы снова на Диком Западе? — У нас связаны руки. Кроме того, им как будто известен каждый наш ход. Проклятье! Я ударил кулаком по списке стула. Хорошо, пусть себе играют жестоко. Пусть спокойно, планомерно отступают и пользуются услугами наемных убийц, чтобы убрать ненадежных. Пусть. Но их легко напугать. Только надо играть смелее, резче, жестче — и они побегут, побегут в панике и будут бежать, пока не подкосятся ноги. — Майк, ты слушаешь? — Да-да. Извини, задумался. — Ну, я домой, завалюсь спать. Придешь вечером на представление? — Ни за что не пропущу. — Хорошо. Лишь бы тебя не было видно — районный прокурор кое о чем догадывается, и если узнает, что ты приложил свою руку к этому делу, сидеть мне без работы. — Не беспокойся, пока меня нет в живых. Я велел Лоле в случае необходимости связаться с тобой. Сделай одолжение, не задавай ей вопросов, просто поступай, как она скажет. Это очень важно. Если она найдет то, что ищет, ты быстро закончишь дело. Ну, пока. Я положил трубку. Конец был близок, или, по крайней мере, не за горами. Моего участия в финальной сцене не требовалось. Мне нужен был Финней... Но где он сейчас может быть? Город слишком велик, слишком много в нем лисьих нор, чтобы начинать охоту. Надо заставить Финнея выйти из укрытия, поймать его на открытом месте. Я решил позвонить своему клиенту. Междугородная долго не соединяла, а потом дворецкий сообщил, что мистер Берин недавно уехал в город и, наверное, остановится в пансионе... Суник-хауз... Он спросил, кто звонит, но я поспешил повесить трубку. Вельда, должно быть, вышла поесть — я трезвонил добрых пять минуту, но никто не ответил. Черт побери, нельзя же спокойно сидеть здесь, когда снаружи стремительно развиваются события! Я тоже решил устроить свою личную мелкую охоту. Что-то зазвенело в кармане плаща — ключи, которые дала Лола, с брелком-медальоном в форме сердечка. Я открыл сердечко и увидел улыбающуюся мне Лолу. Я тоже улыбнулся и сказал ей все, что она не позволила сказать этой ночью. В воздухе еще пахло дождем. Рыхлые серые облака тяжелым покрывалом опускались над крышами домов. Холодный ветер с реки нанес гнилостный туман, улицы были мокрыми и скучными. Экстренные выпуски газет вышли с фотографией на первой полосе: два олдермена и крупный промышленник в полицейском участке. Броские заголовки вещали о компрометирующей информации, имеющейся у полиции. Интересно, удалось ли расшифровать код записной книжки Мюррея? В баре на углу я приметил свободное местечко и заказал пива. Здесь обсуждали только одну тему, и обсасывали ее до косточек. Маленький тип с крысиной мордой заявил, что ему это не нравится: полиция слишком много стала себе позволять. Какая-то девица крикнула, чтобы он заткнулся. Я сидел там часа два, потягивая пиво, слушая разные точки зрения. Когда мне надоело, я тяжело отвалился от стойки, прошел в телефонную будку и набрал номер пансиона. Портье сообщил, что мистер Берин прибыл. Что же, надо будет зайти к нему и отдать деньги, пятьсот долларов. Я перешел в другой, более веселый бар и сидел там до полного изнеможения, а в восемь часов, не вытерпев, сел за руль машины. Снова полил дождь. Вечерние сумерки сгустились в ночь, непроницаемую черную ночь. Капли барабанили по крыше, стекали по ветровому стеклу и гипотетически блестели в мерцающем свете ночной рекламы... Я настроил радио на выпуск новостей, затем передумал и нашел музыку. Через сорок минут мне надоело бесцельно колесить по городу. Я подъехал к погруженному во тьму дому Кобби Беннета и стал ждать. Я был одинок в диком хаосе стали и бетона. Машина растворилась в чернильной пустоте улицы. Откуда-то выбежал человек, держа над головой газету, и скрылся за углом; разбрызгивая мелкие лужицы, пронеслось несколько автомобилей с зажженными фарами... Поднятый воротник плаща прикрывал поля моей шляпы и, разморенный теплом, я чуть не задремал под убаюкивающий шорох дождя. В это время дверь дома Кобби Беннета открылась, и в проеме показался мой знакомец. Он вышел на пять минут раньше срока. Во рту у него торчала сигарета, но рука так тряслась, что спичка погасла, и он с отвращением швырнул сигарету на тротуар. Несмотря на дождь, Кобби шел не спеша, тщательно избегая освещенных мест и время от времени поглядывая в витрины — не идет ли кто за ним. Я позволил ему завернуть за угол и поехал вслед. Если полиция и находилась где-то рядом, то видно ее не было. Ночь застыла: на улицах ни души, будто все вымерли, и мы вдвоем остались в необитаемом городе. Я знал маршрут Кобби и решил опередить его. Поэтому рванулся вперед по улице одностороннего движения, сделал разворот, проехал ему навстречу и стал ждать. Еще работали магазины. На верхнем этаже одного из домов шла ссора: кто-то бросил чашку, она вылетела в окно и разбилась. Из мрака вынырнул Кобби и остановился, чтобы закурить. На сей раз ему это удалось. Он почти поравнялся со мной, когда рядом у тротуара резко затормозил автомобиль. Кобби застыл от ужаса, и только после того, как вышедший из автомобиля мужчина забежал в магазин, он осмелился затянуться и пошел дальше. Я вылез из машины и, используя тактику Кобби, пошел за ним. Дождь был теперь мне на руку. Десять минут одиннадцатого. Нет ни Пата, ни его людей. Только я и Кобби. Признаюсь, я не ожидал: напряжение не может длиться долго, тело и мозг скоро привыкают... Беннет внезапно оцепенел и вскрикнул от ужаса, инстинктивно закрыв лицо. Если бы парень выстрелил сразу, Кобби был бы готов. Он же решил действовать наверняка и стал приближаться, с револьвером в руке. Кобби страшно закричал. Револьвер опустился на уровень груди Кобби, но выстрела не последовало, потому что из парадного выскочило черное пятно и ударило парня в спину с такой силой, что оба упали к ногам Кобби. Вытащив свой револьвер, я побежал. Я был от них футах в пятидесяти, когда двое упавших разделились. Один немедленно вскочил на ноги, другой и не подумал вставать. Он тщательно прицелился и выстрелил. Пуля, должно быть, попала в голову, потому что шляпа парня двигалась быстрее, чем он сам, и была еще в воздухе, когда ее владелец рухнул на асфальт. Стрелявший перевел револьвер на меня. Я поднял вверх руки и сказал: — Майк Хаммер, частный детектив. Удостоверение в кармане. Коп поднялся. — Я тебя знаю, приятель. Вдали раздались выстрелы, кто-то закричал. Из-за угла с отчаянным визгом выскочила патрульная машина, и из нее посыпались полицейские. Я побежал вслед за ними, пересекая улицу по диагонали туда, где происходили события. В домах захлопали окна, повысовывали головы перепуганные обыватели. Им не очень вежливо советовали сидеть тихо. Кто-то закричал: «Он на крыше!» — и раздался еще один выстрел. Как по мановению палочки зажглись прожекторы. Их длинные пальцы потянулись наверх и вырвали из темноты шесть человек, бегущих за кем-то по крыше. Улица, освещенная искусственной зарей, была полна полицейских. Мы с Патом увидели друг друга одновременно. — Откуда вы взялись? Только что не было ни души. Пат ухмыльнулся. — Мои люди весь день следили за этими парнями, а те и не подозревали. Кобби засекли, как только он вышел из квартиры. Эти вонючки держали между собой связь по телефону. Когда они увидели, что Кобби завернул сюда, один из них спрятался впереди, а второй остался на подстраховке. — Сколько вас? Было девять, потом еще приехали патрули. А что с тем парнем, который стрелял? — Убит. С крыши донеслась новая серия выстрелов и чей-то крик. К нам подошел полицейский. — Он мертв. Пришлите санитара, у нас раненый. — Проклятье! — зарычал Пат. Началась суматоха, на крышу потянулась раскладная лестница, стали подъезжать новые машины. Мне здесь делать было нечего. Я пробился сквозь толпу и зашагал по улице. У тела убитого уже собрались зеваки. Два шустрых ребенка пытались убежать от родителей и пробиться поближе к покойнику. Кобби Беннета нигде не было видно. |
|
|