"Прощение" - читать интересную книгу автора (Спенсер Лавирль)

Глава 11

На другой день вечером хозяйка пансиона постучала к Саре.

— К вам гость.

— Спасибо, сейчас спущусь.

Она закрыла чернильницу, глянула в зеркало, пригладила волосы и поспешила вниз.

— Роберт! — воскликнула она радостно. — Наконец-то!

— Предлагаю прогуляться немного и поговорить обо всем, — хмуро сказал он.

В гостиной уже сидели люди, поэтому, несмотря на поздний час, Сара сразу согласилась и поднялась наверх, чтобы одеться.

Ночь была ясной и морозной. Четвертушка луны криво улыбалась с небес, ее лучи обрамляли все земные предметы серебристой каймой. Тени от скал были темнее типографских чернил.

Роберт держал Сару под руку, пока они спускались по тропе — туда, где виднелись раскопы, где Дедвудсний ручей вбирал в себя еще один водный поток.

— Значит, ты видел Адди? — начала разговор Сара.

— Да.

— И сумел сделать не больше, чем я?

— Да.

— Ужасное место, верно?

— Как она может жить там?! И заниматься… этим?..

— Не знаю… Был у нее в комнате?

— Нет. С меня достаточно прихожей.

— Они называют ее гостиной.

— Пусть называют, как хотят. Это ужас!

— У меня просто мороз по коже — каждый раз, как я входила.

— Там на стене висит… объявление.

— Знаю…

Больше они об этом не говорили, продолжая шагать в тени, которую отбрасывали отроги скал.

— Жалеешь, что приехал? — спросила Сара.

— Да… И в то же время нет… Когда я увидел ее — хотя ты писала мне об этом, — я испытал потрясение. Но… кто знает… Может быть, мы вдвоем сумеем вытащить ее оттуда?.. А приехал я еще и по другой причине.

— Чтобы разбогатеть?

— Верно.

— Ты всегда говорил, что сделаешь это.

— Помнишь, как было у нас в семье, Сара? Столько ртов за столом, что мать не позволяла себе очищать брюкву: кожура тоже шла в ход. Я еще мальчишкой дал клятву, что со мной ничего подобного не будет, когда подрасту. Не стану думать о том, чем питаться завтра или где брать дрова на растопку. Да, я мечтал стать богатым, чтобы не испытывать в жизни того, что пришлось испытать моим родителям. Звучит некрасиво, Сара?

— Совсем нет, Роберт. И уверена, ты добьешься своего.

— У меня не такая уж плохая голова, в ней полно всяческих планов. Когда я прочитал в твоем письме о рудной толчее, то сразу решил: вот для меня шанс! Может быть, даже один из редких в жизни. И если сумею найти средства для осуществления, подумал я, возможно, исполнится моя мечта о безбедном существовании. Я сумел сделать так, что мне поверили другие люди, и вот теперь я должен доказать им и себе, что не обманулся в своих надеждах и расчетах.

— А что потом, Роберт?

— О чем ты спрашиваешь?

— Если ты… если Адди уйдет из дома Розы, ты женишься на ней?

— Не знаю, Сара. Когда ехал сюда, все время думал об этом. Представлял себе, как заберу ее из публичного дома, как снова она с моей помощью станет такой же чудесной девушкой, как раньше. Воображал себя этаким благородным рыцарем, спасителем заблудших душ… Но когда увидел ее… какой она стала сейчас… Честно скажу тебе — не знаю.

— Наверное, нужно быть каким-то особым мужчиной, — не сразу заговорила Сара, — чтобы суметь забыть об этом… О ее прошлом.

— По правде говоря, не уверен, что смогу забыть когда-нибудь.

Внезапно ее пронзила мысль, от которой некуда было деться, да она и не хотела этого: «Если ты не сумеешь, то здесь нахожусь я… которая ждет… Быть мотет, однажды ты сам заметишь это…»

— Но довольно обо мне, — сказал Роберт. — Как ты сама, Сара? Расскажи про себя: что произошло со дня твоего приезда сюда?

— Ну, я пока не разбогатела, да и не мечтаю об этом. Но я счастлива, что занимаюсь тем же делом, что отец. Начала газету с одной страницы, теперь их целых четыре. Газета себя окупает, но я, конечно, печатаю и многое другое, от театральных билетов до частных объявлений, это приносит дополнительный доход. И весьма неплохой. Многие предприниматели дают у меня свою рекламу, и я наняла неплохих помощников — ты их видел в редакции. Не представляю, что бы я без них делала.

— А как у тебя со знакомствами? В городе так мало женщин, и, наверное, все мужчины только и делают, что глазеют на тебя и навязываются в друзья.

— Ну… отчасти так оно и есть. Ты прав. Мне уже не раз предлагали поиграть на домашнем органе, а также взглянуть на Тадж-Махал через стереоскопический фонарь.

Они оба рассмеялись. Сара продолжала:

— А еще меня приглашали на обед с настоящим говяжьим ростбифом, что здесь крайняя редкость, и преподнесли фисташковый зонтик с белыми полосками. Последний подарок я получила в середине ноября от человека моложе меня на четыре года. Одновременно он сделал мне как бы предложение выйти за него замуж.

— Как бы?

— Нужно получше знать этого Ардена… Но это еще не все. Кроме того, меня здесь арестовали и посадили в тюрьму за содействие в разжигании мятежа, за выстрел, которым был ранен один человек, и шериф угрожал мне, что протащит меня за волосы по главной улице города, а судил меня хозяин овощной лавки. Так что я здесь не скучала.

— Сара, все это правда — то, что ты говоришь? — Роберт смотрел на нее во все глаза. Они уже подошли к редакции «Кроникл» и остановились у дверей.

— До единого слова. Клянусь! — серьезно сказала она.

— Ты не собираешься посвятить меня поглубже в жизнь этого замечательного города?

— Обязательно, Роберт. Но это требует времени. А пока не хочешь ли зайти в помещение, где немного теплее?

Они вошли, Сара зажгла настенную лампу, подложила дров в тлеющую печку. Роберт уселся на высокий стул, где обычно сидел Патрик. Сара опустилась в свое крутящееся кресло.

Они проговорили еще часа два, если не больше…


Шериф Кемпбелл увидел, что окна редакции «Кроникл» освещены, и, перейдя улицу, подошел поближе.

Он вспомнил о вчерашней беседе с Сарой, вспомнил, что, пожалуй, никогда раньше не получал от их общения такого удовольствия. Сегодня во время завтрака она тоже держала себя вполне дружелюбно по отношению к нему, и за ужином — так же.

Он было уже собрался зайти к ней в контору, пожелать доброго вечера, сообщить, что, как всегда, делает обход города, провести, быть может, несколько минут в приятной беседе. Ее ведь интересует все, что происходит вокруг, обо всем хочет составить свое мнение, и хотя оно порою значительно отличается от его собственного, он, кажется, научился ценить серьезность ее мыслей и чувств.

Он подошел ближе к окну, глянул в него и тут же отпрянул в тень.

Сара была там не одна, неподалеку удобно устроился на высоком стуле не кто иной, как мистер Бейсинджер, в то время как Сара сидела на своем обычном месте, поставив ногу на открытый ящик конторки, слегка поворачиваясь на крутящемся сиденье — влево, вправо. Пальто они повесили на стенку — так что, видимо, сидят уже здесь достаточно долго. И ни о какой вечерней работе речи нет, потому что на столе у Сары все убрано, даже не видно ручки и чернил.

Все это Ноа сразу заметил, бросив один лишь взгляд на освещенное окно, и ощутил какой-то укол. Неужто ревность?

Ревность? Откуда ей взяться?..

Бейсинджер говорил что-то, кивая на побеленные стены. Сара смеялась. Ее собеседник тоже смеялся, затем она встала, подошла к печке в другом конце комнаты, открыла дверцу. Он пошел за ней, подложил еще поленьев. Сара стояла спиной к окну, сложив руки на груди. Бейсинджер — лицом к печке, засунув руки сзади за пояс брюк. Они стояли, глядя на огонь, и разговаривали… О чем, интересно знать?..

Кемпбеллу надоело стоять, ожидая, чтобы они сделали какое-то движение, и он сделал его сам в конце концов, отвернувшись от окна и направившись дальше по улице.

Он так и не вошел в помещение редакции.


Роберт и Сара заключили в тот вечер устное соглашение: почти ежедневно, невзирая ни на что, приходить к Адди. Не обращая внимания на ее отношение к их визитам, на отвратительную обстановку, они будут продолжать появляться там и каждый раз предлагать ей куда-нибудь выйти с ними: пообедать, просто на прогулку, в редакцию газеты, в театр, прокатиться верхом. Они будут дарить ей небольшие подарки — как знаки внимания и любви, Окружат ее — поклялись они друг другу — постоянным вниманием и заботой.

Тем временем в город Дедвуд проникла весть о том, что вскоре тут начнет работать первая рудная мельница. Имя Роберта Бейсинджера появилось почти у всех на устах еще до того, как Сара напечатала у себя в газете статью, где писала о его прибытии и намерениях.

Роберт привез с собой из Денвера «башмаки» для толчения руды — целых сорок штук. Их начали немедленно устанавливать на крутом склоне Медвежьего Ручья. Крепкое деревянное сооружение призвано было поддерживать огромные стальные песты, доставленные сюда с помощью паровой машины. Эти песты поднимались и опускались в медных ступах и измельчали руду. При этом мелкие частицы золота прилипали к покрытой ртутью поверхности, а более крупные скатывались ниже. Мельница должна была работать на условиях, что десять процентов добытого металла остается у ее владельца.

Найти рабочих для строительства и обслуживания мельницы не представляло особого труда. Далеко не все добытчики золота сумели здесь обогатиться и набить мошну. Одних просто обошла удача, другие дотла проигрались, третьи успели уже снова обнищать.

Роберт быстро сделался почитаемым всеми жителями города — ведь он не только привез оборудование, столь необходимое для золотоносных полей, но и возможность обрести работу для двух десятков, если не больше, старателей.

Он продолжал жить в Центральной гостинице, куда возвращался с работы каждый день ровно в четыре пополудни, чтобы умыться, побриться, сполоснуть лицо лавровишневой водой, надеть свежую белую рубашку с новым полотняным воротничком, серо-коричневый полосатый костюм, облачиться в тяжелое пальто с капюшоном и только что почищенную шляпу. Как последний штрих к своему туалету он брал в руки прогулочную трость с костяным набалдашником — и в подобном виде ежедневно отправлялся в дом Розы с таким расчетом, чтобы прибыть туда до того, как начнут появляться первые вечерние посетители.

— Добрый вечер, — вежливо приветствовал он каждый раз Флосси, открывавшую ему дверь. — Не могу ли я повидать мисс Меррит?

Адди обычно спускалась вниз полуодетая, но он, не обращая внимания на ее вид, на обнаженную плоть, спрашивал, глядя прямо в ее холодные глаза:

— Не могу ли предложить тебе отведать со мной пирога, Адди? — Или:

— Не хотела бы ты проехаться со мной и взглянуть на рудную мельницу?

И Адди обычно отвечала:

— Только если ты заплатишь мне за простой.

На что он возражал:

— Нет, только не это… Что ж, надеюсь, наступит день, когда ты примешь одно из моих предложений…

И он вручал ей по большей части какой-нибудь незначительный подарок: ярко-синее перо сойки, найденное им на склоне ручья возле мельницы; заброшенное птичье гнездо, которое он снял с ветвей сосны; какой-нибудь красивый камень, испещренный розовыми полосками; смешную иллюстрацию из старого журнала; или пучок сухой осенней травы, которая, если ее сжечь, наполнит комнату приятным ароматом.

Никогда он не дарил ничего, стоящего денег, — исключительно то, что можно было рассматривать как «дар от чистого сердца».

Она никогда не отказывалась от этих подношений, но и ни разу не поблагодарила его за них.

Сара тоже приходила — каждый полдень, когда Адди только еще вставала, и ей, видимо, нечем было заняться.

Сара приносила ей новости о том, как идут дела у Роберта («мельница скоро начнет работать»), или о том, что делается в городе («все только и говорят, что об открытии телеграфной связи»). Она тоже всякий раз что-нибудь дарила сестре: свежую булочку из пекарни Эммы Докинс; последний выпуск газеты; смешную птицу, которую Патрик соорудил из газетного листа; вкусное печенье, не съеденное ею за вчерашним ужином.

Она старалась улыбаться, хотя не встречала ответной улыбки, и перед уходом обычно напоминала сестре:

— Я все время держу для тебя работу, Адди, а что касается жилища, мы можем жить в моей комнате у миссис Раундтри…

Если судить по тому, сколько душевных сил Сара и Роберт отдавали Аделаиде, их действия должны были — просто не могло быть иначе! — непременно увенчаться успехом.

1 декабря 1876 года вступила в строй телеграфная линия из Дедвуда до Форта Лареми, где она соединялась с линией, идущей на Запад.

В городе творилось нечто невообразимое. Стоял ясный мягкий зимний день, и все жители высыпали на улицу, чтобы увидеть, как в полдень будет протянут и подключен последний отрезок провода. Когда это произошло, человек, сидевший на телеграфном столбе, поднял руку, и воздух наполнился оглушительными приветственными возгласами.

Сара стояла рядом с Патриком, Джошем, Эммой и Байроном. Шапки летели вверх, шум нарастал. Байрон схватил Эмму и приподнял над землей, кто-то проделал то же самое с Сарой, и она крепко обнимала этого мужчину и кричала в самое ухо:

— Разве это не здорово?

Мужчина поставил ее на землю и поцеловал в губы — это был какой-то старатель, которого она не знала, — они оба смеялись и радовались со всеми остальными.

— Патрик! — позвала она, стараясь перекричать толпу. — Пойдемте на телеграф.

Они приблизились к крошечному помещению, где первый телеграфист города, Джеймс Халли, сидел за новеньким полированным столом, держа палец на медном телеграфном ключе. Внутрь было не пробраться. Сара постучала в окно, и один из находившихся там поднял его, так чтобы Сара могла слышать текст телеграммы, которую диктовал мэр Дедвуда в адрес мэра Шайенна.

— Тихо! Тихо! — раздалось вокруг, и те, кто стоял ближе, могли услышать — тук, тук, тук!.. — звуки ответного поздравительного послания. Когда прием закончился, Джеймс Халли вышел на порог и громко — так, что было слышно в конце квартала, — зачитал ответ.

«Поздравительная Дедвуд точка Наконец медный провод соединяет сказочно богатые золотые поля Блэк-Хиллз с остальным миром точка Ожидаю великого процветания точка Поздравляю точка Р.Л.Бреснем точка Мэр Шайенна точка».

Новый взрыв ликования. Все обнимаются. Патрик обнял Сару. Кто-то заиграл на банджо. Мужчины пляшут джигу. Патрик целует Сару в губы, она, слишком поддавшись общему настроению, не может протестовать.

— Только подумайте, Патрик! — возбужденно кричит она. — Мы можем теперь получать информацию со всей Америки. В тот же день, как что-то происходит!

— И газета будет выходить на шести, а потом на восьми полосах, и пальцы у меня так распухнут, что я не смогу удержать в них ни одной буквы! Только фляжку.

Она рассмеялась счастливым смехом.

— Но это случится не скоро. А теперь я пойду. Хочу узнать впечатления разных людей, пока не разошлись по домам…

Она стала проталкиваться через скопище собравшихся, задавая направо и налево один и тот же вопрос:

— Что означает для вас открытие телеграфной связи?..

Голландец Ван Арк ответил, что всегда мечтал сделать торговый заказ и получить то, что требуется, не позднее чем через три дня.

Доктор Терли сказал, что теперь легче будет спасать жизни людей в случае, не дай Бог, новых эпидемий или каких-то сложных болезней, потому что необходимые лекарства и помощь можно получить в тот же день, а не через три или четыре.

Коротышка Рис предположил, что теперь за золото можно будет получать по нормальному биржевому курсу, а не как Бог на душу положит.

Тедди Руннер сказал, что теперь его родные в Огайо будут знать, что он жив и здоров, не по письмам, которые уж страсть как не любит писать.

Бенджамин Уинтерс сообщил, что собирается по этому случаю устроить — и непременно, — грандиозный званый обед у себя в Центральной гостинице.

Это заявление вызвало восторженный рев слушателей, после чего он направился к своему дому в сопровождении огромной толпы, откуда раздавались крики:

— Эй! Все в Центральную!

— Эй! Кто играет на банджо! Сюда!.. В самой гуще этого скопища народа идущая вместе со всеми Сара увидела почти рядом с собой Ноа Кемпбелла.

— Шериф, ну разве не чудесно? — воскликнула она со счастливой улыбкой.

— Посмотрим, чем еще закончится праздник, — сдержанно ответил он.

— Ох, зачем вы так? Они же просто хотят повеселиться! Такой большой день в истории Дедвуда, разве нет? Лучше скажите, что для вас означает открытие у нас телеграфной связи?

— Означает, что смогу узнавать об ограблении почтовых дилижансов по горячим следам. И, может быть, получу один-два телеграфных привета от кого-нибудь. — Он озорно улыбнулся, она не видела никогда раньше у него такой мальчишеской улыбки. — А сейчас это означает, — продолжал он, — что я тоже иду в гостиницу и собираюсь праздновать вместе со всеми, а не следить за порядком. А вы как? Вы-то хоть знаете, как надо праздновать, или только и умеете что работать?

— Я знаю, как праздновать, уверяю вас. И у меня это неплохо получается.

— Тогда пошли вместе!

— С удовольствием, но сначала хочу найти Джоша и Патрика, сообщить им, что сегодня работать не будем.

— Значит, приходите потом.

— Обязательно.

— Только без вашего блокнота и без ручки.

— Этого не могу обещать.

— Но вы же не сможете танцевать с открытой чернильницей!

— Откуда вы знаете, что я вообще танцую?

— Потому что, во-первых, вы женщина, а во-вторых, слышите, как наигрывают на банджо вокруг нас?

— Ладно, увидим. — Она, оставив его посреди улицы, стала выбираться из толпы.

Патрика и Джоша нигде не было видно, Сара повесила на дверях редакции объявление: «ЗАКРЫТО НА ОДИН ДЕНЬ», заперла помещение и снова окунулась в толпу веселую и возбужденную, вознамерившуюся, судя по всему, как следует отпраздновать сегодняшнее событие.

Внезапно она свернула в сторону пансиона миссис Раундтри: захотелось свой первый праздничный вечер в Дедвуде провести не в обычной, каждодневной одежде. Она должна переодеться!

В доме было пусто: даже хозяйка покинула его, присоединившись к остальным жителям. У себя в комнате Сара умылась, спрыснула руки и плечи розовой водой, поправила прическу. Потом затянулась в крепкий бумазейный корсет, надела две белые нижние юбки и в первый раз за все время пребывания в Дедвуде прикрепила к талии турнюр из волосяной ткани — чтобы фигура выглядела более пышной. После чего натянула свой единственный выходной костюм — темно-зеленый жакет в стиле «полонез» и юбку в зеленую и розовую полоску, отороченную на подоле кружевами.

Она не задержалась перед зеркалом, лишь мельком взглянула на свое отражение и поспешила из дома, оставив на столе блокнот и пузырек с чернилами.

Роберт в этот день зашел в заведение мадам Розы немного позже обычного. В гостиной что-то наигрывала музыкальная машина, за столом хозяйка с сигарой в углу рта играла сама с собою в карты.

По времени наступила уже пора для прихода клиентов, но их не было.

За Адди послали, и она спустилась вниз, вполне одетая, хотя верхняя половина вишневого платья оставляла большую часть груди обнаженной.

Роберт заговорил с ней, когда она еще сходила с лестницы.

— Адди, ты слышала…

— Меня зовут Ив.

— Только не для меня… Ты слышала новость, Адди? В городе работает телеграф! Хозяин Центральной гостиницы пригласил всех на бал! Пойдешь со мной?

— Конечно. Но мой выход из дома тебе влетит в копеечку.

— Это не частный визит. Там общественное место.

— Я не хожу в общественные места.

— Адди! Не можешь сделать исключения ради старого друга?

— Ты что, сошел с ума?

— Нисколько. Могу повторить: приглашаю тебя на вечерний бал в Центральную гостиницу.

— У меня своя работа.

— У тебя ее нет. Посмотри… Никто не пришел. Они все там, на празднике. Иди наверх, сотри краску с лица, надень приличное платье и пойдем вместе.

На мгновение лицо Адди показалось ему трогательно-жалким, уязвимым. Она задержала взгляд на Роберте, Он ощутил, что в ней что-то дрогнуло, смягчилось, в броне ее внешней твердости и бессердечности появилась перваятрещина.

В этот момент Роза бросила карты на стол, отодвинула кресло, тяжело поднялась. Подбоченившись, держа сигару одним согнутым пальцем, она произнесла:

— Напрасно теряете время, мистер. Ив уже сказала вам, она на работе, и так оно и есть. Интересно, что бы со мной было, если бы я позволяла своим девушкам болтаться без дела с такой дешевкой, как вы? Который хочет, чтобы все даром… Я деловая женщина, Бейсинджер. Выкладывайте золотишко или убирайтесь!

Он посмотрел на Розу. Ему в голову пришла мысль, что, хотя фактически девушки здесь не находятся под замком, но, по существу, хозяйка держит их крепче, нежели за самыми высокими стенами и металлическими запорами. Все они на полуголодной человеческой диете: им не хватает самоуважения, нормальных взаимоотношений, естественных поступков. Зато есть страх нарушить неписаные законы профессии.

Все это промелькнуло в мыслях Роберта, когда он уже отвернулся от Розы, как от неприятного насекомого, барахтающегося в тарелке с супом.

— Адди? — сказал он негромко.

— Делай, как она говорит.

— Ладно, оставим сейчас этот разговор. Но у тебя должно быть время и для себя самой. Тебе необходимо выходить отсюда. На улицу. Ты не можешь запереть себя здесь. Подумай об этом, а я завтра вернусь. Я приду снова. До свидания.

Он протянул руку, и она взяла ее. Вместе с рукопожатием он положил ей в ладонь какую-то небольшую мягкую вещицу.

— Мне больше нравились твои волосы, — заметил он — когда они были цвета спелого зерна… До встречи, Адди…

Поднявшись к себе в комнату, она развернула то, что было у нее в руке, увидела локон светлых волос, вспомнила, как много лет назад он попросил разрешения отрезать их у нее с затылка.

Она провела по ним пальцами — шелковистые, слегка вьющиеся… Когда же это произошло? Сколько ей тогда было? Четырнадцать? Пятнадцать?.. Он пришел к ним в тот весенний вечер поиграть в домино и принес красный тюльпан, сорванный в саду его матери. Адди сказала ему:

— Но у меня ничего нет для тебя взамен.

— Я знаю что.

— Что же?

— Прядь твоих волос.

— Ой, ладно…

И он взял ножницы и сам отрезал завиток у нее на затылке, и они оба смущенно смеялись при этом, а потом, кажется, поцеловались… да, поцеловались и совсем уже позабыли, что собирались играть в домино…

На втором этаже заведения Розы Аделаида робко прикоснулась к волосам на затылке и словно ощутила на них холодок от ножниц в его неумелых руках, вспомнила его мальчишеское восхищение ею… Она взглянула в зеркало и вернулась в действительность — увидела грубые, темные, ровно подстриженные чуть ниже ушей волосы… Усмехнулась… Если хочешь заработать деньги как блондинка, езжай на юг, где большинство женщин темноволосые. А если собираешься разбогатеть на севере, превратись в брюнетку… Вот так…

Рассматривая себя в зеркале, она подумала, что занятно было бы все же снова стать блондинкой после стольких лет.


Центральная гостиница была вся забита людьми, когда Сара вошла туда. Кто-то успел уже развесить флаги над входом и украсить холл сосновыми ветками, Вся мебель была сдвинута к стенкам, на полу установили несколько декоративных телеграфных столбов — снизу их поддерживали мешки с песком, между столбами протянули веревки с флажками и гирляндами вечнозеленых растений. К звукам банджо присоединились уже скрипки, посреди зала начались танцы. Женщины были нарасхват.

Сара увидела здесь Эмму Докинс с обеими дочерьми, миссис Раундтри, жену мясника Клер Гледдинг и Джейн Двадцать Два Несчастья в обычном своем наряде — штанах из оленьей кожи. Мужчины, оставшиеся без пары, но желающие во что бы то ни стало танцевать, проделывали это друг с другом. Часть столовой тоже была очищена для танцев, туда направлялись сквозь толпу два музыканта, на ходу наигрывая веселый мотив. Вдоль одной из стен стоял длинный стол с закусками. Прежде чем Сара добралась до него, чтобы посмотреть, что же там выставлено, ее захватил без всякого согласия с ее стороны Тедди Рукнер и сплясал с ней тустеп под мелодию песни «Индюк в соломе».

— Тедди, остановитесь! — просила со смехом Сара.

— Только не сегодня! Сегодня нужно все делать на полную железку!

— Но я не привыкла к таким танцам!

— Привыкайте! Наши мужчины будут плясать, пока не оторвутся подметки!

Танец в исполнении Тедди был очень бурным и лишенным всякого изящества. Вертясь и приседая в его руках, Сара поймала на себе взгляд Ноа Кемпбелла — тот стоял у стола с закусками с бутербродом в руке. Тут же танцующие пары заслонили его, и она потеряла шерифа из виду. Танец окончился, но музыка началась снова, и Сару сразу подхватил Крейвен Ли, затем Коротышка Рис. Когда они станцевали третий танец, возле нее образовалась уже немалая очередь из партнеров.

— Джентльмены, — она с трудом переводила дыхание, — мне нужно передохнуть… Пожалуйста…

Мужчины с огорчением отступили и дали ей пройти к столу, возле которого она не удержалась от восторженного восклицания:

— О Боже мой!

С момента своего отъезда из дома не видывала она такого изобилия. Тонко нарезанные ломти всевозможной дичи, горы бобов, целиком запеченные рыбины с ягодами клюквы в глазницах, жареные цыплята, фрикасе из кролика… А также черный и белый хлеб, пирожки с рисом; хлеб, фаршированный сырыми овощами, овощи вареные, всевозможные соленья и маринады — от селедки и помидоров до дынь. И еще макаронный пудинг, персики в вине, яблочный джем, английский ореховый пирог…

В центре стола, где восседал сам хозяин, Бен Уинтерс, стояла огромная лохань, больше чем на половину заполненная янтарного цвета жидкостью. Бен как раз добавлял в нее темный сахарный песок, когда Сара добралась наконец до стола и с восхищением воззрилась на все это изобилие.

— Мисс Меррит, — воскликнул Бен, — угощайтесь! Думаю, еды достаточно. А еще вот этот напиток для мужчин и женщин. Наш поссет[8]: фрукты и немножко вина…

— Поссет? — переспросила Сара с улыбкой. — Если так, то где же в нем молоко?

Она знала, что в настоящий поссет непременно добавляют молоко.

Бен Уинтерс усмехнулся, помешивая в сосуде длинной ложкой.

— Ладно, назовем по-другому: лекарственная настойка из персиков. Подойдет? Или просто — ромовый пунш… Но все равно попробуйте. Не каждый ведь день в нашем городе появляется телеграф. Для вас как издателя газеты это особенный праздник. Что, не так?

— Если не возражаете, мистер Уинтерс, я начну с еды. Она выглядит чудесно!

Выбирая наиболее лакомые куски со стола, Сара краем глаза видела, как в огромный сосуд добавляется помимо воды и мускатного ореха немалое количество рома и бренди. Однако она не отказалась от кружки с этим напитком, предложенной ей Беном, и сделала один-два глотка. Посеет был превосходен.

Она снова поднесла кружку ко рту, когда кто-то сзади схватил ее за локти.

— Сара! Наконец-то нашел тебя!

Она оглянулась.

— Арден! Когда ты узнал все новости?

— Узнал еще утром и вот успел хотя бы сюда, на бал. Давай потанцуем, Сара!

Он без лишних разговоров взял у нее из рук тарелку с едой и кружку, поставил на стол и увлек в круг танцующих.

— Арден, — заметила она, — тебе не кажется, что нужно сначала спрашивать у женщины, хочет ли она танцевать?

— Но ведь ты уже танцуешь, — ответил он, сжимая ее все сильнее и заставляя подпрыгивать так, что она не на шутку испугалась, что суставы выскочат один из другого.

— Арден Кемпбелл, мне не очень нравится твое дерзкое поведение.

— Нравится, не нравится, а ты со мной, и я крепко держу тебя…

Он подтвердил свои слова действием и совершил еще два прыжка с поворотом — так, что она просто ударилась щекой о его губы, в то время как мать Ардена и его брат смотрели на них… О Господи, здесь его мать тоже! Наверное, и отец приехал — скорее всего, тот рыжебородый мужчина рядом с ней и Ноа и есть старший Кемпбелл, которого она еще в глаза не видела.

— Арден, пусти меня, — просила она, но сумела избавиться от него, только когда закончился танец, после которого она чувствовала себя так, словно подверглась обработке на будущей мельнице у Роберта.

— Пошли, — предложил он. — Познакомишься с отцом.

Опять у нее не было выхода. Он потянул ее за собой так резко и настойчиво, что она чуть не прикусила язык. И вот она стоит перед тремя членами семейства Кемпбеллов.

— Па, это Сара. Сара, познакомься с моим отцом, Кирком Кемпбеллом.

Пожимая руку старшего Кемпбелла, Сара старалась отвести взгляд от его ярко-рыжей бороды и такого же лица. Никогда раньше не видела она столь крупного вместилища веснушек, никогда ее руку не сжимала такая огромная ладонь.

— Здравствуйте, мистер Кемпбелл.

— А, вот о ком столько говорят мои парни, — сказал он. — И моя жена тоже.

— Добрый вечер, мистер Кемпбелл, — повторила Сара.

На этот раз ее приветствие было обращено к шерифу, который стоял тут же, скрестив руки на груди.

— Настоящее веселье, правда? — заговорила Керри Кемпбелл. — Но все-таки неплохо, что в городе появилась настоящая тюрьма. Будет куда посадить безудержных пьяниц. А такие обязательно сегодня найдутся. Верно, Ноа?

О тюрьме никому говорить не хотелось, и разговор перешел на другие темы: о телеграфе, конечно, и о еде; о том, что к весне в городе прибавится жителей и домов.

Ноа не принимал участия в беседе. Арден нетерпеливо переминался с ноги на ногу и в конце концов не выдержал и почти закричал:

— Обо всем этом можно поговорить потом, ведь правда? А сейчас нужно танцевать. Пошли, Сара! Вперед!

Опять она была довольно бесцеремонно схвачена за руку и вовлечена в круг танцующих. Из-за плеча Ардена Саре удалось поймать взгляд Ноа, и она своим взглядом попыталась сказать ему: спасите меня, прошу вас!

Но в этот самый момент кто-то подтолкнул шерифа в бок, приглашая следовать за собой, и Ноа пошел за этим человеком в другой конец зала.

Когда танец закончился, Сара, оглянувшись, увидела Ноа, который, кажется, направлялся в ее сторону, но тут услыхала очень знакомый голос, говоривший:

— Мисс Меррит, могу я пригласить вас на следующий танец?

— Конечно, Роберт. Зачем так официально? Познакомься с Арденом Кемпбеллом.

Музыка заиграла снова, и теперь Сара танцевала с Робертом и чувствовала себя куда легче и спокойней. Арден следил за ней тоскующим взором, Ноа нигде не было видно.

— Мы не встречались несколько дней, Роберт.

— Я был очень занят со своей мельницей.

— А я своей газетой.

— Как у тебя с Адди?

— Ничего хорошего. А у тебя?..

Они станцевали три танца, после чего подошли к столу и Сара выпила вторую кружку пунша и почувствовала легкое кружение в голове.

Веселье было в разгаре. Сара станцевала уже, наверное, около тридцати раз, почти со всеми, кроме Ноа. Что-то все время мешало ему подойти к ней — так ей, по крайней мере, казалось. То это был чаще всего его собственный брат, то еще кто-то, а то и дела, связанные с его должностью. Один раз прозвучал даже выстрел — к счастью, никто не пострадал, — но Кемпбелл вынужден был отвести нарушителя спокойствия в тюремную камеру… Его мать как в воду смотрела, предсказывая, что подобное случится.

Когда Ноа возвратился в зал гостиницы, было уже за полночь. Сара как раз собиралась надевать пальто. Он подошел к ней.

— Уходите?

Она повернулась и нему с улыбкой, щеки у нее были пунцовые — он никогда не видел ее такой румяной и оживленной.

— Ох, шериф, — сказала она, — по-моему, я слишком много выпила.

— Другие тоже, — утешил он ее. — Но лучше будет, если я провожу вас до дому.

Она наклонилась к его уху и прошептала:

— Ради Бога… Я не знаю, как мне избавиться от Ардена.

Некоторое время она искала правый рукав пальто, Ноа помог ей найти его. И тут появился запыхавшийся Арден — он разыскивал собственную верхнюю одежду и с трудом добился успеха.

— Ноа, — проговорил он, — я провожу Сару.

— Я сам позабочусь об этом, — возразил старший брат

— Но как же…

— Ма и Па ищут тебя, Арден. Они собираются домой. Иди к ним.

— Доброй ночи, Арден, — попрощалась Сара.

— Но я…

— Доброй ночи, — повторил Ноа, беря Сару за локоть и провожая к дверям, закрыв их за собой и оставив Ардена, который что-то говорил им вслед, в шумном еще зале.

— Я должна извиниться перед вами, шериф, — пробормотала Сара, когда вышли на улицу.

— За что?

— Что выпила лишнего. Не очень-то прилично для женщины.

— Но ведь вам было хорошо?

— Очень. Если бы только не ваш брат. Совсем затанцевал меня. Смотрите!

Она прошла на несколько шагов вперед, повернулась, приподняла немного от земли и вытянула ногу. Он рассмеялся.

— Что там такое?

— Совсем не осталось подметок, вот что?

— Ну немного еще есть, — утешил он ее.

— Все чудесно, — заверила она. — Но как же трудно жить в городе, где всего двадцать женщин!

Они двинулись дальше. Сара совершенно твердо держалась на ногах и без его поддержки, а потому он шел немного поодаль, засунув руки в карманы.

— Вы шикарно танцуете, — заметил он. — Мужчинам это нравится.

— Я думала, мы и с вами потанцуем, — сказала она.

— Вас же все время приглашали.

— А вы танцевали с кем-нибудь?

— У меня были другие дела.

— Спорю, вы не умеете танцевать. Признайтесь!

— Да уж, конечно, хуже, чем Арден. Куда мне до него!

Она весело рассмеялась, прижала руки к щекам.

— Ох, как горят!

— От рома это бывает.

— Бен Уинтерс называл это пуншем.

— А вы и поверили?

— Не очень. Я видела, что он наливал туда.

— Смотрите, чтобы утром не заболела голова, как у всех пьянчуг.

— Ой, правда?

— Выпейте перед сном немного кофе. У миссис Раундтри на кухне найдется, я думаю…

Они уже взбирались по ступенькам, ведущим к входу в дом. Сюда все еще доносились звуки празднества, которое шло там, внизу. Ноа открыл дверь, они вошли в темную гостиную.

— Минуту, — сказал он, — сейчас зажгу свет. — С зажженной лампой в руке он сопроводил Сару на кухню, поставил лампу на полку среди кастрюль и мисок, нашел кофейник, в котором оставалось еще немного жидкости. Печка уже остыла, в комнате было прохладно.

Сара расстегнула пальто, присела у стола. Ноа налил ей в кружку холодного кофе.

— А вы? — спросила она.

— Я же не пьян.

— Ах да, я и забыла.

Он тоже сел, закинув ногу на ногу, не снимая шляпы.

— Ваш отец, — заметила Сара, — наверное, самый рыжий человек на свете. Из всех самых рыжих.

Ноа расхохотался.

— Самый-самый, говорите?

— А что бывают еще рыжее?

— Тише, мы всех разбудим…

— Шш… — Сара приложила палец к губам. Они стали говорить шепотом.

— Моя мать, когда только увидела его, сказала, что лицо у него похоже на горячую сковородку, выставленную под дождь.

Сара захихикала в кулак, потом отпила еще глоток из кружки, сделала гримасу:

— Фу, какая гадость!

— Пейте, пейте. Это лучшее средство от утреннего похмелья.

— Неужели у меня?..

— Пейте.

Она послушно допила кофе, содрогнулась, отерла губы.

— От этого не умирают, — улыбнулся он. Наступило молчание. Их взгляды встретились. Сара первая опустила голову.

— Мне нравятся ваши волосы, — проговорил он, — когда они так… распущены.

Она подняла на него удивленные голубые глаза. Непроизвольным движением убрала прядь волос со щеки.

— У меня ужасные волосы, — возразила она.

— Совсем нет.

— Вот у Адди были действительно красивые волосы. Вы бы их видели, когда она не красила! Как они блестели!..

Ноа сидел, спокойно глядя на Сару, слушая, как она восхваляет свою сестру.

Она внезапно умолкла и молчала некоторое время, словно подыскивая другую тему для разговора.

— У вас прекрасная семья, — заметила она потом, уже не шепотом, а просто не очень громко. — Завидую вам.

— Спасибо за добрые слова.

Опять наступило молчание, и опять она первая прервала его.

— Вы правы, холодный воздух и кофе уже помогли. Я себя лучше чувствую.

— Сара… могу я вас спросить?

— Да…

— Кто такой Бейсинджер?

— Друг.

— И только?

— Разве этого мало? Я уже говорила вам о нем… Нам есть что вспомнить, и у нас общая забота об Адди. Но почему вы спрашиваете?

— Потому что кое-что надумал сделать. — Он поднялся со стула, взял со стола кружку, поставил ее в пустую лохань для посуды. Потом оперся спиной о мойку, скрестил на груди руки, посмотрел долгим взглядом на Сару.

— Я уже немного раньше хотел это сделать, но, думаю, будет честнее, если сначала предупрежу вас об этом.

— Сделать… что?

— Поцеловать вас.

Она приоткрыла рот и глядела на него, не моргая. Что угодно могла она подумать — только не это!

— Это возможно? — спросил он.

— Наверное, да…

Он оторвался от мойки, подошел к тому месту, где она сидела, наклонился над ней, опершись одной рукой о стол, другой — о спинку ее стула. Вывернув голову так, чтобы не мешали поля шляпы, он прикоснулся к ее губам — сухим коротким поцелуем. Таким коротким — она даже не успела закрыть глаза.

— Считал нужным сначала спросить, — объяснил он, выпрямляясь, — потому что помнил, как вы относились ко мне в самом начале… Да и я…

Сара откашлялась.

— Да, правильно… Вы… я… — Никогда раньше не замечала она за собой, что может заикаться. — Вы… Как давно вы стали думать об этом?

— С того дня, когда вы относили кошку к сестре.

— А… тогда…

— Да… — Он прошелся по комнате. — Уже очень поздно.

— Я иду спать, — заявила Сара.

— А я снова пройду по городу. Надеюсь, все окончится без особых происшествий.

— Дай Бог…

Он снял лампу с полки, подождал, пока Сара поднялась со стула и пошел впереди нее через столовую к лестнице, ведущей наверх.

— Спокойной ночи, Сара, — сказал он без улыбки.

— Спокойной ночи, Ноа.

— Лампа наверху не потушена. Вы найдете свою дверь?

— Надеюсь.

— Увидимся завтра…

Она услышала, как закрылась входная дверь. У себя в комнате Сара присела на край кровати. Мысли ее были в разброде… Интересно, что все это может значить, если мужчина долго раздумывает, поцеловать ли ему женщину, а когда делает это, то так сухо и деловито, словно проверяет себя… А может, проверяет ее?..