"Манчары" - читать интересную книгу автора (Данилов Софрон Петрович)ВстречаУходя от преследования вооружённых казаков, приехавших из Якутска, Манчары со своими друзьями подался с ленской поймы в самый дальний улус. Дальше тех мест уже не встретишь ни жилищ, ни людей. Оттуда начинаются нескончаемые скалистые горные хребты, на гольцах которых даже не может произрастать мох. От этих горных хребтов начинаются ещё более грозные и суровые скалистые хребты, которые уходят далеко на север и отгораживают его от остального мира огромной каменной стеной. Сегодня Манчары с друзьями едет «погостить» к грозному хозяину этого края — Сабарай-баю. Он обернулся и, увидев вымазанные сажей лица друзей, рассмеялся. Манчары никогда не прячет своё лицо. Он не видел спасения ни в берестяной маске, ни в гриме из сажи. И кроме того, пусть знают все толстопузые, что приехал именно Манчары. Пусть знают и трепещут! Манчары вырвался вперёд и поскакал к усадьбе Сабарая. Его конь резко остановился перед воротами усадьбы. — Дурак безмозглый, разве я тебе сказал там чесать? — Старик, согнутый, как дуга оленьих нарт, и сидевший с оголённой спиной на тальниковом стульчике перед юртой, удивительно шустро повернулся и хлопнул табакеркой для нюхательного табака пожилого, болезненного вида человека по лбу. — Слепой, смотри, вот здесь, под правой лопаткой… вот там… А-а, а-ам!.. Как хорошо, приятно! Манчары постучал черенком пальмы по воротам. — Нохо, посмотри-ка, кто это там пришёл и стучится, мешает хорошо почесаться? — сказал старик и, сложив руку козырьком, стал разглядывать сам. — Приехал хорошо одетый мужчина на коне с седлом в серебряном украшении. А дальше тоже едут какие-то люди, — сказал мужчина-хамначчит. — Что ты сидишь и мямлишь, подлец?! Иди открой скорее! — Старик схватил свою рубашку, лежавшую на траве около него. — Смотри-ка ты, приехали почётные гости, а мы сидим и не видим… Манчары подъехал на коне прямо вплотную к старику. — Ты кто такой? — Самый что ни есть спинной хребет, прочная основа здешнего края, самим Сабарай-баем называюсь я! — гордо произнёс старик, застёгивая пуговицы только что надетой рубашки. — Моё имя и звание должны знать все живые и мёртвые. Что ты за человек, которому так заложило уши, что не слышал обо мне? — Старик вознамерился его отругать. — А ты-то сам кто таков и кем являешься? В это время прискакали друзья Манчары, бросили поводья коней на коновязи и, разбившись на пары, направились в юрты и к амбару. — А ну давайте быстрее! — приказал им Манчары. Сабарай увидел берестяные маски и вымазанные сажей лица и оторопело завертелся волчком: принять за правду — опять-таки походит на игру; сказать, что это игра, — опять-таки похоже на правду… — Так это ты являешься тем самым Сабарай-баем, который избивает немощных, порет бедноту розгами, а свой кулак считает превыше закона? — Манчары просунул поводья к столбу сеней юрты. — Ты, да? — Я… я… — не разобравшись, в чём дело, и не зная, отрицать или подтвердить сказанное, пробормотал Сабарай. — Да ведь хамначчит-подлец не может обходиться без розги! — А тойон? — Как-как?.. — не понял Сабарай и вскинул голову. Лицо его было испещрено морщинами, глазки тускло заморгали. — А пороть тойона нужно или не нужно? Сабарай снова растерянно заморгал и осмотрелся, сморщил своё дряблое лицо, пытаясь изобразить улыбку. — Какая неуместная шутка… — А мы не шутим! — Но это вы… кто такие? — Сейчас узнаешь, кто мы такие! Послышался треск взламываемой двери; в юрте раздавались неразборчивые визгливые голоса. — Задери кверху рубаху! Спусти портки! Встань на колени! — Манчары выхватил нагайку-тройчатку из высохшей сыромяти, заткнутую за перекладину юрты. — А ну! — А… как это?.. — Лицо Сабарая исказилось в слёзной гримасе. — Не знаешь, да? Забыл, как ты истязаешь своих хамначчитов? Вот так! — Манчары схватил Сабарая за волосы и, пригнув вниз, задрал ему рубаху, завязал её на голове и огрел тройчаткой. — Ой!.. Ух!.. — завопил Сабарай. — Спасите!.. — Так и надо! Знай, каково бывает, когда бьют! — Тройчатка из высохшей кожи свистела над баем. Из юрты вдруг вырвался пронзительный визг женщины. — Господин… — начал трусливо приближаться сухощавый хамначчит, чесавший старика. — Господин… Это хозяйка кричит. Наша хозяйка очень добрая… очень сердобольная… — Я не видел ещё сердобольных жён тойонов. — Она хорошая, добрая хотун… Пощадите, пожалейте её… — продолжал повторять хамначчит. Ещё раз врезав нагайкой тойону, уткнувшемуся головой в землю и бессмысленно орущему, Манчары сунул тройчатку в руку худощавому мужику и молчаливым жестом приказал ему: «Бей!» Хамначчит посмотрел испуганными, растерянными глазами, развернул ладонь с лежащей на ней рукояткой нагайки, собираясь выпустить её из руки, но вдруг крепко сжал. Наверно, вся обида, вся досада и злоба, так долго копившиеся в его сердце, вырвались наружу: он прикусил нижнюю губу и, раскорячившись, изо всей силы ударил тойона нагайкой. — О-о, у-у, у-ух!.. — Сабарай пригнулся к земле. Манчары молча подмигнул хамначчиту, улыбнулся и побежал в юрту. Оттуда слышался крик. Один из его друзей держал за руку прилично одетую, довольно молодую женщину. Он тащил её к подполью. Оттуда слышался испуганный старушечий голос: — Не упрямься!.. Иди!.. Иди!.. Но женщина не слушалась. Она внезапно вырвалась, схватила деревянную кочергу, стоявшую у камина, и замахнулась. Тот увернулся. «Вот она, сердобольная хозяйка!..» — подумал Манчары, злясь на своего сообщника, который не мог справиться с одной женщиной, и устремился к ней. Хозяйка замахнулась и на него кочергой. Манчары поймал кочергу, резким движением вырвал её, отбросил в сторону и показал на подполье: — Лезь! Быстро! Женщина тогда схватила было тальниковый стул, но, узнав голос, сразу же выпустила его из рук: — Манчары?! Манчары вздрогнул от неожиданности. Пристально взглянул в лицо женщины, не утратившей своей красоты, несмотря на возраст. Где же он встречал такую миловидную госпожу? Ведь он в эти края как будто раньше не приезжал. А может быть, он когда-нибудь гостил у её знатных родителей, когда эта хозяйка была ещё девчонкой и жила не здесь? Девчонкой… Погоди-ка, как же это так? Где же он видел эти чёрные глаза, чёрные, как спелая смородина, эту волнистую, переливающуюся чёрными искрами косу, эту стройную, словно тростник, фигурку? Манчары сощурил глаза. И тогда перед ним из тумана давнего времени всё ярче стал возникать облик девушки, мчавшейся, заманивая его за собой, по залитому солнцем зелёному полю и прильнувшей огненными губами к его щеке в трепещущей осиновой роще. — Саргы?! Это ты, Саргы?! Женщина ничего не ответила ему, закрыла обеими руками лицо, опустилась на стул, задрожала всем телом, словно лошадь, напившаяся ледяной воды, и безутешно зарыдала. Манчары стоял потупившись и не знал, что ему делать. Его дружок пинком ноги закрыл западню подполья и выскочил во двор. Женщина как будто начала успокаиваться, но снова разрыдалась, уронив голову на колени. Манчары погладил её волнистую косу, которая когда-то покорила его. — Саргы… Не плачь… Не надо… Я прошу… Женщина несколько раз тяжело вздохнула и сидела молча, опустив голову. Затем она подняла голову, глянула на Манчары глазами, полными слёз, и тихо зашевелила губами: — Я пришла… На следующий год… Снова затряслись её плечи, и она опустила голову. Манчары тотчас же понял, куда она приходила. — Саргы, я не смог прийти… Я… был в другом месте, — тихо прошептал Манчары. У него не повернулся язык сказать: «Я был в тюрьме». — Если бы я мог, то обязательно пришёл бы. — Знаю… Я одна ходила по той осиновой роще… — Я тоже… после… на третье лето. И видел ту самую нашу осину… Суровые глаза мужчины посветлели. Взгляды их встретились. — А потом?.. — тихо спросил Манчары. Голова женщины опять начала опускаться. Зачем Манчары понадобилось спрашивать об этом? Он и сам хорошо знает, что произошло потом. Отец рассердился, что она отвергла сыновей ближних баев, и за большой калым выдал её за этого богатого старика из дальнего улуса. Так и была решена судьба девушки. Об этом Манчары слышал ещё тогда, когда приехал на родину после своего первого побега с каторги. Тогда же по своей горячности он хотел поехать в дальний улус, куда девушка вышла замуж. Затем, успокоившись, он подумал, взвесил всё и отказался от этой мысли. И действительно, он — беглец, постоянно преследуемый властями… Какое он мог дать счастье Саргы? Нет, не надо… Что порвано, то не срастётся. Не нужно тревожить её встречей, не надо её беспокоить и доставлять ей неприятность. Достаточно того, что мучения испытываю я сам. Пусть хоть она будет счастлива, решил он тогда. Много лет прошло с тех пор. И вот такая неожиданная встреча… — А потом… — Женщина вяло повела рукой, словно хотела показать обстановку своего дома. Подняла глаза и грустно, с какой-то внутренней болью, улыбнулась: — Когда я родилась, меня, видимо, в насмешку назвали Саргы… Я жена согбенного старостью и слепотой старика… Оказывается, в этом мире нет счастья! А есть только грязь, только ложь, только страдания… — А… твои дети? — Манчари виновато глянул в сторону подполья. — Всевышний господь бог лишил меня материнской доли. И хорошо, что лишил. Не хочу иметь детей от него! Прошёл слух, что моя бедняжка мама умерла. Так что не осталось никого, кто бы плакал и горевал по мне. Но покончить с собой не поднимается рука, считаю это грехом… — Успокойся же, Саргы! Не надо… Зачем говорить об этом? — Да, верно… Во дворе послышался оживлённый разговор. Громко расхохотался дружок Манчары — Хатан Чаган. А вслед за ним кто-то другой — незнакомый Манчары человек — засмеялся, но сдержанно. — А ты один?.. — тихо спросила Саргы, как бы остерегаясь. — Один как перст… — вздохнул Манчары. В этих словах была высказана вся его жизнь, вся его судьба. — Слышала… Только никогда не думала, что ты прибудешь сюда. — Прибыл же… Вдруг послышался громкий треск. Наверное, вытащили из амбара деревянный сундук. Манчары рванулся с намерением сказать, чтобы ничего не трогали. — Куда ты? — Саргы вскочила на ноги. — Остановлю… Это же ваше всё они разоряют! — Пусть! Пусть ломают! Пусть жгут! Всё! Всё дотла! Всё без остатка! Саргы встала; пошатываясь, подошла к своей спальне и опёрлась о стенку. Шум и возня во дворе тем временем ещё больше усилились. Слышался топот многих ног, бегающих взад и вперёд. В дверь постучали три раза. Задумчивый, подавленный печальными размышлениями, Манчары внезапно повернулся. Подошёл к женщине. — Саргы, только ты была утешением во всех моих горестных мыслях и переживаниях в течение всей моей жизни. Весной, когда начинала зеленеть осиновая роща, я всегда думал о тебе. Зимой, когда тёмный лес замерзал и покрывался инеем, я скучал по тебе. Горевал, полагая, что ты забыла обо мне. Но оказалось, что это ошибка. Ты обрадовала меня, несчастного, гонимого и измученного. И за всё это тебе большое спасибо! Саргы, у меня есть к тебе одна просьба на прощание… Манчары взял голову женщины обеими руками и повернул к себе, нежно поцеловал её в лоб и прошептал: — Саргы, поцелуй меня в щёку, как тогда. Женщина стояла неподвижно, словно одеревеневшая. В дверь торопливо постучали ещё два раза. — Саргы, мне пора уходить! Женщина даже не шелохнулась. — Значит, я опять ошибся… Прощай! Прощай на веки вечные! Манчары уже почти дошёл до двери, как вдруг послышался звонкий суровый голос: — Стой! Мужчина резко обернулся. — Я еду с тобой! — Куда? — Возьми меня с собой! — Куда это?! — Вместе с тобой! — Куда, спрашиваю, куда? У меня нет ни кола ни двора, в котором могла бы жить почтенная госпожа-хотун! — Куда угодно: хоть на самый край света, хоть в ад! Только вместе с тобой! С тобой! Саргы подбежала и обняла Манчары. — Золотце моё, а ты знаешь, что такое быть подругой «разбойника», женой «преступника»? — Манчары прослезился от волнения, в приливе нежности погладил женщину по волосам. — Что я могу дать тебе, кроме страданий, принести тебе, кроме неприятностей и мучений? Саргы выпрямилась и пристально посмотрела в глаза Манчары: — Я от тебя ничего не требую. Ни богатых хором, ни обилия скота, ни уютного дома, ни жаркого очага. Для меня лишь бы был ты. Мужчина увидел в глазах женщины твёрдую и непреклонную решимость. — Тогда, Саргы, собирайся! Скорее! Женщина не заставила себя ждать. Зашла в спальню и вышла оттуда в коротенькой, прямо детской, старой шубейке и в шали. — Всё! Я готова! Когда мужчина недоумённо посмотрел на неё, она отрицательно покачала головой: — Я отсюда ничего не возьму. Затем сняла свои кольца и серьги и бросила их в правую сторону. — А ну!.. — Манчары подал ей руку. — Едем! И много же лет я ждал этого дня! Все друзья Манчары уже были на конях. Левее, между юртой и амбаром, сгрудились батраки и хамначчиты. Среди них мелькала вверху худощавая рука тощего человека. Около амбара валялись разбросанная одежда и тряпки. Саргы даже не взглянула на старика, своего мужа, лежавшего уткнувшись лицом в землю. Обошла его стороной. Манчары усадил женщину на своего коня. — Поехали? — вопросительно сказал Манчары, думая, что она может заколебаться. — Едем! Быстрее! — Держись! — Не бойся! Я не упаду! Женщина даже не обернулась в сторону юрты, в которой прожила столько лет. И только в знак прощания робко протянула руку в сторону батраков и хамначчитов и уткнулась головой в спину Манчары. Когда лошади рванули в галоп из ворот усадьбы, двор огласился криками: — Прощай, хотун! Саргы, прощай! |
|
|