"Манчары" - читать интересную книгу автора (Данилов Софрон Петрович)

Белое и чёрное

В Тарагайском наслеге Мегинского улуса жила богатая вдова, по имени Славная Мария. Эта женщина славна была не только тем, что она имела много скота и несметное богатство. Главное её преимущество перед всеми состояло в том, что женщин, равных ей по красоте, не было в близких и дальних улусах. Лицо, стройная фигура, походка — один её вид радовал внешней красотой, она ещё славилась умом, обаянием, умением держаться в обществе, славилась добротой и благородством.

Манчары захотелось посмотреть на Славную Марию, послушать её умные речи и суждения, посидеть за её богатым гостеприимным столом. И всякий раз, когда он очень болезненно переживал свои неудачи, попав в какую-нибудь беду, ему почему-то вспоминалась эта прославленная женщина. В дни тяжёлых испытаний и страданий, когда он бывал настолько угнетён и подавлен, что чувствовал себя в безысходном положении, словно попал в тупик подземного хода, пред ним мысленно возникал образ этой женщины. И тогда ему казалось, что только эта женщина может развеять тучи на небе, облегчить его опасную и многострадальную жизнь, вернуть ему радость и счастье, свет и благополучие, что только одна она может исцелить израненное сердце его и облегчить всю боль тяжких переживаний. «Разве не сможет понять всех моих мучений, разве не воспримет своим сердцем всех моих нужд и скорбей такая прекрасная, такая умная и благородная женщина?» — думал он. Поэтому он велел устно передать Славной Марии: «Скоро приеду погостить. И пусть не боится — ведь я предупредил её. Пусть ждёт меня».

С того дня прошло десять суток. Прошёл месяц. Начал завершаться сенокос, темнее стали ночи. А Манчары, увлечённый жаждой мести, громил усадьбы именитых богачей правого и левого берегов Лены, где они безнаказанно глумились над бедным людом. Так он и не выбрал момента дойти до того места, куда послал устное извещение.

И только к концу лета Манчары сумел сдержать своё слово. Прибыв ночью, он постучал в дверь дома Славной Марии. Дверь оказалась закрытой на засов.

— Госпожа Славная Мария! Не бойся, не думай, что в твою дверь стучится ночной разбойник в обувке с шерстяной подошвой. Это я, Басылай Манчары, пришёл к тебе, прославленной женщине, имя которой столь широко известно всему белому свету. Прикажи открыть дверь.

Из дому ответа не послышалось. Дверь не открылась. В помещении слышался торопливый шёпот множества людей.

— Откройте дверь! — крикнул Манчары громко.

Ему опять никто не ответил.

Манчары прислушался: в доме послышались торопливые шаги, топот, какая-то возня.

— Если вы не спешите и ещё раздумываете там, то я не такой уж гордый человек, я и сам смогу открыть дверь и войти в дом.

Манчары упёрся одной ногой в косяк и потянул дверь за ручку так, что она затрещала. Он потянул ещё раз, сыромятные ремни засова лопнули, и дверь сразу же распахнулась. Не давая времени опомниться, вытянув вперёд свою пальму, Манчары прыгнул в мрачное чрево тёмного дома. Увидев белевшую в темноте кучку заготовленной лучины, он бросил её в топку камина. Не успевшие ещё потухнуть красные угли сразу же воспламенили лучину, и юрта озарилась ярким светом. При трепетном свете лучины Манчары оглядел освещённую часть юрты и её обстановку. В заломленном набок картузе с кондором, в чёрном суконном пальто нараспашку, опираясь левой рукой на винтовку, а в правой руке держа пальму, он подошёл к спальне хозяйки:

— Прекрасная Мария, прославившаяся на десять улусов, знаменитая на восемь улусов, где же ты? Покажи своё прекрасное личико, позволь послушать твои премудрые речи, угости вкусными яствами, напои шипучим, перебродившим кумысом. Я пришёл к тебе, чтобы познакомиться, явился в твой богатый дом, чтобы погостить. Не сердись, что появился тёмной ночью, побеспокоил тебя и прервал твой сладкий сон. Наверное, ты слышала и хорошо знаешь о моей несчастной судьбе, заставляющей меня избегать дневного света, обрекшей меня на тёмную ночь? И потому отбрось хулу и осуждения, укроти свой гнев. Порадуй меня улыбкой, удели для меня из своего доброго сердца частицу тепла, поделись чистотой своей благостной мысли. Я начинаю просить об этом, хотя прежде никогда не знал, что такое просьба! Я начинаю умолять об этом, хотя никогда прежде не делал этого!

За всё это время в спальне не было слышно никаких признаков присутствия там живого существа.

И только после такой просьбы Манчары, сопя и кряхтя, вылез из-под одеяла престарелый князь Шишигин с белой как снег головой. Он лежал на лавке для гостей, под божницей.

— А я уже думал, что кто-то из родных в беду попал да и заехал ко мне проситься на ночлег. А это, оказывается, прибыл ты, наш милый сыночек, молодец Басылай Манчары, — начал кротко и протяжно старец. Он продолжал сидеть на лавке, свесив босые ноги и накинув на плечи заячье одеяло. — Все люди считают тебя человеком умным — пойми, мыслящим — оцени. Голубушка Мария, по слухам, богатая, а ведь она, по существу, одинокая женщина и живёт тем, что выращивает хилых телят. Представь себе это, вдумайся и смягчись, как печень налима, распушись, как шкурка соболя, посмотри ласковыми глазами, повернись и уйди в солнечную сторону.

Тогда Манчары подошёл к старцу вплотную и, склонившись, процедил ему на ухо сквозь зубы:

— Мошенник князь Шишигин, ты считаешь меня глупым ребёнком и хочешь ввести в заблуждение лживым умом, умаслить своими сладкими словами и выгнать? Лежи и молчи! Если бы ты попался мне в другом месте, то я твою спину сделал бы пёстрой, как у бурундука, а самого заставил бы прыгать лягушкой!

Князь довольно проворно улёгся в постель и, дрожа, срывающимся голосом забормотал:

— Сынок… Не надо… Не говори так… Это плохо, скверно, это грех — напасть… — и укрылся с головой одеялом.

Манчары подошёл к огню камина, воткнул пальму в пол, сел на черенок и, повернувшись к спальне, уже другим, более твёрдым и настойчивым тоном грозно сказал:

— Госпожа Славная Мария, поймите: просьба делается неспроста, мольба произносится редко!

Лучина в камине уже давным-давно сгорела, и там остались лишь красные уголья. В юрте опять стало темно.

В это время из-за камина подкрался чёрный верзила, изо всей силы пнул ногой пальму, на которой сидел Манчары и бросился на него, когда тот упал на четвереньки. Но Манчары всё же сумел встать на ноги, сбросив с себя человека. Сцепившись, они подняли страшную возню, словно два рассвирепевших быка. Но вдруг верзила рухнул на пол и истошно закричал:

— Помогите!..

Тогда из-за камина выскочил ещё один человек и вцепился в Манчары сзади. Все они, втроём, упали, опрокинули массивную чурку, заменявшую стул, и завозились, катаясь по полу. В это время верзила закричал во всё горло:

— Эй, нохо, тащи верёвку и свяжи ему ноги!

В скором времени верзила заорал ещё более диким голосом:

— Собачий сын, ты же вяжешь мои ноги! Дурак, вяжи ноги Манчары!

Они связали Манчары двумя верёвками так, что тот не мог шевельнуться, и бросили его к двери. В камин наложили дров и разожгли яркий огонь.

Человек, первым напавший на Манчары, позвал к себе нохо:

— Что у тебя, глаза заволокло, что ли? Связывал мои ноги! Наверно, это ты нарочно, мошенник! Вот тебе за это! — и ударил его кулаком по голове.

Бедняга парень ударился затылком об острый край подножья камелька, потерял на время сознание, но очнулся и с трудом уполз за камелёк.

На большом круглом столе, стоявшем посреди юрты, зажгли яркую керосиновую лампу.

И вот в это время открылась дверь спальни, и оттуда важно выплыла хозяйка. Вид у неё был совсем незаспанный. Осторожно ступая ногами, обутыми в узорчатые замшевые торбаса с фигурными носками, она медленно, плавно подошла и села у стола. Затем мягким, певучим голосом, сладко лившимся из высокой груди, туго обтянутой шёлковым гарусным платьем, протяжно спросила ничего не подозревающим тоном:

— Что за шум произошёл в такую позднюю пору?

Как только открылась дверь спальни, пристальный взгляд Манчары устремился на женщину. Он следил за каждым её движением, за каждым его жестом. Да, действительно она была достойна той высокой славы, той громкой хвалы, которыми было окружено её имя. До чего же она была хороша — от носков до макушки головы, — словно самый искусный косторез любовно вытачивал её из мамонтовой кости и тщательно отделывал в течение целого года! Красивое, ярко-белое, словно заболонь летней берёзы, лицо её с румянцем во всю щёку казалось ещё светлее, милее от трепетно сияющих, лучистых её глаз. Чёрные брови, похожие на крылья парящей птицы, вздрагивают время от времени, будто хотят вот-вот улететь. Между тонких, чуть толще обушка охотничьего ножа, губ её сияют снежно-белые ровные зубы. Длинную свою косу, переливающуюся при трепетном свете камелька, она собрала тугим пучком на затылке. Но боже, как очаровательна, необычайно прекрасна она, когда сидит, гордо выпрямив свою белоснежную шею и небрежно закинув кверху свою хорошенькую головку! По рассказам людей, она должна быть уже пожилой женщиной, но время, видимо, бессильно над нею — оно не оставило никаких следов на этой красавице.

Манчары с удивлением и восторгом смотрел на Славную Марию, и чувство досады, что он напрасно пришёл сюда и так нелепо попался, возникшее у него поначалу, когда его вязали, стало исчезать. Он думал, что произошло какое-то недоразумение: неужели такая прекрасная женщина заставит изловить и послать на каторгу человека, пришедшего сюда без всяких злых намерений? Эти подлецы, поднявшие шумную возню от избытка сил, наверное, действовали самочинно, без ведома госпожи. Манчары почему-то убедил себя в этом. И даже решил, что она тотчас же распорядится развязать его, а этих хвастливых озорников накажет. Подумав так, он уже хотел заговорить, чтобы дать знать о себе, но в это время скороговоркой заговорил мужчина, первым напавший на него:

— Своё обещание и ваше поручение исполнили. Оказывается, правду говорили про этого вислоухого, что он ни за что не выпустит из своих рук то, во что вцепился. Видимо, и в самом деле из него со временем выйдет верзила с сильными руками и цепкими пальцами. Он оправдал то, что целое лето обжирался до отвалу в вашем доме. С этого дня вы можете сделать его своей наказующей рукой и лягающей ногой, — и указал на довольного от похвалы детину с открытым ртом и взлохмаченными волосами. Потом он повернулся к двери. — Беспокоивший всё долгое лето слухами, что собирается погостить у вас, Басылай Манчары прибыл, и вот он лежит перед вами. Смотрите, возгордясь и набравшись спеси, он встречает вас, госпожа, лёжа и валяясь на спине!

И, решив, что он высказался очень остроумно, самодовольно расхохотался.

— Вы оказались достойными мужчинами, — вполголоса сказала Славная Мария и с благодарностью кивнула им своей гордо вскинутой головой. Затем повернулась к входной двери и удивлённо заговорила: — А, это ты, милый Басылай Манчары, оказывается, пришёл? Прими привет! Мне передали твой устный наказ, и я давно приготовилась к встрече. — Края тонких губ госпожи слегка вздрогнули.

— Все твои приготовления я уже ощутил и телом и душой, — ответил ей Манчары, заблуждения которого уже рассеялись словно туман.

От возмущения он напряг свои мускулы, начал биться и кататься по полу, злобно стеная и скрежеща зубами. О, он всё ещё, дожив до такого возраста, обманывается в своих предположениях! И когда же это он перестанет надеяться на чьё-то честное, чистое сердце? Он ошибается и страдает от этого, разочаровывается, но всякий раз продолжает верить, и его всякий раз обманывают. В этот раз он тоже сам попался в ловушку. Эта «прекрасная», «благородная» госпожа в ожидании его прихода, оказывается, всё лето держала в доме двух силачей. Мы бы им показали, что такое сила, если бы, как предлагал мой друг крепыш Дуула, пришли сюда втроём. О, до чего же обидно и досадно!.. А кто же это там мелькает чёрной тенью и самодовольно хихикает от радости?

— Кому это удалось заставить меня споткнуться? Назови хоть имя своё и звание, окажи такую милость! — сурово сказал Манчары.

— Имя — Качикат Уйбаан. А печать — вот она! — И он со всего размаха ударил по уху связанного человека.

— Разбойник, ты давеча угрожал выпороть меня, превратить мою спину в спину бурундука! Ну как, получил свою порцию? — С этими словами князь Шишигин, успевший выбраться из-под одеяла и одеться, сутулясь и горбясь, начал тыкать в лицо Манчары носками торбасов: — Вот тебе! Вот! Так и надо!

— Госпожа Славная Мария, я хоть и крепко связан, но всё же считаюсь твоим гостем, являюсь твоим ночлежником. И потому уйми ты этих людей, — сказал Манчары. — Ну, Качикат Уйбаан, уж если мне суждено будет ещё раз вернуться, то тебе это припомню. Говорят, что мальчик трижды вешает свой колчан со стрелами и только после этого опоясывается. Пойми это! Мы встретимся на узкой дороге!

— Ты угрожаешь, да, варнак?..

Славная Мария не дала договорить своему зятю Качикат Уйбаану, махнула белой, как песец, рукой:

— И в самом деле, вы уж не очень… Девки, принесите из амбара и наварите полный котёл конских рёбер и требухи! Принесите из чулана крепкого вина и поставьте на стол! Мой гость — проезжий человек; наверное, жаждет поесть, проголодался в дороге. Так повеселимся же по случаю нашей встречи!

«Радуется ведь… Довольна, наверно, что изловила меня», — подумал Манчары.

— Госпожа Славная Мария, я пришёл сюда, чтобы взглянуть на вашу прославленную красоту, послушать ваше доброе слово, и вот попал в ловушку. Снова взошло ваше солнце, а моё солнце закатилось. Снова настало время увидеть тёмную тюрьму, оказаться в сырой, заплесневелой темнице. Госпожа Славная Мария, разрешите спеть одну песню перед тем, как расстаться с родной землёй, как уйти от своих сородичей.

— Эй, парни, вы что это заставляете моего дорогого гостя лежать у порога. Возьмите и перенесите его на почётную правую лавку и усадите на медвежью шкуру. Ослабьте ему путы! — распорядилась хозяйка дома, и голос её зазвенел звоном закалённого железа. Когда все её распоряжения были исполнены, протяжно заговорила сладеньким, медовым голоском: — Милый Басылай Манчары, всё сказанное тобой соответствует действительности. Ну-ка, раскрой свои уста, молчавшие со вчерашнего дня, разомкни свои губы, сомкнувшиеся ещё позавчера, и спой нам песню. Говорят же, что, когда погибает щука, остаются её зубы, когда умирает певец, остаются его песни. Пусть будущее поколение расскажет легенду о том, какую песню вам тут спели. Ну-ка, займите свои места! Быстро!

Манчары несколько раз глубоко вздохнул и, не спуская пристального взгляда с госпожи, горделиво вскинувшей свою головку, чистым, сильным голосом запел:

— Но-о! — сказала польщённая госпожа, томно откинув голову.

— Пой, молодец, дальше, — прошамкал князь Шишигин, подстрекая певца.

— Пой ещё! Пой!.. — воскликнули все домашние, вместе с рабами и батраками.

Голос Манчары звучал все свободнее:

— Но-о! — Старый князь поддакивал, подливал масла в огонь. — Что же дальше?

— Какой же он бедняга!.. — Мягкими нежными пальчиками, на которых никогда не бывало мозолей, Славная Мария вытерла слезы. До чего же он складно поёт, как искусно изъясняется!

— Ха-ха! Ну-ну! — Качикат Уйбаан погладил свои усы, свесившиеся по обе стороны рта.

— Но-о! Слагай дальше! — послышались одобряющие голоса батраков.

Манчары остановился, слегка прокашлялся и, не спуская глаз с хозяйки дома, склонился в её сторону и продолжал петь:

— Но-о! А дальше как было? — опять оживился князь Шишигин.

— Но-о!.. — с тихим выдохом произнесла Славная Мария и махнула рукой в сторону левой половины дома.

Это, видимо, означало: «торопитесь с варевом». В пылающий и без того камин подбросили дров.

Склонившийся Манчары вдруг сразу выпрямился, взгляд его заострился:

— Чего-чего он болтает там? — Качикат Уйбаан стукнул кулаком по столу. — Ведь он же оскорбляет и поносит! Прекрати! Перестань!

Манчары со связанными руками поднялся на ноги. И гремящим как гром голосом, заглушая все другие голоса, запел так, что казалось, вздрогнул и приподнялся потолок юрты:

Верёвки, которыми был связан Манчары, со скрипом натянулись и затрещали.

— Но-но-о!.. — заикнулся было из-за печки тихий одобрительный голос, но тотчас же смолк.

— Цыть! — перебивая, рявкнул Качикат Уйбаан и, опрокинув сиденье-чурбан, вскочил на ноги. — Хотя ты обругал и облаял нас, но мы с тобой, однако, ещё поговорим!..

Славная Мария тихо подошла к Манчары и встала перед ним, подбоченясь.

— Варнак Манчары, за песню свою прими мою благодарность. Я достаточно состоятельная женщина, чтобы заплатить воздаяние за одну песню. Я достаточно богата, чтобы напоить, накормить одного гостя. На, пей эту водку! — сказала она и, взяв бутылку водки, стоявшую на столе, бросила к ногам Манчары. Бутылка разбилась вдребезги. Затем Славная Мария повернулась к камину: — Это варево пусть кипит всю ночь! Преступник Манчары, неужели ты посмеешь сказать, что тебя не уважили и не угостили? Это для тебя я поставила бутылку водки, сварила полный котёл жирного мяса.

И медленно, как пава, поплыла в свою спальню.

— Ха-ха! Уважили дорогого гостя: напоили, накормили, — загоготал во всё горло Качикат Уйбаан. — Ну, Манчары Басылай, утолилась твоя жажда крепкой водкой, наполнился твой желудок жирным мясом?

…Утром Манчары увезли в город, в тюрьму. А к вечеру он бежал из тюрьмы.