"Наследие Дерини" - читать интересную книгу автора (Куртц Кэтрин)

Глава VI И дух прошел надо мною; дыбом стали волосы на мне. Он стал, — но я не распознал вида его, — только облик был пред глазами моими; тихое веяние, — и услышал я голос.[7]

Райс-Майкл ощутил мгновенный приступ головокружения, слишком резко сев на кровати, и с благодарностью оперся о протянутую руку Джорема, который помог ему встать на ноги. Понадобилось несколько мгновений, чтобы взор его сфокусировался. Не то чтобы у него все плыло перед глазами, однако предметы в комнате внезапно показались какими-то далекими, словно окутанными дымкой. Должно быть, так действовало снадобье Тиега.

Тишина, царившая в комнате, была наполнена странной отчетливостью, ощущением ожидания чего-то значительного, и он знал, что никогда прежде не испытывал ничего подобного. У изножья кровати он видел фигуры, стоявшие на границе круга, обозначенного белой пряжей. Ближе всех держалась Райсиль, Мика справа от нее, у двери напротив — Тиег, спиной к занавешенному окну.

Вид этот пробудил в памяти Райса-Майкла какие-то воспоминания, но он не знал, что именно здесь кажется ему таким знакомым. Почему-то он подумал, что окно комнаты выходит на восток, и в этом была своя значимость.

Свет тоже казался каким-то другим, не то чтобы слишком ярким, но… непривычным. В комнате горели еще две свечи, помимо той, что стояла на прикроватном столике — одна у двери, а другая на полу в центре круга, рядом с небольшой глиняной чашей. Чашу эту было трудно разглядеть, но если прищуриться, то Райс-Майкл словно мог различить слабое серебристое сияние, окружавшее круг, словно огромный перевернутый сосуд. Туман замутнял взор подобно легкой вуали, тонкий, словно паутина, и он легонько потряс головой. Джорем подвел его вперед и заставил стать между границей круга и изножьем кровати.

Инстинктивно он сознавал, что касаться круга не стоит, даже просто оказавшись поблизости, он ощутил, как по коже побежали мурашки. Затем, оказавшись ближе, заметил, что круг не завершен. Концы белой нити, которые должны были сомкнуться, оказались отогнуты, по обеим сторонам оставляя проход для человека. Рядом лежал меч Халдейнов, и кончик его касался восточной части прохода, словно обозначая распахнутую дверь. Приглядевшись, Райс-Майкл осознал, что воздух в этом месте кажется более прозрачным, словно там и впрямь имелись некие врата.

— Войдите в круг и станьте посередине, сир, — негромко пригласил его Джорем, указывая на проход. — Я сейчас вернусь, только предупрежу Катана, что мы начинаем.

Райс-Майкл ощутил внезапный холодок, когда пересек границу круга. Тут же к нему подошла Мика, молча обняла и подвела к центру круга. Он ласково поцеловал жену, а она, коснувшись губ кончиками пальцев, легонько дотронулась до броши Халдейнов у него на шее, и в этот миг он заметил слезы в ее глазах. С улыбкой он повторил ее жест, поражаясь преданности и безграничной любви жены, которая придавала ему отваги и решимости. Вскоре Джорем вернулся, склонился, чтобы поднять меч Халдейнов, и Райс-Майкл заметил у него на груди небольшой серебряный крестик, как символ священного сана Дерини.

Почему-то вид распятия успокоил короля, он отпустил жену, а сам повернулся к открытому проходу в круге. Едва лишь Джорем вошел внутрь, Тиег, нагнувшись, соединил концы белой нити и связал их между собой, символически завершая круг.

Однако именно Джорему предстояло сомкнуть его окончательно. Опустив меч острием вниз, туда, где только что был проход, Джорем уверенным движением провел клинком по полу один раз, а затем повторил это еще дважды. С каждым его движением туман в воздухе сгущался, и когда Дерини закончил и положил меч на пол, лишь положение клинка указывало на место, где некогда имелся проход.

— Теперь мы стоим в защищенном круге, сир, — негромко пояснил Джорем, и взяв короля за плечи, повернул его к Тиегу. — Полагаю, вы ощутили энергию, когда миновали врата, которые теперь закрыты. Наш круг охраняют святые архангелы, к которым вскорости нам предстоит воззвать вновь. Но сперва следует совершить еще некоторые приготовления. Пожалуйста, дайте мне вашу правую руку.

Хотя Райс-Майкл твердо говорил себе, что бояться нечего, все же сердце его учащенно забилось. Когда он подал Джорему руку, Тиег достал из поясного кошелька свернутый кусочек пергамента и, как это ни поразительно, Кольцо Огня, принадлежащее Халдейнам. Тиег тем временем обнажил небольшой серебряный кинжал, что прежде висел в ножнах у него на поясе, и вновь у Райса-Майкла возникло ощущение, что он уже видел все это прежде, но он никак не мог понять, где и когда.

— Да, вам через все это уже довелось пройти, — промолвил Джорем, прижимая острие кинжала к большому пальцу Райса-Майкла. — Жертва крови и некоторое испытание отваги являются необходимой составной частью, усиливающей большинство известных мне ритуалов. Сейчас мы слегка изменим форму в соответствии с обстоятельствами, однако Кольцо Огня непременно должно получить крещение кровью при формальном признании короля. Те слова, что вы сейчас услышите, были впервые произнесены вашим отцом. Тиег, можно начинать.

Уверенным движением руки Тиег создал магический световой шар размером с кулак, и тот, вспыхнув зеленоватым светом, повис у них над головой. Это произошло так внезапно, что Райс-Майкл невольно вздрогнул. Однако он знал, что это такое, поскольку видел, как Джаван однажды делал нечто подобное. Но даже если бы он пожелал отпрянуть, то не смог бы, ибо Джорем крепко удерживал его за руку, и острие кинжала по-прежнему впивалось в большой палец. Он заставил себя отвести взор от огненного шара, а Тиег, развернув пергамент, поднес его к свету и принялся читать:

— Сим я завещаю: Господь сказал мне — ты сын мой, в сей день я зачал тебя. Проси меня, и я дам тебе земли в наследие, до крайних пределов земли.

Райс-Майкл растерянно заморгал. Он когда-то уже слышал эти слова, совершенно точно, только никак не мог вспомнить, когда. Он все еще пытался вернуть это воспоминание, как вдруг Джорем резким движением полоснул кинжалом ему по пальцу и произнес слова, задевшие глубокую струнку в его душе:

— Райс-Майкл Элистер Халдейн, король Гвиннеда, будь освящен на служение своему народу.

Он был не в силах пошевельнуться, он словно застыл в этом мгновении времени. Напряженную тишину нарушил лишь чуть слышный шорох, когда Джорем дважды отер лезвие кинжала себе об рукав, а затем с металлическим звоном вложил его в ножны. Лезвие оказалось столь острым, что сперва не было боли, и даже кровь почти не выступила, но Райс-Майкл невольно стиснул зубы, когда Джорем расширил ранку, и кровь крупными темными каплями потекла на Кольцо Огня. Прикосновение кристалла к плоти оказалось столь болезненным, что король едва удержался от крика. Он напрягся всем телом, но тут же кольцо убрали, и раненый палец прижали к листу пергамента, который Тиег передал старшему Дерини. Порез закрылся, и боль начала отступать.

В это время юный Целитель извлек чистую полотняную тряпицу из мешочка на поясе, вытер кровь с пальца, а затем на несколько мгновений сжал руку короля в своих ладонях, и тут же боль прекратилась, а когда Тиег наконец убрал руки, король с изумлением увидел, что рана полностью исцелена.

Джорем, нагнувшись, поднял чашу, стоявшую у их ног. Райсу-Майклу показалось, что она до половины наполнена водой, но в зеленоватом свете огненного шара он не мог быть в этом уверен до конца. С сосредоточенным видом Джорем взял чашу в левую руку, а пергамент положил на раскрытую правую ладонь. Он даже не моргнул, когда лист внезапно вспыхнул ослепительным пламенем и спустя пару биений сердца превратился в щепотку пепла. Он стряхнул золу в чашу, и та мгновенно растворилась в воде.

— Даруй королю твои суждения, Господи, и истинность Твою королевскому сыну.

Райс-Майкл с горячностью выдохнул «Аминь», чувствуя, как слова Джорема, словно камни, падают в его душу, а священник протянул чашу Тиегу. Целитель обмакнул в воду окровавленное Кольцо Огня, затем создал еще один огненный шар, в то время как Джорем аккуратно поболтал кольцом в воде, чтобы размешать содержимое. Когда все было сделано к их полному удовлетворению, Тиег погасил светошар, и теперь круг освещала лишь свеча у их ног и еще две в других частях комнаты.

— Однажды вы уже испили из этой чаши, сир, — негромко промолвил Джорем. — Полагаю, вскоре вы вспомните об этом. А теперь мы произнесем слова благословения, которые усилят действие напитка и призовем архангелов-хранителей, дабы те стали свидетелями нашего обряда. Оставайтесь на месте и слушайте внимательно. Вам следует поворачиваться к тому, кто взывает к своей части света, и начнем мы с востока.

С этими словами он передал чашу Тиегу и занял место на границе круга, ближе к изножью кровати, в то время как Целитель отошел к восточной части круга. Сжав чашу в ладонях, Тиег на пару мгновений склонил голову, затем, не открывая глаз, поднял лицо. Низкий голос его звучал тихо, почти выпевая слова, которые Райс-Майкл уже некогда слышал прежде… И теперь он почти мог припомнить, когда это было.

— О, Господи, святы деяния твои. С дрожью и смирением предстаем мы пред тобой с нашими мольбами. Благослови и защити нас в том, что должны мы совершить этой ночью.

Чуть приподняв чашу, он накрыл ее правой рукой, взором приветствуя некую Сущность, которую мог видеть лишь он один.

— Пошли своего Архангела Рафаила, о Господи, чтобы дыханием своим освятил эту воду, дабы пьющие ее могли по праву владеть воздухом. Аминь.

Он поднял чашу на уровень глаз и зажмурился. Невесть откуда взявшийся слабый ветерок взметнул его рыжеватые волосы, затем пронесся вдоль границ круга и затих. Райс-Майкл, стоя посреди круга, ощутил его дуновение, и мурашки пробежали у него по спине, а волоски на руках стали дыбом. Когда Тиег опустил чашу, король против собственной воли молитвенно сложил руки, прижимая пальцы к губам, лишь сейчас начиная осознавать могущество Тех, к кому взывали Дерини.

С чуть заметной улыбкой юный Целитель поклонился королю, а затем передал чашу Микаэле. Райс-Майкл повернулся в ее сторону, но она была так сосредоточена, что почти не замечала его. Она приняла чашу так благоговейно, словно там были Святые Дары, и почтительно склонила голову, а затем подняла ее точно так же, как Тиег, и накрыла ладонью, припоминая нужные слова, которые пришли к ней сами из глубин возвращенной памяти.

— О, Господи, святы деяния твои. Молим тебя, пошли Архангела Огня, благословенного Михаила, чтобы вода эта зажглась Твоей любовью и стала священной, чтобы все, кто пьет ее, могли управлять огнем. Аминь.

Райсу-Майклу показалось, будто он видит, как голубоватые язычки пламени заплясали над ободком чаши, хотя не мог вообразить, что жена его обладает достаточной магией, чтобы вызвать столь могущественные силы. Но каков бы ни был источник ее власти, теперь лицо ее озарилось внутренним светом, и она уверенно передала чашу Райсиль. Через силу оторвав взор от Микаэлы, он обернулся к молодой женщине, которая, также как и остальные, сперва поклонилась чаше, а затем молитвенно подняла ее вверх.

— О, Господи, святы деяния твои. Позволь своему Архангелу Гавриилу, властелину бурных вод, обрушить на эту чашу дождь Твоей мудрости, дабы те, кто пьют из нее, могли по праву повелевать водой. Аминь.

Райс-Майкл невольно вздрогнул, ибо земля едва заметно задрожала у них под ногами, и испуганно покосился на дверь через плечо Микаэлы, уверенный, что в соседней комнате тоже ощутили неладное. Над чашей как будто собрался сверкающий туман, и когда Райсиль подняла руку повыше, из ладоней ее, потрескивая, вырвались крохотные молнии.

В воздухе внезапно сильно и остро запахло грозой, и когда девушка опустила чашу, с внешней стороны ее появились влажные потеки, и вода закапала на ковер. Она передала сосуд Джорему, которого, казалось, ничуть не удивляло происходящее. Несмотря на то, что все Дерини выглядели совершенно уверенными в себе, король сцепил руки, чтобы унять их дрожь, слушая слова Джорема.

— О, Господи, святы деяния твои. Позволь Уриилу, своему посланнику Тьмы и Смерти, наполнить эту чашу силой и тайнами земли, дабы все, кто пьет из нее, по праву могли управлять землей. Аминь.

Внезапно Райс-Майкл ощутил головокружение, и пол словно ушел у него из-под ног, и хотя все закончилось так же быстро, как и началось, он пошатнулся и взмахнул руками, чтобы восстановить равновесие. Кольцо Огня негромко зазвенело в чаше, когда Джорем опустил ее, и сердце Райса-Майкла учащенно забилось, когда Дерини подал ему знак вновь повернуться к Тиегу. Юный Целитель шагнул вперед, чтобы поднять с пола свечу. Джорем по-прежнему держал в руках чашу, стал рядом с ним, и Райс-Майкл, почти не сознавая, что делает, опустился перед ними на колени. Свеча отбрасывала отблески на их лица, с пугающей четкостью высвечивая чашу, и дрожь вновь охватила короля.

— Я точно не знаю, что должно случиться теперь, — негромко промолвил Джорем, вглядываясь в напряженное лицо молодого человека, стоящего перед ним на коленях. — Полагаю, вы сознаете, насколько огромна сила, что содержится сейчас в этой чаше. Здесь нечто большее, нежели простая вода и кровь Халдейнов. Когда вы изопьете из нее, все преграды должны рухнуть, и вы обретете доступ к могуществу своего отца… Но если это не случится, я помогу. Возможно, Тиег тоже придет на помощь. Постарайтесь нам не противиться. Конечно, вы можете помешать нам, ибо ваши защиты достаточно сильны, но это не в ваших интересах.

Райс-Майкл молча кивнул. Он ощущал силу, таящуюся в чаше, которую протягивал ему Джорем. Там была та самая сила, обещание которой он ощутил однажды из рук отца, но сейчас внезапно его пронзило такое чувство тщетности всего происходящего, что он едва не выронил сосуд.

— Райс-Майкл Элистер Халдейн, ты истинный король Гвиннеда, помазанник Божий, — услышал он, словно сквозь туман, слова Джорема. — Выпей, это таинство даст тебе власть, принадлежащую тебе по Божескому праву как владыке этого королевства. Со временем ты передашь ее и своим сыновьям.

Дрожащими руками Райс-Майкл поднял чашу, поднес ее к губам и осушил до дна, от всей души желая, чтобы эти слова оказались правдой. Жидкость оказалась горькой на вкус и отдавала золой и отчаянием, и у нее был солоноватый привкус крови, напоминавший о бренности всего сущего. На короткий миг ему показалось, будто что-то шевельнулось глубоко внутри, замелькали призраки каких-то образов, дразня воображение за сомкнутыми веками, но он никак не мог сосредоточиться на них.

Со стоном отчаяния он попытался уловить и удержать приоткрывшийся дар, вслепую схватил кольцо Огня со дна опустевшей чаши и с силой надел его себе на палец. Было еще мгновение какой-то поразительной отчаянной ясности, но оно тут же миновало, даже прежде чем он успел его осознать.

«Нет! Вернись!» — взмолился он в глубине души, устремив незрячий взор куда-то во тьму.

Молитвенно стиснув руки на груди, он ощупал оцарапанный сустав: поранился, когда надевал Кольцо. И именно в этот миг внезапно ощутил постороннее присутствие в круге, одновременно такое знакомое и чуждое… Это был не Джорем, не Тиег, и никто другой… Нет, перед ним был Тот, кто своей властью мог дать ему второе зрение, если бы только ему удалось сосредоточиться, прорваться сквозь окружавшую его плотную пелену. Но как?

— Пожалуйста, помоги мне, — прошептал он, еще сильнее сжимая руки. — Помоги мне, кто бы ты ни был, помоги мне прозреть, ради моей короны и всего королевства.

И сквозь мрак отчаяния, сквозь совершенную беспросветность окутавшей его тьмы бессилия он вдруг ощутил прохладное касание на шее. То была фибула Халдейнов, и внезапно слова Джорема с необычайной ясностью всплыли у него в памяти: «Жертва крови… испытание отваги…» В тот же миг он понял, что делать. Разумом он не желал этого, но страх отступил, и пальцы неуклюже потянулись к застежке броши, высвобождая сверкающую стальную булавку, проверяя ее остроту на нежной коже.

— Сир, в чем дело? — донесся откуда-то издалека встревоженный голос Джорема.

Но он лишь затряс головой и отпрянул, не желая, чтобы кто-либо касался его в этот миг, а затем раскрыл застежку пошире, чтобы крепче ухватиться за саму фибулу, и уверенно прижал острую иглу в ладони левой руки.

— Не трогайте меня, — прошептал он. — Я должен это сделать!

Кровь стучала у него в висках, но одновременно в душе на смену отчаянию пришла волна надежды. Смертная плоть страшилась испытания болью, но самый страх свой он с мольбой вознес как жертвоприношение Тем, кто наблюдал за ним, в чьем присутствии он более не сомневался. К самому Господу, кому молился о спасении, и для служения которому был помазан королем. В отличие от своего отца или брата Джавана, он никогда не считал себя особо верующим человеком, но теперь ощущал несомненную правоту и необходимость этого деяния.

— Во имя Отца, и Сына, и Святого Духа, — прошептал он, стремясь наполнить эти слова всем жаром своей души. — Да будет на все воля Твоя!

И с этими словами он с силой вонзил иглу в ладонь, удивляясь, насколько трудно оказалось пронзить сталью плоть и мышцы.

И какая боль… Слепящая, испепеляющая агония волнами распространялась из руки по всему телу, заливая сознание вспышками жгуче-белого света, словно расплавленный металл стекал у него по руке, но куда хуже мучений физических оказалась боль, вспыхнувшая в мозгу.

Пламя озарило давние похороненные в глубинах памяти воспоминания… Вот он бесстрашно стоит перед отцом и пьет из другой чаши, вот руки отца касаются его головы, и сквозь них потоком устремляется тепло и свет, пробуждая в нем силу, открывая доступ и озаряя все уголки рассудка, а затем вновь настает Слепота. И встают в мозгу преграды, которые должны были рухнуть еще шесть лет назад, после смерти Джавана… Но руки отца остались в воспоминаниях, а здесь и сейчас его вдруг коснулся кто-то другой. И это был не Джорем и не Тиег. Он чувствовал чье-то присутствие совсем рядом, кто-то пытался проникнуть в его мысли, просил, уговаривал, настаивал, но защиты его взбунтовались и восстали со всей жесткостью. Он не ощущал зла в этом Другом, и сознавал, что не должен сопротивляться, но не находил в себе сил уступить. В отчаянии он еще сильнее вонзил иглу в ладонь и провернул ее внутри, вытолкнув золотое острие наружу между костями.

Новый приступ боли с внезапной резкостью помог сосредоточиться, словно огненный цветок расцвел где-то глубоко внутри, и в пламени его защиты сгорели, обнажив душу ожидавшему этого Другому. Он ощутил касание призрачных рук, и свет внезапно вспыхнул за сомкнутыми веками, озаряя все ослепительно-белым сиянием, и тут же все погасло, медленно растворяясь во тьме забвения.