"Обманы Локки Ламоры" - читать интересную книгу автора (Линч Скотт)

Глава 2. Вторая встреча на Зубастом Шоу

День Бездельника, одиннадцатый час утра, Речные Игрища. Снова сверкающим алмазом взошло губительно-яркое солнце и принялось изливать свой яростный жар с пустынных небес. Локки, вновь облаченный в костюм и манеры Лукаса Фервита, стоял под шелковым навесом на яхте дона Сальвары и смотрел, как народ собирается на Игрища. Сегодня на нем был другой кафтан — очень похожий на первый, но с более вычурными манжетами и вместо аппликаций украшенный тонкой серебряной вышивкой.

По соседству с яхтой на открытой площадке баржи расположился аттракцион «танцующие веревки». Четверо артистов стояли по углам невидимого квадрата на расстоянии примерно пятнадцати футов друг от друга, а между ними была протянута ярко окрашенная шелковая веревка — она обвивала их руки, шеи, торсы, образуя своеобразную «кошачью колыбель». Казалось, что каждый из участников держит по пять-шесть нитей одновременно. В этой паутине хитрым образом, благодаря искусным пересечениям и точно выверенным изгибам, висели шпаги, ножи, плащи, сапоги, стеклянные статуэтки и блестящие безделушки. Вся эта коллекция находилась в медленном, но непрерывном движении — благодаря плавным, почти незаметным телодвижениям артистов одни пересечения расходились, но тут же появлялись новые, которые и перехватывали готовые упасть предметы.

Великолепное зрелище, но далеко не единственное, достойное внимания на этой реке чудес. Тут было на что посмотреть — хотя бы на суда самих посетителей, среди которых выделялась яхта дона и доны Сальвара. Многие из местных аристократов украшали свои плавучие дома отдельными растениями, но Сальвара решили пойти дальше — вся их яхта представляла собой сад в миниатюре. Поверхность судна — примерно пятьдесят шагов в длину и двадцать в ширину — была покрыта толстым слоем плодородной почвы, достаточным, чтобы на нем укоренилась дюжина дубов и множество олив. Все стволы были безукоризненно черны, а шелестящие кроны деревьев радовали глаз изумительно-зеленой, прямо-таки изумрудной листвой — убедительное свидетельство применения алхимической ботаники.

Вокруг нескольких таких деревьев обвивалась винтовая лестница, по которой можно было подняться в заросшую растениями беседку под шелковым навесом, откуда открывался замечательный вид на все пространство Речных Игрищ. С каждой стороны яхты — по сути, являвшейся довольно тяжелым основанием плавучего сада — крепились для устойчивости особые брусья, на которых сидело по двадцать наемных гребцов; именно их труд поддерживал судно на плаву.

В означенной беседке без труда могли поместиться двадцать человек, но сейчас здесь находились лишь хозяева, Локки с Жеаном и вездесущий Конте, который сейчас занимался напитками в специальном баре, столь сложно обустроенном, что его вполне можно было принять за лабораторию аптекаря. Локки наблюдал за «веревочными танцорами», странным образом ощущая сродство с ними. В это утро он, как и ярмарочные артисты, тоже разыгрывал сложнейший спектакль, где каждый миг мог случиться провал.

— О боги, что за жуткое одеяние на вас, мастер Фервит! — Донья София Сальвара присоединилась к Локки на его наблюдательном пункте. Ее руки опустились на перила всего в паре дюймов от его пальцев. — Уверена, ваш костюм дивно хорош где-нибудь зимой в Эмберлине, но с какой стати мучить себя в нашем знойном климате? Вы, должно быть, обливаетесь потом! Взгляните на себя в зеркало — вы покраснели, как роза! Почему бы вам не снять с себя хотя бы верхнее платье?

— Уверяю вас, госпожа, мне вполне хорошо, — спокойно возразил Локки.

Тринадцать Богов! Эта женщина определенно заигрывала с ним. К тому же легкая улыбка, скользнувшая по лицу ее мужа, указывала на то, что все спланировано заранее. Маленькая женская уловка, призванная подогреть интерес неловкого северянина, так сказать, проба сил…

— Я считаю, что то неудобство, которое доставляет моя одежда в вашем весьма своеобразном климате, лишь заставляет меня быть всегда собранным. Не позволяет расслабляться. А это исключительно полезно для делового человека.

Стоявший неподалеку Жеан вовремя прикусил язык. Атаковать Локки Ламору блондинкой — столь же неудачная мысль, как попытка отделаться от голодной акулы с помощью листка салата. Хотя следовало признать, что донья София была сверх-блондинкой. Чего стоил один лишь медово-янтарный оттенок ее кожи, столь редкий среди теринцев, и роскошные волосы цвета миндального масла! Ее серые, как и у Локки, глаза были удивительно глубоки. Легкое темно-оранжевое платье не скрывало заманчивых изгибов фигуры, из-под его подола кокетливо выглядывала нижняя юбка цвета топленого молока. И все это великолепие пропадало зря! Сальваре редкостно не повезло: его красавица-жена наткнулась на вора, чертовски разборчивого по части женщин. Ладно, Жеан будет восхищаться прекрасной аристократкой за себя и за товарища, тем более, что сегодняшняя незначительная роль, а также повреждения, якобы полученные накануне, не позволяли ему заняться чем-то более осмысленным.

— Мастер Фервит сделан из особо прочного материала, моя дорогая, — откликнулся дон Лоренцо. Он стоял поодаль у перил, одетый в белый шелк; лишь легкий камзол без рукавов, наброшенный поверх рубашки и не застегнутый, был точно того же цвета, что и платье жены. Концы белого шейного платка, которые в Каморре обычно заправляют под камзол, сейчас небрежно болтались. — Вчера он безропотно принял удар судьбы, сегодня носит на себе количество шерсти, достаточное для пятерых человек, искушая наше беспощадное солнце. Должен признаться, Лукас, я безмерно рад, что перехватил у дона Джакобо такого компаньона.

Локки ответил на эту похвалу легким поклоном и понимающей улыбкой.

— По крайней мере, выпейте чего-нибудь, мастер Фервит.

Рука доньи Софии коснулась руки гостя, задержавшись на какой-то миг — но этого хватило, чтобы Локки почувствовал на ней мозоли и следы от химических ожогов, которых не могли скрыть никакие ухищрения. Хозяйка яхты увлекалась алхимической ботаникой, и этот плавучий сад был творением ее рук и творческого гения. Налицо немалый талант — и весьма расчетливый ум. Судя по всему, Лоренцо, будучи импульсивным человеком и зная за собой эту черту, наверняка прислушается к мнению своей хладнокровной жены, прежде чем принять какое бы то ни было предложение Лукаса Фервита. Поэтому Локки улыбнулся доне Софии и смущенно кашлянул — пусть думает, что он поддался ее чарам.

— С удовольствием, — ответил он. — Однако боюсь, что это не очень поможет делу, любезная госпожа. Я уже бывал в Каморре и знаю, КАК здесь пьют за переговорами.

— Утро для потения, ночь для сожаления, — с улыбкой проговорил дон Сальвара, отходя от перил и делая жест слуге. — Конте, я уверен, что мастер Фервит по достоинству оценит «имбирный поцелуй».

Двигаясь с грацией опытного стюарда, Конте направился в бар выполнить просьбу хозяина. Выбрав высокий узкий бокал из хрусталя, он на два пальца плеснул в него чистейшего светло-коричневого имбирного масла, которым славится Каморр, затем щедро долил в стакан жемчужно-молочного бренди, а поверх — прозрачной жидкости под названием адженто, в данном случае настоянной на ломтиках редьки. Собрав воедино необходимые компоненты, телохранитель-бармен обернул руку мокрой салфеткой и достал из жаровни, стоявшей тут же, в углу бара, раскаленный металлический прут с тлеющим оранжевым концом. Конте опустил его в бокал для коктейля — раздалось легкое шипение, в воздух поднялось легкое облачко пара — и тремя быстрыми точными движениями перемешал напиток, после чего поставил бокал на тонкое серебряное блюдечко и передал гостю.

За свою жизнь Локки неоднократно приходилось участвовать в подобном ритуале, однако частое повторение не смогло стереть давних детских воспоминаний. Едва «имбирный поцелуй» тронул его губы, обволакивая жгучей нестерпимой болью каждую трещинку, каждый зазор между зубами, еще до того, как жжение коснулось языка и хлынуло в горло, перед его глазами встали картины жизни на Сумеречном холме и излюбленная расправа Учителя — жидкий огонь, который заливался в носовые пазухи, оттуда проникал за глазные яблоки и высекал из них неудержимые слезы. И все-таки даже этот набор неприятных переживаний был более терпим, чем необходимость изображать восхищение доньей Софией.

— Непередаваемые ощущения, — произнес Локки, закашлявшись, и мелкими порывистыми движениями ослабил шейный платок — совсем чуть-чуть. Этот жест не укрылся от четы Сальвара, и они обменялись легкими довольными улыбками. — Теперь понимаю, почему моя торговля более легкими напитками идет в Каморре столь успешно.

По традиции один день в месяц — последний День Бездельника — считался на Плавучем рынке выходным. Торговые баржи покидали запруду, медленно дрейфуя или стоя на приколе поблизости, в водах Анжевены. На очищенном же пространстве собиралась добрая половина города, чтобы полюбоваться на аттракционы Речных Игрищ.

К сожалению, в Каморре не было столько камня или Древнего стекла, чтобы построить постоянные трибуны для зрителей, поэтому каждый раз приходилось сооружать временный амфитеатр из того, что плавает по воде. Огромные многопалубные баржи с сидячими местами, напоминающие куски стадиона, вырезанные неведомой рукой, выстраивались полукругом возле каменных волнорезов рынка. Каждой такой трибуной заправляло отдельное семейство, либо несколько семей объединялись в своеобразную гильдию. Они беспощадно конкурировали в борьбе за зрителей — как между собой, так и с обычными горожанами на собственных лодках.

Но в конце концов все устраивалось: плотно поставленные баржи занимали примерно половину периметра заводи, а между ними оставался узкий канал для того, чтобы другие лодки могли проплывать в центр водного пространства. Вторая половина окружности предназначалась для яхт аристократии. Обычно их насчитывалось не меньше сотни, а в дни крупных праздников и того больше. Сегодня тоже собралось изрядное количество народу — близилось летнее солнцестояние с его Днем Перемен.

Даже до начала представления Речные Игрища представляли собой живописное зрелище. Развлечься сюда явилось пол-Каморра. Бедные и богатые, на роскошных яхтах и пешком — все теснились и толкались в споре за лучшее место. Тут же маячили десятки «желтых курток», но, к сожалению, все силы у них уходили на то, чтобы гасить уже вспыхнувшие стычки, а не предотвращать новые. Ладно, пусть народ пошумит… Речные Игрища являлись тем местом, где можно было безнаказанно выпустить пар на вполне законных основаниях. Неспроста герцог оплачивал данное мероприятие из собственного кармана. Подобно опытному хирургу, он предпочитал заблаговременно вскрывать нарыв, понемногу выпуская накапливающийся гной народного недовольства и раздражения.

Солнце медленно приближалось к своему зениту, от его испепеляющего жара не спасал даже шелковый навес, а «имбирный поцелуй», который потягивали Локки и его гостеприимные хозяева, лишь усугублял положение. Конте приготовил для четы Сальвара аналогичные коктейли (хотя имбирного масла в их бокалы налил ощутимо меньше), однако подал их хозяевам яхты, согласно требованиям местного этикета, Грауманн, слуга гостя. Локки к тому времени наполовину опустошил свой бокал. Выпитое ощущалось клубком тепла, которое непрерывно росло и расширялось в его желудке, а также до боли знакомым жжением в горле.

— Итак, о деле, — наконец промолвил он, обращаясь к хозяевам. — Вы оба так добры к нам с Грау, что не хочется долго томить вас неизвестностью. Я готов дать разъяснения по поводу своей миссии в Каморре… если, конечно, это доставит вам удовольствие.

— Поверьте, мастер Фервит, никогда еще у вас не было столь внимательных слушателей, — заверил его дон Сальвара. Благодаря усилиям гребцов их яхта уже прибыла в заводь Плавучего рынка и заняла свое место в ряду других речных судов. В глазах Лоренцо читался живой и жадный интерес. — Так расскажите же нам!

— Ни для кого не секрет, — вздохнул Локки, — что Королевство Семи Сущностей распадается на части.

Супруги Сальвара невозмутимо потягивали свои напитки и ждали продолжения.

— Пока Эмберлинский кантон находится в стороне от основной борьбы, но граф фон Эмберлин и Черный Стол — каждый со своей стороны — делают все, чтобы втянуть наш край в губительный процесс.

— Черный Стол? — переспросил дон Сальвара.

— О, прошу прощения. — Локки сделал еще один маленький глоток из бокала и умолк на миг, борясь с ощущением огня, разлитого по языку. — Этим словом мы называем сообщество наиболее могущественных купцов Эмберлина, а мои хозяева из дома бел Аустеров, разумеется, входят в их число. Сфера деятельности этого сообщества охватывает весь Эмберлинский кантон, за исключением военной политики и налогов. И ему до смерти надоел сам граф и Торговые гильдии в остальных шести кантонах. Они устали от постоянных ограничений. Будущее Эмберлина — за новыми формами торговых предприятий. Старые же гильдии, с точки зрения Черного Стола, — это камень на шее, который тянет их назад.

— Вы употребили слово «их», а не «нас», — проницательно заметила София. — Это что-то означает?

— Вы зрите в самый корень, многоуважаемая донья. — Локки позволил себе еще один глоток, изображая нервозность. — Дом бел Аустеров признает, что гильдии изжили себя, и требуется пересмотреть законы, по которым ведется торговля. Но это вовсе не означает, что мы поддерживаем идею… скажу прямо, смещения графа фон Эмберлина. Все планируется проделать, пока граф с большей частью армии будет представлять интересы своих кузенов в Парлее и Сомнее.

— Святые Двенадцать! — Дон Сальвара помотал головой, словно пытаясь встряхнуть мысли — слишком уж неожиданно прозвучал рассказ вадранца. — Как можно всерьез обсуждать подобные вещи? Эмберлин меньше Каморра, к тому же с двух сторон открыт для подхода с моря. Его очень трудно защищать.

— Тем не менее подготовка ведется полным ходом. Торговые дома и банки Эмберлина вчетверо увеличили свой годовой оборот. Черный Стол активно занимается накоплением золота, считая, что это обеспечит ему мощь. Мои же хозяева считают это ошибочной политикой. — Одним долгим глотком Локки прикончил свой коктейль. — Так или иначе, гражданская война разразится в течение ближайших месяцев, а за ней последует совершеннейший хаос. Страды и Дворимы, Разулы и Стриги — все они собираются с силами и точат ножи. Со своей стороны купцы Эмберлина в отсутствие графа намереваются провести аресты среди знати, захватить флот, объявить мобилизацию «свободных граждан» и прикупить наемников. И все это для того, чтобы отколоться от Семи Сущностей. Поверьте, война неминуема.

— И как связана с этим ваша миссия в Каморре? — спросила донья София, сжимая побелевшими пальцами бокал с выпивкой. Локки не ошибся в ней — эта женщина разглядела самую суть проблемы. Она сразу поняла, что вытекает из рассказа Фервита — самый большой катаклизм за последние два столетия, гражданская война, осложненная экономическим кризисом.

— Видите ли, — Локки выразительно наклонил голову, — мои хозяева из дома бел Аустеров полагают, что у крыс в трюме тонущего корабля крайне мало шансов захватить штурвал. Зато они легко могут сбежать с этого корабля.

Центральный пятачок водного пространства занимали высокие железные клетки, опущенные под воду. Некоторые из них служили подставками для деревянных площадок — на них стояли артисты, бойцы с помощниками и их жертвы. В других же, особо тяжелых и прочных, метались, описывая круги, какие-то темные силуэты, которые публика могла видеть сквозь прозрачную сероватую воду. Этот пятачок окружала плотная цепочка лодок с надстроенными платформами.

Сейчас на них выступали «веревочные танцоры», метатели ножей, акробаты, жонглеры и прочие экзотические участники представления. Над водой разносились пронзительные крики зазывал и протяжное пение медных труб.

Популярной частью программы на каждых Игрищах являлись Покаянные Бои, в которых не слишком опасные преступники из Дворца Терпения могли испытать судьбу. Как ни странно, находились смельчаки, которые вызывались участвовать в аттракционе в обмен на смягчение меры наказания или улучшение условий содержания. В настоящий момент сильный мускулистый никавеццо, один из личных телохранителей герцога, наносил им удары. Боец был облачен в черную кожу с блестящими нагрудными пластинами, на голове — стальной шлем, увенчанный свежесрезанным плавником гигантской летучей рыбы. Металлические детали ослепительно сияли и переливались от движений бойца; переступая взад-вперед, он поражал своих противников резкими тычками посоха с набалдашником.

Никавеццо стоял на небольшой, но устойчивой платформе. Вокруг него на расстоянии вытянутой руки покачивались деревянные плотики, на которых балансировали угрюмые тощие пленники с небольшими дубинками. Их было человек двенадцать, и согласованное нападение на никавеццо, скорее всего, позволило бы им справиться с вооруженным мучителем. Но, увы, этим беднягам явно недоставало ума и характера, чтобы объединить свои усилия. Вместо этого они приближались к бойцу поодиночке или группами и быстро выбывали из игры. Резкий выпад никавеццо, звук удара — и очередная жертва падала в воду. Тут же, неподалеку, кружили легкие лодочки, в чью задачу входило вылавливать бесчувственные тела, пока они не ушли на дно. Герцог Каморра не желал, чтобы Покаянные Бои завершались смертельным исходом.

Локки отодвинул от себя опустевший бокал. Конте подхватил его с грацией опытного мастера клинка, разоружающего противника.

— Не торопитесь снова наполнять мой бокал, Конте, — произнес Локки, глядя в спину удаляющемуся слуге. — Вы очень любезны, но погодите немного. — И обернулся к хозяевам: — С вашего позволения, любезные дон и дона Сальвара, я хотел бы преподнести вам пару скромных даров. Один из них — простой знак благодарности за ваше гостеприимство, другой же… Впрочем, вы сами увидите. Грауманн?

Локки щелкнул пальцами; его помощник с готовностью кивнул. Здоровяк Грауманн подошел к небольшому деревянному столику возле бара и поднял два кожаных саквояжа с металлическими уголками и маленькими замочками. Поставив их на пол так, чтобы хозяева могли рассмотреть, Жеан отошел в сторонку, уступая дорогу Локки, который отпер оба саквояжа тонким резным ключиком. Из первого он достал изящный деревянный сосуд, от коего сразу же повеяло какими-то экзотическими благовониями, длиной примерно в фут и полфута в диаметре, и передал хозяину яхты, чтобы дон Сальвара смог прочитать на скромной темной этикетке: «Коньяк Аустерсхолин № 502».

Дон Лоренцо с шумом вздохнул, ноздри его раздулись от волнения. Локки сохранял на лице Лукаса Фервита вежливое и нейтральное выражение.

— Святые Двенадцать, «Пятьсот второй»! Если вам показалось, что я искушал вас расстаться с вашими товарами, прошу принять мои глубочайшие…

— В этом нет необходимости. — Локки вскинул руку, прерывая поток излияний хозяина. — Позвольте преподнести вам этот скромный дар, дон Сальвара, в знак благодарности за ваше вчерашнее отважное вмешательство, а также за ваше отменное гостеприимство, прекрасная дона. Пусть он украсит ваши винные погреба.

— Скромный?! — Лоренцо держал деревянную емкость с таким благоговением и осторожностью, точно это был новорожденный младенец. — У меня имеется лишь «Пятьсот шестой» и два «Пятьсот четвертых». Не знаю, есть ли в Каморре счастливый обладатель «Пятьсот второго»… разве что сам герцог.

— Мои хозяева держат у себя несколько бочонков еще с тех пор, как данная марка стала известной, — заметил Локки. — Мы используем их, если можно так выразиться, в качестве аргумента при серьезных деловых переговорах.

На самом деле указанный сосуд стоил Локки восьмисот полновесных крон, плюс поездка на ашмерское побережье, где они с Жеаном умудрились при помощи не слишком честной игры в карты вытянуть заветный бочонок у одного чудаковатого аристократа. Большая же часть денег ушла на то, чтобы откупиться от погони, которую старик отправил вслед за своей утраченной собственностью. В результате сей «Пятьсот второй» обошелся Локки слишком дорого, чтобы без затей распить его.

— Какой щедрый жест, мастер Фервит! — Донья София взяла мужа под руку и победоносно улыбнулась ему. — Лоренцо, дорогой, тебе стоило бы почаще спасать незнакомцев из Эмберлина. Они столь очаровательны!

— Вы слишком добры, госпожа. — Локки смущенно откашлялся. — А теперь, дон Сальвара…

— Прошу вас, зовите меня просто Лоренцо.

— Как вам будет угодно, дон Лоренцо. То, что я собираюсь показать вам сейчас, имеет самое непосредственное отношение к цели моего визита.

Из второго саквояжа Локки извлек еще один сосуд, очень похожий на первый. Его этикетка была помечена единственной стилизованной буквой «А» внутри виньетки из виноградных лоз.

— Это образец того же сорта прошлогодней перегонки, — пояснил он. — «Пятьсот пятьдесят девятый».

Дон Сальвара выронил из рук емкость с «Пятьсот вторым». С проворством девочки его жена подставила правую ногу и перехватила драгоценный сосуд в воздухе. Это своевременное движение спасло бочонок — вместо того, чтобы треснуть, он глухо стукнулся о палубу и остался лежать там невредимый. Однако, потеряв равновесие, донья София, в свою очередь, уронила бокал с коктейлем, который полетел за борт и с легким всплеском ушел под воду. Супруги Сальвара помогли друг другу устоять на ногах, после чего Лоренцо наклонился и трясущимися руками поднял «Пятьсот второй».

— Лукас, — с трудом произнес он, — скажите, что вы шутите.

Локки не слишком-то нравилось завтракать, наблюдая, как джериштийский кальмар рвет на части дюжину несчастных, оказавшихся в воде. Но он благоразумно решил, что торговцу из Эмберлина за время его многочисленных плаваний, скорее всего, приходилось наблюдать и не такое. Поэтому Локки взял себя в руки и мужественно продолжал есть с невозмутимым выражением лица.

Полдень миновал. Покаянные Бои закончились, настало время для Испытания Случаем. Этим изящным иносказанием, по сути, именовалась казнь опасных преступников — убийц, насильников, поджигателей и торговцев рабами — на потеху развлекающейся публики. По идее, жертвы снабжались оружием, следовательно, у них сохранялся какой-то шанс уцелеть. Но их оружие было столь смехотворным, а тварь, с которой им приходилось сражаться — столь ужасной, что так или иначе все сводилось к верной и мучительной смерти.

Кальмар имел двенадцатифутовые щупальца, еще столько же составляло в длину само колышущееся черно-серое тело. Он находился внутри шестидесятифутовой клетки, которую теперь разместили вплотную к неустойчивым плотикам с преступниками. Крича и беспорядочно молотя руками, несчастные жертвы рано или поздно оступались и падали в объятия хищника. Их жалкие кинжальчики позволяли продержаться в воде не более секунды-другой. Мало того, специальные охранники с арбалетами и пиками в руках патрулировали внутренний периметр и сталкивали обратно тех преступников, которые в панике пытались вскарабкаться обратно на плоты. Время от времени ужасное чудовище высовывалось из вспененной кровавой воды, и Локки ловил взгляд огромного круглого глаза, размером напоминавшего столовую тарелку.

— Еще, мастер Фервит? — за спиной Локки появился Конте с большой супницей, где в охлажденном томатном бульоне плавали белые пальчатые креветки Стального моря, приправленные луком и перцем. Похоже, у супругов Сальвара было весьма извращенное чувство юмора.

— Благодарю вас, Конте. Очень любезно с вашей стороны, но я уже и так вполне удовлетворен пребыванием здесь.

Локки поставил свою тарелку рядом с начатым бочонком «Пятьсот пятьдесят девятого» (на самом деле это был всего-навсего скромный «Пятьсот пятидесятый» стоимостью в пятьдесят крон, щедро разбавленный самым лучшим ромом, какой удалось раздобыть Жеану) и отхлебнул янтарной жидкости из своего бокала. Невзирая на сомнительное происхождение напитка, вкус у него был отменный. Грауманн в предупредительной позе замер за спиной супругов Сальвара, которые восседали за отдельным маленьким столиком из серебряного дерева. Донья София задумчиво ковыряла ложечкой в блюдечке с засахаренными апельсиновыми дольками, которые были затейливо уложены в виде лепестков цветка. Дон Лоренцо недоверчивым взглядом пожирал свой бокал с фантастическим напитком.

— Простите, но это кажется мне каким-то святотатством! — произнес он. Отбросив переживания, он сделал изрядный глоток — и на лице его отразилось блаженство. В этот момент за его спиной из воды вылетело нечто, весьма напоминающее по виду разодранный человеческий торс. Он взмыл в воздух и с громким всплеском упал обратно. Толпа восхищенно взревела.

Всем известно, что после очистки и купажа аустерсхолинский коньяк выдерживается не меньше семи лет. До истечения этого срока получить доступ к бочке практически невозможно, особенно неспециалисту. Агентам дома бел Аустеров запрещалось даже упоминать товар, еще не готовый к продаже. Места, где происходила выдержка и отстой коньяков, держались в строгом секрете. Если верить слухам, хозяева коньячных линий не останавливались даже перед убийством, дабы сохранить тайну своего производства. Не удивительно, что дон Лоренцо так поразился, получив в подарок вожделенный «Пятьсот пятьдесят девятый». И уж совсем добило его сделанное небрежным тоном предложение гостя откупорить драгоценный бочонок за завтраком.

— Вы недалеки от истины. — Локки усмехнулся. — Коньяк и впрямь является религией дома Аустеров, мы относимся к нему с трепетом. Масса правил, ритуалов… и наказаний! — Посерьезнев, он красноречиво провел пальцем поперек горла. — Вполне возможно, что мы с вами — единственные люди в истории, которые сподобились попробовать невыдержанный коньяк за тарелкой супа. Надеюсь, вы получили удовольствие, дон Лоренцо?

— О, несомненно! — Сальвара покрутил в руке бокал, зачарованно наблюдая за колыханием янтарно-карамельного напитка. — И сгораю от любопытства по поводу планов, которые вы лелеете.

— Что ж… — Локки тоже покачал свой бокал театральным жестом. — За последние двести пятьдесят лет имели место три вторжения на территорию Эмберлина. Скажем прямо, престолонаследие в Королевстве Семи Сущностей гораздо чаще связано с оружием и кровопролитием, чем с пирами и благодеяниями. Когда между графами разгорается война, Аустерсхолинские горы становятся нашим единственным щитом, превращаясь в поле боя. И эти сражения… — Тут Локки умолк на миг и сплюнул. — …неминуемо переливаются на восточные склоны гор — прямо на виноградники дома бел Аустеров. На сей раз Черный Стол собирается вновь обрушить на нас это бедствие. Тысячи лошадей и вооруженных людей пройдут по нашим землям, вытопчут драгоценные виноградники, разграбят все поселения. Сейчас, когда у нас появилось горючее масло, все может окончиться еще более плачевно — через каких-нибудь полгода наши виноградники превратятся в пепелище.

— Что поделаешь, крысы, бегущие с тонущего корабля, не могут упаковать и забрать с собой виноградники, — заметил дон Лоренцо.

— Увы, — тяжко вздохнул Локки. — Аустерсхолинский коньяк невозможен без наших земель. Потеря виноградников означает прекращение процесса выращивания и перегонки на десять, двадцать или даже тридцать лет. Но возможно, все обернется еще хуже. Наше положение просто ужасно. Эмберлин — богатый край с морскими портами, и если разразится гражданская война граф со своими союзниками не оставит нас в покое. Они постараются как можно скорее захватить нас. Скорее всего, они уничтожат Черный Стол, присвоят себе его богатства, национализируют капиталы, а дому бел Аустеров грозит истребление. Должен сказать, что в настоящий момент Черный Стол действует тихо, но решительно. Мы с Грау отправились в плавание пять дней назад — за двенадцать часов до предполагаемого закрытия порта. Насколько мне известно, больше ни один корабль под эмберлинским флагом не может выйти в море — все они задержаны для «ремонта и карантина». Уже сейчас все аристократы, даже те, кто не поддерживает графа, находятся под домашним арестом, их слуги разоружены. Наши капиталы в различных кредитных домах Эмберлина заморожены на неопределенный срок. Все участники Черного Стола пошли на это по взаимному согласованию — так сказать, жест доброй воли. Это гарантирует, что какой-нибудь дом не сбежит со своим золотом и товарами. По счастью, мы с Грау работаем на вашей местной кредитной линии, много лет назад созданной господином Мераджио. Мой дом… понимаете, обычно мы не храним свои средства за пределами Эмберлина. Просто немного тут, немного там — на всякий случай…

Излагая все это, Локки внимательно наблюдал за реакцией супругов Сальвара. Для своей аферы он по возможности использовал самые свежие и не самые открытые сведения относительно Эмберлина. Но не исключено, что у Лоренцо имеются свои источники, которые не были доступны Благородным Подонкам в период подготовки операции. Так, все, что касалось Черного Стола и надвигающейся гражданской войны, относилось к разряду обоснованных и очень грамотных предположений — и, скорее всего, было недалеко от истины. А вот рассказ о недавнем закрытии портов и аресте счетов был вымыслом от начала и до конца. По подсчетам самого Локки, описанные беспорядки если и грозили Эмберлину, то отнюдь не в ближайшие месяцы. Если Сальвара заподозрит гостя в умышленном обмане, Конте в считанные секунды приколет наглеца к столу своими стилетами. Естественно, Жеану придется достать топорик, спрятанный за поясом. В результате вся их компания, расположившаяся под шелковым навесом, окажется в крайне неприятном положении. Шансы на удачную игру снизятся до нуля.

Но ни дон Лоренцо, ни его супруга ничего не сказали. Они лишь смотрели на своего гостя широко распахнутыми глазами и ждали продолжения. Приободрившись, Локки пустился рассуждать дальше.

— Подобное положение невыносимо. Мы не хотим быть ни заложниками неправого дела, ни жертвами мести графа после его неминуемого возвращения. Вместо этого мы выбираем некую рискованную альтернативу. Но для этого нам понадобится существенная помощь какого-нибудь каморрского аристократа. — Например, ваша, дон Сальвара, — если это вам по средствам.

Краем глаза он уловил, как Лоренцо и его жена взволнованно стиснули под столом руки.

— Мы могли бы пожертвовать нашими фондами. Отказавшись от попыток спасти их, мы тем самым выигрываем время для предусмотренных действий. В конце концов, их можно будет восстановить заново — надо только постараться. Мы даже готовы бросить наши виноградники… — Тут Локки драматически скрипнул зубами. — Сожжем их, чтобы они никому не достались. Когда все кончится, мы обогатим наши почвы алхимическим путем. Ведь натуральная почва — это лишь исходный материал, а секрет ее обогащения хранят наши Мастера Культивации.

— Вы имеете в виду аустерсхолинский метод? — прерывающийся голос доны Софии выдал ее волнение.

— Да. Конечно же, вам доводилось слышать о нем, — кивнул Локки. — Этим занимаются наши Мастера Культивации, которых в Эмберлине никогда не было больше трех одновременно. А метод слишком сложен, чтобы пренебрегать изучением почвы — даже для человека с вашими талантами, моя госпожа. Многие соединения из тех, что используют наши алхимики, являются инертными, их предназначение — лишь запутать непосвященных… Единственное, чего мы никак не можем бросить, — это наши запасы невыдержанного купажа за последние шесть лет, которые содержатся в особых емкостях, а также редкие и экспериментальные марки коньяков. «Аустерсхолин» хранится в бочках по тридцать два галлона, всего у нас примерно шесть тысяч таких бочек. Все это богатство необходимо вывезти из Эмберлина, причем лучше бы сделать это в ближайшие несколько недель — до того, как Черный Стол введет строгие меры контроля, а граф начнет осаду своего кантона. К сожалению, как я уже говорил, наши корабли сейчас под охраной, а фонды недоступны.

— И вы хотите… вы хотите вывезти эти бочки из Эмберлина? — Лоренцо даже задохнулся от волнения.

— Все, что возможно, — кивнул Локки.

— А какая же роль отводится нам? — вмешалась дона София. В голосе ее чувствовалась нервозность.

— Я уже говорил, что корабли под эмберлинским флагом не могут ни покидать порт, ни возвращаться в него. Другое дело — небольшая флотилия под каморрским флагом, с каморрской командой и финансируемая кем-нибудь из каморрской знати. — Поставив свой бокал на стол, Локки вытянул обе руки вперед.

— Вы хотите, чтобы я снарядил морскую экспедицию?!

— Нам хватит двух-трех ваших больших галеонов. Давайте прикинем… у нас груз примерно в тысячу тонн, бочки и бутылки. Постараемся обойтись наименьшей командой — скажем, пятьдесят-шестьдесят человек на корабль. Подберем причал, наймем серьезных, надежных капитанов. Дорога на север займет шесть или семь дней, плюс время на то, чтобы нанять корабли и сколотить команды… Думаю, не больше недели. Вы со мной согласны?

— Неделя… Да, но… вы хотите, чтобы я это финансировал?

— Поверьте, ваши затраты будут щедро возмещены.

— При условии, что операция пройдет успешно. Вопрос о возмещении мы обсудим позже. Но затраты на срочное приобретение двух кораблей, хороших капитанов и надежную команду…

— Добавьте сюда еще груз, который мы повезем на север, — уточнил Локки. — Дешевое зерно, сухой сыр, устойчивые к хранению овощи… Обычные продукты. Но не забывайте, что в ближайшее время Эмберлину предстоит осада, и Черный Стол будет счастлив, если вы пополните запас городского продовольствия. Положение Эмберлина слишком шатко, чтобы портить отношения с суверенным Каморром. По этой причине мои хозяева рассчитывают, что ваши корабли беспрепятственно пропустят туда и обратно. Но, конечно, дополнительные меры предосторожности не повредят.

— О да, — начал размышлять вслух дон Лоренцо. — Два галеона, команды, офицеры, дешевый груз. Небольшая группа смотрителей за грузом, человек десять-двенадцать на корабль. К тому же в эту пору, когда происходят казни, офицеры напиваются у Врат Висконте и в таком виде лезут драться. Мне хочется, чтобы на каждом корабле во избежание осложнений имелась группа надежных вооруженных людей.

Локки согласно кивнул.

— А каким образом вы планируете извлечь бочки из своих складов и доставить их на причал?

— О, небольшая хитрость, — улыбнулся Локки. — У нас имеется несколько пивоварен — так сказать, побочное занятие, что-то вроде развлечения для некоторых наших Мастеров Купажа. Пиво хранится в похожих бочках на вполне легальных складах. Так вот, отправляясь сюда, на юг, я отдал своим мастерам приказ потихоньку перевезти бочки с «Аустерсхолином» в пивных хранилищах и поменять этикетки. Они будут заниматься этим, пока мы готовим все здесь.

— Значит, вы используете обманный маневр! — воскликнула донья София. — Все будут думать, что вы везете бочки с пивом!

— Совершенно верно, госпожа. Экспорт крупной партии пива вызовет меньше подозрений, чем вывоз невыдержанного марочного коньяка. Это станут рассматривать просто как удачную коммерческую операцию, ведь мы окажемся первыми, кто сделает попытку обойти запрет на выход эмберлинских кораблей в море. Не забывайте, что накануне осады мы доставим в город кучу полезных товаров и сделаем на этом неплохую прибыль. Затем, когда весь коньяк окажется в безопасности, мы переправим на юг шестьдесят-семьдесят человек из дома бел Аустеров, а также наемных специалистов, заложив таким образом основу нового производства в Каморре. Тот факт, что позже наш обман раскроется, будет уже несущественным.

— И на все это потребуется… дайте-ка подумать… — Дон Сальвара произвел в уме необходимые вычисления. — Я бы оценил сумму затрат где-то в пятнадцать тысяч крон. Возможно, двадцать.

— Примерно так, мой господин, — согласился Локки. — Добавьте сюда еще тысяч пять на взятки чиновникам в Эмберлине, чтобы отвести от наших дел излишне любопытные глаза.

— Тогда выходит двадцать пять тысяч крон… Проклятье! — Лоренцо допил свой коньяк, отставил в сторону бокал и в волнении стиснул пальцы. — Это половина моего состояния, даже больше того. Вот что, Лукас… вы мне нравитесь, но сейчас настало время обсудить другую сторону вашего предложения.

— Разумеется. — Лукас нацелился предложить Лоренцо еще одну порцию поддельного коньяка, уже взялся за бутылку — но в силу серьезности темы остановился. Сальвара тоже заколебался, однако жадность гурмана восторжествовала над здравомыслием — он снова протянул свой бокал. Жена последовала его примеру, и Жеан поспешил передать Локки ее пустой бокал. Обслужив супругов, Локки за компанию щедро плеснул и себе самому.

— Прежде всего, — серьезно заговорил он, — мне от лица дома бел Аустеров хотелось бы сразу расставить приоритеты — на что вы можете рассчитывать в предполагаемой сделке, а на что, уж простите, нет. Так вот, мне поручено со всей серьезностью заявить: секреты производства «Аустерсхолина» вы не узнаете. Долгие годы мы передавали их от поколения к поколению в устной форме и лишь внутри своего дома. Так оно и останется. Также мы не можем обещать вам — ни в уплату за оказанные услуги, ни в качестве дополнительного стимула — что-либо из нашей земельной собственности, ибо, покидая Эмберлин, мы попросту лишаемся ее. Как вернуть свои виноградники в будущем — это наша собственная забота, тут мы не собираемся прибегать к вашей помощи. Любая попытка с вашей стороны проникнуть в тайну производственного процесса, например, через подкуп членов дома бел Аустеров, будет расценена как нарушение договоренностей. — Локки отхлебнул из своего бокала. — Уж не знаю, какие именно меры примут мои хозяева в подобном случае, дабы выразить свое неудовольствие, но поверьте — они обязательно изыщут для этого возможность. Меня просили специально остановиться на данном вопросе.

— Считайте, что вы это сделали. — Донья София опустила руку на плечо мужа. — Однако мы пока не услышали ваших предложений.

— Прошу простить меня за столь решительный тон, любезная дона София, но я хотел быть уверенным, что вполне довел до вашего сведения данное требование дома бел Аустеров. Мои хозяева особо на этом настаивали. Прошу понять меня правильно: в настоящий момент мы с Грау держим в своих слабых руках будущее нашего производства. Поэтому не в моей власти говорить с вами как частное лицо по имени Лукас Фервит. Сейчас моими устами вещает дом бел Аустеров. Вы должны понять, что некоторые карты мы не намерены раскрывать даже в самой отдаленной перспективе.

Дон Сальвара согласно кивнул; его жена, после некоторого колебания, — тоже.

— Теперь давайте проанализируем ситуацию. В Эмберлине вот-вот начнется война. Она грозит нам потерей не только капиталов, но и наших драгоценных виноградников. Это означает, что производство «Аустерсхолина» приостановится на неопределенное время. Сколько это займет — десять лет, тридцать? Одним Сущностям известно. Даже вернув назад свои земли, мы потратим на их восстановление долгие годы. Я знаю, о чем говорю — в нашей истории уже трижды случалось подобное несчастье. Пройдет немало времени, прежде чем мы получим новый «Аустерсхолин» из той части бочек, что нам удастся вывезти из Эмберлина. Ужасно — перевозить на чужбину свое же добро тайком, подобно ворам в ночи… Но представьте, каков тогда будет спрос! Цены невероятно подскочат!

Губы Лоренцо непроизвольно зашевелились — в уме он уже подсчитывал прибыли. Дона София, нахмурившись, смотрела в пространство. Аустерсхолинский коньяк был наиболее качественным и востребованным из всех алкогольных напитков, доступных в Каморре. Даже алхимические вина Тал-Верарра во всем их многообразии не могли тягаться по цене с продукцией бел Аустеров. Сейчас розничная цена самого молодого «Аустерсхолина» составляла тридпать полновесных крон за полгаллона. Само собой, выдержанный коньяк стоил гораздо дороже. Чего же ожидать при неожиданно возникшем дефиците и загубленных аустерсхолинских виноградниках?

— Хрен мне в душу!.. — вырвалось у дона Сальвары, когда в голове у него окончательно нарисовался порядок предполагаемой суммы. — …Ох, простите, пожалуйста, донья София. Я совсем потерял голову.

— Прекрасно понимаю. — Она решительно, по-мужски, в один глоток осушила свой бокал. — Подозреваю, что вы еще скромны в своих прогнозах. Реальные цены по крайней мере втрое превышают ваши подсчеты.

— Дом бел Аустеров, — продолжал Локки, — очень рассчитывает на партнерские отношения с вами, чтобы в период, так сказать, вынужденного изгнания иметь возможность хранить и продавать свои запасы в Каморре. В обмен на вашу неоценимую и столь своевременную помощь в перевозке наших сокровищ мы готовы предложить вам… скажем, пятьдесят процентов всей выручки от продажи нашего коньяка — того, что вам удастся перевезти. Все это с учетом сложившейся ситуации и новых цен в условиях жесточайшего дефицита. Ваши затраты с лихвой — я бы сказал, десятикратно — окупятся еще в течение года. Если же заглянуть вперед на пять-десять лет…

— Безусловно, — промолвил дон Лоренцо, поигрывая очками. — Но, Лукас, позволите ли вопрос? Я смотрю, как вы сидите здесь и рассуждаете о предстоящей гибели налаженного дела, о его переносе куда-то за полторы тысячи миль на юг — и как-то не замечаю особого расстройства в вашем поведении. Интересно, почему?

Тут-то и настал звездный час Локки. Он позволил себе грустную обезоруживающую улыбку, которую на протяжении недель терпеливо репетировал перед зеркалом.

— Подобная катастрофа не стала для нас неожиданностью, уважаемый дон Сальвара. Мои хозяева сумели осмыслить происходящее и уловить суть момента. Они просчитали неизбежное возникновение искусственного дефицита и поняли, как можно обратить к вящей славе нашего дома даже это досадное препятствие. Если на протяжении нескольких лет продавать содержимое указанных шести тысяч бочек по новым ценам, мы сможем вернуться в Эмберлин с такими накоплениями, которые затмят все наши прежние достижения. Что же касается лично вас…

— То здесь речь идет не о сотнях тысяч крон, а о миллионах! — вынырнула из своего транса дона София. — Даже если иметь в виду процент от вашей выручки…

— Это не все, — перебил ее Локки. — Мои хозяева склоняются к тому, чтобы даровать вам еще одну привилегию — уже после нашего успешного возвращения и восстановления в Эмберлине. Мы предлагаем семейству Сальвара постоянный пай в торговых операциях бел Аустеров. Естественно, речь идет отнюдь не о контрольном пакете акций, но, думаю, вы будете довольны. Предположим, десять-пятнадцать процентов от нашей прибыли вас устроят? Вы станете первым и, надеюсь, единственным иностранцем, удостоенным подобной чести.

На секунду в беседке повисла тишина.

— Это очень заманчивое предложение, — проговорил наконец дон Лоренцо. — Подумать только, волею случая все это достанется мне, а не Джакобо! Во имя Богов, Лукас, если мне когда-нибудь доведется снова встретиться с вашими разбойниками, я выражу им самую искреннюю благодарность за то, что они свели меня с вами!

— Вполне вас понимаю. — Локки рассмеялся. — Возможно, Грауманн меня не поддержит, но я всегда считал, что надо отпускать прошлое с благодарностью, а не с укоризной. В конце концов, важны результаты. Мое сердце переполнено радостью от мысли, что в ближайшем времени мы заключим с вами сделку, пошлем корабли на север и ухватим удачу за хвост. Нынешнее положение вещей напоминает мне сказочный приз, подвешенный на подгнившей веревке. Перетрется последняя нить, и он упадет нам в руки. — Локки отсалютовал супругам Сальвара бокалом коньяка и добавил: — Поверьте, наш приз неминуемо оборвется!

В этот момент объевшийся кальмар всплыл на поверхность — и немедленно был вознагражден отравленным арбалетным болтом. Служители Речных Игрищ посчитали излишним трудом заталкивать такую махину обратно в ящик. При помощи крючьев и цепей они попросту оттащили труп чудовища на край заводи. Синяя кровь кальмара смешалась с кровью его жертв — по водной поверхности расплывалось огромное неопределенно-темное пятно, которому надлежало сыграть свою роль в дальнейшем представлении.

Ученые из Теринской Коллегии, проживающие в безопасной дали от морских просторов, наверняка назвали бы волчью акулу, обитающую в Стальном море, одним из самых прекрасных и удивительных созданий. Они могли бы долго распространяться о ее великолепной мускулатуре и неповторимой окраске. И впрямь, полосатые глянцевые тела хищников демонстрируют богатую гамму оттенков — от позеленевшей бронзы до черного цвета грозовых туч. Но тот, кому доводилось работать в открытом море и вдоль береговой линии, скажет вам коротко и ясно: волчьи акулы — это мерзкие агрессивные твари, которые обожают прыгать.

Заключенные в прочные клетки, голодные и обезумевшие от запаха крови, волчьи акулы являлись гвоздем программы Речных Игрищ. В других городах тоже устраивают гладиаторские бои, в которых немногочисленные смельчаки схватываются насмерть с дикими зверями. Но только в Каморре можно увидеть, как вооруженные гладиаторы (они называются контрареквиллами) сражаются на воде со смертельно опасными прыгающими акулами. Причем по давней каморрской традиции контрареквиллами дозволено становиться лишь женщинам.

Все это и называется Зубастым Шоу.

Локки не без интереса разглядывал четверку контрареквилл на воде. Трудно сказать, насколько они красивы, размышлял он, но, безусловно, эффектные женщины… Судя по смуглой коже, все участницы являлись уроженками Каморра с хорошо развитой мускулатурой сельских жительниц — это бросалось в глаза даже на расстоянии. Тем более, что традиционный костюм контрареквиллы оставлял открытым почти все тело: черная хлопковая полоса на груди, борцовская набедренная повязка и тонкие кожаные перчатки. Темные волосы убраны под красные банданы, скрепленные медными или серебряными обручами, — они ярко блестели на солнце, и их отражения сливались на воде в цепочку ослепительных сполохов. Относительно этих обручей существовали разные мнения. Одни утверждали, будто их предназначение — слепить и так не слишком зорких акул. Большинство же склонялось ко мнению, что яркие вспышки, наоборот, помогают хищникам следить за своими жертвами.

Каждая из контрареквилл держала в одной руке короткий дротик, в другой — топор особой конструкции, древко которого имело специальную перекладину, чтобы оружие не выскользнуло в пылу схватки. Сам топор был двуглавым: с одной стороны, как и полагается, закругленное лезвие, с другой — прочный шип наподобие остроконечной кирки. Обычно опытная воительница сначала отсекала акуле под корень плавники и хвост и лишь потом приканчивала тварь. Однако попадались и такие мастерицы, которые умудрялись расправиться с врагом при помощи одного только шипа. Надо сказать, что по толщине шкура акулы может сравниться с корой многовекового дуба.

Локки с привычным восхищением разглядывал мранных сосредоточенных контрареквилл, готовящихся к выступлению. По его мнению, эти женщины были столь же отважны, сколь и безумны.

— Вон та, что слева, — Цецилия де Рикура, — специально для Лукаса Фервита пояснил дон Лоренцо, по такому поводу решив прервать деловые переговоры, которые длились уже больше часа. — Отличный боец. Рядом с ней Аганесса; она знаменита тем, что никогда не пользуется своим дротиком. Остальные две, должно быть, новенькие. По крайней мере, на наших Игрищах.

— Очень жаль, что сегодня вы не сможете увидеть сестер Беранджиас, мастер Фервит, — подала голос донья София. — Они лучшие в своем роде.

— Безусловно, лучшие из всех, кто когда-либо выступал, — подтвердил дон Сальвара. Прищурившись на солнце, он вглядывался в воду, пытаясь оценить размеры акул, что неясными темными тенями метались в своих клетках. — Или когда-либо будут выступать. Но они вот уже несколько месяцев не появляются на Игрищах.

Локки кивнул и задумчиво закусил собственную щеку. Будучи уважаемым вором, гарристой Благородных Подонков, он лично был знаком с двойняшками Беранджиас и доподлинно знал, где именно они провели эти несколько последних месяцев.

Тем временем первая воительница заняла боевую позицию. По правилам контрареквиллы сражались, балансируя на небольших деревянных площадках в два фута длиной и выступающих из воды примерно на полфута. Площадки были разбросаны на расстоянии четырех-пяти футов друг от друга, образуя на поверхности воды подобие решетки. Между ними оставалось достаточно места, чтобы дать вертким и стремительным акулам возможность проплывать туда и обратно. Более того, они могли выпрыгивать из воды, настигая свои жертвы даже в воздухе. Женщинам оставалось лишь резво перепрыгивать с одной деревяшки на другую, соревнуясь в скорости с хищницами. Падение в воду однозначно знаменовало окончание этой смертельной схватки.

Позади клеток с акулами, открывавшихся издалека при помощи блоков с цепями, плавала маленькая лодочка. Гребцов в нее набирали из числа добровольцев, польстившихся на высокую плату. Пассажирами же ее были трое обязательных наблюдателей за опасным представлением. Прежде всего там находился священник Ионо в своем изумрудном с серебряной каймой одеянии. Рядом с ним сидела одетая в черное, в серебряной маске жрица Азы Гуиллы — Госпожи Долгого Молчания, Богини Смерти. И, наконец, неизменный лекарь, чье присутствие Локки всегда воспринимал как совершенно нелепый и неоправданный оптимизм.

— Каморр! — с этим возгласом молодая женщина — судя по всему, Цецилия де Рикура — вскинула вверх свое оружие. Тут же все разговоры в толпе смолкли, над заводью воцарилось гробовое молчание, нарушаемое лишь плеском волн о борта лодок и каменные волнорезы. Пятнадцать тысяч горожан как один затаили дыхание. — Я посвящаю грядущую смерть герцогу Никованте, нашему господину и повелителю!

Это было традиционное приветствие. Причем слова «эта смерть» могли относиться к любой из участниц смертельного сражения — как к акуле, так и к самой контрареквилле.

Пронзительное пение труб смешалось с громкими криками зрителей: зазвенели цепи, клетка открылась — на волю, внутрь круга, выпустили первую из акул. Десятифутовая рыбина, ошалевшая от запаха крови, стрелой метнулась вперед и начала описывать круги вокруг деревянных площадок. Ее зловещий серый плавник с шумом рассекал воду. Искусно сохраняя равновесие, Цецилия шлепнула одной ногой по воде, привлекая внимание хищницы. При этом она выкрикивала клятвы Богам и проклятия противнику. Акула отреагировала на приглашение; несколько секунд ее массивное полосатое тело металось взад-вперед между площадками, напоминая гигантский зубастый маятник.

— Похоже, эта тварь не станет терять время попусту! — воскликнул дон Сальвара, в волнении стиснув руки. — Готов спорить, сейчас она прыгнет…

Не успел он закончить фразу, как акула взметнулась в воздух в фонтане сверкающих брызг, метя в пригнувшуюся контрареквиллу. Однако прыжок получился не слишком высокий — Цецилия легко ускользнула, перескочив на расположенную справа платформу. В прыжке она успела метнуть свой дротик, угодив в бок хищнице. На какую-то долю секунды рыба зависла в воздухе — дротик мелко дрожал, торча из толстой шкуры. Затем блестящая обтекаемая туша шлепнулась обратно в воду и ушла на глубину. Толпа неодобрительно взревела: удар контрареквиллы оказался быстрым, но недостаточно сильным. В результате девушка лишь разозлила акулу и к тому же лишилась оружия.

— Довольно глупо, — прокомментировала дона София, с сожалением поцокав языком. — Девочке явно не хватает терпения. Посмотрим, как поведет себя ее кровожадная подружка — даст ли шанс исправить ошибку?

Акула металась из стороны в сторону, вспенивая розовую воду и ориентируясь на тень девушки — она готовилась к новому нападению. Цецилия резво перепрыгивала с одной дощечки на другую, держа топор крюком наружу.

— Я готов принять ваши условия, мастер Фервит. — Дон Лоренцо снова снял очки и стоял, крутя их в руках. Очевидно, он страдал дальнозоркостью, и для дали помощь его глазам не требовалась. — Однако хочу подчеркнуть, что, вкладываясь в это дело, я беру на себя значительную долю риска — особенно учитывая общие размеры предполагаемых вложений. Посему предлагаю иное распределение прибыли от продажи «Аустерсхолина» — пятьдесят пять на сорок пять процентов в мою пользу.

Локки сделал вид, что обдумывает предложение Сальвары, тем временем наблюдая, как контрареквилла, размахивая руками, бежит изо всех сил. Серый плавник следовал за ней буквально по пятам.

— В принципе от лица моих хозяев я уполномочен на подобную уступку, — произнес он неторопливо. — Но я хочу предложить вам другой вариант. Как вы посмотрите на то, чтобы закрепить за вами, скажем, семь процентов от восстановленных Аустерсхолинских виноградников?

— Годится! — улыбнулся аристократ. — Я оплачу два галеона, команду и капитанов, а также необходимые взятки и груз, отправляемый на север. Я поплыву на одном судне, вы — на другом. На борту каждого из галеонов разместится охрана, которую я подберу сам из числа наемников. Конте будет сопровождать вас, ваш Грауманн может путешествовать вместе со мной. Вопрос о любых расходах, выходящих за пределы оговоренных двадцати пяти тысяч каморрских крон, я решаю лично.

Акула снова прыгнула — и вновь совершила промах; Цецилия выполнила безукоризненную стойку на одной руке, размахивая в воздухе топором. Под дружный рев публики хищница неуклюже развернулась в воде и изготовилась к новому маневру.

— Согласен. — Локки кивнул. — Мы подпишем два идентичных договора — один для вас, другой для меня. Еще одна копия на теринском будет храниться у независимого адвоката, которого мы выберем по взаимному согласию. Он вскроет его в течение месяца, если в процессе перевозки бочек с кем-нибудь из нас произойдет несчастный случай. Дополнительную копию на вадранском я передам своему агенту для предоставления моим хозяевам. Таким образом, сегодня вечером мне потребуется секретарь из таможни и ваш вексель на пять тысяч крон, чтобы завтра с утра он уже поступил к Мераджио. Тогда я смогу начать действовать.

— И это все?

— Все. — Локки пожал плечами.

Несколько секунд дон Сальвара хранил молчание, затем махнул рукой.

— Ладно, во имя всех богов! Я согласен. Ударим по рукам и будем надеяться на удачу.

На поверхности воды Цецилия замерла на площадке с занесенным топором. Она зорко следила за акулой, которая приближалась к ней с правой стороны неспешными волнообразными движениями. Слишком медленно для хорошего прыжка… Девушка перехватила топор поудобнее — ив этот самый миг огромное полосатое тело согнулось пополам, образовав что-то вроде буквы «U», и ринулось в ее сторону. В броске акула резко выпрямила хвост и нанесла сильнейший удар по ногам контрареквиллы — аккурат под колени. Цецилия де Рикура вскрикнула — скорее от неожиданности, чем от боли — и опрокинулась на спину.

Далее все произошло в считанные секунды. Мощные челюсти сомкнулись, и девушка лишилась одной, а может, и обеих ног. Стиснув зубами свою жертву, хищница кружила по воде — женское тело яростно извивалось на фоне темной блестящей шкуры. Смертельная карусель — белое, серое… белое, серое… Затем два сцепившихся тела ушли под воду, а на поверхности расплылось новое темно-красное пятно.

И вновь мнения зрителей разошлись. Кто-то неистово вопил и топал ногами, распаленный кровавым зрелищем. Другие молча склонили головы, отдавая дань отважной контрареквилле. Впрочем, длилось это недолго — на воде уже появилась следующая девушка. Праздник продолжался.

— О боги! — воскликнула донья София, глядя на расширяющееся пятно. Подруги стояли, потупившись; рядом жрецы вполголоса бормотали свои молитвы. — Просто невероятно! Как она ее подловила… и на какой примитивный трюк! Недаром мой отец говорил: мгновенная оплошность на Речных Игрищах стоит десятка в обычной жизни.

С низким поклоном Локки прильнул губами к ее руке.

— Он совершенно прав, донья София. Совершенно прав.

Он еще раз поклонился хозяйке дома, вложив в улыбку все свое очарование, затем обернулся для прощального рукопожатия с ее мужем.