"Князек" - читать интересную книгу автора (Хэррод-Иглз Синтия)

На Благовещение 1574 года Нанетта в сопровождении Мэтью ехала из Уотермилла в усадьбу Морлэнд. Ехали небыстро – Нанетта впереди на старой и спокойной верховой лошадке, а Мэтью на полкорпуса позади, внимательно следя за каждым ее движением. Он умолял госпожу согласиться ехать позади него на его жеребце – но она была чересчур горда и чуть было голову ему не оторвала, покуда он слезно умолял ее не садиться на только что выхолощенного коня. В конце концов она сменила гнев на милость и скрепя сердце согласилась на флегматичную лошадку, но ехала все же по-мужски, как и встарь, а на морде лошади красовалась все та же алая, расшитая золотом уздечка, изукрашенная золотыми подвесками и маленькими колокольчиками – эту узду носили все ее чистокровные жеребцы вот уже сорок лет... И Мэтью вынужден был признать – ведь он ехал с ней почти бок о бок, готовый в любой момент подхватить поводья, если бы в этом возникла нужда – что его госпожа все еще придворная дама и истинная леди с головы до пят. Невысокая лошадка горделиво несла голову, а Нанетта сидела в седле, стройная, словно прутик, в своей французской синей бархатной амазонке и шляпе с перьями, надетой поверх льняного чепца.

Знаком того, сколь многое переменилось в доме, было то, что никто не поспешил им навстречу, когда они въехали в ворота навесной башни, а затем во двор усадьбы Морлэнд. Мэтью пришлось спешиться и привязать поводья своего коня к кольцу, потом он помог сойти с седла Нанетте, а ей пришлось ждать, покуда он не привяжет лошадей. Мэтью отчетливо слышал тяжелое и чуть хрипловатое дыхание госпожи, и на лице его появилась неодобрительная гримаса.

– Уже белый день, Мэтью, – а никто и не принимался за уборку, – заметила она, когда они вошли в главный зал усадьбы. Тут в это время дня уже вовсю должна была кипеть работа – слуги должны были суетиться, меняя половики, отмывая до блеска окна, снимая портьеры, натирая канделябры песком – но в зале царила тишина, и было душно и мрачно...

– Может, мне пойти и поискать господина Морлэнда, мадам? – спросил Мэтью. – А вы бы покуда прогулялись по парку – на воздухе так чудесно!

– Не надо, я и сама знаю, где он. В одном из садиков наверняка. Пойдем – и увидишь сам. – Она бросила на него уничтожающий взгляд, без слов говоривший, что она прекрасно поняла его попытку дать ей передышку – а вот этого-то она и не хотела. И из чистого упрямства она быстрыми шагами направилась прочь, что требовало немалых и заметных усилий – платье ее было очень тяжелым.

Как она и предполагала, Пол сидел в садике, вплотную примыкавшем к кухне, – он поднял на них глаза, пустые и бессмысленные. Он не удивился, не обрадовался – хотя визит и не был оговорен заранее. Пол был почти двадцатью годами младше Нанетты, но теперь выглядел чуть ли не старше ее. Сухой, согбенный и совершенно седой, с морщинистым лицом, покрытым клочковатой бородой, он выглядел ужасно – но что было для Нанетты самым дурным знаком, так это его костюм: Пол, прежде щеголь и франт, сейчас был облачен в какой-то длинный простой кафтан – вроде того, за который он в свое время так поносил Джона...

– Ах, вот и вы! – сказал он, словно поджидал их. – Поглядите, только погладите на эти росточки! Как это прекрасно! А там, где еще ничего не взошло, под землей вовсю идет работа. Я каждый день прихожу сюда, чтобы поглядеть, насколько продвинулось дело. А иногда даже ложусь прямо на землю, прикладываю ухо – и слушаю, как они там копошатся...

Нанетта огляделась. Все здесь было опрятно и ухожено – совершенно очевидно, что это в основном дело рук самого Пола. Она все поняла – здесь, в саду, все еще чувствовалось биение жизни, ощущалось обновление природы... С тех пор как жизнь ушла из усадьбы Морлэнд, он проводил все больше времени вне его стен – словно находиться в доме было для него мучительно.

– А что ты посадил? – заботливо спросила она. Он гордо обвел рукой свое хозяйство и даже слегка выпрямился. Он никогда не был высоким – сейчас он глядел прямо в глаза Нанетте.

– Дыни, огурцы, тыквы, редис, морковь, турнепс, пастернак и два сорта кабачков, – ответил он, указывая место каждого овоща на грядках. – А вдоль стен я пробую новые сорта груш и абрикосов, а еще миндаль и инжир. Цены на миндаль на рынке просто чудовищны...

– А ведь ты так любишь форель с миндалем и медом, к тому же твой повар превосходно ее готовит! – сказала, улыбаясь, Нанетта. – Кстати, о форели и прочем – твой дом спешно нужно приводить в порядок, Пол! Да знаешь ли ты, что уже полдня миновало?

– Правда? – изумился Пол. – Тогда мне нужно воротиться. Надо рассчитаться со слугами, да и крестьяне должны приехать – время выплачивать ренту...

– И необходимо убрать в доме, – Нанетта была неумолима. – Кстати, почему никто не встретил меня, когда я приехала? Нет, ворота, мне, разумеется, отперли – привратник на месте, но во дворе – никого. Ты пренебрегаешь делами усадьбы, Пол! У тебя грязь и запустение!

– Ну-ну, тетя Нэн... – примирительно протянул Пол. Она взяла его под руку, и они пошли к воротам садика.

– Пойдем, кузен, в парк – посидим немного там да потолкуем... Пора нам с тобой браться за ум – нам обоим, Пол. Мэтью, пойди-ка в кладовую, найди кого-нибудь и попроси принести нам кувшин холодного эля. А заодно пригляди за лошадьми – не бросили ли их на произвол судьбы. А потом приходи за мной.

Мэтью склонил голову и заспешил исполнять приказание хозяйки. – Нанетта любила, когда все ее распоряжения исполнялись незамедлительно и с готовностью. А двое пожилых людей прошли мимо дома и углубились в парк. Здесь все тоже было в порядке – дорожки прямые и чистые, а кусты аккуратно подстрижены. Нанетта направилась к беседке, увитой экзотическим цветущим плющом, много лет тому назад привезенным Бог знает откуда. Там стояла каменная скамейка, по обеим сторонам которой в каменных горшках красовались два лавровых дерева – отец Иезекии, тоже Морлэнд по имени Иезекиль, привез их откуда-то из Средиземноморья. Нанетта присела на скамью, тщательно расправила юбки, сняла шляпу с перьями и начала:

– Пол, кажется, настало время мне возвратиться в усадьбу Морлэнд. Я несчастлива в Уотермилле. Ты знаешь, мои дети отошли от старой веры... И думаю, я для них обуза и бельмо на глазу. Я вижу, как они с неприязнью смотрят на моего бедного Симона. И потом, я не могу удержаться от замечаний по поводу того, как Мэри ведет хозяйство – и это вызывает недовольство. Мне не так долго осталось жить, а когда я умру... Пол, мне хочется умереть в собственном доме, где я родилась и выросла. Вот поэтому я и решила переехать в усадьбу Морлэнд.

Пол раскрыл было рот, чтобы ответить ей, но Нанетта, жестом остановив его, продолжала:

– А теперь о том, что касается тебя – тебе просто необходим кто-то, кто следил бы за хозяйством! А я всю жизнь этим занималась, и у меня огромнейший опыт. К тому же двум малюткам необходимо общество женщины. Ты отвечаешь за девочек Баттсов! Уверена, что с их частью наследства все в полном порядке, но что до них самих... Я знаю, Джейн присматривает за Маргарет, но она не всегда свободна, и у нее мало времени, чтобы всерьез о ней позаботиться. Что же до малютки Селии – ее тотчас же следует забрать из школы и вверить моим заботам. Ей уже десять, и, возможно, мы опоздали – но она смышленая девочка, и, сдается мне, из нее еще может выйти толк. Как ты собираешься выдавать ее замуж, если она носится по горам словно дикарка?

Пол даже заморгал от ее суровости, но ничего не возразил. Он чувствовал, помимо всего прочего, еще и громаднейшее облегчение – кто-то предлагал ему снять с плеч бремя, которое ему с каждым днем все тяжелее было нести. Нанетта на какое-то время умолкла – явился Мэтью в сопровождении служанки, несущей поднос с кувшином эля и двумя кружками. Он наполнил кружки и почтительно удалился. Тут Пол заметил, что Нанетта ищет что-то глазами.

– Что ты ищешь? – спросил он, радуясь возможности отклониться от столь волнующей темы. Нанетта, словно очнувшись, повернула к нему лицо и рассмеялась.

– Глупо, ах, как глупо! Я искала Зака. Все еще скучаю по нему, вспоминаю, как он терся у ног... Сейчас у меня впервые нет собаки – впервые с тех самых пор, как Анна Болейн подарила мне спаниеля. Собачий век так недолог... – грустно добавила она. Они пригубили эль и оба задумались. Время от времени Пол бросал взгляд на Нанетту и чувствовал, как хорошо и покойно ему в обществе существа, схожего с ним, думающего так же, как и он, живущего по тем же законам... Нанетта вскоре вернулась к прерванному разговору:

– На сегодня довольно. У тебя много дел. Я приеду только в конце недели – за это время ты все успеешь подготовить. Со мной приедут Симон Лебел, Мэтью и Одри – да, и еще Дигби, если позволит Джэн. Ну, а если не он, то какой-нибудь другой лакей. Что же до их положения в доме – это будут мои личные слуги, но поступят они под начало Клемента. Как ты понимаешь, самое время бедному отцу Филиппу сложить с себя свои обязанности – он слишком стар, чтобы так рисковать, не говоря уже о ночных верховых поездках к умирающим в округе. Предлагаю Симона – тогда отец Филипп сможет уйти на покой. Мой Симон мог бы жить в комнате священника, а отцу Филиппу мы подыскали бы маленький уютный домик в деревне. Ну, а если он предпочтет жить в городе, Джэн предоставит ему такую возможность...

– Хорошо – если только он согласится, – сказал Пол. Нанетта улыбнулась.

– Я сама переговорю с ним. И он согласится. И он сам поймет, насколько Симон подходит для выполнения этих обременительных обязанностей. Я не привезу много скарба – разве только кое-что из мебели да столовый прибор. Мне, разумеется, понадобится кровать – где кровать Элеаноры?

– Наверху. На ней стал спать Артур...

– А ты спишь в постели Баттсов?

– Да, в спальне.

– А кто спит с тобой?

– Мальчик, слуга.

– Что ж, хорошо. Но еще лучше будет, если Артур переберется к тебе. Мальчику-слуге сойдет и матрац. Нехорошо, что Артур спит один, без присмотра. Оттуда запросто можно улизнуть ночью, спустившись из окна и пройдя по крыше... А Артур как раз в том возрасте, когда особенно тянет на приключения. А на кровати Элеаноры спать буду я – надо только повесить туда гобелен с единорогом. Он ведь в твоей комнате, правда? Но он мой, для меня выткан, и – можешь считать это капризом – я хочу, чтобы мы вновь были вместе. Одри будет спать со мной, а Дигби и Мэтью устроим на чердаке. Так, что еще осталось?

– Думаю, ты упомянула обо всем, – сухо сказал Пол. Нанетта вздернула бровь.

– Ты чем-то недоволен? Неужели ты думаешь, что я не подумала и о тебе? Тебе же нужна компаньонка, тобой необходимо руководить! Я возьму бразды правления здесь в свои руки – займусь домом, стану распоряжаться слугами. А еда, насколько я знаю, здесь всегда выше всяческих похвал, – с улыбкой прибавила она. – И в этом мне нечем тебе помочь.

– Дела с кухней будут обстоять еще лучше, когда подрастут мои овощи, – Пол ощутил прилив энергии. Нанетта потрепала его по руке и вновь посерьезнела.

– Но, Пол, ты должен быть очень осторожен. Когда в доме появится Симон, мы станем служить мессу, как встарь – но времена меняются и требуют все большей осмотрительности. Во время службы в дверях часовни должен стоять верный слуга, а еще один – у ворот замка, чтобы и мышь не проскользнула. А ты – ты должен ходить в церковь – не спорь, я знаю, что ты не посещаешь официальных служб и исправно платишь штраф в казну. Но пойми – это привлекает к тебе внимание, и ты в конце концов наживешь себе врагов. Но если ты будешь раз в неделю посещать службу, тебя оставят в покое. Ты рискуешь безопасностью и жизнью всех домашних и слуг – а к тому же и древним благочестием Морлэндов.

– Но, тетя Нэн... – запротестовал Пол, но Нанетта решительно остановила его.

– Ты и Артур. Господь все поймет. Симон подробно побеседует об этом с вами – и отпустит вам этот грех. Это для нашего общего блага, поверь.

– Ну, тогда хорошо... – апатично отозвался Пол. Нанетта исподлобья взглянула на него и обворожительно улыбнулась.

– А теперь расскажи-ка мне про лошадей, – попросила она. Лицо Пола сразу же просияло. – Вот видишь, мы с тобой прекрасно скоротаем время за приятными беседами. А по вечерам будет музыка... Здесь чересчур тихо – и уже так давно...

Через неделю состоялся переезд. В Уотермилл-Хаусе обстановка день ото дня все накалялась, и хотя Нанетта была уверена, что Джэн еще не открылся Мэри, но знала, что рано или поздно это случится – и тогда конфликт неизбежен. Джэн одновременно и печалился, и радовался отъезду матери – а Нанетта вполне разделяла его противоречивые чувства. Они расстались, крепко обнявшись на прощание, и поклялись, что будут часто видеться – хотя оба прекрасно знали, что Нанетта едет в усадьбу Морлэнд отчасти для того, чтобы прийти на помощь Полу в случае, если Джэн и Мэри решатся на открытую борьбу за наследство.

Она ехала в усадьбу Морлэнд верхом, бок о бок с Мэтью – а Одри и Дигби тряслись на повозке, запряженной волами, в которую погрузили все имущество Нанетты. Хотя временами Нанетта бывала очень и очень богата, она никогда не возила за собой множества вещей – одной повозки вполне хватило, чтобы разместить весь ее скарб. Она везла с собой два сундука с платьем – один из серебристого дуба, свадебный подарок Пола-старшего. Сундук этот, скорее всего, когда-то принадлежал Элеаноре Кортиней. Еще она взяла с собой серебряное отполированное зеркало в эбонитовой, отделанной серебром раме – вещь дивной красоты. Затем пару дубовых стульев, еще один маленький трехногий стульчик из красного дерева с причудливо вырезанной спинкой, и несколько резных дубовых шкатулок для хранения драгоценностей... Везла она также и столовые приборы – шесть серебряных тарелок и еще шесть позолоченных, и хрустальный, в серебре, кубок – один из свадебных даров Джеймса, и отделанный серебряными пластинами рог для вина – подарок Пола-старшего. И, конечно же, распятие – фигурка Христа слоновой кости на кресте розового дерева – с ним Нанетта никогда не расставалась...

...Немного добра скопила Нанетта за свою жизнь – но скольких людей согрела она теплом своего сердца, сколько себя вложила она в других... Ей есть что вспомнить. Она рада, что едет в усадьбу Морлэнд – туда, где она родилась, где жила в счастье и довольстве с любящими отцом и матерью, где познала она недолгое счастье и любовь, став женой Пола-старшего... И теперь, на склоне дней, она возвращается, чтобы вкусить недолгий покой перед смертью…