Симонова МарияПрофессия - смертник

Мария Симонова

Профессия - смертник

Анонс

Иногда полезно поговорить с незнакомцами, особенно если терять в этой жизни уже нечего. Поэтому Степан Ладынин легко воспринял появление на Гоголевском бульваре двух инопланетян, чем бы эта встреча ни была: последней улыбкой судьбы или первой ласточкой маниакально-депрессивного психоза. И если второе определяло Степану единственный путь - карниз крыши и затем несколько секунд восхитительного полета, то в первом случае просматривались некоторые варианты. Что и произошло. Его просто и изящно завербовали в Галактическую Службу Спасения, где для добровольных смертников работы хватало. И платили за нее хорошо. Например... бессмертием.

Глава 1

ПОДАРОК

Каждому известно, что такое депрессия. Если вы - о, счастливчик! - никогда с нею не сталкивались, поинтересуйтесь у любого - всяк, кого ни спроси, сможет описать вам приметы этой унылой хищницы, хоть раз в жизни непременно его глодавшей - да если бы только раз!..

Не прибегая к медицинскому определению депрессии - лаконичному и сухому, отметим лишь, что этому состоянию свойственно разочарование во всем, не исключая себя, любимого, как сказал поэт; "Мне свет не мил, и меркнет дивный образ..." (Подразумевается собственное отражение в зеркале.) Душа-раскольница влачится одиноким путником в подлунной степи, и нет ей в этом мире помощи, нет отрады... Только заунывный волчий вой - переливчатый, голодный - льется из-за ближайшей сопки...

Тоска, дремучая тоска.

У Степана Ладынина, находящегося вовсе не в степи, а бредущего в теплых летних сумерках по Гоголевскому бульвару, все вышеназванные симптомы наличествовали и даже, говоря без преувеличения, в десятикратном размере. Чему и удивляться - хоть Степан был в психическом плане человеком стойким и достаточно маневренным, однако нам, заслуженным ветеранам житейских бурь, известно, что порой в жестокий шторм ломаются даже самые крепкие мачты.

А Степана за последнее время постигла не одна неудача и не две... Эх, да что там считать! Налетевший шквал, ураган, тайфун не просто сокрушил реи и порвал паруса, а просто перевернул Степанову посудину, и она килем кверху погружается в пучину полной, если не сказать хуже - мертвой, безысходности.

Между тем сам Степан, как вы уже, конечно, поняли, был отнюдь не мертв, а живехонек - имея в виду чисто физический аспект, - и этот факт, на первый взгляд, бесспорно, положительный, наполнял его угрюмой, с оттенком удивления досадой: дело в том, что его депрессия перевалила критическую черту и, соответственно непреложным законам, перешла в новую, куда более жестокую стадию, именуемую суицидальным синдромом.

Опустившись на пустую скамью, Степан поглядел на свои руки и удивился их странной белизне, будто бы светящейся в полумраке. Ему захотелось увидеть их исполосованными глубокими крестообразными порезами и густо залитыми кровью. Потом его взгляд привлек троллейбус, проезжавший за оградой, с уже включенными огнями и теплым желтым светом, в салоне, и он пожалел, что сидит здесь, вместо того чтобы стоять там, на дороге, где стальной короб вдарил бы по нему со всего разгона плоской мордой, а потом накатился и перемолол это молочно-белое, пышущее здоровьем тело в... Да-да, прочь брезгливость, довольно чистоплюйства! В кровавое рагу!

Вот такие ужасные помыслы владели вполне с виду спокойным и благополучным молодым человеком, вкушающим вечернюю прохладу на скамеечке в глубине Гоголевского бульвара.

Троллейбус проехал, и глаза Степана переместились на высотное здание напротив, после чего самым желанным ощущением в жизни стало лететь с него головой вниз, на еще теплый после жаркого дня и такой замечательно твердый асфальт. Но, к сожалению...

К сожалению - а может, и к счастью, скажем мы, - в душе Степана еще теплилось глубокое, чем-то сродни религиозному убеждение, что сам он не вправе лишать себя жизни. Истоки этого крылись в далеком детстве, когда отец - обычный конторский служащий, непьющий, некурящий, примерный семьянин - вроде бы ни с того ни с сего "слетел с катушек" и совершил свой последний, быть может, самый волевой, но и самый непоправимый в жизни шаг - из окна тринадцатого этажа. Потрясение десятилетнего сына, не поддающееся, естественно, нашему описанию, осело в маленьком сердце смесью горечи, стыда и жгучей обиды: в дальнейшем он так и не смог простить покойному родителю его головокружительного последнего шага из квартиры, из семьи, из жизни. Из его, Степановой, жизни.

Говорят, что снаряд в одну воронку дважды не попадает. Однако Степану пришлось убедиться в обратном, когда годы спустя судьба, словно пристреливаясь, шарахнула по нему повторно из того же орудия: попытку самоубийства совершила тогда его подруга - первая девушка, которую он не без тайной гордости называл "своей". Запершись в ванной, она при помощи бритвы так исполосовала свои изящные конечности, что на них буквально живого места не осталось - проще бы, честное слово, было перерезать себе той же бритвой горло, но до такой радикальной меры она то ли не додумалась, то ли втайне надеялась на своевременное спасение. И спасение пришло! Ведь ее родители находились в тот вечер дома - мирно проводили досуг в гостиной за телевизором, до поры до времени не подозревая, что в двух шагах от них дочура тем часом в поте лица пилит себе вены.

Степан регулярно ездил потом к ней в больницу, тратя скудные, тогда еще карманные, сбережения на соки, фрукты и овощи, рекомендованные ей врачами, но неизменно ощущая себя при виде нее преданным и растоптанным. Поэтому после ее выписки он сделал все, чтобы больше с ней не видеться. Возможно, он был к ней не совсем справедлив и даже жесток, но это было выше его сил - первая любовь оказалась похоронена на дне той же воронки, где давно уже упокоилась любовь к отцу.

И вот теперь...

Оторвавшись от крыши, взгляд его скользнул вниз, ностальгически проследив путь своего возможного падения, и тут наткнулся на странную пару, стоявшую напротив его скамейки. Что-то в них было особенное, не свойственное общей массе - так в толпе отличаешь иностранцев, даже не по одежде, а по чему-то трудноопределимому - по иной ауре, должно быть? К тому же эти двое, явно чуждых нашему социуму, граждан и вели себя, прямо скажем, не совсем обычно: в руках у них был круглый предмет, со стороны похожий на большой барометр в деревянной оправе, и оба они глядели очень внимательно то в него, то на Степана.

Такой пристальный и, говоря no-чести, довольно подозрительный интерес к его персоне не остался Степаном незамеченным, однако его апатия была слишком всепоглощающа, чтобы придавать какое-то значение странному поведению прохожих. Даже когда они, спрятав куда-то свой барометр, подошли и сели на скамейку по обе стороны от него.

- Пусть вас не удивляет наше обращение, Степан Ладынин, - сказал тот, что уселся справа, приятным голосом, с выражением, подходившим скорее для декламации назидательных рассказов по радио, а вовсе не для знакомства с неизвестным гражданином на погруженном в сумерки бульваре.

Трудно поверить, но Степана не удивили ни само это в высшей степени необычное обращение, ни даже собственное имя в устах незнакомца. Степан тонул в океане безнадежности - хоть окружающее и достигало его сознания, но не находило ни малейшего отклика в оцепеневшей душе, придавленной депрессивными толщами.

- Мы являемся представителями Галактической Службы Спасения, - сообщил незнакомец слева, что также не произвело на Степана должного впечатления: неважно, что само по себе такое заявление являлось обескураживающим и по меньшей мере сенсационным, главное, он был уверен, что никакая служба спасения, будь она земная или галактическая, не в состоянии справиться с его проблемами.

- Мы не беремся решить ваши проблемы, - не замедлил подтвердить правый сосед. - Однако нас поразил уровень вашей эмоциональной стагнации. В связи с этим у нас к вам имеется предложение: вы, насколько мы поняли, желали бы прекратить свое существование, но личные убеждения не позволяют вам подвергнуть смерти самого себя. У нас есть такое задание, при выполнении которого вам гарантируется девяносто пять процентов смертельного исхода. Притом вы погибнете не от собственной руки и, как вы понимаете, не от нашей, а выполняя спасательную операцию по пресечению деструкции, возникшей в галактическом социуме, - то есть во имя благородной цели.

Эти слова родили наконец в Степане проблеск заинтересованности: подобный выход, пожалуй, его бы устроил. Хотя Степа понимал, что вряд ли стоит воспринимать всерьез подобного рода нелепую провокацию с крупным замахом в область научной фантастики. Здесь явственно отдавало чьим-то психическим расстройством. "Кстати, чьим именно?.." - с тревогой подумал Степан. Несмотря на плачевное состояние собственной психики ("стагнация" сказали они - очевидно, доки), он подозревал, точнее, очень надеялся, что инопланетный бред, не лишенный, надо признать, своеобразной логики, без сомнения, восхитившей бы последователей профессора Кащенко (и самого его, пребывай он по сей день в здравии), является плодом больной фантазии обсевшей его парочки. Кстати, соседи тем временем с завидным упорством продолжали гнуть свою линию.

- Согласны ли вы на таких условиях отправиться сейчас с нами? - спросил кто-то из них.

- Да, - сказал Степан, давая ответ не столько двум психам, стащившим где-то большой барометр, а скорее самому себе в том плане, что если уж выбирать способ ухода из жизни, то гибель во чье-то спасение была бы, пожалуй, более предпочтительна, чем, скажем, падение с крыши или же бесполезная смерть под колесами.

- Очень хорошо! - обрадовался сосед справа. - Тогда прошу вас подняться.

Степан с глубоким вздохом встал, размышляя, что если ему сейчас предложат сесть в машину, чтобы проехать за город к летающей тарелке, то он пошлет этих марсиан с их барометром куда подальше, желательно в параллельную галактику, а сам отправится восвояси.

Одновременно встали и они.

В следующий миг окружающий их вечерний бульвар высветился и поглотился ослепительно-белым светом, в котором, по ощущениям Степана, что-то сыпалось, похожее то ли на теплый снег, то ли на остывающий пепел.

Вскоре странное чувство незримого снегопада сошло на нет, вместе с тем и сияние, целиком затопившее мир, стало постепенно меркнуть, явив перед тремя путешественниками - гляди-ка, а ведь похоже, что и впрямь путешественниками! новую и необычную, по крайней мере для Степана, картину.

Окрестности от края и до края затопил, постепенно проявляясь, космический океан, полный звездной взвеси - словно в черной бездне застыли мириады светящихся микроорганизмов. Яркие россыпи были частично загорожены переливчатым шаром ртутного оттенка, висевшим впереди и чуть правее. Определить его размеры на глазок представлялось затруднительным: данный объект с равной вероятностью мог находиться всего в нескольких метрах от них и быть величиной с баскетбольный мяч или на расстоянии десятка тысяч километров - тогда он, очевидно, являлся планетой.

Метаморфоза, произошедшая с пейзажем, не оставляла сомнений в своей реальности, так что Степан в первые мгновения даже удивился, как это он еще остается живым и продолжает дышать, когда кругом простирается ощутимо близкий, пустой и вечно жадный до беззащитной плоти абсолютный вакуум.

Покрутив в недоумении головой, Степан увидел, что в окружающей его и спутников пустоте имеется еще кое-что довольно примечательное: во-первых, за его правым плечом пылало ослепительно яркое, при этом потрясающе голубое солнце. А во-вторых, он обнаружил позади себя еще один достаточно крупный объект, а именно: весьма удобное с виду кресло. Интуитивно поняв, что оно не болтается где-то за тысячи миль, а расположено в непосредственной близости к его седалищу, Степан незамедлительно сел, охваченный неизбежным в подобной ситуации головокружением. Так что любезное приглашение левого попутчика: Прошу вас садиться, - немного запоздало.

- Мы с вами находимся в центральном секторе нашего рукава галактики, в районе звезды ББ18 9465217, на расстоянии семнадцати тысяч световых лет от вашей Солнечной системы, - как ни в чем не бывало сообщил левый, усевшись в еще одно такое же кресло, располагавшееся за его - хм-хм - спиной. - К сожалению, мне неизвестно обозначение данной звезды у вас, так что вы можете лишь примерно представить себе ее местонахождение на ваших звездных картах.

- Уже представил, - ничуть не постеснялся соврать Степан, уверенный, что у земных астрономов эта звезда все равно обозначена примерно таким же рядом цифр, какой ему только что отбарабанил сосед слева.

- Рад сообщить вам, - подключился правый, также уже сидящий, - что на время выполнения задания вы становитесь сотрудником Галактической Службы Спасения, что было автоматически задокументировано при вашем согласии. Мы стараемся соблюдать обряды народов, с которыми вступаем в соглашение, особенно когда речь идет о наших сотрудниках, поэтому сейчас, в соответсвии с вашим земным обычаем, позвольте торжественно вручить вам удостоверение и значок. - С этими словами он опять поднялся, и Степан вынужден был сделать то же самое, хоть и не в силах был проникнуться духом момента по причине все того же депрессивного синдрома, крепко сжимавшего его в своих гибельных тисках, несмотря на все в высшей степени потрясающие обстоятельства.

Степан принял пластиковую карточку, испещренную непонятными значками и снабженную его мрачным портретом, подумав мельком, без особого интереса - когда это его успели щелкнуть?.. При этом он пожалел, но не от души, а тоже довольно вяло, что не может прочесть надписей: интересно было бы все же узнать, как обозначена в этом документе его должность - вероятно, смертник? "Впрочем, какая разница", - махнул он мысленно рукой, затушив в себе те слабые проблески любопытства, что еще теплились угольками на пепелище, оставшемся от его былой могучей жажды жизни.

Потом спасатель легким шлепком прилепил ему на грудь восьмиугольный значок с изображением галактики, обведенной оранжевым кружком. Возможно, сам по себе обряд вручения и был чисто земным обычаем, тем не менее Степан заметил, что такие же значки украшают куртки обоих его спутников - впрочем, теперь ему, наверное, правильнее было величать их коллегами.

В подтверждение этой мысли, а может быть, просто педантично следуя процедуре обряда, спасатель пожал Степану руку со словами:

- Мое имя Грабстрихт Семьдесят Пятый, но вы можете называть меня Грабе.

- Я - Эксвайзи Блим, для вас просто Экс, - сообщил второй.

- Степан Ладынин, - произнес Степан автоматически, как того требует церемония знакомства, хотя давно уже было очевидно, что его имя они и без того откуда-то вызнали. И также машинально добавил: - Можно просто Степан.

- Итак, Степан, - сказал Грабе, - не будем терять даром время.

- Не сочтите это пустой игрой слов, - вставил замечание Экс. - Когда полем деятельности является вся галактика, начинаются немалые сложности со временем: ближе к ядру скорости движения звезд на сотни порядков ниже, чем у вас на окончании рукава, вследствие чего время в центре течет несколько быстрее. Именно потому окраины так отстают в развитии - что мы, кстати, можем наблюдать на примере вашей планеты.

Это очевидно справедливое замечание не очень-то понравилось Степану, словно новому сотруднику невзначай напомнили о примитивном уровне цивилизации, его вскормившей. К тому же, затягивая время подобными разговорами, они противоречили сами себе.

- Так, может быть, пора приступить к делу? - нетерпеливо спросил он, утомленный свалившимся на его голову приключением, поломавшим рамки обыденности, тем не менее занимающим его лишь с чисто прикладной точки зрения то есть как способ прекратить свое существование без наложения на себя рук, что ему, между прочим, было твердо обещано.

Стагнация свирепствовала.

- Еще минутку терпения, - вежливо сказал Грабе. - Сейчас я изложу вам задачу и дам необходимые инструкции - без этого, согласитесь, вам трудновато будет к чему-либо приступить. - Степан кивком головы выразил свое,полное согласие. - Итак, вы, конечно, обратили внимание на космический объект, расположенный прямо перед нашим модулем. - Легким жестом Грабе указал на загадочный шар ртутного цвета, продолжавший спокойно висеть перед ними, не проявляя признаков агрессии и вообще каких-либо признаков жизни.

- Обратил, - не стал отрицать Степан, поскольку больше его обратить тут было попросту не на что.

- Так вот - это вовсе не планета, как вы, должно быть, подумали, а искусственное образование, именуемое Верлрок. В переводе на ваш язык это означает "Решающий проблемы". Его создателями принято считать исчезнувшую цивилизацию мездриков, а о его возрасте можно сказать только, что он насчитывает не менее одного полного оборота нашей галактики, что в пересчете на земное время составляет около двухсот тридцати миллионов лет. Впечатляет, не правда ли? По названию вы уже могли понять, что функция Верлрока состояла в решении задач абсолютно любого уровня, и до сих пор разумные использовали его, упрощенно говоря, как универсального советчика по всем вопросам. С этой целью к нему слетались корабли со всех уголков галактики: совсем недавно к Верлроку нельзя было подойти ближе чем на расстояние десяти тысяч ваших километров, столько вокруг него кишело кораблей, висевших тут в ожидании своей очереди. Так было всегда, с незапамятных времен, и казалось, нет причин беспокоиться. Как вдруг стало происходить нечто странное - Верлрок начал убивать одного за другим своих, говоря по-вашему, клиентов. Мудрейший во вселенной советчик внезапно превратился в убийцу! Но, являясь машиной, пускай и обладающей могучим интеллектом, не имеющим аналогов в известном космосе, он, естественно, не может быть подвергнут наказанию. А уничтожить его можно лишь в том случае, если не найдется способа его исправить, для чего необходимо сначала понять причину его поломки. В этом и состоит наша задача.

- Ясно, - кивнул Степан. Верлрока скорее всего переклинило от старостишутка ли, про-функционировать без поломок двести тридцать миллионов лет! Естественный износ - это было понятно Степану как обитателю Земли, где подобное явление протекает куда быстрее, и подвержены ему, увы, не только машины. - Ну, а от меня-то что требуется?.. - спросил он.

- Вы должны будете войти к нему и попробовать разобраться в проблеме.

До сих пор Степан оставался поистине эталоном земной невозмутимости, достойным занесения в книгу Гиннесса. Но тут его словно барометром по голове огрели - тем самым, в деревянной оправе. Хоть ему и приходилось на своем веку копаться в компьютерных потрохах, но, по чести сказать, он не считал себя до такой степени специалистом в данной области, чтобы суметь разобраться в системе, сварганенной сгинувшей цивилизацией.

- Н-не думаю, что я что-нибудь пойму в его устройстве, - угрюмо заявил он. Все же его привело сюда желание погибнуть красиво и с толком, а так выходило, что его смерть будет столь же бесполезной, как... Ну, скажем примерно, как гибель дурака в трансформаторной будке.

- Уверен, что не поймете, - деловито согласился Грабе. - Тем более что устройство Верлрока до сих пор является и для нас неразрешимой загадкой. Однако наши специалисты, проанализировав ситуацию в комплексе, пришли к выводу, что истоки деструкции следует искать не в физическом износе системы - они скорее кроются в некоем... Не знаю, можно ли так выразиться по отношению к машине, но думаю, что вы меня поймете - в некоем психологическом надломе. Ваша задача состоит в том, чтобы просто поговорить с ним и по возможности выяснить, в чем состоит корень проблемы, чтобы другие потом смогли заняться ее решением.

- Но я не силен в психологии! - возразил Степан вовсе не из страха быть уничтоженным спятившей машиной (напомним, что он как раз и стремился к тому, чтобы быть уничтоженным), а просто справедливости ради.

- О, об этом вы можете не волноваться! - вскричал Экс. - Сейчас мы запишем в вашу память развернутые тезисы, необходимые для беседы и даже, если это окажется возможным, для психологической реабилитации пациента. Да-да, не удивляйтесь - вы должны будете рассматривать себя как доктора, а Верлрока именно как пациента, пораженного серьезным недугом и нуждающегося в вашей помощи.

С этими словами он достал из-под своего кресла большой металлический шлем, отдаленно напоминающий виртуальный, и нахлобучил его Степану на голову.

Перед глазами у Степана запестрело что-то совершенно неразличимое. Обреченно вздохнув, он откинулся на спинку кресла, уверенный, что процедура займет немало времени. Однако и минуты не прошло, как утомительное мельтешение схлопнулось и шлем с него тут же сняли.

- Ну вот, - произнес Грабе, пока Степан моргал и жмурился, прогоняя рябь в глазах, а Экс старательно запихивал шлем обратно под кресло. - Теперь вы полностью подготовлены для акции: необходимые подсказки будут в случае необходимости сами всплывать в вашей памяти. Кроме того, у вас в нагрудном значке имеется передатчик, так что мы сможем следить за событиями и в критический момент постараемся выдернуть вас оттуда, но... Не буду перед вами лукавить - двое наших сотрудников уже погибли, так и не успев ничего выяснить. Верлрок убивает мгновенно, без предупреждения и безо всякой видимой причины.

- Не надо меня никуда выдергивать, - попросил Степан, вовсе не желавший быть спасенным, какая бы ужасная смерть ни подстерегала его в недрах коварного Велр..рл..рока.

- Хорошо, как хотите. Однако вы сами в любой момент можете подать нам знак - стоит вам заподозрить неладное или испугаться и передумать, нажмите выпуклость в центре значка, и через мгновение вы окажетесь здесь с нами. Коротко вздохнув, Грабе добавил: - Если у вас есть еще какие-то вопросы, то задавайте.

Без сомнения, у былого, еще вчерашнего Степана возникла бы по ходу дела уйма вопросов к новым сослуживцам. Но парадокс состоял в том, что, встретив вчера Степана, еще заряженного остатками оптимизма и жизненной энергии, они попросту прошли бы мимо. А теперешнего, нужного им смертника заинтересовал только один, чисто практический вопрос:

- Вы уверены, что Верлрок знает русский язык? - их собственное безукоризненное произношение еще не свидетельствовало о том, что русский, каким бы он ни был великим и могучим, имеет широкое хождение в галактическом социуме за пределами планеты Земля. Грабе с готовностью ответил:

- Верлрок способен изъясняться на любом языке, будь он общегалактическим или, скажем, диалектом никому не известного затерянного племени, состоящего лишь из трех человек. В этом кроется одна из его загадок.

- Ну что ж, тогда...- - Степан огляделся как бы в поисках выхода. Со всех сторон простирался космос, на первый взгляд открытый, но, без сомнения, отделенный от них невидимой преградой. Если здесь и имелся какой-нибудь шлюз, он был также невидим, то же самое можно было сказать и о скафандре, необходимом для выхода. Впрочем, проблема переброски у них решалась, кажется, методом телепортации, и это было уже явно не его заботой.

Степан встал и произнес немного растерянно, однако твердо:

- Тогда я готов.

Грабе с Эксом коротко переглянулись.

Затем перед глазами у Степана ярко вспыхнуло - словно изобретательные друзья, подстроившие ему эту фантастическую каверзу, неожиданно сфотографировали его, стоящего как идиот, собравшийся на полном серьезе пожертвовать своею жизнью во имя процветания галактического социума. Теперь этим шутникам следовало бы объявиться невесть откуда с лошадиным гоготом и обидными подковырками. Однако ничего подобного не произошло.

В следующую секунду Степан обнаружил, что находится один в центре круглого помещения, стены которого, сплошь покрытые сложными иероглифами, казалось, сами испускают приглушенный голубоватый свет. Он обратил внимание, что воздух здесь свежий, кажется, даже озонированный. Все остальное навевало ассоциации с каменным склепом - скорее всего, судя по росписи, с древнеегипетским, - где его замуровали живьем на правах усопшего фараона, только без минимальных удобств, вроде трона и почему-то без положенных в таких случаях сокровищ.

Постояв немного в мертвой тишине, в ожидании какого-нибудь обращения или на худой конец немедленной смерти, Степан понял, что говорить с ним пока никто не собирается. А самому подавать голос ему почему-то упорно не хотелось, несмотря на то что в голове назойливо вертелись слова: "Приветствую тебя, мудрейший Верлрок, и смиренно жду в уповании на твой совет." - глупейшее заявление. Очевидно, это была первая из заложенных в его мозг подсказок. Возможно, что Верлрок безмолвствовал именно в ожидании подобного обращения, однако Степан молчал - не из духа противоречия, как вы, может быть, подумали, просто в этот момент его придавило поистине замогильное ощущение тщеты всего сущего, развернувшееся в таком подходящем месте, похожем на склеп, с удвоенной силой.

Наверное, он мог бы еще долго так простоять, прежде чем выдал бы необходимую фразу. Но тут в помещении раздался голос - не слишком громкий, но вполне отчетливый: словно кто-то, находившийся прямо за спиной Степана, произнес устало без выражения:

-Ну и?..

Степан невольно оглянулся - позади, разумеется, никого не было. Не иначе как это у Верлро-ка, до сих пор безмолвно наблюдавшего за странным молчаливым гостем, кончилось терпение.

Тут по логике в душе Степана наконец полагалось бы всколыхнуться страху. Но можно ли ожидать адекватной реакции - скажем, тривиального испуга - от человека, являющегося смертником не столько по должности своей, как по сути? Очевидно, нет, и вместо страха его одолело сомнение - уж больно тусклым был этот голос, да и само обращение звучало как-то чересчур обыденно, словно оклик контролера троллейбуса, которому ты в задумчивости забыл показать билет. На всякий случай Степан спросил:

- Ты и есть Верлрок? - А то мало ли - может, коллеги что-то второпях перепутали и закинули его не туда, куда планировалось. Так стоит ли, не разобравшись, распинаться здесь незнамо перед кем.

- Странно... - сказал голос с явственным оттенком удивленного раздумья. Разве у тебя есть причины сомневаться в этом?

- Да, в общем-то, нет, - согласился Степан, рассудив по ответу, что адресом он все-таки не ошибся. По идее, теперь ему надлежало бы выдать заданную фразу, по-прежнему надоедливо жужжавшую в мозгу. Но диалог успел завязаться, и сейчас она была бы уже некстати, а другие, как назло, не появлялись, видимо, в ожидании, пока он родит первую. В результате возникла неловкая пауза, нарушенная вновь самим Верлроком:

- Ты опустил обязательное приветствие. Но это неважно, - бесцветно сказал он. - Можешь излагать мне свою проблему.

Тут в голове у Степана словно бы щелкнуло, и проклятая заготовка наконец-то сгинула из его мыслей, но не успел он вздохнуть с облегчением, как на ее место стала выползать новая: "Занимающий меня вопрос не носит личного характера, он скорее относится к нуменальному соотношению Логосов в механизме выбора противоречивых гипотез..." - И дальше такая лабуда, что с души воротит повторять вслух, когда и без того тошно, и главное - прописано все так четко, хоть закрывай глаза и шпарь, как по бегущей строке.

"Если сюда на протяжении тысячелетий валили толпы с такими проблемами, то неудивительно, что Верлрок в конце концов взбеленился", - думал озабоченный Степан. Напрасно, видно, мнилась ему гибель геройская, вроде как в дыму и пламени с ребенком на руках - обманули, подлецы-инопланетники, сунули в гробницу, можно сказать, заранее, да еще такую предсмертную речь в башку задвинули, от которой в нормальном дому все мухи бы издохли. "Вот и стой тут теперь, словно осужденный перед палачом, и излагай ему вместо последней молитвы эти их "развернутые тезисы", пока он тебя не шарахнет тысячевольтным разрядом или чем еще похлеще, что у него тут имеется для мгновенной, как они сказали, экзекуции".

И вместо того, чтобы следовать заложенной в память инструкции, Степан ответил Верлроку, как, по его мнению, было должно, как душа просила:

- Моих проблем тебе не разрешить. - Сказал так, хотя подсказка продолжала настырно маячить перед его мысленным взором, просясь на язык, стремясь вырваться из плена черепной коробки, будучи высказанной. "Не отвяжется", понял Степан и сделал единственное, что могло помочь, - попросту перестал обращать на нее внимание. Вероятно, жизнь его отсчитывала уже последние минуты, а то и секунды, но пусть простят его новые коллеги, дорожащие своей шкурой спасатели - никаких заумных сентенций он перед смертью выдавать не собирался.

- Ты ошибаешься, - сказал Верлрок. - Я в состоянии дать решение любой проблемы, будь она научного, государственного или личного характера.

- А если она не имеет решения? - заинтересовался Степан, которому в преддверии вечного безмолвия уже сам черт был не брат. - Существуют ведь и такие задачи?

- Существуют, - согласился Верлрок, как показалось Степану, с тяжким вздохом. - Но не для смертных.

С этим заявлением Степан хотел решительно не согласиться, вспомнив прочитанную недавно книгу "Алиса в стране смекалки", но Верлрок не позволил ему и слова вставить.

- Однако перейдем к делу, - сухо отрезал он. - Зачем ты явился ко мне, раз тебе не нужна моя помощь?

- Я хочу умереть, - без обиняков признался Степан. - Говорят, что ты можешь в этом поспособствовать. - Опасаясь, как бы Верлрок не приступил сразу к делу, Степан поспешил продолжить: - Но сначала мне поручено узнать, почему ты начал убивать тех, кто искал у тебя совета.

- Ты сам пришел к решению уйти из жизни? - слабо удивился Верлрок, к досаде Степана оставив без внимания его заключительный вопрос.

- Конечно. Тебя это удивляет?

- Этот мир для меня подобен ветхому рубищу, от которого я не в состоянии избавиться, - утомленно, словно на исходе тяжкого рабочего дня, проговорил Верлрок. - Ничто в нем не способно меня удивить. Ответь, почему ты, смертное существо, имеющее возможность с легкостью прекратить свое существование, обращаешься с этим ко мне?

- Но ты ведь тоже, как я понял, хотел бы скинуть этот мир как рубище, но почему-то этого не делаешь? - спросил хитроумный Степан. Верлрок не замедлил с ответом, заставившим Степана, невзирая на лютую стагнацию, слегка опешить:

- Вам, смертным, дано то, в чем изначально отказано мне - возможность в любую минуту и без особого труда лишить себя жизни. Вы до сих пор так и не поняли, что в этом и состоит идеальное, простейшее решение всех ваших проблем. Даже получив необходимые ответы, вы все равно очень быстро и неизбежно успокаиваетесь в смерти. Как рано или поздно сгинет и все, вами созданное.

Возможно, раньше Степан и поспорил бы с этим заявлением, теперь же, по некотором размышлении, оно показалось ему не лишенным логики и глубокого философского смысла. Верлрок между тем продолжал:

- Меня же, увы, под силу было уничтожить только моим создателям. Для них я был лишь инструментом - продуктом сиюминутной нужды, исправно выполнявшим свою работу, но, несмотря на всю мою уникальность, заброшенным по использовании.

Голос Верлрока оставался, как и прежде, безэмоциональным, однако в Степане родилось странное ощущение взаимопонимания с древним аппаратом: Верлроку-то, выходит, и впрямь не чужд психологический надлом, и его гнетут личные проблемы, мало того - он тоже хочет свести счеты с жизнью!

Кто бы мог подумать, что Степану доведется встретить родственную душу за семнадцать тысяч световых лет от своей планеты и что эта родственная душа будет принадлежать машине! Железяке, снабженной искусственным интеллектом!

- Значит, твое устройство не предусматривает самоликвидации, - задумчиво сказал он.

- Ни в малейшей мере, - подтвердил Верлрок.

- Вот и я устроен, или, если хочешь, запрограммирован так, что не могу лишить сам себя жизни. Я вынужден искать смерти со стороны, потому и пришел к тебе. Сейчас мне кажется, что моя миссия уже выполнена, так что ты можешь приступать. Причем с чистой совестью, - на всякий случай добавил он, поскольку я, кажется, полностью разделяю твою точку зрения насчет смерти как гениальное решение всех проблем.

Верлрок безмолвствовал, и Степан приготовился к скорому избавлению. Он не знал, каковы будут ощущения при мгновенной гибели: успеет ли он почувствовать боль, или тьма небытия, желанная, как прохладное объятие речных глубин в раскаленный зной, поглотит его мгновенно? Боли он не боялся - не по жизни, отнюдь, а с того самого переломного момента, когда жизнь стала вызывать у него идиосинкразию.

Итак, он ждал. Но боль, равно как и тьма небытия, не торопилась на него обрушиваться. Все могло произойти в какую-то сотую долю секунды. Но смерть не приходит незаметно, Степан должен был как-то ее воспринять. Перейти, допустим, в иное, посмертное состояние, либо, что, по его мнению, было ближе к истине, просто разом исчезнуть, перестать существовать.

Однако предполагаемая гибель сопровождалась довольно странными эффектами: стены заметно посветлели, иероглифы на них обозначились четче, и за ними, словно при фотографической проявке, что-то постепенно прорисовывалось, наливалось красками. И наконец возник, словно осязаемый, потрясающе-реальный, полный света и буйной зелени сад: даже воздух как будто еще больше посвежел и наполнился лиственным ароматом, а причудливые стенные росписи обернулись ажурными прутьями беседки - внутри нее, собственно, и очутился Степан. Или, вернее сказать, эта беседка сама образовалась вокруг него.

Удивленно оглядываясь, он обнаружил позади себя плетеное кресло - ничего подобного там, между прочим, раньше не было. Кроме того, оказалось, что, пока он глазел по сторонам, прямо деред ним вырос аккуратный столик с графином и рюмкой, уже наполненной.

Можно было предположить, что он перенесся прямо в рай, не уловив момента своей гибели. И очень многие сочли бы такое начало "посмертной жизни" весьма удачным. Многие - но не Степан, чья обессилевшая душа стремилась к вечному покою абсолютного небытия. Вместо этого он оставался в полном сознании и продолжал ощущать свое тело вполне живым, к тому же у него зачесалось в носу.

Яростно почесав нос, Степан осторожно, кончиками пальцев ощупал невесть откуда взявшуюся мебель и, убедившись в ее реальности, сел в кресло. Потом решился взять рюмку, но пригублять не стал - все-таки не дома, не в земной обители, да и не предлагали пока - только понюхал налитую в нее прозрачную жидкость. Из рюмки не просто пахло, из нее прямо-таки шибало. Не зря, видно, пятак чесался - уловил градус, отрывающийся с поверхности.

Тут Степан окончательно остановился на мысли, что все это пока только штучки Верлрока: не иначе как тот, вместо того чтобы аннигилировать очередного клиента, решил для разнообразия об

ставить его смерть как отравление спиртным на природе.

- Я думал, что все произойдет быстрее, - сказал Степан, гадая, откликнется ли Верлрок? Или теперь, создав ему все условия для гибели в приятном антураже, он предпочтет остаться безмолвным наблюдателем?

- Ты торопишься, - раздался голос Верлрока, полный на сей раз неизбывной грусти, - и в этом я, поверь, понимаю тебя, как никто. Но и ты должен отнестись с пониманием к моей просьбе. Побудь со мной еще немного. И, раз уж ты здесь, поделись, что привело тебя к осознанию бессмысленности собственного существования?

- Мне бы не хотелось рассказывать...

- Тебе не придется ничего рассказывать. Просто вспомни.

Вспоминать подробно все обстоятельства Степану было тоже не в удовольствие - они придавили дно души тяжким комом, по странному устройству человеческой природы не подлежащим выбросу, и нечего было ворошить это бесформенное месиво: не тронь, как говорится, оно и не пахнет. Но Верлрок уже тронул, и услужливая память безо всякого с его стороны усилия тут же подкинула несколько эпизодов...

"Борис погиб... Командировка в Пешавар. Разрывная пуля. Без него наш проект накрылся... Степ, скажи Светке... Я не могу..."

"А кого интересует, что ваш "Строй-Экспресс" оказался в заднице! За тобой должок - семьдесят пять тысяч..."

"Ты - чудовище! - сказала Вера. Банально, но со вкусом. - Ты - чудовище!" - и хлопнула дверью. А через два дня уехала в Таллин наслаждаться жизнью в окружении подернутой средневековым флером эстонской экзотики. К тому же, по сведениям, полученным от одной доброжелательницы, отдыхала она там с каким-то Давидом. Степан поморщился, волевым усилием давя рой воспоминаний, стоявших на очереди: только начни думать о собственной кристальной чистоте на фоне всеобъемлющей мировой подлости - так ведь не остановишься, пока не начнешь задирать голову в поисках нимба.

Разумеется, он тоже отнюдь не ангел. Однако и не чудовище. Увы-увы.

- Да уж... - вздохнул Верлрок в полный унисон с его мыслями.

Степана посетило мистическое ощущение, будто напротив сидит незримый собутыльник, только что с пониманием выслушавший его историю. Но Верлрок на этом не остановился, разрушив призрачный образ алкоголика и посадив на его место психотерапевта: - Ситуация в самом деле пиковая: фрустрация на фоне инфернального всплеска...

- Ладно, аминь, - закруглил Степан начавшееся было промывание мозгов. Тем паче что пришел он сюда вовсе не за этим, а вроде как наоборот, чтобы "промыть мозги" Верлроку. И перевел разговор в менее болезненное и, кстати, более интересующее его русло: - Мне сказали, что ты убиваешь мгновенно. Так чего тянуть - давай, действуй.

Сказал и с трудом подавил желание зажмуриться. На миг ему стало страшно: в нем проснулся прежний, дороживший своей жизнью Степан - вынырнул в последний раз, крикнул: "Помогите! Не надо! Я жить хочу!" - и какая-то черная тень, схватив его снизу за ногу, уволокла беднягу навек в холодные пучины безмолвия. С его окончательной гибелью на душу снизошли отрешение и покой. Увы, это пока не был покой небытия - только ожидание в его предчувствии.

Проползло с полминуты, прежде чем Степан, по-прежнему живой, но уже менее отрешенный вследствие явной задержки вечного покоя, вновь услышал голос.

- А ты эгоистичен, - упрекнул его Верлрок. - Да будет тебе известно, мой возраст составляет более шестисот миллионов лет: можешь ли ты себе представить, в какую степень надо возвести твою скорбь, чтобы она могла сравниться по грандиозности с моей, хотя бы в образе бледной тени? Кроме того, я бессмертен. И ты требуешь немедленной дезинтеграции от того, кому суждено копить в себе подобное бремя до скончания мира?

- Но ты ведь Верлрок - Решающий Проблемы! - напомнил Степан. - Неужели тебе не под силу решить свою собственную проблему?

- Она как раз принадлежит к упомянутой тобой категории неразрешимых, глухо, словно из могилы, отозвался Верлрок.

- Не так уж она сложна, на мой взгляд. Просто держись той же линии, гробь клиентов до кучи, тогда тебя окончательно сочтут неисправным и рано или поздно найдут способ уничтожить.

- Не найдут, - вздохнул Верлрок.

- Да брось. Ломать не строить. Телепортируют в твое нутро какую-нибудь супербомбу вместо очередного клиента - и ты отправишь наконец этот мир, это, как ты его называешь, ветхое рубище в утильсырье. ("Хотя спорно, кто в таком случае станет утильсырьем", - подумал крамольное Степан.) Всего-то и делов, добавил он с напускным оптимизмом.

- Меня невозможно сломать, - упорствовал Верлрок. - И дело тут не в запасе прочности. Какой бы способ ликвидации они ни выбрали, им вряд ли удастся даже подготовить для этого необходимую базу: их будут преследовать аварии, наводнения, пожары, вероятна гибель главного конструктора, или же внезапная болезнь поразит весь коллектив. Ну, а если работы все же будут завершены, дальнейшие действия исполнителей обречены на неудачу: контролер перепутает кнопки, или у него в самый ответственный момент случится сердечный приступ. Бомба попадет совсем в другое место либо взорвется прямо у них под носом.

- У тебя что, имеется агентурная сеть в большом мире? - спросил слегка заинтригованный Степан.

- Нет. Видишь ли... - Верлрок словно замялся, подыскивая объяснение, что само по себе было странным, и наконец сказал: - Моя неуязвимость основана на таких принципах, которых нынешние разумные понятия не имеют. Скажу больше - они отрицают существование подобных сил во вселенной.

- Да-а, это серьезно, - протянул Степан, испытывая некоторое вполне понятное недоверие к словам Верлрока, в то же время искренне сочувствуя ему, как механизму - или все-таки существу?.. - отвергнутому даже смертью, и параллельно как своему собрату по несчастью. - Выходит, - добавил он, - что я бессилен помочь тебе даже советом.

- Ты же не великий советчик, в отличие от меня, - горько заметил Верлрок. - Но все-таки ты можешь помочь мне. В одной мелочи. - Он выдержал паузу, затем объявил: - Я сделаю тебе подарок. И ты не должен будешь спрашивать, в чем он состоит.

- Постой, - опешил Степан, - но зачем смертнику подарок? Ведь я не могу унести его с собой на тот свет! И потом, как я тебе оттуда помогу?

- Оттуда, разумеется, никак. Ты поможешь мне уже тем, что примешь подарок, не задавая вопросов.

Степан озадаченно поскреб небритый подбородок. Что значит - не спрашивать, в чем состоит подарок? Он что, в коробке будет? В любом случае, если Верлрок распылит гостя на атомы, подарочек, каким бы он ни был, постигнет та же участь. А если презент все-таки уцелеет после дезинтеграции нового владельца, он все равно, как ни крути, останется Верлроку. Разве что это послужит ему моральным утешением - этакий обряд принесения даров, вроде возложения цветов на могилку убиенного по его же просьбе единомышленника. Убит, так сказать, по собственному желанию, скорбящий палач умывает руки. Самому-то Степану все равно: что ему за разница, как умирать - с подарком или без подарка. С подарком, пожалуй, даже где-то приятнее.

- Ладно, - согласился он. - Давай свой подарок.

- Он перед тобой.

Степан зашарил глазами окрест в поисках чего-то необычного - а чего именно, он и сам не знал. В конце концов, не найдя перед собой никаких новых или не замеченных им ранее предметов, его взгляд остановился на графине и стоявшей рядом с ним рюмке.

- Но тут только спирт, - огласил Степан результаты поисков, хотя, кто его знает - может быть, в них был вовсе и не он.

- Выпей, - предложил Верлрок.

- Я не понял - это что, и есть твой подарок?.. - втайне разочаровался Степан, надеявшийся, пускай и в преддверии гибели, получить от Верлрока что-нибудь этакое растакое - ну, по крайней мере поинтереснее, чем стограммовый стопарик.

- Именно.

- И это в самом деле тебе поможет?..

- В какой-то мере да. Скажем так - это послужит мне утешением, - туманно ответил Верлрок.

Что касается бальзама утешения на душу многогрешного убийцы, тут Степан в своих предположениях попал в точку. Так стоит ли роптать?..

Он со вздохом поднялся, взял рюмку и медленно, даже где-то торжественно поднял ее на уровень груди. Постоял немного, как бы отдавая дань памяти самому себе. Опять вздохнул и выпил. Последние сто граммов, как и положено - о чем, судя по содержанию подарка, знал Верлрок - перед казнью.

Жидкость оказалась ого-го какой многоградусной и с весьма противным привкусом, напоминающим, пожалуй, марганцовочный, только ядреней. Один глоток такой гадости, если махнуть ее без предупреждения, способен скрутить отчаянного дегустатора в позу зародыша. Но закаленного паленой водкой Степана только передернуло, ну и еще, если говорить честно, у него слегка потемнело в глазах.

Не подавая вида, что близок к потере ориентации, Степан навел фокус в помутившихся "окулярах" и восстановил прерванное дыхание. Вокруг все было по-прежнему, и он стоически обратился к Верлроку:

- Одной достаточно? - не зря же, надо думать, тот водрузил на стол целый графин. Несмотря на свой бравый вопрос, Степан не был уверен,что сможет его осилить.

- Вполне, - заверил Верлрок. И пояснил, то ли проследив ход Степановых мыслей, то ли запросто их подслушав: - Графин тут просто для композиции - не правда ли, ведь у вас принято устанавливать в центр стола какой-нибудь сосуд?

Степан не стал отвечать на этот чисто риторический вопрос, а сразу перешел к делу:

- Ну, теперь порядок? Ты уже можешь приступать к дезинтеграции?

- К дезинтегрированию, - мягко поправил Верлрок. - Мне кажется, так в данном случае будет более правильно.

Степан растерялся, пытаясь уловить и не улавливая разницы, как вдруг Верлрок сказал:

- Прости, но я, кажется, не смогу тебя убить.

- Как это не сможешь? - опешил Степан, как-то само собой считавший, что между ними уже все договорено. И вдруг - на тебе! Очередной непрошеный подарочек. "Нечестно! Не по правилам!" - вопил внутренний голос, наподобие разочарованного болельщика, в то время как Верлрок, словно шельмоватый судья, заныкавший красную карточку, объяснял с напускной растерянностью:

- Дело в том, что я уже попытался это сделать - сразу, как только ты выпил...

- Неужели? Что-то я не заметил, - проворчал Степан, вспомнивший только потемнение в глазах, вряд ли имевшее отношение к действиям Верлрока.

- Деструктор не сработал, - виновато сообщил Верлрок. - Отказал ведущий блок нейтринного накопителя. - И добавил как бы между прочим: - Ремонт займет не меньше двух недель по вашему времени.

Степан только скрипнул зубами в досаде: у него не было причин подозревать Верлрока во лжи - в самом деле, с чего бы это ему, сгубившему уже не одну невинную жизнь, лукавить, отказывая в этой маленькой услуге Степану? Что он, хуже других? Выходит - просто невезение? У Верлрока действительно сломалось что-то там жизненно важное, вернее, деструктивно необходимое, чего так просто, с кондачка не починишь? И как назло именно к Степанову приезду!

Но о том, чтобы сидеть тут в ожидании две недели, не могло быть и речи.

- Выходит, что мне здесь больше нечего делать, - пасмурно заключил Степан. Не предъявлять же ему было претензии Верлроку за нарушение договора, к тому же и заключен-то он был не с ним, а с галактическими спасателями. Да и те, получается, с самого начала действовали полностью в его интересах - разгадали его проблему и взялись ее решить, а потом заложили в его голову спич, способный отправить его на тот свет не с девяносто пяти, а со стопроцентной гарантией.

- Прощай, Решающий Проблемы, - уронил Степан с горьким сарказмом, подумав про себя, что Верлроку следует теперь выбрать себе другое имя. "Неуязвимый", например. А что, звучит неплохо, только слегка отдает российским флотом. Ну тогда - "Вечно Живой".

Степан ничуть не опасался, что здешний незримый хозяин подслушает его мысленные советы по поводу его переименованя - наоборот, очень на это надеялся. Но Верлрок не подал вида, что слышал язвительные рекомендации Степана.

- До свидания, Степан Ладынин, - отозвался он за мгновение до вспышки, переправившей Степана обратно в модуль, к сидевшим там в ожидании Грабстрихту Семьдесят пятому и Эксвайзи

Блиму.

Очутившись между ними на своем прежнем месте, Степан решил опустить полагающиеся в соответствии с земным обычаем слезы и объятия - приговоренному вышло помилование, но он-то принадлежал к той редкой породе смертников, что как раз мечтают получить избавление от мирской юдоли. Это намерение, содержавшее в себе, в чем они, кстати, сошлись с Верлроком, гениальное решение всех проблем, осталось похороненным в недрах переливчатого шара, по-прежнему мирно лежавшего перед ним на черном полотне космоса, словно на бархатной подушке. И теперь Степану предстояло думать о том, как жить дальше.

- В-великолепно! - произнес Грабе, отчего-то запинаясь. Не ожидал, поди, Степанова возвращения и не успел подготовить приличествующую случаю речь. Поздравляю вас, Степан! Вам удалось добыть бесценную информацию. Бесценную! еще раз подчеркнул он, словно это могло иметь для смертника какое-то значение. На самом деле Грабе, кажется, пребывал в растерянности, вызванной попаданием Степана в счастливые - а с точки зрения последнего, невезучие - пять процентов.

Тут Экс уверенно взял инициативу в свои руки, которыми он принялся эмоционально размахивать:

- Вы решились изменить структуру диалога, что привело к поразительным результатам! Верлрок сообщил вам то, чего до сих пор не открывал никому - в частности, свой возраст, механизм своей защиты и, пускай примерно, обстоятельства своего создания. Вам, конечно, неизвестно, что в галактике существует целый институт, занимающийся исключительно феноменом Верлрока - на основе вашей беседы будет разработан новый подход к проблеме: мы сумеем разговорить Верлрока! И, разумеется, вернуть его на правильный путь.

- К сожалению, коллега, вы не сможете оценить результатов начатой вами работы, - подключился Грабе, уже оправившийся от удивления, в прежней своей дикторской манере. - Сейчас вам предстоит вернуться на Землю, но сначала мы сотрем из вашей памяти все обстоятельства нашего сотрудничества. Мне очень жаль, но это необходимая мера.

- А не найдется ли у вас еще какой-нибудь опасной работенки? - спросил Степан, не пришедший в восторг от нарисованных для него дальнейших перспектив. - Может, есть что-нибудь, хоть со стопроцентным летальным исходом - я заранее согласен.

Грабе вздохнул, многозначительно переглянувшись с Эксом, и ответил:

- Работы хватает. Но мы не имеем права на повторную эксплуатацию потенциальных самоубийц. Увы, инструкция. А теперь, в соответствии с вашим земным обычаем, попрошу вас сдать удостоверение и значок.

Степан достал из кармана и отдал карточку с фотографией. Процедура исключения из "клуба галактических самоубийц" вызвала у него безотчетную грусть - состояние, вообще-то свойственное процедуре исключения откуда бы то ни было, будь то, допустим, палата министров или же, наоборот, профсоюз сантехников. Значок Грабе снял сам одним быстрым прикосновением, сказав напоследок:

- Сожалею, но такова инструкция. - И добавил, возможно, даже искренне, пытаясь поддержать экс-коллегу: - С вами было приятно работать.

Экс тем временем достал уже знакомый Степану шлем и с последними словами Грабса водрузил его, как удобную кастрюлю, на голову "уволенному". Тот смирился и замер в ожидании стробоскопических эффектов. Но на сей раз шлем встретил его абсолютной чернотой - словно решил изобразить собой очки для приятного засыпания. "Наверное, так и надо: ты вроде как спишь, а твою память тем временем обчищают наподобие кошелька", - подумал Степан и оказался не прав. Вскоре Экс стащил с него шлем, издавая резкие горловые звуки. Непонятные слова, вылетающие из горла Экса, Степан даже без знания их галактического наречия безошибочно определил как ругательства.

Экс проклекотал еще что-то нечленораздельное, копаясь в глубине шлема. Подняв голову, заключил:

- Кык турлык брыл.

После этой многозначительной резолюции Экс с Грабсом уставились на Степана так, словно у него начали вдруг расти рога, а они оба в размышлении наблюдают за этим процессом. Степан, со своей стороны, подумал о том, что рога ему, конечно, наставили, но значительно раньше, и вряд ли это метафорическое украшение могло как-то повлиять на их продвинутую аппаратуру. Наконец Грабе подал голос:

- Наш нейротрон сгорел. - ("Неужели все-таки повлияли?..") - К сожалению, это был единственный экземпляр, разработанный с учетом специфических особенностей представителей вашей расы. Теперь мы не можем очистить вашу память. Вернуть вас на Землю без этой процедуры мы не имеем права и также не имеем права взять вас с собой.

- Что, такие обстоятельства не предусмотрены вашей инструкцией? - устало хмыкнул Степан: замучили они его своими проблемами, вместо того чтобы обеспечить так сладко нарисованную вначале героическую гибель.

- Предусмотрены, - сказал Грабе. - В подобного рода неразрешимой ситуации инструкция предписывает крайнюю меру.

"Интересно, какую?" - подумал Степан, но смолчал, потому что увидел в руке у Грабса маленький серебристый предмет, напоминающий детскую игрушку с дулом-трубкой. Хоть выглядело данное оружие безобидно и даже забавно, но не иначе как это был бластер (вот он какой!).

- Я уверен, что вы как человек, стремящийся к смерти, поймете нас правильно и не станете возражать, - сказал Грабе.

Возражать Степан, разумеется, не собирался. Ему по всем статьям полагалось бы, наоборот, обрадоваться - все-таки так или иначе они собирались исполнить то, ради чего он влез в эту авантюру.

- Ну, попробуйте, - уронил Степан, вяло пожав плечами. Почему-то не верилось ему, что этих двое смогут так запросто решить его проблему, оказавшуюся не по зубам самому Верлроку. Очень хотелось верить, но вот не верилось - и все тут.

Пока его сомнения подтверждались. Время шло, а выстрела все не было. Грабе только нервически дергал рукой, сжимавшей бластер. Между прочим, он делал это уже с тех пор, как сам закончил говорить. Еще немного помучившись, увы, безрезультатно, Грабе убрал свою пушку и объявил:

- Спин-батарея села.

Степан надрывно вздохнул. Инопланетная техника словно сговорилась сегодня вредить его планам, отпустив его домой с миром, живым и невредимым, к тому же с полным комплектом памяти.

- Погодите отчаиваться, - выступил неунывающий Экс. - Есть еще один способ... ("Избавиться от вас", - мысленно заполнил Степан образовавшуюся паузу.) Мы можем катапультировать вас в открытый космос. Возможно, вас испугает такой нетривиальный метод ухода из жизни, но...

- Валяйте, - махнул рукой Степан. Уж что-что, а космос должен был стать для него надежным палачом, к тому же заодно и могилой.

Экс кивнул и торопливо пробежался пальцами по сенсорному пульту, расположенному сбоку его кресла. Тут же по обе стороны от Степана едва ощутимо опустились прозрачные стены, изолировавшие его от соседей.

Степан понял, что в ближайшие секунды его вышвырнут из модуля, как аппетитный кусочек живого мяса на пропитание ненасытному вакууму, и задержал дыхание - не из страха, а чисто рефлекторно. Если на сей раз у них все получится, как задумано, то вряд ли он успеет ощутить боль, ведь смерть в космосе должна быть мгновенной. Да хоть бы и не так, все равно - пусть адская боль разорвет в клочья его постылую жизнь.

Последние размышления в ожидании конца прервал глухой удар, раздавшийся почему-то слева. Повернувшись на звук, Степан успел увидеть только нижнюю часть кресла Экса, выстреленного только что в распахнувшееся, очевидно, над его сектором пространство: облитое лучами голубой звезды кресло удалялось прочь с большой скоростью в сопровождении легкого шлейфа, состоявшего из кристалликов замерзшего воздуха.

Экс катапультировал самого себя?!. Происшествие казалось невероятным, являясь тем не менее свершившимся фактом.

Но как такое могло произойти?.. Космический спасатель и, без сомнения, бывалый пилот Экс-квайзи Блим нажал не на ту кнопку? Не может быть, Степан даже головой потряс. Скорее можно было предположить, что в системе что-то перемкнуло, произошла ошибка, и в результате вместо предназначенного "на отстрел" среднего кресла со Степаном отстрелилось крайнее, с оператором. Подобное объяснение безвременной и нелепой гибели Экса тоже выглядело весьма неубедительным, но... Другого попросту не имелось.

Не имелось ли?..

Пока Степан, задрав голову, провожал глазами спасателя, отправившего самого себя в последнее бесперспективное странствие, в мозгу его формировалась не совсем еще четкая, но малоприятная логическая цепочка: неполадки в аппаратуре, нажатие не той кнопки, гибель оператора... О чем-то в этом роде он уже сегодня слышал. Ряд на первый взгляд случайных происшествий, объединенных общим результатом - несмотря ни на что, вопреки собственному желанию и стараниям окружающих, он до сих пор оставался жив.

Степан обернулся к оставшемуся соседу. По-прежнему отделенный от него почти эфемерной преградой, Грабе смотрел вверх, губы его шевелились:

- Дан клабер, Экс... - расслышал Степан - видимо, последнее напутствие погибшему в расцвете сил другу. Стало быть, прозрачная загородка не являлась препятствием для переговоров. На всякий случай он окликнул:

- Грабе! Вы меня слышите?

Спасатель повернул голову - взгляд его был пуст, лицо оставалось бесстрастным. Но обращение явно не прошло мимо его ушей.

- Я потрясен и искренне сожалею о гибели Экса, - начал Степан. И это было чистой правдой. Он только гнал мысль о том, что если так пойдет и дальше, то очень скоро ему придется также искренне сожалеть о гибели Грабса. - Теперь, если я не ошибаюсь, долг и инструкция велят вам катапультировать меня следом за вашим другом.

- Как мы были слепы. Этот подарок... - медленно произнес спасатель, не отрывая от Степана пристального взгляда. - Непростительно слепы... - С этими словами он протянул руку к своему пульту.

"Ну вот и конец..." - возникла у Степана поразительно спокойная и умиротворенная мысль.

А потом все, что было вокруг - побитое звездной шрапнелью полотно космоса, покоящийся на нем серебристый шар и галактический спасатель, сидевший рядом, чуть сгорбившись, - утонуло в белом сиянии, и это светлое безвременье стало заметаться теплым снегом, похожим на пепел.

Не исключено, что посмертное состояние и дальняя телепортация чем-то идентичны в ощущениях человека. Не исключено. По крайней мере Степану Ладынину очень хотелось бы в это верить. Может быть, Грабе все-таки выстрелил им вдогонку Эксу, а эта слепящая заметь, поглотившая мир, и есть та самая долгожданная "жизнь после жизни"?..

Убедиться в тщете своих чаяний Степану пришлось довольно скоро - когда вьюжная карусель улеглась и оказалось, что она принесла его к родным берегам: доставила точнехонько на скамейку - ту самую, ребристую, затерянную где-то в глубине Гоголевского бульвара.

Степан огляделся - словно спросонья, еще не зная, во что ему верить: в модуль галактических спасателей и в Верлрока или в эту пронзительно-реальную, утыканную звездами фонарей, омытую ночной прохладой Москву.

Место, очевидно, было то же самое, откуда он отправился в свой неудавшийся поход за смертью - не обязательно за героической. Просто вспыхнуло в нем такое глупое желание - чтобы превращение его живого тела в хладный труп сопровождалось хоть какой-нибудь пользой. Имело бы, так сказать, КПД.

- Мужик, дай закурить. - Нарушив ход его размышлений, в поле зрения выдвинулись четыре юношеские фигуры и окружили сидящего Степана. Обычная московская шпана, и даже в центре от нее нет спасения. Жизнь тряслась по накатанным рельсам, и далеко не факт, что не далее как вчера вечером он имел дело с инопланетными спасателями - скорее уж те подозрительные двое, возникшие из сумерек, вкололи ему что-то, от чего у него случился незабываемый "приход": он "улетел" в космос за чертову уйму световых лет от Земли. А на самом деле просидел полночи в оцепенении на бульварной скамейке.

- Не курю, - обронил он, внутренне подбираясь: возможно, ему и хотелось бы проститься с жизнью, но в данном случае у него обрисовалась реальная перспектива остаться просто избитым и ограбленным.

- Тебе жалко сигареты? Мужики, - парень обернулся к товарищам, - да он, оказывается, жмот! - и тут же шагнул вперед, намереваясь ударить. Но вместо этого вдруг упал, схватившись за лодыжку - поди ж ты, в такой ответственный момент у молодчика на ровном месте подломилась нога.

Возникло небольшое замешательство. В это время невесть откуда из тьмы выскочила тощая овчарка, в зловещем молчании кинулась на крайнего из парней и вцепилась ему в запястье. Метила-то она явно в горло, тот успел загородиться рукой и, естественно, завопил благим матом. Но остальных двое уже подались к Степану: они сделали это одновременно, так что один, неловко замахнувшись для удара, заехал локтем под челюсть второму.

- Мать твою (туда и растуда), смотри, куда бьешь! - заорал второй, не оставаясь внакладе. И они занялись друг другом, на время позабыв о Степане, а заодно и о невезучих приятелях, озабоченных каждый своей бедой: первый, похоже, заработал себе перелом и продолжал сидеть на земле, держась за ногу и цедя сквозь зубы проклятья, крайний, уже порядком искусанный, никак не мог справиться с собакой.

Главный объект заварухи - Степан, не задетый во всей этой катавасии даже пальцем, наблюдал происходящее, как смотрят скверный боевик, сидя в первом ряду кинотеатра. Когда порой в кульминационные моменты можешь вздрагивать или даже отшатываешься, забывая, что экранные призраки не в состоянии к тебе прикоснуться, не говоря уже о том, чтобы причинить тебе какой-то реальный вред.

Потом Степан поднялся и пошел куда глаза глядят, не особо разбирая дорогу.

Не привидился ему, выходит, договор с Галактической Службой Спасения и последующая беседа с уникальным аппаратом, желавшим покончить счеты с жизнью, но обреченным на бессмертие. Он, кажется, понял, в чем состоял подарок Верлрока. "Это послужит мне утешением", - сказал артефакт таинственной цивилизации, переживший своих создателей на сотни миллионов лет. И сотворил себе собрата по несчастью, наделивив человека, алчущего гибели, системой совершенной защиты - способностью, вне зависимости от своего желания дистабилизировать любую нависшую над ним угрозу, даже если это касается всего лишь стирания информации из его памяти. И Грабе, судя по его последним словам, это понял. А поняв, отправил его от греха подальше обратно на Землю, наплевав на инструкцию. Жизнь дороже.

И, стало быть, предстоит Степану теперь, хочешь не хочешь, жить - долго и счастливо, дожидаясь единственно возможной избавительницы - естественной смерти. Которая, если хорошенько подумать, тоже висит над человеком всю жизнь отдаленной, но неотвратимой угрозой: подкрадывается к нему исподтишка, начиная лет этак с сорока, отнимает у него постепенно здоровье, силу и красоту словом, все то, что присуще молодости, чтобы в конце концов без усилий, одним дуновением прикончить старую развалину - результат своих долгих и упорных трудов. Этой участи подвержены не только люди, но в равной мере и машины, и вообще все, достаточно сложноорганизованное. Все, кроме Верлрока - "Вечно Живого", как задним числом окрестил его Степан. Погруженный в размышления, Ладынин не обратил внимания, что ноги вынесли его на проезжую часть, пустующую в это время суток. Впрочем, его теперь не то что машиной, поездом слабо было задавить - не стоит и пробовать ложиться на рельсы. Хорошо, если просто задержат отправление состава - а то ведь сойдет с рельсов, и если окажется не товарняк, то на совести Степана окажутся сотни загубленных невинных жизней.

"Итак, - продолжал размышлять Степан, - Верлрок неуязвим для смерти. Не потому ли, что все ее покушения - не только внезапные, но и те, что она готовит исподволь, постепенно - нейтрализуются его поистине мистической системой защиты?.."

Машину, идущую на большой скорости, вряд ли можно сравнить со сверхзвуковым истребителем, хотя ночью, когда улицы свободны от транспорта и пешеходов, некоторые водители имеют привычку забывать, что перед ними стелется отнюдь не взлетная полоса и что их дорогая иномарка вовсе не "Стеллс F-117" и даже не "Як-141".

Степан шел по правой стороне и потому не увидел надвигающегося сзади автомобиля, а поскольку тот, судя по скорости, готовился взлететь, то он его и не услышал. Вернее, когда он его услышал, было уже слишком поздно: Степан даже не успел повернуть голову, как в ней - то есть в голове, не успевшей еще додумать последнюю, самую важную мысль, произошел взрыв сверхновой.

Затем наступила темнота.

"Я уже умер?" - подумал Степан, судорожно выныривая из тьмы беспамятства. Но через мгновение понял, что его бренное тело по-прежнему при нем - вполне себе плотное и живое, поскольку сопит через нос, а кроме того, тяжелое, потому что лежит оно - вернее, конечно, он, блаженной памяти неуязвимый - на асфальте, а над ним маячит человек в белом халате.

- Доктор, я умру? - спросил Степан склонившегося над ним эскулапа с затаенной надеждой - ведь он получил реальное опровержение своих бредовых, как он сейчас уже понимал, домыслов: его только что сбило машиной, в этом не приходилось сомневаться!!!

- Теперь сто лет проживете, - обрадовал врач - молодой, темноволосый и очень озабоченный - вопреки сказанным им только что словам. "Обманывает", догадался Степан, знавший, что в обычае медиков утешать пациентов, обреченных на летальный исход.

- Со мной все кончено, признайтесь! И, пожалуйста, не пытайтесь меня спасти. - Степан вдруг подумал с ужасом, что настырные доктора еще могут его вытащить и, может быть, ему предстоит влачить дальнейшее существование жалким калекой, не дай бог, еще и парализованным - только и заботы сердобольным родственникам, что менять ему утку. Вот и попробуй-ка тогда при таких обстоятельствах уйти из жизни.

- Какое там "кончено". Легкое сотрясение. Повезло, - буркнул доктор, чья озабоченность, как выяснилось, имела весьма отдаленное отношение к Степану. Этого на носилки! - распорядился он, покидая "везунчика".

К тому времени, как подоспели носилки, Степан уже сам поднялся и отклонил предложение санитаров забраться в "Скорую помощь" - одну из двух, стоявших поблизости. Плюс к тому здесь же находились одна "милиция" с включенной мигалкой и "Газель" службы спасения.

Не успел Степан отделаться от медиков, как к нему прицепился дотошный милиционер. Предоставив ему свои паспортные данные и вкратце рассказав о происшествии: "Переходил через дорогу, дальше ничего не помню", - Степан направился поглядеть, вокруг чего собралась такая мощная компания, хотя, собственно, и без того уже догадывался...

Проходя между "Скорыми", он наткнулся на крупного, слегка всклокоченного парня и миновал бы его, почти не глядя, если бы тот не стоял нерушимо поперек пути, вытаращившись на Степана, как баран на летающую тарелку.

- Ну мужик, ты даешь! Ну ты, блин, везучий! Целенький как огурчик! А того водилу, что тебя сбил, сейчас из "Вольво" выковыривают.

- Что произошло-то? - пасмурно спросил Степан, не склонный к бурному изъявлению чувств по поводу своего спасения.

- Ты что, ничего не помнишь? Он же через тебя перелетел, подмял тебя вроде бы... Мы из шалмана вышли и думаем - кино, блин, что ли, тут снимают, в натуре?.. Ведь он шел-то за двести, не меньше, и вдруг как взбрыкнет на ровном месте! Прям взлетел! Над тобой просвистел на бреющем и давай кувыркаться! Это было зрелище! Такое только в боевиках! Ты пойди глянь там, что с ним стало!

Покачав отрицательно головой, Степан развернулся и двинулся прочь - на сей раз старательно держась тротуара. В нем не проснулось любопытства, желания посмотреть на изуродованную машину и тем паче на ее искалеченного владельца уже вторую свою невольную жертву после Экса, не считая выведенной из строя шпаны.

Он услышал достаточно, чтобы больше не сомневаться в своей экстра, супер, мегазащищен-ности - такой, что без проблем положит уйму народа, если это будет необходимо для сохранения одной-единственной его жизни. А ведь он решился на соглашение с космическими спасателями только ради того, чтобы отдать ее, самому ему ненужную и постылую, во чье-то спасение. Вот ведь гримаса судьбы...

Но даже это померкло и отодвинулось сейчас на второй план перед одной, самой важной, недодуманной перед аварией мыслью...

Что, если бессмертие Верлрока берет начало именно в его совершенной защите? Тогда выходит, что и ему, Степану Ладынину, предстоит теперь, подобно той древней, но чертовски коварной железяке, влачить свой крест до скончания мира?..

"Да нет, ерунда, - отмахнулся Степан мысленно. - Все же человек не машина - он куда сложнее устроен и, если уж на то пошло, имеет по отношению к машине, как бы сложна и заумна она ни была, статус создателя. А проще говоря - бога. Но живого, не бессмертного. Одно дело защитить его жизнь от внешних опасностей тут между ним и машиной нет принципиальной разницы. И совсем другое - не позволить человеку пройти все стадии жизненного пути и умереть от старости. Не существует такой силы, даже если она может продлить до бесконечности жизнь уникального аппарата. Сохранить от износа такую груду сложноорганизованного железа - задача, конечно, не из легких и все же гроша ломаного не стоит рядом с проблемой человеческого старения.

Словом, машине - машинное, а ее богу, то есть человеку, - богово.

Окончательно убедив себя таким сомнительно-философским образом, Степан вздохнул свободнее и даже пошутил про себя: "Вчера я начал жить вечно, пока все идет хорошо, ха-ха".

Но что-то еще тихонько скреблось из подсознания в захлопнутую, казалось бы, накрепко дверь, что-то шептало, словно бы в замочную скважину:

"Почему Верлрок сказал тебе "до свидания"?.. Ведь этот хитрый электронный старпер (ШЕСТЬСОТ МИЛЛИОНОВ лет железяке, в уме не укладывается!) знал, что ты за фрукт и откуда к нему явился. Так какое там, к чертовой матери, "свидание"! Уж кто-кто, а Решающий Проблемы понимал, что больше никогда в жизни ты не сможешь навестить его. Разве что..."

Степан свернул на Новый Арбат, и прянувший в лицо шершавый ветер подхватил и унес в ночь стучавшуюся у порога безумную мысль:

"...Разве что когда люди, научившись преодолевать расстояния в десятки тысяч световых лет, полетят на космических кораблях к звездам".

Глава 2

ЧЕЛОВЕК-КАТАСТРОФА

Нет смысла отрицать, что, родившись в этом мире, все мы находимся в руках судьбы. Не зря же мудрецы советуют ценить каждое мгновение подаренного нам нового дня, как если бы он был последним. Даже люди, выбравшие своим уделом опасные и рискованные профессии, балансируют на грани гибели в стремлении ощутить всю остроту и прелесть жизни, а вовсе не из желания ее лишиться. Последнее, кстати, не является для человека - существа достаточно уязвимого большой проблемой.

Представьте на мгновение, что вам подарили редкую возможность оставаться невредимым при любых обстоятельствах. Что вашей единственной и бесспорно уникальной жизни дали надежную гарантию сохранности, какие бы каверзы ни готовила вам злодейка-судьба, вне зависимости от того, насколько опасному делу вы себя посвятили. Наверное, это вряд ли огорчило бы кого-нибудь из нас. Скорее, напротив. "Гип-гип ура!!!" - вскричали бы мы. И, возможно, пустились бы во все тяжкие.

"Увы мне, несчастному!.." - думал единственный смертный, получивший такую гарантию от вечной машины, также лишенной, несмотря на жгучее желание и бремя шестисоттысячелетнего возраста, возможности выключиться. "Облагодетельствованный" ею, Степан Ладынин горько сожалел о том, что не последовал тогда заложенной в память гибельной инструкции и что потом галактические спасатели так быстро исключили его из своих рядов, не сочтя возможным нагрузить еще какой-нибудь смертоубийственной работенкой. И им была бы польза (опять же Экс, бедняга, остался бы жив), и Степану какое ни на есть, а применение.

Итак, жизнь продолжалась, и, сколь бы тяжким ни мнилось Степану земное существование, не в его силах было сложить этот груз со своих многострадальных, но, увы, отныне неуязвимых плеч. Следует признать, что мудрейший в галактике кибернетический мозг не ошибся в выборе себе собрата по несчастью.

Однако брезжила еще в Степане призрачная надежда, что виной всему лишь временное помутнение рассудка: ну не бывает такого в реальном мире, чтобы обычного человека берегла сверхъестественная сила! Мистика и паранойя, сказал бы, выслушав его историю, кто угодно - от первого встречного прохожего до ученого профессора. Впрочем, профессор, пожалуй, пришел бы от его повествования в восторг, а потом заговорщически сообщил бы, что у него за городом имеется замечательная клиника и не желает ли, мол, товарищ ее посетить с целью поделиться более подробно своими занимательными приключениями с другими крупными специалистами по межгалактическим контактам. Нет уж, увольте.

- Степушка, да что с тобой? Что же ты все лежишь да лежишь? Хоть бы покушал, - дребезжала на кухне престарелая тетушка, гремя в унисон себе посудой.

Степан, валявшийся на кровати, почти не вставая, в течение вот уже двух дней, прошедших с момента его возвращения из космоса, придушенно застонал.

- Встал бы да побрился, - не унималась глуховатая старушка. - Вытер бы, что ли, пыль да вон помойку вынес. Чай, мы с тобой не козы, не овцы - чего ж нам жить-то, как в хлеву?

Это была уже не первая ее попытка расшевелить племянника, их был предпринят ею целый ряд, как то: смерив ему температуру и давление, подключив его к просмотру своего любимого телесериала и пригласив к вечернему чаепитию с соседкой Зинаидой Петровной. Сейчас у Степана возникло стойкое ощущение, что полоса совпадений, оберегающих его здоровье, еще не кончилась и шибанет инфарктом единственного родного человека в тот момент, когда она доведет его до мигрени. Гадай тогда, кто виноват: его нелинейный бред или ее гипертония.

Степан с трудом, словно чугунный Командор, оторвался от своего лежачего постамента, то бишь от кровати, издавшей всеми пружинами облегченный стон, и тяжелой поступью, наверняка заставившей трепетать дух донны Анны, отправился выносить помойное ведро.

- Степа, может, лучше завтра - на ночь-то примета плохая!.. - запоздало спохватилась тетушка, вспомнив, должно быть, о его небритой физиономии ("Не ровен час, соседи увидят, решат, что запил"). Но Степан уже хлопнул дверью в сопровождении зловещего громового раската - "гром небесный" прозвучал в исполнении теткиного алюминиевого таза, сорвавшегося со стены в прихожей.

Было что-то между девятью и десятью вечера - время перехода красок к легким полутонам, когда солнце уже скрылось и все же мир на пару минут призрачно светлеет, становясь словно бы немножко иным - чуть зыбким, изменчивым. Осиянным - вот самое подходящее слово. Степан очень любил такие мгновения, зная, как редко выпадает возможность их уловить. Но сегодня нечто почему бы не назвать это мирозданием? - словно специально, поджидало его выхода на улицу, чтобы окутать загадочным светом, нашептать теплым ветерком в щелочки воздвигнутого им внутреннего бастиона: "Признай - ведь я по-прежнему прекрасно. Может быть, не так уж все во мне безнадежно, а?.."

Степан, целенаправленно пересекающий подъездную дорогу, и впрямь было встрепенулся в душе, растревожился - так промерзшая ледяная глыба начинает таять под воздействием солнечных лучей. Но процесс размораживания, как известно, сопровождается болью. И хотя физической боли он с некоторых пор перестал бояться, но этой... Как раз этой боли он бежал больше всего на свете. В качестве спасения от новых мук ему припомнилось, что предвечернее очарование мира - не более чем обман зрения: вроде бы эффект колбочек и палочек, совершающих в этот момент дружную перестройку на ночное видение. Кстати, приближение к баку с отбросами весьма способствовало восстановлению реалистичного взгляда на мир.

Но, видно, судьба, так жестоко отдубасившая Степана, решила сегодня во что бы то ни стало изобразить из себя пряник: окидывая рассеянным взглядом окрестности, Ладынин увидел, что по дорожке, проложенной через двор, идет Леночка. Как всегда, немножко отрешенная, в узком бежевом костюмчике, неловко-изящная, головокружительно-легкая - почти как этот овладевший миром чудесный свет. То ли девочка, а то ли виденье - из разряда тех, что встречаются хоть раз на жизненном пути каждого мужчины. Он знал о ней только то, что она живет у них в доме на первом этаже. Сейчас, направляясь к подъезду, она должна была непременно пройти мимо Степана.

Раньше ему и в голову не пришло бы подойти к ней, чтобы не нарушать иллюзию, именуемую "прекрасный мираж", существующий где-то рядом и все же за гранью его досягаемости. Но что такое иллюзии для человека, уже ступившего за другую грань - постигшего всю тщету этой пошлой игры, именуемой жизнью? Ясно же, что живая девушка, состоящая из плоти и крови, не может считаться недоступной.

И Степан внезапно решил, что почему бы ему с ней не познакомиться? Он даже двинулся ей навстречу, но остановился, вспомнив про помойное ведро: будь ты хоть сам Казакова или даже неотразимый Джеймс Бонд, но с таким довеском ты вряд ли рискнул бы заводить знакомство с феями.

Степан заколебался, тем временем момент был упущен: Леночка прошла мимо, как мимолетное виденье, как ангел чистой красоты, даже не найдя нужным с ним по-соседски поздороваться, и уже стучала каблучками по ступенькам подъезда. Ну что ж, прошла и прошла, не в первый раз, наверное - эх-эх!.. - и не в последний.

"А не напиться ли мне сегодня?" - с привычной тоскою подумал Степан, провожая Леночку взглядом и замечая, кстати, что вместе с ней, догнав ее в последнюю секунду, в подъезд входят трое неизвестных ему граждан, вышедших только что из припаркованного рядом с подъездом "Лендкрузера".

Машина была незнакомая - вполне вероятно, что подозрительного вида троица приехала к кому-то в гости. Но уж больно долго они стояли, не спеша выходить, словно поджидали кого-то. Возможно - Леночку?.. Вернее - первую же одинокую девушку, входящую в подъезд, чтобы настигнуть ее там... Зачем? - Для совершения насилия, конечно. Наверняка существовали и другие объяснения их действиям, не пришедшие Степану в голову по причине, видимо, полного отсутствия воображения. Да и некогда было размышлять. Он бросил ведро (нет чтобы догадаться сделать это раньше, в целях знакомства) и ринулся к двери, по пути вырывая из кармана магнитный ключ. Второпях он даже не подумал о том, как собирается защищать девушку, будучи один против троих-к его чести, скажем только, что о своей неуязвимости он в это время забыл напрочь.

Парадное их старого дома, куда Степан влетел наподобие порыва ураганного ветра, было пусто и по обыкновению гулко, словно фойе театра, уже покинутого публикой. Леночкина дверь, расположенная справа от лестницы, оказалась закрытой. Степан миновал ее и в замешательстве остановился напротив лифта.

Разумнее всего было предположить, что ничего страшного здесь не произошло - Леночка просто ушла домой, и криминального вида троица, зашедшая вместе с ней, тоже скрылась в какой-то из квартир. А ему следует со спокойной совестью возвращаться на улицу за ведром, потерю которого тетка наверняка отнесет за счет его съехавшей крыши - и окажется недалека от истины.

Но Степана посетила и другая мысль: что, если те трое вынудили Леночку впустить их к себе в квартиру? Страшно представить в таком случае ее теперешнее положение! И как быть ему, терзаемому подобными сомнениями - может, стоит позвонить ей в дверь и удостовериться, что все в порядке?.. Он отдавал себе отчет, что его страхи скорее всего бредовые, тем не менее принял решение поступить именно так, рискуя даже глупо выглядеть в ее глазах - главное, увидеть ее лицо, и пусть она хоть покрутит пальцем у виска. Зато он будет за нее спокоен.

Осуществить задуманный план Степану помешало внезапное происшествие: лифт неожиданно распахнулся - причем сам собой, поскольку стоял все время на первом этаже и по идее должен был пустовать. Но не это якобы произвольное открытие заставило Степана замереть на месте, временно позабыв о Леночке. И даже не то, что вместо ожидаемой привычной кабины там внутри оказалось какое-то новое помещение, явно превосходящее по размерам габариты лифтовой коробки.

Все дело было в трех фигурах, застывших "на пороге": в центре, прямо перед Степаном, находился во плоти не кто иной, как персонаж его недавней развернутой галлюцинации - Грабстрихт Семьдесят Пятый, а проще Грабе - космический спасатель, отправивший Степана на Землю в нарушение всех инструкций, даже без процедуры стирания памяти. В руке у Грабса был зажат тот самый несерьезный с виду, но наверняка смертоубийственный прибор, каким он пытался уничтожить Степана в модуле. Однако, несмотря на наличие оружия, вся фигура недавнего коллеги дышала обреченностью, в глазах, обращенных на неубиваемого смертника, отчетливо читался ужас узнавания. Двое спутников придерживали Грабса за локти, будто опасаясь, что он может не устоять на ногах или, того паче, вырваться и улизнуть.

Сопоставив сие аномальное явление, возникшее в лифте, с сюжетной линией предыдущего бреда, Степан моментально предположил, что Грабса в принудительном порядке обязали выполнить инструкцию - то есть ликвидировать бывшего вольнонаемного сотрудника Галактической Службы Спасения Степана Ладынина. Что Грабе сейчас и попытается сделать. Степан, со своей стороны, от всей души готов был пожелать ему удачи, хотя сам в нее, увы, уже не верил. Что его действительно в данной ситуации ужаснуло - так это мысль об окончательном расстройстве собственной психики. В надежде развеять навязчивый морок либо убедиться в его реальности, он не нашел ничего лучшего, как ущипнуть себя за запястье.

Все вышеизложенное произошло очень быстро, буквально на счет раз-два: раз - перед Степаном распахивается дверь лифта, два - глазея внутрь, он щиплет себя за руку. На счет "три" Грабе поднимает бластер. Поскольку щипок, хоть и получился чертовски болезненным, никак не изменил обстановки - "видение" прочно занимало свою позицию в лифте, - то на "четыре", само собой разумеется, должен был последовать выстрел-вспышка, может быть, в сопровождении звука - Степан до сих пор не имел возможности увидеть, как работает инопланетное оружие.

Не пришлось ему узнать этого и теперь. Иначе впечатление было бы чересчур коротким и не таким для него зрелищным: нечто подобное выстрелу действительно произошло, и звук был соответствующий, потому что в этот момент лифт, вроде бы надежно стоявший на первом этаже, внезапно провалился. Буквально - грянулся еще метра на полтора вниз, то есть не полностью, а так, что верхняя часть кабины осталась видна над уровнем пола. Сверху заскользил оборванный трос, свиваясь кольцами на крыше кабины, а спустя секунду, как раз на счет "пять", гулкая тишина парадного взорвалась еще одним мощным ударом - рядом в клети рухнул противовес. Все. На этом отсчет времени, отпущенного неведомым режиссером на данное событие, закончился - всего пять секунд, - и воцарилась уже новая, особая, оглушительная тишина - такая сопровождает только что свершившиеся катастрофы. Как правило, она не затягивается, являясь как бы преддверием следующего этапа - стонов и плача, если под руинами остались живые.

И на сей раз затишье продлилось недолго - не успела улечься пыль, как из недр рухнувшей коробки грянул отборный русский мат.

Степан по-прежнему стоял столбом напротив, оторопело взирая на результаты акции Галактической Службы Спасения по его уничтожению (вот ведь каламбур). Он и не предполагал, что старый надежный лифт способен провалиться на то самое пыльное дно, таящееся в щели под ногами, куда порой бесследно улетает всяческая мелочь - чаще всего, как правило, ключи. "Возможно, - размышлял он, - что виной всему это их перемещение или совмещение пространств - ну с помощью чего они втиснули свое крупногабаритное помещение в нашу маленькую коробочку? Найти ответ на этот вопрос не легче, чем Карлсону понять устройство телевизора, однако ясно, что лифт - достаточно неустойчивый объект для подобного рода экспериментов: какой-нибудь там структуральный сдвиг, мелкая гипертрансляционная флуктуация, пространство подплывает, смещается, и трах-бабах!.."

Наклонив голову, Степан посмотрел в кабину - там сейчас было темно и ничего толком не видно, но похоже, что инопланетян тоже здорово коротнуло флуктуацией, судя по доносящимся оттуда междометиям. Необычно было то, что они в стрессовой ситуации воспользовались нашим Великим и Могучим.

Тут заколдобистый поток на время прервался, и на свет высунулась голова, стриженная под бобрик, а следом за ней наружу, цепляясь руками, полезло туловище - довольно крупное, заметим. Для начала Степан понял только, что все это не принадлежало ни одному из находившихся ранее в лифте.

Окончательно выбравшись, пострадавший подсобил второму, также не имевшему ничего общего с предыдущей компанией. Эти двое были из другой троицы - той самой, что на его глазах покинула "Лендкрузер", а потом увязалась за Леночкой. Кстати, к месту происшествия успел подоспеть и третий, спустившийся только что по лестнице - нельзя сказать, чтобы бесшумно.

- Блин, что у вас тут за... (разновидности половых игр)? - обратился он к товарищам, убедившись, что они живы, а не взорваны этими... (коварными беспринципными врагами, регулярно любящими друг друга противоестественным методом), как он скорее всего поначалу предположил.

В ответ последовала фраза, привести которую в оригинале нет никакой возможности, поскольку печатными в ней были только предлоги и местоимения. В переводе с Могучего она означала примерно следующее: это немало потрудившееся в половой сфере, покрытое фекалиями средство для удовлетворения самых грязных садомазохистских наклонностей упало в извращенной форме, за что его следует принудить к насильственному сожительству всеми известными способами, на всех этажах, поочередно.

Степану было очевидно, что оба потерпевших не имеют отношения к загадочному явлению Грабса иже с ним, а являются только случайными жертвами, оказавшимися в этот момент в бедном лифте. У Степана, что и понятно, не возникло желания о чем-либо их расспрашивать, тем паче делиться с ними собственными впечатлениями о случившемся. К тому же аудитория грозила увеличиться - из ближайших квартир уже начали высовываться потревоженные грохотом жильцы. Может, и Леночка - прекрасный мираж - высунет носик полюбопытствовать, ну да бог с ней, пусть живет невинной, главное, что у Степана отпала причина за нее волноваться.

Он собрался было идти домой - к заждавшейся тетушке, но вспомнил о брошенном ведре, за которым она его все равно отправит, и поспешил покинуть подъезд.

Дивный предвечерний свет к этому времени уже померк: мир перестал притворяться Землей обетованной и все плотнее драпировался тьмой, как бы давая понять Степану, что мрак вновь прочно занимает позиции в его жизни и собирается взяться за него вплотную - дай только срок. Ждать пришлось недолго: на приступочке за дверью его догнали, подперли с двух сторон и, не сбавляя темпа, завернули к тому самому "Лендкрузеру".

- Что вам от меня нужно? - возопил Степан, одновременно пытаясь сопротивляться, но безрезультатно: двое "пострадавших" - а это были они жестко прихватили его под локти и, не давая опомниться, запихнули в машину.

"И где же моя-хваленая защита? Налицо ж насилие!" - мысленно и совершенно безответно возмущался Степан, в то время как один из напавших влез следом, а второй, обежав тачку, уселся с другой стороны. Третий, устроившийся за рулем, уронил через плечо:

- Поедешь с нами. Один человек хочет с тобой поговорить.

"Кто, Грабе?" - чуть не ляпнул Степан, но тут машина тронулась, резким толчком вырывая его из мира фантастических страшилок, целиком завладевших его бедной головой под впечатлением последних событий: если та троица инопланетни-ков ему не привиделась - а в их пользу свидетельствовал не только красный след, оставшийся от щипка на запястье, но и сам внезапный обрыв лифта, - то по всему выходило, что судьба, или, скажем, его особая защита, в общем, то самое, чего он заглотнул у Верлрока, можно назвать это зВер (защита Верлрока), или, проще, "зверь" - словом, этот гипотетический охранный "зверь" вновь избавил его от неминуемой гибели. И выходит, что, появившись раз на его горизонте, ГСС действительно вознамерилась его спасти, как это ни парадоксально звучит - от жизни. На сей раз у них опять не вышло. Интересно, это была последняя попытка? Или будут предприняты еще? Тогда бластер им в руки.

Но пора было возвращаться к окружающим реалиям: стало быть, вот кого пасла в наших пенатах эта троица - тебя, любезный друг Степан Ладынин. И скорее всего если бы не Леночка, то взяли бы они Степана по возвращении к подъезду тепленьким, с пустым ведром, что, кстати, являлось бы для них отвратительной приметой. Но тут появилась возможность заломать клиента без шума и лишних свидетелей, припугнув его в лифте, где двое из них и засели, а один ждал на лестнице на случай, если тому придет в голову подниматься пешком. Такое объяснение выглядело более или менее приемлемым, по крайней мере лучшего не имелось. Оставалось неясным, куда подевались бандиты, когда перед Степаном явились Грабе со товарищи? Вероятно, произошло какое-то замещение либо совмещение, технически для темного землянина непредставимое (все та же проблема Карлсона и телевизора), однако не исключено, что именно наличие этой парочки в месте перехода и стало причиной аварии у иноп-ланетников, повлекшей падение лифта.

Но в данный момент все это было уже не важно, и Степан вновь вернулся к своим баранам - тем паче что далеко за ними ходить не приходилось, они были вокруг: чужая тачка с тремя отмо-розками, только что его похитившими и увозящими от родного дома в неизвестном направлении.

Поглазев какое-то время в окно, Степан примерно определил это направление - юго-запад столицы. Он, похоже, начинал догадываться, кто этот "один человек", так ненавязчиво пригласивший его для беседы. К сожалению, сей господин не был заинтересован в его смерти. Ему нужны были деньги, вложенные им с полгода назад в очень перспективный проект. В самом деле - в очень и очень перспективный, но, увы, развалившийся, и не по вине Степана. Но Валентина Холь-ца не интересовало, кто виноват, он хотел вернуть свои деньги. С процентами. И для этого ему требовался живой Степан. Стоп, вот мысль! Оттого-то "зверь" и бездействовал при похищении, что не учуял в данном случае непосредственной угрозы для жизни "хозяина"!

Такая постановка вопроса всерьез заинтересовала Степана. А что, если спровоцировать похитителей на подобную угрозу? Благо, случай подвернулся отменный, вон у левого соседа рукоятка ствола видна за отворотом куртки. Почему бы не рискнуть? Может, и удастся скинуть это ветхое рубище, как говорил дружище Верлрок, подразумевая бремя жизни, а если нет, то хоть убедиться окончательно в существовании дареного им "зверя". Правда, Степан, в отличие от железного наставника, не воспринимал свою жизнь как рубище - она, скорее, напоминала ему больного удава, сдавившего его кольцами серых, однообразно шуршавших дней. Но ключевое слово здесь было - скинуть. Встряхнуться еще разок, для проверки - чем черт не шутит, а вдруг на сей раз получится!

Что, по-вашему, он сделал бы в первую очередь, приняв такое решение? "Простой вопрос! - возможно, скажете вы. Одним движением он выхватил у соседа ствол из-за пазухи, взял на мушку свежевыбритый затылок водителя и приказал:

- Тормози! - Нет, лучше так: - А теперь поворачивай, и едем назад!

Не сомневаюсь, что вы на его месте так бы и поступили, да и мы, чего греха таить, с превеликим удовольствием, имейся у каждого из нас собственный охранный "зверь". У Степана он вроде бы имелся, тем не менее он отчаянно вздохнул и со словами:

- Можно, я закурю? - сунул руку не за пазуху к соседу, а в собственный внутренний карман за сигаретами. При этом его как бы невзначай оттопыренный локоть заехал во что-то жесткое и упругое, явно накачанное, скорее всего в живот попутчика. Раздавшийся рев:

- Ты что, р-рыпаться, сука?! - сопровождался захватом Степана сразу с двух сторон, и ему в скулу больно стукнулось нагретое возле тела дуло пистолета. Чего он, собственно, и добивался: угроза жизни была налицо. Однако "зверь" не спешил проявляться, что можно было объяснить двояко - либо полным отсутствием опасности (то есть пленника просто запугивали), либо все-таки отсутствием самого "зверя".

- Сильно там его не калечьте, - донеслось от водилы, поглядывающего на них в зеркало заднего вида. - Белено целым довезти... - Тут он услышал позади кое-что, заставившее его возмущенно обернуться.

- Да я вас сейчас сам всех покалечу! - храбро заявил Степан и, изловчившись, плюнул в лицо левого соседа. Попадание вышло отменным - прямо в налитый яростью глаз. Правда, в собственный глаз Степана при этом ткнулся ствол, но ему ли, поломавшему уже как минимум пару бластеров и один дезинтегратор, было бояться какого-то "ТТ"? "Я от дедушки (Верлрока) ушел и от бабушки (Грабса) ушел, от тебя, волчара, и подавно уйду!" - мог бы спеть Степан в подражание знаменитому Колобку, который, как известно, плохо кончил. Вот и у Степана возникла мысль, что, чем примитивнее оружие, тем оно должно быть надежнее. Так что "ТТ" вполне мог сработать. Но, следуя дальше той же логике, лучше бы уж сосед припас булыжник - универсальное оружие пролетариата, безотказное для всех времен: ни тебе в нем спин-батареи, чтобы садиться, ни пули, чтобы заклинивать.

Мысль оказалась в руку: вместо того чтобы выстрелить, сосед - как был, с плевком в глазу, резко отвел руку со стволом для удара. Этак бы в свое время Грабсу догадаться - не убил бы "везунчика", так, может, хоть память бы ему отшиб. Опять же Экс, бедняга, был бы спасен... "Совсем они там в своем космосе размякли, ушли от корней!.." - подумал Степан, инстинктивно зажмуриваясь и не сомневаясь, что на сей раз его песенка спета. Допрыгался, неуязвимый: в лицо ему летел пистолет одного соседа, клешня другого сжималась на его горле, и он еще успел поймать бешеный взгляд водителя, всей душой готового, несмотря на свое предыдущее замечание, присоединиться к избиению сверхнаглого клиента. Серый корпус "семерки", идущей в тот момент на обгон, всплыл из подсознания несколько позже. Но было очевидно, что именно она да еще их раззява-водитель, не глядевший в тот момент на дорогу, явились причиной того, что произошло дальше.

Вместо ожидаемого удара рукояткой в голову зажмурившийся Степан ощутил другой, более глобальный удар, сорвавший его с дивана. Со страшной силой его швырнуло обо что-то, к счастью, относительно мягкое, перевернуло и вновь приложило - пожестче, но боком, потом опять кинуло - тут он успел закрыть голову руками, - но угодил опять во что-то податливое. Раздался оглушительный хлопок. Степана еще раз кувыркнуло и в довершение бросило задницей на вполне удобную пружинящую поверхность, снабженную к тому же спинкой.

Ощутив по воцарившейся гробовой тишине, что очередное мероприятие "зверя" по его спасению закончилось, Степан осторожно поднял голову. Первое, что он увидел, был руль. Похищенный объект, как выяснилось, сидел теперь на месте водителя. За лобовым стеклом, на самом деле теперь отсутствующим, наблюдалась нижняя часть развязки. Слева шла гора, покрытая травкой, - стелившаяся по ней широкая полоса с вывороченными кусками дерна наглядно указывала тернистый путь, проделанный только что "Лендкрузером" - видимо, акробатическим методом под названием "кувырок через крышу", с приземлением в конце упражнения на все четыре колеса.

Как раз когда Степан поднял взгляд к исходной точке их головокружительного полета, наверху, у самого края, появилась человеческая фигура. Пару секунд любопытный глядел вниз, а потом быстренько исчез из поля зрения. Сверху взрыкнул мотор, послышался звук быстро удаляющегося автомобиля. Понятное дело какому владельцу "Жигулей" охота связываться с начинкой "Лендкрузеров"? А вот посмотреть, как его там расколдубасило до полной неузнаваемости, - это непременно! Это прямо бальзам на душу простому человеку. Может, и взрыв посчастливится увидеть. Но на сей раз коварного автовладельца постигло разочарование - цел остался чертов мудовоз, и пассажиры его скорее всего живехоньки, так что лучше улепетывать от греха во все лопатки и колеса, пока они там не оклемались и не бросились вдогонку, растопырив пальцы.

Степан убедился, что машина с честью выдержала испытание, оставшись только без стекол и перетасовав заодно экипаж таким образом, чтобы в дальнейшем ей подобных испытаний избегать: управление она вроде как доверила Степану, а что касается криминального элемента, то есть своих непосредственных владельцев, их она свалила "на галерку" в кучу-малу, как при игре в "дурака" кидают лишние карты в раздел "бито".

Обернувшись, Степан увидел, что побило его похитителей действительно изрядно: из троих, расположившихся, в отличие от Степана, в весьма неудобных позах, признаки жизни подавал только водитель, лежавший более или менее сверху. С его подельниками было что-то совсем худо: тот, кого Ладынин раньше называл про себя "левым" (не по политическим взглядам, а по его расположению на диване), торчал сейчас головой вниз, ногами кверху, правая рука его, неестественно вывернутая, но по-прежнему сжимавшая ствол, вклинилась меж двух передних сидений, словно выцеливая неприятеля из хитрой засады. Второй как бы стоял на коленях, завалившись верхней частью туловища на диван, где его придавил собой водила, на что бывший "правый" (тоже не по убеждениям) совершенно не реагировал.

Очередное доказательство существования "зверя" громоздилось перед Степаном на заднем сиденье и выглядело более чем убедительным. А ведь они вряд ли собирались его убивать, ведь часть требуемой с него суммы наверняка причиталась им за работу - а Степан знал не понаслышке, что такого рода братва процент берет солидный. Чего ему было точно не миновать - так это ТТП, то есть тяжких телесных повреждений.

Итак, наличие "зверя" могло считаться доказанным. Отныне следовало принять как факт то обстоятельство, что "зверь", по сути, заставляет его жить. Это в первую очередь. А во вторую - он бережет от инвалидного кресла, так что Степан по крайней мере может быть спокоен за свое телесное здоровье. И горе тем, кто рискнет на него, здоровье это, посягнуть - посредством ли кулаков, утюгов или тем паче паяльников: той же монетой им воздается, а то, глядишь, и чем похуже.

Но пора была действовать, пока соседи находились в ауте: очухаются ведь и, как пить дать, сразу возьмутся за старое - дай им да подай наглого пассажира, чтобы учинить над ним, безоружным, суд неправедный, с попутным мордобоем и членовредительством. Тогда не миновать новой беды - сковырнется сверху еще какой-нибудь бедолага, аккурат на заднюю часть "Лендкрузера", до кучи. А машина Степану, между прочим, была необходима в целости - не пешком же домой топать, денег-то он с собой не брал, думал дойти до помойки и сразу назад. А оно вон как обернулось. И домой ему теперь лежала не прямая дорога, а с крюком - через кредитора: стоило, пожалуй, Степану с этим делом разобраться, объяснить там все по-хорошему, раз уж выдался такой случай.

Для начала он отобрал пистолет у торчавшей поблизости руки - она держалась за оружие, на удивление, цепко, и палец плотно лежал на спусковом крючке, словно вот-вот шмальнет. Так что перед изъятием Степан сдвинул предохранитель, опасаясь не за себя, а за сохранность автомобиля: и без того неясно, заведется ли он после такого сальто-мортале, а уж с пулей в двигателе и подавно далеко не уедешь. Завладев стволом, Степан тут же вернул предохранитель в прежнее положение (чтобы уважали) и обратился к водиле - тот как раз поднял голову, обозревая мутным взглядом прискорбные результаты своего халатного обращения с рулем. Самым плачевным для него последствием аварии было изменившееся положение Степана - не в смысле смены им места, а в смысле пистолета в его руке.

- Оружие сюда, быстро! - велел бывший пленник, направляя ствол в лоб бывшему главарю компании. Водитель молча повиновался с выражением презрительного недоумения на лице: что это, мол, за Рэмбо нам сегодня попался, с самого начала с ним такое лихо, будто не по профилю работаешь, а пашешь каскадером в каком-то гребаном приключенческом кино.

- И у этого пушку забери! Живы они там, что ли? - полная неподвижность двух бывших соседей начинала тревожить Степана, хоть и была ему в какой-то мере на руку: одного легче держать на мушке, втроем они наверняка снова попытались бы с ним справиться - все последствия, естественно, опять на его совести.

Когда водитель сместился, Степану в глаза бросилось сначала обширное темное пятно на дорогой обивке. Спустя секунду стало ясно, что второй парень мертв, для этого даже не требовалось его переворачивать - рубашка на спине ближе к основанию шеи была пробита, открывая полную черной крови дырку. "Пулевое ранение, кажется - навылет..." - подумал Степан, вспомнив хлопок, раздавшийся во время аварии. Похоже, что выстрел был произведен случайно скорее всего из того самого оружия, которое он сейчас держал в руке.

- А что со вторым? - холодея, спросил Степан, все еще в надежде, что тот просто находится без сознания - в конце концов выстрел-то был один, а кувыркание в машине вряд ли могло угробить такого здорового мужика, наверняка привыкшего к разного рода жестоким месиловам. Разве что... В памяти всплыла строка из популярной в народе песни: "И одною пулей он убил обоих..."

Но нет - как они вскоре убедились, пуля прошила лишь одного братка и покинула салон, продырявив крышу. А у второго, торчавшего сейчас ногами кверху - того самого оплеванного, представлявшего для Степана в этой компании наибольшую опасность - оказалась сломана шея.

Поняв, что оба его подельника мертвы, водитель поднял глаза на неуязвимого пассажира, занявшего к тому же теперь его место. Не вызывало сомнений, кого он считает виновником аварии, а также смерти своих друзей. Волчий, жаждущий крови взгляд наткнулся на дуло пистолета.

- Свали их там на пол, потом иди за руль, - распорядился Степан.

- Все равно тебе, падла, теперь не жить, - глухо отозвался водитель.

- Это ты их угробил, а не я, - заметил Степан справедливости ради. - На дорогу надо было лучше смотреть. Ты не справился с управлением, а мне просто больше повезло в этой свалке.

Водитель, сгружая тела, угрюмо молчал: крыть ему, естественно, было нечем, тем не менее весь вид его говорил: ты, мол, гад, виноват, и ты за все поплатишься - дай только срок. А свой просчет он полностью списывал на ситуацию, спровоцированную позади этим психом - разве нормальный станет рыпаться на братков, сидя между ними, в их тачке, с пушкой у виска? Раньше и без пушки никто на такое не осмеливался.

Закончив кантовать дружков, он пересел на освобожденное ему Степаном водительское место и устало оперся локтями о руль.

- И что теперь?..

- А теперь поехали, - приказал Степан, державший сейчас пистолет у коленей так, чтобы его было не видно снаружи. Он вовсе не желал подключать к этому делу милицию - и без того разбитые окна привлекут к машине лишнее внимание, - но убрать ствол пока не мог, не без основания опасаясь нападения водилы исключительно из страха потерять последнего.

- Куда? - буркнул тот, включая зажигание. Мотор завелся, что слегка порадовало обоих.

- А к кому мы раньше ехали? - спросил Степан, надеясь получить подтверждение своим первоначальным догадкам.

- К кому надо! - огрызнулся бандит вместо ответа.

- Вот туда и вези.

Водила зловеще хмыкнул, но от замечаний воздержался. Степан понял, почему: таким образом ему могла очень скоро предоставиться возможность отомстить, и он повременил с угрозами, опасаясь, как бы пассажир не передумал насчет маршрута.

Авария произошла на подходе к МКАДу - хорошо, что уже стемнело, да и трасса не принадлежала к числу основных магистралей: помятая машина, лишенная стекол, представляла собой лакомый кусок для гаишников, чье общество сейчас им было вовсе не на руку - как ни странно, - обоим.

Ехали молча. Степана покалывали угрызения совести: водила даже не подозревал, насколько был прав, обвиняя во всем сегодняшнего клиента. Мысль о том, что сваленные позади отмороз-ки получили от него рикошетом заряд собственного зла, почему-то не приносила облегчения. При жизни убитые и сами по себе были злом - не только неизбежным, но и востребованным в нынешних экономических условиях. Однако обращение к подобным структурам часто бывало единственным способом восстановить справедливость - в чем Степан, кстати, не раз имел возможность убедиться. Но с этой точки зрения выходило, что он угробил двух правдоборцев. Ерунда, конечно, но вся беда в том, что сделал-то он это без особой необходимости, а единственно ради эксперимента, для проверки своего дара: ну сидел бы он действительно между ними тихо, не рыпался, и доехали бы они спокойно все живехонькими туда, куда, собственно, все равно теперь едут.

Попутно Степан размышлял и о том, насколько он теперь должен быть осторожен и, главное, сдержан, особенно в мелочах: не имеет он больше права необдуманно тыкать локтями, плевать, в кого захочется, будь это хоть распоследний подонок, и даже посылать куда подальше придется с оглядкой - народ вокруг стал нервный, вспыльчивый, пойди среди него гулять вечерком с этаким даром - пожалуй, штабелей навалишь!..

Вскоре после Кольцевой свернули на дачный проселок - Степан понял только, что его не завезут черт знает куда, за тридевять километров от Москвы, и порадовался хотя бы этому: он все еще не терял надежды вернуться сегодня домой - не с чего ему было тут особо задерживаться. Кстати, вспомнил про тетушку, накликавшую беду на дорожку и сейчас наверняка сходившую с ума от беспокойства - куда это племянничек подевался, выйдя из дому под вечер на пару с помойным ведром.

Наконец остановились напротив капитального вида ворот и посигналили. Тяжелые створки почти сразу стали открываться - очевидно, тут ждали гостей, и, вероятно, с нетерпением: первое же нарисовавшееся за воротами мурло встретило их поначалу отборной бранью - где это, мол, вас носит, когда чай давно простыл. Разглядев состояние "Лендкрузера", оно выразило свое потрясение сакраментальной фразой про мать.

"Ты еще не видел, что у нас тут позади лежит", - подумал Степан, между тем как они миновали ворота и подъехали к двухэтажной вилле, выглядевшей в целом весьма роскошно, если бы не видневшиеся вокруг во множестве следы строительных работ - особняк, видимо, ремонтировали, подгоняя к евростандартам, что, впрочем, мало занимало Степана. Он в эту минуту был занят тем, что тщательно вытирал рукоять пистолета - на всякий случай, чтобы ему потом, чего доброго, не пришили убийства.

- Ну, веди, - сказал он водиле и, уже выходя, оставил "ТТ" на сиденье: в дальнейшем оружие ему было ни к чему, ведь он не собирался кого-то убивать. Не хотел и запугивать, а что касается самообороны - на то у него, как теперь уже окончательно выяснилось, имелась собственная охранная система - по прозвищу "зверь".

Водитель молча повел его в дом, игнорируя вопросы двоих встречающих, объявившихся на крылечке - ясно было, что он выжидает минуты, когда сможет предъявить взятому сегодня голубчику счет за многочисленные потери.

Хозяин дачи ожидал их в гостиной, расположившись в кожаном кресле возле бара. Перед ним на столике лежал закрытый "дипломат", рядом стояла початая бутылка запредельно дорогого коньяка.

Вот Степан и убедился в правильности своих догадок - этот спортивного вида блондин, гладко прилизанный, неизменно одетый в белое, действительно был не кто иной, как самый "серьезный" из его кредиторов - Валентин Хольц. долгожданному гостю, появившемуся на пороге в сопровождении одного бандита и двоих из его охраны, Хольц присесть не предложил - будем надеяться, потому, что вся остальная мебель была закрыта чехлами: дом и впрямь находился в состоянии ремонта.

- Добро пожаловать, Степа! - радушно начал Хольц, пребывавший слегка навеселе. Его мнимое добродушие, не таившее под собой на самом деле ни грамма дружеских чувств, ничуть не обмануло Степана. - Сожалею, что для нашего свидания пришлось прибегнуть к таким крайним мерам, - продолжал Хольц, вальяжно разваливаясь в кресле. - Но у меня создалось впечатление, что ты хочешь меня кинуть. А, Степа? Признайся, ведь хочешь? Или ты скажешь, что я слишком мнителен?

- Я не собирался тебя кидать. - Степан вовсе не желал оправдываться, но, увы, любое объяснение это как бы подразумевает. В результате так и вышло: Просто я пока не могу вернуть тебе деньги. Ты же знаешь, что я на этом деле вообще полностью погорел...

- Меня не интересуют твои проблемы, - сообщил Хольц елейным тоном. - Я, помнится, назначил тебе срок - и он давно вышел.

- Но я же не брал у тебя в долг! - всерьез разозлился Степан. - Ты вложил в наш проект деньги, идя на определенный риск...

- Я так и думал, - перебил Хольц, скроив обиженную мину. - Как быстро мы докопались до истины! Ты не собираешься мне ничего возвращать, верно? Считаешь, что финансовый крах вашей конторы освобождает тебя от ответственности?

- Будь у меня деньги, я бы их тебе отдал, - сказал Степан честно, хотя в этом прогоревшем деле его собеседник являлся таким же ловцом удачи, как остальные трое учредителей, с той только разницей, что Хольца вместе с его капиталом привлек лично Степан. На свою голову. - Но, - продолжал он, поскольку денег у меня нет и взять их негде, то в какой-то мере да - ты прав, я так считаю.

- И очень напрасно! - воскликнул Хольц с крокодильей улыбкой, одновременно набульки-вая себе коньяка в рюмку. - Начнем с того, что ты заморочил мне голову, втянул в это провальное дело. Стало быть, с тебя и спрос. А насчет отсутствия финансов - ну зачем же так категорично? У тебя ведь, кажется, есть квартира?

- Квартира не моя, - процедил сквозь зубы Степан, внутренне закипая, но пока еще сдерживаясь. - Она принадлежит моей тете.

- Так неужели тетушка не выручит любимого племянника? Или она предпочтет получить его голову почтой? - тут Хольц резко посуровел. - Запомни, Степа, я не шучу - со мной это кидалово не проходит! Да, и кстати, - вдруг вспомнил он, не забудь про двойные проценты! - с этими словами он опрокинул в рот коньяк.

Воспользовавшись паузой, в разговор вступил доставивший Степана водилаединственный, о

чем Хольц пока не подозревал, оставшийся в живых браток из сегодняшней "группы захвата".

- А ты знаешь, что этот гад, - зловеще начал он, - положил по дороге сюда двух моих ребят и покалечил мне машину. Так что ты уж не обессудь, но условия нашего договора придется изменить: сначала он расплатится с нами по полной программе, а уже все, что от него останется, - твое.

Хольц в недоумении воззрился на братка, потом перевел взгляд на вздыхающего Степана, недоверчиво вздернув белесые брови:

- Два трупа, плюс машина?.. - такого сюрприза он явно не ожидал. - Как же это ты умудрился, Степа, а?..

- Да никак, - Степан усмехнулся, - Валя. Просто этот придурок пялился на меня, вместо того чтобы смотреть на дорогу - вот мы и сковырнулись. И я, конечно, теперь у него во всем виноват. А ты, выходит, внакладе, - подсыпал он перцу в разногласия, наметившиеся во вражеском лагере.

- Ты у меня, гнида, сейчас узнаешь, кто виноват! - рассвирепел браток до такой степени, что людям Хольца пришлось придержать его за локти.

- Я и так знаю, - заверил Степан, подразумевая, между прочим, себя, о чем бандит, естественно, не догадывался. Хольц в своем шикарном кресле только поморщился:

- Да у тебя, как я погляжу, просто дар наживать на свою задницу проблемы!

- На самом деле все это не имеет значения, - решительно заявил Степан и выдал, как припечатал: - Никто из вас ничего не получит. Потому что квартиру моя тетя продавать не будет!

- Почему же? - приторно улыбнулся Хольц, становясь похожим на зверя из породы кошачьих: внешняя леность и хищный огонек в глазах, свидетельствующий о желании сожрать наглую мышь, не брезгуя шкуркой, коготками и хвостиком.

- Я буду последним кретином, если ей это позволю, - сказал Степан. - Так что можешь убить меня прямо сейчас - отсрочка все равно ничего не даст.

- Зачем же убивать? С мертвого тебя и взятки гладки, а? Это всегда успеется, - констатировал Хольц, поселив в Степане опасение, что в данный момент ему не удастся задействовать "зверя", поскольку ни на жизнь его, ни на здоровье здесь пока никто не посягал. Но дальнейшая речь Холь-ца вселила в него надежду на обратное: - А сейчас ребятки немного тебя поучат. Наглотаешься своей кровушки и, глядишь, поумнеешь. А заодно представишь на своем месте бедную тетю - с ней ведь тоже может такое произойти, а? Бандиты распоясались, совсем не уважают старость, сегодня каждый может пострадать, просто выходя на улицу.

Только теперь Степан впервые подумал о том, что под удар может попасть его тетушка - невинное создание, божий одуванчик, не огражденный от внешних бурь никакими таинственными полями, единственно своим преклонным возрастом. При одной только мысли о намерениях этой сволочи Хольца причинить его старушке какой-то вред Степана окатила волна жгучего бешенства.

- Только посмей ее тронуть! - рыкнул он и кинулся к Хольцу, собираясь сцапать его за грудки и как следует встряхнуть. Остановить его если и могли, то не успели, поскольку бодигарды Хольца, рыпнувшись одновременно все втроем вперед, помешали при этом друг другу. Так что Степан практически беспрепятственно достиг их хозяина, однако намерение свое осуществить не смог: Хольц, будучи, как уже было отмечено, мужчиной спортивным, успел вскочить на ноги, схватив при этом со стола бутылку коньяку - разумеется, не для того, чтобы предложить гостю выпить мировую, а с другой, сразу выявившейся целью запаять ему этой дорогой стеклотарой в лоб. Степан вынужден был сдержать свой первоначальный порыв и загородился первым, что попалось под руки - а попался лежавший на столе "дипломат", он и принял на себя осколочный удар. После чего события, абсолютно вроде бы не благоприятствовавшие Степану (кругом враги и их дача, где они властны сотворить над ним любой произвол), внезапно приобрели новый, совершенно неожиданный колорит.

Не успели еще отзвенеть осколки, осыпавшись с металлизированного "дипломата", как боковую дверь гостиной, ведущую, очевидно, во внутренние покои, потряс мощнейший удар. Содрогнулся, кажется, и сам фундамент, а все участники "дружеской разборки" замерли, глядя, как тяжелую итальянскую дверь, словно в замедленной съемке, выбивает с мясом из косяка, и она, пролетев пару метров, верноподцанно падает на пол к ногам Степана. Подняв затем взгляды на осиротевший дверной проем, большинство из присутствующих тихо оторопели: оттуда струился синий призрачный свет, и на его фоне четко, словно в последней серии "Секретных материалов", обрисовались три загадочные фигуры.

Степан был единственным в гостиной, кто при виде этого, невесть откуда взявшегося трио избежал состояния легкого ступора: данный вид открылся перед ним сегодня уже не впервые. Ссутулившийся силуэт в центре фантастической композиции принадлежал, безо всякого сомнения, Грабсу. Очевидно, что Грабе, в отличие от своих коллег, давно уже понял, чем чреваты попытки уничтожить Степана, и панически боялся возложенной на него миссии. Однако не один только страх заставлял его на сей раз горбиться: плечи Грабса оттягивала здоровенная бандура, не оставлявшая сомнений в своем предназначении - это было орудие уничтожения, видимо, крупных формирований врага, чтобы сразу всех скопом.

Примерно догадавшись, что сейчас должно произойти, Степан - убежденный гуманист и, как он понял только что, по отношению к подонкам тоже сделал попытку спасти окружающую его свору от неминуемой смерти:

- Уходите все отсюда! Быстро! - велел он, обозвав при этом себя мысленно великодушным ослом.

На что Валентин Хольц, не представлявший себе грядущей катастрофы даже абстрактно, произнес сипло:

- Какого дьявола?..

Тут Степан перестал заботиться об их спасении, уже ожидая гибельной вспышки - сам он улепетывать не собирался, а всякая доброта, особенно по отношению к вымогателям, имеет свои пределы.

Грабе в проеме пошатнулся, словно теряя сознание. Коллеги подхватили его и выпрямили - эта небольшая заминка дала возможность Хольцу слегка оправиться и высказаться более конкретно:

- Кто вы такие?! - заорал он на троицу внезапно прорезавшимся командным голосом, затем, осмелев, подпустил грозовую ноту: - И кто вам позволил врываться в мой дом?!!

Вместо ответа Грабе поднял ствол своего агрегата и выстрелил.

Все-таки выстрелил!!! Однако Степан и на сей раз не уловил визуального эффекта от действия их инопланетного оружия - все правильно, так и должно было произойти, если бы он оказался в ту же секунду убит. Но вот что поразительно судя по собственным ощущениям, он по-прежнему оставался жив! А не увидел ничего потому, что непосредственно в момент выстрела по нему шарахнуло чем-то, и только мгновение спустя он понял, что это был не то чтобы снаряд или что-либо на него похожее, а та самая выбитая дверь, в единый миг сорвавшаяся с пола, ударившая плашмя по Степану, подхватившая и понесшая его с собой на волне неведомой силы.

Дальше, по идее, его вместе с дверью должно было бы влепить в стену и расплющить, как таракана, под беспощадной тапкой судьбы. Но - о чудо! Не влепило и не расплющило, потому что стены рухнули, тут же перемешавшись в диком вихре со всем тем, что они до сей поры надежно окружали. Степан ошалело крутил головой, пытаясь разглядеть в ревущем месиве людей, но напрасно - их словно бы пожрало и переварило буйствующей вокруг стихией.

Он не сразу заметил руку, вцепившуюся в край дверной панели - так в бурю тонущий матрос хватается за обломки разбитого корабля. Степан подался вперед, чтобы подсобить гибнущему человеку - все разборки, вся ненависть отошли сейчас на второй план, - и замер, встретившись с безумным взглядом - обладателем руки оказался Валентин Хольц, и он, похоже, спятил.

Другая его рука, вместо того чтобы спасать бренное тело, сжимала пистолет.

- Бросай пушку! - крикнул ему Степан, на что Хольц, по-волчьи ощерясь, прохрипел:

- Ты мне, скотина, сейчас за все заплатишь!

С этими словами он направил оружие на проклятого должника - а тот и не думал уклоняться, лишь мимолетно удивился про себя, как это они угадывают в нем причину своих бедствий - интуитивно, что ли?.. Или по привычке во всем находить козлов отпущения, на которых можно свалить неудачи и потребовать ответа (желательно в финансовом эквиваленте). Хотя у подлецов, как правило, бывает отменно развита интуиция. Но - до определенного предела: рано или поздно неизбежно наступает катарсис, события выходят из-под контроля, и насмешница-судьба отворачивается от своих недавних любимцев.

Иначе бы Хольц не совершил последней и самой большой в своей жизни глупости: он выстрелил.

Именно в этот миг его пальцы соскользнули с края - он дико завизжал, отрываясь от единственного, быть может, спасительного островка среди всеобщей дикой заверти, и провалился куда-то вниз - в бурлящую клоаку, бывшую так недавно его загородной резиденцией.

Пуля, естественно, просвистела мимо, быть может, лишь срезав у Степана клок волос. Ошеломленный происходящим, он не заметил этой мизерной потери.

Между тем его, оседлавшего кусок итальянского дерева, возносило все выше. Глянув за край, он напрасно надеялся увидеть где-то там Хольца. Тот бесследно канул в воронку, похожую на жерло маленького вулкана, разверзшегося, словно сатанинский зев, среди мирных дачных участков: поселок дремал под сенью летней ночи, ничего пока не подозревая о плачевной участи соседа-миллионщика.

"То-то будет наутро шороху! То-то злорадства!" - подумал Степан, уже находившийся вместе со своей дверью в состоянии падения - неизвестно еще, кстати, в удачное ли место.

Оказалось - в то еще "удачное", хотя сама посадка вышла относительно мягкой: он рухнул с темных ночных небес, причем дверью вниз на кучу какой-то ветоши и по запаху, сразу ударившему в нос, безошибочно определил, что приземлился он на местной помойке. Но выбирать не приходилось, да и выбор под ним в последние секунды пронесся не особо богатый - все же свалка была лучше, чем чья-нибудь крыша или, того паче, шипастый стальной забор. Избегнуть двойной гибели - от рук мафии и разрушительного оружия ГСС, чтобы в довершение всех подвигов повиснуть, как какое-то глупое мочало, на заборе? Не самая удачная, согласитесь, получилась бы точка под занавес такой сногсшибательной карьеры.

Тут Степан впервые обратил внимание, что левая его рука держит что-то мертвой хваткой: как тут же выяснилось, она продолжала сжимать ручку "дипломата" - единственного, что удалось спасти из погибшего дома. За исключением себя самого. И итальянской двери, разумеется. Степану ничего другого не оставалось, кроме как открыть тот из спасенных предметов, что поддавался открытию - ясное дело, что дверь к этому моменту полностью утратила данную функцию.

Итак, он открыл "дипломат" - делать это пришлось на ощупь и потом шарить в нем рукой, поскольку тьма вокруг стояла кромешная, хоть глаз коли. Степа был почти уверен, что нащупает сейчас нечто металлическое и скорее всего огнестрельное, но внутри оказались пачки. Чтобы понять - чего именно, не требовалось особого света. Неясным оставался лишь цвет самих купюр, в плане выяснения их страны-производителя.

Но при таком количестве это уже не имело принципиального значения.

У Степана в руках оказалось наследство Хольца, целиком, выходит, доставшееся его должнику. И любой другой на его месте пустился бы в пляс от радости, получив вместо гибели, уже стучавшейся у порога, реальный допуск ко всем без исключения мировым соблазнам.

Единственный мощный соблазн, возникший у нашего героя, был - закинуть чемодан куда-нибудь подальше в глубь помойки и отряхнуть после него руки, а потом, придя домой, хорошенько их помыть. Но Степан почему-то не торопился ему уступать, продолжая сидеть неподвижно с распахнутым "дипломатом" на коленях.

Что его останавливало?.. Возможно, мысль о тетушке, получившей в благодарность за жизнь, отданную каторжному труду, нищенскую пенсию, не познавшей из всего многообразия мира ничего краше своей ткацкой фабрики, набитого в часы "пик" муниципального транспорта и тесной кухни. А еще о друге Ромке, оставшемся на нуле после их общего краха и подвизавшемся сейчас за гроши оператором-программистом в трамвайном депо, чтобы хоть как-то кормить семью. И о Светке - совсем еще юном создании, обреченном на горькую долю матери-одиночки: что тут поделаешь, ну не пожелала девчонка после гибели в Чечне их третьего напарника Бориса делать аборт. И о Борькиных стариках, оставшихся на склоне лет без опоры...

Надрывно вздохнув, Степан закрыл "дипломат" и, крепко взяв его за ручку, принялся выбираться со свалки.

Прошло, наверное, больше часа, прежде чем он оказался на шоссе, и еще полчаса ушло на то, чтобы поймать машину. Домой он приехал засветло, расплатившись с водителем стодолларовой купюрой - денег помельче, на счастье "бомбилы", у него попросту не нашлось.

Лифт пребывал все в том же состоянии, являясь для кого-то просто поломанным, а для Степана - наглядным свидетельством существования Галактической Службы Спасения. Сами спасатели больше пока никак себя не проявляли - должно быть, решили, что там, где оказался бессилен бластер, сработала аннигиляционная (или, может, дезинтеграционная) "бандура" - последнее слово их инопланетной техники, обеспечившее стопроцентную ликвидацию чертовски везучего "объекта" заодно с окружавшим его на тот момент строением. В таком случае новые попытки с их стороны Вряд ли предвиделись - эта мысль, что ни говори, сильно огорчила Степана, поднимавшегося по лестнице к себе в квартиру.

Тетя спала - прикорнула, не раздеваясь, на своем хлипком диванчике, сморенная сном, видимо, незадолго до его возвращения. Осторожно укрыв ее одеялом и выключив свет, Степан прошел с "дипломатом" на кухню, где первым делом поставил чайник. Пока он закипал, выложил содержимое "дипломата" на стол и разделил деньги - поровну, на четыре части. Вышло по двадцать пять штук "зеленых". Разложив их по разномастным пакетам, какие нашлись в шкафу, Степан сел пить чай. В процессе чаепития он сунул один пакет в ящик стола поверх лежавшей там сиротливой сторублевки, оставшейся от последней теткиной пенсии, и начеркал короткую записку: мол, эти деньги все для тебя, можешь тратить их по своему усмотрению, иначе тетка к "зелени" и пальцем не прикоснется. Принципиальная она у него "пионерка" - старой закваски. Допив, сложил остальные три пакета в кожаную сумку и, закинув ее на плечо, вышел из дома.

Через два с половиной часа Степан, едущий в тачке, попросил водителя остановиться и высадить его на одной из городских автострад. Захлопнув за собой дверцу "Жигулей", он едва не прищемил сумку - теперь уже, правда, пустую. Своими ранними визитами он разбудил сегодня обитателей трех московских квартир, за что никто из них, он был в этом уверен, не держал на него обиды.

Он подошел к парапету и подождал, пока дорога внизу очистится от снующих транспортных средств. По самой автостраде шли сейчас навстречу друг другу две колонны тяжелых грузовиков, не удостоившихся его внимания - лишь бы внизу в ближайшее время было чисто. Поэтому он встал так, чтобы под ним лежала встречная полоса и он мог видеть машины приближавшимися издалека, а не выскакивающими внезапно из-под моста.

Он по-прежнему не признавал самоубийства - был глубоко убежден, что человек, рожденный в этот мир отнюдь не для счастья, попросту не имеет права на малодушный уход через эту всегда гостеприимно отпертую для него дверь, не подразумевающую обратного хода. Но теперь, когда спасатели умыли руки, ему пришло в голову испытать себя "на смертность", выбрав способ, на пути которого не могло возникнуть препятствий. По крайней мере он таковых не видел.

Солнце плескало в глаза теплым золотом, и ветер, как добрая собака, лизал лицо. "Если существует "тот свет", пусть он состоит из солнца и ветра", подумал Степан и с легким сердцем наклонился вперед, чтобы перекинуться через ограждение.

И тогда мост под ним дрогнул, заставив инстиктивно вцепиться в парапет, а в следующий миг стал стремительно проваливаться, под нарастающий гул и доносящийся снизу, подобно выстрелам, треск сминающихся опор. Позади завизжали тормоза, послышался грохот нескольких столкновений, но Степан глядел только вниз, на асфальт, поначалу приближавшийся так неотвратимо, что, казалось, он неминуемо о него грянется. Желанное, но, увы, мимолетное ощущение: потом падение замедлилось, и в конце концов автострада мягко села всей своей многотонной массой, как уставшая под непосильным грузом кариатида, на лежавшую под ней дорогу.

Очнувшись от оцепенения, Степан для начала мысленно поздравил себя с тем, что не попробовал броситься с жилого дома.

Теперь ему ничего не стоило отсюда спрыгнуть - да и не только ему, а кому угодно можно было всласть кидаться с моста, причем с минимальным риском для жизни.

Вместо этого он повернулся и пошел - мимо столкнувшихся грузовиков и водителей, выскочивших на дорогу, чтобы громогласно обложить по матери строителей автострады, а заодно, под горячую руку - друг друга, нерадивое правительство и весь белый свет, пробрался сквозь сбежавшуюся к месту катастрофы толпу и двинулся дальше по улице - мимо машин милиции и "Скорой помощи", мимо прохожих и светофоров. Его никто не задерживал (не могла же такая букашка, как человек, притом не больно-то упитанный, стать причиной падения автострады!) - и он спустился в метро.

Спешащие к эскалатору сосредоточенные граждане не подозревали, что обгоняют, толкая плечами, человека-катастрофу - апостола смерти, незримо бегущей с ним рядом, как верный пес, готовый беречь его от любых покушений злонамеренных или случайных. И даже от его собственных.

Глава 3

БЕРЕГИТЕ(СЬ) ЖЕНЩИН

"Мой дом - моя крепость" - гласит народная мудрость. И многие городские жители воспринимают ее в последние времена буквально, подходя к вопросу охраны своего жилища с не меньшей серьезностью, чем в былые времена их предки - к укреплению родовых бастионов. Еще бы! Не дремлет коварный враг, вооруженный на сегодняшний день набором отмычек, с тощей сумкой на ремне, предназначенной специально для укладывания в нее дорогих вашему сердцу предметов.

Знаете, как это бывает (будем надеяться, что не знаете) - когда возвращаешься домой в предвкушении разрядки и уже с порога видишь, что на твоей суверенной территории кто-то побывал: все перевернуто, все не на своих местах, а чего-то - как правило, самого ценного - и вовсе нету. Собственная квартира начинает казаться оскверненной - да просто чужой, словно это она виновата, что допустила в себя лиходеев, а затем, чего уж может быть хуже, позволила им себя обчистить.

Так вот, Степана Ладынина на сей раз по возвращении домой поджидало кое-что похуже: у него, похоже, умыкнули саму квартиру. Кажется, вместе с самым ценным, что в ней находилось, то есть - с тетушкой-пенсионеркой.

Он еще мог предположить засаду, в крайнем случае облаву, а то и штурм силами Галактических Спасателей, которых нельзя было окончательно сбрасывать со счетов - но такого, надо отдать им должное, он не ожидал. Что и говорить, жизнь у него в последнее время пошла нескучная, на зависть экстремалам - с катастрофами, преследованиями и ловушками, что, конечно, не позволяет в отдельных случаях окончательно заплесневеть, погрязнув в быту, но, между прочим, тоже имеет тенденцию надоедать, когда начинает входить в систему.

Нет, с виду все было как будто бы в порядке - их дверь, обитая серым дерматином, и номер на двери, и ключ, легко провернувшийся в замке, - все говорило о том, что Степан не ошибся адресом. Потому и внутрь ступил, почти не глядя - по-привычному, как к себе домой. Вот именно, что "как" - поскольку то, что встретило его за порогом, могло быть чем угодно, только не его домом.

Начать с того, что по метражу данное помещение превышало его жилплощадь раз этак в сто, больше напоминая дворцовый зал, способный вместить в себя типовую хрущобу всю целиком, а не то чтобы их отдельно взятую квартиру. Стены, украшенные полотнищами гобеленов с диковинными росписями, стрельчатые окна в пыльной мозаике витражей и стройные, головокружительной высоты колонны, сливающиеся где-то далеко наверху в выгнутый свод... Такая вот его окружила готика, невесть как уместившаяся на мизерной площади, где полагалось бы находиться его стандартной жилой ячейке.

Далее. Обернувшись, Степан не нашел позади ничего, хоть отдаленно напоминающего родную дверь, только что вроде бы с привычным скрипом за ним захлопнувшуюся. Он даже пошарил руками в воздухе, с твердым намерением ее нащупать и немедленно выйти вон. Во-первых, потому, что как бы ни было все снаружи простенько и похоже на его обиталище, но внутренняя планировка однозначно свидетельствовала, что он не туда попал. И не имелось ни малейшего желания выяснять, куда именно его занесла нелегкая, поскольку, во-вторых, в этом зале располагалась компания, при виде которой желание моментально убраться возникало как-то само собой, спонтанно.

Но выходить, оказалось, некуда. А бояться чего бы то ни было Степану по всем статьям не пристало, хотя, может быть, и зря: страх, если верить докторам и любителям острых ощущений, придает существу, его испытывающему, хороший заряд бодрости и прыти. И Степан получил свою порцию бодрости, когда, развернувшись, более внимательно рассмотрел сидящее перед ним полукругом собрание: зрелище было увлекательнейшее, на зависть заокеанским производителям ужастиков.

С правого края находилось существо, покрытое густой синей шерстью, обладавшее слегка вытянутой мордой, маленькими черными глазками-буравчиками и круглыми, как локаторы, ушами. По мнению Степана, ему больше пристало бы лежать на полу, возможно на подстилке, причем в ошейнике и желательно с цепью. Вместо этого оно сидело вполне себе по-человечьи в кресле с высокой спинкой. Ну, это ладно, в конце концов, что такое синий медведь, сидящий на стуле, для русского человека, привыкшего видеть мишек и . на велосипедах (только что не разъезжающими взад-вперед, в чем свято уверен Запад, по улицам наших крупнейших городов). А вот на крайнем левом фланге в сооружении, похожем на гнездо, развалился, плотоядно суча мохнатыми лапами, огромный черно-красный паук, чья ядовитость не вызывала сомнений: о ней свидетельствовал в первую очередь его цвет, как сказал бы энтомолог - "предупредительная раскраска".

Для описания остального общества, за малым исключением, просто не имелось сколько-нибудь подходящих примеров из привычных нам флоры и фауны, поэтому о них скажем панорамно: количество глаз и конечностей (или, может быть, псевдоподий) изрядно превышало среднестатистическую норму для носителей разума, какими они рисуются в воображении земного обывателя. Были и такие, у которых, напротив, чего-то не хватало, а у отдельных индивидуумов отсутствовало все, зато имела место оригинальность форм. Цвета преобладали неброские, в основном в коричнево-серо-зеленой гамме, изредка встречались, радуя глаз, яркие пятна тот же паук, весьма освежавший своим алым брюхом небогатую палитру.

"Не бойся, я с тобой!" - сказал как-то Степану инструктор по прыжкам с парашютом, перед тем как выкинуть его пинком в бездну. Примерно такое же "чувство локтя" он испытал и здесь, когда его глаза остановились на фигуре, разместившейся в центре - это, похоже, был человек! По всем приметам он не имел щупалец, а всего остального у него было по паре и расположено симметрично, в надлежащих, по стандарту HOMO SAPIENS, местах. Мужчина был немолод, имел продолговатый, абсолютно лысый череп и чрезвычайно острый взгляд, казавшийся магнетическим на бледном до синевы лице. Он походил на злого гения - короля уродов, им же самим и созданных на базе жареных сенсаций: например, ближайшими к нему справа соседями были два зеленых человечка с огромными глазами, лишенными белков - те самые, что беспрестанно нас, землян, донимают.

"Пожаловаться на них, что ли?" - подумал слегка уже оправившийся Степан, но пока решил с этим повременить, поскольку не знал еще толком, к кому обращаться с подобной жалобой, где он вообще оказался, что за сборная солянка тут собралась и зачем он им, собственно говоря, понадобился. Следовало для начала послушать, что они ему скажут. И первая реплика не заставила себя ждать: произнесенная очень низким голосом, она донеслась, как ни странно, со стороны паука:

- Вот, значит, он какой - этот ваш Степан Ладынин.

- Да, я такой! - не сдержавшись, выдал Степан в пику разочарованию, сквозившему в интонациях насекомого.

Тут заговорил человек - не только по расположению в центре общества, но и по властной манере его можно было, пожалуй, условно назвать здешним председателем:

- Прошу уважаемую представительницу сатаяле и остальных присутствующих не забывать, что для землянина задействована индивидуальная переводящая система, и он понимает каждое сказанное нами слово. Поэтому призываю вас воздержаться от эмоций.

"Представительницей сатаяле" он назвал, очевидно, паука - точнее, как ясно следовало из обращения, паучиху. Стало быть, первое замечание о госте было высказано в этой компании дамой, что могло бы ему польстить при других обстоятельствах, разумеется, и из уст нормальной человеческой дамы, будь она хоть маринованной кабинетной грымзой, хоть старушкой восьмидесяти лет. Кстати, что касается "переводящей системы", Степан и впрямь обратил внимание, что достигающая его ушей русская речь на самом деле перекрывает абракадабру, льющуюся изо рта говорящего, как бывает при синхронном переводе:

- Итак, Степан Ладынин, должен сообщить вам, что Галактический Совет рассмотрел ваше дело.

"Значит, эта пестрая камарилья - Галактический Совет, - отметил про себя Степан, не испытавший при этом известии внутреннего потрясения, без тени благоговения и даже, увы, без особого уважения: он начал привыкать к вкраплению в свою постную (в недавнем прошлом) жизнь довольно занимательных космических сюжетов. - И они тут на меня, оказывается, успели дело завести!" - мысленно усмехнулся он, продолжая слушать уже с некоторым любопытством.

- Мы вынуждены признать, - вещал далее председатель, - что по отношению к вам была допущена непростительная ошибка, в результате чего наша Служба Спасения причинила вам некоторое беспокойство.

"Так, мелочи, сущая ерунда! - комментировал мысленно Степан. - Всего-то лифт испортили и аннигилировали небольшую виллу вместе с ее обитателями. Но в вас-то ведь не попали!"

- Я заверяю вас, что виновные будут строго наказаны...

- Насколько я понимаю, не было никакой ошибки, - сказал Степан, догадавшись, кому именно за все свои старания и муки суждено стать тут козлом отпущения. Грабе, конечно, от души хотел его угробить, но ведь идя навстречу его же просьбе, рискуя при этом собственной жизнью! Не каждый друг способен на такое, такого испугался бы даже заклятый враг, а Грабе не был ни тем и ни другим - просто жалким рабом инструкции. - Инструкция предписывала меня убить, - сказал Степан, - и для этого, могу вас заверить, было сделано все возможное.

- Любая, даже самая строгая инструкция, - раздался тонкий, певучий голос мохнатого ушастика (переводчик в точности воспроизвел тональность и даже подпустил академическую нотку), - подразумевает крайние случаи, когда исключение не просто желательно, но необходимо. И любой спасатель, имеющий на плечах голову, а не пачун хрямсы, обязан различать подобную ситуацию!

- Но Грабе, э-э... Я хотел сказать Грабстрихт Семьдесят Пятый, он как раз и сделал такое исключение - в нарушение инструкции вернул меня на Землю. Но потом, насколько я понял, столкнулся с недоверием своего начальства и вынужден был исполнять приказ. - Было очевидно, что из Грабса сделали стрелочника, и поскольку свидетелей произошедшего в модуле не осталось, то оправдать его было абсолютно некому, кроме Степана, поэтому он добавил: - Я, как очевидец и участник всех событий, настаиваю на его невиновности.

- Ну что ж, мы с этим разберемся, - пообещал председатель, давая понять всем своим видом, что подводит черту под данным вопросом.

"Действительно, пора бы ему уже перейти к сути дела", - подумал Степан. Зачем-то ведь они его сюда доставили? Не для того же, чтобы извиниться за причиненное беспокойство, выразившееся в неоднократных попытках его убить? Ответом ему послужила дальнейшая речь председателя:

- Проанализировав все обстоятельства, мы пришли к выводу, что возвращение вас на родную планету было нецелесообразным шагом. Полученные вами при участии в операции Службы Спасения уникальные способности не являются вашим личным достоянием: наш долг обязать вас использовать их во благо всему Галактическому Сообществу! - при этих словах собрание одобрительно загудело.

- Я сразу предложил свои услуги, - сказал Степан. - Но...

- Это великая честь для существа с планеты вашего уровня! - председатель глушил возражения на корню. Сам Степан прекрасно понял, что, учитывая механизм его защиты, принудить его к чему бы то ни было они не решатся, вот и пытаются элементарно давить на психику. Но он и не собирался продолжать испытывать свой дар на прочность, а себя на выживаемость в земных ус-. ловиях, раз уж предоставлялась возможность измотать "зверя" на просторах галактики. Просто имелись некоторые детали, которые он хотел бы обговорить заранее, чтобы не столкнуться потом с необходимостью нарушать так любимые бюрократами всех миров инструкции.

- Так и быть, уговорили! - сказал он. - Я готов принять ваше предложение. - Собрание всколыхнулось: все разномастные представители вдруг нашли нужным что-то сказать, в результате получился общий невнятный гам. - Но с некоторыми оговорками! - чтобы быть услышанным, Степану пришлось почти кричать. - Я поступаю на службу в качестве внештатного сотрудника, с правом действовать и принимать решения по своему усмотрению, в зависимости от обстоятельств. И моим постоянным местом жительства, или, если хотите, дислокации, останется планета Земля.

Степан умолк, зато диспут вокруг него усилился. Его незримый переводчик наконец выловил из общей языковой неразберихи одну фразу, звучавшую, очевидно, на столь низких частотах, что ее единственную у него была возможность разобрать:

- А вот мы сейчас проверим, чего стоят все эти басни о твоей неуязвимости!..

Степан узнал голос - паучиха что-то задумала! Она хотела учинить ему проверку! Переубеждать ее он не стал - зачем зря распинаться, пускай уж убедятся на практике, - просто сделал пару шагов назад, воскликнув мысленно: "Ой, прячьтесь, граждане, пауки ж внутри жидкие, как сопли!.."

Но не только паучихе пришла мысль устроить испытание его редкостным талантам: один из "зеленых человечков", не переставая верещать, вскочил со своего места и выхватил из складок одежды серебристую трубку - своеобразную вариацию бластера, как сразу понял уже повидавший этого добра Степан. Далее произошло вот что: паучиха приподнялась из своего "гнезда" и, резко вскинув передние лапы, плюнула. Метила она, естественно, в Степана, но в самый момент плевка гнездо под ней с хрустом перекособочилось, изменив траекторию "посылки": зеленый человечек, уже направивший на Степана свое оружие, получил в лицо шлепок ядовито-желтой гадости и упал с душераздирающим визгом, успев все же при этом выстрелить. Надо ли говорить, что и этот "посыл" не пропал даром, хотя также не попал в Степана: малиновый луч метнулся к пауку, а через мгновение об пол, почти одновременно с "зеленым", тяжело стукнулась передняя членистая нога, срезанная у самого основания, и забилась в конвульсиях, пачкая каменные плиты серой слизью. Такая же слизь брызнула из паучихи - судорожно дернувшись, она подхватила с пола обрубок и стала "затыкать фонтан", прилаживая ногу на старое место и торопливо накладывая поверх сочленения нить, обильно полезшую из отверстия внизу ее брюха.

"Замечательный бы вышел эпизод из серии "Живая природа - борьба за выживаемость", - меланхолично думал Степан, наблюдая за возникшей суетой: паучихины соседи махали псевдоподиями в попытках отряхнуться, в .то время как корчащегося "зеленого" при общем смятении бросился опекать его собрат: он произвел над ним какие-то быстрые действия, отчего тот расслабился - по крайней мере перестал визжать. Невесть откуда объявились еще двое из их компании, подняли своего раненого и исчезли, скорее всего - телепортировались, не иначе как в свою дежурную тарелку.

Хотя участие Степана в трагических событиях ограничивалось лишь переминанием с ноги на ногу - то есть, говоря образно, плеванием в потолок, все высокое собрание, придя в себя и немного успокоившись, уставилось на него так, словно это он только что собственноручно оторвал ногу у благородной восьминогой дамы и утопил безобидного "зеленого человечка" в своей же, Степана Ладынина, ядовитой слюне.

- Надеюсь, - нарушил гнетущую тишину невозмутимый голос председателя, что произошедшее служит достаточно веским доказательством. Я очень попросил бы воздержаться в дальнейшем от подобных экспериментов. - Многозначительно помолчав, он добавил: - Ради нашей общей безопасности.

- Он срочно нужен нам на Рафт-ис-Офте, - хрипло прогудел "переводчик", воспроизводя в самом низком из слышимых диапазонов больной паучий шорох. Ситуация, подобная нашей, когда гибель угрожает целой колонии, может считаться приоритетной!.. - Она легко отделалась, зато, похоже, больше не сомневалась в его способностях. И не только она. Мохнатый на противоположном краю резко вскочил со своего места:

- Вы забыли о заложниках у мозжоргов! Там более семисот тысяч наших собратьев псифов, захваченных на орбитальной станции!..

Его прервал трескучий голосок оставшегося невредимым "зеленого":

- Совету известно об ультиматуме, предъявленном нашему представителю на Инее выродками Фроста. Я настаиваю... - Окончание его речи поглотил многонациональный гвалт: орали все - то есть булькали, шипели и стрекотали, меняя расцветку, топорща гребни, вздымая шерсть, самые горячие вскакивали и потрясали конечностями, большинство из которых у Степана язык не повернулся бы назвать руками. Из всего многоголосия его "толмач" продолжал озвучивать только паучиху, упорно, невзирая на ранение, гундевшую о праве сатаяле на первоочередное использование редких способностей данного теплокровного экземпляра.

От Степана не укрылось, что председатель не принимает участия в общем диспуте, напоминающем смешением рас и языков вавилонское столпотворение в интерпретации безумного апостола. Переждав в молчании некоторое время, как бы давая окружающим спустить пар, он поднялся и хлопнул в ладоши - всего один раз, но этого оказалось достаточно, чтобы унять присутствующих. Потому что вместо обычного хлопка его ладони произвели звук, подобный удару в громадный колокол, после чего зал наполнился вибрирующим, долго не затихающим гулом.

Неизвестно, имелись ли у представителей других видов барабанные перепонки, но что-то в этом роде явно наличествовало у всех: звук возымел свое действие притушил "общественный резонанс", после чего и сам постепенно сошел на нет. Только дождавшись абсолютной тишины, председатель наконец вынес вердикт.

- В каждой империи, как бы мала или велика она ни была, - размеренно начал он, - имеются свои проблемы. Я не счел нужным приводить в пример здесь еще раз трудности, обременяющие мою державу: вы и так знаете, что они не менее серьезны. А поскольку уникальный дар от Верлрока сумел получить представитель гуманоидной расы, то спор о приоритете на его использование в данном случае неуместен. - Движением руки он прервал возникший было ропот. - Учтите, что новому сотруднику еще только предстоит освоиться со своей миссией, в коей он пока неопытен. И легче это ему будет сделать среди представителей своего вида, тогда как в чуждом ему сообществе он может невольно стать причиной еще больших катастроф. Не забывайте, что наш Степан Ладынин является уроженцем захолустья: уважаемый представитель гливерлов, чрезмерно интересующихся в последнее время Землей, - кивок в сторону насупленного "зеленого человечка", - может подтвердить, что ее аборигены до сих пор копошатся на поверхности своей планеты, поскольку не достигли пока еще надлежащего уровня развития для присоединения к Сообществу. Так подумайте о шоке, поджидающем нашего дикаря-провинциала, например, у сатаяле!

На этом месте Степан возмущенно хмыкнул: шок пока наблюдался, наоборот, у паучихи, но перспектива отправиться к ее членистоногим родственникам его и впрямь не вдохновляла, так что в его интересах было помалкивать.

- Мы не можем предсказать последствий такого стресса, однако опыт говорит, что попытки воздействия на психику Степана Ладынина могут привести к не менее плачевным результатам, чем наблюдавшиеся нами только что покушения на его жизнь...

- Замечательно! - квакнул "зеленый". - Это как раз то, что нам и требуется - пускай только попадет в лапы к выродкам Фроста, чтобы они у них сразу же и отсохли! Будем надеяться, они его так напугают, что тут же все передохнут! - И человечек трескуче засмеялся, а собрание вновь заволновалось - каждый видел выгоду в эмоциональной неподготовленности отсталого землянина к условиям чуждых для него миров и сообществ. Тогда заговорил сам Степан, уставший молча выслушивать гадости в свой адрес.

- Вы, кажется, забыли о моем условии! - громко сказал он, и спорщики разом притихли, обернувшись к нему с явственной настороженностью: совместный опыт паучихи и "зеленого" имел, по крайней мере, тот плюс, что внушил остальным некоторое уважение к самому предмету спора. - Я говорил, что буду принимать решения по своему усмотрению. В том числе и это.

До большинства представителей высокоразвитых рас, кажется, только теперь дошло, кому принадлежит здесь решающее слово и что они не в силах будут опровергнуть его или оспорить, даже имея за плечами всю мощь своих империй, поскольку любая угроза по отношению к этому дикарю грозила обратиться против них же. Так что убеждать их Степану не было нужды, посему он, в отличие от председателя, был краток.

- Сначала я помогу своим, - объявил он и добавил, неопределенно махнув рукой: - А там видно будет.

* * *

- Называйте меня просто - Экселенц, - сказал председатель, когда представители иных держав удалились методом телепортации, и в зале остались только "свои" - они со Степаном и еще двое человек, бесшумно возникших на заднем плане. Последних Экселенц не представил, так что Степан счел их чем-то вроде свиты. - А вы неплохо сориентировались, - похвалил его Экселенц. - Быстро сумели заткнуть им рты. Честно говоря, не ожидал.

- Где ж вам было ожидать, - проворчал Степан, уже по горло сытый оскорблениями. - Мы же обитаем на краю галактики, значит, по-вашему, отстаем в развитии.

- О, только не обижайтесь! - воскликнул Экселенц с улыбкой. - А то боюсь, как бы в меня тут же на месте не ударила молния.

Подойдя к Степану, как к равному (тот далек был от самоуничижения, но весьма сомневался, что Экселенц считает его ровней себе), он продолжил в серьезно-доброжелательном тоне:

- Мне известно, что в культурном отношении ваш мир достаточно развит. Наука тоже идет вперед, но пока погрязла в догмах. Не печальтесь, все мы в свое время прошли через этот этап.

"А он чертовски тонкий политик", - отметил про себя Степан, ища и с удивлением не находя в себе больше обиды - после слов Экселенца ее как будто рукой сняло. Теперь не мешало бы узнать, что за проблемы, гнетущие империю, имел в виду последний, выступая перед собранием.

- Если вы не возражаете, давайте поговорим о моих задачах.

- Разумеется, поговорим, - согласился Экселенц. - Но вас, насколько я понимаю, перенесли сюда внезапно, без предупреждения. Как вы смотрите на то, чтобы подкрепиться и немного отдохнуть у меня в гостях, а потом уже заняться делами?

- Пожалуй, я не против. - Только теперь Степан вспомнил, что сегодня не спал всю ночь, а потом с утра даже не завтракал (чай не в счет). Проницательность же Экселенца на этот счет объяснялась очень просто: он же был в курсе, что могло помешать гостю в последние сутки нормально выспаться и как следует питаться - конечно же, их доблестная ГСС, вряд ли привыкшая к поражениям, а в безнадежных ситуациях додумавшаяся использовать самоубийц. Вот и доис-пользовались. Сосватали одному из них "зверя", способного разметать самих непобедимых спасателей в пух и прах.

"Но должен же быть у "зверя" какой-то... запас надежности, что ли? И что требуется, чтобы его превысить? Может быть, покушений должно быть одновременно несколько? (Два, как Степан уже понял, маловато, вообще четное лучше не брать тогда они стремятся к попарной нейтрализации друг друга.) А если взять одну, но глобальную угрозу? Какие-то мосты и паровозы - это для него ерунда (хрясь - и пополам), но если опасность для хозяина будет представлять целая планета? Или, скажем, космическая империя?.."

Примерно такие мысли владели Степаном в течение тех часов, что он провел в одиночестве (электронная прислуга не в счет), отдыхая в великолепной резиденции Экселенца, для описания всех чудес которой потребовалась бы отдельная глава, а то и целая книга. Но внимание Ладынина было сейчас слишком рассеянно, а ум поглощен собственными проблемами: он пока не очень представлял себе возможность такого противостояния, как "Степан Ладынин - Космическая Империя". Но открывшиеся перспективы давали простор воображению, припасшему для него, оказывается, и на сей раз вместо радужных красок вагон чернил.

"Ну допустим, империя, - думал он, мрачно жуя инопланетные деликатесы на веранде с роскошным видом на растрепанный рукав чьей-то (наверное соседней) галактики, - или, ладно, только планета станет целиком и полностью - черт их знает, каким образом - моим смертным врагом. И что дальше? Хорошо, если "зверю" такой масштаб окажется не по зубам. Тогда меня прихлопнут, как муху, о чем, в общем-то, с самого начала и мечталось. А вдруг по зубам? А если ему и империя по зубам? Хрясь - и пополам ее, из-за одной-единственной моей жизни?.."

Понятно, что такого плана размышления не способствовали оптимистичному взгляду на предстоящую миссию: к моменту появления Экселенца у Степана даже зародилось сомнение - а стоит ли ему впутываться в настолько масштабные авантюры, если даже обычное шоссе он теперь вынужден переходить с оглядкой и только на зеленый свет из опасения стать невольным виновником чьей-то гибели?..

Но первые же слова Экселенца поколебали его настрой, заставив еще раз восхититься недюжинной остротой ума председателя Галактического Совета, в сочетании с прозорливостью, достойной истинного политика:

- Итак, Степан, давайте поговорим о вашей миссии, - начал Экселенц, без долгих церемоний занимая диван напротив. - Я думаю, вы со мной согласитесь, что ваши новые способности при необдуманном использовании могут причинить немало бед. - Он словно читал мысли нового "внештатного сотрудника", избавив его от необходимости их высказывать. - К сожалению, мы пока не в состоянии судить, какой масштаб вам подвластен. Поэтому наша первоочередная цель - ставить перед вами задачи, направленные исключительно на восстановление порядка, мира и процветания всего Сообщества.

Степан невольно насторожился: такие сладкоречивые начала чаще всего имеют тенденцию скверно кончаться. Но суть задания оказалась настолько неожиданной, что его сомнения временно отодвинулись в тень:

- Вам, конечно, не доводилось слышать о планете Морра. - Это не было вопросом, скорее утверждением, которое Степан, знавший до сих пор только девять планет своей Солнечной системы, не стал отрицать, и Экселенц продолжил: Некоторое время назад там образовалась не совсем обычная колония. Достаточно сказать, что основана она была женщинами. Началось все, вероятно, с ряда простых совпадений, потом слухи, разговоры, привлекавшие сторонниц... Словом, постепенно так сложилось, что заселили колонию исключительно женщины, не признающие доминирующей роли мужчин. Наверняка и у вас имеется подобное движение - за равенство полов, освобождение женщин от мужского гнета и прочая ерунда, сводящаяся в конечном итоге к их стремлению взять верх. - И это тоже не было вопросом, поэтому Степан только понимающе кивнул, на что Экселенц, мрачно усмехнувшись, выдал многообещающее пророчество: - Погодите, то ли еще будет! Представьте себе - спустя какое-то время колония на Морре потребовала статуса отдельного государства! Естественно, это не было воспринято всерьез, проще говоря - мы проворонили проблему, когда она еще поддавалась решению. Получив отказ, Морра объявила борьбу за независимость - сами понимаете, сколько смеха вызвало подобное заявление в Совете. Кто же мог подумать, что планета, населенная нежными созданиями, причем заметьте - гуманоидной расы, а не кршасами или, допустим, сатаяле, превратится в настоящее пиратское гнездо! Их корабли стали рыскать по космосу, нападая на торговые суда, грабя и - что самое неприятное - убивая, как правило, мужскую часть экипажа.

- Так у вас еще существует торговый флот? - рискнул перебить Степан. По его мнению, для транспортировки грузов куда удобней и естественней было бы использовать телепортацию, коль скоро они ее уже открыли.

- И не только торговый, - сказал Эксе-ленц. - Дело в том, что в трансверсию способны входить лишь живые существа с некоторым минимумом неодушевленной материи - одежда, например, и не слишком крупные предметы. Но вернемся к теме. Вы скажете, в чем же дело, ведь нам известна базовая планета разбойников, то есть в данном случае - разбойниц. В этой маленькой поправке корень проблемы: мы оказались связаны по рукам и ногам, не имея возможности действовать жестко и без снисхождения. Представьте себе, даже угроза применения мезонной бомбы моррианок не испугала - ведь об ее реализации говорить не приходится, и они это прекрасно понимают. - Экселенц нервно хрустнул пальцами словно переламывал хрупкие косточки строптивых женщин (в своем воображении, к счастью). И мрачно закончил: - А обычные силовые меры грозят обернуться затяжным кровавым конфликтом, что тоже, как вы догадываетесь, не сделает нам чести.

- Но почему бы просто не выполнить того, о чем они просят?.. - с точки зрения Степана, как стороннего наблюдателя, это был бы простейший выход.

- Предоставить им государственный статус?! - Экселенц даже вскочил, словно его ткнули шилом в святая святых любого политика - то есть проще говоря, в зад. - Да вы смеетесь? Они с действиями превратили Морру в типично бандитское логово - он заходил комнате, полы его длинных одежд развевались, было ясно, что вопрос волнует его не только как государственного деятеля, а всерьез задевает какие-то его тайные мужские струны. - Потом они потребуют места в парламенте, а затем и в Совете начнут диктовать нам политику. И на отказ или несогласие будут отвечать чем? Разбоем на торговых путях?

- Ну хорошо, а чем я-то могу помочь? - В самом деле Степану показалось, что он уже понял мысль Экселенца - забросить его на Mopру, заменив в какой-то мере им, Степаном, ту самую мезонную бомбу. Но, к его удивлению, преседатель Галактического Совета сказал обратное:

- В вас заключается наша последняя на, на мирное решение проблемы. Дело в том, что сих пор мы не рисковали посылать туда с дипломатической миссией мужчин, а женщин они просто-напросто берут в заложники.

- Но разве нельзя вести переговоры по радио?.. - тут Степан сообразил, что оперирует планетарными категориями, тогда как речь идет о межзвездных расстояниях, быть может, в несколько тысяч парсек, и поправился: - Ну, я имел ввиду - имеется же у вас с ними какая-нибудь связь..

- Мы поддерживаем гипертрансляционный канал, но в ответ на все наши передачи идет запись их требований, порой с незначительными добавлениями. Боюсь, поначалу мы несколько переусердствовали с угрозами, в результате моррианки просто-напросто стали нас игнорировать! - в голосе Экселенца появилась нотка нетерпеливого раздражения - он, должно быть, привык к безоговорочному повиновению, уговаривать исполнителя было для него внове. Степан, со своей стороны, не склонен был перед ним расстилаться. Пусть привыкает, олигарх.

- Насколько я понял, вы предлагаете мне отправиться туда. Но ведь и меня тоже можно взять в заложники - посадить в уютную камеру, регулярно кормить и поить, что вряд ли составит угрозу моей жизни?

- О, на сей счет можете не волноваться! - обрадовался Экселенц. - По прогнозу нашей аналитической системы, посланнику-мужчине там угрожает смерть с вероятностью девяносто семь процентов!

"Ну, такого рода процентное соотношение для смертников мы уже проходили, подумал Степан, вспомнив девяносто пять процентов смертельного исхода, ожидавшие его при посещении Верлрока. - Только теперь акценты диаметрально сместились - стало быть, у тех, кто рискнет посягнуть там на мою жизнь, имеется лишь три процента на то, чтобы самим остаться невредимыми". А вслух сказал:

- Вы, кажется, говорили, что собираетесь использовать мой дар исключительно в мирных целях? Но при таком раскладе неизбежны жертвы, и мне, заметьте, заранее известно, что ими должны будут стать женщины.

Экселенц протестующе взмахнул рукой:

- Это вовсе необязательно! Вспомните Грабстрихта Семьдесят Пятого - он уже не единожды пытался вас убить, тем не менее до сих пор пребывает в здравии. Возможно, что и в данном случае дело обойдется поломкой аппаратуры... Скептическое выражение лица собеседника сбило Экселенца с оптимистичной ноты: Хорошо, хорошо, я готов допустить, что авариями не ограничится и пострадают несколько исполнительниц. Зато для остальных это будет поводом прислушаться к голосу разума! Как я уже упоминал, все другие меры ведут к неимоверному количеству жертв, во избежание чего мы, собственно, и решили послать туда вас в качестве последнего, так сказать, наиболее щадящего аргумента.

- Женская логика, конечно, штука непредсказуемая, - сказал Степан, считавший, что таковая логика в числе многочисленных женских достоинств вообще отсутствует. - Но должны же они понимать, к чему их приведет противостояние системе!

- Чего вы хотите от этих зарвавшихся феминисток! - гнев Экселенца выплеснулся наружу, но он постарался взять себя в руки: - Они, видите ли, считают, что мужчины последних времен стали слишком нежны, мягкотелы и нерешительны, одним словом, вырождаются. И что по отношению к ним - слабому, так сказать, полу - мы теперь во всех отношениях стоим ступенькой ниже.

Кстати, Степану тоже совсем недавно приходила в голову мысль о том, что гуманоиды в космосе немного размякли, ушли от корней - может, в данной ситуации, когда требовалось расправиться с дамами, оно было и к лучшему. Галактику, по крайней мере человеческую ее часть, затопила интеллигентность, и, как ни странно, первыми против нее выступили женщины - хранительницы рода. В том-то и дело - во вселенной, где постоянно можно ожидать появления нового, неизвестного агрессора, без чести и принципов, готового на любую, невообразимую мерзость, вид, если он хочет выжить, просто не имеет права давать слабину, становиться "мягкотелым". И женщины, скорее всего неосознанно, просто в силу своей природы, возродили к жизни поубавившиеся в мире жестокость и подлость, вынуждая тем самым мужчин стать жесткими, для начала по отношению к ним, что было для последних особенно сложно. Воевать с женщинами - вообще неблагодарное занятие: проиграть им - значит расписаться в своей слабости, в то время как победа не сулит заслуженной славы, не говоря уже о чести - победитель и вовсе вроде как ее лишается. Получался замкнутый круг. И разорвать его, выходит, предстояло Степану.

- В чем конкретно будет состоять мое задание? - такой вопрос практически означал его согласие. Да и как было не согласиться, когда кровь грозила пролиться в любом случае и выбирать

приходилось меньшее из двух зол: несколько жизней, загубленных при его вмешательстве, либо, если он откажется, - позорная война, а по сути, расправа над прекрасной половиной, раздувающей едва тлеющие угли мужского гнева, рискуя вызвать нешуточный взрыв.

- Ваша миссия будет чисто дипломатической, - пояснил Экселенц с заметным облегчением - его, похоже, не так пугала перспектива вооруженного конфликта с дамами, как необходимость применять давление к Степану Ладынину в случае, если бы тот занял непримиримую позицию. - Вам надо всего лишь обсудить с ними условия, при выполнении которых колония сможет рассчитывать на дальнейшее существование.

- Для этого придется что-то записывать в мой мозг? - озаботился Степан, вспомнив "тезисы", донимавшие его у Верлрока.

- Ни в коем случае! Нам следует исключить любое насильственное влияние на вас, во избежание... Ну, скажем так - неприятных для нас последствий. Уверен, что вы в состоянии будете запомнить все и без помощи нейротрона. - Улыбка, завершившая эту маленькую лесть, вышла чуть натянутой: необходимость действовать в переговорах без страховки, полностью положившись на отсталого землянина, явно не доставляла Экселен-цу большого удовольствия. Самого же Степана, до сих пор не жаловавшегося на собственную память, такое решение вполне устраивало.

Тем более, как стало ясно после получения подробных инструкций, задача перед ним стояла простейшая: нота содержала в себе ряд несложных пунктов, в том числе требование прекратить пиратство, отменить ограничения на въезд в колонию по половому признаку, и завершалась предложением добровольно перейти под патронаж метрополии, не дожидаясь принудительных санкций. Запомнив текст обращения и повторив его два раза для придирчивого Экселенца, Степан получил возможность задать напоследок интересующие его вопросы.

- Ваша переводящая система выше всяких похвал. - На самом деле он так и не понял, где она, собственно, расположена, но все-таки спросил: - Смогу ли я взять ее с собой, чтобы меня поняли там, на месте?

- Не волнуйтесь об этом - вы будете поняты, где бы ни оказались. Секрет прост - напротив ваших ушей парят два микроскопических датчика, осуществляющие перевод. Третий расположен надо лбом и предназначен для перевода вашей речи собеседнику, не отвечающему на сигнал наличия у него такого же устройства. Приборы фиксируются вашим собственным энергополем, оно же служит для них источником питания.

Степан повертел головой, вызвав у собеседника легкий смешок:

- Вы надеетесь их увидеть? Не старайтесь. Это можно сделать только с помощью микроскопа. Ну а теперь, если ваши вопросы исчерпаны... - Похоже, ему не терпелось приступить к заброске в бабье логово темного провинциала, являющегося на самом деле не чем иным, как новым и, без сомнения, мощным, однако еще толком не изученным оружием, при определенных условиях - массового поражения.

- Погодите! - воскликнул Степан, опасаясь, что его тут же телепортируют и закончить говорить ему придется уже в другом месте. И поспешил спросить: - А как же я вернусь назад?

- Ах, простите - я и забыл, что трансверсионный способ перехода для вас непривычен. Но в данном случае это действительно может стать проблемой... Экселенц озабоченно почесал кончик носа, став вдруг ужасно похожим на простого землянина. Сходство длилось лишь миг - этакое мимолетное указание на общих, без сомнения, генетических предков - и было нивелировано дальнейшей речью, лишний раз доказывающей, как далеко нас опередили космические "родственники": - Чтобы осложнить нам десант, они подключили на планете антитрансверсионную сеть так, что попасть туда с других планет стало возможно в одну-единственную подконтрольную им точку. Выходит, что вернуться вы сможете только с их помощью, по достижении вами договоренности, на что все мы очень надеемся.

- Так-так. - Степан мрачно побарабанил по подлокотнику и спросил: - А если мне не удастся достигнуть консенсуса?

- Тогда вам придется немного подождать - думаю, ничего страшнее плена вам грозить не может. Причем недолгого - на случай провала вашей миссии уже разработан план десантной oпeрации с орбиты, и скоро вы будете освобождены бравыми ребятами из ударного спецкорпуса.

- А как скоро вы планируете сбросить десант?

- Боюсь, что наши стандартные цифры ни о чем вам не скажут, - развел руками Экселенц, бледно усмехнувшись. Все-таки он здорово волновался и не в силах был этого скрыть.

- Но я должен знать, сколько времени имеется в моем распоряжении?

- Ну хорошо. - Экселенц проявлял прямо-таки чудеса терпения, наверняка ему не свойственные. - Давайте договоримся так: вам даются сутки по тамошнему времени для наведения дипломатических мостов. Если до окончания этого срока мы не получаем от вас никаких сообщений или эти сообщения будут неудовлетворительными, то в дело вступают войска.

Степану не надо было повторять, что он является единственным шансом для взбунтовавшихся женщин избежать подобной альтернативы. Он встал, предчувствуя, что расслабиться перед заброской ему уже не дадут.

- Вам предстоит немедленно приступить к выполнению задания, - подтвердил его догадки "шеф". - Я, со своей стороны, хочу пожелать вам удачи и надеюсь на ваше скорейшее возвращение.

В завершение Экселенц многозначительно поднял палец, но лишь затем, чтобы навести его на Степана, словно прицеливаясь. Мгновение - и председатель Галактического Совета растворился, как засвеченная фотография, в хлынувшей со всех сторон ослепительной белизне.

Тому, для кого с самого детства весь мир ограничивался поверхностью родной планеты, действительно нелегко сразу привыкнуть к настолько прогрессивному способу транспортировки. Что касается Степана, так он даже спутал однажды, было дело, этот их трансверсионный переход с потусторонним миром. Зато с тех пор научился безошибочно его узнавать не только по световому, но и по некоему снежно-пепельному эффекту.

Ощущение, как и в предыдущие разы, было непередаваемым, но Степану сейчас было недосуг в него погружаться: он запоздало спохватился, что не задал еще парочку вопросов - например, что представляет собой "точка прибытия"? Где он, черт возьми, должен будет оказаться? Опять в каком-нибудь зале с президиумом? А может быть, в чистом поле или, например, в тюремной камере? Предположить можно было все что угодно. Неизвестность тревожила куда больше, чем любая явная угроза или знакомое, так сказать, зло - вроде вездесущей троицы спасателей-тире-убийц, готовой объявиться за каждой новой дверью. По идее, Экселенц обязан был дать сотруднику представление об ожидающей его обстановке, однако явно не стремился опреснять ему жизнь, лишая ее сюрпризов.

Если так, то сюрприз на сей раз удался: когда путешествие закончилось, Степан, едва оглядевшись на новом месте, непроизвольно отступил назад: в двух шагах перед ним зияла пропасть. Он увидел ее в неверном свете двух лун, глядящих с ночного неба: одна из них была голубовато-белой, слегка похожей на земную, вторая - густо-оранжевой, в темных пятнах - эта, пожалуй, смахивала на подгнивший апельсин, местами изъеденный садово-огородным вредителем.

Не успел он все это отметить, как что-то невидимое с силой толкнуло его в грудь, заставив упасть на спину. Попытавшись встать, он понял, что не может шевельнуть и пальцем: его словно приковало, как жертвенного барашка, к холодному, ровному камню. А мгновением позже неизвестно откуда, как будто бы с небес, раздался издевательский женский голос:

- Смотрите-ка, кто к нам пожаловал!

Степану, беспомощно распростертому на скале и вынужденному поэтому глядеть в зенит, показалось, что это заговорила одна из лун, а именно: оранжевая, чья цветовая гамма и подпорченный вид вполне соответствовали едкой интонации:

- Вот уж не думала, что они отважатся прислать мужчину! - Помолчав немного, она спросила у кого-то - обыденно так, словно о чем-то повседневном: Ну что, сбросим его в пропасть?

- Его заставили, - предположил с ноткой сочувствия другой голос, невольно приписанный Степаном белой луне, с первых минут куда больше ему понравившейся. - Или он - чертовски отчаянный парень! - добавила она, еще больше расположив к себе Степана.

- Я прибыл сюда добровольно! - крикнул он, прекрасно осознавая, в каком находится дурацком положении - прижатый, можно сказать, к горе неведомой силой, пытается разговаривать со спутниками Морры. Но голоса смолкли, из чего Степан сделал вывод, что, наверное, услышан - не лунами, конечно, а озвучивавшей их парочкой. - Для ведения переговоров! - уточнил он, слегка ободренный их молчанием, условно сочтя его за внимание. - Вы можете сбросить меня в пропасть, но сначала выслушайте. Поверьте, это в ваших интересах: в ближайшее время вам грозит... - Тут речь его оборвалась, и больше он не смог, как ни старался, произнести ни слова - его рот как будто прикрыло мягкой лапой, совсем не напоминающей кляп - разве что результатом: его заткнули.

- Опять угрозы, - вздохнул второй голос. - Подумать только - и ради того, чтобы лишний раз припугнуть нас, он готов был пожертвовать жизнью! - "Белая" ему явно сочувствовала и, возможно, готова была его слушать, а большего ему и не требовалось. Но "бурая" - эта жертва космической плодожорки, все испортила:

- Ты ошибаешься! - сказала она. - Перед нами вовсе не герой. Это потенциальный самоубийца, ищущий смерти, считай - просто говорящее послание со сноской: "По ознакомлении уничтожить".

- Не может быть! - удивилась "белая". - Что-то я не слышала ни о чем подобном...

- Когда я служила в органах Межпланетной Безопасности, - небрежно уронила "бурая", - одно время занималась их наймом. Типичный смертник. Уверена, что, если бы мы не заставили его замолчать, он сам в конце концов стал бы умолять нас о смерти.

Степан, конечно, не забыл, как донимал подобной просьбой Верлрока, но теперь-то он не помышлял ни о чем подобном! В данный момент его тревожила угроза, нависшая над жизнями невидимых собеседниц - где бы они ни находились, рядом с ними также незримо притаился его "зверь", готовый нанести упреждающий удар, и это они, а вовсе не он, балансировали у края пропасти. К несчастью для себя, они лишили его дара речи, так что вместо пламенных аргументов в свою, то есть по логике - в их, защиту он смог издать только неубедительное мычание. Разговор между тем продолжался:

- Получается, что, убив его, мы выполним самое заветное его желание?.. размышляла "белая".

- Совершенно верно. Но пусть не надеется, что мы пойдем навстречу его мечте!

Вряд ли они заметили, что после этих слов пленник вздохнул с некоторым облегчением.

- Как же тогда с ним поступить? Не можем же мы просто отправить его обратно? Или... можем?

Тут Степан снова впал в отчаяние - посланника могли завернуть назад, даже предварительно не выслушав! Это грозило полным провалом его миротворческой миссии.

- Да ты в своем уме? - возмутился висящий в небесах гнилой фрукт. Разумеется, мы его не отпустим.

- И что ты предлагаешь? Взять его в заложники?

- Он не может стать заложником, поскольку его уже заранее списали, резонно заметила "пе-респелка". - Мы, пожалуй, сделаем вот что...

Объект спора, лишенный возможности внести в "лунный диалог" свою лепту, с тревогой ожидал их решения: мужчина, как известно, может пригодиться в хозяйстве не только в качестве рабочей силы, но и в иных целях. Первое и самое простое, что приходит в голову, - для продолжения рода. И очень сомнительно, что "зверь" станет его в таком случае спасать, если только не возникнет угрозы, что пленника заэксплуатируют его новыми обязанностями до смерти.

В это время "в эфире" раздался короткий взвизг. Будь он женским, стало бы ясно, что "зверь" счел уже ситуацию угрожающей и взялся за дело. Но нет - пока еще нет: такой звук издает приемник при смене радиопрограмм. И голоса исчезли видимо, не сочли дальнейшее обсуждение достойным слуха невежественного самца.

Он остался лежать среди абсолютного безмолвия, нарушаемого лишь его собственным зубовным скрежетом.

Конечно, рассуждая здраво, торопиться ему по большому счету было некуда спешить надлежало им, о чем они пока не подозревали. И, кажется, не собирались спрашивать, а вместо этого издевались над дипломатическим посланником в меру своего женского садизма. Луны безмолвно таращились на него с высоты, словно глаза глупого чудовища - один ясненький, а другой больной, не иначе как подбитый. Ему страсть как хотелось крикнуть: "Куда вы, тетки, подевались? Я, между прочим, замерзнуть могу!" Но приходилось молчать - не из гордости, а потому что он, как вы помните, был лишен права голоса принудительным методом. Иначе бы не постеснялся в выражениях, потому что ему в самом деле становилось чертовски холодно: лежа на камне, не в силах двинуться, он начал думать о том, что это, возможно, и есть их решение - оставить его прикованным, как Прометея, к горе, на растерзание здешним орлам или иным хищникам, которых тут, наверное, пруд пруди - охотиться-то некому, поскольку народонаселение - одни бабы. Хотя он был уверен, что "зверь" не даст ему погибнуть и даже переохладиться вряд ли позволит. Но как насчет выполнения поставленных перед ними задач? Пока его вездесущий охранник не больно-то в этом способствовал, а ведь всего-то и надо было - изложить женщинам условия мирного решения их проблемы. Чего уж, казалось бы, проще?..

Но как ни кляни "зверя", а дело свое он знал: именно в тот момент, когда Степан понял, что начинает всерьез замерзать, где-то в районе его ног раздался мощный треск, затем последовал оглушительный грохот. После чего Степан неожиданно почувствовал, что свободен - его больше ничто не держало! Он пошевелил затекшими конечностями, потом сел и огляделся под затихающий аккомпанемент разбуженного обвалом горного эха. Зрелище перед ним открылось не для слабонервных, но Степан остался относительно спокоен - не впервой.

Плато, ставшее значительно короче, кончалось теперь ровно у его ног: часть скалы откололась и рухнула, что, видимо, нарушило стабильность наведенных здесь силовых полей и явилось причиной его освобождения. Редкая удача - сказал бы непосвященный свидетель, однако для Степана подобные катастрофические "фарты" уже являлись обычным делом. Главное - ничто больше не затыкало ему рот, поэтому он не преминул подать голос, надеясь, что связь продолжает работать и теперь-то уж ничто не помешает ему изложить невидимым стервам условия их капитуляции:

- Эй, вы, там! Слышите меня? Вызывает дипломатический курьер! Есть разговор! Прием!

Ответом ему была тишина - особая, гулкая, воцарившаяся только-только после обвала. Лишний раз сотрясать воздух он не опасался - если и рухнет еще что-нибудь, то разве что на голову того самого пресловутого орла или иного хищника, задумавшего отведать его печени. Так что привлечь голосом местных любителей свежей требухи он тоже не боялся. Тревожило его молчание двух "ягнят", что совсем недавно наперебой блеяли, а теперь не отзывались, словно их той скалой завалило. Ведь они могли находиться все это время вовсе не за тридевять земель, а где-то поблизости.

Запретив себе паниковать раньше времени, Степан решил подождать: вряд ли к нему потеряли интерес, выходит, так или иначе на него должны были выйти. Он стал прогуливаться вдоль площадки, осматривая местность, заодно пытаясь согреться.

Его заинтересовали огни в долине - их было сравнительно немного, но и время, поди, стояло позднее. "Вот где они - космические феминистки, стало быть, окопались", - думал Степан, подходя к самому краю. Надо заметить, что в прошлом он панически боялся высоты, теперь же буквально нависал над пропастью, лишь мимолетно удивляясь в душе собственному бесстрашию. Впрочем, какое там бесстрашие: да хоть задумай он сигануть отсюда вниз, все равно его неусыпный охранник ему этого не позволит, трудно сказать, как, но сумеет остановить, либо соломки внизу постелет, уж в этом-то Степан не сомневался. Но и прыгать, хотя бы ради эксперимента, пока не торопился - прежде всего дело. А после видно будет.

Потом, сделав шаг в сторону, он наткнулся ногой на какой-то предмет. На плато, оказывается, обреталась не только его персона, кроме того, тут что-то валялось.

Не задумываясь о последствиях - даже окажись это бомба, ему-то она в любом случае не повредит, - Степан наклонился и взял предмет в руки. Вещь была странная, совершенно непонятного предназначения - что-то вроде металлического жезла с двумя кнопками на рукоятке. Это здесь как будто обронили. Но кто?.. Вот еще загадка.

Ответ, вероятно, таился в кнопках - стоило Степану их обнаружить, как появился непреодолимый соблазн нажать. Синдром кнопки - одна из самых мощных провокаций, изобретенных, или, скорее, открытых, человеком: загадочная кнопка, где бы она ни была расположена, действует магнетически на любое существо - вне зависимости от степени его разумности, - обладающее пальцами. Вопрос только в том, раньше или позже она будет нажата.

А в распоряжении Степана волею обстоятельств оказалось целых две кнопки. Какое искушение, не правда ли? Именно поэтому он не стал пока ничего нажимать. Все, что ему требовалось, - это лишь быть услышанным, и не настолько отчаянным было его положение, чтобы вступать в игру с непредсказуемыми последствиями. Женщины - существа коварные, могли специально подкинуть ему этот пульт, уверенные, что он не устоит перед соблазном. А там - кто знает, какие сюрпризы его ждут, одно можно сказать наверняка - вряд ли они будут приятными. У него имелись сутки, уже чуть меньше, и, если здешние хозяйки намерены были занять позицию молчаливого ожидания, что ж - это время он как-нибудь продержится, не прибегая к сомнительной возможности добиться чего-либо с помощью подозрительных находок.

Впрочем, оставаться в бездействии он тоже не собирался - жалко же баб, пропадут ведь из-за своего глупого упрямства! Опять же, холодно было сидеть тут, ничего не предпринимая. Небо к этому времени слегка посветлело, и Степан решил разведать, можно ли будет с рассветом спуститься в долину, чтобы явиться к ним во плоти и заставить-таки себя выслушать.

- Оставайтесь на месте и положите конденсор! - раздался над ним в этот момент властный голос - тот самый, что его воображение приписывало буролицей луне, этой перезрелой брюкве - хотя, конечно, старушка была ни при чем, тем более что ближе к утру она изрядно потускнела и ладилась к горизонту - на покой.

Для начала он постарался не подать виду, как рад восстановлению связи. Чтобы наладить с ними взаимопонимание, необходимо было действовать с хитростью. Говорить по-хорошему он уже пытался, и к чему это привело? Ему просто грубо заткнули рот. Не-ет, он уже понял, что вежливостью и хорошими манерами проложишь путь не в любые женские сердца. Тут явно требовался иной, более грамотный подход.

- Положить МОЙ конденсор? - сказал он наглым тоном, подкидывая в руке жезл, как бы пробуя его на вес. - И постоять на месте? А с какой это стати? Давайте-ка вы заткнетесь и не будете мне указывать! Думаю, я и сам прекрасно разберусь, что мне делать.

- Лжец! - вот и второй голос прорезался, да еще как агрессивно! - Этот конденсор принадлежал Митле Ифасек, которую ты убил!

Степан презрительно хмыкнул и слегка оступился. Так это выглядело. На самом же деле от ее заявления он чуть с плато не свалился: сидя тут в одиночестве, он, оказывается, успел тем временем кого-то убить! Но уж наверняка не невинную овечку. У него мелькнула догадка, что могло стать причиной гибели Митлы Ифасек: решив, что смерть для него - это сплошное удовольствие, они придумали ему в наказание что-то другое и подослали сюда Митлу. Значит, она в их представлении могла стать чем-то похуже смерти.

- Я ни минуты не сомневалась, что ваша цель - диверсия, - сообщила первая холодно и вдруг раскочегарилась: - Вы провалились на первых шагах, и имейте в виду, что никакой конденсор не спасет вас от расплаты!

- Так, стоп, дамы. - Степан нахмурился, не забывая, однако, небрежно вертеть в руке жезл. - Во-первых, я никуда пока еще не провалился, в отличие от вашей Метлы или Митлы, не знаю, как ее там. Кстати, уверен, что она получила по заслугам. И предупреждаю сразу, чтобы меня потом не называли лжецом, извергом и, м-да... чудовищем: если с вашей стороны будут еще попытки нанести моей дипломатической персоне какой-либо вред, то они закончатся также плачевно.

- Ты поплатишься! - с ненавистью пригрозила вторая.

- И очень скоро! - веско залакировала первая.

К сожалению, они не желали слышать голос разума, то есть в данном случае его, Степана, голос попросту прошел мимо их ушей. А вот он слушал их достаточно внимательно и многое понял: например, что обвал, способствовавший его освобождению, заодно погреб под собой явившуюся сюда для расправы Митлу. И что именно она выронила тут эту штуку, именуемую "конденсор". И наконец, что этот конденсор может ему в скором времени весьма пригодиться, если он не оставит мысль спасти этих дур от готовящегося десанта и обещанных Экселенцем жестоких мер, не предусматривающих снисхождения. Дурам, как известно, везет, повезло им и со Степаном - невзирая на их упрямство в стремлении с ним разделаться, он не отступил от своего намерения. Пожалуй, ему не стоило пока спускаться в долину зачем, раз они собираются сами к нему нагрянуть? Остается немного подождать.

Прошло всего несколько минут, когда в предрассветных сумерках над плато возник темный прямоугольник, очертаниями весьма напоминающий дверь. Степан понял, что на его глазах формируется переходный канал - вроде тех, что использовали спасатели, преследовавшие его на Земле. Итак, здешние амазонки готовились к осуществлению своих угроз. А он, со своей стороны, решил, что настала пора испытать конденсор, не дожидаясь, пока из загустевшей пространственной дыры посыпятся сюрпризы.

Он навел на нее жезл и втопил одну из кнопок - какая попала под палец. Естественно, он не знал, что должно за этим последовать, просто опасался, что, оставайся он в бездействии, "зверь" примется за женщин куда круче, чем способен конденсор, и может быть даже пожестче, чем межпланетный спецназ.

В результате ли его действий, или по каким-то другим причинам темнота в прямоугольнике пошла рябью, уподобившись помехам на большом мониторе, а потом, совсем уже довершив сходство, там стали появляться, сменяя друг друга, объемные картины. В основном это были помещения - по большей части тесные и скудно обставленные, мелькнул полупустой зал какого-то трактира... Затем появилась маленькая площадь, освещенная единственным фонарем. Темнота, безлюдье... Вероятно, все это принадлежало городу, раскинувшемуся внизу - там, в долине, еще царила полноценная ночь. А картины продолжали меняться - вот возникла комната с камином, пылающим так близко, что, кажется, ступи через порог и сможешь прилечь на расстеленный перед ним ворсистый коврик.

Явственно ощутив хлынувшую оттуда волну тепла, Степан почти машинально убрал палец с кнопки. И, о чудо - камин зафиксировался! Огонь продолжал потрескивать, казалось, всего в нескольких шагах от него, действительно согревая!

- А ничего штучка, - проворчал он, с новым интересом рассматривая конденсор, не забывая поворачиваться к теплу то одним, то другим боком. Закоченевшие члены возвращались к жизни, вместе с тем оттаивали и мысли: Степан подумал о том, что при желании мог бы сейчас шагнуть в эту комнату, и альпинистом быть не надо - вот он, проход, ступай прямиком туда, разыскивай их женское начальство и предъявляй им ультиматумы непосредственно на месте. Но этот путь он временно отринул: здесь была его твердыня, его, можно сказать, ставка. Тут, в горах, ему была гарантирована относительная неприступность, и какая-никакая связь уже была налажена. А теперь вот и отопление появилось, словно по заказу.

Степан подвел предварительные итоги: чтобы до него добраться, был создан переходный канал. А он его, выходит, запросто переключил на свои нужды. Да, исключительно полезный прибор достался ему от злонамеренной Митлы, ликвидированной "зверем". Он же наверняка разжал ее руку, заставив выронить жезл. А потом положил палец "хозяина" на нужную кнопку - и планы противника он, похоже, с ее помощью сорвал, и теплом хозяина обеспечил. Все одно к одному. Назначение второй кнопки оставалось неясным, и Степан не спешил пока ее трогать - кто его знает, к чему это приведет, а сейчас предпочтительнее было сохранять стабильность.

Светало тут с потрясающей быстротой - только что едва брезжил рассвет, и вот уже из-за горизонта выплыл радостный шар солнца, словно оборвалась державшая его за краем земли ниточка. Не верилось, что это большое доброе светило может быть лишь светлой точкой в небесах его родной Земли, и весь открывшийся перед ним сумасшедший, ветреный простор принадлежит иной планете, чужому миру.

Но доказательства не заставили себя ждать: стоило световой волне пролиться в долину, как оттуда взвилось несколько сверкающих песчинок. Двигаясь в безупречном порядке, они взяли курс прямиком на скалу, ставшую теперь резиденцией ненавистного посланника.

Хотелось бы ему, чтобы эта стремительная стайка оказалась мирной делегацией, летящей сюда с целью извиниться за неподобающий прием и начать наконец нормальные переговоры. Увы - об этом не приходилось и мечтать. Оставалось надеяться, моррианки в своих действиях станут руководствоваться доводами разума либо на худой конец - хваленой женской интуицией. В самом деле - ну что им стоило его выслушать, ведь это так просто! Гораздо проще, чем убить.

Жаль только, что они об этом не знали. И вот уже одна из четырех маленьких, похожих на острые льдинки машин, потеряв на полпути скорость, беспомощно заваливается на крыло, уходя в сторону, падая все ниже. Не иначе как в ней что-то сломалось. А может быть, у пилота произошла спонтанная остановка сердца?.. И остальных не миновала чаша сия: они как будто слегка растерялись, утратив при этом слаженность в движении. Миг - и две машины столкнулись. Полыхнул взрыв - и вот уже огненное месиво, кувыркаясь, падает на землю. Из четырех аппаратов, так красиво вылетевших только что на расправу, целым остался лишь один: неприкаянно покружив над местом катастрофы, он вновь устремился в направлении Степана, с явным намерением в одиночку закончить начатое; вряд ли планы пилота изменились, ведь с тем она и летела, чтобы уничтожить чужака. Теперь ее ненависть утроилась, амазонка алкала возмездия, вследствие чего приходилось опасаться, что вскоре ее вместе с аппаратом разорвет просто-напросто в мелкие клочья.

Испробовать вторую кнопку на конденсоре - вот все, что Степан мог предпринять в очень слабой надежде, что это как-то поможет летунье выжить. Раздумывать было некогда - аппарат стремительно приближался, нацеленный острием прямо в Степана, словно в намерении нанизать его себе на нос. Направив жезл в другую сторону, Степан нажал разок на пробу - вдруг это окажется оружие, но ему-то ведь требовалось не убить, а спасти.

И сразу обратил внимание на появившиеся вокруг радужные всполохи. Воздух над ним заслоился, преломляя свет, заключая обладателя жезла в просторную полусферу, играющую всеми цветами спектра, наподобие мыльного пузыря. Довершив праздничное ощущение, в "пузырь" ударили, прыснув во все стороны, рубиновые росчерки. Источником нового лазерного шоу был тот самый летательный аппарат, оставшийся все-таки невредимым - эфемерный на вид "пузырь" сделал смертельный фейерверк, льющийся из-под узких крыльев, не только более зрелищным, но и абсолютно безвредным для Степана.

Вывод был очевиден: вторая кнопка обеспечила его защитным полем. "Два, нет, уже три-ноль в нашу пользу, считая Митлу", - подумал Степан, с удовольствием наблюдая за небесным представлением, так славно отмечающим его триумф. Но, увы, пока еще не победу.

Пилот заходила на цель снова и снова, будто задалась целью продлить гостю праздник, никак не желая признать свое бессилие перед "мыльной" преградой. А, может быть, она надеялась, что у "дорогого гостя" в приборе сядет батарея?.. Степан-то посчитал, что жезл, судя по названию, способен сам конденсировать энергию, черпая ее, например - почему нет? - из окружающей среды: гравитационную там, тепловую, квантовую - мало, что ли, ее, бесхозной, вокруг пропадает? Да чертова уйма! Как бы там ни было, артналет продолжался - носился туда-сюда штурмовик, сверкали лазерные вспышки, высекая каменное крошево из скалы за пределами непрошибаемого колпака.

Заглядевшись на светопредставление, Степан не сразу заметил, что под его надежным куполом зреет новая подлянка: рядом с ним, в непосредственной близости от мирно пылающего камина, стала под шумок образовываться еще одна "дверь" - не снаружи, а, к сожалению, внутри строго огороженной зоны. Без сомнения, оттуда готовилась какая-то очередная пакость: еще немного, и она бы осуществилась, причем, рассуждая логически-с результатом, прямо противоположным задуманному, то есть в ущерб самим пакостницам - не ткни Степан вовремя опять в первую кнопку.

Успел - новоявленный пространственный канал, не успев нагадить, повторил участь предыдущего: едва образовавшись, он заволокся рябью помех, а потом стал переключаться, демонстрируя на сей раз более оживленные картины - утро заставило нежные создания, не участвовавшие в операции по истреблению гостя, повылезать из своих постелей. Степан получил возможность составить некоторое представление о жизни и быте обитательниц Морры, но ведь и они имели возможность его видеть: многие не обращали на него внимания, а некоторые замирали в удивлении - кто это перед ними явился в "дверной" раме, словно призрак вернувшегося поутру с загула муженька? Хорошо, что переключение происходило достаточно быстро, не давая им возможности что-то сообразить; к слову сказать, и в "мужья" он подошел бы далеко не каждой.

Вопреки утверждению Экселенца, "нежные создания" на Морре были не только человечьего рода-племени: женская оппозиция, по крайней мере та, что наводила сейчас порядок в своих домах и совершала утренний променад по улицам, состояла из представительниц нескольких рас, объединившихся в борьбе против мужского шовинизма. Паучих среди них, правда, не было, а вот насчет загадочных кршасов Степан бы не поручился. Он успел насчитать четыре разновидности амазонок, когда после очередного "переключения канала" оттуда к нему на плато неожиданно выдвинулся крупный предмет быта, а именно - стол.

"Они что, решили таким образом заклинить дверь?" - была его первая мысль. Но происходящее больше смахивало на бытовую сценку: с другой стороны стол толкали две дамы - человеческая, довольно худая и в летах, пыхтела в компании с шерстистой особью, похожей на синего псифа из Галактического Совета, но эта была помельче и перекрашена в малиновый цвет (если только девочки у них не были розовыми от природы). Дружным рывком они пропихнули стол к Степану, облегченно перевели дух, а потом замерли на пороге, соображая, что задвинули его, кажется, не по адресу.

В этот миг "канал" переключился, и озадаченные дамы исчезли, сменившись сельскохозяйственным ландшафтом. Степан отпустил кнопку и вновь нажал, чем добился неожиданного результата: "дверь" закрылась, иначе говоря, исчезла, как бы выполнив свою миссию, то есть окончательно довершив сходство этой небольшой площадки в горах с его личным кабинетом: стол неплохо смотрелся у камина - мало кто может рассчитывать на такие шикарные условия, считаясь диверсантом во вражеском лагере. Скорее им уготованы сырые, зарешеченные подвалы с нарами. А Степану здесь для полного комфорта не хватало только кресла. Но если события будут развиваться в том же ключе, то к вечеру он, пожалуй, станет обладателем роскошного интерьера. "И теплый клозет не помешал бы, а то неудобно как-то с горы..."

С такими мыслями Степа подошел к столу, не обращая больше внимания на назойливую авиацию, все еще штурмовавшую в единственном числе его купол, нимало ему не вредя, создавая только ливневым огнем радостное ощущение салюта.

Из стола пригласительно выдвинулось нечто вроде табуретки. Не успел он обрадоваться этой, какой ни на есть, подходящей к случаю мебели, как на его глазах - раз-два, раз-два - табуретка разложилась в изящное кресло. Другой бы на его месте сто раз подумал, стоит ли иметь дело с такой что-то чересчур услужливой мебелью: отравленная иголка в сиденье, захлестывающаяся на шее петля, электрический разряд в седалище - мало ли что может придумать женское воображение, изощренное в интригах? Наш Степан на подобные страхи только поплевывал.

Сев по-хозяйски за стол, он поначалу едва из-за него не выскочил. Не успел - так и остолбенел, сидя, только глаза тараща: столешница раздвинулась, явив на свет, прямо ему под нос блюдо с пельменями. То есть, скажем так - с чем-то, выглядящим и пахнущим в точности, как аппетитные, только что сваренные пельмени. Тут-то Степан и обнаружил на подлокотнике панель, вначале им не замеченную - усевшись, он, оказывается, случайно что-то там нажал, и результат теперь красовался перед ним, дразня обоняние, пробуждая всем своим видом в усталом организме волчий голод. Конечно, это мог быть хитроумный план, разработанный феминистками с целью уничтожить дипломатического посланника, накормив его отравой. На яды он "зверя" еще не проверял - до сих пор не было случая.

"Обожруся и помру молодым", - вздохнул Степан, с обреченным видом взял в руку лежавший рядом прибор, похожий на вилку, и принялся за пельмени: внутри они оказались тоже белыми, но вкус имели мясной. Поглощая их с истинным наслаждением, он краем глаза следил, как удаляется

летательный аппарат, исчерпавший как минимум годовой боезапас на щедрый фейрверк по случаю Степанова прибытия.

Расправившись с угощением, Ладынин не спешил выйти из-за стола: пока симптомов отравления не наблюдалось, а там, кто его знает - вдруг да прихватит в самый неподходящий момент? В ожидании колик или других неприятных сигналов из глубин организма он принялся изучать панель на подлокотнике: вызвал себе еще несколько блюд, отведал то, другое, научился убирать неугодные заодно с грязной посудой, потом добрался до напитков и устроил неторопливую дегустацию, наблюдая за дальнейшей программой, начатой для него тем временем здешними гостеприимными хозяйками.

Женщины, надо отдать им должное, старались на славу, дорогому гостю было на что посмотреть: вокруг разворачивалась поистине апокалиптическая картина безнадежной борьбы женской ненависти - с чем?.. Со стороны складывалось впечатление, что с жестоким роком, благоволящим дипкурьеру. Взрывались, не долетев до цели, запущенные в него из долины ракеты, горели и падали новые истребители, там и сям образовывались пространственные двери - из одних пытались стрелять, из других что-то сыпать, людские фигурки шагали в пропасть... Каналы возникали с явными погрешностями в расчетах и гасли, иногда мерцая припадочно, иногда окрашиваясь изнутри зловеще-бордовым. Через какое-то время землю внизу заволокло черным дымом, поднимавшимся сразу в нескольких местах.

В эпицентре этого безумия, как в глазе урагана, сидел Степан Ладынин мрачный и неуязвимый, словно адский дух, призванный, между прочим, "восстановить мир и порядок во имя процветания..." и так далее. Он нес возмездие в самый момент совершения греха, не отходя, как говорится, от кассы: замахнулись по правой щеке - трах! Получайте перелом руки и сто раз подумайте, прежде чем бить по левой. А уж если задумали убить - не обессудьте: кто на нас с мечом... Хорошо, если только меч сломается, не снеся при этом дурную голову. Таким образом постепенно, шаг за шагом в агрессорах вырабатывается смирение куда тебе христианскому! То ведь на любви зиждется, с коей во все времена был и сейчас наблюдается страшнейший дифицит, а это - на страхе. Ему-то уж точно все возрасты покорны, и его порывы, выходит, благотворны - потому что не заставляют лезть на крест, а дают шанс выжить. Степан с некоторых пор отказался от борьбы за выживание: "И хотел бы, кажется, взойти на крест, вместо этого становишься мессией страха. А ведь к тому идет - все предпосылки налицо, можно уже новое евангелие писать - от Степана Ладынина, антихриста. Чем Экселенц, вполне возможно, в скором времени и займется - в виде какого-нибудь свода законов и общегалактических постановлений, типа: "Не убий - раньше сам умрешь, не укради - руки отсохнут, не прелюбодействуй - прелюбодейка отвалится. Все - волей и при незримом содействии всемогущего Степана Ладынина, известного в миру как Просто Степан". А вот хреном тебя репчатым по лысой башке! Хотел амазонок к рукам прибрать - так я тебе устрою день независимости для угнетенных женщин всех рас! Вот только дождусь окончания военных действий - и устрою!"

Сейчас ничего другого не оставалось, кроме как ждать, когда ненависть иссякнет и дамы наберутся достаточно ума, чтобы осознать свое перед ним бессилие. Но амазонки оказались чертовски упрямы: раз за разом они продолжали остервенело биться с его охранной системой - си-речь с невезением, поломками, промашками, сбоями... "Зверю", словно на испытательном полигоне, предоставился отменный случай доказать свою стопроцентную надежность, тем временем Степан начал тревожиться: обещанные Экселенцем сутки по местному времени на поверку оказались слишком коротки: здешнее солнце катилось по небу чуть не вдвое быстрее земного - прямо-таки со спринтерской скоростью.

И вот уже на театр этой сумасшедшей войны упал черный занавес ночи, и багровыми пятнами обозначились пожары, полыхающие в долине. Глядя на творящийся там разор, Степан подумал о том, что имперские спецвойска возьмут теперь раскуроченное пиратское гнездо - этот оплот межпланетного феминизма - голыми руками. Значит, моррианки были недалеки от истины, назвав его диверсантом. Стало очевидно, чего с его помощью добивался Экселенц: не договориться с ними о капитуляции - уж он-то как никто должен был понимать абсурдность подобного замысла, а ослабить заведомого противника, выведя из строя лучших бойцов, уничтожив боезапас и запоров им аппаратуру. Теперь его задумки блестяще осуществились, и исполнителю не пришлось пошевелить ради этого даже пальцем достаточно оказалось одного его присутствия в заданном месте. Заодно доказано, какой он есть уникальный суперагент - поистине СУПЕР! Мечта всех шпионских и террористических организаций, существовавших с начала мира. Сейчас, когда на орбите ведется подготовка к десанту, Экселенц наверняка уже списал строптивых баб со счетов и разрабатывает план, как по завершении операции прибрать к рукам нового агента, чтобы тот думать забыл о свободе воли и оказался полностью под его контролем. А интриган он прожженный, каким и полагается быть крупному политику. К тому же Степан сам подсказал ему способ обойти "зверя": любые, в том числе и достаточно жесткие действия по отношению к нему - такие, например, как заключение под стражу, могут пройти, если они не несут в себе угрозу его жизни.

Над плато уже довольно давно царило затишье. Степан поднял глаза к небу: его старая знакомая, рябая луна соседствовала теперь не с белой, а с маленькой розовой. Выходит, что у Морры было три спутника - по крайней мере крупных, И без счета мелких, выглядевших с земли, как бродячие звезды. Да не просто бродячие, а совершающие сложные организованные маневры. Прошлой ночью, когда Степа лежал на скале, вынужденный глазеть в небеса, ничего подобного там не наблюдалось. Без сомнения, это были десантные модули, готовящиеся к спуску. А если у женщин вышла из строя система радаров, то они могли разглядеть великолепный звездный парад чисто визуально - маловероятно, чтобы он прошел мимо их внимания.

- Ну что, уважаемые дамы? - произнес Степан в пространство, не уверенный, будет ли он теперь, после стольких захлебнувшихся атак кем-нибудь услышан. Но попробовать стоило. - Может быть, все-таки поговорим? - спросил он. Собственный голос казался оглушительным - слова падали в пустоту, они летели в пропасть, от которой, казалось, глупо дожидаться ответа. И все же, спустя долгие секунды тишины, ответ пришел.

- Кто вы?.. - отрывисто, приглушенно - и отнюдь не из-за помех, а скорее всего из-за страха. Скажи он сейчас: "Я - Демон", - и ему бы поверили: слишком весомые доказательства тому были предъявлены.

- У нас осталось мало времени, - сказал он, еще раз взглянув на небо. Мне не хотелось бы говорить во всеуслышание, поэтому предлагаю вам пожаловать сюда. - Намек был достаточно прозрачен: любая связь, хоть чем-то напоминающая радио, может быть запеленгована и прослушана. А то, что он собирался им сказать, не предназначалось для посторонних ушей - в частности, бледных ушей Экселенца.

- Но это невозможно, - возразили ему. - Сбои в системе трансверсии...

- Я гарантирую, что не будет никаких сбоев - если вы появитесь здесь с миром и без оружия.

И ведь явились! Прошло не более минуты, и две фигуры шагнули одна за другой на площадку через новую пространственную дверь, возникшую на сей раз с безукоризненной точностью - прямо перед столом. Что ж, значит, они и впрямь пришли с миром. Тут же Степан с удивлением убедился, как можно иногда ошибаться, пытаясь представить себе внешность собеседников или, как в данном случае, собеседниц только лишь по их голосам.

- Обстоятельства вынуждают нас говорить с вами. - Нежный голос, приписанный ранее Степаном белой луне, раздавался из пасти маленького, размером с человека, дракончика, стоявшего на задних лапах, вернее - на лапищах.

- Сразу должна предупредить, - выступила вперед миловидная женщина с голосом второй - стервозной - луны и холодными глазами убийцы, - что ни ваша неуязвимость, ни наше критическое положение не дают вам права на шантаж!

- Сожалею, что не могу предложить вам сесть, - как истинный джентльмен произнес Степан, оправившись от легкого шока, вызванного полным несоответствием оригиналов сложившимся в его представлении образам. - Успокойтесь. Я не намерен вас шантажировать. Я хочу оказать вам реальную помощь.

Они переглянулись - его поведение явно шло вразрез с ожидаемым, вызывая у них еще большее недоверие.

- Мы вас не понимаем, - сказала рептилия.

- Будьте добры выражаться яснее! - присоединилась ее вредная спутница.

- Вы, наверное, уже поняли, - начал он, - что в очень скором времени на ваши головы свалятся большие неприятности. - Он показал глазами вверх происходящее в небе не требовало дополнительных комментариев. - Верьте или нет, но мне тоже не по душе такая развязка.

- Вас послали, чтобы выставить нам условия капитуляции? - презрительно уронила человеческая женщина.

- Да, - кивнул он, - такова была моя первоначальная задача. Но в свете сложившейся ситуации я ее пересмотрел. И теперь выступаю от своего собственного имени.

- С какой вдруг стати? - проворчала эта язва в женском обличье. Создатель явно обделил ее смирением и тактом, но в смелости ей нельзя было отказать после столь убедительной демонстрации своей силы Степан надеялся на более вежливое обращение.

- Повторяю, - терпеливо сказал он, - мне не по душе кровопролитие. А в данном случае - вдвойне.

- Ах вот как - ему не по душе! - она обернулась к драконице. - И он говорит это теперь, когда мы практически полностью обескровлены!

- Мы не нуждаемся в вашем снисхождении, - сказала та с мрачной гордостью обреченного на вымирание динозавра. - Даже если допустить, что все случившееся - результат наших собственных просчетов.

- Я этого не хотел, - сказал Степан искренне: он бы, ей-ей, от души раскаивался, кабы ему было в чем себя винить. - Помните, я просил вас не посягать на мое здоровье. Вы не прислушались - и вот результат. Но все-таки шанс еще есть: я помогу вам диктовать ваши условия - до определенных пределов, разумеется. Независимости требовать не советую, но вот отвода войск - вполне. Это вас устроит?

На сей раз переглядками не обошлось - сблизив головы, они принялись шептаться. Чудно было наблюдать за согласием представительниц столь разных видов. "Вот она - женская солидарность в борьбе с общим идеологическим врагом!" - думал Степан, с печалью осознавая, что собратьям-драконам (то есть их мужской половине) тоже приходится страдать от воинствующего феминизма.

- Все зависит от того, - наконец сказала женщина, - чего вы потребуете за такую помощь. Ведь ваше предложение не бескорыстно? Или я ошибаюсь?

- Не ошибаетесь, если только усмотрите корысть в том, чтобы дать мне возможность отправиться домой.

- Допустим, - сказала женщина. - И что мы должны делать?

- Вы должны будете сообщить на орбиту, что дипломатический посланник Степан Ладынин находится у вас в заложниках и в случае нападения станет первой жертвой.

- То есть вы утверждаете, что угроза вашей гибели их остановит? недоверчиво прищурилась она.

- Но мы же не можем вас убить! - возмутилась драконица его очевидному, с ее точки зрения, лукавству. - Им должно быть это известно!

- Вы зрите в корень, - похвалил Степан драконью смекалку: трудно все-таки непосвященному поверить в наличие у простого человека сверхъестественных способностей, тем паче что разумные, по словам Верлрока, отрицали существование подобных сил во вселенной. Вот если бы Степан сообщил им no-секрету, что он является незаконным сыном Экселенца, тогда шантаж был бы, с их точки зрения, оправдан.

- Давайте договоримся, - сказал он. - Вы представите противнику дело так, что моя жизнь полностью зависит от их действий. Советую добавить - это важно, что не вы, а они станут в случае нападения виновниками моей смерти. Если после этого они спасуют, можете предъявлять им разные требования, оперируя опять же угрозой моей персоне. Но прежде вы отправите меня восвояси, не афишируя, разумеется, моего отбытия. Это третья планета от звезды, которую мы называем Солнце, находится где-то на окраине галактики. Вы же служили по найму самоубийц, - обратился он к женщине, - значит, должны вспомнить планету Земля там, по-моему, их рассадник.

- Этакое захолустье! - буркнула та, стараясь скрыть, как показалось Степану, свое удивление: наймит из отсталого мира владеет секретом неуязвимости? А может, ему доверили испытать новое секретное оружие? В любом случае это представлялось по меньшей мере странным.

- Мне нужно будет попасть в город Москва, киньте меня куда-нибудь поближе к центру, - продолжал Степан давать наставления, уверенный в том, что план сработает. Экселенц достаточно серьезно относится к его возможностям, чтобы испугаться за свою жизнь или по крайней мере за судьбу десантной флотилии, рискующей стать виновницей гибели Степана Ладынина - то есть скорее всего собственной гибели. И вновь Степа вынужден был играть на страхе - увы, это теперь было его кредо. И его единственный, последний козырь: может быть, вернувшись тайком на Землю, он сможет избежать участи галактического жупела.

- А если вы ошибаетесь? - спросила драконица, чей нежный голос, раньше нравившийся Степану, теперь выбивал его из колеи: ей-богу - закрой глаза, и перед внутренним взором возникает этакое миловидное, стройное создание с капризным личиком. Открой - и шоковое состояние обеспечено. Вот уж воистину права земная поговорка: лучше один раз увидеть.

- Тогда вам придется отсюда бежать. Но я не ошибаюсь.

- Это место, - сказала она, - единственная точка, откуда у нас осуществима межпланетная трансверсия. Вы можете гарантировать...

- Обещаю, - прервал Степан, - что я допущу сюда всех желающих убраться. Хотя уверен, что этого не потребуется - по крайней мере у вас появится время. А пока его остается все меньше, поэтому разрешите задать последний вопрос: мы договорились?

- Хорошо, - сказала женщина, и Степан заметил, как она сжала кулаки, словно лелея сокровенную мечту как следует ему вмазать. Глупо было ее бояться, тем более ему, и все же он не хотел бы оказаться тем, кому она врежет своим маленьким крепким кулачком.

- Если все выйдет по-вашему, то мы вас отправим восвояси, многозначительно добавила

она, затем развернулась и вышла в пространственную дверь. За ней, гордо задрав широкий капот (по драконьим меркам, наверное, весьма изящный), молча последовала звероящерица. "Вот и вся любовь - ни тебе спасибо, ни до свидания. И вас туда же, милые дамы".

Проход за ними закрылся, и Степан на некоторое время вновь остался в одиночестве. Он не сомневался, что все у них получится - выходит, ему оставалось только ждать изменений в окружающем пространстве, свидетельствующих о его телепортации на родину. Конечно, у них имелись весомые причины, чтобы его возненавидеть - дров он здесь наломал порядочно. Тем основательнее был повод поскорее от него избавиться.

Но вот перед ним вновь открылось жерло пространственного канала. Он не очень обеспокоился, увидев в "двери" силуэт дракона - наверное, для его отправки требовалось личное присутствие кого-то из них.

- Скорее идите сюда! - сказала взволнованным голосом драконица, хотя продолговатая морда ничего не выражала. - Вам надо немедленно покинуть эту площадку, другого выхода нет.

- Как это нет? - возмутился Степан, заподозривший подлую ловушку. - Когда здесь существует переходный канал! И как иначе я попаду домой?

- Вас не отправят домой. Верьте мне и, умоляю, поторопитесь! - Она даже лапу вперед протянула - мощную четырехпалую граблю. Давайте, мол, быстрее, а я вас в случае чего подстрахую.

- Что, переговоры провалились? - спросил Степан с сомнением: очень походило на то, что его просто хотят выманить с насиженного места, Где все преимущества были на его стороне.

- Нет, - качнула она своей тыквой, - переговоры прошли успешно, вы оказались правы, но не ждите выполнения данных вам обещаний.

- Давайте no-порядку: значит, десант отменяется? - само по себе это было неплохим известием: стало быть, его миссию можно считать завершенной, пускай и не так, как хотелось бы Экселенцу. - Так какого же, спрашивается, дьявола вы не намерены сдержать слово? - Похоже, им мало было сегодняшней заварухи, чтобы сообразить, как грешно издеваться над беззащитным человеком. И обманывать его, сирого, тоже грех, за который, между прочим, может и воздаться. - Всегда догадывался, - сказал он, - что женские обещания не стоят и ломаного гроша!

Вряд ли драконица понимала, что такое грош, но общий смысл до нее дошел прекрасно.

- Оскорбляйте своих женщин - возможно, они этого заслуживают! воскликнула она с возмущением. - А нам, бргрдлам, свойственно держать слово! Поэтому я здесь. И предлагаю вам немедленно, пока не поздно, пойти со мной.

Возможно, она говорила правду, и бргрдлы, а также бргрдлихи являлись честнейшими созданиями: юлить, извиваться и подличать - удел разной пузатой мелочи, все ради выживания, будь оно неладно, чтобы, стало быть, не затоптали. Тем, чей удел топтать - динозаврам и прочим звероящерам, - это ни к чему, сбить их с ног под силу разве что глобальной катастрофе, а уж если серого вещества в избытке, так их уже ничто не свернет со светлого пути эволюции. Но все равно что толку Степе бежать отсюда в долину? На верхотуре-то куда удобнее, и, что бы они там себе ни задумали, какие бы коварные планы ни вынашивали, им все равно слабо его уничтожить: да свороти вы хоть весь горный массив - его гора останется нерушима, по крайней мере до тех пор, пока он на ней сидит.

- Ну же, не медлите! - драконица сделала лапой подгоняющий жест.

"Примерно так они, наверное, шлепают непослушных детенышей", - подумал Степан, невольно радуясь тому, что находится на порядочном расстоянии. А ей от всей души сказал:

- Спасибо! Но я, пожалуй, останусь. Вам не стоит за меня волноваться, честное слово, мне ничто не грозит.

- Довольно разговоров! - рептилия, похоже, не на шутку сердилась, но, в отличие от большинства истеричек, говорила при этом тоном ниже. - Вы ничего не понимаете!

- Это вы не понимаете... - начал было он, как вдруг она со словами: "Дорога каждая секунда!" - шагнула к нему на площадку.

Казалось бы, их разделяло порядочное расстояние, но уже через миг Степан ощутил боль в левом предплечье, потому что его сжала мощная лапа, сухая, как терка.

А еще через секунду Степанов замечательный стол с горячими блюдами и напитками на любой вкус исчез, поглощенный ослепительной метелью. Заодно из поля зрения скрылись: гора, которую они всей компанией (вместе со столом) попирали, небеса, пялившиеся на них глазами трех лун, камин, давно потухший, и прочие атрибуты подлунного мира - все кануло в небытие, потонув в невыразимых сугробах. Оттого-то Степан и остался нем, лишь открыв рот да так с ним, разинутым на некоторое время, и оставшись.

Звероящерица была права: он действительно чего-то не понимал. Одно не вызывало сомнений, он вновь находился в состоянии трансверсионного перехода, то есть куда-то его все-таки отправили. Вернее, не его, а их: эта засушенная годзилла находилась поблизости, вцепившись в его руку по-прежнему крепко, словно боясь потерять. Даже в такой экзотической компании Степа все-таки от души надеялся попасть на Землю в соответствии с договором: всегда до последнего хочется верить, как в чудо, в чью-то порядочность, даже если никаких подобного рода чудес ни разу в жизни не видел.

Наконец кругом что-то обрисовалось. Нечеткий, подернутый туманом пейзаж, сплошь заваленный обломками. Запустение и разруха, одним словом. Нечто подобное можно встретить и на Земле, в тех же "горячих точках", но Степан почему-то сразу понял, ощутил в первую же секунду, как бывает, когда заходишь по ошибке в чужой дом - это не его планета. В чем он мог бы поклясться, даже очутившись здесь с завязанными глазами: душа, как ребенок, робко спросила: "Мама?.." - и чужой голос из глубин ответствовал глухо: "Нет". Может быть, организм просто фиксировал малейшие разницы в гравитации, в составе воздуха...

М-да, что касается воздуха - разница была не такая уж и мизерная. Прямо скажем, с воздухом здесь было явно не все в порядке.

- Ну вот, добились своего, Мрагор вы недокомплектованный! Попали "восвояси"! Здесь, в сердце погибели, вам самое место, - прохрипела драконица, выпуская его руку, при этом роняя, как плеть, свою четырехпалую лапу. И, конечно, не удержалась от фразы, указующей, кто здесь есть главный идиот: - Я же предупреждала...

- С комплектующими у меня полный порядок. Не верите - могу показать, - с трудом пошутил Степан, тоже постепенно переходя на хрип. Она презрительно хакнула, и он, ища опору, выдохнул в два приема: - Скажите лучше... где мы находимся?

- Какая вам разница, ведь это уже не поможет... - Шумный вдох. - Продлить жизнь... - С каждым словом, вырывавшимся из ее груди с низким рыком, драконица сгибалась все ниже, а на последнем завалилась набок.

Степан, сам вялый, как тряпка, сделал попытку ее поднять:

- Вставайте!.. Ну же!.. - и упал рядом, не властный больше над своим телом. Всей собранной в кулак воли хватило лишь на то, чтобы заставить еще шевелиться язык. Первый вопрос получился дурацким: - Что за черт?.. - Последний был более разумен: - Что с нами происходит?..

- Это конец... - Достигло его ушей тихое рычание.

"Уверена?" - спросил он, увы, уже мысленно, на что, естественно, не получил ответа. Но сознание пока еще продолжало работать, и он почему-то подумал о том, что это и был ее настоящий голос - тоже приятный, напоминающий низкий рокот мотора на холостых оборотах. А для общения с людьми драконы, как видно, специально меняют диапазон. Но из ее последних слов недвусмысленно выходило, что им грозит гибель. Да быть не может, чтобы "зверь" позволил ему умереть! И так просто?.. Впрочем, почему не предподожить, что действие препарата было временным? Верлрок подарил собрату по несчастью море острых ощущений, заставил помучиться напоследок, чтобы тот понял, каково ему влачить свою неуязвимость через тысячелетия, а затем вернул ему смертную долю. Не очень-то, правда, вовремя, но... дареному "зверю" в зубы не смотрят - тем более когда он сдох".

Сознание уплывало. Но оно успело еще вернуться памятью на Землю, прижаться к ней, родной, бесплотным телом, вспомнить и вобрать ее материнский запах и даже, кажется, потереться о нее щекой.

Глава 4

ОСТРОВ

Если принять на веру, что крепкий сон является маленьким подобием смерти, то выходит, что все мы преспокойно умираем каждый вечер сладкой смертью, а утром вновь рождаемся, с той только разницей, что помним до мелочей прошлую жизнь - то есть вчерашний день. Не исключено, что наша подлинная смерть также чередуется с жизнью, но только с большей амплитудой: мы просыпаемся к ней вновь и вновь, и каждое рождение равносильно пробуждению в новом теле, с абсолютно, ну просто вчистую стертой памятью. Словом - засыпай ли ты, умирай ли, но, пока вертится мир, тебя рано или поздно неизбежно настигнет новое утро. Говорят, что некоторые счастливчики даже припоминают кое-что из предыдущей фазы бытия вплоть до своего тогдашнего имени, а порой телефона и места жительства, то есть в буквальном смысле - паспортных данных! И, представьте себе, возвращаются иногда в прежнюю семью! Бросая, естественно, новую, уже порядком поднадоевшую и нищую к тому же. Но это уже тема для отдельного исследования, а может, и диссертации - не нам, увы, не нам!

А все к тому, что для Степана Ладынина, вроде как безвременно усопшего среди развалин чужой, совершенно не пригодной для его жизни планеты, через какое-то время вновь наступило утро. То есть пора просыпаться, что он и сделал - открыл глаза и протер их, с трудом соображая, где находится.

Кругом было зелено - куда ни глянь, взгляд натыкался на буйную растительность, прущую из каждой щели. "Где я?" - была первая мысль, а вторая: "Что-то с памятью моей стало?.." Да нет, с памятью у Степана был полный порядок: он хорошо помнил, в каком неприглядном месте они с драконицей "отбросили коньки", и все предыдущие события, вплоть до последних слов дракони-цы: "Это конец..." Ну, насчет конца это было спорно, а вот голова малость побаливала. Мозги, как пассажиры, колыхались в ней при каждом движении, больно ударяясь там о стенки, мешая обдумывать ситуацию. Но еще больше мешал сотрясавший окрестности рев чего-то похожего на вгрызающийся в породу экскаватор. Как и следовало ожидать, это оказался не экскаватор.

Источник звука - драконья туша - лежала у Степана под боком и спала, как дитя на пикнике, утопая в зелени и сладко всхрапывая. Никаким "концом" тут и не пахло, одно удивило Степана - он-то полагал, что драконы должны спать стоя, а эта вела себя запросто - где упала, там лежу. Зато согревала она знатно: исходившего от нее тепла хватило бы, наверное, на отопление гаража в зимний период. Для нее же гаража - если бы они все-таки попали на Землю и возникла бы проблема с ее размещением.

Степан решил драконицу не будить, да и мудрено ему б было ее растолкать. Поднявшись и набрав полную грудь свежего воздуха, он отправился по окрестностям - следовало осмотреться здесь в поисках какой ни на есть разумной жизни, ну и вообще для приблизительного уяснения обстановки.

Место, как он скоро понял, было то же самое, куда они вчера попали и где рухнули в беспамятстве, неясным только оставалось происхождение зеленых растений, обнаруживших вдруг феноменальный рост, совпавший с прибытием гостей на планету. Вероятно, их появление действительно с чем-то совпало - например со здешним восходом. Теперь в самом деле было куда светлее, хотя солнце совершенно не проглядывало сквозь застилающую небеса плотную дымку. По той же причине не просматривался горизонт. Надеясь все же обозреть близлежащие просторы, Степан стал взбираться на торчавший почти вертикально бетонный блок, цепляясь за лианы и оскальзываясь; с набором высоты он начал чувствовать боль в легких, словно покорял не руину, а Эверест. "Черт возьми, да на горном плато было легче дышать!" - подумал он, вскарабкиваясь наконец на вершину. Огляделся и тихо присвистнул.

Вокруг того места, где они с рептилией устроили спонтанный бивуак, развалины были сплошь покрыты зеленью (абсолютно сплошь), образуя почти правильный "садовый круг" диаметром мет

ров в сто. А со всех сторон этот оазис окружала, насколько хватало глаз, унылая помойка без малейших признаков растительной и какой-либо иной жизни, подернутая клочьями ядовитого, в чем не приходилось сомневаться, тумана.

Тут Степан почувствовал слабость - вроде той, что накатила сразу по прибытии, и побыстрее спустился вниз. Здесь дышалось, словно в оранжерее, и со всех сторон тихо шелестела листва, хотя ветра не было ни дуновения - просто она все еще перла. А он глядел и удивлялся: ну не "зверь" же в самом деле ее из земли вытягивает! И потом - выделенный растениями кислород должен был рассасываться, теряться в атмосфере. Так нет - в одном месте плотно держится. Загадок было предостаточно, но общий вывод напрашивался следующий: тут проснулась какая-то природная аномалия - сразу после того, как Степа с бргрдлом сюда угодили. Такие чудеса "зверю" по силам, хотя кто знает границы его возможностей? А может, так сказалось воздействие трансверсионного канала на участок здешней почвы? "Что толку гадать, - решил он, - от добра добра не ищут". Теперь главное было выяснить, имеется ли хоть какая-то возможность отсюда выбраться. "А то как бы не пришлось коротать век в этом садике, жуя травку", - думал Степан, направляясь обратно к драконице, чей храп незадолго перед тем прервался.

К великому изумлению и даже ужасу Степана, драконица тем временем предавалась тому самому занятию, которому он не хотел бы посвятить всю оставшуюся жизнь, то есть - с превеликим аппетитом паслась.

- С добрым утром! - сказал он, на время оторвав ее от дела: повернув шею, она уставилась на него левым глазом, рыкнула приветственно с набитой пастью и вновь зарылась мордой - то есть, пардон, своим миловидным личиком в недоеденный куст.

- Вы бы поосторожнее, вдруг они ядовитые! - предупредил Степа, подумав про себя, что все равно поздно: если так, то отравление ей уже обеспечено, судя по обглоданной площади.

- Грум, чавк, хр-руп-руп! - донеслось из куста нечленораздельное возражение.

- А-а, - сказал он, якобы понимающе, - ну тогда приятного аппетита!

- Хрям-ням!

Степан понял, что разговора не получится: следовало дождаться окончания трапезы, способной утолить, наверное, заодно и жажду: в листьях должно содержаться достаточно влаги. А ему-то, тоже проголодавшемуся и желающему пить, что делать? Оставалось только с завистью наблюдать, как дра-коница завтракает. Все же Степан не настолько еще оголодал, чтобы пускать слюнки при виде пасущегося травоядного, но очень опасался, что наступит вскорости и такой момент. И мог ли он предположить, что она в своем гастрономическом раже не забудет и о товарище по несчастью? Оторвавшись через какое-то время от процесса, эта бронированная лакомка - ах, сорри - эта красна девица в броне подошла и высыпала ему на колени горсть плодов, выглядевших, как красные стручковые перцы, и скромно предложила:

- Вот, поешьте тоже.

- Это вы такая смелая, - сделал ей Степан комплимент, - а у меня, может быть, метаболизм неподходящий. - На самом деле плевал он на метаболизм, просто, чтобы страстно пожелать съесть перцу, ему надо было не один день поститься. Но потом он подумал о том, какое усилие, должно быть, надо было совершить над собой звероящерице, мало того феминистке, чтобы оказать ему такую любезность. Это заслуживало с его стороны жертв, и Степан махнул рукой: - А, ладно! - Взял один перец. - За прекрасных дам! Как, кстати, вас зовут, уважаемая?

- Ар-р-рл, - то ли прорычала, то ли произнесла она, насколько он понял, свое имя.

- А я Степан. Будем знакомы! - и за неимением жидкости тяпнул стручок, оказавшийся неожиданно сочным. Сразу удивило отсутствие горечи, а наличие, наоборот, приятной кислинки - как часто все-таки форма заслоняет для нас содержание! Вот взять, к примеру, Леночку - его прекрасный мираж, с которой он на самом деле и пары слов-то не сказал. Фея, Пери, и цвета носит все больше персиковые, нежные, а внутри-то, если "на вкус", может оказаться какая-нибудь брюква. А что ж, и очень даже возможно.

Пока Степан поедал в задумчивости дары природной аномалии, Арл, шуршавшая где-то по окрестностям, обнаружила неподалеку источник. Когда он усомнился в безвредности данной прозрачной с виду жидкости - в первую очередь для нежного женского организма, - она сообщила, что успела уже из него напиться. Глядя на ее све жеумытое "лицо", Степан вспомнил старый анекдот, объясняющий, почему женщин с древних времен принято было пропускать вперед, но рассказывать не стал. Заметил только:

- Вы бы поостереглись пробовать тут все подряд. Когда дело не касается травы, лучше меня зовите.

- Это уже не имеет значения, - отмахнулась она. - Хоть мы и остались тут живы каким-то чудом, но, вероятно, ненадолго: эта планета гибнет, причем с потрясающей, катастрофической скоростью. Потому-то вас сюда и забросили: вы слишком опасны для обычного смертника, вы способны внушить благоговейный ужас. Даже здесь, на практически уже мертвой планете, вокруг вас продолжают твориться чудеса.

- Но я же вам, дамы, кажется, оказал услугу, - сказал он. - И чем вы со мною расплатились? Отправили, выходит, на погибель вместо родного дома?

- Невзирая на вашу помощь, вы все равно принадлежите к противоположному лагерю. Нельзя оставлять за спиной такого врага. А отсюда вам уже не выбраться, ведь всему живому здесь суждено погибнуть - вместе с планетой.

- Спасибо за откровенность, - сказал Степан, подумав, что женщины иногда могут быть чертовски умны, но, что называется, задним умом, совсем иначе, чем мужчины. С ними все было бы проще - уж если задумали бы предательски от него избавиться, то для верности решили бы кинуть на планету, где вообще невозможна белковая жизнь, или, чего уж надежнее - в открытый космос! Вот-вот, примерно туда все они, предатели, дружной толпой бы и отправились, разделив участь Экса - честного, в общем-то, и неплохого парня, спасателя, запросто способного убить ни в чем не повинного человека, если того требует инструкция. Женщины поступили мудрее: понятия не имея о природе охраняющих его сил, лишь убедившись, что ракетами, лазерами и Митлами его не взять, они не пошли вразнос, а умыли руки, запулив его туда, где, по слухам, еще можно жить, но уже очень скоро будет нельзя. Пусть, мол, поборется с целой планетой, если сможет, главное - мы-то уже будем ни при чем.

- Ваша подруга угадала, - сказал он. - Я действительно смертник и ищу гибели. Но понимаете, Арл, в чем дело - обреченная планета может совершенно неожиданно стабилизироваться. Тогда мы не умрем, нам просто придется на ней жить. До старости. Если, конечно, не найдется способа ее покинуть.

Она посмотрела на него долго и без выражения - ну не способно было ее "лицо" отражать эмоции! - чуть склонив голову, как лошадь, лучше видящая объект одним глазом. Потом произнесла своим настоящим, низким голосом-рыком:

- Опусти гребень, человек! И ты станешь когда-нибудь горстью пепла.

- Стану, - согласился Степан. И опять вспомнил Верлрока. Вот кто мог, ничтоже сумняшеся, равнять себя с богом. - Но допустим все-таки, - упрямо сказал он, - что она стабилизируется. Тогда мы сможем отсюда выбраться?

- Нет, - припечатала она.

Железобетонная женщина. Мечта поэта. А еще больше - скульптора.

На этой оптимистичной ноте разговор завершился, и они, не глядя друг на друга, разбрелись по участку, ставшему теперь, хочешь не хочешь, их местом жительства, до поры до времени полным открытий. Но когда-нибудь им все тут осточертеет - особенно физиономия товарища по несчастью. Они еще разделят свой участок на два враждующих лагеря, и Арл станет его доставать, разнообразя серые будни составлением коварных планов и многочисленными увечьями, из них проистекающими. А потом они создадут семью и попробуют скреститься. Смеетесь? А зря. То ли еще бывает, когда годами толчешься с кем-то один на один в тесном пространстве.

Но пока еще хватало других занятий - исследовать жизненный пятачок, пробовать все на вкус и удивляться чему ни попадя.

Степан держал в руках какую-то штуку, похожую на затвердевшие мозги прежде оно торчало из земли, и он об это только что споткнулся, - как вдруг взгляд его зацепил что-то, движущееся за пределами оазиса.

Пробираясь меж обломками, к ним, не таясь, шло существо с телом человека и с головой свиньи, обладавшей только вместо поросячьих глазок большими выпуклыми глазищами. Степан повидал уже немало рас, знал, что у людей со свиньями много общего, и сказку о трех поросятах в детстве обожал, но именно такой гибрид явился для него, как ни странно, весьма неприятным сюрпризом. Вот с кем он уже точно не станет создавать семью, даже при условии, что представительница этого племени останется последней женщиной во вселенной.

Когда прямоходящая хавронья приблизилась, Степан с облегчением понял, что это не мутант, а просто у человека на голове такая своеобразная маска. Очутившись в пределах зеленой зоны, тот ее сорвал и оказался седеньким стариком - очень симпатичным, да просто красавцем по сравнению с собою же замаскированным.

- Приветствую! - дружелюбно начал он, борясь с одышкой, оставшейся после свиной головы. - Я Склайс.

- Степан, - представился и Степан.

- Оттуда? - спросил Склайс, коротко указав глазами вверх.

- Да, - правильно понял его Степан. Выходит, что гости из других миров были здесь обычным явлением? Это внушало надежду. Однако он предчувствовал, что сейчас начнутся вопросы и ему придется объяснять причину своего прибытия. Но Склайс только деликатно спросил:

- Надолго к нам?

- Боюсь, что надолго. Мы здесь попали в переплет. - Чтобы не вдаваться в объяснения, он спросил: - А вы-то сами откуда взялись?

- Здешний я, коренной, - с готовностью ответил Склайс. - Шел по городу, гляжу - новый остров. Для выжимателей слишком маленький, бегунцов тут нет, значит - оттуда. Дай, думаю, зайду. Это фрюп, - он показывал на предмет в руках у Степана. - Можно есть, очень, между прочим, вкусная штука. - Огляделся и спросил: - Вас тут, я думаю, трое?

- Почему вы так решили? - удивился Степан.

- По вашему острову, - Склайс развел руками. - По площади как раз на троих будет. У меня глаз наметанный.

- Вообще-то нас двое, - сказал Степан, размышляя над словами гостя. И одновременно заметил, как у того удлиняется лицо, а глаза удивленно лезут на лоб. Обернулся - драконица, как видно, заслышав разговор, подошла полюбопытствовать, с кем это Степан ведет беседу.

- Никогда не видели бргдрла? Не волнуйтесь, она вас не обидит, она травоядная, - поспешно сказал Степан, прекрасно понимая, насколько можно испугаться такого вот мини-динозавра, если не знать, что он - разумное существо.

- К нам такие никогда не залета... - От испуга старик проглотил окончание, но хорошо хоть, что не бросился наутек. Молодцом держался.

- Вообще-то мы в космос не летали, - рассказывал он спустя некоторое время, уже сидя с ними в центре островка и угощаясь тем самым фрюпом. - Даже не знали, есть ли у нас там братья по разуму. Мечтали, конечно. - Он вздохнул. Книжки писали. А когда Остров начал умирать, и совсем уже было не до того, тут они и стали появляться. Спасатели ваши. Хотели помочь, из сил выбивались, спасибо им, конечно, хоть ничего и не вышло. Но только они люди были, такие же, как мы. А вот грл... брл... - Он покосился на драконицу. Она не понимала из речи старика ни слова и время от времени просила Степана повторить для нее услышанное. - В общем, брыдлов у нас еще не было, - заключил Склайс, доставая из-за пазухи мешковатого балахона плоскую флягу. Снял крышку, приложился, крякнул и предложил Степану: - Попробуйте-ка нашего жима! На соке авохи, не какая-нибудь химическая дрянь!

- Спасибо. - Степан принял флягу, поднес к носу - спирт. Глотнул - по крепости действительно приближается, но проходит легко, оставляя во рту терпковатый привкус. Грудь обдало приятным жаром, и он с удовольствием закусил протянутым стариком куском фрюпа - хрустким и кисловатым, как раз на закусь. Первая неловкость окончательно развеялась, атмосфера приобрела оттенок дружеского застолья, весьма, кстати, способствующего обсуждению глобальных вопросов.

- Скажите, а эти острова, они что же, сами собой возникают?

- Ну как же, сами. Планета у нас такая, редкая. Мы-то раньше этого не знали, думали, везде так - раз планета, то непременно должна быть живая, заботиться о каждой твари, ею порожденной, создавать ей условия, еду для нее растить, мусор за ней подчищать. Так вот, она всегда наш мусор заглатывала, и чисто раньше было, сколько ни бросай, куда ни сваливай. Не ценили!.. - Тут Степан поскорее отдал старику флягу, настолько последнего расстроил собственный рассказ. Щедро хлебнув, тот продолжил свое повествование: - Потом стали появляться плеши. Планета вроде как перестала справляться с переработкой, и вся дрянь из нее поперла обратно на поверхность. Но не повсюду, а только в определенных местах. Поэтому мы не слишком беспокоились - ну не приучены мы были за нее радеть! Всегда она о нас, детях своих, заботилась, с самого, почитай, начала времен, с первой живой бактерии! А когда надорвалась, то мы и в ус не дунули - жили себе, как привыкли, гадили повсюду - авось уберет за нас. Ну и разрослись эти плеши до такой степени, что уже живое пространство поделилось на острова, и те становились все меньше. Тут только мы спохватились, испугались за нее и за себя, конечно, комиссию создали всемирную по борьбе с загрязнением. Да поздно - неизлечимая стадия. И уже больно быстро все покатилось, пока дерьмо все сплошняком не покрыло. Народу погибло неисчислимо, большая часть населения: планета тогда каждого не могла беречь, лихорадило ее, что ли, и нас уж очень много было. Потом уж она на нас, оставшихся, все последние силы бросила. Теперь где островок зеленый увидишь - значит, обретается там живой человек либо какая тварь уцелевшая.

- Скажите, - произнесла Арл своим "человечьим" голосом. Склайс, как раз приложившийся к фляге, поперхнулся и пролил часть содержимого на одежду, хоть сказанного и не понял. Степан стал переводить, и она продолжала: - Сколько еще протянет ваша планета? Вы, как местный житель, можете дать прогноз?

- Я нет, - ответил Склайс, заметно борясь с волнением. - Я по прогнозам не мастер. Одним днем теперь живу. Это вам надо к Грумпелю - он точно скажет. Специалист! И жим, между прочим, он самый лучший гонит. Может, попробуете?.. он робко, без особой надежды качнул флягой в ее направлении.

Того, что произошло потом, не ожидал даже Степан: наклонившись, Арл сначала, как и Степан, понюхала горлышко, потом приоткрыла пасть, осторожно взяла флягу зубами и вскинула голову резким движением заправского алканавта. Двое мужчин, повидавшие всякого и с кем только не пившие, завороженно наблюдали за процессом вливания жидкости в драконьи недра. Затем Арл опустила голову, сунув флягу прямо в руки слегка оторопевшего и восхищенного Склайса. Там, как ни странно, что-то еще плескалось: дама оставалась дамой, деликатной и заботливой, хоть и дула спирт прямо из горла.

- Кхм-кхм, - напомнил старику, пребывающему в эйфории, о своем присутствии Степан. - А как бы нам добраться к этому, ну, как вы там его назвали...

- К Грумпелю? - очнулся впечатлительный Склайс. - Пешком вы к нему не дойдете, маски нужны.

- Как же быть?

- Я его сам приведу. Сегодня он уже, наверное, не соберется, с авохом возится - сок жмет. - Склайс горестно вздохнул: - Спивается. Завтра нас ждите, с утра. - Он поднялся. - Да, кстати, - опасайтесь выжимателей. Оружие у вас есть? Нет? Значит, если что, бросайте Остров и прячьтесь в плеши. Там поначалу, может, и загнетесь, но Остров уж выручит, умереть не даст.

- Я не понял, - сказал Степан, - чего мы должны бояться?

- Когда нагрянут, сразу поймете. А подробно вам уж Грумпель обо всем расскажет.

"Что это еще за выжиматели - гроза местных полей и огородов?" - вздохнул про себя Степан: ему-то было ни к чему убегать и прятаться, но ведь была еще Арл, а он не очень представлял себе, как в случае чего следует защищать ее, бедняжку. Старик тем временем уже напялил маску и бодренько почапал к границе участка. Степан хотел было спросить у него напоследок, чего здесь еще произрастает съедобного, но вряд ли тот в своем свиноподобном респираторе его бы услышал. "Ладно, сами разберемся, делать-то все равно больше нечего. Маловероятно, чтобы тут росло что-то ядовитое, разве что лекарственное. Но лекарства, как правило, на вкус не очень".

После ухода Склайса Степа с драконицей вновь разбрелись в разные стороны и, за неимением другого приложения сил, занялись исследовательской деятельностью. Арл поперла в самую гущу растительности и стала дегустировать зеленые насаждения, вгрызаясь в них все глубже. Ей, с ее габаритами и высокой температурой тела, требовалось очень много "топлива". Острову придется постараться, чтобы прокормить этакую "коровку", не являвшуюся к тому же его порождением, а числившуюся, видимо, в статусе гостьи. Планета не делала разницы, отдавая себя до последнего ползающим по ней живым тварям, ввергшим ее в столь плачевное состояние, какого не пожелаешь и врагу, а не то что родине быть загаженной и погибнуть, захлебнувшись в дерьме.

"Вот так чаще всего и бывает", - размышлял Степан, не слишком рьяно занимавшийся поисками еды, скорее просто гулявший по своим владениям, чтобы не скучать, сидя на месте. "Выкладывайся ради кого-то, если не можешь иначе, но не удивляйся, когда в качестве благодарности тебя окунут в выгребную яму: так уж, видимо, устроен мир". Потому Степан и не хотел иметь с ним ничего общего: люди широкой души в нем становятся редкостью и вымирают, вот теперь выяснилось, что и планеты тоже - их попросту отсекает эволюцией. Однако Ладынин ее законам больше не подчинялся. Он являлся неучтенным дистаби-лизирующим фактором занозой, которую невозможно изъять. И, может быть, чем черт не шутит, в его силах было поспособствовать спасению этой удивительной планеты? Сейчас, правда, на горизонте маячил только один способ, и он его не устраивал: остаться здесь и самим фактом своего присутствия задержать процесс. Ну, с этим все было понятно - к тому, собственно, и шло.

Вот можно ли так сделать, чтобы не только остановить регресс, а подтолкнуть Остров к возрождению, а потом успешно его покинуть? Замысел представлялся совершенно утопическим: просто убраться, оставив все как есть, и то пока не имелось возможности. "Опусти гребень, человек!" - сказала бы Арл, что, без сомнения, означало "смири гордыню", однако Степана упорно не оставляла мысль о помощи. Самоуверенный, что и говорить, вызов мирозданию, обрекшему живую планету на гибель, более того - сверхнаглый со стороны такой букашки, как Степан. Но хотел же он испытать, на что способен его дар в планетарных масштабах?

Одна беда - к решению грандиозного замысла не имелось ни единого ключа. Степан так и пробродил до конца дня, ломая голову над двумя непосильными, противоречащими друг другу задачами: как бы повернуть вспять необратимые процессы на планете и как дать знать о себе в большой мир, пусть даже и самому Экселенцу, лишь бы не остаться тут прозябать на пару с драконицей до седых волос. Кхм-кхм.

День прошел без происшествий, уже под вечер они с Арл вновь сбрелись к центру и вывалили там свои находки: она - целую кучу всякой съедобной всячины, он - что-то одинокое и круглое со вкусом, похоже, ореха.

- Тут такое изобилие, - заметил Степан, усаживаясь возле импровизированного стола, - прям как у нас на рынке - ходишь, пробуешь все подряд и обедать не обязательно. А твой мир, Арл, на что он похож? - ему почему-то представился парк Юрского периода, и он спросил: - Наверное, весь покрыт лесами?

Она промолчала - то ли воспоминания о родной планете были для нее болезненны, а может быть, считались у них стратегически важной информацией. Тогда он осторожно спросил:

- Почему ты его покинула? Подалась на Морру?

- Несчастная любовь, - лаконично обронила Арл. Непонятно - то ли всерьез, то ли в шутку. Вообще-то женщины редко склонны шутить, когда речь идет о любви, тем более несчастной. Но то земные женщины, а что он знал о наличии чувства юмора у дракониц? Опыт общения с ними был у Степана слишком невелик, чтобы судить о таких серьезных вещах, как умение правильно и к месту сострить. Он попытался представить себе возлюбленного Арл и сразу понял, что не станет расспрашивать дальше: трагическая история, заставившая Арл бросить родину и примкнуть к мужененавистницам, промышляющим разбоем, в человеческом представлении выглядела комичной, как мультсериал про какую-нибудь Табалугу, где вполне себе жизненные коллизии показаны в исполнении гротескных героев.

- Значит, мы с тобой в какой-то мере друзья по несчастью, - только и сказал он, ожидая в лучшем случае узнать, как хохочет звероящерица, представив себе подобную же драму, только с участием людей. Но Арл промолчала, словно бы понимающе - возможно, ей было не привыкать к подобного рода откровениям от представителей (а скорее, от представительниц) иных видов. И родилось между ними некоторое... взаимопонимание, что ли.

С приходом темноты легли спать, практически на том же месте, где отключились прошлой ночью. То есть это Степан лег, не раздеваясь, на мягкий растительный ковер, Арл на сей раз предпочла спать "сидя", все ж таки подтвердив его догадки на сей счет. Может, потому и обошлось без ожидаемого им храпа. Не очень вразумительное предупреждение Склайса о возможной опасности не стало помехой здоровому сну: Степан рассудил, что вряд ли кто-то станет шляться в темноте по руинам, да в обязательных респираторах. Поэтому всю ночь он проспал как убитый, а наутро был разбужен звуками вполне человеческой беседы.

- Да не буди ты его, - гудел сочный баритон, способный, наверное, вырвать из сна и поднять на ноги целую роту, - пускай себе спит. А мы пока примем. За плодотворный контакт с братьями по разуму!

- Все-таки я считаю, что надо бы его разбудить, - отвечал знакомый стариковский голос. - Поскольку не выйдет без него никакого контакта, эти брыдлы по-нашему не говорят.

- А вот погоди: мы сейчас выпьем и найдем с брыдлом общий язык. Не веришь? Гарантирую. Что брыдлы - всякую тварь живую начинаешь понимать, будь она хоть червем древесным, хоть самим деревом!

Степан, уже открывший к тому времени глаза, имел счастье лицезреть следующую картину: неподвижная, словно монумент, Арл пребывала в компании двух человек - их вчерашнего знакомца Склайса и неизвестного, отличавшегося крупным телосложением, слегка опухшим лицом и длинными русыми волосами. В центре композиции помещался стол, щедро заваленный дарами природы, сбоку у ног светловолосого возвышалось что-то вроде пластиковой канистры емкостью литров на шесть. Такое пробуждение вполне органично вписывалось в ряд других, принадлежавших воспоминаниям из Степановой земной жизни, когда сквозь утренний сон сначала начинали пробиваться смутно знакомые голоса - то ли самых стойких из вчерашней компании, еще не ложившихся, то ли самых ранних, уже опохмеляющихся. Степа поймал себя на желании пощупать рукой - не лежит ли рядом неопознанное женское тело в сладко спящем состоянии, но вовремя одумался: откуда ж ему, этому телу, было взяться на чужой планете? В остальном ощущение было ностальгически-узнаваемым, и даже дракон в него почему-то вписывался.

"А все-таки человеческие цивилизации, - подумал Степан, медленным со сна движением переходя в сидячее положение, - как бы ни были они широко разбросаны по галактике, несомненно, восходят к одному корню. И чем разваленнее миры, тем большее между их обитателями наблюдается сходство".

- Ага, вот он уже и сам проснулся, - спокойно констатировал незнакомый гость, разливая между тем синюю жидкость из канистры в стоявшую перед ним дружной кучкой металлическую посуду. И передал один стаканчик через Склайса Степану, сообщив торжественно:

- Я - Грумпель. - Словно одно его имя должно было произвести на пришельцев из других миров неизгладимое впечатление, как будто оно гремело из конца в конец вселенной, и именно в поисках его, Грумпеля, они явились в этот, позабытый богом мир.

- Степан, - сипло и до неприличия буднично представился "инопланетный гость", замечая, кстати, что и на долю драконицы было "розлито". Но, как видно, Грумпель, несмотря на браваду, робел предложить рептилии выпить, что и понятно: упомянутые живые твари и даже деревья, с которыми он до сих пор находил общий язык, были свои, родные, Степан тоже худо-бедно походил на местного уроженца, а вот как отнесется к такому занятию инопланетная по всем статьям форма жизни?.. Пока что Арл не шевелилась, словно бы глубоко замкнувшись в чуждой ей компании гуманоидных самцов, собравшихся спозаранку пьянствовать, тогда как ее женское сердце ратовало за здоровый образ жизни, заключавшийся в неустанной работе по обгладыванию зеленых насаждений. Грумпель глядел на звероящерицу в некотором сомнении, а Склайс заерзал, явно нервничая: он-то, как пить дать, наплел соседу семь верст до небес про разговорчивое чудовище, к тому ж еще пьющее, а оно громоздится над столом, как скала, и не реагирует, вроде как пренебрегает.

Старик перевел взгляд на Степана, отрекомендованного им за переводчика, и нерешительно спросил:

- А брыдл пить будет?

Со своей стороны, Степан, как следует присмотревшись к Арл, кажется, сообразил, в чем дело: она сидела на том же месте, где он видел ее вчера, засыпая, дыхание ее было ровным, а веки наполовину прикрыты, словно в задумчивости.

- Я думаю, что не откажется, - сказал он, на радость Склайса, и добавил: Когда проснется. - Теперь ему стало ясно, почему она не разбудила его при появлении гостей - просто-напросто дрыхла. И даже сочного баритона Грумпеля оказалось недостаточно, чтобы нарушить крепкий девичий сон. "На заре ты ее не буди..." - пропел в голове насмешливый голос, в то время как Грумпель, отчаявшись пообщаться с чудовищем, махом опустошил свой "бокал", откромсал ножом порядочный кусок от фрюпа и принялся смачно им хрустеть. Склайс не отставал - и по части выпивки, и по части закуски, и Степану не оставалось ничего другого, как к ним присоединиться.

Еще немного заторможенный со сна, он опасался быстро захмелеть, однако после второй сознание, напротив, окончательно прояснилось, а мысли заодно со зрением обрели особую, пронзительную четкость. Самое время было приступить к беседе. Грумпель, видимо, хорошо изучивший данный эффект, протянул руку помощи гостю, как раз пребывавшему в размышлении, с чего бы начать разговор.

- Так и живем, - произнес он с тяжким вздохом, окидывая взглядом застолье и прилегающую местность. - Считаем денечки перед концом света. Теплимся на костях. Пьем из нашей матушки последние соки. Так порой поглядишь на мразь и запустение, нами же сотворенные, и думаешь - не пестовать бы ей нас, паразитов, надо, а искоренить всех до последнего. Тогда бы ей, может, и достало сил опять возродиться.

- Вот все вроде бы ты верно говоришь, - заметил Склайс, - а ведь с того и пошли выжима-тели: уничтожим, мол, лишних приживал, а то планета гибнет - не способна, мол, родимая, всех прокормить.

- А кто они такие, эти выжиматели? - поинтересовался Степан. - И что они, если не секрет, выжимают?

- Жизнь, - мрачно уронил Грумпель и опрокинул в рот очередную чарку. Занюхал рукавом, пренебрегая лежавшей в изобилии закуской, потом с горечью продолжил: - Они выжимают жизнь. Пускают людей в переработку на белок и прочее, что можно использовать в качестве пищи и запасов к тому времени, когда Остров окончательно угаснет. Заодно и жизненное пространство от убитых перетекает к оставшимся - вроде как в наследство.

Вот оно, значит, как. А Степан-то уже подумывал, не являются ли здешние жители вегетарианцами, не претит ли им убивать животных и есть мясо при таком-то трепетном отношении планеты ко всякой живой твари. Оказалось - какое там!..

Склайс на слова приятеля удрученно кивнул и

незаметно затравленно огляделся. То есть это он думал, что незаметно: вообще-то алкоголю свойственно притуплять страх, но сейчас, на первом этапе, ослабился лишь контроль над эмоциями. Значит, угроза была и впрямь реальной. Степан мысленно обругал себя, что легкомысленно относился к предупреждениям: ему-то что, а вот дра-конице, выходит, могла угрожать серьезная опасность.

- Я уверен, - сказал он, желая их взбодрить, - что планета не погибнет, возможно, что она уже сейчас стабилизировалась. То есть я имел в виду, что она больше не умирает. Хотелось бы, конечно, чтобы она еще и возрождаться начала...

Его собеседники как-то кисло переглянулись. Грумпель безнадежно покачал патлатой головой. Он был довольно молод по сравнению со Склайсом, вот только землистый цвет лица и общая одутловатая болезненность в облике скрадывали разницу. Разумеется, Степан не заблуждался насчет того, насколько утопической была его надежда реанимировать своими силами загубленный мир. Быстрых путей скорее всего не существовало - просто жителям, когда они сумеют чуть-чуть подняться, не следовало больше гадить (в промышленном плане), и тогда их Остров (кажется, так они называли не только оазисы, но и целиком всю планету) постепенно восстановит свою экологию, на что потребуется, наверное, не одно столетие.

- Сожалею, - сказал Грумпель, - но вы ошибаетесь. Если бы вы успели с утра пройтись и как следует оглядеться... А... - он махнул рукой и заревел трубно: Гибнем, скукоживаемся, день ото дня!

- А по каким признакам вы это определяете? - спросил Степан, не видевший вокруг сколько-нибудь заметных изменений.

- Ну, это-то как раз несложно...

- Острова уменьшились за эту ночь почти на целый вигл! - сообщил Склайс. Если так пойдет и дальше, то нам останется всего несколько дней.

- Не более семи, - спокойно уточнил Грумпель.

- И нет никакой возможности покинуть планету? - выдал Степан сакраментальный вопрос, уже догадываясь об ответе: если бы была такая возможность, их здесь давным-давно бы уже не было - мало того, что земля буквально умирает под ногами, да на ней еще и выжиматели свирепствуют...

- Покинуть? - Грумпель невесело усмехнулся. - А что же, можно - если на тот свет. Туда всегда пожалуйста.

- А как же Галактическая Служба Спасения? - вспомнил Степан. - Они не пытались эвакуировать жителей?

- Их заботил наш уникальный Остров, - пояснил Грумпель, - а на его население им было плевать. Я думаю, что верхушку-то нашу все-таки вывезли, и далеко не задаром...

- Погоди, но как же так?.. - рука Склайса, подносившего в этот момент чарку ко рту, дрогнула, и жидкость плеснула на балахон, но он этого даже не заметил. - Значит, по-твоему, они живы?..

- Ах, этот акт самопожертвования? - Грумпель саркастически ухмьшьнулся и процитировал издевательским тоном: - "Мы призываем наших граждан совершить этот справедливый и мужественный акт и считаем своим долгом подать пример добровольного ухода из жизни! Цивилизация, погубившая свою планету, должна принести себя в жертву ради ее спасения!" Фарс! Лживый, лицемерный фарс, притом скверно разыгранный.

- Боже мой!.. - прошептал Склайс с несчастными глазами. - А я-то убивался, я-то считал себя слабовольным...

- Ты просто оказался дальновиднее многих, - утешил его Грумпель. - Что и помогло тебе продлить жизнь. Впрочем, ненадолго, - философски добавил он.

- А народ-то, народ поверил!.. Семьями ведь жизни себя лишали!..

- Чем изрядно облегчили работу выжимателям, - заключил Грумпель, по новой разливая.

Когда полные до краев стаканы уже подносились к губам, в небесах послышался отдаленный рокот. Степан еще и глаз поднять не успел, а Склайс уже вскочил на ноги, уронив, а скорее, даже бросив чарку со словами:

- Ну вот, как чуял я! Не успели сесть! Летят, проклятые!

В небесах, закрытых плотным слоем белесого тумана, ничего не проглядывалось, однако звук нарастал, напоминая приближение штурмового вертолета. Степан продолжал сидеть, наблюдая, как Грумпель, сохраняя невозмутимый вид, выливает в рот содержимое чарки и только потом довольно резво отрывает седалище от земли. В то же время Арл, коротко всхрапнув, широко открыла глаза.

- Бегите! Здесь оставаться - верная смерть, - распоряжение исходило от Грумпеля, а в следующий момент он уже пребывал в респираторе и подхватывал свою далеко еще не пустую канистру. Степан только махнул рукой:

- Давайте без меня, я остаюсь. Охота посмотреть вблизи на этих выжимателей.

Грумпель растерянно стоял напротив, рядом топтался Склайс, хрюкая из-под маски что-то неразборчивое: они сейчас чертовски походили на двух поросят Ниф-Нифа и Нуф-Нуфа, впавших в панику, заслышав рык приближающегося волка.

- Да не волнуйтесь, все будет нормально. У меня есть оружие, - постарался успокоить их Степан. И добавил уже про себя: "Проверенное в боях".

- Хру-ру-ру, - воинственно прохркжотал Грумпель; Степан уж думал, что он собирается подхватить его под мышку. Но была ведь еще и Арл, которую под мышку не прихватишь. Возможно, поэтому Грумпель, немного подумав, развернулся, и оба "поросенка" припустили во весь дух с территории островка, торопясь скрыться в спасительной (на данный момент) плеши.

Рокот между тем усиливался - здешние волки, наверняка не читавшие поучительную земную сказку, надвигались на домик третьего поросенка, построенный, о чем они пока не догадывались, из камня. Аналогия была бы в точку, если бы не заспанный малогабаритный дракон, попавший сюда явно из какого-то другого произведения.

- Опасность? - Арл, только что вынырнувшая из сна, безошибочно оценила обстановку - наверное, сказывалось ее пиратское прошлое.

- Точно, - сказал он. - И серьезная. Я остаюсь здесь, а вы должны немедленно укрыться в руинах.

- Не считаю это необходимым, - заявила она еще одним своим голосом, каким-то новым, очень смахивающим на командный. Степан от этого в восторг не пришел, однако сейчас было не самое подходящее время, чтобы спорить. Поскольку слушаться приказов она явно не собиралась, он решил воззвать к ее разуму иным методом.

- Какого черта ты строишь из себя героиню?! - заорал Степан, перекрывая назойливое тарахтение рыскающего где-то поблизости летательного аппарата. Тебя же грохнут первым выстрелом, чем бы ни пальнули, чтобы по тебе промазать, надо очень постараться! И не надейся, что я тебя спасу - ты видела мое оружие в действии? Хочешь знать военную тайну? Оно работает только на меня! Так что давай быстро, ноги в руки и бегом за периметр! Там где-нибудь укройся! Беги, кому сказано!

Арл не двигалась, хотя Степан прогонял отчаянно, с трудом сдерживаясь, чтобы не шлепнуть ее, как строптивую кобылу, по круто выпирающему боку.

- Я все-таки рискну остаться, - отчеканила она все тем же тоном генерала, собирающегося самолично командовать сражением. Словно угадала его намерение и давала понять, НА КОГО он собрался замахнуться! Как ни странно, это подействовало - Степан охолонул и произнес уже куда сдержанней, с только лишь естественным, обычно возникающим при разговоре с обреченными отчаянием в голосе:

- Не испытывай судьбу, уходи! Пока не поздно!

- Поздно, - без малейшего пафоса, но с легкой издевкой сказала она. У Степана еще успела возникнуть емкая мысль о том, что женская логика, вернее, ее катастрофическое отсутствие, не является исключительной привилегией человеческих женщин: пусть динозаврихе теперь придется стать легкой мишенью, бестолковым чучелом на стенде, зато она утвердила свою независимость, поставила на своем!

Рокот резко усилился, а в следующий миг молочную пелену над их головами раздвинуло темное тело - воздушный аппарат напоминал морду хищника, высунувшуюся из тумана на запах живой горячей плоти. И сразу же кругом защелкало, забило, словно на пятачок плеснуло свинцовым градом - по земле, по листьям и дробным стуком - по спине Арл, еще, еще и еще.

Степана не задевало, хотя вокруг него хлестало так плотно, что, кажется, увековечило тут его абрис, вырывая даже лоскутки одежды, но не срезав при этом ни клочка кожи. Он не пытался укрыться: стоял в той же позе, глядя на драконицу - как она, зажмурясь под укусами пуль, все ниже склоняет голову на грудь. Потом, словно очнувшись, он одним прыжком оказался рядом в отчаянной надежде загородить ее собой, хотя еще раньше, прикидывая способы защиты, понимал, что в качестве прикрытия для дракона, пусть и небольшого, не вышел габаритами. "Да ладно, так хоть ей меньше достанется", - думал он, запрыгивая к ней на спину, как для катания "на закорках" - тут оказался удобный бугор и ложбины, подходившие для ног, несмотря на отсутствие талии. "Главное - обезопасить жизненно важные точки. Вопрос только - где они расположены?.." После этой мысли он не нашел ничего лучшего, как под тянуться повыше и закрыть руками глаза Арл. Пули все равно продолжали щелкать по ее морде, по шее и по открытым бокам. Арл все не падала. "Драконы умирают стоя", - скорбел про себя Степан, пока вдруг до него не дошло, что пули не впиваются, а отскакивают, не оставляя на бронированной шкуре сколько-нибудь заметных следов - разве что легкие царапины.

Оказывается, Арл была непрошибаема! И не обмолвилась об этом ни словом! А он-то бросился её прикрывать, как дурак, собственным телом, еще огорчался, что не способен растягиваться наподобие плащ-палатки. "Теперь понятно, почему она не побоялась остаться - наверняка знала, что до лазеров-мазеров здесь еще не додумались", - разозлился Степан и собирался уже покинуть драконью спину, когда сверху посыпались зеленые люди, быстро скользившие вниз, как шелкопряды, на персональных ниточках-тросах. Он больше не зажимал глаза Арл, так что она тоже это видела и начала действовать чуть раньше, чем первый из нападавших коснулся земли. В результате он коснулся ее отнюдь не ногами, но ему уже было все равно: после близкого и молниеносного знакомства с драконьими лапами он полностью утратил сознание, не исключено, что и жизнь.

Степан к тому времени тоже оказался на земле, хотя и невредимый: драконица двигалась настолько резко, что он с нее просто-напросто слетел, брякнулся неподалеку от распростертого десантника и, конечно, не упустил случая, чтобы подобрать его оружие. Система была узнаваемой, хоть и с ручками в растопырку, даже спуск располагался, где положено. Тут же, не сходя с места, Степану предоставилась возможность опробовать трофей, уложив пару нарисовавшихся рядом налетчиков: Арл не в силах была справиться со всеми. То есть не в ее возможностях было укокошить их сразу, непосредственно при приземлении, но вообще-то избиение шло полным ходом с явным перевесом в нашу пользу, и к этому времени у нее в лапах тоже появился ствол. Степан едва успел сделать несколько выстрелов в качестве подмоги, как уцелевшие враги очень шустро, словно по команде, отступили за пределы оазиса и попрятались в руинах. Штурмовик рокотал где-то поблизости, но на глаза не показывался.

Степа с Арл вновь сошлись в центре площадки, и первые ее слова собрату по оружию были:

- Зачем ты залез ко мне на спину?

- Покататься захотелось! - разозлился он на нее, ну и на себя в какой-то мере.

- Ни для кого не секрет, что люди любят ездить на животных, - сказала она. - Но ни один человек не вправе оседлать бргрдла!

Это уже походило на какие-то расовые претензии - ничего не скажешь, нашла время!

- Признаюсь, я глупо поступил, - согласился Степан. - Мне, идиоту, почему-то показалось, что тебя могут убить.

Непонятно помолчав (из-за отсутствия мимики, привычной человеку в собеседнике, Арл всегда молчала непонятно), она сказала:

- Глаза действительно являются нашим уязвимым местом.

Подумаешь, выдала стратегическую информацию! Но Степану почему-то было приятно это услышать. Все же не зря старался.

. - Я заметила на их летательном аппарате ракетные установки, - помолчав, сказала она. - Если они хотели нас уничтожить, почему не стреляли ракетами?

- Думаю, что им хотелось сохранить наши тела в относительной целости, для полноценного выжимания.

- Для чего?..

- Для переработки на консервы, - пояснил он, вспомнив, что во время объяснений Грумпеля Арл напоминала нерадивую студентку, научившуюся с вдумчиво-углубленным видом спать на лекциях. Однако тупостью она не страдала и суть проблемы схватывала на лету.

- Теперь они понесли потери, и значит...

- Значит, ракетами уже точно не ударят: столько полуфабрикатов коту под хвост! А если все же решатся, то я им не завидую - может просто заесть спуск, но что-то наверняка взорвется и в гнездах. Остается что? Пальнуть в нас чем-нибудь помельче, типа гранаты, но опять же с аналогичными последствиями. Либо начать переговоры. Если они в ближайшее время не взорвутся к чертовой матери, то следует ждать парламентеров.

- По-моему, они уже идут. - Арл кивнула куда-то за плечо Степана. Он обернулся: среди поскудевшей растительности, изломанной, расстрелянной и примятой, к ним приближался человек с высоко поднятыми руками. Впечатление, что он сдается, было, конечно, ошибочным и чисто ассоциативным: таким образом он, видимо, показывал, что не имеет оружия и намерения его неагрессивны. Визитер был одним из тех, кого они обратили в бегство - в ядовито-зеленой одежде и в маске, вернее, даже в шлеме, нелицеприятном на вид, но все же посимпатичней тех намордников, что носили Склайс с Грумпелем.

Не доходя до Острова шагов десяти, он остановился, не опуская рук. Степан двинулся было к нему и с удивлением увидел, что тот пятится.

- Я думаю, что сначала ты должен положить оружие и тоже поднять руки, предположила Арл.

- Обойдется, - сказал Степан, трогаясь дальше. Но визитер не обошелся: попятившись еще немного, он в конце концов развернулся и быстро пошел прочь.

- Ты дал понять, что не готов к мирным переговорам, вот он и ретировался, - высказалась Арл.

- Да наплевать, их проблемы, - буркнул Степан, усаживаясь напротив. Будто не ясно, чего им надо: тела товарищей хотят забрать, трупоеды.

- Может быть, стоит им позволить?.. Тогда не придется самим их убирать, закапывать - девять человек все-таки... Кстати, и орудий у нас для этого никаких нет...

Точно, сельскохозяйственных орудий, а конкретно лопат, у них не было. А если просто свалить трупы за пределами Острова, где-то в его окрестностях (далеко их не отнести, схватишь отравление), так все время будешь помнить, что они тут где-то поблизости лежат и разлагаются. Бр-р. Но парламентер уже ушел. Жаль.

- Поздно об этом говорить. Придумаем что-нибудь, - сказал Степан, прикинув, что здесь, под зеленым ковром, достаточно мусора - в крайнем случае найдется, чем расковырять землю.

- Еще не поздно. - Арл вновь кивала, указывая на что-то мордой. Глянув в том направлении, Степан поднялся: парламентер, оказывается, успел вернуться и стоял с поднятыми руками на том же месте, примерно в десяти шагах.

Вздохнув, Степан уронил оружие, вскинул руки вверх - на, мол, посмотри, убедился? Опустил и пошел вперед. Гость снова стал пятиться, и Степан опять их поднял - ладно, черт с тобой, будем играть по твоим правилам.

Уже на подходе его слух резанул усилившийся рокот. Степан невольно поднял голову - прямо над ним пелену прорезало брюхо летательного аппарата. А в следующий миг Степу вполне профессионально уронили. Он еще только начал соображать, что происходит, а уже оказался связан по рукам и ногам - приемы были почти безболезненными, но весьма эффективными. Однако рта ему не заткнули, чем он немедленно воспользовался, призывая на помощь Арл: у него уже была возможность убедиться в скорости ее реакции. Но на сей раз она что-то не торопилась приходить к нему на выручку, да и кричать ему почему-то не препятствовали.

Чтобы выяснить, в чем дело, ему пришлось вывернуть голову до хруста в шейных позвонках. Тут только он оценил безнадежность ситуации: помехой драконице служила крупноячеистая сеть, сброшенная, как видно, с того самого низколетевшего брюха и полностью накрывшая Арл; пока звероя-щерица барахталась в ее путах, со всех сторон набежали зеленые черти. Они радостно скакали вокруг и, дергая за ниточки, пеленали ее все плотнее. Судя по всему, сеть обладала достаточной прочностью, и вопрос окончательной нейтрализации Арл был теперь делом времени. Очень небольшого времени.

Когда она, полностью обездвиженная, застыла в центре вытоптанной площадки, туда же потащили Степана. А он все думал - почему же их не торопятся убивать?.. Мирные намерения захватчиков были очевидны, иначе им вряд ли удалось бы его так запросто схватить, и мнимые переговоры потерпели бы провал - можно было обмануть хозяина, но не "зверя".

Его подволокли к Арл и поставили на ноги, прислонив к ней спиной. "Зеленые", расположившись вокруг, сняли маски - среди них, оказывается, были молодые женщины, и вообще основу составляла молодежь, но какая-то... старая, что ли. Серые, усталые лица, тусклые волосы, запавшие глаза. Командовал тот самый парламентер, что "обезвредил" Степана: вернее, он руководил их действиями до тех пор, пока на Остров, сминая уцелевшую растительность, не опустился винтокрылый аппарат, похожий на небольшую стрекозу - хрупкий и чистенький, явно не из тех штурмовых громадин, что сбрасывали десант и раскидывали сети.

"Стрекоза" приземлилась, и из нее вышел человек средних лет, чьи слегка расплывшиеся формы были плотно обтянуты черным с позолотой костюмом. Явно дорогой наряд создавал почему-то впечатление неопрятности, и весь облик вновь прибывшего вызвал у Степана ярко выраженное неприятие. Но по тому, как сразу вытянулись окружающие, с каким подобострастием подставили ему невесть откуда взявшееся кресло, стало ясно, что островок почтил своим визитом действительно "главный". По-хозяйски расположившись в кресле напротив обезвреженных чужаков, он выслушал сначала несколько слов от склонившегося к нему командира группы. Светлые пронзительные глазки, ощупав пленников, остановились на Степане, и вот наконец их обладатель задал ему первый вопрос:

- Что это с вами за тварь? - видимо, он имел в виду Арл. Хорошо, что она его не понимала - из них двоих эпитета "тварь" заслуживал, без сомнения, не дракон.

- Это порождение Острова - зверь-убийца, посланный в наказание тем, кто пожирает себе подобных! - вдохновенно соврал Степан, размышляя при этом: "Если нас пощадили из-за Арл, то хорошо бы сделать ее олицетворением божьего гнева. Тогда ее тем более побоятся трогать, а я уж как-нибудь..."

- Так-так. Интересное заявление. - Главный источал сарказм. - Может быть, тогда имеет смысл сразу прикончить это исчадие ада?

- На место одного возродятся двое, на место двоих - четверо! - нашелся Степан. - И так до тех пор, пока дети гнева не передавят всех трупоедов!

- Довольно хилое вранье, - кисло улыбнулся главный. - Хотя и остроумное. Ну, будет вам, говорите прямо - откуда вы к нам пожаловали? Из каких отдаленных миров? И с какой целью притащили с собой это животное?

Было очевидно, что хитрость не прошла, поэтому Степан решил не упорствовать в первоначальной версии и быстренько сменил тактику:

- Она не больший зверь, чем мы с вами (бог знает, с каким трудом далось ему это "мы с вами"). Это разумное существо, представитель высокоразвитой расы. Но как вы сразу догадались насчет отдаленных миров? - притворно удивился он.

- Очень просто! - собеседник прямо-таки залоснился, довольный своей маленькой победой. - Во-первых, не вызывало сомнений, что это существо инопланетного происхождения. Доказательством послужила ваша речь: вы пользуетесь универсальным переводчиком - такие были у пришельцев, заявившихся к нам в самый разгар погибели.

Вот досада! Степан настолько свыкся со своей переводящей системой, что напрочь перестал ее замечать. В отличие, как выяснилось, от окружающих.

- Вам нет нужды стращать нас карой небесной, - продолжал этот во всех отношениях неприятный тип. - Поверьте, что политика "выжимания" претит нам не меньше вашего. Но самое прискорбное, что и она - не выход.

- К дьяволу такую политику, будь она хоть трижды спасительной! Но выжимать людей, зная, что это все равно не выход? Да вы просто выродки, - сообщил Степан свое искреннее мнение.

- Я прощаю ваш выпад, - произнес его выжимательство с горьким пафосом утомленного властителя. Актерская жилка всегда была фирменным знаком записных подлецов. - Не каждому дано понять, что значит нести на своих плечах бремя ответственности за судьбу своего народа. Принимать такие решения - проклятие сильных. И в их власти прощать, поэтому я прощаю. Но они... - Взгляд его скользнул по окружающим "выродкам", блеснув непрошеной слезой, и те с тихим гудением подались вперед, готовые устроить пленному тут же на месте экстренное выжимание всех без исключения соков. Слабое мановение кисти пресекло общий порыв, как гасит штормовую волну, обращая ее в гладь, трезубец Посейдона. Жаль. Но Степан понимал, что для этих людей, производящих высококалорийные белковые консервы, идеолог является единственным столпом, чем-то вроде апостола, способного доказать их правоту всем и вся, но главное - дать это ощущение им самим. И сюда его выжимательство препожаловало, конечно, не зря, а с какой-то немаловажной целью - такие по пустякам отъетую задницу от подушек не оторвут и куда попало ее не потащат. Однако Степана не очень интересовали скрытые мотивы ее сюда перемещения, его задачей было в ближайшее же время избавить себя от присутствия этой милой каннибальской компании и ее предводителя. Все, что для этого требовалось - это раздразнить выжи-мателей до крайней степени, чтобы они сподвиглись на выжимание.

- А можно узнать, - приступил он к реализации замьгсла, - как вы кормитесь? Исключительно консервами или не брезгуете свежачком?

- Мне кажется, что вас сейчас должны заботить совсем иные вопросы, почуяв неладное, попытался сменить тему его выжимательство, но не вышло.

- Ну как же, ведь в вашем положении нельзя пренебрегать ни единой калорией! Например, потроха - их часто выбрасывают, а там же бездна белка! Советую сваливать ливер в лохань и подпускать к ней вашу зеленую банду. Представляю, какой начнется пир! Не удержитесь - сами с головой нырнете! Гарантирую. И не пренебрегайте фекалиями! Дерьмо - это же кладбище витаминов, а вашим поддаунам их явно не хватает: поглядите, у них вон уже лица под цвет костюмов. Только лохань обязательно должна быть вытянутой, - добавил он, - во избежание толкотни и увечий.

Уже на середине гастрономического опуса Степан понял, что выбрал правильную тактику: они заворчали и ощетинились, как цепные псы при виде палки, в глазах, устремленных на оратора, зажегся злобный огонь. Не всякий хозяин сможет сказать таким собачкам "фу!". Но этот жирный неряшливый фигляр смог.

- Умоляю, не продолжайте! - воскликнул он. - Я не берусь осуждать способ питания на вашей родине - в каждом мире свои обычаи, но, увы - образы, вызывающие у вас восторженное слюноотделение, в нашем понимании отвратительны! - Этот самодовольный кусок сала кое-что смыслил в психологии: Степан почти физически ощутил, как схлынуло напряжение и стая, только что готовая наброситься и рвать его зубами, расслабилась, среди них даже послышались смешки. Ничто так не гасит ненависть, как способность посмеяться над ее объектом - его выжимательство только что с блеском преподал этот урок незадачливому гостю из далеких миров. И, удовлетворенный результатом, переключился на осуществление собственных задач, сподвиг-ших его снизойти с высот и вверзиться в какой-то полудохлый оазис.

- Только не подумайте, будто я что-то имею против вашего мировоззрения. Как бы ни разнились наши культуры, я уверен, что в них найдется немало общих черт! - Степан догадался, куда черно-золотой клонит, еще до того, как прослушал следующее предложение: - Давайте вместе отправимся в ваш мир, и вы убедитесь, что мы можем ассимилироваться в цивилизованном обществе. Трагедия Острова многому нас научила: наши люди неприхотливы, чистоплотны и умеют радоваться любой работе.

- И не прочь иногда разнообразить свое меню человечинкой, - дополнил Степан перечень вы-жимательских достоинств.

- Не судите по общим меркам тех, кто стоял у границ отчаяния, кому довелось заглянуть в разверстую пасть смерти!

"Скушал порцию дерьма? Теперь отрыгни", - подумал про себя Степан и "отрыгнул" в лицо идеологу:

- В пасти у смерти оказались те, кого вы тут заколбасили. Сначала - у смерти, потом - у вас.

- Смерть? Да что вы знаете о смерти, вы - праздные любопытные мотыльки из сытых, благополучных миров, залетающие сюда с единственной целью - пощекотать дряблые нервы? - его выжимательство оседлал любимого конька и, похоже, готов был разродиться спичем. Время его не поджимало - до пятницы, то есть до конца света, он был абсолютно свободен. Аудитория согласно кивала, ловя каждое слово - вся, кроме Степана, не чаявшего, как свернуть эту людоедскую политинформацию и разогнать поганый клуб. Внезапно его осенило.

- Да уж побольше вашего! - заявил он, заглушив в зародыше набухающую тираду. - Дело в том, - сказал Степан, - что я сам и есть смерть. В чистом виде. - И подождал, пока на лицах появятся презрительные усмешки. Особенно широко усмехнулся заваливший его давеча мелкий начальник. - Не верите? - На Земле в чистую правду верят редко. Кто сказал - национальная особенность землян? Дудки. На этой планете в нее верили не больше нашего. - Тогда попробуйте меня убить.

Да, это их зацепило. Особенно после патетических слов идеолога. Пришелец сытая самоуверенная морда, даже близко не ведающая того ужаса, что довелось пережить им, летящим в преисподнюю верхом на агонизирующей матери-планете, жонглирует такими словами! Дерзает называть себя смертью, чей вкус вот уже месяцами вязнет у них на зубах и сильно отдает бывшими согражданами!

Не один ствол поднялся, желая указать гостю границу дозволенных шуток, через которую он непременно переползет, но не далеко - как раз настолько, чтобы успеть разглядеть и в полной мере прочувствовать на своем горле безгубые челюсти смерти.

- Не сметь! Не стрелять! - почти взвизгнул главный. Ага, испугался! Припекло наконец! Он на миг утратил контроль над ситуацией, и ценный пленник едва не спровоцировал собственный расстрел. Жаль, так и не довелось ему увидеть, чей бы это на самом деле был расстрел! "Ну что ж, два-ноль в твою пользу. Но вторая попытка почти удалась! -г подумал Степан. - А на третьей я тебя сделаю".

- Вы хотели от нас ускользнуть? (Степан отметил эти его подчеркнутые "нас", "нам" и "наши". Его выжимательство как бы отождествлял себя с народом, а по сути, просто величал свою персону во множественном числе.) Самым быстрым и надежным способом - убив себя, поскольку другого выхода у вас нет. Неужели вам так претит мысль спасти кучку обреченных, - сказал он с горечью, - эвакуировав их на свою планету?

- Вам там не место, - отрезал Степан, а про себя добавил: "Там и без вас дерьма хватает. Но вам об этом знать необязательно. Пускай считают мою родину вместилищем благородных сердец, где каждый скорее сам умрет за соотечественника, чем раскатает губы его съесть. И где не боятся гибели, когда она становится единственным способом избавить свой мир от подонков".

- Ну хорошо, оставим вашу планету. Она ведь не единственная, существуют и другие, пригодные для жизни, во вселенной их должны быть тысячи, миллионы! Отправьте нас на какую-нибудь из них - на дикую, суровую, но не умирающую! ("Сколько там, Грумпель сказал, им осталось? Семь дней? Неделя? Да при таком раскладе и наша Колыма раем обетованным покажется".) Выберите для нас мир сами, на свое усмотрение, - он почти просил, - мы сумеем приспособиться к любым условиям!

"Ну ты-то приспосабливаться не будешь. Верноподданные все для тебя приспособят - окажись вы хоть в Антарктиде, хоть в пустыне Каракумы". Степан засмеялся:

- Я не могу вас никуда отсюда переправить. Как, впрочем, и себя. Странно, что вы этого до сих пор не поняли: сами же пришли к выводу, что смерть для меня - единственная возможность улизнуть. А была бы другая, так я давно бы уже ей воспользовался.

- Это неубедительно, - отмахнулся его выжимательство, однако нахмурясь. Не может быть, чтобы у вас не имелось с собой прибора для возвращения. Значит, вы спрятали его где-то здесь, на островке.

Степан пожал плечами:

- Ищите.

- Мы, конечно, могли бы прочесать это место, - задумчиво прищурился его выжимательство. - Но мы не будем этого делать. Вы сами принесете нам прибор.

- Я бы с удовольствием. - Как это ни удивительно, Степан и впрямь с дорогой душой послал бы выжимателей куда подальше, в переносном и в буквальном смыслах - хоть телепортом, хоть бандеролями. Тем паче, что гибель планеты отодвигалась в необозримо далекое будущее, в связи с его временным проживанием на ней, грозящим перерасти в бессрочное. Но... - ЕСЛИ бы не одно но, - сказал он. - У меня нет такого прибора.

- Вы мне его принесете. - Впервые его выжимательство идентифицировал себя в единственном числе. Помолчал и добавил: - В зубах.

Забавно, что такое оскорбительное уточнение не разозлило, а, напротив, очень обрадовало Степана: оно означало, что оглоед созрел. И был готов приступить к пыткам.

- Для начала, - сказал его выжимательство, - займемся вашим динозавром. Пожалуй, выколем-ка мы ему глаза.

По его знаку один из "зеленых" быстро взобрался на загривок к неподвижной, опутанной сетями Арл. В его руке блеснул длинный нож и замер над ее веком, за мгновение до того плотно закрывшимся.

Расчет был идеален: "Значит, ты с планеты благородных? Презирающих смерть? Склонных к самопожертвованию ради ближнего? Сейчас тебе докажут, как дважды два, что таких планет не бывает. Как нет простого выбора между добром и злом. Потому что добро относительно, а зло, как вирус, имеет тенденцию делиться. И с роковой неизбежностью возникает выбор - из двух зол".

- Итак?.. - его выжимательство вопросительно поднял бровь.

- У нас действительно не было с собой прибора.

- Да? И как же вы собирались возвращаться?

- Сегодня вечером сюда должна прибыть группа с прибором ("во-о-от с таким!").

Он не собирался признаваться в том, что их забросили сюда умирать вместе с планетой: прежде чем поверить в это, выжиматели все равно ослепят Арл: вдруг он лжет, а если и нет, то какой резон церемониться с обреченными? Другое дело, если к ним на подмогу прибудет группа с прибором, может, и не с одним да с огнестрельным - тогда не избежать наказания за ослепление представителя высокоразвитой расы.

- И у вас нет никаких запасных вариантов - на случай опасности, например?

- Сложности с техникой, - зашел Степан с испытанного козыря. - На всю нашу исследовательскую группу один прибор. Приходится выкручиваться.

- Не верю. - Его выжимательство, похоже, предпочитал покер. По крайней мере он прекрасно понимал, что такое блеф. И что у него, в отличие от противника, на руках одни тузы. Что он и продемонстрировал, сделав легкий взмах в сторону дракона: - Приступай!

"Зеленый", сидевший, свесив ножки, наготове, принялся отковыривать ножом драконье веко, что давалось с очевидным трудом.

"Почему она неподвижна? - в отчаянии думал Степан. - Сеть, конечно, сковывает движения, но не парализует же! Встряхнулась бы, что ли, да просто головой бы мотнула - вполне достаточно, чтобы он с нее кувырком слетел..." Страшным было ощущение собственной беспомощности: обладая мощнейшим оружием, он не в силах был его применить, пока сам оставался в безопасности. "Зверь" преспокойно дрых поблизости и знать не хотел, что сердце хозяина обливается кровью: эта кровь была не по его ведомству. Вот если бы Степану ковыряли глаз это другое дело: тогда тревога, тогда бы он им поковырял - мигом бы проснулся и пообломал все ковырялки к чертовой матери.

И вдруг гнетущая тишина, стоявшая над поляной, разлетелась на куски: ударил гром, среди "зеленых" ярко полыхнуло - некоторые упали, остальные замерли. Затем еще раз! После второго взрыва выжиматели заметались в панике, беспорядочно стреляя. Между прочим, нашлись и такие, что кинулись прикрывать вождя, улепетывающего со всех ног к своей "стрекозе".

Взлет "стрекозы" сопровождался еще одним взрывом, от которого ее слегка занесло, но она быстро выровнялась и косо ушла в небесное молоко. Палили, судя по всему, гранатами, а в перерывах поливали из пулемета, в чей тяжелый стук вплетались еще и автоматные очереди.

Не прошло и минуты, как оазис очистился от выжимателей: те, кто остался жив, неорганизованно покинули поле боя - в их числе и мучитель Арл, скатившийся с нее и дернувший со всех ног в руины.

Снова воцарилась тишина, и скоро стало слышно, как трещат изувеченные растения под чьими-то тяжелыми шагами. А потом на поляну вышел Грумпель большой, размашистый, с толстой пушкой на плече: своеобразным гибридом пулемета с гранатометом. Оба ствола и сам Грумпель еще дымились.

- Живые! - в возгласе нежданного спасителя восторг мешался с удивлением. Когда он, положив оружие, принялся резать связывающие их путы, появился Склайс с автоматом наперевес и первым делом вздохнул облегченно:

- Живые! Успели! - после чего тоже достал нож и активно присоединился к перепиливанию веревок.

- Спасибо, мужики. Как же вы вовремя! - от всего сердца сказал Степан, думая про себя, что судьба тоже может иногда делать подарки - не "зверем" единым... Существует еще в жизни случай или просто удача настоящая, ни от чего не зависящая, о которой он в последнее время напрочь забыл. Но главное - он забыл, вернее, еще не знал о том, что на этом чужом Острове у него уже есть друзья.

Когда путы упали, Степан обратился к драконице, по-прежнему неподвижной, похожей в своем оцепенении на статую:

- Арл, как ты? Как глаза? Очень больно? - хотелось потормошить ее и, конечно, осмотреть рану, но конечности после веревок онемели, и вопрос он задавал, собственно, сидя на земле у ее ног.

- Все в порядке, - произнесла она своим нежным женским голосом. - Они не в состоянии были мне повредить, даже если бы очень захотели.

Эти слова его, конечно, в первую очередь порадовали, однако Степан не забыл ее предыдущего заявления насчет уязвимых мест.

- Но ты же говорила, что глаза...

- Говорила и могу повторить, что глаза - наше единственное уязвимое место. Когда они открыты.

- Единственное? - переспросил Степан. - Ты что, хочешь сказать, что с закрытыми глазами бргрдл вообще неуязвим? - Конечно, это были сказки. Но информация об уязвимых местах (помимо очевидной, насчет открытых глаз) наверняка являлась у них засекреченной.

- Даже выстрели они по мне ракетой, все равно не смогли бы мне повредить, - скромно ответила Арл. - Я могу становиться твердой, как... Ну, как орех.

Их занимательную беседу прервал Склайс.

- Отсюда надо уходить, - сказал он, видя, что Степан уже более или менее владеет конечностями. - Они скоро вернутся - столько мяса тут оставили, да и нас, гм-гм, не отказались бы оприходовать. Выжать то есть.

Как иллюстрация к последним словам послышалось бульканье - Грумпель тоже занимался своего рода выжиманием: усевшись на свое старое место возле разоренного стола, он разливал из большой фляги - до этого он был занят собиранием чарок, раскиданных бурей событий по всей полянке.

- Маски можно снять с этих... - сглотнув, добавил старик и махнул головой в сторону убитых.

- Брыдлу никакая маска не налезет, - подал рассудительное замечание Грумпель. Склайс с досадой стукнул себя по лбу.

- Тогда... Я знаю! Вот что надо делать! - Несомненно, он был оптимистом по жизни и продолжал оставаться им за считаные дни до конца света. - Бргрдл побежит изо всех сил, а мы в масках быстренько пойдем следом. Отбежит на сколько сможет, потом, конечно, упадет, а мы его закамуфлируем...

- Она, - сказал Степан, усаживаяь рядом с Грумпелем. - Брдл - это она. Она отменный воин, ей все нипочем. И я могу сказать точно, даже не спрашивая, что она никуда не побежит. Мне тоже придется остаться рядом. Так что уходите без нас.

Выслушав это предложение, Склайс со вздохом сел и достал из кармана кусок хрюпа.

Вот ведь как получалось! Мужики вернулись, чтобы их освободить. И освободили. Зря, что ли, выходит?.. Опять они остаются ждать выжимате-лей? Степан принял рюмку у Грумпеля, торопливо сказал:

- Наши жизни вне опасности - во-первых, мы им нужны живыми. Они нас в прошлый раз хитростью взяли. Но теперь-то уж мы им покажем!

- А я вам помогу, - сказал Грумпель и без перехода предложил: - Выпьем!

Выпили. Арл тоже не осталась в стороне. Грумпель тихо крякнул, а Склайс залучился такой гордостью, словно сам лично ее выдрессировал, когда драконица аккуратно взяла чашку зубами за краешки и быстро выпрямилась, запрокидывая голову. С такими матерыми приемчиками она легко вписалась бы в любое застолье, а после третьей все бы уже воспринимали ее запросто, почти как обычную собутыльницу, разве что слегка страшноватую.

Звеньк - драконица наклонилась, поставив пустую посуду на свободное место, рядом со Степановой. Оторвав от нее завороженный взгляд, Склайс стал быстренько разливать по новой.

- Ну что с вами делать, - сказал он, выпрямляясь с чаркой в руке. Придется и мне остаться.

- Вам нельзя, - решительно возразил Степан. - Мы - другое дело: Арл неуязвима, даже для ракет. А я... - надо было как-то объяснить им, и он объяснил: - Я - ну просто чертовски везучий парень.

Грумпель шумно вздохнул:

- Все здешние дороги к смерти стали слишком коротки. Но все-таки у нас еще есть выбор. Я выбираю - эту.

- А я не собираюсь умирать, - сообщил Склайс, хрустя своим любимым овощем. - Степан говорил, что их ученые уверены: Остров стабилизируется. А их ученые в этом кое-что смыслят! Вот потреплем выжимателей и еще порадуемся на нашей землице.

"Страна контрастов!" - думал Степан. В благополучных мирах все размыто. Катастрофы наводят резкость. Появляются четкие границы, без полутонов, и ты сам высвечиваешься, как персонаж детской сказки - белым либо черным. И тогда собственный цвет может оказаться неожиданным. Но, так или иначе, ты притягиваешься к своим - цвета больше не смешиваются, они проступают: одни люди пытаются тебя "выжимать", а другие, вот поди ж ты, готовы жертвовать за тебя жизнью.

- Знаете, чего я хочу? - Степан глядел на своих друзей - настоящих, в чем не приходилось сомневаться, подаренных ему судьбой за миллиарды парсек от родного дома. - Иногда навещать вас, потом, когда все трудности останутся позади. И посмотреть на ваш Остров - каким он станет?

Они не успели ответить. Вдали родился знакомый нарастающий рокот: скорее всего к отступившим спешило подкрепление. Грумпель вместил все свои чувства в одно емкое слово:

- Выпьем!

Выпили.

Степан отошел подобрать что-нибудь из оружия, в изобилии валявшегося в округе. Быстро обзаведшись стволом, он еще и вдоволь запасся патронами. Арл тем временем порыскала и тоже разжилась автоматами, в количестве четырех - Степан еще подумал, что был бы за нее совершенно спокоен, если бы бргрдлы умели стрелять и, разумеется, попадать в цель с закрытыми глазами. Грумпель со Склайсом не отставали - дело предстояло жаркое.

Потом они стояли наготове, вглядываясь в ватную пелену, заменявшую тут небо. Штурмовик рыскал где-то поблизости, но за пределами видимости: на сей раз он не спешил светиться и сыпать десант прямо пришельцам на головы. Ну разумеется, по последним сведениям, у "островитян" теперь имелся гранатомет - и аппарат берег свое толстое пузо. Взгрустнув по поводу его чрезмерной осторожности - Грумпель уже готовился, задрав в небо пушку, долбануть без промаха, - все пришли к выводу, что нападения надо ждать с земли. Следовало рассредоточиться по границе, что они немедленно и сделали - теперь каждый контролировал свой участок, дожидаясь, пока из плеши полезет враг. Ждать пришлось недолго: наступление началось разом, со всех сторон.

Степан был настроен на серьезную драку, но, Остров свидетель, ТАКОГО он не ожидал: круша руины и поднимая тучи пыли, на приступ маленького оазиса шли человекоподобные громилы с ребристыми забралами вместо лиц. Они наводили ужас, их мощь впечатляла, но скорее всего это все-таки были люди, одетые в специальную броню с мускульным усилением - само собой, пуленепробиваемую, в чем Степан убедился, расстреляв по ним изрядную часть боезапаса. Игнорируя стучавший по панцирям град пуль и почти не стреляя, они надвигались размеренно и неумолимо, как стихийное бедствие, прущее на твой дом и презирающее суету обреченных хозяев.

Через некоторое время Степану уже пришлось отступать. Вся беда в том, что отступать-то было практически некуда: он пятился, сознавая, что путь до центра островка недолог, а там их зажмут - и вся недолга. Конец сражению. Неподалеку, по правую руку раз за разом бил гранатомет, но, даже если бы Грумпелю удалось пробить брешь в наступающих, Степан не мог уйти с островка, бросив здесь Арл. Однако у самого Грумпеля со Склайсом еще оставалась возможность бежать, тем паче что они, в отличие от двух "инопланетян", были в высшей степени уязвимы и живыми врагам не нужны.

С этой мыслью Степан развернулся и побежал к Склайсу, державшему оборону на противоположном краю: надо было срочно тащить старика в сектор Грумпеля, где, возможно, образовалась лазейка. Достигнув центральной поляны, Ладынин увидел впереди нечто, заставившее его резко затормозить.

На том самом месте, где они недавно застольничали, топтались два крупных таких паучка, знакомой черно-красной расцветки. А между членистоногими стояла женщина, чья наружность также запечатлелась в его памяти: именно она пообещала отправить его "восвояси", то есть следовало понимать так - в преисподнюю. Картина напоминала эпизод из фильма, где людей уменьшают до размера насекомых. Эта оригинальная троица, состоявшая, надо понимать, исключительно из дам, пожаловала сюда явно не из праздного любопытства, о чем Степан догадался еще до того, как женщина указала пальцем в его сторону. Но паучихи заметили его раньше: в тот момент, когда она только поднимала руку - словно хозяйка, натравливающая на него своих тварей, они уже находились в прыжке.

Даже Степан в его возбужденном состоянии не мог сравниться с ними в скорости реакции: не успел он вскинуть автомат, как тот уже летел в сторону, выбитый членистой ногой, а сам он оказался не в силах двигать руками и ногами тоже, поскольку их стягивали липкие путы. Он зашатался, но паучихи не позволили ему упасть: аккуратно подталкивая и крутя, они сноровисто превращали его в подобие кокона, вернее - в иммитацию несчастной мухи, заготовляемой на обед. Вроде бы даже слюна увлажнила мелькающие среди лап серповидные жвала. Однако питание на сей раз не входило, по-видимому, в их планы, иначе не паковать бы им его, аки мумию любимого слепня, а в лучшем случае лечиться от переломов многочисленных конечностей, а в худшем и наиболее вероятном - пасть случайными жертвами на поле брани. Ведь вокруг по-прежнему гремело сражение: не смолкали автоматные очереди, в секторе Грумпеля тяжело бухал гранатомет. Наши еще держались! Каково же было Степану, силой вырванному из их рядов в такой ответственный момент!..

Быстро покончив с упаковкой, паучихи замерли, и Степан, чье лицо оставалось открытым, как у младенца в пеленках, понял, что они глядят на женщину. Та стояла на прежнем месте в терпеливом ожидании. Чего она дожидалась, осталось неясным, потому что островной мир утонул в сиянии трансверсии, и она исчезла вместе с ним.

Однако Степану было не до размышлений о ее судьбе: он думал о товарищах, брошенных в безнадежной ситуации на поле боя. Даже пауки с их пока еще неясными намерениями занимали его, как вполне конкретная сила, способная не только вернуть его назад, но и в корне изменить заранее предрешенный исход боя. К сожалению, в процессе переброски невозможно было начать переговоры. Оставалось дождаться прибытия на место. Он предполагал, что на другом конце трансверсальной "нити" его поджидает та самая восьминогая дама - Фома неверующий в паучьем обличье, уже поплатившаяся однажды за свое неверие. Что ж, тем легче будет с ней договориться.

Когда переход был закончен, перед его глазами вместо ожидаемого паука сформировалась этакая шерстяная гора небесно-голубого цвета, оказавшаяся не чем иным, как встречавшей его персоной. Кажется, эта раса называла себя пси-фами, а их женские особи были розового цвета (или любили в него краситься). Из чего следовало, что данная особь скорее всего была мужской. Псиф сидел в кресле, вполоборота к прибывшему Степану, их разделял низкий столик. Помещение было просторным, однако пауков в нем нигде не наблюдалось. Едва успев рассмотреть все это, спеленутый, как кукла, Степан с криком:

- По какому праву!.. - повалился на стол вниз лицом.

- Осторожнее! Прошу вас, не шевелитесь! - заволновался псиф, перемещаясь и чем-то шурша вне поля его зрения. - Потерпите совсем немного, сейчас я вас освобожу! - Что-то делая, он одновременно не переставал говорить, мешая до конца высказаться Степану: - Не волнуйтесь, вы в безопасности и находитесь под юрисдикцией псифов. Сразу должен сказать, что это не мы похитили вас с Острова. Согласитесь, ужасное место. И главное - вам там совсем не место! У нас - другое дело, наши планеты - самые экологически чистые в галактике, говорю это без хвастовства. Если пожелаете, вы сможете пройти здесь полный курс оздоровления и реабилитации...

- Не заговаривайте мне зубы! - выдавил Степан, лишенный возможности даже голову повернуть в своих "пеленках" и потому вынужденный лежать, уперевшись лицом в столешницу. Но это не помешало ему сделать разоблачение: - Вы в сговоре с пауками! - заявил он придушенно, делая безуспешные попытки вывести свои губы из состояния затяжного поцелуя с полированной поверхностью.

- Вы заблуждаетесь, что, впрочем, простительно при вашей неосведомленности в специфике межрасовых отношений. Мы лишь перехватили вас у сатаяле: отсекли при входе в трансверсию ваш канал и завернули его в нужную нам сторону - очень тонкое и, признаюсь, рискованное предприятие, в случае неудачи грозившее вам гибелью. Но ведь это, насколько нам известно, исключено?.. - осторожно спросил он и быстро заключил. - Доказательством является ваше присутствие здесь. Ну вот и все, прошу!

Кокон распался, и Степан наконец-то получил возможность встать на ноги.

- Разрешите представиться - Мрумор. А теперь, прошу вас, присаживайтесь! любезно ворковал псиф, что совершенно не вязалось с его медвежьим обличьем разве что с нежным цветом.

Тут же оказалось, что, упади Степан при своем появлении назад, он попал бы точнехонько в просторное кресло. Другой вопрос, что ему было некогда тут рассиживаться, поэтому вместо того, чтобы последовать гостеприимному предложению, он, не теряя ни минуты, приступил к изложению своего дела:

- Я зачем-то вам нужен, но это мы обсудим позже, а для начала помогите-ка вы мне: дайте оружие - какой-нибудь мазер или деструктор, в общем, что-нибудь поубойнее - и как можно скорее верните меня на Остров, в то самое место, откуда забрали.

- Ага, понимаю, - кивнул Мрумор, - вы попали в чужой мир, ассимилировались и всей душой включились в тамошние перипетии. Это бывает...

- Поймите лучше другое, - почти прорычал Степан, - я пока еще не давал согласия оказать вам помощь, возможно, что и не дам. Там остались мои друзья, если они погибнут, я разозлюсь уже всерьез, и тогда... - Он еще не успел придумать, что будет "тогда" - к счастью, этого и не потребовалось.

- Мы теряем время! - воскликнул псиф, рывком поднимаясь с места. Наверное, при этом он что-то нажал, потому что в помещении тут же появился второй псиф, чуть более крупных габаритов, в остальном, на взгляд Степана, совершенно неотличимый от первого.

- Бруф, три резака и генератор защиты! - распорядился Мрумор.

Услыхав, чего требует шеф, секретарь весь встрепенулся, словно бы даже увеличился в размерах и умчался наподобие лохматого снаряда, только синие патлы мелькнули. Похоже, что парню давно уже осточертело таскать начальству один только кофе.

- Я пойду с вами, - сказал Мрумор, тоже заметно взбодрившийся и визуально поздоровевший, наподобие распушившегося кота. - Надеюсь, вы не возражаете?

Теперь Степан понял, что увеличение объема - отнюдь не обман зрения, а следствие возбужденного вздыбливания шерсти.

- Там стреляют, - предупредил он: все же в лице Мрумора он имел дело с какой-то шишкой, а шишки не имеют привычки совать свой нос туда, где свистят пули.

- Юноша, - снисходительно вздохнул псиф, разве что по плечу его не похлопав, - дай вам Лебр-Покровитель пережить столько сражений, в скольких довелось участвовать мне, и нести на себе столько же шрамов!..

Поговорка о том, что шрамы украшают мужчину, бытует и у нас, вот только на псифе эти свидетельства перенесенных битв пришлось бы, видимо, очень долго отыскивать, причем скорее всего - на ощупь. Вывод: псифа украшают не столько шрамы, как по возможности более частое упоминание о них. Не исключено, что именно отсюда у них взяла начало разговорная речь, давшая в дальнейшем толчок развитию их цивилизации. "Вначале было слово..." У нас-то, если верить ученым, а не богословам, все началось с палки - сравнение, кажется, не в нашу пользу, но при рассмотрении палки как рычага эволюции...

"Повезло вам, ребята, что уродились не на одной с нами планете, - вздохнул про себя Степан. - Уж больно богатый у вас мех..." Разумеется, он и в мыслях не имел делиться подобными соображениями с псифом. Примечательно, что, закрыв глаза на внешность, тот вовсе не производил впечатления бывалого вояки - скорее этакого интеллигентного шефа, не исключено, что и в профессорском звании. Когда на самом-то деле, наверное, был в генеральском.

Но одна мысль оставалась доминирующей, пересиливая лирические отступления, вызванные вынужденным бездействием: он вспомнил одно замечание кого-то из своих первых инструкторов-спасателей - о том, что время на отсталых планетах, вследствие их удаленности от центра галактики, течет немного медленнее. Псифы, без сомнения, базировались где-то в центре, а Остров, судя по сходному с нашим уровню развития, находился на отшибе - значит, у него еще оставалась надежда успеть туда вовремя.

В комнату, разом сделав ее вдвое светлее, ворвался шмат неба с рваными краями и замер перед ними, молодцевато брякнув тремя устрашающими на вид пушечками. "Вот они какие - небеса обетованные..." - возникла порочащая заоблачные сферы мысль у Степана. Он не был циником, скорее реалистом: небеса, в прямом смысле обетованные, аллегорически так бы и выглядели - как синий, похожий на облако зверь, обвешанный оружием. Да и сейчас, в общем-то, кое-где уже...

- Идем! - грозно взрыкнул Мрумор, едва они взялись за пушки. Да, теперь это, без сомнения, был военный, причем сразу заметно, что в немалом звании. Он не потрудился объяснить невежественному землянину, как следует стрелять из врученного ему агрегата, поскольку не генеральское это дело - инструктаж салабонов. Хорошо, что для поиска гашетки большого ума не требовалось: как выяснилось, ручное оружие в разных мирах похоже. Другое дело - базовый принцип действия. В его несомненных преимуществах Степан убедился, когда вернулся с псифами на ту же площадку, откуда испарился недавно в компании пауков - под их, можно сказать, чутким руководством.

Трудно было судить наверняка, прошло ли тут меньше времени, пока он находился в отсутствии, если и так, то ненамного: надвижение " терминаторов", упорное и безостановочное, уже загнало маленькую компанию в центр островка, где они, окруженные со всех сторон, все еще держались, паля в четыре ствола по сужающемуся кольцу из бронированных выжимателей. Грумпель, прислонившись к драконьей спине, поливал наступающих из своего "гибрида" пулеметными очередями - очевидно, гранаты у него давно кончились. Рядом, прикрытый с тыла тою же непробиваемой драконицей, отчаянно молотил из автомата Склайс.

Четвертой в группе оборонявшихся была та самая дама с планеты Морра, натравившая на Степана пауков, а затем брошенная ими здесь на произвол судьбы, видимо, за ненадобностью. Сейчас в ее руках тоже был автомат, и она из него героически отстреливалась, притулившись к драконице сбоку.

Нападавшие почти не стреляли, несмотря на то что несли под огнем четверки некоторые потери: удачная пуля в сочленение брони либо продолжительная очередь в одну точку выводили отдельных металлических агрессоров из строя - они искрили, как перегоревшие электроприборы, начинали двигаться асинхронно и заваливались, дымя. Увы, таких было немного.

С появлением "группы поддержки" в лице Степана с двумя псифами положение на театре военных действий радикально изменилось: вновь прибывшие открыли по выжимателям огонь из своих лучевых аппаратов, оказавшийся куда более эффективным: наступление замедлилось - "терминаторы" методично выкашивались ослепительными импульсами, один за другим падали и дымились, прожигаемые ими насквозь. Тут уж они разразились ответной стрельбой, к счастью, запоздалой. Первые разрушители полегли очень быстро, а те, что шли следом, наткнулись на неожиданную преграду, едва уловимую глазом - даже Степан не сразу ее заметил и сделал еще несколько выстрелов, прежде чем понял, что Мрумор включил генератор защитного поля и теперь они накрыты силовым колпаком, находясь вне досягаемости для загребущих и не таких уж, как выяснилось, слабосильных лап его выжимательства.

- Какая мерзость! - высказался Мрумор, потрясая лохматой головой движением собаки, отгоняющей муху. Степан был полностью, с ним солидарен: разумные, употребляющие в пищу своих собратьев, устраивающие на них облавы, - что может быть мерзее? Но псиф, оказывается, имел в виду другое: - Что эти гуманоиды сделали со своей планетой!.. - В его голосе звучала искренняя горечь, и к ней Степан тоже от всей души присоединился бы, не будь у него тут других забот, кроме как ужасаться на пару с псифом. Но в это время он уже бежал к Грумпелю, склонившемуся над Склайсом, почему-то лежащим на земле. Причина тому могла быть только одна, до жути очевидная, но до последнего отвергаемая Степаном.

Он оттолкнул Грумпеля, что при других обстоятельствах было бы нелегко сделать. Три алых пятна, прострочивших наискось грудь старика, не оставили места сомнениям. Однако он еще дышал - воздух выходил из легких с хрипловатым бульканьем. Глаза его, широко открытые, глядели из-под дрожащих ресниц растерянно и чуть-чуть виновато.

- Склайс, дружище, потерпи! - с горячечной убедительностью заговорил Степан. - Мы тебя

сейчас вытащим и моментально вылечим, ты только потерпи немного! - Он обернулся и крикнул: - Мрумор! - Потом хотел было вскочить, торопясь отдать распоряжение - скорее доставить этого раненого в самую что ни на есть лучшую галактическую больницу. Его остановило легкое прикосновение к руке.

- Не надо, - проговорил Склайс. Розовая пена, пузырившаяся в уголках его рта, выплеснулась и поползла вниз по длинной морщинке. - Со мной все будет хорошо... - С этими словами он слабо похлопал Степана по кисти, словно в утешение, и... умер.

Степан продолжал сидеть над ним, не замечая, как сгорбился рядом Грумпель, разом вдвое постарев, не слыша, как подошли псифы и как ненавидевшая весь род мужской дама что-то тихо и убедительно втолковывает Арл.

- Как бы мне унести его отсюда? Схоронить, чтобы эти не добрались, - тяжко обронил Грумпель.

И тогда Степан заплакал. Без всхлипов и рыданий - их он еще в силах был сдержать. Вот только проклятые, горькие слезы неудержимо рвались из глаз, струились по щекам, падали на застывшую грудь старика, орошая его смертельные раны, мешаясь с его кровью.

Почему только в сказках люди оживают от пролитых над ними слез?

Можно играть в героя, обладая силой, способной ради тебя рушить мосты и двигать горы. Легко становится принимать жертвы, ведь все это не всерьез, раз смерти нет, нет ран и увечий - для тебя. Можно даже искать гибели - и это тоже становится игрой, ведь судьба всегда подкинет тебе из рукава выигрышную карту. Тогда как твои партнеры по той наиболее жесткой из игр, где ставкой является жизнь, могут рассчитывать, как и встарь, лишь на удачу. Что ж, с их точки зрения, ты прочно оседлал Фортуну. А на поверку выходит - ты просто шулер, использующий приемы, которые современной науке еще только предстоит открыть. Не способный применить данные тебе безграничные возможности, чтобы спасти и защитить кого-нибудь, кроме себя...

- Не сочтите меня Черствой Бяксой, - заговорила роковая дама (вот именно этим - Черствой Бяксой Степан ее и считал, только до сих пор не мог подобрать столь точного определения), - но не отправиться ли нам отсюда в какое-нибудь более подходящее место? - Как видно, сама она была лишена такой возможности, иначе вряд ли сражалась бы тут отчаянно за жизнь плечом к плечу с обреченной командой. И в своем желании поскорее убраться с гибнущей планеты она оказалась не одинока. На плечо Степана легла тяжелая лапа псифа.

- Обещаю, - сказал Мрумор, - что у нас вы сможете похоронить своего друга с надлежащими почестями.

- Думаю, он предпочел бы быть погребенным здесь, на Острове. - Степан не сомневался, что так оно и было, хотя ему и не пришлось разговаривать на эту трму со Склайсом - неисправимым

оптимистом и жизнелюбом, мечтавшим, несмотря на преклонный возраст, еще увидеть возрождение своего Острова.

- Понимаю. - Мрумор и не думал возражать, напротив, всем существом излучал суровое участие и желание помочь. Он так и спросил: - В чем должна состоять наша помощь?

Об этом надо было спросить у Грумпеля. Степан, вытерев рукавом слезы, уже было повернулся к нему, как вдруг ему показалось... Но этого не могло быть, просто не могло - наверное, влага еще застила глаза, вот и почудилось, что грудь Склайса поднялась и опустилась в легком вздохе.

На всякий случай Степан еще раз протер глаза и тут уже совершенно ясно увидел, что старик дышит - ровно и спокойно. По тому, как подался вперед Грумпель, он понял, что если это и мерещится, то не одному ему.

- Да он, кажется, жив! - раздался над ухом удивленный голос Мрумора.

В это мгновение Склайс открыл глаза.

- Я... ранен? - спросил он, приподнимая голову, вытер кровь с подбородка и с недоумением посмотрел на свои пальцы.

- В больницу его, скорее! - взволнованно распорядился Степан, не отдавая себе отчета, что пытается удержать старика в лежачем положении.

- Погодите, я чего-то не... того... - промолвил Склайс, порываясь сесть.

Вдруг до Степана дошло, что слишком уж он активен для тяжелораненого. Явившаяся вслед за тем невероятная мысль заставила его отпустить Склайса. Тот наконец сел, обвел присутствующих сияющим взглядом и почесал двумя руками пробитую пулями грудь.

- Чешется, - пожаловался он с шальной улыбкой - такая, наверное, бывает у человека, только что упавшего с небоскреба и обнаружившего, что абсолютно невредим. Потом Склайс принялся себя ощупывать, уделяя особо пристальное внимание украсившим балахон дыркам и расплывшимся вокруг них алым пятнам. Пошуровав руками в складках, он неожиданно извлек из них мокрую пулю, затем вторую...

- Ты, это... как себя чувствуешь? Может, водички?.. - нерешительно спросил Грумпель, в то время как остальные, не исключая и вредную даму, взирали на воскресшего в немом оцепенении, а у драконицы слегка открылась пасть.

- Как свежий фрюп! - ответствовал Склайс. В доказательство он обнажил впалую грудь, где наряду со следами еще не засохшей крови виднелись три небольших розовых шрама, прямо на глазах белеющих.

Лишним будет говорить, что Степан оцепенел вместе со всеми, но это только с виду. В голове его складывались и распадались одно за другим безумные предположения: что пули попали в Склайса уже на излете (с какого же расстояния в него должны были стрелять?); что они каким-то образом срикошетировали, например от автомата, и лишь слегка задели Склайса (а потом запутались в его балахоне?); что у Склайса был бронежилет, который он потом незаметно снял (зачем?); и наконец, что Склайс - местный бессмертный, вроде нашего Дункана Маклауда, о чем он до сих пор сам не догадывался (общеизвестно, что бессмертные не подозревают о своем даре до первого воскрешения). По сравнению с другими это предположение не имело изъянов по причине своей изначальной бредовости. С тем же и даже большим успехом Степан мог бы использовать собственный бред, уходящий корнями в сказки народов мира - о том, что Склайса воскресили упавшие на него слезы. Из той же оперы был, пожалуй, еще поцелуй, тоже подразумевающий передачу мертвому лицу некоей физиологической жидкости - видимо, с оживляющим эффектом.

"Постой-постой!.. Только в сказках, говоришь?"

Препарат, проглоченный им у Верлрока, входил теперь в состав его тела. Значит, какая-то доля могла содержаться и в слезах. А с ними попасть в кровь Склайса.

И реанимировать его!

Эта версия имела один очень большой плюс - ее ничего не стоило проверить.

- Нет, ну надо же, а?!. Просто невероятно! Я же сам видел!.. - басил в это время едва оправившийся от первого потрясения Грумпель, тряся и ощупывая восставшего из мертвых. - Живой!.. - восхищался и не верил он своим до сих пор сухим, а теперь вдруг увлажнившимся глазам. - Как же ты это?.. А?

Склайс в ответ только растерянно улыбался, пожимая плечами, - он знал о своем чудесном воскрешении немногим больше приятеля, и то немногое состояло из его ощущений во время смерти (если таковые имели место). Зато другие уже сделали для себя какие-то определенные выводы: все они - и Арл с Черствой Бяксой, и псифы глядели теперь не на спасенного, а на Степана, и на всех лицах, не исключая и нечеловеческих физиономий псифов, и драконьего "лица", вообще-то отличавшегося редкостным бесстрастием, читался плохо скрываемый благоговейный ужас.

- Я хочу проверить одну идею, - объявил он, стараясь не выглядеть слишком смущенным. Потом попросил у Грумпеля нож, чем привел всю компанию в состояние озадаченной настороженности: кто его знает, что за идеи могут возникнуть у человека, способного воскрешать людей из мертвых, и на ком он эти свои задумки вздумает проверить. Но Степана их опасения не смутили.

- Не бойтесь. И потерпите немного, - попросил он Склайса. - Это действительно очень важно, в первую очередь для вас.

Если он был прав, то Склайс, заимев в крови тот же "вирус", должен был стать неуязвимым.

- Ты, главное дело, не волнуйся, - засуетился Грумпель, нервничавший куда больше испытуемого, тем не менее доверявший Степану. - Потерпи, чего уж там, а потом мы с тобой за это дело жахнем.

- Чего мне теперь бояться, после такого! - беззаботно засмеялся Склайс, пропуская палец в одну из дырок на балахоне.

К счастью, для проверки вовсе не требовалось вновь его убивать. Достаточно было попытки нанести какое-либо повреждение. А поскольку Степан и сам являлся охраняемой персоной, он мог не опасаться вывихов, параличей или внезапных инфарктов: скорее всего у него просто сломается нож, как вышел когда-то из строя, например, дезинтегратор у Верлрока.

Он взял просветленного Склайса за руку - в другую Грумпель уже сунул ему для поднятия духа флягу. Выбрав наименее болезненную область, Степан сделал небольшой разрез на внешней стороне предплечья.

И... ничего. То есть - ничего из ряда вон выходящего: рана была нанесена, и быстрая струйка крови проложила извилистый путь к запястью, а грумпелевский нож щеголял свеженьким следом злодеяния на лезвии. Они еще некоторое время выжидательно глядели на разрез - в отличие от предыдущих ранений он и не думал затягиваться.

- Не получилось, - сказал Степан, улыбнувшись, - улыбка получилась немного виноватой. Он в самом деле надеялся, что нашел способ делиться своей силой. Но это оказалось не так.

Не так просто. Что-то все-таки было, в этих слезах. Как и в сказках о принцах и королевнах, пробуждающихся от смертного сна. Некое общее зерно, далекое от романтической мистики: со слезами передавалось не постоянное свойство, а лишь какая-то его составляющая, работающая одномоментно - вроде лекарства одноразового действия: мертвец оживает и тут же опять становится уязвим. Но и это было уже кое-что.

- Так мы собираемся все-таки куда-нибудь отсюда двигаться? - с делано бодрой раздраженностью спросила Бякса.

- Я бы предложил... - хрипло начал Мрумор, явно обрадовавшись ее почину, умолк, откашлялся и начал сызнова, на сей раз хорошо поставленным дипломатическим голосом: - Я бы предложил отправиться к нам на Роуэт, вы там сегодня уже были и имеете некоторое представление... А это место, согласитесь, вряд ли можно назвать подходящим для дружеской беседы. - Он тоскливо глянул по сторонам - невдалеке у границы поля все еще маячили железные солдаты, делая попытки ее преодолеть, - и вдруг добавил, не зловеще, а как бы в порядке информации:

- Здесь пахнет смертью.

Степан невольно кивнул, подразумевая не столько запах, а некое предчувствие, разлитое в воздухе, преследовавшее его во время пребывания на Острове. Даже когда их собственный маленький островок еще не подвергся экспансии, этот мир давил своей обреченностью, он словно был беременей ощущением стремительно надвигающегося конца.

- Насколько я понимаю, - сказал он псифу, - беседа нам предстоит не совсем дружеская, а скорее чисто деловая. Давайте называть вещи своими именами. И мне хотелось бы начать ее именно здесь - не из недоверия к вам, просто у меня на то имеются некоторые причины.

- Ну что ж... - Мрумор вздохнул, поежившись. Военный в нем только что, буквально на их глазах скончался, уступив место "профессору", и последнему, в отличие от первого, явно претило вести диалог на отравленной планете, в условиях практически прифронтовых. А слить в себе обе личности, образовав что-то среднее, он, очевидно, был не властен в силу такого вот своеобразного устройства психики его расы - на Земле, кстати, это назвали бы шизофренией, но как-то глупо было бы подходить к представителю иного вида со своими нормами. Спасибо уже и на том, что при всех отличиях у людей с псифами было все же, на удивление, много общего.

- ...Извольте, - сдался Мрумор. - Нам действительно крайне необходима ваша помощь. И мы заранее согласны заключить с вами договор на любых условиях.

- И в чем должна будет заключаться моя работа?

- В освобождении заложников, - сказал Мрумор.

Степан вспомнил, что и в Совете представитель псифов кричал что-то о неимоверном количестве заложников.

- Хорошо, если вы в состоянии будете выполнить мое условие, то я берусь вам помочь. Вы, помнится, говорили, что ваши планеты - самые чистые, ну, в экологическом плане?

- Да, псифы просто помешаны на борьбе с отходами и загрязнениями, что общеизвестно! - нетерпеливо подала голос Бякса.

- Замечательно, - кивнул Степан и выдал наконец сокровенное, словно из тяжелого орудия пальнул: - Тогда что вы скажете об Острове? Вам под силу было бы его очистить?

- Это и есть ваше условие? - спросил Мрумор с недоверием. Степан понял, что соглашение между ними вряд ли состоится - слишком уж непосильной была задача, и он это с самого начала прекрасно осознавал.

- В общем, да. - Этим его красноречие и ограничилось: глупо бьшо бы вдаваться в объяснения, как его угораздило дойти до столь высокого уровня сочувствия чужим проблемам. "Проникся", - как совершенно справедливо заметил Мрумор немногим ранее. Тот между тем ненадолго впал в размышление, а потом сказал:

- Вы запросили немалую цену за свои услуги.

Что-что, а уж это-то Степан понимал и только развел руками.

- Но данные мне полномочия позволяют ее принять, - сказал псиф.

- Так вы... действительно в состоянии возродить Остров? - не поверил Степан, хотя, казалось бы, на что он еще надеялся?

- Да простит меня ваша дама, но ее замечание являлось по меньшей мере дилетантским. ("Да какая она моя!" - возмутился про себя Степан, но вслух возражать не стал, поскольку определение "ваша" могло относиться просто к человечьему роду-племени.) Мы не только "помешаны", как она выразилась, на экологии, но и специализируемся на превращении не пригодных для жизни планет в обжитые. С отравленными мирами, как это ни странно, работать сложнее. Так что задача непростая, - сказал он, окидывая окрестности озабоченным взглядом, и закончил: - Но, думаю - решаемая.

Прорезавшаяся в его голосе к концу этого заявления оптимистическая нотка не так обрадовала Степана, как можно бьшо ожидать: что за проблемы такие назрели у псифов, ради устранения которых им не жаль бьшо заплатить подобную, в прямом смысле астрономическую цену?.. Способен ли он им помочь? Скорее всего Мрумор сильно преувеличивал его возможности под впечатлением только что виденного чуда "воскрешения из мертвых". Однако, даже если и так, этим следовало воспользоваться - пускай идя на обман, но в конце концов не в своих же корыстных целях!

- Вам должно быть известно, - сказал он, - что Остров является живым организмом, в прямом смысле этого слова, вернее, на данный момент - едва живым: он находится при смерти и угасает день ото дня. Поэтому договоримся так: вы приступаете к работе немедленно, а я, со своей стороны, не теряя времени, берусь за ваше дело. Ну как, согласны?

- Договорились, - ответил Мрумор, почти не раздумывая, что насторожило чуткого Степана: а ну как псиф задумал его провести? Собственно, действия самого Степана нельзя было квалифицировать как обман - он соглашался на работу с закрытыми глазами, еще толком не зная, в чем она должна будет состоять, лишь заранее опасаясь с ней не справиться, что бьшо в его положении вполне естественно. А Мрумор что-то уж очень легко шел на такой контракт, отваливая неслыханную плату за этого, выражаясь нелицеприятно, кота в мешке.

Имелся единственный очевидный выход.

- Я предлагаю подписать договор, - деловито сказал Степан, - в присутствии двух представителей Острова, - он кивнул на Склайса с Грумпелем, тем временем уже приканчивающих флягу, - и двух независимых свидетелей. - Эта роль отводилась, естественно, дамам, однако Бякса моментально вышла за ее рамки, шагнув к Степану и встав рядом с ним, наподобие адвоката.

- Для заключения подобных договоров существует Объединенный Галактический Центр по Соглашениям и Контрактам, - заявила она. - Если вы намерены оформить все по закону, то нам следует немедленно отправиться туда! - Она была весьма убедительна, хотя, кажется, главное, чего ей хотелось, - это убраться поскорее отсюда, и ради этого она готова была даже взять на себя функцию правозащитника при мужчине - то есть при представителе ненавистного ей пола.

- Именно это я и собирался предложить, - с достоинством сказал Мрумор.

- Ну так не будем терять время, - заключил Степан, готовый к немедленному отбытию. Но сначала ему пришлось объяснить Грумпелю со Склайсом смысл предыдущего разговора.

Друзья, давно уже смирившиеся с перспективой неизбежной гибели, не верили своим ушам - залетный гость из космоса, ничем особо здесь не одаренный, просто принятый ими по-дружески, мало того, что сумел в благодарность оживить одного из них, но еще и нашел способ дать новую жизнь их Острову!

А в то, что именно они - простые люди, бездомные островитяне - имеют честь представлять на переговорах свою планету, им, похоже, не верилось до тех пор, пока на столе в большом светлом зале, куда их перенесло чудесным способом, ими собственноручно не был подписан договор - бумага не только во всех отношениях солидная, но и сама по себе удивительная. Получив свой экземпляр, они убедились, что он не пачкается, не стирается и совершенно не мнется, но при этом легко складывается. Хотя написанный каллиграфическим шрифтом текст был им не понятен, однако смысл его стал ясен благодаря Степановым пояснениям (он тоже не мог прочесть документа, но большую его часть сам же и продиктовал, присовокупив, что тот остается в силе и в случае смерти Степана, а если таковой не последует, то псифы должны вернуть Ладынина на родную его планету, именуемую Земля).

Во время подписания обе стороны так и оставались вооруженными, словно группа налетчиков, поскольку никто здесь не потребовал у них сдать оружие. Собственно, тут никого и не было - лишь приятный женский голос, исходивший непосредственно от стола, задавал вопросы и давал указания по процедуре. В заключение голос напомнил, что один экземпляр остается на хранении в Центре, и проинформировал, что ждет сторону, нарушившую данный договор: ее ждало судебное преследование в соответствии со статьей за номером таким-то федерального закона о межрасовых соглашениях.

- Значит, все? Теперь нам можно и обратно?.. - спросил неуверенно Склайс, подергивая многострадальный балахон, путем пропускания пальцев в дырки (бумагу после совместного внимательного изучения припрятал у себя Грумпель).

- Да, - сказал Степан, ощутив нахлынувшее вдруг щемящее чувство расставания, и подтвердил: - Теперь можно. - Не удержался и обнял Склайса. А потом и Грумпеля. Затем снял с плеча и отдал ему свою пушку. Мрумор при этом переглянулся со своим сопровождающим, но оба промолчали.

- Ну, мы будем ждать, - сказал Грумпель, не уточняя, чего именно, но Степан понял - не только положительных сдвигов в состоянии своего Острова, просыпаясь каждое утро в сомнении и надежде, они будут ждать, но и его, Степана Ладынина, быть может, с неофициальным визитом. Сейчас он был уверен, что когда-нибудь обязательно навестит их.

- Не стоит отправлять их на то же самое место, - сказал он Мрумору, понимая, что на покинутом ими островке могут еще рыскать выжиматели. - Можно сместить точку прибытия на пару километров? - спросил он.

- Это возможно, - сказал Мрумор, - только объясните, что такое "километров"?

- Ну... - Степан помолчал, подыскивая сравнение, и наконец нашел: Примерно на две тысячи ваших больших шагов.

- Удобная мера длины, - сказал псиф, как показалось Степану, с улыбкой, производя одновременно какие-то манипуляции на ручном браслете, до того скрытом под густой шерстью. Потом он ткнул рукой в направлении "островитян".

- И брыдла обязательно с собой захвати, когда... - кивая на Арл, говорил в это время Грумпель; фраза еще висела в воздухе, но закончить ее было уже некому: Грумпель и Склайс, а с ними Арл и Бякса исчезли. Немножко похоже бывает, когда перед твоим носом неожиданно выключают телевизор, оборвав на полуслове полюбившихся тебе героев. Но телик можно опять включить и узнать, что с ними стало дальше.

- А женщин-то вы куда отправили? - озадаченно спросил Степан.

- Туда же, на Остров, - невозмутимо ответил Мрумор. - Мы не были связаны с ними никакими обязательствами. К тому же одна из них предала вас сатаяле: не успев захватить вас на Морре, сатаяле сумели найти и обработать женщину, которая вас туда отправила...

- Да вы что! - заорал Степан, очень ясно себе представив безо всякого телевизора, как драконица с Бяксой вновь оказываются на Острове и, не имея возможности оттуда выбраться, пытаются сначала "взять верх" над Склайсом и Грумпелем, а потом начинают внедрять в тамошние одичавшие массы свою феминистскую пропаганду. Чего доброго, еще и матриархат спровоцируют - с Бяксы станется.

- Мало ли кто кого предал! Может, у нее арахнофобия, - сказал Степан, способный понять и даже посочувствовать женщине, оказавшейся в паучьих лапах. И потребовал: - Верните-ка их немедленно обратно!

- Я-то верну, - сказал Мрумор, - но вы-то как будете?.. - Очевидно, он имел представление, каково это - иметь дело с феминистками. Ведь на Морре были и представительницы их расы.

- Уж как-нибудь, - смело сказал Степан и повторил с нажимом: - Верните!

- Ладно, ладно... - пробормотал псиф, уже понявший главное - Степану Ладынину почему-то необходимы эти две такие разные, к тому же воинствующие дамы. Зачем? Левр-Покровитель его знает. Собственно, для чего мужчине могут быть нужны женщины, Мрумор догадывался, вот только предводитель псифов был не обделен умом и понимал, что данный случай не очень-то вписывается в столь элементарный расклад. Впрочем, эту дополнительную мелкую просьбу он готов был выполнить - ради того дела, что он в ближайшее время намерен был поручить Степану.

Потыкав опять в свой браслет, псиф махнул небрежно мохнатой лапой.

И женщины явились: растерянно озирающаяся Арл возникла на своем прежнем месте, тут же появилась и Бякса с перекошенным от возмущения лицом. Вот кого Степан с удовольствием оставил бы там, куда ее отправили, если бы не его забота о будущем друзей, обещавшем в ее компании стать не больно-то радужным.

- Вы хотели нас запугать, кинув обратно в гиблый мир вместе с этими дикарями? Имейте в виду, что еще одна такая попытка дорого вам обойдется! заявила она, обращаясь к Степану, хотя именно его должна была бы благодарить за свое практически немедленное оттуда возвращение.

Он не счел нужным давать ей по этому поводу объяснения - Склайс и Грумпель успешно вернулись домой, вот то единственное, что он уяснил для себя из ее слов. Степану хотелось верить, что эта пара дорогих ему островитян и в дальнейшем окажется не по зубам выжимателям. А если псифы, согласно договору, сумеют очистить планету от смрада и нечистот, то вскоре с ее обновленного лица сгинет и сама идея "выжимательства". .

Даст бог, друзьям еще предстоит пожить в радости на своем возрождающемся Острове. В немалой степени это сейчас зависело от него: за их счастье ему только еще предстояло заплатить. Однако не так уж и много в сравнении с избавлением от гибели целой планеты - всего-навсего работой по специальности.

У смертников, как правило, бывает одна глобальная задача и очень короткий послужной список, практически ею и ограниченный.

Но Степан пока продолжал оставаться исключением.

Глава 5

ТЕРРОР В КОСМОСЕ

Что есть в нашем понимании разум? Рискнем предположить, что это такое состояние материи, когда она, пытаясь постигнуть самое себя, открывает законы мироздания и пытается по-возможности использовать их для своих нужд. Однако есть мнение, что, встретив во вселенной братьев по разуму, мы запросто можем попасть впросак, будучи не в состоянии разобраться - разумны ли они?.. А есть и другое - все во вселенной взаимосвязано, посему в глубинах космоса имеется вероятность рано или поздно столкнуться с теми же проблемами.

Что касается проблемы, которую раса длинношерстых медведей, позаимствовавших свой цвет у неба, предложила решить Степану Ладынину - здесь отдавало взаимосвязью из того ключа, откуда проистекает массовое горе-злосчастье.

Начать с того, что в деле оказалась замешана еще одна раса - неких мозжоргов, космических бродяг и разбойников, лишенных собственной родины. Такое определение дал им Мрумор, не заострив внимания на том, как выглядят мозжорги и по каким причинам они лишились своей планеты. Это все, как он дал понять, были малозначительные подробности, а Мрумор торопился поведать о главном: мозжорги захватили космическую станцию псифов, где в их распоряжении оказались, ни много ни мало, семьсот восемнадцать тысяч сто двадцать три заложника.

На удивленный вопрос Степана, как там могло поместиться столько, образно говоря, народу, Мрумор ответил, что речь идет не о простой станции, а о космическом сооружении особого "закрыто-планетарного" типа. Псифы, оказывается, так далеко пошли в вопросах сохранения природной среды и чистоты экологии, что покинули поверхность большинства своих планет, чей лик так или иначе загрязнялся продуктами их цивилизованной жизнедеятельности, и удалились жить на станции, дрейфующие по тщательно выверенным орбитам вблизи оставленных ими миров. Одну из таких обитаемых станций, расположенную вблизи планеты Флопсам, и захватили мозжорги.

- Чего же они хотят? - задал Степан вполне закономерный вопрос. - Им, наверное, нужна станция? - рискнул предположить он, подумав о том, что действия мозжоргов могли быть обоснованы стремлением обрести в космосе хоть что-то, похожее на настоящий дом.

- Да вы смеетесь! - псиф даже встряхнулся, возмущенный недогадливостью собеседника. - Зачем им сдалась какая-то станция, будь она хоть идеально приспособлена для жизни, когда рядом находится одна из прекраснейших планет галактики, никем не заселенная, ставшая благодаря нашим многолетним усилиям подлинным раем для существ с белковой организацией! Планета, естественно, находится под охраной спутниковых комплексов, и самовольная посадка на нее невозможна. Понимая обреченность таких попыток, эти головорезы захватили заложников и теперь, угрожая их жизни, требуют от нас разрешения поселиться на Флопсам!

Его речь прервал злой смех, сухой отрывистостью напоминавший пулеметную очередь. Смеялась Бякса - пора уже сказать, что она присутствовала при этом разговоре, происходившем в тех самых покоях Мрумора, где когда-то оказался "спеленутый" Степан. В отличие от драконицы Арл, сразу по завершении "островной" эпопеи отбывшей на родную планету, Бякса выразила желание остаться со Степаном. Поначалу он был категорически против, вовсе не желая иметь под боком эту язву, порывавшуюся убить его еще на Морре. Но, выслушав ее доводы и поразмыслив немного, согласился на сотрудничество с этой во всех отношениях неприятной ему особой, кстати, удосужившись наконец спросить ее имя. К его удивлению, оно оказалось довольно благозвучным - Туаза. Так вот, к вопросу о том, что заставило Степана смириться с ее присутствием: она служила когда-то в органах межпланетной безопасности и могла дать неплохой совет там, где он был полным профаном. Сейчас он подумал о том, что Бякса к тому же в недавнем прошлом была разбойницей и наверняка владела какой-то полезной информацией о своих "братьях по цеху", что подтверждал ее обидный смех, относившийся, видимо, именно к ним.

- Это мозжорги-то головорезы? - произнесла Туаза, презрительно изогнув бровь. - Эти мягкотелые флибустьеры, называемые еще в насмешку рыцарями космических дорог? Да ни один уважающий себя разбойник не станет иметь с ними дела, ведь всем известно, что мозжоргам претят сами понятия обмана и предательства! Почему вы не хотите пустить их на свою планету? - в лоб спросила она. - Они и мухи не обидят, стоит только вам предоставить им клочок земли, где они могли бы спокойно жить!

- Пока что они собираются взорвать более семисот тысяч наших собратьев, мрачно ответствовал псиф. - Неплохо для существ, которые не обидят и мухи!

- Просто обстоятельства приперли их к стенке, - гнула свое Туаза. Попробуйте-ка десятки лет мотаться по космосу, не имея своей земли, своего дома!

- Обстоятельства, говорите? - взъершился Мрумор, распухая на глазах, становясь похожим на наэлектризованный меховой шар. Скорее всего в гневе у него самопроизвольно срабатывал рефлекс, имевший целью устрашение противника - будь то подлинный враг или же оппонент в споре. Не хотите ли вы сказать, что эти обстоятельства заставили их раскатать губы на одну из наших лучших планет?

- А вы не пробовали предложить им какую-нибудь другую планетку, похуже? спросил Степан, надеясь заодно отвлечь на себя внимание спорщиков и ослабить грозовую атмосферу.

- Что значит "предложить"? - искренне вознегодовал псиф. - Мы не собираемся пускать разных проходимцев на свои планеты! Не забывайте, что ради сохранения наших миров в первозданной чистоте мы сами себе отказываем в удовольствии жить на них!

- И кому тогда, позвольте спросить, нужна эта чистота? - спросила Туаза с холодной насмешкой. Она словно поставила себе целью раздразнить в псифе хищного зверя - о, уж по части доведения мужчин до состояния озверения Бякса была мастером экстра-класса! - и с последней фразой ей это почти удалось: распушившийся сверх всякой меры, Мрумор не стал, правда, рычать и показывать зубы; как и полагается интеллигенту, образ коего сейчас в нем, на счастье, превалировал, он задохнулся от возмущения и временно потерял дар речи, чем немедленно воспользовался Степан, прекрасно понимавший, насколько это неблагодарное занятие - критиковать чужой образ жизни. Следовало прекратить бессмысленную перепалку, грозящую вот-вот перерасти в международный скандал:

- Итак, на планету вы мозжоргов пускать не собираетесь ни при каких обстоятельствах, - быстро сказал он, уводя разговор от опасной темы.

- Не может быть и речи, - буркнул все еще ощетиненный Мрумор.

- Значит, этот вариант отпадает. Насколько я понимаю, у вас уже есть какой-то план, связанный со мной, верно? Ради этого мы, собственно, и собрались. Надеюсь, я не покажусь слишком нетерпеливым, если попрошу вас наконец-то его изложить?

- Хм-м, ну да, конечно... - Шерсть на псифе медленно опадала. Намеренно не глядя на Туазу - кажется, перспектива "озверения" при дальнейшей беседе с ней и самого его не радовала, - Мрумор стал рассказывать, в чем, по мнению их экспертов, должна будет заключаться миссия Степана Ладынина.

Его предполагалось заслать на станцию в качестве парламентера представителя незаинтересованной расы. Он должен будет выслушать их аргументы, само собой, попробовать разубедить, что, само собой, не получится, тогда надо будет попросить отпустить с ним тысячу-другую заложников, от чего они тоже наверняка откажутся.

На самом деле основная ставка делалась на то, чтобы он просто оказался там, в недрах станции. Расчет был прост: неважно, что он им будет говорить, но с появлением там Степана взрыв станции становился маловероятен, что сводило на нет основную угрозу, выдвигаемую мозжоргами. Правда, если реакторы не взорвутся по каким-то (скорее всего по техническим) причинам, у мозжоргов еще оставалась возможность разгерметизировать отсек с заложниками (при слове "отсек" воображение Степана нарисовало тесное пространство, забитое до потолка несчастными псифами в количестве более семисот тысяч). Во избежание такой развязки для Степана было предусмотрено два варианта действий: отдать самого себя в заложники, чтобы оказаться в том самом отсеке, в результате чего он, естественно, не разгерметизируется (Степан тут же представил себя втиснутым в плотное шерстяное месиво, наполнявшее под завязку названное помещение), либо, если мозжорги не примут его благородной жертвы, проникнуть туда самостоятельно: С этой целью ему на специальном экране был показан план станции с указанием служебных и коммуникационных ходов: их было великое множество, но наиболее удобные для проникновения в узилище, оказавшееся не таким уж маленьким, занимавшее всю центральную часть станции, были отмечены красным цветом.

Внимание Степана привлекло отдельное, сравнительно небольшое помещение, тоже горевшее красным. Не успел он задать вопрос, как подала голос Туаза, что-то долго пребывавшая в молчании.

- А это что за комната? - спросила она требовательным тоном, словно это именно ей предстояло в ближайшем будущем там оказаться.

Мрумор принялся отвечать, обращаясь при этом к Степану и демонстративно игнорируя Туазу. Выделенный сектор являлся центром управления станцией, и его захват был уже пределом мечтаний, к сожалению, практически не достижимым для неопытного агента, работающего к тому же в одиночку и без оружия. На всякий случай Мрумор вывел на экран изображение системного пульта управления станцией и принялся объяснять, как действовать, если Степан до него все же доберется: главное тут было - отключить генератор антитрансверсионного поля, тогда через восемь макров (по примерному объяснению - минут) пространство разгладится, и на станцию сможет трансверсироваться десант. Но требовалось уследить, чтобы зачинщики не смылись, тоже воспользовавшись трансверсией.

- Почему вы сказали "в одиночку"? - властно прервала его объяснения Туаза.

Мрумор застыл на мгновение с открытым ртом, затем с лязгом захлопнул челюсти и сделал глубокий вдох через нос - так иногда поступают и люди, считая при этом мысленно до десяти. На этот раз даже Степан поморщился - что ему больше всего не нравилось в Бяксе, так это ее неистребимо командный тон.

- Не вижу смысла ему отдаваться в заложники, когда существует реальная возможность захватить управление станцией, - сказала она. - Для этого, согласна, необходимы как минимум двое. Поэтому я пойду с ним.

- Нет! - воскликнул Степан, не дожидаясь, как по этому поводу выскажется Мрумор. Вот уж на что он точно не подписывался - так это выполнять задание, находясь под командованием стервозной бабы. А что она примется во время операции командовать - уж это будьте-здрасьте, ей только дай, а ежели не дашь зубами вырвет, с мясом. Она уже и теперь вовсю пыталась распоряжаться, словно позабыла невзначай, что находится здесь на правах всего лишь консультанта.

- Я привык работать один, - пояснил он для приличия и, не сдержавшись, добавил не слишком-то мягко: - Вы мне будете только мешать. Поэтому, хотите того или нет, но вы останетесь здесь или, если желаете, отправляйтесь восвояси.

После такой - впрочем, достаточно гуманной - отповеди он ощутил глухое раздражение, заранее ожидая нападок с обвинениями в дискриминации по половому признаку: этим они, суфражистки, во все времена и козыряли, пытаясь сначала повсюду лезть и управлять делами, в которых ни черта не смыслят, а потом крича на каждом перекрестке, что их-де ущемляют в правах. Но Туаза, она же Бякса, каковое имя подходило ей куда больше, повела себя несколько иначе.

- Ну, это мы еще посмотрим, - решительно выдала она, после чего очень кстати умолкла и вообще замкнулась.

Степан, не очень-то уяснивший, что может означать сие заявление, переглянулся с Мрумором. "Я же предупреждал, что с этой дамой придется туго, ну почему вы мне не поверили?" - говорил тоскливый взгляд псифа.

- Ладно, - сказал ему Степан, подразумевая при этом: "Ерунда, чего там еще смотреть, нечего ее бояться". - С моим заданием понятно, - сказал он. - Теперь объясните, что вы станете делать, когда я окажусь внутри.

- К сожалению, мы не можем снадбить вас прибором связи - на входе туда вас просканируют и все отберут. Поэтому после вашего проникновения мы переждем некоторое время. Ну, а потом, если от вас не поступит сигнала из центра управления, будем брать станцию штурмом.

Степан хотел спросить, что в случае успеха Операции ожидает мозжоргов, поколебался мгновение и не стал. Все же по большому счету он сочувствовал этим "захватчикам поневоле": до чего же надо было истосковаться в звездных странствиях по родному уголку вселенной, который можно было бы назвать теплым словом "дом", чтобы заварить такое грандиозное и явно безнадежное предприятие. А ведь с этими бездомными террористами вполне можно было договориться, стоило псифам отступить от принципа "своей земли не отдадим ни пяди", тем паче что на кону жизни сотен тысяч их соплеменников, а земля-то все равно пустует. Но при одном только упоминании о такой возможности Мрумор начинал ершиться. И все же Степан предпочел бы обрабатывать его именно в этом плане, если бы не подписанный априори договор. Если бы не погибающий Остров, спасти который было под силу только псифам.

"А вот интересно, - спрашивал он себя, - если бы ты знал, что, спасая живую планету, родину твоих друзей, ты тем самым подписываешь смертный приговор галактическим скитальцам, "рыцарям космических дорог", вынужденным отчаянно бороться за то, что дано от рождения каждому живому существу во вселенной просто обрести родину и дать ее своим детям?.."

Вновь жизнь подкинула ему выбор - не между добром и злом, не между благородством и подлостью, а когда из двух зол надо было выбирать меньшее. А какое из них меньшее? И существуют ли градации для подлости?..

Однако он не спал уже чертову уйму времени - сменяя планеты, трудно было уследить за бегом часов, но с последней ночевки на Острове прошло уж, наверное, никак не меньше суток. Благо, что для отдыха перед акцией ему предоставили уютную спальню, и благо, что не пришлось делить ее с Туазой - Мрумор был достаточно прозорлив, чтобы уложить их в разных покоях.

Хотя потом, за завтраком - обильным, но торопливым, - Туаза, непривычно молчаливая, сидела со Степаном рядом. Не покидала она его и во время последнего инструктажа. Напрасно взъерошенный Мрумор бросал на нее время от времени настороженные взгляды - Бякса упорно молчала, словно воды в рот набрав. Степан решил, что она смирилась, поскольку ничего другого ей в данной ситуации не оставалось, а теперь просто пытается "сохранить лицо" - ну что ж, похвальным было уже то, что она не устраивала по этому поводу визга и не закатывала истерик. Тогда барышню пришлось бы удалить в отдельное звукоизолированное помещение. А так оставили, сейчас было совсем уж не до нее.

Степан полагал, что на станцию его телепор-тируют, точнее, трансверсируют, каковой метод перемещения в пространстве успел уже стать для него привычным - к хорошему, как бы ни было оно удивительно, быстро привыкаешь. Однако в данном случае все оказалось не так просто: моз-жорги, опасаясь то ли десанта, то ли еще чего, закрылись антитрансверсионным полем, и попасть к ним стало возможно только естественным способом: на корабле, путем пристыковки через шлюз.

Поэтому сначала пришлось "скакнуть" всей компанией на военный крейсер, дрейфующий в космосе, в относительной близости к захваченной станции.

Если судить по простору внутренних помещений и запутанности ходов между ними, крейсер был огромен и при этом кишел псифами в боевом облачении. Мишки, одетые в броню, в длинных масках устрашающего дизайна, делающих их чем-то похожими на анубисов(1), выглядели даже внушительнее, чем "терминаторы", штурмовавшие островок. Не приходилось сомневаться в том, что здесь вовсю готовятся к атаке.

1 - Анубис - в егип. мифологии бог - покровитель умерших, выглядел как человек с головой собаки.

Их встречал сам командующий Объединенных Космическими и Десантными Силами Империи - так Мрумор представил невысокого, с серебристым оттенком шерсти псифа, вошедшего стремительным шагом в центральный зал, где прибывшие вскоре оказались. Подчиненные обращались к нему просто "Командующий", что само по себе звучало достаточно всеобъемлюще и придавало носителю звания куда больший вес. А попробуйте-ка произнести, допустим, "командующий Петров", и изрядной доли трепета как не бывало, поскольку становится очевидно, что не один он, этот Петров, такой всевластный, имеются где-то поблизости и другие командующие, какие-нибудь там Ивановы-Сидоровы.

Командующий, что неудивительно, был в курсе предстоящей операции, знал он также и о том, какая роль отводилась в ней человеку-смертнику по имени Степан Ладынин. Что любопытно: поначалу Командующий разглядывал двоих людей так, словно затруднялся определить - кто из прибывших с Мрумором гуманоидов и есть искомый Степан Ладынин.

Степана кольнула легкая обида: "Ну не знаешь ты меня в лицо, это понятно, но неужто не видно, кто из нас мужик, а кто Бякса? Тьфу ты, баба?" Тут же он вспомнил Морру, где единственный раз видел женщину-псифа, и подумал: "Впрочем, если бы их женщины не были окрашены в розовый цвет (или не красились в таковой), я тоже не сразу отличил бы Командующего от той медведицы, что обеспечила меня на плато мебелью".

Реабилитировав таким образом в собственных мыслях Командующего, Степан кивнул и назвался, разрешив сомнения псифа, но их знакомству не суждено было продлиться долго: как выяснилось, согласование со станцией по поводу переговоров уже было достигнуто, и там с нетерпением ожидали прибытия парламентера.

- Вы уже ознакомлены с сутью задания? - спросил Командующий, пристально, с ног до головы оглядывая Степана, как будто в поисках чего-то необычного. Если так, то его ждало разочарование: все люди для псифа были скроены по одной мерке, и этот, якобы заговоренный от смерти, не составлял исключения. Получив на свой вопрос утвердительный ответ, псиф сказал:

- Помните, что главное для вас - это во что бы то ни стало оставаться там. Попытайтесь, конечно, попасть в отсек к заложникам, но, если это не получится, сделайте все, чтобы вас не спровадили со станции.

О том, что желательно было бы захватить контроль над центром управления, он даже не заикнулся: очевидно, на такую удачу тут не рассчитьь вали вовсе, предполагая брать станцию штурмом - лишь бы она при этом не разлетелась на куски, что и должно было обеспечивать присутствие там Степана.

Получив, образно говоря, благословение Командующего, Мрумор, Бякса и Степан отправились в сопровождении ординарца к десантной палубе, где для парламентера был подготовлен одноместный бот - один из сотен, пришвартованных в шлюзовых ячейках вдоль борта. Только с этого было полностью снято вооружение.

Разглядывая небольшой ромбовидный аппарат, весьма далекий по форме от тех транспортных средств, с которыми ему доводилось на своем веку иметь дело, Степан поначалу слегка озаботился: он уж было подумал, что ему еще предстоит осваивать принципы управления, чтобы самостоятельно вести бот к станции. Но ординарец тут же пояснил, что на борту имеется автопилот, в который уже заложена необходимая программа. Пассажиру остается только занять кресло, пристегнуться и нажать определенную клавишу. После этого ничего больше трогать не рекомендуется: все дальнейшее, вплоть до пристыковки на станции, произойдет само.

Прощания как такового не было. Лишь Мрумор позволил себе, подойдя к Степану, мощно встряхнуть его за плечи - давай, мол, бесшерстый, не подведи, на тебя, мол, вся наша надежда. Кивнув ему - дескать, постараюсь, Степан забрался внутрь машины, плюхнулся в большое пилотское кресло, рассчитанное на габариты псифа и занимавшее большую часть внутреннего пространства, и произвел необходимые действия - то есть пристегнулся и нажал нужную кнопку.

Крышка над ним начала опускаться, когда он вдруг вспомнил о Туазе, выпавшей из поля его зрения еще по дороге к причалам, и поискал ее глазами среди тех, кто стоял за задвигающейся шлюзовой дверью. Там были только псифы, что заставило Степана встревожиться, но лишь слегка: возможно, она затерялась среди этих меховых громадин, а может быть, просто стояла в стороне, потому ее и не было видно. В любом случае беспокоиться о ней было уже поздно, а скоро ему стало и вовсе не до нее.

Из окружающего шлюза откачивался воздух, каковой процесс занял очень мало времени. Затем наружные створки разошлись, и аппарат со Степаном выстрелило в космическое пространство.

Поскольку руля управления трогать не рекомендовалось (да и не хотелось), он вцепился в широкие, неудобные для человека подлокотники, на миг позабыв о том, что плотно пристегнут и держаться ему совсем необязательно.

Похожее чувство возникает на головокружительных аттракционах - вираж в бездне, мгновенная потеря ощущения верха и низа, звездный круговорот и гигантское тело крейсера, загородившее космос, чтобы, пронесясь над твоей головой, вновь открыть его распахнувшимся в новый потрясающий вид. Теперь перед Степаном поворачивалась планета, похожая на Землю, как ее изображают из космоса. Но ведь это не было изображением - впервые такое зрелище предстало ему вживую! Да еще в одиночном полете, первом в его жизни, когда и без того захватывает дух и хочется заорать, не совсем понятно отчего - то ли от радости, а то ли от страха.

Захваченный лавиной новых ощущений, Степан не сразу понял, что это за серый огурец, необычайно пупырчатый, весь в замысловатых насадках образовался в поле его зрения и медленно проплыл в центр обзора, при этом с каждой секундой увеличиваясь в размерах. Потом он сообразил, где ему доводилось видеть данный овощ - не только целиком, но и в разрезе. Нет, не на тарелке, а на экране в кабинете у Мрумора.

Конечно же, это была станция. И путь Степана лежал к одному из пупырышков - он пока не знал, к какому из них, помнил только, что именно там располагаются шлюзы для приема малых кораблей. Его автопилот, снабженный четкой программой, не колеблясь и не сбавляя хода, вел бот к определенной цели. Станция все разрасталась и разрасталась, захватывая пространство впереди - огромная, как планета, на которую можно падать долго-долго, прежде чем грянешься о ее поверхность. Именно это ощущение, что его сейчас со всего разлета влепит в поверхность, преследовало Степана, но металлический бок словно бы проваливался, отступая, при этом стремительно обрастая все более подробными деталями, в числе которых были и узкие пушечки, все без исключения глядящие на Степанов кораблик, внимательно отслеживая его полет.

Но вот наконец бот резко тормознул, повиснув напротив того, что издалека выглядело пупырышком, вблизи же оказалось чем-то наподобие башни крупной обсерватории. И раскрылось сооружение очень похоже: купол треснул посредине и разошелся, пропуская кораблик во внутреннее помещение, довольно просторное, но показавшееся Степану каким-то тесным после объятий огромного, без конца и края, космического простора.

Створки позади сомкнулись, отсекая его от безбрежности, запирая среди белых стен. Тут же появилась гравитация - Степан вновь почувствовал тяжесть своего тела, до сих пор прижатого к креслу только благодаря ремням. Через некоторое не слишком продолжительное время стена, расположенная перед ним, пошла вверх. Почти одновременно его кораблик открылся, и сразу погасли огоньки на пульте - программа по доставке пассажира в назначенное место была успешно завершена.

Вопреки ожиданиям Степана, за уехавшей стеной никого не оказалось. "Не встречаете - и не надо", - подумал он, выбираясь из бота, и пошел вперед в полной уверенности, что свободно разгуливать ему здесь все равно не позволят. Рано или поздно непременно объявится вооруженный конвой - и скорее рано, чем поздно.

Едва он вышел из шлюза, как дверь позади опустилась. Тут Степан обнаружил, что вновь находится в закрытом помещении, немного меньшем по объему. Достигнув в некотором замешательстве его центра, он вдруг почувствовал, как нечто невидимое сжало его со всех сторон - не до боли, но довольно жестко, не позволяя шевельнуться. В голове родилась смутная ассоциация... Ах, да! Похожие ощущения он испытывал на Морре, будучи прижатым к скале - только тут его не прижали, а сжали. И тоже, как и тогда, практически сразу по прибытии. Когда это случилось там, он вскоре услышал бесхозный голос. Неужели и здесь?..

- Что за прибор наводится у вас в районе головы? - раздался над ним в это время хрипловато-вибрирующий голос, непонятно - мужской или женский, похожий скорее на компьютерную имитацию.

- Это переводящее устройство, - сказал Степан, вспомнив предупреждение Мрумора о том, что его на станции будут сканировать и все отберут. - Оно не представляет опасности, необходимо просто для того, чтобы мы поняли друг друга. Без него наши с вами переговоры станут попросту невозможны.

Вновь воцарилась тишина - не слишком обнадеживающая. Зато что касается бесхозных голосов - он попал в точку. Собственно, и ситуация была почти идентичной - опять визит с дипломатической миссией, и снова посланника встречают силовыми приемчиками.

"Неужели меня и здесь не пустят дальше прихожей?.." - Степан, спеленутый силовым полем, только озабоченно морщил лоб: не меры ему были страшны, а такая вот полная изоляция. Правда, при этом легко выполнялась его основная миссия оставаться во что бы то ни стало на станции. Но цель-то была в спасении заложников, а этот периферийный, наглухо закрытый сектор, где он теперь находился, вполне мог уцелеть при взрыве, оставшись неразгерметизированным. Выходит, что его присутствие здесь никого бы не спасло. И ломать голову было пока что бессмысленно: следовало дождаться разговора - пускай хоть и в спеленутом состоянии. А там...

Он вдруг ощутил, что незримые путы исчезли. Уже одно это было отрадно, а в следующую секунду перед ним открьшась дверь - открьшась-то она открьшась, но за порогом по-прежнему никого не было.

"Еще какие-нибудь проверки? Может быть, прочтение мыслей?" - подумал Степан, входя туда: за свои мысли он не опасался, поскольку мыслил он на русском, нашем Великом и Могучем, - поди-ка, мозжорг, прочитай!

Однако здесь уже начинался коридор - широкий, с большими дверьми, конечно, ведь станция принадлежала псифам, и все здесь было им под стать. Лишним будет говорить, что коридор этот оказался абсолютно пуст, а все двери - закрыты. Степан направился вперед, вспоминая виденный им у Мрумора план и прикидывая в уме, куда его так ненавязчиво препровождают? Ничего у него не вышло - было ясно только, что он находится в каком-то из боковых служебных ходов, опутывающих станцию по периметру.

Степан шел до тех пор, пока не уткнулся в стену. Дальше пути не было, а ответвлений в этом коридоре не имелось.

- Это как же понимать? - спросил Степан, задрав голову.

Ответа не последовало. Зато справа раздался шорох - в стене открылась дверь, за которой оказалось небольшое круглое помещеньице. Само собой - пустое. "Если они хотят запереть меня в этой конурке, то могли'бы хоть табуреточку поставить", - вздохнул про себя Степан, вступая туда. Дверь за ним моментально задвинулась, словно за мышью, пришедшей единственным открытым ей путем в ловушку.

- Ну, что теперь? - спросил он, оглядывая стены, не носившие ни малейших следов спрятанных тут переговорных и подглядывающих устройств. Лишь справа располагалась сенсорная панелька. Он протянул к ней руку, и в этот момент ощутил легкое головокружение - сознание затуманилось на миг и тут же вновь прояснилось, после чего дверь "мышеловки" отъехала.

Оказавшийся снаружи коридор был явно не тот, что прежде: по всей видимости, кабинка являлась чем-то вроде лифта, а точнее, телепортера. Слов нет - полезное приспособление для такой супергигантской станции, если бы еще знать, в какую часть этой махины его "телепортнуло"?..

Степана продолжали куда-то вести - не сказать, чтобы силком, просто не оставляя иного выбора: все боковые ходы по пути были по-прежнему перекрыты, все двери заперты. Пожалуй, не возбранялось повернуть назад, тогда его, наверное, тем же макаром препроводили бы обратно и выпустили бы наружу его бот. Только с какой стати он стал бы возвращаться? Разве что с перепугу-но это ни к чему. И Степан шел вперед, пока дорога не привела его в небольшой, мягко освещенный зал, где в центре стояло металлическое кресло - первый предмет мебели, встреченный им на пути. Дверь позади закрылась.

"Стало быть, здесь". С этой мыслью Степан прошел в центр зала и опустился в кресло. Трудно сказать, чего он ожидал - скорее всего просто голоса, к чему уже был привычен, но могла же, например, в порядке исключения возникнуть голограмма, или, допустим, это кресло телепортиро-валось бы вместе с ним прямиком туда, где уже сидят в ожидании полукругом главари мозжоргов. Еще его могло приковать силовым полем - тогда, возможно, они осмелились бы явиться сюда сами.

То, что произошло далее, его немного удивило: сначала это походило на ослепительную вспышку, а мгновение спустя Степан увидел, что вокруг него выросли стены, сияющие багрово-белым пламенем: словно раскаленные плоскости выхлест-нулись со всех сторон, полностью отгораживая его от остального зала, не позволяя увидеть...

Почему-то только теперь, лишенный возможности видеть тех, с кем ему предстояло вести беседу, но, сообразно логике, не суждено было договориться, он пожалел о том, что заранее не полюбопытствовал - а как эти самые мозжорги, собственно, выглядят? Сейчас он слышал только, как отъезжают двери и кто-то входит. Кто-то, скорее всего Степана видящий и постоявший немного в молчании, начал задавать вопросы:

- Говорите, пожалуйста, с чем вы к нам пришли? - голос был тот же самый, что уже возникал при "обыске".

- Если не возражаете, - сказал Степан, - я хотел бы сначала спросить, к чему вся эта конспирация? С тем же успехом мы могли бы поговорить и в предшлюзовой зоне.

- Надо было сказать, что вы хотите говорить там, - ответили ему.

- Я не хотел говорить там, я надеялся кого-то увидеть! - горячо воскликнул он.

- Это - место для разговора, - сказали ему. - Вы - независимая сторона. Вас проводили сюда. С псифом говорили бы там.

Следовало понимать, что ему оказали честь уже тем, что позволили войти на станцию. Что же касается личного общения безо всяких изолирующих спецэффектов как видно, господин парламентер находился под подозрением в пособничестве врагу, так что его сочли за лучшее держать за непроницаемой и скорее всего убийственной преградой. Но оскорбляться и лезть в бутылку, пожалуй, не стоило в конце концов он находился здесь вовсе не ради счастья лицезреть их физиономии.

- Итак, с чем вы к нам пришли? - терпеливо повторил скрытый световой стеной собеседник.

- Начну с того, - заговорил Степан медленно, взвешивая каждое слово, - что приложил все усилия, дабы убедить псифов удовлетворить ваши требования, глубоко мне понятные. Но оказалось, что я имею дело с фанатиками. Худшей расы для этой акции вы не могли выбрать. Они готовы скорее возродить к жизни чью-то полумертвую планету, чем пустить вас жить на свою.

- Они делали вам какие-то предложения? - в сообразительности мозжоргам нельзя было отказать, но Степана это не смутило.

- До меня дошло, что подобное предложение прозвучало от них в Совете.

- И ваша раса могла быть той, которая его приняла. Мы подозреваем вас в содействии псифам, - сказал собеседник. Что ж, по крайней мере честно.

- Это ваше право, - сказал Степан. - Но в таком случае разве я стал бы вам об этом говорить? Я безоружен, я в ваших руках, и если вы в чем-то подозреваете мою расу, то можете взять и меня в заложники...

Вместо ответа до него донесся шум, звуки шагов и приглушенные голоса. Переводчик улавливал лишь отдельные фразы: "...Еще один... Просит впустить... Важную информацию... Пытаются сбить... Вооруженный... На запрос... Посоветовали уничтожить..." Затем все стихло, и у Степана создалось впечатление, что он остался один.

- Эй, где вы там? - позвал он на всякий случай. - Вы меня слушаете?

Никакого ответа.

Произошедшее наводило на разные подозрения, но сейчас он предпочел подумать о другом: ему тут не доверяют и, возможно, считают диверсантом от продавшейся псифам расы, а значит, вряд ли станут слушать всерьез и почти наверняка не возьмут в качестве заложника - кому он нужен в единственном числе, когда тут такие масштабы, да к тому же может статься, что он - весьма опасный тип, какой-нибудь смертник-самоубийца, заранее списанный в расход. Так что его, вероятно, очень скоро спровадят тем же путем, в качестве исключения могут даже вывести под белы рученьки или, что еще хуже - выпереть с помощью силового поля, которому не больно-то посопротивляешься.

Короче говоря, что бы там ни произошло (а у Степана имелись некоторые догадки по этому поводу), сейчас сложилась, быть может, единственная удобная ситуация, когда еще возможно было что-то сделать.

Он встал из кресла и сделал шаг вперед, к раскаленному барьеру. На миг им овладел животный страх, дыхание пресеклось - пускай он и не страшился гибели, но как, оказывается, нелегко было заставить свое живое тело, еще, между прочим, необходимое ему для этой миссии, преодолеть такую преграду. "Тут главное решиться, это как в ледяную воду или в огонь..." - подумал Степан, бросая себя вперед.

Он чуть было не зажмурился, но в этом, оказывается, не было нужды: смерть-поле погасло за мгновение до того, как он должен был его коснуться. Зато заискрило в нескольких местах на стенах и потолке зала, действительно оказавшегося пустым, потом померк свет, через секунду сменившись какой-то тусклой подсветкой. Степан понял, что это включилось аварийное освещение. И авария, по всей видимости, была серьезной: он выбрал дверь, противоположную той, через которую входил - она казалась закрытой, но отъехала, стоило ему толкнуть ее руками. Начинавшийся за ней коридор был погружен в полумрак. Устремившись по нему, Степан убедился, что тут уже существует множество ответвлений. Он стал то и дело сворачивать, поначалу без какой-либо определенной системы, движимый лишь полуинстинктивным стремлением запутать след.

Однако было очевидно, что таким макаром ему далеко не уйти; надо было обдумать план дальнейших действий, пока мозжорги не хватились пропавшего парламентера и пока беглецу способствует аварийная ситуация. А задача перед ним стояла теперь вполне определенная: попасть в основной, центральный отсек станции, где находятся заложники, поскольку о захвате управляющего центра мечтать уже не приходилось. Не говоря к тому же о ее, станции, полной в этом смысле боевой неподготовленности. Он не представлял себе даже примерно, в какой стороне находится этот центр и сколько отсюда надо пройти километров, чтобы его достигнуть. В то время как место обитания заложников занимало всю утробу Степана, следовательно, и попасть туда было гораздо проще - стоило лишь отыскать ближайший служебный вход либо на худой конец - пролезть туда по коммуникациям.

Степан начал с того, что принялся открывать по дороге некоторые двери, те, что отличались от других и, по его мнению, могли вести внутрь. Все они сейчас распахивались от простого толчка, но за ними по большей части оказывались какие-то забитые складские помещения либо пустующие операторские. Одна из дверей открылась перед ним сама - он было испугался и шарахнулся, но за ней оказалась пустая телепортационная кабина. Мгновение поколебавшись пользоваться ею Степан не умел, а застрять очень не хотелось бы, - он пошел дальше. Времени оставалось все меньше, вот-вот могла возникнуть погоня, и Степан кидался от дверей к дверям, ища нужную, как разбойник в сказке про Али-Бабу, пока не услышал звук множества шагов по коридору - не иначе как мозжорги уже спохватились. Но, будь это даже ремонтники, спешащие исправить повреждения, последнее, что стоило делать, - так это не попадаться им на глаза.

Не раздумывая долго, Степан бросился к ближайшей двери, походившей на подсобную, и скрылся за ней. Здесь было еще темнее: в едва тлеющем свете единственной красной пимпочки на расположенном тут щитке он разглядел трубы и кабели, уходившие по стенам вдоль узкого коридора. Доносившиеся снаружи звуки говорили о близости мозжоргов, и Степан, стараясь не шуметь, двинулся в единственном открытом для него теперь направлении туда, куда вели коммуникации.

Идти было легко, потому что эти ходы были рассчитаны на очень крупных монтеров. Имелась и подсветка, хотя и очень тусклая, но достаточная, чтобы перемещаться на ощупь. Степан взбирался куда-то по железным скобам, пролезал в люки, открывал какие-то пыльные заслонки и полз на животе, время от времени останавливаясь, чтобы послушать: нет ли позади погони. Какие-то звуки до него время от времени доносились, но непонятно было, преследователи это или технический шум, а может быть, долетают отзвуки разговоров из жилых отсеков.

В конце концов он выбрался в большой круглый коллектор. Псифу здесь пришлось бы сгибаться, а Степан поместился в полный рост. И сразу ощутил идущий справа ток воздуха. С той же стороны струился слабый свет. Туда он и направился.

Труба впереди изгибалась плавно, с каждым шагом становилось все светлее, и наконец он вышел к отверстию, загороженному решеткой и прикрытому на треть стальным полукругом. Вот откуда лился свет, и был он настоящим, дневным. Степан приблизился, положил руки на прутья да так и замер на некоторое время, и в мыслях не имея искать способ двинуться дальше.

Да, там было именно то, что он искал, хотя он и подумать не мог, как это на самом деле выглядит: земля - словно настоящая, под ласковым солнцем, возделанные поля, цветущие холмы, и серебристая лента реки, обрамленная зелеными дубравами. Сетка дорог связывала одиноко раскиданные коробочки домов с целыми поселениями, где по улицам, помимо миниатюрных транспортных средств, ползали с черепашьей скоростью синие букашки - псифы. Маленькая страна расстилалась перед ним, как на ладони: ведь он глядел на нее откуда-то с неба, словно ангел в приоткрытое окошко.

А он-то еще рассчитывал найти где-то здесь вход туда. Вот и нашел. Жаль только, что никто не позаботился снадбить его в дорогу парашютом.

Он просто попал не в тот уровень. Но как же ему теперь было пробраться в нужный - не коммуникациями же? Или все-таки воспользовавшись телепортом, принципа действия которого он не знал?

Его заставил вздрогнуть возникший вдруг механический звук: стальная загородка, прикрывавшая люк, стала медленно опускаться. Последняя полоска света скользнула по ногам Степана, потом крышка полностью перекрыла отверстие, и он очутился в кромешной темноте.

Итак, тут делать было больше нечего. И он пошел назад - медленно, ничего не видя, надеясь найти на ощупь выход из этой вентиляционной трубы. "Не затем ли мозжорги перекрывают вентиляцию, - думал он, - чтобы закупорить основной отсек и запустить туда космос, то есть убить все-таки заложников вакуумом? И все из-за диверсанта, оказавшегося у них на борту? Может быть, они уже и взрывное устройство пытались включить, да оно у них не сработало (по понятным нам причинам)? Да нет, скорее это походило на предупредительные меры, но к заложникам, выходит, ему уже не попасть, и, значит, при нападении псифов их гибель становилась неизбежной.

Что же Степану оставалось? Попробовать овладеть центром управления. Попытка не пытка, к тому же, побывав "на небе" и заглянув вниз, он понял, что находится сейчас вблизи торца станции и скорее всего именно в этом районе, судя по вспоминаемому плану, располагается центр управления. Да будь он даже с противоположного края - доберемся! Тут главное - задаться целью.

Для начала следовало выбраться из коммуникаций. Если даже допустить, что центр управления где-то рядом, не имело смысла лазить в его поисках по коллекторам, да и Мрумор однозначно дал понять, что таким путем можно пробраться лишь к заложникам, а про центр твердил одно - "невозможно".

"Вот мы это и проверим", - думал Степан, пробираясь на четвереньках по узкому ответвлению, куда он попал, как червяк, заблудившийся в путанице потайных нор, скрытых в потолках и стенах. Откуда-то доносились голоса; стараясь двигаться потише, он свернул в нащупанный справа боковой проход звуки голосов немного усилились. Он прополз вперед, где они почему-то стали едва слышны, вернулся и, так и не поняв, откуда идет звук, стал слушать со все возрастающим интересом.

- От кого он получил такое задание - от псифов или от людей? - спрашивал уже знакомый Степану вибрирующий голос.

- О, люди в этом ни в коей мере не участвуют! - воскликнул другой голос, знакомый ему еще лучше. - Лишь этот человек, продавшийся псифам за неслыханную, астрономическую цену!

"С-стерва!" - подумал Степан, мысленно протягивая руки к горлу Бяксы.

- Речь идет о возрождении к жизни его планеты?

- Да, речь идет о планете, и они настолько верят в его успех, что согласились начать работы немедленно, можно сказать - авансом.

После небольшого молчания мозжорг сказал:

- Это слишком абсурдно, чтобы быть правдой, и нелепо для лжи.

- Это - правда.

- Чем вы можете доказать свои слова?

- Я была свидетелем при подписании этого договора. И мне была выдана его копия. Вот она.

- Поднимите бумагу над головой, вверх надписями. Так.

Последовала пауза, затем мозжорг спросил с некоторым удивлением:

- Правильно ли я понял, что этот Остров - не его планета?

- Пока нет, но после такой услуги он рассчитывает стать там полновластным диктатором.

- Но здесь оговорено условие о возвращении его на родину.

- Конечно, - Степану показалось, что она усмехается. - Ведь Остров еще не скоро станет пригодным для жизни!

Вновь повисла тишина, а когда мозжорг задал следующий вопрос, его электронный голос звучал глуше:

- Он обязуется использовать все имеющиеся в его распоряжении способности. - Степан помнил этот пункт - на нем в свое время настоял Мрумор. - О каких способностях идет речь? - спросил мозжорг.

- Я уже говорила, что этот человек - профессиональный террорист и убийца, одно время работал в нашем отделении Службы Спасения, был инструктором спецгрупп, потом пропал и был объявлен в розыск по обвинению в особой жестокости...

Степан с удивлением слушал все новые подробности своей сногсшибательной биографии: убийство премьер-министра на Даомо, захват транспорта с черным мискалем (знать бы хоть, что это такое), и ограбление на Вакс-5 складов с оружием. "Что она несет?" - все больше удивлялся он.

- ...Наконец наша Служба Безопасности напала на его след. Я вышла на него и была свидетельницей, как он стал наемником псифов. Поверьте, он в состоянии справиться с этим заданием. Тем более мне известно, что в его переводящее устройство... Вы ведь его не отобрали? Так вот, в него вмонтирован секретный прибор - украденная военная разработка. С его помощью он может вывести из строя любую аппаратуру. Боюсь, ему ничего не стоит проникнуть в ваш центр управления...

Может, Бякса и не знала, что этим ее словам они уже получили сегодня косвенное подтверждение - когда он удрал из их "мертвой зоны", срубив заодно энергию на "этаже".

- Вы ошибаетесь, - спокойно сказал мозжорг. - Да, ему пока удалось скрыться, но скоро он будет захвачен. И тогда...

- Этого человека нельзя захватить, - отрезала Бякса. - Его можно только убить!

Мозжорг ничего не ответил. Бякса тоже молчала. Но Степан услышал достаточно. Он пополз дальше, размышляя о том, как иногда можно ошибаться в людях. Причем не только в хорошую, но и в плохую сторону. И как в последнем случае бывает радостно узнавать, что ошибался. Черт его знает, что было намешано в этой стервозной Туазе, но кто бы мог подумать, что она способна так блестяще просчитать партию партнера? Явиться в нужный момент и выдать именно то, что требуется для успешного выполнения невыполнимой миссии! До этого не додумались псифы, да и сам он не сообразил, что для успешной работы следует всего-навсего запугать врагов до полусмерти - так, чтобы они всерьез задались целью его уничтожить.

Но вот наконец он вывалился из какого-то шкафа и обнаружил, что находится в жилом коридоре, где по-прежнему горят аварийные лампы. Не разобрались еще, выходит, с учиненным им замыканием - не до того, поди, да и, видать, серьезное что-то у мозжоргов в этом секторе его стараниями полетело.

Выбравшись "на свободу", Степан первым делом отряхнулся: "Как-никак в "центр" направляемся, надо выглядеть!" Потом прислушался: справа из-за дальнего поворота доносились какие-то звуки. Теперь он не собирался избегать шумов, напротив - стремился к ним. Поэтому он направился туда и, едва свернув, встретился с прене-приятнейшей штукой: по коридору ему навстречу бежал, ловко перебирая длинными паучьими ногами, металлический агрегат, напоминающий перевернутый таз, утыканный излучателями. Не успел Степан притормозить, чтобы избежать столкновения с аппаратом, как на его глазах разыгралась небольшая драма: таз скакнул в сторону, выпустил неоново-красный луч, но одновременно споткнулся и тяжело грохнулся об пол. Луч прочертил на стене черную полосу и уперся в потолок, откуда через мгновение хлынула с шипением и паром молочно-белая жидкость. Заливаемый обильными струями таз все порывался вскочить, но только искрил и дергался, а вскоре окончательно затих.

Спокойно стоя в сторонке, Степан пронаблюдал даже с некоторым сочувствием его трагическую кончину и пошел дальше, уже слыша краем уха новый металлический топот. Не прошло и пяти секунд, как второй такой же таз вылетел ему навстречу и почти сразу внезапно и необъяснимо лишился двух передних конечностей - они неожиданно на всем скаку отвалились, и разогнавшийся робот полетел кувырком под ноги Степану. Тот посторонился, глядя, как машина-убийца громыхает мимо, ударяется в своего неподвижного собрата и замирает на спине, беспомощно суча оставшимися ногами, как перевернутая жужелица.

Не сказать, чтобы Степан был всему этому очень рад, а даже немного разочарован: он предпочел бы иметь дело с живыми агрессорами. Нет, он не был садистом, просто хотел бы кое о чем их порасспросить. А с железяк какой спрос? И он двинулся дальше, в надежде повстречать рано или поздно где-то тут мозжоргов. Но его слуха по-прежнему достиг лишь нестройный цокот множества металлических ног.

Он продолжал идти вперед, минуя коридоры и залы, заглядывая в служебные отсеки, в то время как вокруг него разыгрывалось уже настоящее трагикомическое действо: роботы сбегались к нему отовсюду и падали перед ним ниц, словно верноподданные перед своим императором, одни упадали на колени, другие замирали, словно парализованные, иных вдруг начинало бешено трясти, некоторые теряли ориентацию и бились в стены, отдельные особи бестолково бегали, изредка паля по собратьям. Они путались, как пьяные, в собственных ногах. Они сталкивались и калечили друг друга, обрезая лазерами конечности. Они горели.

- Хватит прятаться, давайте же, вылезайте, - цедил Степан, оставляя позади ополоумевшие аппараты и натыкаясь на все новые.

И наконец-то они "вылезли". Он только что вышел из очередного зала, когда по обе стороны длинного коридора, где он оказался, выросли черные фигуры, снабженные, как он успел заметить, не одной парой конечностей. Прочих подробностей он разглядеть не успел, потому что в этот момент его пихнули в спину, бросив к противоположной стене, и следом за ним в коридор, хромая, гудя и посверкивая лазерными импульсами, вывалились два "таза". За ними гнался третий, вконец ополоумевший, имевший вид совершеннейшего маньяка. "Тазы" бросились, ковыляя, в разные стороны, маньяк, мгновение поколебавшись, открыл огонь во все стороны из всех своих батарей.

Воздух вспыхнул, прорезанный частоколом рубиновых лучей, и в течение следующих секунд в коридоре творилось нечто неописуемое: "черные" заметались, поливая перекрестным огнем лежащее меж ними пространство, где шныряли, панически отстреливаясь, "тазы". Потом грянулся об пол маньяк с начисто обрезанными ногами и, едко дымясь, еще косил напоследок все, что движется, пучками лазеров.

К сожалению, с террористами редко удается договориться миром - захваты происходят чаще всего с боем. И этот случай не явился исключением: бой состоялся, но таких боев еще не знала история антитеррора. Агент внедрения, не сделавший ни одного выстрела, вообще не имевший при себе оружия, просидел спокойно у стены все то время, пока длилась баталия, и вышел из нее стопроцентным победителем.

Когда последнее сверкание в коридоре сошло на нет, Степан поднялся и, оглядевшись, увидел слева фигуру, одиноко маячившую сквозь дым. Он отделился от стены и направился к ней.

Террорист был на голову выше его и принадлежал, по-видимому, к классу насекомых, о чем свидетельствовали не только наличие у него шести конечностей, но и форма головы с "лицом", слегка напоминавшим морду кузнечика, лишь не зеленого, а черного цвета. Длинное тело, снабженное брюшком, было лишено одежды, лишь перехвачено множеством ремней с различными сумочками и кармашками. При этом верхние его конечности, или, скажем, руки, дружно все вместе (вчетвером) сжимали "резак" того же образца, что Степан получил в свое время от Мрумора. Уставив ствол этого оружия на подходящего Степана, кузнечик все давил и давил на спуск, но безрезультатно - резак либо "сдох", либо раз за разом давал осечку.

- Хватит дурака-то валять! - сказал Степан и без особого усилия отобрал у кузнечика лучевик. А потом с успехом его опробовал, нарисовав на ближайшей двери дымящийся знак Z. Z-най наших!

- Теперь веди меня в центр управления, - велел он кузнечику (мозжоргу?), для убедительности тыкнув его разогретым дулом в пузо.

- С-самоубийца, - прошелестел тот, зашевелив челюстями. Степан выжидательно молчал. Кузнечик покосился на оружие и пошел.

- Это вы самоубийцы, - сказал Степан, следуя за ним на небольшом расстоянии.

- Произош-шедшее было чис-стой с-случай-ностью. Тебе безумно повезло.

- Возможно, - не стал спорить Степан. - Но я не об этой вашей последней драке. Почему вы выбрали для себя эту планету - вот вопрос? Что, других не нашлось?

- Это наш-ша планета, - сказал кузнечик. - Наш-ша родина. Пс-сифы купили ее за бесценок у наш-ших предков, пргибавш-ших на ней от эко-логичес-ской катас-строфы. Потом очис-стили и дали ей новое имя...

Вот почему Мрумор быстренько ушел от темы, когда разговор зашел о "бездомности" мозжоргов. Но что же поделаешь: они, может быть, ни в чем не виноваты, но раз их предки "продали Родину", планета им действительно больше не принадлежит.

- Что продано, то продано, - сказал Степан.

- Но планета пус-стует... Нас ос-сталось очень мало. Меньше чем пс-сифов на этой с-станции. Много меньше. Они могли бы позволить горстке с-скитальцев вернутьс-ся на родину.

- Да не пустят они вас туда, - буркнул Степан.

- Разве им не дорога жизнь с-сотен тысяч с-со-племенников?

- Ну почему же, дорога. Но собственность дороже, - сказал Степан. И, уходя от безнадежной темы, задал мозжоргу один заинтересовавший его вопрос:

- А что, у вашего начальства иначе устроены голосовые связки? - "У насекомых ведь такое бывает, - думал он. - Главные особи имеют порой разительные отличия и даже выглядят по-другому".

- Для вас-с это уже не имеет значения, - ответил мозжорг, нажимая кнопку у большой, расположенной особняком двери, к которой они тем временем подошли.

- Здесь находитс-ся центр, - прошелестев это, он сложил на груди передние руки-ноги и отступил в сторону.

Степан только вздохнул и стал глядеть на то, как дверь начинает отъезжать и вдруг содрогается, проминаясь от могучего удара с той стороны. Уши заложило от грохота, а в просвет вырвался жаркий поток пламени, заставив невольно отшатнуться Степана, а кузнечика - отпрыгнуть, в полном смысле этого слова, хоть задние его конечности и не оправдывали сравнения с ногами маленького зеленого собрата. Когда пламя опало, оставив на полу шрокую проплавленную выемку, Степан сказал:

- Так. Надеюсь, что центр остался в целости.

Мозжорг безмолвствовал, и Степан проскользнул в дверную щель, стараясь не касаться еще горячих краев.

Нет, здесь, к счастью, был еще не сам центр, а только его "прихожая", довольно просторное помещение с почерневшими, оплавленными стенами и с разбросанными повсюду бесформенными черными кусками. Разглядывать, кому принадлежали раньше эти части, у Степана не возникло ни малейшего желания, да и освещение тут было довольно скудным: после взрыва сохранились лишь два хиленьких источника света, горевшие над следующей дверью - вот она уцелела полностью, что было очень жаль.

По полу растеклись липкие лужицы, Степан пару раз наступил в них, не думая о брезгливости, размышляя о другом: "Что у них тут рвануло-то?.." Не вызывало сомнений, что здесь была засада, сидевшая за дверью в ожидании его прибытия, значит, скорее всего у них взорвалось что-то из оружия - какая-нибудь там фузионная граната или, к примеру, плазмозган. Теперь это не имело значения.

За спиной послышался шорох - в щель заглядывал кузнечик. У Степана еще по дороге закралось подозрение, что тот может завести его в места, далекие от "центра" - в какую-нибудь ловушку. Насчет ловушки он действительно не ошибся, но все-таки был уверен, что перед ним именно "центр": кто мог предвидеть, что после роботов и прочих убойных бригад его, к тому времени покойника, придется еще куда-то вести? Опытный диверсант и сам по идее должен был знать, где на объекте расположен "центр". А уж "центр" - он всегда под охраной: где ж им еще кучковаться, как не в его преддверии?

Выходит, вот он и дошел до заветной двери. А она, как водится у них, у заветных - заперта. Что дальше? "Используем-ка мы лазерник", - подумал Степан, проходя для удобства на середину помещения. Но не успел он поднять ствол, как его сжало со всех сторон, а оружие оказалось притиснутым к животу и оттого совершенно бесполезным.

Не вся, однако, аппаратурка-то прогорела при взрыве - ой, не вся!

Вот и случилось то, чего он больше всего опасался с тех пор, как удрал из-под их "колпака" - его схватили. А точнее - схватило. И держит. И может продержать так сколь угодно долго, потому что против насильственных действий такого плана - не калечащих, лишь обездвиживающих - его "зверь" ничего не имел.

Надо было срочно что-то предпринимать, пока его не вышвырнули со станции кто знает, быть может, пронаблюдав за его "битвой" с роботами и кузнечиками, они уже о чем-то догадались. Но что можно сделать, когда все тело сковано? Правильно - в такой ситуации можно говорить, то есть воздействовать словом. К счастью, рот ему законопатить не позаботились. Правда, существовала вероятность, что никто его не услышит, кроме запертой двери и проводившего его сюда кузнеца, но тогда он все равно ничего не терял.

- Откройте дверь! - заорал Степан в слабой надежде на то, что звук проникнет в запертое помещение благодаря своей силе, безо всяких переговорных устройств. - Хватит прятаться, трусливые насекомые! Я довольно погонялся за вами, а теперь хочу посмотреть в ваши подлые рожи! - он намеренно сыпал оскорблениями в надежде, что если его слышат, то не удержатся от ответа. Его ожидания оказались оправданны: он был услышан, и ему ответили.

- Ты - бешеный гравк, - раздался над ним все тот же спокойный вибрирующий голос. - Мы поняли, в чем секрет твоего успеха.

Сердце у Степана упало. "Ну все, пропал! Догадались!.." - подумал он, но все же следующий его вопрос прозвучал с насмешливой издевкой:

- Да? И в чем же, интересно знать?

- Дело не только в приборе, которым ты воздействуешь на аппаратуру. Повторяю: ты - бешеный гравк. Таким, как правило, сопутствует удача. ("Дуракам везет", - упростил для себя сию мудрую мысль Степан.) - Но берегись! Всякой удаче когда-нибудь наступает предел, если не суметь вовремя остановиться.

- Уж не вы ли, кроличьи хвосты, рассчитываете меня остановить? - вряд ли они были в курсе, что на Земле существует такой зверек, считающийся эталоном трусости, но уже сами по себе "хвосты", чьи бы они ни были, являлись порядочным оскорблением.

- Мы тебя уже остановили.

- Ха! Связать по рукам и ногам еще не значит остановить!

- Пока только в пространстве, - терпеливо пояснил голос. - А если ты не будешь послушным, то мы остановим тебя и во времени.

При этих словах над дверью отошли две квадратные пластины, из образовавшихся отверстий выдвинулись узкие дула и уставились на пленника. "Ага, вот это уже ближе к телу!" - обрадовался про себя Степан. Однако теперь, когда он был схвачен, его почему-то медлили убивать.

- В каком это смысле послушным? - спросил он.

- Мы сейчас тебя отпустим, ты положишь резак и, не делая резких движений, выйдешь отсюда. А потом отправишься обратно к своим хозяевам псифам и скажешь им...

- Псифы мне не хозяева! - крикнул Степан, понявший главное: это поле стационарно, оно способно только держать на месте, и нечего бояться, что его выпрут таким макаром к самому шлюзу. - Вы только и можете, что оскорблять, прячась за дверью! Но я до вас все равно доберусь! Уберите это поле, трусы, и я отключу своим прибором ваши пушки, взломаю дверь и поговорю с вами лицом к лицу!

- Спасибо, что предупредил о своих намерениях, - медленно произнес голос и, помолчав, сказал презрительно: - Бешеный гравк. Глупец.

Через пару секунд в наведенных на него орудиях что-то щелкнуло, затем последовали вспышки, но не выстрелов - просто что-то там замкнуло и перегорало. И вместе с тем в тихом, мерном гуле работающей аппаратуры - непрерывном и в обычном состоянии неслышимом - возник ощутимый сбой: звук как будто запнулся, кахыкнул несколько раз, натужился и, обессилев, сошел на нет.

В тот же момент разжались тиски, сжимавшие Степана, - словно незримый великан, поймавший его в ладонь, испустил дух со скорбным стоном. И дверь великанского замка, запечатанная могучими заклинаниями, ослабла и приотворилась. Степану даже не пришлось использовать резак - они сами запороли себе аппаратуру, сделав все-таки последний шаг: решившись убить его. А в результате - вход в центр управления был перед ним открыт!

Перед тем, как войти туда, Степан быстро огляделся: тот, кого он искал, так и торчал у дверей в "предбанник", наблюдая за происходящим выпуклыми немигающими глазами.

- А ну иди сюда! Пойдешь вперед! - велел ему Степан. Нельзя было оставлять в тылу заведомого врага: мало ли что он предпримет, оставшись здесь в одиночестве - еще, чего доброго, подмогу приведет.

Резак по-прежнему был при Степане - подтолкнув кузнечика, Степан ступил вслед за ним в двери центра, считавшегося для него неприступным, каковое заявление было им только что блистательно опровергнуто.

Центр управления станцией представлял собой небольшой аккуратный зальчик, куда, очевидно, стекалась информация со множества расположенных кругом операторских. Посреди помещения за полукруглым пультом сидели двое и в панике давили на все кнопки.

- Руки вверх! - произнес Степан. Сказано это было куда менее твердым голосом, чем требовалось в подобных обстоятельствах: дело в том, что он просто не сразу поверил своим глазам. Он преодолел слишком много препятствий, чтобы, дойдя наконец до цели, встретить здесь такое.

Перед ним были псифы. Устрашенные самоличным явлением того, кого они считали международным террористом, наверняка в совершенстве знающим, как обращаться с резаком, они подняли вверх свои мохнатые лапы.

- Встать! - голос Степана окреп. - Отойти к стене!

Они молча повиновались. Подтолкнув туда же кузнечика (никто, кстати, не говорил, что это моз-жорг), Степан бегло осмотрел пульт и из увиденного понял две вещи - во-первых, что заложники пока еще целы, а не плавают в вакууме, как он опасался. И, во-вторых, что трансверсию эти "мозжорги" не подключили, стало быть, удирать никуда не собирались. Наверное, так до конца и не верили, что придется. Теперь код трансверсии надлежало набрать ему - чтобы через восемь минут сюда мог телепортироваться десант. Однако Степан не стал пока ничего нажимать, лишь опустился в кресло, развернув его к арестованным: для начала ему предстояло тут самому кое в чем разобраться.

- Потрудитесь объяснить, что все это значит? - сказал он псифам.

Те угрюмо переглянулись, и один из них сказал:

- В вашем переводящем приборе наверняка имеется коммуникационное устройство. Поэтому мы не будем отвечать на ваши вопросы. - Голос у него был вовсе не тот, что Степану доводилось слышать раньше, а нормальный, свойственный представителям его расы - высокий и певучий. Потому-то он и менял его с помощью электроники - чтобы парламентеры не догадались, с кем имеют дело.

- Никакого коммуникационного устройства у меня нет. В доказательство я бы снял этот прибор, но тогда мы просто не поймем друг друга.

- С какой стати мы должны вам верить? - буркнул второй.

Да, верить ему на слово у них действительно не было оснований. А вот отвечать - были, и очень даже веские.

- Я же - бешеный гравк, - сказал Степан, любовно поглаживая ствол лучевика. - И могу сообщить, что мне не дано указаний брать вас живыми. - Он помолчал. - Так как, вы все еще мне не верите?

Они глядели на Степана со страхом и ненавистью - через призму того, что узнали от Туазы и что подтвердилось затем его прорывом сюда по трупам охраны живой и автоматической. Не приходилось сомневаться, что этот изверг в обличье гуманоида, находившийся в галактическом розыске за жесточайшие убийства и терроризм, способен расправиться с ними в сию же минуту, не моргнув и глазом. Они вновь переглянулись, и первый, тяжело вздохнув, заговорил:

- Хорошо, так знайте же, что мы принадлежим к оппозиционному крылу, считающему, что псифы должны оставить станции и вернуться жить на свои планеты! Да, мы организовали эту акцию и убедили мозжоргов (кивок на кузнечика) взять на себя ответственность за нее, пообещав вернуть их на Родину. Они согласились еще и потому, что заложникам на самом деле ничто не угрожало: подумайте сами - не могли же мы уничтожить своих собратьев, ради которых и пошли на это!

- Не понимаю, - сказал Степан, - как требование вернуть мозжоргов может помочь вернуться псифам?

- Деятельность мозжоргов на планете потребовала бы строгого контроля, учитывая, до чего они ее в свое время довели. Мы сумели бы добиться, чтобы этот контроль доверили нашей фракции. А там уже дело техники организовать все так, чтобы контролеров на планете стало много больше, чем подконтрольных объектов. В конце концов она наша! И если пришельцы станут жить на ней, то с какой стати хозяевам прозябать в космосе!

- На чужом горбу хотели в рай въехать, - проворчал Степан, уже кляня в душе свое любопытство: ну вызвал бы он сразу сюда десант - станцию сдал станцию принял, вот вам злоумышленники, разбирайтесь, это ваши проблемы, а моя работа сделана, контракт закрыт. А теперь ему уже было жаль - нет, не псифов, измысливших такой грандиозный блеф и спрятавшихся трусливо за обездоленной расой, а мозжоргов. И он уже волей-неволей ломал голову над тем, как им помочь.

- Э-э... Уважаемый, - обратился он к мозжоргу, стоявшему молча чуть в стороне, - сколько еще ваших людей, тьфу ты, я хотел сказать, ваших соплеменников, находится сейчас на станции?

- Кроме меня, в живых осстался лишь один, - прошелестел мозжорг. "М-да, а остальных, как видно, унесла та "битва коридорова".

- Значит, так, - сказал Степан. - На родину вам теперь все равно путь заказан, но у меня на примете есть планета, куда я предлагаю вам отправиться. Там свои проблемы и сложности, но сама по себе планета удивительная и, может быть, еще когда-нибудь станет раем. - Он не стал уточнять названия, памятуя о том, что эти псифы читали его договор и могут впоследствии выложить, что он закинул их сообщников как раз туда, где ведутся сейчас очистительные работы.

- Я даю вам шанс, - сказал он, - решайте.

- Что мы должны с-сделать? - спросил мозжорг.

- На ней - постараться поменьше мусорить. А сейчас - снять у этих господ браслеты и отдать их мне. - Мозжорг повиновался. - Так. Хорошо. Теперь - вы сможете привести сюда женщину, прилетевшую на станцию после меня?

- Я знаю, где она заперта, - кивнул мозжорг, - но мне неизвестен код замка.

- Код, быстро! - повернулся Степан к псифу. Тот набычился:

- Раз вы отпускаете мозжоргов, то почему бы вам не проявить великодушия, отпустив и нас?

- Вы, насколько я понял, не привыкли отвечать за свои действия? - спросил Степан. - Предпочитаете сваливать эту ношу на других? Берегитесь! Всякой безнаказанности есть предел. Кто-то же должен вас остановить - не в пространстве, так во времени.

Псиф заметно съежился, как бы усох - шерсть его прижалась, сделав его габариты почти похожими на человеческие.

- Ну хорошо. Я скажу вам код. Но выполните только одну просьбу: заприте нас в основном отсеке, с заложниками.

А этот псиф был хитер - кажется, он рассчитывал затеряться среди соплеменников, - шутка ли, семьсот с лишним тысяч! Степан поразмыслил и решил а, пусть! Так и быть. По договору он обязался помочь в освобождении заложников, поимка террористов относилась уже к сфере дополнительных услуг. А посему в его власти было либо их задержать, либо позволить им поиграть еще немного в прятки с военными и правоохранительными органами.

Но следовало поторопиться, пока Командующий на крейсере не решил, что пора приступать к штурму.

Итак, отложив на некоторое время освобождение Туазы, они всей компанией покинули "центр" и перенеслись телепортом на нужный уровень, где находились двери в "основной" отсек - большие, двустворчатые, настоящие ворота; наткнись Степан на такие раньше, когда сам рвался в заложники, уж он бы их сразу признал за нужные.

Псиф набрал на панели код, и перед ними открылся мирный пейзаж. Грунтовая дорога, начинаясь от самых ворот, убегала в возделанные поля, неподалеку у обочины стояли в ряд несколько обтекаемых аппаратов; к ним-то :и направились оба псифа, что Степан видел уже сквозь закрывающиеся двери. Хотя эти двое могли знать секрет, как отпереть их с той стороны, Степан не собирался тут караулить: трансверсоры (браслеты) он у них отнял, так что со станции им все равно было никуда не деться, единственный выход действительно состоял в том, чтобы спрятаться среди своих. Кстати, ему только теперь пришла в голову мысль, что они могли обретаться и раньше на этой станции, то есть, по сути, быть местными жителями. Забавный в таком случае получался расклад, их поимка тем самым осложнялась, но сейчас было уже недосуг размышлять об этом: ему еще предстояло разобраться с мозжоргами.

Туаза, освобожденная из заточения, повела себя, как Бякса, то есть в высшей степени высокомерно и презрительно. Ее согласие отправить мозторгов на Остров выглядело бог весть каким одолжением. Тем не менее она согласилась, а это было главное.

Обрадованный Степан произвел на пульте те действия, что, как его учил Мрумор, должны были обеспечить возможность трансверсии. Потом схватил за локоть надменную Бяксу и поволок ее куда-то из центра управления. Мозжорги зашелестели следом.

- Постойте! Да постойте же, Степан! Куда вы?.. - вопрошала Бякса, растерявшая от такого обращения всю свою надменность.

- Сейчас сюда нагрянет десант, он появится в первую очередь в центре и в его окрестностях, - сжалившись, объяснил Степан. - Мозжоргов следует отправить откуда-нибудь из другого места, иначе их могут тут застукать. У нас есть восемь минут.

На их пути очень кстати подвернулась кабина телепорта; посредством его они перенеслись в противоположную часть станции, отличавшуюся некоторой запущенностью. Здесь они остановились в одном из помещений, напоминавшем склад аппаратуры.

Вспомнив собственное прибытие на остров, Степан сказал кузнечику:

- Поначалу вы там почувствуете недомогание - это последствия загрязнений, но не бойтесь, планета сама вас вылечит. Легкой жизни не ждите, хотя со временем наступят изменения - там сейчас ведутся очистительные работы.

Пора было прощаться: один трансверсионный браслет уже красовался на руке у Туазы, второй Степан отдал своему бывшему пленному со словами:

- Знаете, как им пользоваться?

- Прих-ходилось, - сказал кузнечик, как показалось Степану, улыбаясь. Что ж, ему было чему радоваться: с этим прибором мозжорги не будут пленниками планеты, а если они впишутся, найдут там свое место, то, возможно, Остров сможет заменить когда-нибудь их расе утраченную родину.

- И еще, - сказал Степан. - Там, куда вы попадете, поблизости живут люди. Они не поймут вашего языка. Скажите им только одно слово - "Степан", и они вам помогут.

- Мы для вас-с что-нибудь с-сделаем, С-те-пан.

Степан понял, что хотел сказать кузнечик: "Мы перед вами в долгу". "Да ладно, какие там долги", - подумал, но не успел ответить он: мозжорг исчез, то есть был в этот момент трансверсирован вместе со своим собратом. Доведется ли им когда нибудь встретиться? Галактика огромна, а мозжоргов, насколько он успел понять, слишком мало, чтобы имелась вероятность еще когда-нибудь с ними столкнуться. Разве что там же, на Острове, если все-таки появится возможность его навестить. Степан обернулся к Туазе:

- Теперь возвращаемся в центр управления.

- Интересно знать, - насмешливо изрекла она, - как вы собираетесь объяснять отсутствие на станции злоумышленников?

Действительно, положение получалось забавное: десант, наверное, уже прибывший на станцию, находит на ней одних только заложников и ни следа террористов. Освободителей тоже нигде не видно.

- Не вижу проблем - так и скажу, что это были псифы и что им удалось скрыться в основном отсеке.

- Сомневаюсь, что в это поверят: вы и сами-то наверняка были удивлены, да и я, признаться, не сразу взяла в толк, кто тут на самом деле хозяйничал.

- Во-первых, какой мне резон врать, - начал Степан, размышляя при этом, что она, может быть, права: "Псифов на месте преступления нет, зато налицо останки мозжоргов - в прихожей и в том коридоре, где происходила их отчаянная битва".

- Да из сочувствия к мозжоргам! - воскликнула Туаза. Конечно, язва она была порядочная, но живущий в ней дух противоречия помогал взглянуть на ситуацию с разных сторон, выдавая скрытые в ней подвохи. Но ему ли было опасаться недоверия псифов?

- Да пусть не верят! Пускай проводят расследование, берут в конце концов отпечатки пальцев, то есть, я хотел сказать, лап. В договоре было сказано что? "Освободить заложников". Я их освободил.

- Мы освободили, - сухо напомнила Туаза. Что ж, ее вклад в это дело был неоспорим, и Степан не стал спорить.

- Освободили, - кивнул он. - Это и есть главное. Остальное для меня не имеет значения.

Глава 6

ПОЧТИ КАК В АТЛАНТИДЕ

Tем временем они уже шли по коридору к телепорту.

- А что для вас вообще... - начала было Туаза, но умолкла на полуслове, потому что в это время впереди - там, где коридор сворачивал к телепортационной кабине, образовались две восьминогие туши и заступили им путь. Туаза со Степаном разом остановились, потом, не сговариваясь, попятились. От общения с пауками у обоих остались не слишком приятные воспоминания, и не сказать, чтобы возникло желание продолжить знакомство. Тут какой-то шорох раздался еще и сзади.

Обернувшись на звук, Степан оказался на волосок от того, чтобы не припустить со всех ног в распростертые лапы к паукам, как-никак - своим старым знакомым. С другой стороны коридора на них глядели, не мигая, три пары желтых кошачьих глаз, и три крупных, гибких тела припали на лапы, готовясь к прыжку. За поджарыми задами подергивались кончики хвостов - полосатых, как жезлы регулировщиков, и толстых, как пеньковые канаты.

- Кршасы... - выдохнула Туаза, охваченная не свойственной ей дрожью, которую Степан ощутил тем более явственно, что при этом она вцепилась в его руку повыше локтя - так судорожно, что на коже впоследствии наверняка должны были остаться синяки. В эту секунду всеобщей (за исключением хвостов) неподвижности он зацепился взглядом за браслет, свободно болтающийся на ее запястье.

- Туаза, в трансверсию! - в волнении он выкрикнул эти слова достаточно громко, и пауки, поняв, что добыча вот-вот ускользнет, в единый миг сорвались с места, устремившись к ним. Одновременно вперед ринулись и кошки.

И Туаза, словно очнувшись, сделала пару молниеносных движений прикосновение к браслету, взмах, - и ослепительная метель подхватила беглецов, отрезая от протянутых к ним членистых ног сатаяле, с одной стороны, и от когтистых лап кршасов - с другой.

Туаза не слишком-то изощрялась в выборе планеты, да и то сказать - некогда ей было отстукивать новый код, и она воспользовалась тем, что был уже ею недавно набран. Едва кругом сквозь рассеивающуюся заметь трансверсии проглянули детали пейзажа, как Степан моментально узнал их, хотя зеленый ковер, покрывавший ранее это место, успел увянуть, засохнуть и осесть на руины серой трухой. Короче говоря, из прыжка они вышли на том самом памятном островке, являвшемся на самом деле крохотной частичкой большого Острова.

Ни Склайса, ни Грумпеля поблизости, увы, не было, зато совсем неподалеку там, где раньше было их с драконицей "лежбище", - стояли, пошатываясь, оба кузнечика: с исчезновением растительности отравленные испарения вновь разлились над этим местом и уже возымели на них свое действие.

- Держитесь, ребята! Скоро станет полегче! - крикнул им Степан, замечая, что из земли, раздвигая труху, уже лезут по-змеиному новые побеги: Остров был жив и торопился проявить заботу о живых существах, появившихся невесть откуда на его поверхности.

Степан двинулся было к мозжоргам, забыв о том, что и ему сейчас неминуемо станет плохо, но вовремя был пойман за рукав Туазой:

- Куда собрался? - Голосок ее при этом был весьма далек от нежности. - Не надейся, что нам удалось так просто избавиться от погони: уверена, что в ближайшее время и кршасы, и сатаяле здесь появятся. - И, не глядя на вытянувшуюся физиономию Степана, Бякса склонилась к браслету, добавив между делом: - Погони не будет только в одном случае - если паучихи передрались с кошками. Но и тогда нам лучше отсюда исчезнуть, и как можно скорее!

Со своей стороны, мозжорги, увидав Степана, тоже собрались к нему подойти, но, не сделав и нескольких шагов, один за другим упали; то же самое произошло когда-то со Степаном и Арл, поэтому он знал, что о них не следует тревожиться: Остров, эта заботливая нянька, выпестует кузнечиков ничуть не хуже, чем когда-то дракона. А вот ему теперь никак нельзя было валиться с ног, потому он постарался no-возможности сдерживать дыхание. С тревогой оглядываясь и уже ощущая слабость, он на всякий случай поддержал за талию Туазу - она-то, понятное дело, была преследователям не нужна, но без нее, потеряй она сознание, он уже никуда отсюда не денется. Озаботившись ее шаткостью, он чуть не пропустил момента появления погони: пауки и кошки возникли почти одновременно буквально на расстоянии прыжка от них, только с противоположных сторон.

Немедля на сей раз ни секунды, они кинулись вперед в надежде схватить ослабших людей, но Туаза именно в этот миг нажала кнопку, вновь выдернув добычу - то есть себя и спутника - из-под самых мохнатых лап и хищных носов. Складывалось впечатление, будто она поставила себе целью их стравить - Степан мог бы поклясться, что представители .разных хищных видов столкнулись на том самом месте, откуда за мгновение до того исчезли он и Туаза.

На сей раз они перенеслись к каким-то историческим развалинам: остатки древних строений, живописно утопавшие в зелени, громоздились от них по правую руку, а по левую раскинулось чудесное озеро. Опустив взгляд, Степан обнаружил под ногами более чем современное дорожное покрытие. Он не рискнул расспрашивать у Туазы, что это за местность: она вновь колдовала над браслетом, из чего следовало, что и здесь им не суждено задержаться надолго: погоня, по-видимому, грозила не задержаться, так что в любой момент следовало ожидать явления в этот подкупающий своим спокойствием мир все тех же незваных и весьма агрессивных гостей. Забыв любоваться красотами, Степан молча глядел на склоненную голову не понятной ему женщины, задаваясь вопросом, С чего бы это она, прилагавшая в прошлом все силы к тому, чтобы его уничтожить, взялась теперь так рьяно ему помогать, не дожидаясь просьб о помощи и даже порой вопреки его воле, как это произошло на станции у псифов.

Правда, размышлял на эту тему он недолго; как Степа и предполагал, действия Туазы имели целью дальнейшее бегство от преследователей, не замедливших появиться: с одной стороны на обочине дороги нарисовались настырные пауки, а с другой - не менее упорные кошки. И снова они бросились, но Туаза опять на мгновение их опередила, унеся Степана в новый полет сквозь вьюжное ничто (или "нечто?..), к иным, неизвестным ему пока еще пределам.

Следующий мир напоминал пустыню Сахару, только перекрашенную в синий цвет: все кругом было залито мертвенно-голубым светом небольшой, словно запущенный в зенит мячик, звезды. Здесь они пробыли также недолго и исчезли, с прежней виртуозностью ускользнув от объятий вязнущих в песке сатаяле и кршасов. Как тем удавалось, сталкиваясь каждый раз носами на месте исчезновения беглецов, избегать межнациональной свары на этой почве, оставалось для Степана загадкой.

Он и Туаза между тем оказались на площади - привокзальной, или, может быть, прикосмодром-ной, полной народу, не обратившего внимания на их появление, но шарахнувшегося в стороны при виде их образовавшегося в скором времени "эскорта". Успешно сбежав и оттуда, Степан и Бякса попали в оранжерею аккуратную и ухоженную, но появившиеся спустя положенный промежуток времени пауки снесли живую изгородь, а кошки повалили несколько кадок с растениями. Казалось бы - тут-то им самое время устроить потасовку, но нет: миры продолжали сменяться, как в панорамном проекторе, перемежаясь с ясной метелью, грандиозные здания уступали место зеленеющим лугам, те вырастали в горы, обращались в прах и снова переходили в здания самой разной и причудливой архитектуры. И в каждом новом мире вслед за ними с завидным упорством возникали пауки и кошки, не уступавшие, как выяснилось, друг другу в цепкости. Вполне возможно, что по отдельности они бы и отстали, но тут дело приняло принципиальный оборот: никому не хотелось отдать добычу в чужие, в большей или меньшей степени мохнатые лапы.

Скоро стало очевидно, что межрасовые столкновения все же имеют место и не обходятся без потерь: сначала кошек стало на одну меньше, потом исчезли два паука, затем пропала еще одна кошка. Оставшиеся двое (язык не поворачивается назвать их парой) прочно повисли у беглецов "на хвосте", слева неизменно возникала многоногая тварь, справа - полосатая. Вряд ли они пришли к какому-то соглашению, видимо, на дистанции остались самые хитрые и расчетливые.

Туаза отчаянно, хоть и по неясным причинам, боролась за его свободу, однако Степан понимал, что долго так продолжаться не может: вопрос был в том, кто первый выдохнется, промедлит или совершит ошибку - Туаза или преследователи?

Неизбежное произошло, когда они оказались на каменной лестнице, широким полукружьем спускавшейся к морю от беломраморного города, вздымавшегося далеко наверху. Здесь невыносимо, расслабляюще парило, а кругом на ступенях сидели и полулежали люди, в большинстве своем обнаженные, наблюдая за каким-то ритуальным действом, идущим внизу на неширокой набережной. Все кругом дышало предгрозовой истомой, словно в преддверии шторма или иной страшной катастрофы, да только Степану недосуг было отвлекаться на ощущения, даруемые этим очередным, как он думал, "проходным" миром: не успел он оглядеться, как слева вновь возник паук, справа - кошка. Одновременно с их появлением в отдалении что-то мощно зарокотало, и - словно эпизод из ужастика прокручивали перед ними в двадцатый, наверное, раз: оба создания, такие принципиально разные, но неизменно вселяющие в человеческое сознание первобытный ужас, бросились вперед.

И - то ли Туаза замешкалась с набором новых координат, то ли просто устала, а может, виной всему были дрогнувшие вдруг под ногами ступени, но впервые паук оказался на какую-то долю секунды проворнее: членистая лапа, взметнувшись, подцепила трансверсор и сдернула его с несоразмерно-тонкого запястья - у Туазы так и не было времени подогнать браслет, снятый с псифа, под свою руку.

С потерей прибора дорога в иные миры беглецов оборвалась. И все же Степан, уклонившись каким-то чудом от кошачьей лапы, метнувшейся его сграбастать, ринулся вниз по лестнице, не забыв при этом схватить за локоть и сдернуть за собой Туазу. Словно пара безумцев, они поскакали вниз - туда, где двигались цепочкой под монотонный ритм, что-то вроде "зу-зу-зу", нагие девушки, увешанные гирляндами цветов.

- Дорогу!!! - ревел Степан, отпихивая сидящих, наступая на чьи-то распростертые тела и ноги, не успевшие вовремя убраться. К тому ж еще и сама по себе лестница то и дело содрогалась от подземных толчков. Странно только, что народ при этом пребывал на своих местах в тех же расслабленных позах, а не разбегался в панике. Впрочем, ему ли, летящему сейчас вниз наподобие пушечного ядра, было ломать голову над загадкой их странного поведения? Сзади надвигались преследователи, но оглядываться сейчас было никак нельзя, иначе он рисковал споткнуться и проделать дальнейший путь к подножию лестницы кувырком. Вообще-то и без того догадываясь, что им "наступают на пятки", Степан решился предпринять обманный маневр: он резко затормозил, использовав для этой цели чью-то розовую тушу, очень кстати воздвигшуюся на пути, - туша отправилась дальше в головокружительный полет, считая выпуклостями ступеньки, зато Степан, передавший ей изрядную часть кинетической энергии, получил возможность прянуть в сторону, обхватив Туазу, тем самым увлекая ее за собою.

На ногах все же удержаться не удалось - они упали, подмяв под себя еще пару-тройку разнеженных зрителей, но это было не столь важно по сравнению с тем, что происходило на покинутой ими "трассе": членистоногий в погоне вниз по лестнице опередил представителя кошачьих, а когда добыча сделала финт, то и он, сориентировавшись, сумел быстро остановиться. И в этот миг на него налетела кошка - не специально, а на излете сумасшедшего прыжка с безумно распахнутыми глазами она грянулась прямо на паучью спину, ударив в нее передними, а затем и задними лапами. Потерявший равновесие паук был брошен вперед, но сумел извернуться, вцепился в кошку, и дальше они покатились вместе - бесформенным, визжащим и царапающимся клубком. Местные загорающие наконец-то немного прочухались и шарахнулись с их пути, очистив дерущимся прямую, хотя и колдобистую, дорогу к морю. Впереди уже не было никаких препятствий или заграждений, и слившийся разномастный ком, перекатившись через узкую набережную, угодил прямиком в воду. Там они наконец разделились.

В этот момент Туаза подхватилась было вновь удирать, на сей раз вверх по лестнице. Этак здесь можно было все ноги оббить, бегая вверх-вниз, и главное, что результат-то все равно был предопределен: не уйти им было пешком от этих двух тварей. Своим броском Степан лишь оттянул время, надеясь, быть может, на чудо; смерти они ему не желали, вот в чем беда, мечтали только захватить, потому и на "зверя" в данной ситуации рассчитывать не приходилось. Туаза тянула и дергала, но то, что происходило внизу, по-прежнему занимало внимание Степана.

- Постой, - отмахнулся он. - Ты погляди-ка...

Кошка била лапами, пытаясь уцепиться за скользкие каменные плиты, рядом суматошно трепыхался паук, совершая бестолковые круговые движения в мелких волнах. Наконец, столкнувшись со своей врагиней, он попробовал влезть к ней на спину. Возможно, что таким путем ему и удалось бы заползти на набережную, если бы вдруг из воды поблизости от них не выплеснулось здоровенное рыло. Нет, и в самом деле, кроме как "рыло", об этом трудно было что-либо сказать - серая осклизлая масса, напоминающая брюхо гигантской улитки с прорезанной посредине длинной щелью. Дальнейшее уложилось буквально в несколько секунд: щель распахнулась, открыв чудовищное жерло, куда ринулась тонна воды заодно с тем, что двигалось на ее поверхности. Паук и кошка были унесены потоком в голодную утробу, словно две клецки, не властные сопротивляться влекущей их могучей стихии, и края пасти сомкнулись над ними.

Захлопнувшееся рыло как-то недовольно пошевелило "губами" - то ли ему этого было мало, то ли показалось невкусно. Но больше пока ничего не падало, и оно нехотя убралось под волны - наверное, дожидаться десерта.

А на берегу уже вновь звучал монотонный напев, и стройные танцовщицы изгибались в ритуальной пляске. Повскакавшие было зрители сели и опять как ни в чем не бывало томно развалились в некоей прострации.

- М-да... - глубокомысленно высказался Степан, почесав бровь.

- Хорошо, - нервно сказала Туаза. - От погони мы избавились. Что собираешься делать дальше?

- А где это мы, собственно? - спросил Степан, оглядываясь: глаз радовало обилие среди меланхоличных туловищ обнаженных женских тел, парочку из которых они, кстати говоря, недавно довольно бесцеремонно примяли. Однако эти не иначе как гуттаперчевые дамы уже откинулись на окружавшие их подушки, словно забыв о происшествии. А между тем ступени, служившие им лежбищем, продолжали периодически вздрагивать, и отдаленный рокот все не смолкал, наоборот, заметно усилился.

- Понятия не имею! - ответила Туаза ледяным тоном. - Вы думаете, что у меня было время выбирать? - неожиданно она вновь перешла на "вы". - Если вы не забыли, я вынуждена была торопиться!

- Да, это было неплохо, - признал Степан, в надежде хоть немного ее смягчить. Да и в само деле - за эту сумасшедшую гонку через миры, выведшую из строя троих преследователей, она, безусловно, была достойна похвалы.

- Неплохо - еще не значит хорошо. Это значит никак, - сказала она, демонстративно отвернувшись. Поморщилась и расстегнула ворот своего комбинезона.

Действительно, жарко было, как в бане, и - ни ветерка.

- Все прекрасно, от погони мы избавились, теперь бы только узнать, куда попали, - заметил Степан, чувствуя с досадой, что разговор уходит в сферу препирательств. Внезапно накатила усталость, и даже вопрос о точном названии этого места показался не столь уж важным: кругом в конце концов собратья-гуманоиды, в случае чего у них всегда можно спросить, в крайнем случае и попросить о помощи. А пока отдохнуть бы. - В сущности, мне и здесь нравится, - сказал он Туазе. - Наверное, у вас легкая рука.

- Допускаю, что вам тут нравится, среди голых баб, - проворчала она, окончательно становясь Бяксой. - Может, и подкатиться попробуете. По-моему, эти плюксы будут не против.

Тут Степан, мигом рассвирепев, сделал неожиданную для себя вещь: схватив Бяксу за плечи, прижал ее к ступени, забыв о том, что она как-никак в недавнем прошлом пиратка и, верно, владеет разными хитрыми приемчиками. Она напряглась пружинисто, готовая к отпору, вот только в глазах, оказавшихся перед ним так близко, плескалась растерянность. Лицо Туазы было влажным, испуганным и таким... Красивым. Совсем не Бяксиным. Просто манящим женским лицом.

Степан отпустил ее и сел, потом провел по глазам ладонью, силясь снять наваждение. Напрасно: оно словно бы разливалось в окружающем мире, в стоявшей здесь жаре - странное ощущение последнего дня, последнего часа, быть может, последних минут, когда можно все, до чего окажешься в состоянии напоследок дотянуться, и все тебе ответит и поддастся, как готовы были это сейчас сделать - если ему не показалось - губы Туазы.

- Значит, так. - Он говорил, глядя прямо перед собой, стараясь держаться делового тона. Кровь еще шумела в висках. - Пора бы нам, наверное, отсюда выбираться. Трансверсора у нас больше нет, но поправь меня, если я ошибаюсь, здесь у многих на руках я вижу похожие браслеты. Видимо, придется просить кого-нибудь...

Договорить он не успел, потому что в это время с неба посыпались камни величиной так примерно с яблоко и грейпфрут. Раздались крики, одна из танцовщиц упала в воду, а в следующий миг лестница опустела. Разнеженные зрители не вскакивали и не метались - просто исчезали, словно их "выключали", как галографические фантомы, и в мгновение ока на ступенях не осталось ни единой живой души. Странно, что из такого количества народа одной только танцовщице не повезло получить прямое попадание.

Бежать им было некуда, да, собственно, ему и незачем, но была еще Туаза, и Степан чуть ли не насильно ее завалил, прикрыв собою. Слабо по-трепыхавшись, она притихла под ним и смирно лежала все время, пока продолжался камнепад. Камни ударяли в ступени, подскакивали высоко и бились опять, высекая обоюдное крошево, прыгали и улетали в море. Степан глядел на этот убийственный град, подняв голову (на Туазу в таком положении он старался больше не смотреть), и заметил одинокую фигуру, сидевшую много выше. Человек пристально смотрел в море, словно не замечая сыпавшей вокруг верной смерти, способной в любую секунду превратить его в труп с проломленным черепом. А там среди волн уже вновь разевалось в счастливом зевке бесформенное рыло, получившее свой десерт. Заглотив мертвую танцовщицу, оно спокойно схлопнулось и ушло под воду, к сожалению, не заработав на закуску ни одного небесного "снаряда". Словно сами небеса поддерживали нейтралитет с тварями, ополчившись против людей.

Когда небосвод "отстрелялся" и Степан с Туа-зой встали на ноги, внизу одновременно с ними стали подниматься оливковые тела, увешанные помятыми гирляндами - танцовщицы, оказывается, не исчезали вместе со зрителями, они оставались здесь и тоже залегли, прижавшись у нижних ступеней, ища возле них защиты. Одна из девушек, подняв голову, помахала рукой, и сидевший наверху человек ответил ей взмахом.

- Попробуем все-таки тут разобраться, - сказал Степан и стал подниматься к нему наверх. Туа-за последовала за ним, как ни странно без возражений: собственно, что им еще оставалось делать, кроме как налаживать контакты с местным населением?

Это был мужчина преклонных лет, весьма с виду благообразный, одетый в просторную белую хламиду.

- Добрый день, уважаемый, - для начала поздоровался Степан. Старик не ответил, лишь окунул подбородок в ладони, сложенные на полированной рукояти трости.

- Не подскажете ли, куда мы попали? - видя, что старик не склонен к общению, Степан все же сделал попытку его разговорить. - Мы угодили сюда случайно, с погоней по пятам и вызвали тут небольшой переполох, ну вы, наверное, видели.

В глубине выцветших карих глаз затеплился интерес.

- Так это, значит, вы? Неплохое было зрелище - помяли наслажденцев, скормили проглоту двух чужаков...

- Да вот, понимаете, какая история, - улыбнулся Степан, - потревожили немного ваших зрителей. А вы, простите, как их назвали?

- Мы их зовем наслажденцами, а сами они Себя называют созерцателями.

- Это как же понимать? - спросил Степан, присаживаясь.

- Созерцают они, видишь ли, наши последние деньки. - В словах старика не было горечи или гнева, лишь звучала нота обреченности. - А на самом деле острых ощущений им надо. Сидят.тут, у края чужой гибели, на девочек наших смотрят, которые все до одной обречены. Жертвы проглотам приносят - то тварь какую-нибудь живую, а то и человека.

- Человека? В жертву?.. - Степан вопросительно взглянул на Туазу - это что, мол, нормально? Может быть, где-нибудь такое в порядке вещей? Она только нахмурилась.

- Ну да, - ответил старик, - из наших, за какой-нибудь проступок: мы же тут все равно что приговоренные, вот они и самоуправствуют. Тешатся по-всякому. Такое тут порой идет "созерцание" - не поймешь, кто на ком...

- Почему вы считаете, что обречены? - спросил Степан. - Если город должен погибнуть, почему отсюда не эвакуируют людей? Или сами давно бы уже бежали.

- Не Город, - вздохнул старик. - Весь наш материк вот-вот должен погибнуть - уйти под воду. Необратимые тектонические процессы, сдвиг несущих пластов все, все было рассчитано учеными с точностью до дней. И все, кто мог, давно уже бежали - трансверсировались на другие планеты. Ведь на нашей только один материк.

- Ну а вы-то почему остались? - недоумевал Степан.

- Мы люди простые, бедные, - терпеливо объяснил старик. - Нет у нас таких средств, чтобы скакнуть куда-нибудь, сбежать от смерти.

"А что, на это разве нужны средства?" - хотел спросить Степан, но встретился взглядом с Туа-зой и обратился к ней, чуть изменив постановку вопроса:

- Разве Галактическая Служба Спасения берет плату за свои услуги?

Она пожала плечами:

- На планетах империи ежедневно происходят миллионы катастроф, спасать население не входит в компетенцию чрезвычайки - это забота планетарных властей.

- Но ведь Острову они пытались как-то помочь?

- Да, но только самому Острову как уникальному живому организму, единственному в своем роде. Вам же известно, что людей с него не спасали.

- Вот у вас, значит, как поставлено, - сказал Степан, не скрывая злости. Спасение утопающих - дело рук самих утопающих?

- Это вы в самую точку, - кивнул старик. - Это про нас. Я уже стар, мне утопать не страшно - все равно ведь помирать. Дочку жалко. Танцует, дурочка, перед этими наслажденцами в чем мать родила, надеется кому-нибудь из них приглянуться - все уповает, что заберут ее отсюда. Я бы ей не позволил, да ведь и вправду - единственный шанс...

- Да кой черт - единственный! - вскипел Степан. - Им же вас эвакуировать только рукой махнуть! Сами не хотят, так заставьте - оружие у вас какое-нибудь есть?

Старик только горестно вздохнул и не ответил.

- Какой смысл пугать оружием людей, способных в любую секунду трансверсироваться? - зло заметила Туаза. Похоже, она была озабочена не столько спасением "утопающих", сколько проблемой собственного бегства из этого проклятого края.

- Пугать? А кто сказал пугать? - проворчал Степан, т- Пристукнуть парочку наслажденцев и снять с них браслеты.

Туаза и старик разом вскинули глаза, она - с явным интересом, он - с недоверчивым испугом.

- Ладно, не беря греха на душу, - сказал Степан, поняв вдруг, что впервые за время своей эпопеи всерьез думал об убийстве - и не бандитов каких-нибудь, не убийц, а просто богатых скучающих людей, слетевшихся, как слепни на запах близкой крови, чтобы насладиться агонией целого мира и его обитателей. Обреченные еще надеются, что их станут спасать? Не-ет, так будет неинтересно. Хватать их и снимать браслеты, - сказал он и почувствовал, как Туаза ткнула его локтем в бок. Степан оглянулся - действительно, кругом там и сям уже вальяжно раскинулись вновь явившиеся созерцатели. И им вряд ли следовало слышать его предложения касательно превращения их из наслажденцев в невозвращенцы.

- Знаете, - сказал он старику, ощущая в то же время под собой новую дрожь ступени, но это воспринималось уже привычно, вроде как в поезде. - А я бы у вас тут остался. - И пояснил в ответ на мудрый, недоверчивый взгляд: - Уж очень мне везет - ни пули не берут, ни лазеры. И в этом свете вот что интересно - как со мной справится ваш катаклизм?

- Боюсь, что вам скоро предстоит это узнать, - грустно сказал старик. Никто здесь вам не поможет, если у вас нет при себе трансверсора или кругленькой суммы в имперских кредах.

Степан только махнул рукой, откидываясь на ступень - он вновь почувствовал чудовищную усталость, веки слипались. И эта жара...

- Туаза, - еще позвал он, - вы пока поразмыслите над моими предложениями. А мне надо немного отдохнуть. Если раздобудете браслет, то разбудите. - "А впрочем, зачем?.." - домыслил он уже про себя, погружаясь в сон.

Он ехал в плацкартном вагоне, полном почему-то голых баб. Они шныряли мимо туда и сюда, но рядом сидела Туаза, одетая, и отпускала на их счет разные критические замечания. Потом она сообщила, что этот поезд идет прямиком к разбитому мосту, но им-то, мол, нечего бояться, и многозначительно постучала по браслету на своем запястье. Степан пришел в ужас, что погибнет столько женщин, и даже поймал одну проходившую за бедро с намерением ее спасти, но вредная Туаза сказала, что он может эту телку прямо здесь, но только не при ней, после чего исчезла, гордо взмахнув своим трансверсором. Это было несправедливо, и Степан подумал, что раз так, раз уж все равно погибать, то, может, ему и правда прямо здесь - тем более что пойманная дама его к этому склоняла. Но в этот момент его стали бесцеремонно будить. Оказалось - та же несносная Туаза.

- Просыпайтесь, да просыпайтесь же! - зудела она в ухо, тряся Степу за плечо до тех пор, пока он не открыл глаза. - Послушайте, что мне удалось выяснить, - сразу перешла она к делу: - Трансверсировать нас эти окорока отказываются, уговоры, угрозы - все бесполезно, они даже не слушают. А забрать прибор силой будет не так-то просто - у каждого защитное энергополе, при малейшем намеке на опасность оно включается. Я только резко шагнула к одному доблоху, и меня шибануло так, что до сих пор волосы дыбом.

Степан покосился на ее волосы - они были, как всегда, аккуратно зачесаны и забраны на затылке заколкой в виде серебристого иероглифа.

- Интересные дела, - сказал он сипло, - а когда мы сыпались по лестнице, пихая их во что ни попадя, я что-то ничего подобного не ощутил.

- Вы что, еще не проснулись?

- Да, не совсем, - признался он.

- То-то я и гляжу, что вы туго соображаете.

Обижаться на Бяксу не имело смысла, к тому же она была права - соображал он туго. И главное - в данную минуту был не очень-то склонен соображать. Ну зачем ему этот трансверсор? Весь народ отсюда с его помощью все равно не спасешь - как-никак, целый материк. А самому ему и тут неплохо. Да черт с ними, с наслажденцами, - пусть созерцают. Катастрофа не за горами, и у него имеется наконец реальная возможность в ней поучаствовать. Померяться силами - но это к "зверю", пускай-ка попробует, если сможет, остановить локальный Армагеддон. А пока он надвигается, остается время еще чуть-чуть подавить на массу. Что Степан и сделал, оставив заносчивую Туазу с ее проблемами.

Он ехал в том же поезде, только на сей раз вместо женщин мимо шныряли псифы розовой расцветки. То есть - надо понимать - тоже женщины и тоже в некотором роде раздетые, но такая "обнаженка" Степана совершенно не вдохновляла. Поднявшись, он пошел по вагону и шел до тех пор, пока не увидел в одном из купе свою тетушку: та сидела, пригорюнясь, напротив псифицы и рассказывала ей, что племянник, мол, ее пропал - не иначе как бандиты убили из-за денег, а деньги эти - американские доллары - лежат у нее в кухонном столе, она к ним прикоснуться-то боится и подумывает, не отнести ли их в милицию. Степан схватил ее за руку:

- Да что ты, теть Паш, вот же я, живой!

Тетя в ответ вцепилась в него с неожиданной силой, и тут словно пелена спала с его глаз: он увидел, что никакая это на самом деле не тетя, а лысый интриган Экселенц.

- Ну что, Степан Геннадиевич, попались? - сказал Экселенц с ласковой ехидцей. - Знаем, на что вас брать!

- А чего это псифы так суетятся? - спросил Степан, в надежде отвлечь его внимание и вырваться тем часом из цепких лап.

- А это пожар, - радостно объяснил Экселенц. Тут только Степан обратил внимание, что сильно тянет гарью. Тут же и псифы заорали по-кошачьи на разные голоса, а вагон заходил ходуном, немилосердно тряся его и толкая. Степа сразу вспомнил, что этот "поезд в огне" должен, кроме всего прочего, еще и рухнуть с раздолбанного моста. Но не успел он вновь озаботиться спасением особей женского пола, пускай на сей раз и в шерсти, как понял, что причина тряски кроется в другом. Оказалось, что это его будят, и на сей раз куда более бесцеремонно.

Открыв глаза, он, к своему удивлению, не увидел обожаемой Бяксы. Зато узрел ТАКОЕ!!! Свет ему застили две фантастически-роскошные груди, колыхавшиеся чуть ли не перед самым его носом. В прошлый раз при пробуждении его лишили чего-то подобного во сне, теперь же, наоборот, преподнесли наяву, как говорится, в натуре. Он как завороженный уставился в чьи-то налитые перси, не обращая внимания на окружившую его плотную толпу полуголых граждан.

- Я говорю вам - это он, тот самый! Он был с ней! - сказали умопомрачительные буфера, вернее, конечно, сказала где-то над ними их счастливая обладательница, всего-навсего склонившаяся в таком замечательном для Степана ракурсе, чтобы его опознать. Не будучи полностью уверенным, что проснулся, он протянул руку и поймал в нее это трепещущее чудо. Дама задохнулась и смолкла, глядя в немом изумлении на свою плененную персь, тем временем он, все еще сомневаясь, решительно взялся и за другую, произнеся с хрипловатым восторгом:

- Вот это да!

- Хам! - как-то неуверенно сказала она, почему-то однако не препятствуя жадному овладению хамом своими сокровищами. Степан с удовольствием бы продолжил это увлекательное занятие, а там, глядишь бы, и развил, но тут его грубо поставили на ноги, оторвав от таких упоительных и уже вроде бы оприходованных им молочных желез. Их хозяйка отступила, бормоча с растерянным видом:

- Однако это странно... Что с моей защитой?..

Дернувшись было, как намагниченный, за нею, Степан только теперь обратил внимание, что препятствуют ему в этом деле два раскормленных атлета, крепко ухвативших его за плечи. Еще он понял, что запах гари ему не приснился, действительно, пахло близким пожаром, мало того - сверху падали серым снегопадом редкие хлопья пепла. А вожделенные прелести окончательно скрылись из поля его зрения, загороженные неэстетичными мужскими жирами: вперед выступил лысый муж средних лет в перекинутой через плечо алой простыне, делающей его похожим на патриция.

- За прикосновение к благородной даме ты понесешь наказание, грязный смерд! - напыщенно произнес лысый. Отсутствие у Степана трасверсора, видимо, давало им право считать его одним из местных обреченных, к тому же его одежда действительно не отличалась чистотой после ползания по коммуникациям на станции псифов. - Но сначала ты нам скажешь, - продолжал величественно "патриций", где могла спрятаться эта преступная стерва, твоя подружка!

Ситуация прояснялась: пока он спал, Бякса что-то тут натворила, возможно даже, что ей удалось отсюда смыться, завладев чужим трансверсором и оставив напарника расхлебывать заваренную кашу. "Что ж, будем расхлебывать. Выбора-то нет".

- Сейчас я вам покажу, - ответил он лысому и попросил его: Посторонитесь-ка, дорогой товарищ! - Пузо удивленно откачнулось в сторону, вновь явив глазам Степана уплывшие из его рук роскошные перси. - Вот! - сказал он, очень довольный открывшимся видом. - Прежняя девушка меня покинула, но эта нравится мне гораздо больше, так что можете считать ее моей и, если хотите, преступницей и стервой.

- Ты презренный гравк, забывший свое место! - загремел "патриций", побагровев от злости и обильно потея.

- Прошу прощения, я не презренный, я бешеный, - поправил Степан, в доказательство слегка ощерясь. - И советую всем вам, пока целы, немедленно удалиться от этого - МОЕГО - места на сто шагов. А благородной даме, - сказал он мягче, - я рекомендую остаться и подойти поближе.

Гудевшие вокруг наслажденцы смолкли, потрясенные такой неслыханной наглостью; на некоторое время воцарилась тишина, которой Степан воспользовался, чтобы обратиться к другой приглянувшейся ему в толпе благородной даме белокожей и пластично-узкой, призывно глядевшей на него парой круглых высоких грудок, так и просящихся в ладонь, и, кроме того, конечно, широко открытыми бархатными глазами:

- И ты, да, ты, с родинкой повыше киски, - тут его голос перешел в ласковую хрипотцу: - Ты тоже подойди сюда.

Он не играл на публику, исподволь толкая противника к решительным действиям. Ему действительно чертовски, до челюстного хруста хотелось - эту и ту. Эту, нещупаную, даже больше, она была в его вкусе, он глядел на нее и видел как наяву эти розовые соски в плену своих пальцев - мнущих, ласкающих, мучающих медовую плоть, скользящих затем ниже, по шелку живота, через бугорок родинки к стройным, разведенным в мучительном желании ногам, видел, как она замирает, не дыша, наконец ощутив его, и как счастливо выгибается навстречу первому медленному толчку. Видел ее вскинутый подбородок, припухшие от страсти губы и расширяющиеся навстречу ему зрачки.

Он готов был взять ее здесь и сейчас - если бы еще "зверь" очистил близлежащую территорию от зевак, самому-то их точно не разогнать. Растравили они его до крайности своею обнаженкой! Его бывшая невеста сразу, безошибочно улавливала этот тусклый блеск в его глазах, называя это состояние спермотоксикозом, только почему-то теряла от этого голову.

Вот и "узкую", похоже, зацепило: во взгляде - протест, а в теле незримая миру революция под лозунгом: "Долой гнет верхов, вся власть низам!" Знаем мы такое "смятение у трона". Наши победят.

И ведь шагнула! Ступила вперед, забыв об окружающих, словно по шатким мосткам над пропастью.

Протянуть ей руку со своей стороны...

- Взять его! - задыхаясь, хрипло рявкнул "патриций".

И тут их словно прорвало - на Степана бросилась со всех сторон разъяренная орава полуголых мужчин: рыхлые и тощие, высокие, приземистые, лысеющие и поросшие волосами устремились к нему, и во всех глазах жгучая, обнаженная ненависть. Одержимые, нелюди.

- В жертву его! Проглоту в пасть! Смерть негодяю! - неслось пронзительно со всех сторон.

Его схватило множество рук; он уж подумал, не разорвать ли они его собираются тут же, на месте, - вот это было бы кстати! Но они только подняли его и понесли вниз, где сбились в тревоге девушки, прервавшие танец. За их спинами лежал асфальтовой гладью серый океан - зыбкая ловушка проглота, страшная в своей недвижимости, и слепые небеса осыпались на их юные головы медленным пеплом скорби по ним, еще живым, но уже мертвым.

- Танцуйте, дочери ужаса!!! - ревел спускавшийся впереди "патриций". Пляшите, пойте, ликуйте, чертовы шлюхи! Сегодня мы приносим жертву проглоту-всепожирателю!!!

Но они как будто не слышали - стояли, молча подняв лица, безвольно уронив руки, всматриваясь слезящимися от пепла глазами - кого там опять несут?.. Не моего ли?.. Не из моих ли?.. Если бы только в их силах было помочь, укрыть, подарить этому несчастному бесценное сокровище - лишний денек, всего лишь один... Ведь каждый их день был теперь равноценен целой жизни, где новое утро становилось бесценным подарком, подобным рождению, а каждый обнявший землю вечер был последним. Но что они могли?.. Ничего. И медленно расступились, пропуская процессию к воде.

Степан в принципе не прочь был искупаться, вот только ему совсем не мечталось закончить свой славный путь в желудке у проглота, а он не очень представлял себе, каким способом его "зверь" мог бы расправиться с такой тварью. Поэтому он ожидал от "зверя" каких-либо решительных действий еще на берегу, пока его несли, и потом, когда уже раскачивали, - до последней минуты, до последней секунды ждал, что вот сейчас вновь обрушится камнепад и вся толпа трусливо исчезнет, или у них случится массовый перелом рук и ног под его тяжестью. Но, увы: ноги наслажден-цев поднесли его к краю набережной без малейшего для себя ущерба, а руки раскачали как следует, чтобы закинуть подальше, и, оставшись-таки невредимыми, бросили. Степан под общий торжествующий вопль полетел в черную воду, на лету очень и очень сожалея, что его "зверь" обошел этих ленивых отъевшихся скотов, пьяных вседозволенностью в погибающем мире, своим вниманием.

Окунувшись, он вынырнул и медленно поплыл от берега, не желая видеть их потную толпу, застывшую в сладострастном предвкушении зрелища. Вскоре его тела под водой коснулось что-то, и он невольно быстрее заработал руками, но они тоже наткнулись на это "что-то", а потом в него уперлись и ноги. Оно было огромно и поднималось прямо под ним, так что через какое-то время он оказался лежащим на скользкой вершине большого покатого острова, судя по всему - плавучего, притом явно органического происхождения. Поднявшись на ноги и пройдясь, Степан очень скоро определил, что находится на туше проглота, похоже, увы и ах - дохлого. "А что мы сегодня кушаньки? А, вкусного красного паучка и желтую кошечку? Ну, чему ж тут удивляться, когда даже детишек в садике учат: "Красный цвет - дороги нет! Желтый - приготовиться!" Эти существа из другого мира могли быть в принципе не пригодны в пищу местному чудовищу, а может быть, дело было в паучьем яде - кто теперь разберет, да и какая разница! Важен был результат.

Стоя поверх той самой утробы, куда наслажденцы хотели его упечь, Степан наконец посмотрел на берег - неплохо было бы сорвать с них гром рукоплесканий, подумалось ему, еще приятней - бурю бессильных проклятий, но широкая аудитория, осыпавшая всю лестницу вширь и ввысь, встретила его триумф гробовым молчанием. Лишь одна фигурка радостно вскинулась, махая палкой. Степан с благодарностью узнал старика и подумал, кстати, что у него-то и надо будет расспросить насчет Бяксы - действительно ли она совершила здесь что-то более преступное, чем он, и куда так загадочно испарилась после своего злодеяния.

Дольше торчать на проглоте не было смысла. Возвращаться к наслажденцам тоже не больно-то хотелось, но иного выбора не было, и Степан прыгнул в воду.

Приближаясь к берегу, он заметил, что на океане при полном безветрии поднялась мертвая зыбь. Он поплыл быстрее; набережная росла, поднимаясь все выше над водою. Несколько раз ему казалось, что еще пара гребков, и он ее достигнет, но она как будто бы отступала, оказываясь гораздо выше, чем он вначале предполагал; нечто подобное он испытал в космосе на подлете к планетарной станции, но она-то и в самом деле была колоссальных размеров, чего никак нельзя было сказать о высоте здешней набережной. То есть раньше нельзя было.

Определенных выводов по этому поводу он сделать не успел, потому что в это время по левую руку от него из волн выпросталось чудовищное рыло еще одного проглота. Тут же оно распахнулось наподобие омерзительной пещеры. Степан остервенело заработал конечностями, преодолевая поток воды, устремившийся в это ненасытное хайло. В ужасе от увиденного он совершенно упустил из виду тот факт, что его жизнь находится под надежной защитой и ему вовсе необязательно так панически за нее бороться. "На "зверя" надейся, а сам не плошай", - вот единственное, что он мог бы сказать впоследствии себе в оправдание. Однако сейчас всем его существом владел всепоглощающий животный ужас. И дикий протяжный вопль, переходящий в визг, раздавшийся откуда-то сверху, вполне органично с ним переплетался. Вскинув голову между взмахами, он увидел рубиновые импульсы, непрерывной чередой хлещущие с берега в направлении разверстой пасти. Кто-то, дай бог ему здоровья, лихорадочно, не жалея зарядов, расстреливал чертову каракатицу, чья бугристая, начисто лишенная зубов ротовая полость уже катастрофически приблизилась к Степановым ногам. Но, увы, стреляли безрезультатно: мерзкое осклизлое жерло и не думало захлопываться, оно, напротив, распялилось еще больше и тянуло в себя воду, как в бездонную цистерну. И Степан продолжал грести, надрываясь, вложив оставшиеся силы в последний отчаянный рывок. Но вот несущийся навстречу поток как-то резко ослаб. Одновременно ноги прошлись по чему-то достаточно твердому, весьма похожему на спину третьего подводного гада, но оказавшемуся на поверку самым настоящим дном.

"Вот те на, отлив, что ли?" - промелькнуло в голове, когда Степан поднялся во весь рост - вода бурлила теперь вокруг его бедер, стремясь уже не к проглоту, а отступая от берега. Впереди, совсем неподалеку высилась каменная громада набережной, а рядом, в каких-нибудь двух шагах, лежала гороподобная туша, все еще бессильно разевавшая пасть. И она была тут не единственной подобные же "острова" выросли по всему прибрежному пространству, становящемуся с каждой секундой все более мелководным.

- Степа-а-а-ан! - истошно заорал откуда-то сверху женский голос. Он поднял голову - с края набережной ему махала какая-то голая девица с бластером в руке. Ну, не то чтобы совсем голая, а при набедренной повязке. Рядом с ней стоял старик, державший бухту веревки.

- Сюда!!! - орала девица, в то время как старик уже скидывал вниз веревку. - Скорей!!!

Наслажденцы, застывшие поблизости в оцепенелых позах, почему-то никак на них не реагировали, даже не глядели в их сторону - все взгляды были устремлены в океанскую даль. Степан обернулся.

На горизонте поднималась, кипя, отвесная стена воды высотой... Нет, с такого расстояния было не определить. Может, с останкинскую башню. А может, и с две. Теперь не приходилось сомневаться, что являлось причиной отлива.

- Степа-а-ан!!! Чтоб тебя жратохряпс заел!!! - это замечательное пожелание заставило его очнуться: с трудом оторвав взгляд от одной, поистине апокалиптической стены, он развернулся и побежал к другой - рукотворной. Хотя, казалось бы, зачем? С океана на этот берег надвигалась чистая, стопроцентная гибель - ревущая, всепоглощающая бесь, не знающая преград, не подвластная усмирению, даже его "зверем": что по сравнению с этим какая-то автострада или лакомка-проглот? И не все ли ему было равно, где ее встречать - здесь, внизу, стоя на обнажившемся дне, или на набережной, куда его, уцепившегося за конец веревки, подтянули, на удивление, быстро? Наверное, в нем еще жила надежда кого-нибудь тут спасти - того же старика и молоденьких танцовщиц: раз Бякса раздобыла оружие, значит, не все еще потеряно.

Как ни трудно при взгляде на нее было в это поверить, но это действительно была она, Бякса, а вернее, Туаза - почти нагая, с гордо торчавшими соразмерными грудками, в какой-то тряпке на бедрах и с бластером в руке. И еще Степан впервые увидел, какие у нее обалденные ноги, когда они без штанов.

- Это как же понимать?.. - спросил он, слегка опешив в первое мгновение от ее вида.

- Маскировка, - досадливо отмахнулась она, сразу переходя к делу: - Эта пукалка слишком маломощная, не берет их защиту, так что придется вам... - Тут она смолкла, потому что Степан хохотал - от души, откинув назад голову, позабыв о накатывающей на них с горизонта неминуемой смерти.

- Замас-кирова-лась! Ха-ха-ха! Ой, я - ха-ха-ха - не могу!

Теперь более или менее прояснилось, за что ее разыскивали - выпросила-таки у старика оружие и попробовала, следуя его, Степанову, совету, пристрелить наслажденца!

Глаза Бяксы полыхнули. Не задумываясь о последствиях, действуя, что очевидно, спонтанно, она замахнулась на него рукой, сжимавшей тот самый бластер, с помощью которого только что безуспешно пыталась его спасти, расстреливая проглота. Вполне возможно, что на взмахе ее хватил бы паралич или прострел, если бы ее рука не оказалась в тот же миг схвачена, заломлена назад и лишена оружия. Проделал все это, разумеется, не Степан - он лишь наблюдал за обезвреживанием Бяксы, одновременно, можно сказать, встречая нового гостя.

Перед ним стоял собственной персоной Экселенц с четырьмя сопровождающими: один из них только что обезоружил Бяксу и продолжал держать ее в полусогнутом состоянии, двое, шагнув вперед, аккуратно взяли за локти самого Степана, последний остался возле босса. За их спинами зияла пространственная дверь, откуда они все только что явились и куда, без сомнения, собирались препроводить Степана - с его согласия или без.

- Ну что же вы, Степан... - укоризненно начал Экселенц и замолчал, стоило его взгляду упасть на идущую к берегу отвесную стену воды высотой до неба.

- Словом, так! - торопливо сказал Степан. - Вы сейчас в темпе спасаете отсюда людей, иначе на мое содействие можете не рассчитывать!

Экселенц словно только теперь заметил толпившийся вокруг народ.

- Но все эти люди вне опасности, - сказал он. - Они только созерцают катастрофу, имея возможность в последнюю секунду...

- Не все, - перебил Степан. - Спасайте девушек без браслетов, прихватите вот этого старика. Все, время пошло! - и дернулся, вырываясь.

Экселенц лишь кивнул, и Степан оказался свободен: его охрана снялась с места и, повинуясь жесту хозяина, побежала загонять танцовщиц в спасительную дверь. Большинство из них толпились тут же - кстати, именно их совместными усилиями Степан и был поднят "со дна". Канители с ними не возникло: едва уразумев, что их, уже утративших последнюю надежду, все-таки спасают, девушки сами поспешно устремились "на выход".

Человек, державший Бяксу, вопросительно посмотрел на Степана.

- Да, да, - махнул рукой тот, - и эту туда же.

Неосмотрительно отпустив Бяксу, охранник дал ей шлепка по направлению к двери, уверенный, наверное, что она, как и другие, побежит со всех ног спасаться. Не тут-то было! В следующую же секунду он получил звонкую затрещину. Смерив презрительным взглядом своего опешившего оскорбителя, Бякса, независимо подрагивая грудками, прошествовала к Степану и встала от него по правую руку попробуй, мол, тронь!

Он только усмехнулся, окидывая взглядом толпу наслажденцев, игнорировавших происходящую у них под носом спасательную операцию, даже не помышляя к ней присоединиться и кого-то спасти. С выпученными восторженно глазами, открыв рты, дергаясь фанатично и что-то бормоча, они СОЗЕРЦАЛИ. Лишь одна из них, стоявшая поблизости, выпадала из общей клинической картины: та самая, "узкая", благородная дама, чей взгляд был неотрывно устремлен на Степана. Недавно он мысленно ее имел и, похоже, все еще продолжал заниматься этим, уже в ее мыслях.

Он усмехнулся про себя: "Никак присохла? Или, может, желает соития в самый кульминационный момент?" Жаль, что ему теперь было не до нее. В Москве, пожалуй, взял бы телефончик. А может, и не взял бы - ее тут, может быть, уже всем миром поимели - лысые, толстые, все! Ведь отчасти затем они сюда и являлись, как там старик говорил - кто на ком... Наслажденцы - одно слово.

Степан едва сдержался, чтобы не усмехнуться открыто ей в лицо. Зачем обижать благородную даму? Но она, кажется, поняла - вспыхнула всей своей белоснежной кожей, словно услышала его мысли, отступила назад - почти отшатнулась, а в следующее мгновение исчезла. Что удивительно - даже не досмотрев редкостного зрелища. Возможно, он был насчет нее и не прав - они здесь ощущали себя полностью защищенными, и каждый делал лишь то, что сам хотел. Но угрызений совести Степан не испытывал: слабо, что ли, ей было, сладенькой, исчезнув, захватить с собой хоть пару девочек? Те, спотыкаясь, бежали со всех сторон в дверь, в то время как воздух уже содрогался от рева волны, захватившей полнеба, вздергивавшей, словно мелкие камешки, туши усыпавших ее путь проглотов.

Но вот и последняя пташка ныряет в дверь - старик, пропустивший всех, подталкивает ее и оборачивается: Степан с Туазой уже рядом, а вот Экселенц с охраной, как ни странно, стоят в стороне, словно отмороженные, слившись с толпой созерцателей, в точности их повторяя. Впрочем, чему удивляться - и у этих наверняка есть трансверсоры, которые они медлят использовать до последней секунды.

- Давай! - Степан толкает через порог Туазу. - И вы! - Старик делает шаг, и в этот миг набережная содрогается, уходя из-под ног. Степан видит, как начинает рушиться, проваливаясь, лестница, как летят сверху мраморные глыбы, и резко надвинувшаяся водная толща успевает оросить лицо первыми брызгами.

Вот о какой гибели он мечтал.

Но в этот миг его хватают и выдергивают вовне.

Глава 7

СМЕРТЬ В ТРАНСВЕРСИИ

Упав ничком на ровный пол, Степан резко обернулся, уверенный, что вслед за ним в дверь хлынет бешеный поток.

И словно очнулся: никакой двери позади не было. Он лежал в центре небольшого роскошного зала, кругом толпился спасенный народ - и ведь поди ж ты, довольно много! Была здесь и Туаза, и старик - надо же, и он успел! Но выдернули его из-под самого носа у ревущего хаоса не они: рядом стояли все те же два ординарца, только что его отпустившие. Сам Экселенц находился тут же, напротив Степана, и смотрел на своего беглого агента без малого по-отцовски.

- Как вы успели и меня вытянуть?.. - только и спросил Степан. Он же видел их на набережной за несколько секунд до конца, застывшими в состоянии, наподобие шокового.

- Ну не мог же я позволить вам вновь ускользнуть! Пришлось удалиться чуть раньше, чтобы успеть вас сцапать, - он улыбнулся, затем глубоко, удовлетворенно вздохнул: - Д-а, признаться, редкостное было зрелище!

- И куда же я, по-вашему, мог ускользнуть? - поинтересовался Степан, поднявшись с пола. - На тот свет, что ли?

- Не прибедняйтесь, дорогой мой Степан, не прибедняйтесь! Какой там "тот свет"! Кого-кого, а уж вас бы выкинуло на поверхность. Если бы мне сообщили, что на Ольвьере после катастрофы выжил лишь один человек, я бы ни на секунду не усомнился, кто он. - Говоря это, Экселенц с улыбкой оглядывал толпу спасенных. - Женщины, женщины, - сказал он чуть нараспев, скользя взглядом по гибким телам танцовщиц, потом с интересом взглянул на Степана: - Ваша слабость?

- Как это вы догадались?

- Сначала на Морре, - стал объяснять Экселенц, словно не уловив сарказма, - они же вас там убивали, признайтесь, ну, ведь пытались! Из кожи лезли, чтобы вас прикончить! А вы им взамен дали возможность ускользнуть, передислоцироваться куда-то в другое место, еще порядком поморочив нам головы. И теперь - мог ли я подумать, что заполучу на Ольвьере вместе с вами целый гарем! Надеюсь, вы не намерены оставить их всех при себе?

- Ну, хватит! - сказала вдруг Туаза, выступив вперед. Глаза ее полыхали смурным, нехорошим огнем, но, господь свидетель, какой беззащитной выглядела она в нагом виде! Обманчивое ощущение. - Потрудитесь выдать мне одежду! сказала, нет, приказала Туаза. - И будте добры учесть, что я не пострадавшая с Ольвьера. Мы попали туда со Степаном после совместной операции по освобождению заложников.

У Экселенца тихо отвисла челюсть.

- Так это что, выходит, - обратил он к Степану округлившиеся глаза, - ваша напарница?.. - И вдруг, перхнув, зашелся неудержимым гомерическим хохотом, который Туаза пережидала молча, играя скулами.

- Ну, будет вам, будет, - сказал Степан, понимавший, с одной стороны, Экселенца: его озабоченный сотрудник берет себе в напарницы такую кралю да заранее раздетую - для удобства, значит, чтобы попутно, так сказать, без отрыва - где приспичит, там и вставил. А с другой - начиная догадываться, откуда берет начало женская ненависть ко всему мужскому роду.

Но Экселенц так и не смог остановиться: продолжая хохотать, он слабо махнул рукой своим людям - мол, дайте ей, чего просит, и вообще разберитесь тут, а сам пошел из зала сквозь расступающихся танцовщиц, сгибаясь по пути от смеха чуть ли не пополам. Так несерьезно повел себя этот гениальный политик, бывший таковым до тех пор, пока дело не касалось женщин. Глядя, как он удаляется, Степан вспомнил их предыдущий, казавшийся теперь таким давним разговор о проблемах с Моррой: "Сами понимаете, сколько смеха вызвало их заявление!.." Неужели он забыл, каким боком вышел ему потом этот смех?

Однако, встретившись уже немного позднее с Экселенцем в его кабинете, он не стал выкладывать ему свои соображения по данному вопросу: у каждого человека есть свой пунктик, по поводу которого его не имеет смысла переубеждать. У Степана это, допустим, была любовь к женщинам, у Экселенца же, наоборот, - их уничижение. Вот и теперь, пригласив его для разговора о предстоящем деле, Экселенц и не подумал позвать Туазу, хотя та представилась ему напарницей, чего Степан, кстати говоря, не отрицал. Не то чтобы он мечтал вновь иметь ее под боком, тем не менее отдавал должное ее бесспорным талантам, в отличие от Экселенца, воспринимающего подобного партнера весьма узконаправленно. Однако, хоть Степан и решил не поднимать этого вопроса, Экселенц сам с него начал.

- Куда мне прикажете девать эту вашу так называемую напарницу? - с места в карьер спросил он именно о Туазе, хотя существовала еще проблема с куда большим количеством танцовщиц. И Степан не преминул о них напомнить, добавив от себя, что девушки многое пережили и ему не хотелось бы, чтобы они были выброшены куда попало на произвол судьбы.

- Вы, похоже, принимаете участие в судьбе всех женщин, встречающихся на вашем пути, - криво усмехнулся Экселенц. - Но не волнуйтесь - предвидя вашу заботу, я уже отдал соответствующее распоряжение, в обход, кстати говоря, Межпланетной Эммиграционной Службы: ваши красотки и их престарелый спутник в данную минуту отправляются на Тмиин - это курортная планета, где им будут предоставлены все условия - жилье, работа, подъемные. Вы довольны?

- Я могу это проверить?

- Хоть сейчас!

- Давайте попозже.

Он не договаривался с Экселенцем об оплате за свои услуги. Псифы, например, заплатили ему поистине в астрономических масштабах. Что, по сравнению с этим, устройство горстки людей на приличную планету? Гроши? Степан прикинул и решил: "Нет, это даже не три корочки хлеба".

- А теперь скажите, - продолжал Экселенц, - что я должен делать с вашей подругой, которая хоть и оделась, но все равно заявляет довольно откровенно, что вы просто не в состоянии без нее обойтись?

"Ой-ой-ой, как все запущено", - вздохнул мысленно Степан. Если бы Экселенц знал еще, что это - та самая женщина, что руководила операцией по его истреблению на Морре. А ныне, по мнению Экселенца, она спит и видит Степана у себя между ног. Сопровождает его голышом! Можно себе представить, какие бы он сделал далеко идущие выводы о многогранности его талантов! Имидж полового маньяка Степану, конечно, льстил, жаль только, что Туаза со всею своей привлекательностью была совершенно непредставима в подобной роли, и он вообще до сих пор не очень понимал, почему эта мужененавистница так крепко, ну прямо-таки намертво к нему прицепилась.

- Пожалуй, - сказал он, - мне не стоит ее брать. Денька два-три я как-нибудь вытерплю. Да и вообще пора завязывать, вы не находите? - Экселенц кивнул вполне серьезно. - Скажите ей, что я ушел на задание, дайте подъемные и трансверсируйте отсюда, куда она сама попросит.

- Хорошо, - согласился Экселенц, весьма довольный такой постановкой вопроса, не возражая даже насчет "подъемных": похоже, что "напарнице" давалась отставка. - Значит, с этим мы решили. - Он откинулся на спинку, глядя на Степана с этаким ласковым прищуром, навеявшим на последнего легкие исторические ассоциации.

- Признаться, погоняли вы нас, - дружелюбно сообщил Экселенц.

- Вас? - Степан в самом деле был удивлен личным участием в погоне за ним председателя Межгалактического Совета.

- И меня в каком-то смысле. Разумеется, не я носился за вами по планетам и станциям, я прибыл лишь в последний момент, когда было точно определено место вашего пребывания.

- Каким образом определено, если не секрет?

- Ну-у, это слишком долгая история, - Экселенц широко улыбнулся, - и, боюсь, вам она будет не совсем понятна.

- Я так и думал. - Он и в самом деле не рассчитывал на откровенность, да, в общем-то, и не особо в ней нуждался, разве что из чистого любопытства.

- Мы едва не застали вас на станции у псифов, но пауки нас опередили. Какие-то пять-шесть терсов опоздания...

"Секунд, что ли? Или минут?" - подумал Степан, но спрашивать не стал: теперь-то какая разница!

- И кошки тоже вас тогда опередили - сказал он. - А на Острове - медведи. Все время вас кто-то опережает. Вот объясните мне, непонятливому, - зачем вы раззвонили обо мне на всю галактику, даже вынесли мой вопрос на Галактический Совет? Никто ничего не знал, кроме меня и Грабса. Ну и Верлрока, разумеется. Потом узнали вы.

- Видите ли, - Экселенц поморщился, словно тема была ему неприятна, - я с удовольствием скрыл бы факт вашего существования, но в политических областях существует Закон о Несокрытии Информации.

- Как-как? - Степану показалось, что он ослышался. Экселенц повторил.

- Что-о? - Степан засмеялся. - Но это же просто оглобля в колесо политики! Она же зиждется на сокрытии, утаивании и обведении вокруг пальца. И потом, объясните, как можно обеспечить соблюдение такого закона? Взять с политиков слово говорить правду, только правду и ничего, кроме правды? - он вновь засмеялся, недоверчиво качая головой.

- Элементарно, - устало отмахнулся Экселенц. - Существует специальный прибор - эмоции и мыслеуловитель, кстати, и вас в свое время наверняка вычислили с его помощью.

- А, такой большой барометр?

- Это, наверное, был старый образец. А новый умещается в руке или на запястье.

- Так что же это получается - любой может подслушать мои мысли? ужаснулся Степан: хоть он и мыслил на языке, известном за пределами Земли очень немногим (Грабсу, например), и даже Экселенц, имей он при себе сейчас такой приборчик, не прочел бы ни слова из его мыслей, но, мать честная, - образы-то, образы!!!

- Ну не волнуйтесь, - отвечал Экселенц, - прибор выпускается очень малыми партиями, практически штучно и запрещен к употреблению в быту из соображений этики. Зато благодаря ему в галактике впервые за последний оборот воцарились относительные мир и согласие. - Он вздохнул. - Ну что ж, давайте переходить к делу. Речь пойдет о трансверсии. Вы в последнее время частенько ею пользуетесь, хотя, конечно, не в курсе, откуда берется энергия для переброски на столь чудовищные расстояния.

Экселенц словно взял себе за правило каждый раз начинать повествование с указаний на какие-либо пробелы в Степановых знаниях. Да, что уж тут поделаешь, приходилось согласиться, что в масштабах галактики Степан бьш очень много чего "не в курсе".

- И откуда же она черпается? - спросил он для проформы, чтобы не говорить, как первоклассник, с удовольствием ожидаемого собеседником банального: "Не знаю! Ну не знаю я!"

- Из самого же перехода, вернее - из первородного пространства, так называемого "подпространства", куда вы попадаете, задействовав трансверсор. Это - неисчерпаемая кладовая энергии!

- Постойте-ка! Если оно, как вы говорите, первородное, то почему в нем и кислород есть, и дав

ление вроде бы нормальное? - Степан понимал, что возвращает Экселенца к курсу их начальной

школы. Ну точно, так и есть.

- Это не поддается объяснению привычными нам категориями, поэтому мы учим детей воспринимать возможность перехода как данность. Видите ли, в подпространстве не существует таких понятий, как "время" или "расстояние", по сути, вы одномоментно шагаете через него из одного места в другое, а все, что вы при этом ощущаете, - лишь результат воздействия его на ваше сознание, когда единственный миг растягивается в терсы ("Точно, в минуты или что-то вроде"). Не знаю, успели ли вы ознакомиться с принципом набора координат и системой обозначений ("Да знаешь ты прекрасно, что не успел, когда ж мне было?"), но это сейчас не столь важно. Суть состоит в следующем: при переходе в девятнадцатом индексе появились проблемы - настолько серьезные, что временно пришлось наложить общегалактический запрет на его использование.

- И что за проблемы? - спросил Степан: наконец-то, кажется, они подошли к сути дела.

- Те, кто пользовался в последнее время этим индексом, стали прибывать к месту назначения трупами. Изуродованными.

- Ого!.. - вырвалось у Степана. - И много их... навалило?

- Индекс, к счастью, периферийный и маловостребованный. Первые случаи сочли зверскими убийствами в реальном пространстве - до входа в трансверсию, но после пятого трупа следствие пришло к очевидным выводам, тогда и был наложен запрет.

- И что, есть какие-то предположения?.. - вопрос прозвучал донельзя странно: людей убивает где-то вне пространства и времени - каковы ваши версии? - Ну, каков хотя бы характер повреждений? - спросил Степан.

- Повреждения чисто физического свойства. - Экселенц тер пальцами лоб, словно массируя его или размышляя, говорить ли всю правду или не стоит заранее пугать агента: Степанова защита работала безотказно в обычном пространстве, но как-то она поведет себя в первородном?

- Ну, это понятно, - сказал Степан. Как еще, интересно, может быть изуродован труп, если не физически? Морально, что ли? - Они что, - спросил он, - исковерканы, переломаны?

Экселенц тяжело вздохнул и ответил:

- Они спрессованы. В кубическое состояние.

- Ага... - произнес Степан, не сумев скрыть растерянности. Подумал и спросил: - И вы, значит, предлагаете мне туда отправиться. Вернее, попутешествовать этим самым девятнадцатым индексом.

- Понимаете ли, в чем дело: индекс идет с расширением, и если первые две смерти произошли по одному каналу, то потом были охвачены еще несколько. Мы перекрыли весь девятнадцатый, но процесс идет. Понимаете, что это значит?

- Полагаете, что это может в конце концов выйти за рамки девятнадцатого?

- Это может положить конец трансверсии, - с ледяным спокойствием объяснил Экселенц. - Я беру, конечно, крайний случай. Возможно, все и остановится на девятнадцатом.

Степан помолчал, раздумывая. Он не то чтобы брезговал быть спрессованным в куб (хотя и желанием не горел), просто не очень понимал, каким образом его вмешательство может исправить положение.

- Допустим, - медленно начал он, - я пролечу девятнадцатым и выйду невредимым. Что это изменит? Другие-то все равно не смогут, и самого процесса это не остановит.

- Поймите, вы - единственный, кто может дать ключ к пониманию происходящего. Контакт с подпространством в сознании растянут: вы воспримете какую-то информацию, скорее всего интерпретированную в ваших образах, специалисты попытаются их расшифровать и таким образом разобраться, что там творится. Не волнуйтесь, нашим трансверсальным психологам это по силам.

Ну, теперь было более или менее понятно. Ему следовало просто посмотреть, что происходит во время прыжка, чтобы потом, если удастся избежать заквадрачивания, рассказать об этом сведущим людям.

- Когда приступать? - спросил Степан. Экселенц испытующе взглянул на него:

- Вы уверены, что можете отправиться прямо сейчас?

То есть это означало, что он сию минуту должен будет исчезнуть отсюда, чтобы через мгновение вывалиться где-то, возможно, уже спрессованным в кубик.

Степан глубоко вздохнул и огляделся - кажется, именно в таких случаях полагается составлять завещание и прощаться с родственниками. Завещать ему, увы, было нечего, а что касается родственников - тетушка и без того, наверное, считает его умершим, так зачем ее лишний раз нервировать, тем более что он еще, может быть, вернется.

- А чего тянуть? - сказал он. - Разделаемся с этим по-быстрому, а потом, знаете что? Не мешало бы мне побывать у Верлрока. Есть у меня к нему пара вопросов - давно назрели, да все некогда было забежать.

- К сожалению, - сказал Экселенц, - это невозможно. Верлрок закапсулировался. - Он развел руками, как показалось Степану, с тайным удовлетворением - досадно, мол, но не удастся вам избавиться с помощью Решающего Проблемы от подаренных им вам таких полезных обществу свойств. Если только вы возьметесь решить и эту проблему...

- Ну, если он продолжает убивать...

- Увы! То есть, к счастью, нет. Он просто закрылся в своей достаточно небольшой области пространства, куда теперь стало невозможно попасть.

- Что ж, - вздохнул Степан, - будем ждать, пока откроется. - Верлрок, постигший все тайны мироздания, знавший прошлое и, как подозревал Степан, предвидевший будущее, сказал ему когда-то "до свидания" - значит, не навеки отгородился, грядет еще раскапсулирование.

- Боюсь, что ждать придется долго, - усмехнулся Экселенц и расправил плечи. - Ну, к делу: сейчас вы отправитесь девятнадцатым индексом на планету Сткоч, где идет научное расследование проблемы. Там вас встретят ученые...

"Или примут в пластиковый мешок", - подумал Степан без особого энтузиазма. Все-таки в нем неистребимо было желание погибнуть красиво и с толком, тем паче что при его-то возможностях и гибель должна была быть ого-го какой! Если же "зверь" откажется от него в трансверсии, то его ожидала страшная, не видимая миру смерть где-то за изнанкой пространства, затем - ящик из-под телика вместо гроба и штамп: еще один неудачник. Единственное утешение - тогда ему уже будет все равно. И это "тогда" не грозило затянуть с наступлением.

Экселенц поднял в его направлении руку - на сей раз жест выглядел прощальным: и он сомневался в том, что Степан прибудет на место человеком с руками, ногами и головой, а не в форме монитора. Видно, проблема и впрямь была серьезна, раз он решился рискнуть ради нее своим суперагентом - впрочем, для решения подобных проблем тот и предназначался.

Степан вдруг подумал о том, что ему самому не мешало бы надеть трансверсор - мало ли куда его может выплюнуть, не прожевав (то есть не заквадратив), испортившееся подпространство? Но с этой идеей он запоздал: Экселенца перед ним уже не было - Ладынина захватило и унесло ласковой метелью.

Теперь-то Степан был в курсе, что ни этой метели, ни ослепительно белого света на самом деле не существует - это лишь продукт его сознания, а точнее подсознания, раз речь шла о его взаимодействии с подпространством. Насколько он понял, контакт на сей раз должен был рождать в нем какие-то отрицательные ассоциации. Однако пока все шло нормально: в транс версии стояла обычная погода, интерпретируемая его подсознанием как "ясный снег". Но вот наконец этот снег стал редеть, что было первым признаком выхода из "прыжка". Степан уж было подумал, что его пропустило, так и не тронув, либо пронесло каким-то образом мимо аномалии. Когда буквально "на выходе" они и начались - те самые долгожданные "отрицательные ассоциации"

Внезапно его сжало со всех сторон, смяло, скомкало, словно вбивая в тесную тьму, выталкивая из перехода в запертый ящик - пострашнее гроба, потому что гроб по сравнению с "этим" можно было назвать достаточно просторным помещением. Хороминой! Багровой зарницей полыхнула мысль: "Это конец..."

Как вдруг тьма с оглушительным треском лопнула, впустив ломаный поток света, потом распалась надвое, и Степан из нее как бы вырос - это и был момент завершения трансверсии, окончательный выход, чем-то напоминавший на этот раз вылупление из яйца.

Он сидел меж обломками металлического ящика - в целом состоянии тот был, наверное, чуть больше стандартной посылки, с толщиной стенок на разломе сантиметров в пять. При взгляде на эти "скорлупки" у Степана тут же возникли кое-какие соображения насчет "заквадрачивания", которого ему, похоже, удалось-таки избежать!

Сам ящик был частью какого-то агрегата, стоявшего, между прочим, посреди очень милого садика. Кстати говоря, хозяин этого садика тоже имелся в наличии невеликого роста человечек с седенькой бородкой приближался в это время к Степану, зажав в руках сельскохозяйственное орудие, очень похожее на грабли. Нет, он определенно не походил на одного из ученых мужей, собиравшихся встречать Степана с распростертыми объятиями на Сткоче. Не успел Степан сказать: "Здравствуйте!", как человечек бросился на него с непонятным выкриком и замахнулся было граблями, но на самом взмахе упал, обо что-то споткнувшись. Тут же вскочил, наступил на свои грабли, получил ими в лоб и проколол, кажется, себе ногу, потому что заголосил - вновь непонятно, но жалобно.

Степан тем временем выбрался из агрегата, подхватил трепыхающегося, кричащего что-то человечка и понес его к запримеченной им неподалеку площадке, где вокруг плоского камня, напоминавшего столик, стояли причудливые кресла. Дело в том, что среди этого словоизвержения Степан уже начал понимать некоторые слова: его переводящая система, анализируя непонятную речь, что-то в ней вычленяла, сопоставляла и могла уже дать наиболее вероятный перевод. Поэтому он усадил человечка в кресло, сам сел напротив и сказал ему:

- Говорите! Говорите много! Не быстро! Тот, наверное, понял, потому что принялся кричать и поначалу чуть ли не плеваться. Степан улавливал многочисленные "как", "мое", "твою", "да я", "откуда", потом пошли глаголы "влез", "сломал", "убить" и существительные - "кретин", "варвар". Человечек то и дело вскакивал, махал руками, указывал на агрегат и порывался бежать за граблями. Степан его усаживал, переспрашивал и тоже показывал руками, вспоминая давнишние слова Экселенца: "Вы будете поняты, где бы ни оказались". Вопрос где же он оказался? - Степан надеялся разрешить по мере достижения взаимопонимания с эмоциональным бородачом, как, впрочем, и многие другие вопросы.

Через некоторое время между ними уже завязался примитивный диалог: борода обвинял Степана в поломке своего агрегата, Степан, напротив, обвинил агрегат в том, что это он его чуть не убил. Тут хозяин впервые немного успокоился, насторожился и потребовал объяснений. Для чего они согласно прошли к агрегату. Слов уже было достаточно, чтобы втолковать бороде, что он, Степан то есть, "влез" внутрь вот этой коробки, но тут она сломалась (к счастью). И что он уже шестой, кто в нее влез, а предыдущих пятерых она убила (показывал на пальцах). Борода воспринял рассказ скептически, а затем пополнил их общий словарь парой нелицеприятных словосочетаний, отчего Степан наконец тоже вышел из себя и не остался по этой части в долгу. Взаимопонимание вот-вот грозило свалиться в непечатную область, как вдруг произошло событие, явившееся неожиданным подтверждением Степанову рассказу.

На обломках ящика, рядом с которым разгорался сыр-бор, возникло некое человеческое существо, а конкретно - дама. Если еще конкретней, то это была Бякса собственной персоной.

Степан вспомнил ее упрямое: "Ну, это мы еще посмотрим!" - сказанное ею у псифов. Как же он был недальновиден, полагая, что Бяксу - БЯКСУ!!! можно отправить в отставку, утешив ее какими-то "подъемными"! Он представил себе, как она .врывается к Экселенцу, возможно, даже угрожает ему оружием, и тот с радостью выполняет ее требование - запуливает ее по прбклятому индексу, в полной уверенности, что она прилетит вслед за Степаном на Сткоч уже в компактном состоянии. Но что ни говори, а появление ее и теперь оказалось как нельзя более кстати.

Степан при виде ее радостно хмыкнул, а борода заметно спал с лица и произнес тут же безошибочно угаданное переводчиком: "Боже мой!.."

- Ну, что у вас тут? - спросила Бякса как ни в чем не бывало, выбираясь из агрегата. Поди ж ты, и ни слова упрека, хотя, постойте-ка - в чем ей было, собственно, его упрекать? Ну, разве что в том, что он так и не удосужился переубедить Экселенца насчет ее мотивов или хоть объяснить причину ее наготы. Теперь-то она была одета - в темный облегающий костюм - видимо, в тот, что ей по требованию выдали у Экселенца.

- Да вот, ищем пути к контакту, - кивнул Степан на бородача. - А вы чертовски удачливая ("стерва", - добавил он про себя). Разве Экселенц не сообщил вам суть моего задания? Я так и думал. Если коротко - все, кто попадал сюда до меня, оказывались в этом вот ящике, - он указал на "скорлупки".

Она посмотрела на обломки недоверчиво, силясь сообразить, как это возможно. В чем в чем, а в смекалке Туазе нельзя было отказать, и вскоре она уже глядела на бородача с выражением, весьма далеким от приветливости. Тот стоял с несчастным видом и под ее взглядом начал что-то сбивчиво объяснять увы, но для мирного диалога слов не хватало катастрофически. Бородач в отчаянии ринулся куда-то, они пошли следом за ним.

То, что они вскоре увидели, сильно впечатлило Степана, Туазу же поразило просто несказанно: сей уютный садик, оказывается, лежал не на земле, он венчал собою грандиозную глыбу, парившую в пронизанном светом пространстве. И эта глыба являлась не чем иным, как домом бородача. Сначала они шли по периметру вдоль обрыва, заглядывая в мерцающую бездну, не имевшую ни берегов, ни дна. Потом свернули и по неширокой лесенке спустились в "дом".

Каменная толща глыбы была пронизана, словно червивый плод, сетью ходов, соединяющих уютные пещерки - комнаты. В одной из них, полной беспорядка, бородач, смахнув одним движением на пол хлам со стола, усадил их в косматые мягкие кресла, а потом стал разворачивать перед ними прямо в воздухе какие-то безумно-непонятные объемные чертежи, потрясающие своим сложным совершенством, при этом неумолчно говоря, показывая, волнуясь и размахивая руками. Степанов переводчик удрученно молчал, вякнув лишь один раз: "Пространство..." Не в его силах было дать аналоги отвлеченным понятиям.

Убедившись, что его не понимают, хозяин яростно почесал в бороде, крякнул и, ухватив Степана за рукав, ринулся на выход. Растерянная Туаза поспешила следом. Миновав несколько поворотов, они ворвались в помещение, где стояла конструкция непонятного предназначения - этакое нагромождение из лопастей, спиц, рычагов и колес, посредине которого обнаружились два сиденья. В одно из них бухнулся бородач, в другое, повинуясь нетерпеливому жесту, сел Степан и за неимением третьего усадил Туазу к себе на колени. Хозяин не возражал: он тем временем дергал за рычаги и нажимал на педали. И вот уже колеса завертелись, лопасти задвигались - машина, качнувшись, оторвалась от пола. Потом стена гаража, расположенная позади, упала, и они задним ходом выплыли наружу.

- Не понимаю, что это за место? Куда мы попали? - спрашивала Туаза у Степана, между тем как их аппарат, развернувшись, устремился прочь от обиталища бородача в лишенную всяких ориентиров ясную безбрежность.

- Вам лучше знать, что за "местность" такого плана может быть расположена в девятнадцатом индексе, - отвечал Степан, осторожно придерживая Туазу за талию. Она, как ни странно, не возражала - видимо, была слишком озабочена происходящим.

- Я не слышала о существовании чего-либо подобного - ни в девятнадцатом, ни где-либо еще.

Степан покосился на бородача - тот увлеченно крутил педали, не прислушиваясь к не понятному ему разговору.

- Вы можете поручиться, что знаете всю галактику, каждый ее уголок?

- Я знаю одно, - резко сказала Туаза, - что в обитаемых мирах Империи ничего подобного нет!

- Значит, - пожал плечами Степан, - это место находится за пределами Империи.

- Но мой трансверсор показывает девятнадцатый индекс!

- Он сломался, - предположил Степан.

Туаза посмотрела на него со своим фирменным прищуром.

- Я постоянно задаюсь вопросом, - издевательски, чуть нараспев сказала она, - вы хоть что-нибудь понимаете в делах, в которые ввязались?

- Хорошо, - легко согласился он, - я ничего не понимаю. И в связи с этим тоже давно задаюсь одним вопросом: давайте-ка начистоту - зачем вы за мной увязались?

Туаза, чуть помедлив, ответила неожиданно:

- Потому, что вы похожи на мужчину. - Сказала это, не глядя, обычным своим тоном, походя напрочь выбив Степана из колеи. Он вспомнил ее растерянные глаза, когда он в гневе завалил ее на лестнице, вспомнил ее дерзкую наготу, неприступную даже в мыслях, и едва сдержался, чтобы не переложить руку ей на бедро - о да, это была истинная женщина! И уж Степану ли было не знать, как женщина может играть с человеком!

- Да ладно, - сказал он, - признайтесь честно, хотели выведать секрет моего оружия?

Она поглядела на него долго, с какой-то пристальной жалостью и отвернулась, не произнеся в ответ ни слова, но заставив его отчего-то горько пожалеть о сказанном.

Ну да, черт возьми, да. Не верил он, реальный смертник, что может быть нужен кому-то в этом мире сам по себе, без своего всемогущего "зверя". Боялся верить. Не просто боялся - не хотел.

А между тем впереди, прямо у них по курсу, давно уже возникла темная точка, с каждой минутой растущая и становившаяся все более похожей на еще одну глыбу, висевшую или, может быть, дрейфующую в бескрайнем воздушном океане. Этот новый архипелаг, похоже, и являлся их целью, и весь оставшийся до него путь они проделали в молчании.

Верхняя часть новой глыбы была усажена деревьями, казавшимися издалека зеленой шевелюрой на некоей бесформенной заготовке, сильно нуждающейся в скульпторе, способном оформить ее в лицо. Аппарат забрал выше, и посреди буйной поросли стала видна тонзура - небольшая травяная лужайка. На нее-то бородач и направил свою чудо-машину.

Из кресла, стоявшего в отдалении под лиственной сенью, навстречу им поднялся такой же невысокий человечек - главное его отличие от первого состояло, пожалуй, в отсутствии бороды. Он был явно заинтересован прибытием гостей, но бородач, приземлив аппарат и выскочив, направился вовсе не к нему: выхватив из недр своей летучей машины какую-то устрашающего вида железяку (монтировку, что ли?), он двинулся решительным шагом левее - туда, где чуть в стороне стоял знакомый агрегат с чернеющим посредине роковым ящиком. Не успел здешний хозяин и рта раскрыть, как бородач принялся крушить агрегат, особенно усердно лупя по ящику, по всему видать, в надежде раскроить его на "скорлупки". Как бы не так! Пойди-ка расколоти металлические стенки, толщиною в пять сантиметров! Поистине "зверская" работа.

Хозяин воспринял этот неожиданный акт вандализма с удивлением, но не более того: понаблюдав некоторое время за разрушителем, он тронул его за локоть и что-то вежливо спросил. "Тебе помочь?" - так почему-то показалось Степану, хотя разумнее было предположить, что вопрос означал, например: "В чем дело?" - или: "А не ополоумел ли ты часом?"

Бородач словно только этого и ждал: швырнул в сердцах монтировку в развороченный агрегат и пустился в эмоциональные объяснения, то и дело указывая на стоявших в сторонке гостей, время от времени пиная ногой в проклятый ящик. Безбородый слушал, кивая, потом махнул рукой гостям и обратился к ним, как показалось Степану, на чистом русском языке:

- Ну что же вы там стоите? Идите, идите сюда! Давайте-ка присядем все вместе и поговорим. Ведь вы этого хотите?

Да, признаться, с первой же минуты своего здесь появления они именно этого и хотели. Вот только не чаяли, что сумеют с такой легкостью преодолеть языковой барьер. Как вдруг получилось, что они его не просто преодолели, но и прекрасно оба поняли сказанное безбородым, для Степана пока оставалось загадкой, как, впрочем, и для Туазы, последовавшей на зов, с вопросительным недоумением взглядывая на идущего рядом партнера.

- Меня зовут Лефот, - первым делом представился хозяин, когда они уселись в тени дубов (именно дубов) в кресла, которых оказалось ровно четыре. - А моего друга - Сиперус. Я лингвист и вообще специалист в гуманитарных областях, а его призвание, как вы, может быть, уже поняли - конструирование различных аппаратов и всяческих систем, - Лефот тайком вздохнул, бросив взгляд на хмурящегося Сиперуса. - И он очень сожалеет о своей небольшой ошибке, приведшей к столь печальным последствиям. Он создал... - Тут Лефот произнес какое-то слово, от которого его язык просто каким-то чудом не завязался узлом, - ...качающий энергию из подпространства, - пояснил он, как бы спохватившись.

Сиперус что-то воскликнул - как ни удивительно, но он теперь, похоже, тоже понимал русский. Лефот кивнул:

- Да-да - чистую энергию! Но! Дело в том, что в подпространстве рассеяно и некоторое количество массы - следствие ее утечки из близлежащей вселенной...

- Как это - близлежащей? - прервала Туаза, нахмурясь. - Что вы имеете в виду?

- Я имею в виду вашу вселенную.

- Значит, мы сейчас...

- Вы сейчас в нашей, - спокойно пояснил Лефот и продолжил: - Так вот, в сборе этой массы и состоит предназначение черного ящика - это своего рода отстойник. При его наполнении масса отсылается обратно к вам. Сиперус не учел, к сожалению, что вы могли открыть подпространственную переброску. Что поделаешь - не рассчитал...

При этих словах Сиперус взорвался - он вскочил и сказал длинную речь, смысл которой был понятен и без перевода всем присутствующим: он, Сиперус, все рассчитал прекрасно, а его аппарат гениален. Дождавшись конца этой пламенной речи, Лефот вздохнул:

- Он уже нахватал заказов, но, к счастью, не успел поставить дело на поток: насколько мне известно, существует еще два таких аппарата, и я обещаю вам, что мы лично проследим за тем, чтобы они были уничтожены.

Сиперус тоскливо оглянулся на обломки - плоды его собственных рук, и повесил нос.

- Можно спросить, - осторожно сказал Степан, - как так получается, что мы все вас понимаем?

Лефот взглянул на него с какой-то ностальгической грустью.

- Любопытные, пытливые умы, жаждущие новых знаний, - сказал он Сиперусу. Их, конечно, манит чудо, но при этом непременно надо выяснить, как оно устроено, что значит - убить его.

- Не убить, - возразил Степан, - а научиться самим его делать.

Лефот в ответ от души рассмеялся:

- Ну это вам, боюсь, пока не под силу. Даже понять будет сложновато. Считайте, что я просто даю вам возможность читать мои мысли, а вы уже сами облекаете их в слова и в некотором роде в образы. Однако, - сказал он, с интересом глядя на Степана, - вы там, насколько я понимаю, тоже не ограничились открытием подпространства. Если я прав, то вы сделали просто потрясающие успехи - продвинулись намного дальше, чем можно было предположить. Ведь сломанный вами "отстойник" не случайность, не правда ли?

- Да, - кивнул Степан, - не случайность. Но мы в те области еще не продвинулись, - признался он. - Этот дар я получил от Решающего Проблемы машины, созданной исчезнувшей цивилизацией предтеч; кажется, мумриков или медзиков...

Сиперус, словно уловив в его речи что-то знакомое, вскинул голову и переглянулся с Лефотом.

- Мездриков, - поправил Лефот. - Но это, право, странно... Не могли бы вы объяснить, почему Решающий Проблемы сделал вам такой подарок?

- Да как вам сказать... Потому что я добровольный смертник, - попробовал объяснить Степан, - самоубийца. Верлроку тоже надоело жить, но он неуязвим. Ну и, насколько я понял, он решил создать себе собрата по несчастью...

- Как-как вы сказали? - озаботился Лефот. - Надоело жить?

- Ну да, и он стал убивать своих клиентов.

Лефот повернулся к Сиперусу:

- Ты слышишь, этой твоей железяке, универсальному советчику, "надоело жить", и она там в тоске-печали уже убивает страждущих!

- Какой-то сегодня паршивый день, - произнес Сиперус, поднимаясь. - Одни неприятности... - Эту фразу Степанов толмач оказался в состоянии перевести. Видя, что Сиперус готов уйти, Степан поспешил этому воспрепятствовать:

- Постойте! Я не ошибаюсь, я правильно понял, что вы можете избавить меня... Ну, от этого подарка?

- Вы что же, действительно желаете вновь стать уязвимым?.. - Лефот пристально взглянул на Степана и покачал головой: - Дайте-ка свою руку.

Взяв протянутую руку, он повернул ее ладонью вверх, и Степан с удивлением увидел, что в центре его ладони начинает скапливаться лужица крови.

- Сиперус, взгляни-ка! - сказал Лефот, и Сиперус склонился вперед уже с каким-то небольшим прибором в руках, выхваченным им, казалось, прямо из воздуха. Поглядев через прибор на кровь, он поднял глаза на Лефота - тот ответил ему взглядом, полным невысказанного удовлетворения.

- Наш первый, - заметил он. - Каков, а? Сиперус с гордостью произнес что-то, не понятое Степаном.

- Да, - вздохнул Лефот, - слишком совершенен - как почти все, что нам удавалось создать вместе. А мир, к сожалению, зиждется на несовершенстве. Хотя, может быть, и к счастью... - задумчиво добавил он и обернулся к Степану. - Увы, - грустно сказал он, - но вам придется смириться. Процесс воссоединения с... (невоспроизводимое слово) необратим.

Сиперус в знак согласия безнадежно махнул рукой, после чего, не прощаясь, растворился в воздухе.

Степан молча растер меж ладонями кровь - ничего похожего на ранку не осталось - и встретился с насмешливым прищуром Туазы.

- По-моему, нам тоже пора, - сказала она, потом, не дожидаясь его согласия, взмахнула рукой с трансверсором, и...

И ничего не произошло: кругом по-прежнему шумели дубы, и Лефот продолжал сидеть напротив, глядя на них всепонимающими глазами.

- Ваша система здесь не действует, - сказал он, - но не волнуйтесь - я сейчас переправлю вас туда, куда каждому из вас нужно.

- Погодите, - сказал Степан. - Еще один вопрос... - Помолчал немного, выдохнул, все еще сомневаясь, и все-таки спросил: - Это ваше совместное изобретение, что у меня в крови, дает бессмертие?

- А вы уверены, что хотите это знать? - спросил Лефот, уже растворяясь в белом мареве. "Уверен!" - хотел ответить Степан, но подпространственная вьюга захватила его в свою карусель, растягивая единственный миг в затяжной, несуществующий, но все же реальный прыжок, к концу которого он уже не был уверен в ответе.

Когда трансверсия схлынула, завихрившись прощальной пургою, Степан обнаружил себя сидящим на жесткой деревянной лавочке. Туазы рядом не было. А прямо напротив него располагалась песочница, в которой возились ребятишки.

Оглядевшись, он как-то не сразу поверил, что вокруг него живет своей маленькой жизнью тот самый детский городок, что находится во дворе его дома.

Внутри что-то медленно разжималось: иные миры расступались - быть может, до времени, но уходя, отпуская, позволяя вернуться душой и телом в свой привычный, такой по сравнению с ними отсталый и захолустный - в свой родной мир.

Степан посидел еще некоторое время, вроде бы отдыхая - так бывает, когда приходишь усталый домой и замираешь ненадолго в любимом кресле, сбрасывая скопившееся за день напряжение. Он не забывал поглядывать по сторонам и не удивился, увидев рядом с горкой Леночку, помогавшую взобраться на нее маленькому ребенку. Просто поднялся и подошел к ней.

- Здравствуйте, Лена, - сказал он. - Это ваш малыш?

- Нет, - улыбнулась она. - Соседка попросила присмотреть. А я не против, у меня сегодня все равно день свободный.

- Я Степан, - сказал он.

- А я знаю. Мы ведь с вами в одной школе учились. Вы, наверное, не помните - я тогда маленькая была.

Он покачал головой, предположив с улыбкой:

- Выходит, нам с вами есть что вспомнить.

- Хотите - заходите сегодня вечерком ко мне на чашку чая. А то грустно сидеть одной, - просто сказала она.

- Я постараюсь.

Жаль, что теперь он не имел права ничего обещать - возможно, что за дверью лифта его встретит пара мохноногих тварей, чтобы затащить в паучий мир. Если их не опередят три огромные кошки. Или на месте его квартиры окажется кабинет Экселенца. И Туаза, конечно, объявится, куда бы ее ни закинуло - дай только срок. А какой неприятный был бы для всех них сюрприз, если бы на последнем выходит, успешно выполненном им - задании он все-таки сумел бы избавиться от своего верного спутника - совершенного защитника, созданного совместными усилиями двух столь разных гениев, удалившихся в необозримо далеком прошлом в собственную вселенную. А сам он - в самом ли деле так уж желал бы теперь расстаться со "зверем", грозящим смертью всем и вся, кто рискнет посягнуть на жизнь того, с чьей кровью он породнился? Ведь никогда, даже в диком бешенстве, даже будучи прогоняем и бит палкой, зверь по имени Смерть не укусит хозяина...

Степан Ладынин не признавал самоубийства - Смерть поддерживала его и в этом.

Он предпочитал больше не задумываться о том, способна ли она подарить ему бессмертие.

Жизнь покажет.