"Караван мертвецов" - читать интересную книгу автора (Шумилов Павел Робертович)

БУНТ

– Каким оружием ты владеешь?

– Хозяин, если рабыня к оружию прикоснется, ей могут руку отрубить.

– Я жду ответа.

– Луком немного. Ну, арбалетом все умеют. Могу нож кинуть, если не больше пяти шагов.

– А как насчет мечей?

– Как норик.

– Как это?

– Умею быстро убегать.

– Мири, натаскай Дору хоть немножко.

– За три дня?

– И в пути тоже. Будет время, еще читать потренируй. На арифметику уж времени точно не останется.

– Господин, я умею деньги считать.

– Да ну? Сколько стоят шесть тюков по три с половиной золотых и двенадцать по три?

– Пятьдесят семь. Ты простой вопрос задал, хозяин. Сложно рост процентов на ссуду считать.

– О-о! – Греб был явно удивлен.

Мириам начала с рассказа о стали, о хрупкости, твердости, упругости металла, о закалке, ковке, внутренних напряжениях в поверхностном слое, о способах заточки. В каких случаях лучше использовать короткий широкий меч, в каких – узкий, длинный, в каких – двуручный. Объяснила, как нужно держать меч, какие удары рубящие, какие режущие, колющие, зачем на лезвии делают канавки, зачем поворачивают меч в ране. В какие места надо бить, чтоб убить насмерть, в какие – чтоб смертельно ранить, в какие – ранить несмертельно, но так, чтоб противник не смог больше сражаться. Это оказалось очень сложно и захватывающе интересно. Потом началась практическая часть. Меч не слушался Дору. Он был такой неповоротливый! Ни разу не успел вовремя к тому месту, где должен был отбить меч Мириам. Дважды чуть не поранил саму Дору. Спасибо Мириам! Невероятно быстрым движением она оба раза остановила это кровожадное чудовище. Пот заливал глаза. Дора, не выдержав, запросила пощады.

– Для первого раза ты очень хорошо держалась, – оценила Мириам. – Я выясняла твою выносливость. Скажу по секрету, многие мужчины не продержались бы и половины твоего времени.

Во двор вышел Греб с мечом в руке. Начался бой между ним и Мириам. Дора подумала, что такому искусству она за всю жизнь не обучится. Противники бросались вперед, обменивались невероятно быстрыми ударами и вновь отскакивали друг от друга, застывали как каменные. Никто из тех, кого знала Дора, так не дрался. Скоро стало ясно, что Гребу против Мириам не выстоять. Девушка почти не нападала, только оборонялась. Но, если нападала, в половине случаев ее клинок касался тела воина. Конечно же, не лезвием, а плоской стороной. Греб же не пробил ее оборону ни разу.

– Как ты хорошо сражаешься! Тебя, наверно, никто победить не может, восхитилась Дора.

– Могут, еще как могут. Артем, сын дракона, разделал меня как Бог черепаху. Да и было бы чем гордиться… Дора, ты тогда спросила, человек ли я. Я не совсем человек, понимаешь? Отсюда и неутомимость, и хорошая реакция. И сон мне не нужен.

– Как это – не совсем человек? За тобой Черная Птица прилетала?

– Нет, не в этом дело. Я не зомби и не умирала. Как бы тебе объяснить? Не мать меня родила, меня дракон сделал. Ему вроде как рабыня нужна была. Очень старался, когда делал. А когда увидел, что получилось… Что я совсем живая, свободу дал.

– Он добрый? Твой дракон.

– Он гуманный. Но понять его трудно. Старается отшельником жить, в человеческие дела не вмешиваться. Только когда где-то совсем плохо становится, он приходит и все исправляет. Он почти как Бог. А разве поймешь Бога?

– Мири, я так и не поняла, чем ты от нас отличаешься? У тебя пупка нет?

– Пупок у меня есть. Декоративная деталь. Для красоты, то есть. У меня детей нет. И не будет. Никогда не будет, понимаешь?

– Бедная… Купи рабыню, она тебе на колени от Греба родит. Так многие делают.

– Можно проще. Искусственное осеменение, ребенок из пробирки. Дешево и сердито. И рабыню покупать не надо.

Дора поняла только последнюю часть. Закусила губу, мысленно прощаясь с караваном. Ради Мириам она была готова на все. И ради Криса – на все. Но Греб… Как взглянет в глаза… Судья – и тот ему перечить побоялся.

– Я готова. Прикажи, госпожа, я лягу с Гребом.

– Спасибо, Дора, милая, я тебе очень признательна, но ты не так поняла. Это же будет твой ребенок. А я хочу своего. И еще хочу сказать. Не строй планы насчет Криса. Через несколько месяцев мы уйдем, а ты останешься. Ошейник мы тебе дадим, лошаков для каравана купим, если захочешь, но не морочь голову Крису. У него есть жена.

– Тави? Хозяин сказал, что она умерла.

– Все на свете относительно. Умерла, не умерла… Жизнь Тавии – плата Крису за участие в экспедиции.

Опять рухнуло на нее небо. Опять сердце забилось испуганным зайцем. Только губы не подвели, не задрожали.

– Ну и пусть! Что я, живых мертвых не видела? И ошейник мне не нужен! Пусть она жена, я буду наложницей.

– Дора, глупенькая, у нас так не принято.

– Караван мертвецов, – всхлипнула Дора, вжимаясь в закуток между пустыми бочками в погребе. В погреб можно было и не прятаться: она отпросилась у Греба до вечера, но здесь ее точно не найдут. А так нужно обдумать все без помех. Дора опять всхлипнула и утерла нос. – Что же мне делать? Белая Птица, посоветуй.

Все в этом доме не так, все ненастоящее, пугающее. Доспехи ненастоящие, Мири ненастоящая, все, что они делают, ненастоящее. Ошейник – и тот дали ненастоящий. В ошейнике, а рабыня. И лепешки ржаные у них ненастоящие. Нельзя кислое тесто за минуту замесить. И что за мужчины они, если богатые, а не могут себе двух женщин позволить? Но ведь помогли, девушек спасли, лошаков и товары выручили. И опять же все не как люди делали. Столько золотых потратили, что дешевле было выкупить всех. Или закидать сонными шариками и вывезти лошаков и товары. На глазах у всех. Ничего бандиты не посмели бы сделать. Там на каждом тюке, на каждом лошаке клеймо Телима стоит. Так нет, этим все по закону захотелось.

И ведь все у них получилось. А еще бы не получилось – когда карманы золотом набиты. Еще бы судья не слушался. Он сразу понял, с кем дело имеет. Богатые – они между собой собачатся, глотки рвут, но перед прочими стеной друг за друга стоят. А бедный к судье бы и не пошел. Не стал бы бедный требовать закона и справедливости.

О чем я думаю, завры караваном! – опять всхлипнула Дора. Решать надо, что делать. Может, убежать? Телим поможет, спрячет. С караваном уведет. Девочки не выдадут. Только если Тыква Перезрелая. Но ведь ничего плохого мне в этом доме не сделали. Пусть нелюди, но ведь даже ни разу не ударили. Слова плохого не сказали. Подскажи, Белая Птица, как поступить.

Не оставила Белая Птица. Стало вдруг все кристально ясно. И до того страшно, что руки обмякли. Говорил ведь ей старый кэптэн, подумай, кому выгодно, и поймешь, кто это сделал. Хозяева ничего и не скрывали от нее. Сказали, что человека ищут. Кому этот человек нужен? Ребенок догадается, если Крис за него мертвую жену живой назад получит. Одна Черная Птица такое может. Видать, человек тот, которого разыскивают, колдун силы немеряной, если Черная Птица его не видит. Наложил на себя заклятие, что Черная Птица его не видит, так она людей послала. Разве от Черной Птицы ускользнешь? Поэтому волшебных штучек у хозяев так много. Чтоб человек без языка заговорил, если хозяевам его допросить потребуется. И медальоны, которые голос через пространство переносят. Который снимать нельзя.

Дора вытащила свой медальон, ощупала, потрясла, поднесла к уху. С виду – даже не медальон. Обычный амулет. У Криса не такой, дороже. Метка Черной Птицы – вот что это такое.

Вот и убежала. Как же – убежишь от Черной Птицы! Она все поступки людей наперед знает. Что же впереди? Выбираться надо из этого дома, куда угодно выбираться. Хоть в бараки. Добиться, чтоб хозяева продали. Тогда и Черная Птица отпустит. Ей же неважно, как они своего человека искать будут. Ей результат нужен.

Хлопнула крышка люка. Лестница заскрипела под шагами.

– Дора, ты здесь? – Крис вглядывался в темноту, но со света ничего не видел.

– Хозяин, меня Греб до вечера отпустил. Я ничего плохого не сделала.

Из руки Криса вдруг ударил яркий луч света. Дора зажмурилась и еще сильнее прижалась к холодным бочкам.

– Что ты здесь делаешь? Кто тебя обидел?

– Продай меня, хозяин. Кому угодно продай.

Крис хотел положить руку ей на плечо, но девушка уклонилась.

– Дора, что случилось?

– Все хорошее в моей жизни уже в прошлом. Больше ничего не будет. Ты не смотри, что я рабыня, я все понимаю. Черная Птица специально мою мечту выполнила, чтоб я ни о чем больше не мечтала, только ей служила.

– Причем тут Черная Птица?

– Не притворяйся, что не знаешь. Я десять лет мечтала свой караван иметь. Вот Черная Птица и сделала меня кэптэном. Хоть час, но я настоящим кэптэном была, у меня свой караван был, меня даже стражники слушались. Больше мне нечего от жизни ждать.

– Будет у тебя свой караван.

– Ты не понял. Радости больше не будет. Все, к чему Черная Птица крылом прикоснется, из радости обузой становится.

– Фантазерка ты. – Крис прижал девушку к себе. Дора не сопротивлялась. Рабыне не положено сопротивляться. Рабыня может ранить только словом.

– Хозяин уйдет, Дору здесь оставит. Дора будет не нужна хозяину. Тави будет хозяину постель согревать.

В самое больное место попала. Напрягся весь, мускулы как каменные отвердели. Теперь дожать надо, чтоб возненавидел. Тогда, может, продаст.

– Хозяин Дору в постель захотел, по всему дому искать начал. Куда Доре спрятаться, где уединиться, если на шее метку Черной Птицы носит?

И на этот раз попала. Как попала! Самой Криса жалко стало. И ведь насчет метки угадала. Бог ты мой, неужто на самом деле по метке нашел? А то по чему же еще? Когда спустился, ведь сразу в ее сторону повернулся. Не видел со свету, но на нее смотрел.

– Иди в свою комнату, никто тебя там не побеспокоит. Нечего тебе в подвале мерзнуть, – поднял, направил к лестнице. И руки снова были нежными. Только как бы прощались. Что-то будет..?

– … пока ни слухов, ни следов. Крис, как у тебя?

– К походу практически готовы.

– Мири, как по твоей части?

– Хуже не бывает. Адаптацию к эпохе надо было начинать в тихом, малолюдном месте. Твоя идея блестяще провалилась, милый. По существу, адаптировался ты один. Хуже всего дела у Криса.

– Давай подробнее.

– Ты, любимый, всегда был изрядной сволочью. А это созвучно эпохе. Ты остался самим собой и вписался. Но Крис тоже остался самим собой, и это грозит провалом.

– Почему это? – обиделся Крис.

– Потому что ты не такой. Посмотри на Дору, сразу поймешь цену своей адаптации. Теперь о Доре. Она – самое слабое звено нашей группы. Во-первых, она необычайно умная и одаренная для своего времени.

– Мири, ум не зависит от эпохи.

– Но его нужно тренировать. Я скажу сейчас простую вещь, вы будете долго смеяться. Дора очень умна, но это не бросается в глаза, потому что она такая, какая есть. Не зажата в тиски приличий и нелепых обычаев, а раскованна и непосредственна. Это первое. Второе – из нее много лет делали рабыню. И сделали. Рабство вошло в ее плоть и кровь. Сейчас условия жизни резко изменились, она вдохнула глоток свободы. МЫ дали ей глоток свободы. Но полной свободы не дали. Скоро она поднимет бунт. Заявляю как психолог.

– Дора? Бунт?

– Да. Самый настоящий рабский бунт. Бессмысленный и жестокий.

– Против кого?

– Разве это имеет значение? Она и сама не знает. Против всего мира. Видимо, я должна кое-что объяснить. Дора – не простая рабыня. Она рабыня каравана. Это особая каста, к которой предъявляются очень противоречивые требования. Полное послушание с одной стороны, энергичность, самостоятельность и предприимчивость с другой. Ну и так далее. В результате вырабатывается своеобразный стереотип поведения. Мир резко делится на две неравные части: караван и все остальное. Внутри каравана она рабыня. Снаружи – свободная женщина. Разумеется, любой свободный человек вправе наказать рабыню за дерзость. Но на ее защиту может встать весь караван. Как бы там ни было, а караван – это сплоченный, закаленный в походах коллектив. Недаром ведь из каравана не бегут.

– Ты хочешь сказать, что Дора выпала из своего каравана – в широком смысле, – произнес Греб.

– Мы ее вытолкнули. Да еще эта игра с ошейником, разговоры об оружии. По-научному это называется разрушением комплекса моральных ценностей.

– Что же делать? – растерянно спросил Крис.

– Кто бы спрашивал? – окрысился Греб. – Говорил же тебе: рабыня должна оставаться рабыней.

– Ты ее не знаешь. Она…

– Тогда решай! Она! Или Тавия! – Греб грохнул по столу ладонью.

– Решай, да?! Правую руку отрезать, или левую?!

– Мальчики, мальчики! – вмешалась Мириам. – Местные в такую минуту кладут правую руку на рукоять меча. Двойка вам обоим за адаптацию.

Греб шумно выдохнул и сел на место.

– Спасибо, Мири.

В этот момент дверь открылась, вошла Дора. Заплаканная и очень решительная. Обвела взглядом злые, красные лица мужчин и поняла, что хуже выбрать момент просто невозможно. Ну и пусть. Смелей, караваншица. Караваны назад не поворачивают.

– Кто тебя звал? Выйди! – рявкнул Греб. Но Дора сделала шаг вперед, сняла с шеи и положила на стол медальон. Рядом – ошейник. Расстегнула пояс, скинула одежду, оставшись в короткой юбке вроде той, в которой ее купили.

– Я не буду помогать Черной Птице ловить людей. Делайте со мной что хотите. Я больше ничего не боюсь.

– Вот тот бунт, о котором я говорила, – произнесла Мириам. – Завтра выходить, а проводника нет. Что дальше?

– Дальше? Я ей покажу – бунт! – взревел Крис. Схватил Дору, перекинул через плечо, цапнул со стола ошейник, с грохотом опрокинул стул. Его широкая спина и растерянная мордашка Доры мелькнули в дверном проеме, что-то рухнуло и покатилось в коридоре, зарычал ругательство Крис, запоздало взвизгнула Дора.

– Звери караваном, он же ее убьет! Греб, сделай что-нибудь!

– Не звери, а завры. Надо говорить: "завры караваном". Не бойся. Оттрахает он ее, и весь бунт.

За стеной завизжала Дора. Мириам проанализировала крик. Боли в нем не было. Только испуг. И на этом спасибо.