"Астронавты в лохмотьях" - читать интересную книгу автора (Шоу Боб)

Глава 21

У дальней стены пещеры валялась груда валунов и каменных обломков, попавших туда через естественные щели.

Толлер любил смотреть на эту груду, потому что внутри нее живут верхнемирцы. Он их, собственно, не видел и не знал, похожи ли они на миниатюрных человечков или зверей, но был уверен, что они там есть, так как они зажигали фонарики.

Свет фонариков проникал сквозь щели меж камней в любое время дня и ночи, и Толлеру нравилось думать о том, как верхнемирцы занимаются своими делами за стенами этой полуразрушенной крепости, нимало не тревожась, что может происходить в большой вселенной.

Как ни странно, но даже когда его сознание прояснялось, один крошечный фонарик упрямо продолжал вспыхивать в глубине завала, и, приходя в себя, Толлер не радовался этому наблюдению. Он боялся сойти с ума и смотрел, смотрел на светящуюся точку, желая чтобы она исчезла, поскольку для нее не было места в рациональной вселенной. Иногда она скоро гасла, но чаще медленно-медленно тускнела и лишь потом исчезала вовсе, и тогда его сознание цеплялось за Джесаллу, как за якорь спасения, ибо лишь она одна связывала Толлера с нормальным, привычным миром.

– А я не считаю, что ты достаточно окреп для путешествия, – твердо сказала Джесалла. – И незачем продолжать дискуссию.

– Но я почти совсем выздоровел, – запротестовал Толлер и в доказательство замахал руками.

– Единственно, что у тебя выздоровело, так это язык, да и его ты слишком перегружаешь. Помолчи немного, дай мне поработать.

Она повернулась к нему спиной и стала помешивать прутиком в кастрюле, где кипятились повязки.

Прошло семь дней, и раны на лице и на руке почти зарубцевались, но бок по-прежнему кровоточил. Джесалла чистила сквозную рану, каждые несколько часов меняя повязки. При таком режиме скудный запас тампонов и бинтов, изготовленных ею, приходилось использовать повторно.

Толлер не сомневался: если бы не Джесалла, он бы давно умер, но к благодарности примешивалась и тревога. Он подозревал, что в зоне приземления флота царит суматоха, подобная сумятице при отлете, и все же ему казалось чудом, что их с Джесаллой до сих пор оставляют в покое.

По мере того как лихорадка отпускала Толлера, он с каждым днем все больше тревожился.

«Завтра утром уходим отсюда, любимая, – подумал он, – даже если ты не согласна…»

Стараясь успокоиться, Толлер опустился на постель из сложенных стеганых одеял и окинул взглядом панораму, которая открывалась из пещеры. К западу на протяжении мили спускались к большому озеру травянистые склоны, там и сям утыканные незнакомыми деревьями; воду цвета чистого индиго усеивали бриллиантовые солнечные блики. Северный и южный берега окаймляли сужающиеся полоски леса, состоящие, как и на Мире, из миллиона крапинок от бледно-зеленого до темно-красного – лиственные деревья на разных стадиях цикла.

Озеро простиралось на запад до самого горизонта, упираясь в эфирные зубцы далеких гор, над которыми вздымалось чистое небо и диск Старого Мира.

Толлер находил эту сцену несказанно прекрасной, но в первые дни она смешивалась с бредовыми видениями, и воспоминания о них были обрывочными. Он не сразу понял, что так и не сумел выстрелить из пушки, и Джесалла отважилась вернуться за ним сама. Она попыталась замять обсуждение этого вопроса и заявила, что если бы Леддравор победил, то вскоре и так нашел бы ее. Толлер, однако, думал иначе.

Лежа в тишине и покое раннего утра, он наблюдал, как Джесалла занимается хозяйством, терпеливо выполняя возложенные на себя обязанности, и восхищался ее мужеством и находчивостью.

Толлер не мог представить, как ей удалось поднять его в седло синерога Леддравора, перегрузить припасы из гондолы и вести животное много миль, пока не нашлась пещера. Даже для мужчины это было бы трудно, а для хрупкой женщины на незнакомой планете с неведомыми опасностями да еще в одиночку – поистине настоящий подвиг!

«Джесалла – исключительная женщина, – думал Толлер, – и когда же она поймет, что я не собираюсь вести ее в необитаемые края?»

С тех пор как к Толлеру начала возвращаться обычная рассудительность, он осознал отчаянную непрактичность первоначального плана. Двум взрослым, может быть, и удалось бы влачить жалкую жизнь изгнанников в лесах Верхнего Мира, но если Джесалла еще не беременна, она так или иначе это устроит.

Он не сразу сообразил, что в самой сердцевине проблемы и содержалось ее решение. Поскольку Леддравор убит, королем должен стать принц Пауч, а его Толлер знал как сухого и бесстрастного человека, который, конечно, следовал традиционной колкорронской терпимости к беременным женщинам, тем более что никто, кроме Леддравора, не мог дать показаний о том, что Джесалла стреляла в него из пушки.

Изо всех сил стараясь не замечать сияния фонарика верхнемирца в груде валунов, Толлер пытался сосредоточиться на главном: необходимо сохранить жизнь Джесаллы до тех пор, пока не станет очевидно, что она в положении. Он прикинул, что сотни дней будет достаточно, но принятие этого решения почему-то только усугубило тревогу. Как определить благоприятный момент теперь? Не уйти слишком рано, пока он не способен двигаться быстро, но и не засидеться до тех пор, когда их не спасет и стремительность лани.

– О чем ты задумался? – спросила Джесалла, снимая с огня кипящую кастрюлю.

– О тебе и о том, что надо уезжать завтра утром.

– Я уже сказала тебе, что ты не готов. – Стоя возле него на коленях, она начала осматривать бинты, и ее прикосновение отозвалось сладостным содроганием, пробежавшим до паха.

– Кажется, у меня начинает выздоравливать еще одна часть, – сказал он.

– Для этого ты тоже еще не готов. – Она улыбнулась и промокнула ему лоб влажной тряпкой. – Лучше поешь рагу.

– Прекрасный заменитель, – проворчал он и в тот момент, когда она ускользала от него, попытался коснуться ее груди. От резкого, хоть и слабого движения руки бок пронзила острая боль, и Толлер понял, что действительно вряд ли сможет поутру взобраться на синерога.

В глубине души это немало тревожило его, но он постарался успокоиться и стал смотреть, как Джесалла готовит скромный завтрак. Она нашла довольно плоский камень с вогнутой серединой и устроила из него плиту. Смешивая в углублении крошечные щепотки пикона и халвелла из корабельных запасов, она получала бездымное тепло, которое не выдавало преследователям местонахождение пещеры.

Джесалла подогрела густую тушеную смесь каши, бобов и ломтиков солонины, передала тарелку Толлеру и позволила есть самостоятельно. Он удивился, заметив, что среди «предметов первой необходимости» она захватила из гондолы даже тарелки и другую посуду.

То, что они едят на обычной домашней посуде среди сплошной неизвестности девственной планеты, придавало трапезе остроту и романтичность, которые на время заслонили угрожавшую опасность.

Голода Толлер не ощущал, но упорно ел, потому что решил как можно скорее восстановить свои силы. В царившей вокруг тишине лишь изредка всхрапывал привязанный синерог да то и дело до пещеры долетали раскаты опылительных залпов бракки. Их частота показывала, что бракки здесь полно. Это напомнило Толлеру о вопросе, который недавно задала Джесалла: почему остальные растительные виды Верхнего Мира на Мире неизвестны, тогда как бракка – вид общий для обеих планет?

Набрав всяких трав, листьев, цветов и ягод, Джесалла внимательно их изучила; и все они, за исключением, может быть, тех, о которых сумел бы судить лишь ботаник, были ей незнакомы.

Толлер предположил было, что бракка – вид универсальный для всех планет, но, хотя он и не привык к подобным размышлениям, все же понял, что в его гипотезе отсутствует доказательство. Жаль, что он не может попросить совета у Лейна.

– Вон еще птерта! – воскликнула Джесалла. – Смотри! Я вижу семь или восемь шаров. Они летят к воде.

Толлер посмотрел, куда она указывала, и ему пришлось напрячь зрение, чтобы наконец разглядеть отражения солнечного света в бесцветных, почти невидимых пузырях. Они медленно плыли вниз по склону в воздушном потоке, который возник после ночного остывания почвы.

– Ты наблюдательнее меня, – сокрушенно произнес он. – Тот вчерашний шар я заметил, когда он чуть не уселся мне на колени.

Вчера, вскоре после малой ночи, на них выплыла птерта, подлетела к постели Толлера на десять шагов, и, несмотря на то, о чем писал Лейн, Толлер от этой близости испытал почти такой же ужас, какой испытал бы на Мире. Если бы мог двигаться, он, возможно, не удержался бы и швырнул в нее меч. Шар несколько секунд повисел рядом, потом сделал пару медленных скачков и уплыл вниз по склону.

– Ну и рожа у тебя была! – Джесалла перестала есть и изобразила его испуг.

– Мне тут как раз кое-что пришло в голову, – сказал Толлер. – У нас есть на чем писать?

– Нет. А зачем?

– На Верхнем Мире только мы с тобой знаем то, что Лейн написал о птерте. Жаль, что я ничего не сказал Чаккелу. Столько часов были вместе на корабле, а я даже не упомянул об этом!

– Откуда ты знал, что здесь окажутся деревья бракки и птерта? Мы все считали, что они остались в прошлом.

Но Толлер был уже полностью захвачен новой и весьма насущной задачей, которая, впрочем, не имела отношения к его личным чаяниям.

– Послушай, Джесалла, это самое важное, что мы можем сделать. Ты должна убедиться, что Пауч и Чаккел услышали и поняли идею Лейна. Если мы оставим бракку в покое, позволим ей жить свой срок и умирать естественно, здешняя птерта никогда не станет нашим врагом. В Хамтефе отбирали скромное количество кристаллов, но даже это, наверно, было чересчур, потому что тамошняя птерта порозовела, а это значит… – Он умолк, увидев, что Джесалла смотрит на него со странным выражением жалости и укора. – Что случилось?

– Ты говоришь, что именно я должна добиться, чтобы Пауч и… – Джесалла поставила тарелку и опустилась на колени рядом с ним. – Что должно с нами случиться, Толлер?

Он заставил себя рассмеяться, а затем преувеличенно долго корчился от боли, чтобы выиграть время и прикрыть свой промах.

– Создадим собственную династию, вот что должно с нами случиться. Неужели ты думаешь, что я дам тебя в обиду?

– Знаю, поэтому ты и напугал меня.

– Джесалла, я только хотел сказать, что мы должны оставить здесь послание… или в другом месте, чтобы его передали королю. Я не в состоянии действовать лично, поэтому вынужден поручить это тебе. Я покажу тебе, как сделать уголь, потом мы найдем что-нибудь, чтобы…

Джесалла медленно покачала головой, и глаза ее наполнились слезами; Толлер впервые видел, как она плачет.

– Это все нереально, да? Это лишь мечта.

– Полет на Верхний Мир сначала тоже был мечтой. Но вот мы здесь и, несмотря ни на что, все еще живы. – Он притянул ее к себе и заставил лечь рядом, положив ее голову себе на плечо. – Я не знаю, что должно с нами случиться, Джесалла. Я только обещаю, что… как ты говорила? Мы не собираемся сдаваться палачам. Пока для нас этого достаточно. А теперь для разнообразия отдохни, а я посторожу тебя.

– Хорошо, Толлер. – Она устроилась поудобнее, осторожно, чтобы не потревожить рану, прижалась к нему и удивительно быстро уснула.

Ее переход от тревожного бодрствования к безмятежному сну сопровождался легким похрапыванием, и Толлер, улыбнувшись, подумал, что у него теперь есть повод для шуток.

Единственный дом, который им суждено построить на Верхнем Мире, скорее всего будет состоять из таких вот нематериальных бревен.

Толлер старался не заснуть и охранять Джесаллу, но он очень устал, а в куче камней снова горел фонарь верхнемирца, и единственным способом избавиться от него было закрыть глаза…

Над ним стоял солдат с мечом в руке. Несмотря на слабость и лежащую на плече Джесаллу, Толлер сначала порывался как-то защититься, но тут увидел в руке солдата меч Леддравора и, даже еще не очнувшись от сна, сумел верно оценить обстановку.

Поздно действовать, предпринимать что бы то ни было – их маленькое владение уже окружили и захватили.

И действительно, в колеблющемся свете у входа в пещеру ходили солдаты, слышался гомон, какой обычно создают люди, понявшие, что больше не нужно соблюдать тишину; где-то близко захрапел, скользя вниз по склону, синерог.

Толлер потряс Джесаллу за плечо, и хотя отклика не последовало, он ощутил, как она вся сжалась в тревоге.

Солдат с мечом отошел, а над Толлером наклонился майор с глазами-щелочками, чья голова темным силуэтом выделялась на фоне неба.

– Можешь встать?

– Нет, он очень болен, – сказала Джесалла, поднимаясь на колени.

– Я могу встать. – Толлер поймал Джесаллу за руку. – Помоги мне, Джесалла. Сейчас я должен стоять на своих ногах. – С ее помощью он поднялся и посмотрел на майора. Толлер удивился, что сейчас, когда следовало подавленно ожидать смерти, его чрезвычайно смущала собственная нагота.

– Итак, майор, – сказал он, – чего вы от меня хотите? Лицо майора сохраняло профессионально бесстрастное выражение.

– Сейчас с тобой будет говорить король, – объявил он и отошел в сторону, а Толлер увидел пузатый силуэт Чаккела. На нем была мягкая и простая одежда для поездок по сельской местности, но на шее висел огромный синий камень, который Толлер видел лишь однажды, но тогда он был у Прада.

Чаккел забрал у солдата меч Леддравора и нес его, прислонив лезвием к правому плечу: это нейтральное положение весьма удобно для мгновенной атаки. От жары полное смуглое лицо и коричневый череп Чаккела блестели. Он остановился в двух шагах и оглядел Толлера с головы до ног.

– Видишь, Маракайн, я ведь обещал, что не забуду тебя.

– Осмелюсь заявить, Ваше Величество, что я дал вам и вашим родным хороший повод вспоминать меня. – Толлер заметил, что Джесалла придвинулась к нему ближе, и ради нее, чтобы его слова не прозвучали двусмысленно, добавил: – Падение с тысячи миль…

– Только не начинай снова надоедать мне этим, – перебил его Чаккел, – и ложись, пока сам не упал!

Чаккел кивнул Джесалле, приказывая ей опустить Толлера на одеяла, и жестом отослал майора с остальной свитой. Когда те удалились за пределы слышимости, Чаккел присел на корточки и неожиданно отбросил черный меч через Толлера в сумрак пещеры.

– Сейчас мы немного побеседуем, – сказал он, – и ни одного слова из нашей беседы не должно быть повторено. Ясно?

Не зная, смеет ли он хоть на что-нибудь надеяться, Толлер неуверенно кивнул.

– Среди благородных семейств и среди военных имеется некоторое недоброжелательство к тебе, – любезно сообщил Чаккел. – В конце концов, немногие дважды в течение трех суток убивали королей. Однако дело можно уладить. В нашем новом мини-государстве царит дух практицизма, и колонисты понимают, что лояльность к одному живому королю полезнее для здоровья, чем лояльность к двум мертвецам. Тебе любопытно услышать про Пауча?

– Он жив?

– Он жив, но быстро понял, что его утонченные манеры не соответствуют нынешней ситуации, и был более чем рад отказаться от притязаний на трон – если кресло из обломков гондолы можно считать троном.

Толлеру пришло в голову, что он впервые видит Чаккела таким словоохотливым, накоротке с окружающими. Может быть, принц упивался своей ведущей ролью во вновь зарождающемся обществе, тогда как в старом Колкорроне ему изначально были предопределены вторые роли? Или же уникальные обстоятельства великого переселения высвободили его авантюрный дух и выявили скрытые возможности?

Пристально глядя на Чаккела, Толлер инстинктивно почувствовал себя бодрее, испытал внезапный прилив облегчения и чистейшей радости.

«У нас с Джесаллой будут дети, – думал он. – И не важно, что мы с ней когда-нибудь умрем, ведь у наших детей тоже будут дети. Будущее простирается перед нами… все дальше и дальше… дальше и дальше… если только…»

Все вокруг вдруг исчезло, и Толлер снова увидел себя на скалистом отроге к западу от Ро-Атабри. Он смотрел в подзорную трубу на распростертое тело брата и читал его последнее сообщение, совершенно не связанное с местью или личными сожалениями. Оно, как и подобало посланию Лейна, чей разум был устремлен в будущее, имело целью благополучие еще не родившихся миллионов.

– Принц… Ваше Величество… – Толлер приподнялся на локте, чтобы удобнее было обрушить на Чаккела истину, которую вверил ему Лейн, но резкая боль пронзила его тело, и он умолк, упав обратно на ложе.

– А ведь Леддравор чуть не убил тебя, верно? – Тон Чаккела утратил легкость.

– Это не важно, – ответил Толлер. Джесалла склонилась над раной в боку, которая вновь открылась, и Толлер, перебирая ее волосы, продолжил: – Вы ведь помните моего брата?

– Да.

– Хорошо. Не думайте обо мне. Сейчас во мне живет брат, и это он говорит с вами моими устами… – Пробиваясь через волны тошноты и слабости, Толлер описывал мучительный вселенский треугольник, связь между человечеством, деревьями бракки и птертой, и там, где не хватало реального знания, он прибегал к воображению.

Как и всегда при истинном симбиозе, выгоду извлекали обе стороны. Птерта кормилась в верхних слоях атмосферы, по всей вероятности, следовыми количествами пикона и халвелла, или газом маглайном, или пыльцой бракки, или какой-то производной всего этого. Взамен птерта уничтожала организмы, угрожавшие благополучию бракки. Используя слепые силы случайной изменчивости, птерта изменяла свой внутренний состав до тех пор, пока не наткнулась на эффективный яд. И после этого ее путь определился: она оттачивала, концентрировала и нацеливала свое оружие, чтобы оно стало способным начисто стереть с лица земли все, что не заслуживало жизни.

На Верхнем Мире перед человечеством лежит дорога, требующая уважительного обращения с браккой. Можно использовать лишь мертвые деревья, только у них брать сверхтвердые материалы и энергетические кристаллы. А если запас окажется недостаточным, значит, надо разработать заменители или соответственно преобразовать человеческую жизнь. Если не удастся сделать это, история человечества на Верхнем Мире повторит историю человечества на Мире…

– Признаю, ты произвел на меня впечатление, – произнес Чаккел, когда Толлер наконец закончил свою речь. – Доказательств твоим словам нет, но они заслуживают серьезного внимания. К счастью, нашему поколению довелось многое пережить, и поспешные решения здесь не уместны. Да пока у нас хватает и других забот.

– Вам не следует так думать, – настаивал Толлер. – Вы правитель… у вас есть уникальная возможность… и уникальная ответственность… – Он вздохнул и замолчал, уступив усталости, перед которой, казалось, померкло само небо.

– Сохрани силы на будущее, – мягко сказал Чаккел. – Надо дать тебе отдохнуть, но прежде, чем уеду, я хотел бы узнать еще одно. Скажи, у вас с Леддравором была честная борьба?

– Почти… честная, пока он не уничтожил мой меч, измазав его бракковой желчью.

– Но ты все равно победил.

– Я должен был победить. – От боли и крайнего утомления Толлером овладело какое-то мистическое чувство. – Я был рожден для того, чтобы победить Леддравора.

– Возможно, он знал это.

Толлер заставил свой взгляд сосредоточиться на лице Чаккела.

– Не понимаю, что вы…

– Может быть, у Леддравора не лежало сердце к нашему новому началу, – объяснил Чаккел. – Может быть, он в одиночку преследовал тебя, поскольку догадывался, что ты и есть его Яркая Дорога?

– Такая мысль не радует меня, – прошептал Толлер.

– Тебе надо отдохнуть. – Чаккел поднялся и обратился к Джесалле: – Ухаживай за ним ради себя и ради меня. У меня есть для него дело. Я думаю, еще несколько дней его не стоит перевозить, у вас тут вполне удобно. Нужны ли вам какие-нибудь припасы?

– Не помешало бы побольше свежей воды, Ваше Величество, – ответила Джесалла, – а помимо этого, у нас все есть.

– Так. – Некоторое время Чаккел рассматривал ее лицо. – Я забираю вашего синерога, поскольку у нас самих их всего семь, а разведение должно начаться как можно скорее. Однако я выставлю поблизости охрану. Когда сочтете, что готовы к отъезду, позовете их. Вас это устраивает?

– Да, Ваше Величество. Мы вам обязаны.

– Полагаю, твой пациент не забудет этого, когда поправится.

Чаккел повернулся и зашагал к ожидавшим его солдатам. Двигался он энергично и уверенно, как человек, который управляет своей судьбой и судьбами других.

Позже, когда на склоны вернулась тишина, Толлер проснулся и увидел, что Джесалла перебирает и сортирует коллекцию листьев и цветов. Она разложила их перед собой на земле и беззвучно шевелила губами, размещая образцы в порядке, который сама придумала. За ее спиной, прибывая на глазах, сиял яркий чистый полукруг Мира.

Толлер осторожно сел. Он взглянул на груду скальных обломков в глубине пещеры и тут же отвернулся, не желая видеть, как оттуда ему подмигнет маленький фонарик. Лишь когда это наваждение прекратится, Толлер узнает наверняка, что избавился от болезни. А до этого он не желал, чтобы ему напоминали, как близок он был к смерти и к утрате всего, что значила для него Джесалла.

Она подняла взгляд от создаваемых узоров.

– Ты там что-то увидел?

– Там ничего нет, – ответил он, стараясь улыбнуться, – абсолютно ничего.

– Но я заметила, ты и раньше глазел на эти камни. Ну-ка, что у тебя за тайна? – Немного кокетничая, Джесалла подошла к Толлеру и присела рядом, чтобы понять, куда он смотрит. Внезапно ее глаза удивленно раскрылись.

– Толлер! – От изумления она лепетала по-детски тихо. – Там что-то светится!

Она проворно вскочила на ноги, перешагнула через Толлера и побежала в глубь пещеры.

Толлер пытался выкрикнуть предостережение, но от страха у него пересохло в горле, и он лишился дара речи. А Джесалла уже разбрасывала верхние камни. Он молча смотрел, как она засовывает руки в кучу, поднимает что-то тяжелое и несет это поближе ко входу, на свет. Джесалла опустилась рядом с Толлером и положила находку себе на колени. Это оказался крупный плоский темно-серый обломок скалы, но он не был похож ни на какую скалу, виденную до этого. Поперек обломка насквозь проходила составляющая с ним одно целое, но сильно отличающаяся от серой массы полоса белого вещества. И не просто белого, а отражающего солнце, как вода далекого озера на рассвете.

– Это… это прекрасно, – выдохнула Джесалла. – Но что же это?

– Я не… – Сморщившись от боли, Толлер потянулся к своей одежде, нащупал карман и вытащил странный памятный подарок отца. Он поднес его к блестящему слою в камне, и то, что он уже знал, стало очевидным – они совпадали по своей структуре.

Джесалла взяла у него вещицу и погладила пальцем полированную поверхность.

– Где ты это взял?

– Мой отец… мой настоящий отец… подарил мне его в Хамтефе перед самой смертью… Он рассказал, что нашел это давным-давно. До моего рождения. В провинции Редант.

– У меня странное чувство. – Джесалла взглянула на туманный, загадочный, выжидающий диск Старой Планеты и вздрогнула. – Что, если наше переселение не первое, Толлер? Что, если все это уже происходило?

– Пожалуй. Возможно, не один раз. Но нам важно, чтобы никогда… – Толлер устал и не закончил фразу.

Он положил ладонь, тыльной стороной на блестящую полосу в камне, захваченный ее холодом и загадочностью. И неясным ощущением того, что каким-то образом ему удастся заставить будущее отличаться от прошлого.