"Зимняя охота короля" - читать интересную книгу автора (Доконт Василий)

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

Утро короля началось с вороха новостей самого разного качества. Были новости хорошие, были и плохие. К плохим король сразу отнёс прорыв конницы пустоголовых через аквиннаро-хайдамарскую границу. Это означало, что Разрушитель сохраняет надежду на перелом войны в свою пользу, и следовало ожидать новых от него сюрпризов, вплоть до применения неизвестных видов оружия. Куда мог направляться этот отряд? Какова его цель?

Королю покоя не давал вопрос, почему белое пламя больше не используется? Судя по всему, его запасы были размещены во всех королевствах Соргона, как гарантия лёгкой победы над сторонниками погибших королей. Если считать, что аквиннарский запас был истрачен на сожжение города, раттанарский — благополучно спален Бальсаром вместе с армией Безликого, хафеларский всё ещё находился на территории Хафелара, то опасаться стоило использования огненных запасов в Скиронаре, Хайдамаре и Эрфуртаре.

К тому же, не закрытые границы Хайдамара с Рубенаром и Шкодераном, и почти прозрачные — Аквиннара с Тордосаном и тем же Рубенаром делали вполне вероятной доставку белого пламени практически из любого королевства, занятого Разрушителем. Был ли этот опасный груз у прорвавшихся конников? Или их задача — достать из тайников спрятанное пламя на территории Скиронара и Эрфуртара? Куда двинется враг, скрывшийся в лесах Аквиннара? На какую территорию будет пробиваться? Или у Разрушителя другие соображения?

Всё же медленно работала каменная связь. Пока дозовёшься… Пока передашь, через посредника в Горе, указания… Пока получишь ответ… Пока… В общем, не телефон это, и не радио. Разрушитель всё ещё имел информационное преимущество, и скорость реагирования у него была практически мгновенной.

«— Сир, Вам звонят!»

«— А!? Что!? Кто!? Куда!?»

«— Эрин добивается разговора. Пущать наружу, или унутре поговорите? В голове, то есть…»

«— А, пущай наружу, пока никого нет. Да, и не входит ко мне в спальню никто без спроса».

«— Ага, а кто Индуру разрешил входить в любое время? Пушкин?»

«— Индур — славный мальчик, и никогда не станет злоупотреблять моим разрешением. А, может, я ещё не проснулся? Включай лучше!»

Эрин был не один: долговязая фигура Бальсара маячила за его спиной в углу палатки, из которой князь вызывал короля. Бальсар перебирал свитки, сидя к королю в пол оборота, и старался сочетать беседу с монархом и возню с чертежами. Эрин же пристально вглядывался в изображение Василия, пытаясь угадать, есть ли у короля успехи. Угадал и, осклабившись, приветствовал Его Величество:

— Рад видеть Вас, сир! Поздравляю с очередной победой — спасением невинной девицы из лап жестокого дракона. Я не ошибся, с Шильдой всё в порядке?

— Да-да, сэр Эрин, с ней всё хорошо, спасибо. Какие у вас есть новости, господа?

— Сегодня приступаем к прокладке туннелей, сир, — оторвался от бумаг Бальсар. — Сделали разметку — вот и чертежи готовы… Если поднапрячься, то дней за десять закончим.

— Хорошо бы — мы должны успеть до начала оттепелей.

— Морозы простоят примерно с месяц, сир. Успеем.

— Были на той стороне!?

— Нет ещё, сир. Завтра нас проведут. Горцы знают одну тропу, которая и зимой вполне проходима. Сир… — Эрин замялся, подбирая слова. — Даже не знаю, как сказать…

— Как есть, так и говорите, князь.

— Вы сказали, что мы можем обещать от Вашего имени всё, что угодно… В разумных пределах, конечно — мы же понимаем… Нам пришлось, сир…

— Что вы пообещали старостам? Э, братцы, да вы с перепоя, — король потянул носом, делая вид, что унюхал запах перегара. — Давайте короче, господа!

— Горцы хотят туннели получить в свою собственность…

— Это как!?

— Ну, чтобы каждый проезжий и прохожий платил за пользование туннелем. Мы обещали…

— Это ты пообещал, Эрин, — вмешался Бальсар. — Я никогда не согласился бы с ущемлением прав Короны. Не раттанарец, вот и раздаёшь чужие права…

— А если твоё обещание дворянства на них не подействовало? Что было делать? Туннели-то нужны… Я прав, сир?

— Сколько туннелей будет, Бальсар?

— Я планировал два — чтобы не делать слишком большими, из соображений прочности, и в то же время обеспечить нормальную пропускную способность: все наши войска можно будет провести в Хафелар в течение суток. И обозы — ещё дня за два.

— Вы считаете с полком Паджеро?

— И с ним, и с Ларнаком, сир.

— Я написал Бренну, сир, чтобы направил сюда мастеров-каменотёсов. Одним магам трудновато будет уложиться в десять дней. Пусть Бальсар ворчит сколько хочет, а душу камня никто не знает так, как гномы.

— И как им до вас добираться, сэр Эрин?

— Спокойно доедут, санями. Баронесса Лонтир объявит о строительстве дома для молодых, из резного камня. А такую работу только руками гномов и сделаешь — магам она не под силу…

— Много ты знаешь, что магам под силу, а что — нет! — возмутился Бальсар. — Да мои маги, если хочешь знать…

— Спокойно, господа, не ссорьтесь! Про туннели я подумаю… Скажите горцам, что полностью им туннелей я отдать не смогу: граница, всё-таки. Но плату за проход брать придётся: дорогу через земли Лонтиров тянуть… Бесплатно не уладишь. Их долю я учту, но никаких… Как звучало ваше обещание, сэр Эрин?

Королевские дружбаны слегка растерялись: дословного текста обещания не помнил никто. То, что оба они слегка запамятовали вчерашнее окончание визита к горцам, вроде бы как само собой разумелось. Очень радушной была встреча, и очень хмельной. Тусон, так и вовсе остался в горах — сводить бодягой синяки с обоих глаз. А может, и по какой другой причине… Только как это всё объяснишь королю?

Началось всё позавчерашним утром, аккурат часа через два после отъезда короля. Горцы прислали проводника, ещё не получая просьбы о встрече. Как оказалось, они всё время наблюдали за суетой возле каменной перемычки. Сначала подглядывали за Василием, который вдоль стены за весь период охоты протоптал широкую дорогу, пока обсуждал с Капой места намеченных в старину туннелей. Короля в горах давно опознали, или заложил кто из вассалов баронессы, но обращаться к нему жители гор не решились: «Больно уж охранник его строг», — объяснил проводник Бальсару. Имелся в виду, конечно же, Клонмел, который непрестанно зыркал по сторонам, выискивая грозящую монарху опасность.

Затем следили за Бальсаром, Эрином и Тусоном, когда те выполняли волю короля, отыскивая удобные для прокладки туннелей места. Тут уже никаких сомнений не осталось о причинах столь пристального интереса к перемычке равнинных жителей. Спорили, ждать ли просьбы от знатных визитёров, или предложить им помощь самим. В каком случае выгода окажется максимальной? Умные головы говорили — ждать. Нехорошо показывать королю, что планы его разгаданы горным простонародьем. Не дай боги, обиду затаит, что так легко раскрыт его замысел — на Хафелар отсюда ударить, через проделанный в стене туннель. Зачем же иначе специалистов по камню привёз — Бальсара и Эрина, да с ними явно военного немалых чинов — Тусона?

Нет, возражали другие, а что, если Седобородый обидится на неуважение? Что же это за люди в горах угнездились, подумает он, что я, король, почитай, полмесяца у них перед глазами вдоль стены чуть не на пузе ползаю, а они всё — ноль внимания?

И так получалось негоже, и эдак — нехорошо. Отъезд короля сразу решил все проблемы: чего камнерезов чиниться да вояки этого. Даже лучше получится, как узнает король, что горцы сами помощь предложили. Тут и верность престолу видна, и ситуация, Седобородому приятная. Что же это за чучелы у меня в подчинении состоят, решит король, я только отъехал, а их и раскусили сразу. Ничего сокрыть не умеют, не то, что я. И возгордится своей осторожностью…

До селения добрались быстро — горцы оказали уважение и провели почётных гостей своими нахоженными тропами. В селении сразу направили в трактир — где ещё найдёшь помещение такого размера? Не в убогих же горских домишках встречу проводить? Ну, а трактир — это застолье. Что же ещё в трактире делать, как не есть и не пить? Сначала — с дороги. Потом — за знакомство. Потом — ещё за что-то, потом ещё, и ещё, и ещё…

Вина были дорогие, подстать гостям, и дорвались до них усталые от военных будней приближённые короля. Так дорвались, что потеряли всякую осторожность, а наблюдательность и вовсе напилась первой. Оттого-то друзья не обратили внимания, что горцы за их столом всё время меняются. Редко, кому выпадает подобная честь — распить бутылочку вина с такими известными бойцами, как Тусон и Эрин, и не менее известным магом Бальсаром, поэтому каждому хотелось её удостоиться. Сменяя друг друга, без драк и без ссор, всё мужское население питейного возраста незаметно проскользнуло перед соловыми глазами гостей. Но виду, что знают, с кем пьют, горцы не подавали. Может, из озорства. А, может, чтобы не разрушить возникшую атмосферу непринуждённости, когда все сидящие за одним столом — равны. Наверное, виноваты в этом были гости, желавшие без слишком больших усилий договориться с горцами, и потому стремившиеся им понравиться, отбросив в сторону всякие условности. Как бы то ни было, но гостей хозяева напоили изрядно. Да, и сами напились.

Смелые сильные люди, выпив, обычно добреют, не так строго блюдут обычаи и традиции. Например, запрет женщинам селения посещать трактир. Причина была слишком уважительная, чтобы сейчас препятствовать женскому любопытству. Оно и понятно: как тут усидишь дома, когда в трактире — живые диковины, о встрече с которыми говорить будет не одно поколение жителей этой деревеньки. И встреча эта будет возбуждать зависть соседних селений не один десяток лет.

Вот и стала чисто мужская компания понемногу разбавляться особами женского пола. Женщин за стол с гостями не пускали. Им предоставили возможность любоваться героями издали, со второго, так сказать, плана. Но и этим жёны и дочери были довольны. Они толкались за спинами мужчин, хихикали и прикрывались платками и шалями, когда высовывались поглядеть на «людей короля». Присутствие гнома никого не смущало, а страшный его топор, пока находился в чехле, вызывал скорее восхищение, чем страх. В общем, вечер отдыха и развлечений.

Чёткий ритм непрерывного пьянства неожиданно нарушил Тусон. Эрин не сразу сообразил, что командор бессовестно сачкует, не прикасаясь больше к вину. А когда сообразил, посмотрел и — удивился. Тусон замер, словно каменный, не сводя глаз с очаровательной мордашки, которую не скрывала больше шаль. Девушка так же пристально глядела на командора, выступив вперёд между мужчинами. А шаль… Шаль она сдёрнула резким движением, рассыпав по плечам шелковистые рыжие волосы… Рядом крякнул Бальсар и хрипло зашептал на ухо Эрину:

— Готовься, сэр рыцарь… Драки уже не избежать…

И верно: огромный детина потянул девушку за руку, гневно выговаривая за бесстыдное поведение. Та рванулась раз, рванулась снова, но разве освободишься из медвежьих лап? И Тусон проревел:

— Отпусти!!!

— Чего!? — верзила от неожиданности разжал руку. — Чего!?

Спокон-веку, во всех селениях и городах, у всех народов и рас. существует неписанный закон, по которому «ребята с нашего краю не люблять, когда за девчатами с нашего краю ухажують ребята не с нашего краю». Не пускают чужих ухажеров в свой девичий цветник, а, бывает, и бьют. Взаимное обомление Тусона и местной девицы не могло завершиться просто так. Обычай не позволял, да и вино в голову ударило. А девица была хороша! Любой бы вступился, если бы не безнадежность такого заступничества: совладать с недовольным детиной, видать, в деревне никто не мог.

— Отпусти!!! Я! — сказал!.. — Тусону ли робеть? Мастеру меча ли бояться? — Глухой? Плохо слышишь?

А девицу, ведь, никто уже не держал. Она стояла в сторонке, растирая сдавленное медвежьей лапой запястье, и гневно глядела на обидчика. Тот же, процедив в её сторону сердитое:

— Иди домой, Зара, — двинулся к Тусону, вытягивая из ножен меч. — Что, чужак, боя ищешь?

— Боя ищу!? Я!? Не хватался бы ты за железку — она тебе не поможет…

— А это мы поглядим, кому здесь что поможет, — задира довольно лихо атаковал Тусона. — Железку эту вгоню в твоё брюхо по самое не балуй!

С первого выпада не вогнал. И со второго не вогнал. И с третьего — тоже. Вскоре и ругаться перестал — запыхался. А железка проклятая всё никак Тусонова брюха не сыщет. Командор же, порезвившись, в атаку и сам пошёл. Впору уже задире о своём брюхе стало беспокоиться. Вот-вот Тусон лапши из него нарежет…

— Не убивай его, воин! Брат это мой! — подала голос рыжая причина скандала. — И не калечь сильно!

Ну, не калечь, так не калечь. Мастер меча выбил у верзилы его железку и отсалютовал завершение поединка. При этом перехватил полный восхищения взгляд Зары и, сбоку, удар тяжёлого кулака.

— Понавострились там, в столицах, мечами махать! А этого попробовать не хочешь? — униженный поражением, верзила решил не мытьём, так катаньем, но добиться своего.

Эрин с Бальсаром дружно потом уверяли, что хорошо разглядели брызнувшие во все стороны искры — из командоровых глаз, и местные охотно соглашались с этим. Кто-то даже пытался острить по поводу загоревшегося на дворе сенного стожка. Но шутника резко осадили: не ври, на человека не наводи напраслины. Старостин кафтан — да, прожгло, а стожка сюда не приплетай.

Как Тусон устоял, диву все давались — таким ударом только быков с ног валить. Видать, немало дрался в молодости командор, научился удар держать. Да и сдачи давать научился. Сбросив латные перчатки на стол перед гномом, Тусон двумя ударами жилистых своих кулаков уложил задиру в беспамятстве почти у ног его сестры. Что ж, победа была полная, и победитель получил право поворковать с рыжей очаровашкой над телом её бесчувственного брата.

— Ну и рожа у тебя, Тусон, — посочувствовал победителю Эрин. — Конь копытом и то не так сильно лягнёт. Ты меня-то хоть видишь?

Вопрос не был праздным: оба глаза командора заплыли почти полностью, и синяки, багровые с чёрным, напоминали закатные тучи в плохую погоду. Ну, да любовь сердцем видит, ей синяки не помеха.

Пили потом мировую, когда очнулся Бехар, брат Зары. Против всех ожиданий, он пребывал в отличном настроении, и, ни разу до сих пор не битый, приставал ко всем с одной и той же фразой:

— Видал, как он меня уложил! Меня! И так запросто! Вот это мужик! Уважаю! И Заре он нравится — пусть их…

Выбор Тусона одобрил и Эрин:

— Правильно делаешь командор: надёжнее рыжих на свете нет. Я знаю — сам рыжий…

Так и пролетели незаметно двое суток. Погуляли, так сказать. Всё бы, конечно, ничего, да вот с обещаниями нехорошо вышло… Ерунда получилась с обещаниями — твёрдо никто не помнил, что, конкретно, когда и в каких словах было обещано от имени короля. Ни Эрин не помнил, ни Бальсар, ни, хотелось надеяться, сами горцы. А Тусон протоковал всю гулянку, будто глухарь на токовище — с него и вовсе спроса нет…Ладно, обойдётся как-нибудь. На следующей встрече выясним…

На приёме, после пустых и никому не интересных дел, слова попросил Паджеро. Магда согласно кивнула, и полковник заговорил:

— Ваше Величество, я никогда не беспокоил своими просьбами правителя нашего королевства…

— Я помню… Я знаю об этом! Ваши слова, граф, не упадут в безжизненную почву. Говорите, и пусть всё сказанное вами будет достойно дворянина и полковника раттанарской армии!

— Я не стал бы обращаться с просьбой моей до времени, но я — солдат, Ваше Величество, а жизнь солдата во время войны может оказаться неожиданно короткой. Я не хотел бы уйти к Поводырю, не обеспечив будущее ребёнка…

— У вас есть ребёнок!? — деланно удивилась королева, и по тронному залу зашелестело:

— Она знала…

— Как же не знать — Паджеро ей приёмыш…

— Такие земли — и безродному бастрюку… — все помнили, что полковник не женат.

— Скоро родится мальчик — так говорят жрицы Матушки, и я хочу признать его законным наследником, — Паджеро махнул в воздухе свитком. — У меня заготовлено прошение…

— Женитесь, граф, и в прошении не будет необходимости.

— Это невозможно, Ваше Величество. По разным причинам, о которых не имею права говорить, я не могу провести близкую мне женщину через брачный обряд…

— Имя… Пусть скажет имя… — заволновался зал. Бездетный граф никому не мешал: нужно было дождаться его смерти и добиваться от короля раздела скороспелого графства между соседями. Или выпихнуть в графы близкого родича. А то — и самого себя.

Появление неожиданного наследника ломало все планы охочих до чужих земель баронов, и казалось чуть ли не оскорблением для уже определивших, в своих мечтах, судьбу Бахарденского графства раттанарских дворян. Будь это не Паджеро, жаждущие под любым предлогом скрестить за графство мечи уже стояли бы в очереди. Но… Список людей, с которыми давно не дрались местные задиры, включал всего с десяток имён, и одно из них было — Паджеро. На городском кладбище ещё оставалось место, но кто же туда стремится по собственной воле?

Полковник оглянулся на зал, и желание узнать имя женщины, носящей под сердцем будущего графа, увяло само собой. Магда дождалась тишины в зале и сказала Паджеро с доброй улыбкой:

— Мы не в праве требовать имя матери вашего сына, граф. И не станем этого делать. Препятствия, не позволяющие вам вступить с этой женщиной в брак, должны быть очень серьёзны, раз вы, человек чести, не можете дать ей своё имя. Что ж, умерим наше любопытство, и подождём развития событий. К моему глубокому сожалению, я должна разочаровать вас — я не удовлетворю вашего прошения: всем известно, что это — право одного только короля. Но я обещаю вам, что отдам свой голос в вашу, граф, пользу. И буду просить короля Василия утвердить законность рождения вашего ребёнка.

Зал вновь недовольно зашумел:

— Седобородый утвердит…

— Как же, графство для приёмыша уже выпросила…

— Великий Алан правильно придумал, что все соргонские короли бездетны…

— Эй, вы! — это повысил голос министр Вустер. — А ну, тихо! Кто здесь смеет невежливо говорить о Её Величестве? Может, надо научить кого-то держать язык за зубами? Простите, Ваше Величество, не сдержался…

Паджеро был опасен. Но опасен был и Вустер. Пусть у него нет левой руки, и защищаться на поединке кинжалом или щитом он не в состоянии. Но и той рукой, что осталась, правой, один из легендарных героев Акульей бухты вполне способен вытрясти душу из неосторожного человека. Два опасных бойца — это уже много. А ещё — грозно насупившийся Бренн: у гнома даже борода стала торчком от негодования. А ещё — великан Маард, не любящий землевладельцев…

Каждый понимал, что недовольство не следует выказывать в присутствии членов Кабинета. Лучше вообще его не выказывать. Но искать, искать, искать — беременную женщину Паджеро. Найти до родов и… Много врагов в этот день появилось у будущего графа Бахарденского. Как говорится, ничего личного, в отношении ребёнка, но земля — это дело дорогого стоит. Отныне за полковником наблюдали десятки внимательных глаз: где, когда, в каком месте Паджеро встретится со своей любовницей? И тогда пощады не будет…

Свиток с прошением, переданный графом королеве, бесследно исчез. То есть, Магда, конечно, знала, где он, но у королевы не спросишь. А искали свиток тщательно, надеясь из него узнать имя будущей роженицы: на следы обыска в своём будуаре Магда натыкалась неоднократно — кто-то из фрейлин явно рылся в её вещах. Но найти что-либо там, где этого нет, ещё никому и никогда не удавалось. Свиток, которым размахивал Паджеро, был чистым листом, и вся сцена на королевском приёме имела одну единственную цель: объявить, что такой документ существует.

Он и существовал, реально существовал. Написанный Паджеро накануне Бахарденского похода и (уже с резолюцией Василия: «Признать законным…» и прочее — согласно требованиям дворцовой канцелярщины), находился в самом недоступном месте, где и искать никому не пришло бы в голову. Свиток хранился в Храме Матушки, в личном архиве Верховной жрицы Апсалы: король застраховался ото всех возможных случайностей, включая и свою с Паджеро гибель. Война могла в любой момент стребовать смертную мзду с каждого соргонца. Тем более — с владельца последней Хрустальной Короны.

Конный отряд пустоголовых, прорвавшийся в Аквиннар, стал головной болью не только для короля. Бушир с Агадиром вторые сутки почти не спали, ведя осторожную облаву на вражескую конницу. Погоня пехоты за конницей сводилась к тому, чтобы вовремя перекрыть удобные для всадников пути и, используя нежелание врага к открытому столкновению, отжать его в невыгодное для конников место: на каменную осыпь у подножия Кольцевых гор. Там терялось преимущество врага в скорости: по валунам не разгонишься — и для двух людских ног надёжную опору не сразу найдёшь, что же говорить о четырёх лошадиных?

Цветные повязки с азартом включились в погоню. Явно уступая противнику в скорости и маневренности, солдаты Бушира уравнивали шансы за счёт смекалки и изобретательности. Перво-наперво, засеками загородили подъездные пути к ближайшим селениям. Расчёт был прост: коней надо кормить — без коней верная врагу гибель. А много ли корма увезёшь с собой на спине лошади? Торбу овса? Коню на два, от силы — на три дня. Не дать пополнить запасов зерном и сеном, и хоть голыми руками их бери: на ослабевшей лошади всадник уже — не боец. А ослабеют кони быстро — на бездорожье да в глубоком снегу.

Часть пехотинцев, для скорости, Бушир посадил на сани, имея в виду не только быстроту передвижения, но и, пользуясь опытом короля, обеспечил своих солдат материалом для походной крепости. Круг из саней, связанных цепями и ощетиненный пиками, был неплохой преградой для конницы. А вместе с фанатичной ненавистью цветных повязок к пустоголовым — и вовсе преградой непреодолимой.

Гномы Трента и солдаты Агадира старались не отставать от задающих тон повязок и перенимали от них каждое новшество, переиначивая его на свой лад. Так, гномы придумали для санной крепости дополнительную защиту: набив колья в несколько рядов, натягивать между ними струны из прочного каната. С наскока к саням уже не подлетишь, а промедливших всадников можно из лука бить.

Идея сама по себе не плохая, но трудно осуществимая в зимнее время: пока те колья в мёрзлую землю вобьёшь… В общем, времени на это много надо, и Бушир, хотя и высмеял Трента, но узелок на память завязал — вдруг, пригодится когда.

Аквиннарцы поступили проще. С той же целью — замедлить, сбить скорость у наступающей конницы, предложили выкладывать вокруг санной крепости деревянные решётки, из жердей, какими укрепляли, чтобы не раздувало ветром, стога сена. Ячея решётки оказалась несоразмерна конскому шагу, и для помехи бегущей лошади годилась вполне. Нужно было только поднять такую решётку на локоть от земли, чего легко можно добиться, уложив решётки на короткие столбики. Сейчас, зимой — просто обойтись чурбачками. На один раз преграда, но всё же лучше, чем ничего.

Странное поведение врага, кажущаяся несуразность поступков, явились причиной не одного спора, и разве что — не ссоры, при обсуждении совместных, против пустоголовых, действий. Цель, для которой две тысячи всадников прорвались из Хайдамара, никак не прорисовывалась. Враг не стремился к военным объектам, не нападал на мелкие гарнизоны и дорожные патрули, не выказывал желания завладеть тем или иным населённым пунктом. Он, сразу же после прорыва, скрылся в густых аквиннарских лесах, где и метался обложенным зверем, избегая даже коротких стычек с боевыми дозорами гномов ли, цветных повязок или аквиннарских солдат. Причины такого неуважения, как считал Трент, или наоборот, уважения чрезмерного, в чём был убеждён Агадир, никакая логика определить не могла.

Бушир не поддерживал ни того, ни другого.

— Допустим, что прав Агадир, — говорил он. — Единственный отряд, который может внушать врагу страх, согласитесь господа, это — мой полк. Но в том, что полк цветных повязок стережёт Аквиннар, никакой тайны давно уже нет. Зачем же лезть туда, где повязки обязательно наступят тебе на хвост? Бессмыслица, господа! К тому же, если дело в одном только страхе перед моими ребятами, то есть ещё гномы, есть ваши, Хранитель, войска. От них-то чего бегать — они же не пробовали крови пустоголовых по-настоящему? В боях же не участвовали…

— Ничего подобного, полковник, — возмущался Трент, забывший, что только что говорил обратное. — Гномы проявили себя и под Скироной, и в Раттанаре, и страха внушают не меньше, чем ваши повязки…

— Страх, он страху — рознь. Когда боятся петли — не лезут в петлю. А неуважение здесь и вовсе не причём. Когда не уважают — не бегают. Что-то есть здесь ещё, что-то такое, чего мы не понимаем. Хитрость или подлость… Я так и слышу запах подлости…

Когда пришёл получивший от короля назначение к Буширу Блафф, с последними известиями — только-только беседовал с Железной Горой, разговор сменил тему. Гора передала, что король едет в Аквиннар, и уже проехал Скирону.

— Надо поторопиться, господа. До приезда короля этой коннице мы должны свернуть копыта.

— Вот-вот, полковник, приезда короля они здесь и ждут, — Трент быстро прикинул по дням. — Когда король выезжал из Раттанара, они, как раз, и ударили на границе.

— Нет, мастер Трент, — возразил Бушир. — Это никак не может быть связано. Король никому из нас не сообщал, что едет в Аквиннар, пока не проехал Скирону, и направление поездки не стало очевидным. Думаю, что и в Раттанаре он никого не посвящал в свои планы. А разбить врага до приезда короля мы должны, чтобы не рисковать… Мало ли какую пакость учудят пустоголовые, когда узнают, что Его Величество здесь…

На врага надавили сильнее, и тот, используя преимущество в скорости, рискнул обойти левый край сжимающейся петли, чтобы вырваться на дорогу, ведущую в Эрфуртар. Тем самым, выказав цель своего движения.

— Итак, Эрфуртар. На осыпь мы их уже не загоним: ваши аквиннарцы, Хранитель, не успели дойти до гор. Теперь у нас один выход: попытаться прижать пустоголовых к пограничным фортам и там разгромить.

— Так, они и сами к фортам прижмутся, полковник. Если будут прорываться в Эрфуртар.

— Прорываться — для чего, Трент? Вот что — главное. Форты сами не справятся — пустоголовые могут проскользнуть мимо фортов, не тратя времени и сил на их штурм. И с небольшими потерями пересекут границу. Что же им там, в Эрфуртаре, надо? Шансов уцелеть никаких…

Началась гонка на выживание. Пустоголовые, обогнув заслон аквиннарцев, на дорогу, всё же, выбраться не смогли. Гномы Трента подоспели первыми и в жестокой схватке между деревьями сумели сдержать и отбросить конников вражьего авангарда. Там и Бушир подоспел со своими повязками. Аквиннарцы, продвинувшись дорогой вперёд, валили по её обочине лес, ставя засеку. Так и двинулись дальше. Вражья конница в лесу — по сугробам да буеракам. А по дороге спешили аквиннарцы, гномы и половина полка повязок — вторую Бушир направил по следам конницы, чтобы не дать ей двинуться вспять.

К пограничному форту враги не поспели: когда первые всадники показались из леса, ущелье, ведущее в Эрфуртар, было уже перекрыто походной санной крепостью союзных войск, как и дорога назад, в Аквиннар. Небольшой только пятачок свободной земли у стен форта один и годился для построения конницы. Но атаковать в конном строю было глупо: не полезут же кони на стены.

Пока враги решали, как им быть, застучали в лесу топоры: это подоспевшая вторая половина полка цветных повязок ставила засеки в тылу пустоголовых. Окружение завершилось.

Исход последовавшей битвы был заранее предрешён численным перевесом союзной армии. Полк Бушира насчитывал четыре тысячи пехотинцев и три сотни всадников. У Трента было пять сотен гномов. Аквиннарцев Агадира было полторы тысячи человек: пехоты — тысяча сто, и четыреста всадников. Сюда же можно прибавить пограничников Эрфуртара, которые участия в битве не принимали, но готовы были вступить в сражение, если вражеская конница прорвётся в ущелье.

Пленных, на удивление, было мало. Только около сотни врагов сложило оружие, но лишь после гибели всех командиров этой конной группы. Как и следовало предполагать, основу вражеской конницы составляли баронские дружины и набранные баронами в своих владениях вассалы. Не обошлось, конечно, и без любителей лёгкой поживы, но этих оказалось немного, сотни две всего.

Допросы пленных начались сразу по завершении битвы: цель движения конницы в Эрфуртар была, по-видимому, связана и с ожесточённым сопротивлением, оказанным конниками. Кто отвечал охотно, кто озлоблённо огрызался на вопросы Бушира, Агадира, Трента и Блаффа. Из допросов выяснилось: в Эрфуртар везли шкатулку из горного хрусталя. В чём её ценность, что в ней лежит — никто из пленных объяснить не смог. Но награды, что денежные, что земельные, были обещаны немалые.

Шкатулку нашли в тороках одного из баронов. Действительно, хрусталь, с золотыми скрепами и углами. Размером примерно с конскую голову. Но ни наружного замка, ни замочной скважины найти на ней не удалось. Как и разъёма, по которому она должна открываться.

— Ладно, ломать не будем, — проявил осторожность Бушир. — Сначала нужно узнать, что в ней… Блафф, передайте сообщение королю — может, Его Величество знает, что в ней лежит. А то откроем себе на беду…