"Девица на выданье" - читать интересную книгу автора (Бишоп Шейла)

Глава 10

Получасом позже Тео, Луиза и Харриет ехали обратно в пасторский дом, вслед им, стоя у парадной двери, смотрел Верни, ему пришлось одному провожать гостей, поскольку Ричард и Джулия исчезли.

Луиза несколько успокоилась, хотя сердце ее все еще тяжело стучало, а лицо распухло и было покрыто пятнами. Ее спутники поддерживали и ободряли ее. На Верни произвело большое впечатление то, как Харриет вышла из положения: она действовала твердо и разумно и была единственным человеком, который не потерял голову. Ему хотелось бы перемолвиться с ней парой слов, но он спешил вывести Луизу из дома, опасаясь, что она устроит сцену в присутствии слуг.

Довольно растерянный, Верни стоял в холле, когда увидел, что по главной лестнице спускается Ричард.

Ричард перехватил его взгляд и остановился.

– Они уехали?

– Да.

– Я хочу поговорить с тобой, если ты не возражаешь.

– Очень хорошо.

Они пошли в библиотеку. Оба чувствовали себя неловко и потому не смотрели друг на друга. Ричард созерцал элегантные переплеты из телячьей кожи, гладкие обложки, мягко поблескивающие золотом в свете лампы, Верни, не зная, что сказать, рассматривал бюст Сократа.

– Это ты затащил Хенчмана в грот? – спросил наконец Ричард.

– Мой бог, Хенчман! Тело все-таки нашли?

– Успокойся. Никакого тела нет. Я выпустил его вчера вечером, как раз когда вода начала подниматься.

– Ты? Но ради всего святого... неужели ты там был?

– Я следовал за ним. Но мне хотелось бы знать, Верни, как ты там оказался? Этот мелкий грызун не знал, с кем имеет дело, но он решил, что ты покушался на его жизнь, и утверждает, что ты – посланник Луизы.

– Уверен, что ты легко ему поверил. Полагаю, ты подумал, что я объединился с нею, чтобы погубить твою жену...

– Я никогда ничего подобного не думал.

– В самом деле? – с сомнением спросил Верни. – Я знаю, ты не простил меня за то, что я пытался предостеречь тебя от женитьбы. Конечно, если бы я знал правду об этом деле, то держал бы рот на замке. Меня очень огорчало твое недовольство мной с тех пор, как я вернулся домой...

– Какая глупость! – перебил его Ричард. – Уверяю тебя, у меня не было ни малейшего чувства недовольства, не было никогда, с той самой минуты, как я понял твой характер, в особенности учитывая то, в какое заблуждение я сам тебя ввел. Конечно, была определенная холодность, когда ты вернулся, – я неловко чувствовал себя в твоем обществе, но это целиком и полностью вина моей собственной нечистой совести. Я знаю, что обращался с тобой отвратительно, хотя до сих пор не мог тебе этого сказать.

– О, – произнес сильно озадаченный Верни. Он догадывался, что на совести Ричарда, должно быть, лежит еще кое-что, из-за чего он чувствует себя не очень хорошо.

– Может быть, теперь я смогу тебе объяснить, почему я так ужасно разозлился. Из-за того, что ты сравнил Джулию с Памелой Сатклифф.

– Ну, это меня не удивляет. С моей стороны это было очень бестактно, прошу меня простить. Между ними нет ни малейшего сходства.

– Оно есть, хотя в то время ты этого не мог знать. Памела была твоей любовницей, а Джулия – моей. Напоминания об этом я не мог вынести. – Ричард начал беспокойно ходить по библиотеке. – Я сходил с ума из-за того, что доставил ей столько горя. Когда я соблазнил ее, она была совершенно невинной девушкой. Да и теперь она кажется мне все еще невинной. Хотя ты, очевидно, уловил в ее характере нечто, что навело тебя на подозрения и пренебрежение...

– Но, мой дорогой Ричард, ты слишком глубоко вдаешься в метафизический смысл вопроса, понять который мне не дано! Я просто думал, что Джулия играет роль, и я был прав. Только я не понял, какую роль она играла. Я полагал, что она по-настоящему не любит тебя и просто притворяется, тогда как на самом деле она любила тебя так сильно, что полагала себя обязанной скрывать свои истинные чувства. Я насторожился из-за того, что ощутил в ней что-то искусственное.

– Я никогда об этом не думал! – воскликнул сэр Ричард. Он стоял, совсем потерявшись, в облаке тревожных мыслей, терзаемый раскаянием, пока его не вернул на землю Сметхерст, который вошел с весьма торжественным видом.

– Можете ли вы сказать мне, сэр, – поинтересовался дворецкий, – где ее светлость хотели бы, чтобы я сервировал чай?

Чайная церемония была, конечно, кульминацией вечера во всяком приличном доме, в особенности когда в нем были гости. Никто из тех, кто приходил обедать, не покидал дом до чаепития – это было бы неслыханно. Однако Кейпелы так и поступали, и бедный Сметхерст, который пытался найти оставшихся членов семьи в бесконечном ряду пустых комнат для приемов, не знал, что и подумать.

Его хозяин еще больше запутал дело, сказав небрежно:

– Мы не хотим сегодня никакого чая, Сметхерст. Можешь принести бутылку бренди.

– Очень хорошо, сэр, – неодобрительно отозвался тот.

Ричард настолько пришел в себя, что подмигнул Верни, и, как только старик закрыл за собой дверь, оба, словно школьники, разразились сдавленным смехом, что сразу разрядило обстановку.

Несколько минут спустя, прихлебывая свой бренди, Верни уже был в состоянии спросить:

– Где ты впервые встретил Джулию?

– Я нашел ее стоящей на Батской дороге 2 июня 1808 года, и выглядела она как замученный ангел. Что, это еще ужаснее, чем ты предполагал? Нет, нет, все совершенно прилично, потому что с нею был отец, и он был очень болен – он умер месяц спустя.

– Он был священником, не так ли?

– Совершенно верно, хотя прихода у него никогда не было. Он имел личные средства и всю свою жизнь занимался историей. Он опубликовал пару книг и был членом нескольких ученых обществ. Они жили под Скарборо, полагаю, что очень хорошо. Мистер Джонсон был ученым, но не отшельником, и они любили развлечения. Джулия была его единственным ребенком. Ее мать умерла, когда Джулии минуло семнадцать, и с тех пор она стала в доме отца хозяйкой и домоправительницей. Они прожили таким образом примерно пять лет, когда мистера Джонсона хватил апоплексический удар. Физические признаки болезни быстро прошли, но через некоторое время Джулия осознала, что ум ее, отца повредился самым несчастным образом: он стал совершенно ненадежен в отношении денег. Он пустился в дикие спекуляции, покупал собственность, влезал в долги... Джулия пыталась сдерживать его, но он не хотел ничего слышать. Он стал очень вспыльчив и перессорился со всеми своими старыми друзьями, которые старались его образумить, и сошелся с людьми, которые бессовестно эксплуатировали его глупость. В конце концов дело приняло такой оборота, что Джулию предупредили, чтобы она забрала из дома все ценное, потому что вот-вот должны нагрянуть кредиторы. Она продала драгоценности своей матери, наняла почтовую карету и приехала вместе с отцом в Бат.

– Почему именно в Бат?

– Это обычная история: она слышала о каком-то чудо-докторе, который живет в Бате и занимается лечением таких больных, как ее отец. Она проделала утомительное путешествие со стариком. Он вел себя очень странно, хотя совсем не выглядел больным, поэтому у них то и дело возникали трудности. Когда я попался им на пути, в трех милях от Бата, он осыпал бранью почтовых мальчишек, обвиняя их в том, что они пытались украсть его чемодан, и даже отколошматил одного из них палкой. Должен признать, – сказал Ричард, потянувшись к графину, – во всем этом было что-то комичное, если бы не выражение отчаяния в глазах Джулии... Итак, я предложил свою помощь и преуспел в умиротворении почтовых мальчишек. Выяснив, где они собираются остановиться, я поехал с ними в дом на Беафор-сквер, куда Джулия написала заранее с намерением его снять. И хорошо поступил, потому что мистер Джонсон немедленно оскорбил домовладелицу, и, если бы я не оказал небольшое давление – я самым вульгарным образом пустил в ход свой цветистый титул, – сомневаюсь, чтобы хозяйка их приняла. Я чувствовал себя настолько озабоченным их делами, что вернулся через неделю узнать, как они устроились. Старик был теперь сильно болен, у него случился еще один приступ, и Джулия нянчилась с ним днем и ночью без отдыха. Я посоветовал ей нанять женщину в помощь, но она разразилась слезами и сказала, что не может себе этого позволить. Именно тогда она и рассказала мне всю их историю. Она была очень предана своему отцу, который был человеком огромных способностей и высокого положения в обществе. Боль, вызванная ужасными переменами, которые в нем произошли, была почти невыносима. Я предположил, что мы оба мучаемся сходными муками, потому что я тоже... – Ричард неожиданно замолчал, и Верни закончил предложение за него:

– Ты тоже имел на руках тяжелого больного. Я никогда не слышал, чтобы ты обронил хоть слово о своем положении, хотя все мы знаем, что последние несколько лет ты вел ужасную жизнь.

– Моя бедная маленькая Кэт, – мягко сказал Ричард. – Она не была создана для того, чтобы выносить тяготы бедствий. У некоторых людей нет на это сил.

Верни вспомнил Кэтрин, тонкую и болезненную, ее привлекательность покинула ее, и она лежала на софе, непрерывно жалуясь: никто не знает, каким мучениям она подвергается, ее жуткие головные боли, ее нервические сердцебиения, никто никогда не подойдет к ней, они все такие эгоисты, и Ричард – самый большой из всех. Что бы он ни делал для нее, она никогда не бывала довольна. Ричард принимал все это с самым примерным терпением, сидел часами рядом с ней, с юмором относился к ее ворчливым требованиям, читал ей, пытался пробудить в ней интерес к чему-либо, кроме ее собственного здоровья. Он был, должно быть, совершенством среди мужей. И какое имеет значение, что в это же самое время он ездил в Бат навещать Джулию?

– По милости Божьей после второго приступа Генри Джонсон прожил недолго, – продолжал Ричард. – Затем встал вопрос: что будет с Джулией? У нее осталось немного денег, и она боялась, что все оставшееся, чем они владели, достанется кредиторам. Однако, как я понял, сам дом являлся частью приданого ее матери и должен был отойти Джулии. Она не хотела иметь дела со стряпчим своего отца, который был одним из его самых алчных кредиторов, поэтому я убедил ее попросить Ковердейла заняться юридической стороной дела. Я знал, что он должным образом проследит за тем, чтобы Джулия получила все, что ей причитается.

Я также убедил ее оставаться в Бате, только не на Беафор-сквер, где в середине лета очень шумно и нечем дышать, – я нашел ей приятный домик в Уидкомбе, где она могла бы отдохнуть и прийти в себя. Она была очень одинока, и у меня вошло в привычку довольно часто навещать ее. Я как раз был избран в комитет Бата и в Западное общество и занимался делами землевладельцев и фермеров в Уилтшире и Сомерсете, так что мог часто наезжать в Бат. Конечно, я не должен был встречаться с нею. Я вел себя греховно и безответственно.

– Я так не думаю, – возразил Верни. – Ты пытался помочь ей. Ты же не знал, как все это обернется.

– Не знал? Может быть, и нет. Но с того дня, как она переехала в Уидкомб-Крисчент, я стал очень осмотрительным. Я сказал Джулии, что нам лучше притвориться кузенами, и всегда приходил в тот дом пешком – чтобы никто не узнал герб на моей коляске.

– Ну что ж, это было резонно, ты же не хотел, чтобы пошли пересуды. Миссис Сэттл приняла все за чистую монету. Она полагала, что у тебя очень туго с деньгами.

– О, ты виделся со старушкой Сэттл, не так ли? Что еще она сказала?

Одна вещь, которую она сказала, вспыхнула в памяти Верни с шокирующей ясностью. Торопливо изгнав из головы языческие образы, он принялся вспоминать более подходящее к случаю.

– Она сказала, что ты – джентльмен и можешь вскружить голову любой девушке, несмотря на свою бедность. Боюсь, твой портной не произвел на нее большого впечатления.

Ричард мог явиться в Уидкомб-Крисчент пешком, но он, разумеется, не мог специально переодеваться, и было интересно узнать, какой эффект производили его франтовские куртка и панталоны, их строгость и изысканная простота линий, и полное отсутствие щегольства и модных жилетов.

– Я никогда не был одним из этих денди с Милсом-стрит. – В глазах Ричарда промелькнула веселая искорка, и Верни оставалось только гадать, о чем это он вспомнил. – Мы были очень счастливы, – сказал сэр Ричард. – Поначалу. Сильную и долгую страсть порою можно сравнить с чем-то вроде безумия, но это – неудачная аналогия. Ты живешь в мире, которым правит прекрасное и упорядоченное здравомыслие, оно словно музыка сфер. Но когда ты пытаешься примирить это здравомыслие с внешним миром, тогда-то ты и становишься безумцем. Джулия в глубине души очень добра и серьезна, ее преследовала мысль, как дурно мы поступаем с Кэтрин, и мне нечего было возразить – впрочем, не стоит говорить об этом, словом, мы решили расстаться.

– Миссис Сэттл думала, что вы ссорились из-за денег.

– Так оно и было. Я хотел кое-что купить для нее, но она мне не разрешала. К счастью, Ковердейл успешно разобрался с делами старого Джонсона. Джулия решила уехать и поселиться вместе со своей подругой миссис Уильямс, у которой был свой дом в Чешире. Возвращаться в Сарборо она не хотела.

Мы простились. Это было в феврале, два года назад, мы знали друг друга восемь месяцев и шесть из них были любовниками. Я вернулся сюда и посмотрел в глаза своим бедам. Мне хотелось уйти из дома одному, с собакой и устроить себе «несчастный случай». Но дети нуждались во мне, во мне по-своему нуждалась и бедняжка Кэтрин, поэтому я просто время от времени стал упражняться в стрельбе. Я пообещал Джулии не писать ей и не рассчитывал увидеть ее снова.

И никто из нас не рассчитывал, думал Верни, изумляясь силе духа своего брата. Он выполнял свои обязательства так хорошо, что никто не мог усомниться в искренности его горя десять месяцев спустя, когда Кэтрин умерла от сыпного тифа, которым она заразилась от одной из горничных. Болезнь оказалась фатальной для ее хрупкой конституции. И, конечно же, его горе было искренним: когда-то брат был счастлив с Кэтрин, и он был страстной натурой, способной горячо любить и искренне сочувствовать, даже если...

– Полагаю, смерть Кэтрин все изменила?

– Я нарушил свое обещание и написал Джулии через неделю после похорон. Я просил ее выйти за меня замуж, как только окончится траур. Поначалу она отказалась: у нее была уйма смехотворных соображений насчет того, почему она не должна выходить за меня, мне потребовался целый год, чтобы избавить ее от них. Когда она, наконец, согласилась, у нас все еще оставалась одна проблема: нужно было решить, когда и как мы встретимся и полюбим друг друга.

– Не понимаю, в чем тут проблема.

– Не понимаешь? Вспомни, что наша прошлая связь была смертельно опасным секретом, что мы жили в разных частях королевства и что у нас не было ни одного общего знакомого! Полагаю, мы могли бы организовать «случайную» встречу где-нибудь на балу или на водах. Но это было не то. Ты должен понимать: одной из главных моих целей было, чтобы Джулию приняли Китти и Хлоя. Если бы они оказались неспособны полюбить или хотя бы уважать мою вторую жену, я думаю, это оказало бы серьезное негативное влияние на характер каждой, хотя и по-разному.

Верни хранил молчания, размышляя над тем, как человек их положения в обществе вообще может встретить свою будущую жену. Очень часто будущие пары знакомы всю свою жизнь; дочь соседей, сестра одного из его друзей или подруга одной из его сестер, – вероятно, это и есть самое распространенное решение. И если вы принадлежите к подобающему кругу, всегда имеются деревенские домашние вечера и лондонские балы, где хозяйки всеми способами стараются ввести молодых леди в орбиту подходящих женихов. Только, похоже, Джулия не была знакома ни с одной из таких хозяек, и для нее было невозможно войти в замкнутый мир без подходящих благодетелей. Деревенское соседство, вероятно, было единственной возможностью людям хорошего воспитания встречаться естественно и свободно, даже если они принадлежали к разным мирам, при этом представлялись самые широкие перспективы для неравных браков. И вправду, было бы странно, если бы Ричард вдруг отправился в Чешир, но для Джулии приехать в Уордли, когда Белл-коттедж стоял пустым, – вполне возможный вариант.

– А вся эта чепуха о матери Боуера, я полагаю, в ней не было ни слова правды?

– Боюсь, это была часть плана – чтобы Джулия была принята нашим обществом. Мы знали, что с Боуером невозможно связаться, так что это нам показалось достаточно безопасным.

– Вы намеренно сделали из нас дураков, – подвел итог Верни, впервые по-настоящему почувствовав обиду, припомнив несколько вводящих в заблуждение эпизодов, которые, если вспомнить о них сейчас, были действительно унизительны.

– Да, и мне очень жаль, – отвечал Ричард. – Пусть тебя утешит тот факт, что мы и из себя самих сделали дураков. Мы оказались плохими обманщиками: я слишком явно и слишком быстро выказал свою симпатию, тогда как Джулия скрывала свою так тщательно, что ты счел ее неискренней. Мы думали, что играем свои роли перед лицом недалекой аудитории, которую с легкостью можно будет убедить в чем угодно, но оказались перед публикой, которая может освистать пьесу и даже вспрыгнуть на сцену, чтобы принять участие в спектакле.

– Например, Луиза?

– И ты тоже, Верни. На балу в Саутбери, когда собирался танцевать с Джулией весь вечер.

«Таково мое счастье, – с горечью подумал Верни, – волочиться за девушкой, которая тайно обручена с моим братом».

– Ну, меня не интересовало тогда, нравится тебе это или нет, – надменно заявил он. – То есть... как говорится... у меня не было серьезных намерений.

– Я понимаю, – произнес новый Ричард, которого Верни до этого времени не знал. – Ты просто хотел немного пофлиртовать с девушкой, достаточно взрослой, чтобы отличить серьезные намерения от пустых проказ. Но я оказался жутким ревнивцем и при этом сам поставил Джулию в неловкое положение. Ей хотелось понравиться тебе, будущему зятю, но когда я указал ей, что ты можешь в нее влюбиться, ее отношение к тебе сразу изменилось, и, конечно, ты начал думать, что она – расчетливая интриганка. Но нам вовсе не нравился этот двойной обман, потому мы и поторопились сократить этот период притворного ухаживания, хотя и понимали, что все будут качать головами и говорить, что меня околдовали. Нам хотелось поскорее исправить наши ошибки, но тут Луиза вытащила на свет божий Хенчмана.

– Она не делала этого, Ричард. Это Хенчман написал ей.

– Да, но она дала ему повод, побудив его приехать в Уилтшир. Теперь ты, наверное, знаешь, кто он такой?

– Помощник стряпчего, если верить миссис Сэттл.

– Точно. Он – один из клерков Ковердейла.

– Нашего мистера Ковердейла? Но ведь он занимается семейными делами со времен войны Алой и Белой розы или что-то вроде того? Господи боже!

– Хенчман был мелкой сошкой в конторе Ковердейла, и не задолго до того его уволили, я полагаю, за какие-нибудь грешки. Три года назад Ковердейл послал его в Бат с бумагами, чтобы Джулия их подписала, эти бумаги имели отношение к ее дому в Йоркшире. Он ничего не знал ни об этом деле, ни о том, как она стала клиентом фирмы; он был просто курьером. Случилось так, что он подружился с миссис Сэттл и узнал от нее, что у мисс Джонсон есть любовник. Несколько месяцев тому назад Луиза написала Ковердейлу в надежде откопать какие-нибудь постыдные подробности о Джулии, чтобы предотвратить этот брак. Перед тем как передать письмо самому Ковердейлу, его вскрыли, так Хенчман узнал его содержание. Ковердейл ответил Луизе, осмелюсь предположить, ты видел его ответ?

– Нет, но слышал, что он резко осадил Луизу. Я так понял, что он знает...

– Я никогда не рассказывал ему подробностей, но он мог и сам догадаться. В любом случае Ковердейл надежен, как могила. Поэтому, когда Хенчман прочел письмо, он здорово промахнулся в расчетах. Он предположил, что мисс Джонсон через три года после своего неосмотрительного поведения в Бате намеревалась выйти замуж за человека, с которым только что встретилась и который случайно оказался одним из многочисленных клиентов Ковердейла. Не думаю, чтобы он раньше пытался заработать себе на жизнь крупным вымогательством. Это слишком опасно. Но он сказал мне вчера, что его уволили, не объяснив причин, и, без сомнения, только отчаяние побудило его приехать сюда и попытать счастья, угрожая женщине, которая не сделала ему ничего дурного.

– Есть одна вещь, которую я понять не могу, – заметил Верни.

– Почему Джулия сразу мне не сказала?

– Да. Это беспокоило меня больше всего, прямое доказательство, как мне казалось, того, что она тебя обманывает. Но, учитывая, что ты знал все об Уидкомб-Крисчент... ну да, конечно, ты знал... – перебил себя Верни, немного смущаясь. – Словом, почему она не сказала тебе, чтобы ты послал Хенчмана куда подальше, тем самым избавив себя от лишних хлопот?

– Это довольно трудно объяснить. Я говорил тебе: Джулия чрезвычайно щепетильно относится к нашему браку. Абсурд, полный абсурд, но те преимущества, которые даются богатством и знатностью, не всегда легко принять даже от того, кого ты любишь. И, кроме того, Джулию очень тревожило ее положение в семье – то, что она стала нежеланной гостьей и породила такие раздоры. Я полагаю, эта мысль преследовала ее. Когда на сцене появился Хенчман и потребовал денег, она просто не хотела, чтобы до меня дошло это напоминание о нашем постыдном прошлом. Хотела разобраться с этим сама, хотела уберечь меня от боли. Бедная девочка...

– Да, это я понять могу, – медленно проговорил Верни.

– Хенчман хотел получить пятьсот фунтов за свое молчание. Первой мыслью Джулии было заплатить. Потом она обнаружила, что не может взять деньги без того, чтобы я не узнал об этом, и, кроме того, она поняла: смешно платить такую цену только за то, чтобы уберечь меня от воспоминаний о прошлом. Она написала Хенчману резкий ответ, заявив, что его история – бесстыдная фальсификация и если он не будет осторожен, то отправится прямиком в тюрьму. Больше она не получала от него, вестей и заключила, что успешно его напугала и он убрался из этих мест. Ей не пришло в голову, что он может обратиться к кому-нибудь из членов семьи. И все же она нервничала. Я понимал, что что-то не так, и пытался выяснить, в чем дело. Позапрошлой ночью я вытянул из нее всю эту историю. Я не был столь оптимистичен, потому что понимал: тот, кому в руки попал такой великолепный материал для скандала, легко не отступится. Вчера я поскакал в Саутбери на поиски Хенчмана. В гостинице мне сказали, что он уехал в наемном кабриолете. Я выследил его – признаться, с большим трудом, – и оказался у задних ворот собственного сада. Начался ливень, и все же я заметил следы там, где какое-то время простоял экипаж, прямо на дорожке, и кое-где примятую траву, куски грязи, словно тело тащили вниз по ступеням. Я вошел в грот и обнаружил там того, кого искал, связанного, с кляпом во рту и чрезвычайно напуганного. А теперь ради бога, Верни, удовлетвори мое любопытство. Для чего ты засунул его в грот?

Верни все ему рассказал.

Ричард слушал с растущим изумлением.

– Мой дорогой, но ты и в самом деле играл с огнем! Ты боролся за мое счастье с таким усердием и с такой находчивостью – и это после того, как я так скверно обошелся с тобой! Просто не знаю, что сказать. Конечно, я необыкновенно благодарен...

– Мои усилия ни к чему не привели. Оказывается, они даже были излишни.

– Не важно. Ведь никто не знал, чем все кончится.

Дверь слегка приоткрылась, и голос Джулии произнес:

– Ричард? О, я не знала... я думала, что ты один.

Мужчины вскочили.

– Входи, любовь моя, – сказал Ричард, – и поблагодари Верни за то, как он участвовал в нашей битве. Я думаю, ты будешь очень удивлена.

Она подошла к ним, смущенная и явно неуверенная в себе. Верни представил ее стоящей на обочине дороги со своим полусумасшедшим отцом, который пытается поколотить почтовых мальчишек. И как она рыдала одна в доме на Уидкомб после того, как рассталась с Ричардом навсегда.

– Теперь, когда вы знаете, сколько горя я принесла Ричарду, вы ненавидите меня еще больше? – тихо спросила она.

– Ненавижу вас? Какая глупость! Только теперь, когда я узнал все, я способен искренне пожелать вам счастья. – И он протянул ей руку.

Ричард рассказывал жене все приключения Верни, и ее глаза стали еще больше и ярче, чем всегда.

– Но почему, Верни? – спросила она наконец. – Вы никогда не доверяли мне, вы думали, что я вероломная обманщица, а после встречи с миссис Сэттл у вас были все основания так думать. Конечно, вы хотели защитить вашего брата, но, без сомнения, вы не могли не думать о том, что когда-нибудь я непременно стану причиной следующего скандала и сделаю мужа исключительно несчастным?

– Я надеялся все же, что никакого другого скандала не будет. Я полагал, что вы любите его. И потом, так говорила Харриет, и она заставила меня с нею согласиться.

– Харриет была права, – заключила Джулия.

– Должно быть, я чрезвычайно глуп, – заметил Ричард, – но не могу себе представить, как Харриет впуталась во все это дело.

– Так же как и я, – признался Верни. – И объясняется это тем, что она – самая настойчивая девушка в мире и, когда Луиза показала ей письмо Хенчмана, ничто не могло убедить ее держаться в стороне. И вам не следует бояться, что она станет сплетничать или проболтается, как это с ней обычно бывало. Не знаю, что произошло, но за последние несколько месяцев она совершенно изменилась. Разве вы не заметили, как добра она была к Луизе сегодня вечером? Она теперь столь же разумна, сколь и хороша собой. Во всяком случае, я так думаю.

Ричард и Джулия обменялись взглядами, но ни один из них не сказал ни слова.

– Есть еще одна вещь, которая ставит меня в тупик, – сказал Ричард после недолгой паузы. – Предположим, твои подозрения оправдались. Ты уверен, что я отказался бы от Джулии, узнав о ее позоре? Тебе не пришло в голову, что я мог бы продолжать любить ее, и даже еще больше?

Верни почувствовал себя так, словно из-под него выбили стул. Он никогда не думал над возможностью такого поворота событий. Ричард, который был так честен, так возвышен, так горд, так разборчив, так морален, так склонен к осуждению своего бесчестного брата... Значит, он не столь уж морален, как все предполагали, и, осуждая его, своего брата, он лицемерил либо, что больше похоже на правду, пребывал в большом душевном дискомфорте.

Ричард смотрел ему прямо в лицо.

– Должно быть, ты считаешь меня очень самодовольным типом.

Верни промолчал: у него не повернулся язык сказать: «Да, считаю».

– Не дразни его, Ричард, – мягко укорила Джулия. – Это очень грубо. И на его стороне – общественное мнение. Думаю, большинство мужчин отреклись бы от, женщины, которая до свадьбы имела любовника, а потом лгала мужу. Ты исключение из этого правила, потому что ты честен и добр и способен к прощению...

– Ненавижу это слово.

– Да, боюсь, оно всегда будет ассоциироваться у тебя с попыткой совершить что-то несовместимое с твоими убеждениями...

– Например, простить Луизу. Сразу могу сказать – я не способен принести эту...

– О да, ты принесешь эту жертву – ради Тео. Ты не можешь ранить Тео после того, как он был по-христиански добр к нам. Не стоит обсуждать сейчас Луизу. Если бы я была неверна тебе, я верю, ты простил бы меня.

– Мне не нужно было бы прощать тебя. Я просто продолжал бы тебя любить, вот в чем различие.

– Мой дорогой, тут нет никакого различия!

И начался спор, один из тех, какие, со всей очевидностью, были привычны обоим. Верни казалось, что он очутился в таком месте, где все знакомые понятия превратились в готические украшения, не имеющие никакого отношения ни к реальной стране, ни к человеческой любви, ни к человеческим нуждам.

Он попытался применить к себе философию Джулии. Как бы он чувствовал себя, если бы обнаружил, что какой-нибудь бесчестный негодяй влюбился в Харриет? Ну что ж, он отмолотит этого парня, заставит его пожалеть о том, что тот родился на свет, но, конечно, это не изменит его чувства к Харри. Хотя, если подумать, это было бы странно... Ричард и Джулия все еще продолжали спорить, но Верни их уже не слышал.