"Дом там, где сердце" - читать интересную книгу автора (Фаррел Шеннон)

Глава 13

Примерно часом позже Локлейн обнаружил Мюйрин в кабинете. Он сел напротив, но она даже не подняла на него взгляд, с головой уйдя в расчеты.

– С вами все в порядке, Мюйрин? – мягко спросил Локлейн.

– Да, конечно. А что?

Его серые глаза сосредоточенно смотрели на нее.

– По-моему, вы какая-то грустная.

– Но ведь для грусти нет повода, не так ли? Благодаря под креплению, которое мы получили, дела обстоят как нельзя лучше, – живо ответила она.

– Я думал, что судебные дела, которые все еще находятся на рассмотрении, и проблема оплаты закладной вас продолжают угнетать.

Она покачала головой.

Однако Локлейн видел ее усталое бледное лицо и темные круги под глазами. – Вы хорошо спали этой ночью? – Прекрасно, – солгала она. Локлейн не сомневался в том, что она лжет. Из своей комнаты, расположенной по соседству с комнатой Мюйрин, он слышал, как ночью она время от времени всхлипывала. В чем же дело? Почему она так странно ведет себя?

Были ли ее бессонница и вялость в течение последних нескольких дней симптомом недавно пережитого горя или что-то другое не давало ей покоя?

Он пошел в кухню и принес оттуда чашку кофе, в которую предварительно добавил снотворное. Вскоре она начала клевать носом, и Локлейн перенес ее в постель. Ослабив ее платье, он подоткнул под нее одеяло. Он поцеловал долгим поцелуем ее губы, но тут же выругал себя за своеволие. Несомненно, она придет в ужас, если узнает о его мыслях …

И снова ночью из ее комнаты доносились стоны и всхлипывания. Обхватив голову руками, он заставил себя не заходить к ней. Заснуть рядом с ней было абсолютно невозможно. Ведь она доверяет ему. Он просто не имеет права разрушить это доверие. Он подошел к двери и тихонько разговаривал с ней, стоя у порога и не смея подойти ближе, боясь прикоснуться к ней, любить ее…

Следующий день был не особенно богат событиями, за исключением того, что Мюйрин получила деньги за все свои предприятия, когда Патрик приехал из города. Она сразу же выплатила вторую половину долга до единой копеечки кредиторам в городе, а затем обдумала дальнейшие планы относительно сбыта сельскохозяйственной продукции и лесоматериалов. В тот вечер Локлейн отметил, что она выглядела намного лучше, чем в последний раз, когда он ее видел, хотя оставалась очень уставшей, с темными кругами под глазами. Он знал, что она по-прежнему встает каждый день в пять-шесть часов утра. Даже принимая снотворное, она отдыхала все же недостаточно.

– Идемте, дорогая, вы же едва держитесь на ногах, – сказал он, взяв ее за руку и уводя из коровника, где она помогала с дойкой. – У меня есть для вас снотворное. Я хочу, чтобы вы его приняли и хорошенько выспались этой ночью.

Глаза Мюйрин тревожно распахнулись.

– Нет, что вы, я не хочу!

– Мюйрин, это смешно. Никому из нас не станет лучше, если у вас будет упадок сил. Ну пожалуйста, ради меня, примите лекарство.

Мюйрин все еще выглядела взволнованно, но в конце концов последовала его совету и быстро все проглотила.

– Умница, – похвалил ее Локлейн, целуя в лоб. Мюйрин порывисто обняла его. Она не осмелилась признаться, как боится ночных кошмаров. Это прозвучало бы глупо, и ей пришлось бы сознаться в том, что она сама не желала при знать.

Она только собралась отпустить Локлейна, как вдруг ее колени подкосились и его лицо поплыло перед ее глазами.

– Господи, я так устала, – сонно пробормотала она. Он подхватил ее на руки и отнес наверх. Откинув одеяла, он уложил ее в постель, затем расстегнул верхние пуговицы ее платья и укрыл ее.

– Теперь спите, моя дорогая. Она нежно взглянула на него, проводя рукой по его гладко выбритой щеке.

– Спасибо тебе, Локлейн.

– Не стоит. Он мягко поцеловал ее в губы, затем поднялся с кровати, чтобы задернуть шторы, и оставил ее мирно дремлющей одну. И Локлейну казалось, что сам он едва заснул, когда вдруг услышал крик из-за соседней двери. Снова кошмары, подумал он, натягивая брюки и схватив рубашку, и помчался в спальню Мюйрин, Она отчаянно металась по кровати. Локлейн испугался, что она может удариться.

– Мюйрин, это я, Локлейн! – закричал он, тряся ее за плечи.

Но она продолжала метаться, кричала, стонала и выла как одержимая, так что ему пришлось держать ее.

– Нет, не надо! Нет! Ты не смеешь! Ты еще пожалеешь, вот увидишь! – выкрикивала она снова и снова. Один раз она даже крикнула: «Отпусти!» На какой-то миг Локлейн воспринял ее слова буквально, но она вдруг с бешеными глазами вскочила с кровати и принялась дергать ручку двери, словно пытаясь убежать от невидимого ужаса.

Она так и не проснулась, но в конце концов, когда сильные руки Локлейна обняли Мюйрин, ее крики стали утихать. Она несколько раз хватала ртом воздух и будто всхлипывала, но вскоре дыхание стало более ровным.

Локлейн положил ее на кровать и лег рядом, но уснуть так и не смог. Его потрясло ее поведение. Почему ее так мучили кошмары? Может, она снова и снова переживала ужас от несчастного случая в гостинице?

Локлейн стал даже подумывать, а был ли то на самом деле несчастный случай, как он сказал отцу Бреннану? Тогда так ему преподнесла это Мюйрин. Наверное, ей нечего было скрывать, и в чем ее можно упрекнуть?

Как нелепо, ругал он себя, когда, оставив тщетные попытки уснуть, встал с кровати. Просто невозможно в чем-то ее обвинять. Пристрелила его…

Он вернулся в комнату, в которой коротал последние ночи, и снял с соломенного матраса одеяла. Он обернулся ими, прежде чем вернуться в соседнюю спальню и придвинуть стул к кровати. Затем тяжело опустился на стул и убрал с ее лица спутавшиеся волосы.

Глядя на молодую красавицу в тусклом свете огня, он понимал, что она совершенно невиновна. Должно быть, шок оттого, что ей довелось увидеть своего любимого мужа мертвым, так подействовал на ее разум. Днем она старалась не замечать возникающую вновь и вновь перед глазами жуткую картину с зияющей в голове раной, но ночью это видение возвращалось к ней и не давало покоя.

Локлейн все больше злился на себя за то, что мог подумать, будто ему удастся за один день добиться ее взаимности. Разве сможет он так легко стереть любовь, которую она, очевидно, испытывала к Августину? Может быть, этот неотесанный пьяница такой любви и не заслуживал, но Августину и Кристоферу Колдвеллам всегда чертовски везло. Увы, это везение не распространялось на него и на его сестру Циару, которая снова начала вести себя очень странно, устало отметил он. У нее часто менялось настроение, и вся она стала какой-то отчужденной после того, как он сказал ей, что какое-то время должен находиться в доме, чтобы не оставить без внимания Мюйрин.

Локлейн, должно быть, наконец задремал и проснулся, когда первые лучи солнца пробились сквозь щели между штор. Он выпрямился и обнаружил, что его голова лежит на одной подушке с головой Мюйрин.

Он резко поднялся со стула и стащил с себя одеяла. Чего он явно не хотел, так это того, чтобы она обнаружила его в своей комнате.

В течение следующих трех дней Мюйрин выглядела более отдохнувшей и, казалось, вернулась к своему былому спокойствию. Но все же он настаивал, чтобы она принимала снотворное каждый вечер. И каждую ночь она превращалась в настоящую вопящую бестию. Локлейн прибегал и держал ее, пока она не успокоится, после чего клал голову на подушку и засыпал беспробудным сном. Он всегда оставался сидеть на стуле рядом с ней. А что, если она проснется и увидит, что он лежит рядом с ней в кровати? Будет не так-то просто объяснить ей, что он делает в ее комнате.

Он всегда убеждался в том, что покидает ее спальню до того, как она проснется, чтобы она не смутилась, когда обнаружит его присутствие. Он понял, что она решила отрицать, будто что-то не в порядке, когда несколько раз он пытался завести разговор на эту тему. Во всяком случае, она тем больше отдалялась от него, чем больше он пытался к ней приблизиться.

Мюйрин отчаянно переживала, что ей приходится делать вид, будто все нормально. Но чем больше Локлейн волновался, чем ближе он становился к ней, тем сильнее она его хотела. Она пыталась сказать себе, что это неправильно, так нельзя. Но ведь во всем остальном они были очень близкими партнерами. В конце концов, что такого ужасного в объятиях и поцелуях? Хотя она была воспитана в таком духе, что женщина, желавшая мужчину, – распутница, сердце ее подсказывало совсем другое.

Она наблюдала за Патриком и Сиобан и за другими супружескими парами в поместье. Все они казались такими счастливыми, любящими и нежными по отношению друг к другу. Почему же она должна отказываться от всего этого только потому, что ее обманули, да еще из-за нелепого сословного деления? Мюйрин за свою жизнь встречала много мужчин, но ни с одним не могла быть полностью откровенной. С Локлейном же она могла говорить о чем угодно, и обычно так и бывало, но она заметила, как редко теперь они бывают наедине (если вообще бывают).

Я не должна поддаваться искушению, не должна, гуляя однажды во дворе фермы, с трепетом уговаривала она себя, когда его рука лежала на ее плече на опасно близком расстоянии от ее груди. Я хочу его, но что он обо мне подумает?

– Вы скучаете по дому? – спросил он у нее, не в силах объяснить ее странное поведение. – Вы уже устали от Барнакиллы?

Он выглядел таким грустным, что Мюйрин тотчас успокоила его:

– Нет, что вы, вовсе нет!

– А в чем же дело?

– О чем это вы?

– Я не могу вас понять. Вы уходите и часами сидите одна. Я вас почти не вижу, а если и случается, то только полчаса на кухне, когда там уже полно народу. Ну же, прошу вас, ведь я вижу, вы что-то задумали. Вы можете мне довериться. Возможно, я смогу чем-то помочь.

Мюйрин покачала головой.

– Я должна сделать это сама, Локлейн. Я же говорила вам, что не хочу от вас зависеть. Я, конечно, очень благодарна вам за все, что вы сделали, это так, но я должна быть сильной. Скоро суд над мистером Блессингтоном, может, тогда я буду более уверенной.

– Я делаю это не ради благодарности – с досадой заметил Локлейн. – Я волнуюсь, Мюйрин, вы же знаете!

– Да, знаю, иначе вы никогда бы не приехали в Барнакиллу, чтобы помочь своей сестре и старым друзьям, – ответила она, неправильно истолковав его слова.

– К черту Барнакиллу! – проворчал он себе под нос и пошел, окончательно почувствовав себя полным идиотом.

Это было нелепо и смешно. Она испытывает к нему лишь благодарность. Какой глупой может оказаться попытка сблизиться с ней! Он хотел стать необходимым Мюйрин ради нее самой, а не ради процветания поместья. Но как только он сформулировал эти мысли у себя в голове, то понял, как все это нелепо звучит. – Как я вообще могу быть ей нужен? Разве она может меня хотеть? Я всего лишь управляющий поместьем, не более того, – пробормотал он.

Локлейн пошел рубить лес и выместил свое настроение на стволах деревьев, пока не стал валиться с ног от усталости. За тем он съездил в город за продуктами и на обратном пути зашел к доктору Фредриксону. Он рассказал ему о странном поведении Мюйрин и попросил совета.

– Это сильнодействующее лекарство. Вообще-то его выписывают не только как снотворное. И она, вероятно, по-своему на него реагирует. От этого у нее могут быть галлюцинации. На этот раз дайте ей меньшую дозу: как раз достаточно, чтобы заснуть, но не столько, чтобы всю ночь провести в бессознательном состоянии, – посоветовал доктор Фредриксон.

– Хорошо, доктор, я сделаю, как вы сказали. Я надеюсь, она скоро начнет поправляться. Я очень за нее беспокоюсь. Не думаю, что она еще долго сможет это выдерживать.

H ту ночь Локлейн последовал рекомендациям доктора и, прежде чем проводить Мюйрин наверх, дал ей небольшую дозу лекарства.

Ужасно утомленный тяжелой работой в лесу, которой он занимался весь день, а также бессонницей, которая не покидала его ни на одну ночь, Локлейн устало разделся и свалился на свою соломенную постель.

Около двух часов ночи действие порошка закончилось, и тут Мюйрин настиг самый страшный за всю ее жизнь кошмар.

Сначала она увидела истекающего кровью Августина, который в чем-то обвинял ее. Следующим видением был ее собственный ужас: она одна Барнакилле, поместье скорее похоже на склеп – темное и зловещее, и она будто погребена заживо в какой-то заброшенной могиле. Она звала на помощь и слышала в темноте движение. Это был Локлейн, он бросал ее, оставлял наедине с чем-то жутким, чего она не видела, но чье присутствие ощущала. А Охваченная ужасом, Мюйрин закричала во весь голос.

– Нет, не надо! Остановите это, пожалуйста! – кричала она, отчаянно борясь с неведомой силой, что держала ее крепкой хваткой. – Нет, я не позволю! – вопила она, бросаясь из стороны в сторону, сбрасывая с кровати одеяла, пока не скатилась на пол, потянув за собой и своего неизвестного врага.

– Ради Бога, Мюйрин, это же я, Локлейн! Вам ничего не угрожает. Бояться нечего. Со мной вы в безопасности! – повторял Локлейн снова и снова, пока она наконец не открыла глаза и не увидела свою маленькую комнату и склонившееся над ней взволнованное лицо Локлейна.

– Я думала, что… Боже, спасибо, что вы здесь. Я думала, вы меня бросили, – забормотала Мюйрин. Она бросилась в его объятия и стала целовать в губы.

Локлейн на миг напрягся: не спит ли он?

Но поцелуй становился все глубже, и он расслабился. Он обнял ее, крепко прижав к себе. Вдруг его осенило, что они оба лежат на полу полуобнаженные. Поцелуй, ее тело в его объятиях – все это было для него слишком большим искушением, которому он не мог противостоять. Его тело, столько времени боровшееся со страстью, больше не сопротивлялось. Локлейн попытался было овладеть собой, но у него ничего не получилось. Он жаждал обнять ее с того самого момента, как она впервые сошла с корабля из Шотландии. Днем и ночью он терзался фантазиями, в которых она умоляла не покидать ее.

Реальность оказалась даже более яркой и волнующей, чем его воображение. И пусть завтра он, возможно, будет проклинать себя за это, сейчас он не упустит возможности овладеть ею. Поднимая ее на кровать, он поцеловал ее еще крепче, с еще большей страстностью и принялся ласкать.

Мюйрин уже окончательно проснулась и ощущала каждое движение Локлейна, каждое его прикосновение. Совсем не отвратительное и не ужасное, как описывала ее сестра Элис, – это было самое замечательное чувство, которое она когда-либо перс живала. Каждый поцелуй, каждое нежное прикосновение только усиливали ее желание. Одному Богу известно, как отчаянно боролась она со своей страстью к Локлейну, при этом изнемогая от желания. Она не понимала, как и почему он оказался в ее комнате, но твердо знала, что она этого хочет больше всего, даже если потом ей придется за это расплачиваться. Разве было бы справедливо отказаться от такого наслаждения?

Их слияние было всепоглощающим. Они тянулись друг к другу, стремясь прижаться как можно теснее. Локлейн опустил ее сорочку до талии, чтобы глубже ощущать ее женственность, Мюйрин самозабвенно ласкала его обнаженную грудь. Спеша помочь ей, когда она начала стонать, он не успел натянуть на себя ничего, кроме пары брюк. И теперь она восхищалась его смуглой кожей, с кремовым оттенком в лунном свете, пробивавшемся через незадернутые шторы.

Сорочка почти сползла с нее, когда он ласкал ее, пока она сама не прервала поцелуй. Она резко потянула за пояс его брюк, и он нетерпеливо сорвал их и вытянулся рядом с ней на кровати. Он давно уже не сомневался в том, что она не спит, и, несмотря на пламенное желание, хотел еще немного растянуть удовольствие, чтобы насладиться этим прекрасным мгновением. Он целовал ее шею и грудь. Она перебирала пальцами его густые пышные волосы и порывисто дышала. Он нежно гладил возвышающиеся бугорки ее грудей, пока она не потянулась к нему, чтобы еще раз крепко поцеловать. Затем обняла его бедра, направляя и приближая к себе.

На короткий миг они замерли, чтобы насладиться удовольствием, продолжая целовать и нежно гладить друг друга, пока Мюйрин не почувствовала влагу, разлившуюся где-то внутри, ощутила, как горячей волной поднимается в ней желание, ответить на которое может только Локлейн. Она провела по легкому пушку на его груди, изумляясь его шелковистой мягкости, а затем опустила руку ниже. Его дыхание стало тяжелее, и он лег над ней.

Мюйрин подумала было предупредить его о том, что она девственница, но меньше всего хотела, чтобы он воспринимал ее как хрупкую куколку. Она и так считала, что была для него бременем с тех пор, как они впервые встретились в Дублине месяц назад. С того момента она, всего лишь слабый человечек, обуреваемый собственными мыслями и неясными желаниями, прятала в себе невысказанное, бушевавшие внутри страсти, глядя на его милые надменные черты. Мюйрин потянулась к нему и едва сдержала крик, когда он поразил ее сильным глубоким ударом.

Мюйрин чувствовала, как Локлейн пытается сдержаться, каждый раз продвигаясь все дальше, и желание становилось все более невыносимым. С тех пор, как три года назад от него сбежала невеста, он больше не верил, что сможет так сблизиться с женщиной. Теперь же он хотел сдержаться, продлить это ощущение, дать ей столько наслаждения, сколько она принесла ему.

Тяжелое дыхание Мюйрин свидетельствовало о том, что она испытывает глубочайшее удовлетворение. Локлейн попытался приостановиться на миг, но она отвела свои губы от его ищущих губ и умоляла: «Давай, Локлейн, пожалуйста!»

Она впилась ногтями ему в спину. И он отдал ей всего себя, погрузившись в нее, трепетно пульсируя внутри нее, пока не достиг того состояния, когда готов был прокричать о своей радости на весь мир.

После он бережно передвинул ее на ее сторону кровати, а сам дотянулся до одеял и укрыл их обоих. Его большие руки, теплые и крепкие, продолжали гладить ее, пока она не почувствовала, как в ней снова поднимается волна возбуждения.

Локлейн пытался оттянуть момент, ошеломленный страстью, которую прежде ему никогда не приходилось испытывать. Но Мюйрин не хотела останавливаться: обхватив его одной ногой за талию и наклоняясь к нему, она дождалась, пока они снова слились в единое целое. Локлейн поглаживал изящный изгиб ее спины и играл роскошным водопадом волнистых волос, спадавших ей на плечи в восхитительном беспорядке.

Мюйрин гладила его по щекам, осыпая его веки поцелуями, прежде чем ее язык снова войдет в его рот, и так снова и снова, делая то же, что и он. Игриво покусывая мочки его ушей, она почувствовала, как Локлейн снова начал дрожать. Она не хотела показаться чересчур ненасытной в своей страсти, но оказалась достаточно проницательной, чтобы заметить, что действия Локлейна порой не соответствовали ее порывам. Она жаждала подарить ему себя, показать, как он ей необходим. Она стремилась быть любимой и желанной не из-за своего богатства или социального превосходства, но прежде всего как привлекательная женщина.

А, конечно, Локлейну она не могла надоесть – раз или два он отрывался от нее, чтобы укротить свои желания. Он мягко перевернул ее на спину и нежно поглаживал, как будто пытался запомнить каждый изгиб.

– Ты разочарован? – наконец осмелилась прошептать Мюйрин, наблюдая за тем, как внимательно он разглядывал ее обнаженное, тело, и болезненно переживая из-за своей неопытности.

– Да что ты! Я никогда в жизни не видел ничего более прекрасного, Мюйрин. Ты должна это знать, – уверенно сказал он, целуя поочередно каждую ее грудь.

Он осыпал горячими поцелуями ее талию и мягко перевернул ее на живот. Теперь он гладил ее по спине и терся слегка щетинистой щекой о ее мягкую кожу. Он впитывал ее аромат, и тепло, и мягкость, как высыхающий в пустыне цветок впитывает влагу после дождя.

Мюйрин задрожала от нового прилива наслаждения, которое ей принесло легкое прикосновение его руки. Когда его рука опустилась, лаская ее между бедрами, она уже не могла контролировать себя.

Поворачиваясь в его объятиях, она просила:

– Сейчас, Локлейн! Иди ко мне!

Локлейна поразила ее страстность, и сопротивляться этому он не смог бы, даже если бы захотел. Он уверенно вошел в нее, и лицо Мюйрин не залилось краской, а дыхание не стало уча щенным. Локлейн видел, как она боролась с собой, пытаясь скрыть свои порывы. Резко изменив ритм, все усиливая теми своих ударов, он прошептал ей на ухо:

– Расслабься же, Мюйрин.

Тело Мюйрин ответило ему согласием.

– О Локлейн! – вскрикнула она, и ее глаза распахнулись, когда сверхъестественные ощущения пронзили ее от ног до головы. Она снова впилась в его спину ногтями, пребывая на вершине наслаждения и унося Локлейна с собой к небесам.

Когда наконец они оба успокоились, абсолютно удовлетворенные, в объятиях друг друга, сон унес их далеко-далеко.