"Русалка" - читать интересную книгу автора (Дрейк Шеннон)

Глава 3

Их стол стоял около самой стены. Он сел напротив. Теперь даже его присутствие вызывало у нее сердцебиение. Сбежать из-за стола не удастся. Стоит ей подняться, и он просто перекроет дорогу.

Увидев еду, Ондайн почувствовала страшный голод. Нет, сейчас она никуда не побежит. Она потянулась за хлебом и в изумлении подняла глаза, когда Уорик остановил ее руку.

— Никто у тебя ничего не отнимет, — пообещал он мягким голосом. — Не ешь слишком быстро, иначе заболеешь.

Уорик наполнил элем бокалы, надломил хлеб и протянул ей кусок. Ондайн смотрела на него в упор. Граф улыбнулся и откинулся на спинку стула, небрежно закинув одну ногу на скамью и поигрывая рукой, переброшенной через колено.

— Я же не запрещаю тебе есть, — сказал он, по-видимому, развлекаясь.

Девушка настороженно следила за ним глазами, вцепившись зубами в хлеб. Похоже, он догадывался, какое возбуждающее действие оказывал на нее, и ему это явно нравилось. Его почти дружелюбная улыбка открывала белые зубы, поблескивавшие в пламени свечей. На какое-то мгновение он показался демоном-искусителем, знающим наверняка, как обольстить женщину, и ее в том числе, и получающим величайшее наслаждение от своего знания.

— А где же Джек? — спросила Ондайн, откусывая хлеб.

— Он мой слуга, а не собственность. Его свободное время — это его время.

Ондайн хотела проявить деликатность и лишь пригубить эль, но, истомленная жаждой, в несколько глотков наполовину осушила бокал. Слегка удивившись, лорд Четхэм наполнил его снова.

Расслабляющая теплота эля разлилась в ней, но она вздохнула и решила платить презрением за презрение.

— Значит, вы считаете, что слуга не принадлежит вам, сэр?

— Человек не может быть собственностью. Только глупцы думают иначе.

— В таком случае и жена не является собственностью мужа?!

— Это совсем другое дело!

— Неужели?

— Смею надеяться, — неторопливо отозвался он, поигрывая оборкой рубашки. Свечи разгорелись, и в комнате сделалось довольно жарко. — Да позволено будет мне так считать. Жена, как вы и сами знаете, дает обет верности.

— Но ведь и слуги хороши только тогда, когда верны.

— Разумеется, но слуга, сделавший свою работу, более ничем не связан.

— А жена?

— Жена никогда не бывает свободна от… обязанностей, не правда ли?

— Смотря какие это обязанности, — холодно парировала Ондайн.

— Я бы сказал, необременительные. То, что одни выполняют из чувства долга, настолько воодушевляет других, что они называют это наслаждением.

«Куда он клонит?» — подумала она и пожалела, что поторопилась с элем. По спине у нее забегали мурашки. Ведь это она его жена, но он говорит так, будто подразумевает кого-то другого. Дрожащими пальцами девушка взяла еще кусок хлеба, пытаясь выглядеть равнодушной, но хлеб потерял вкус и застревал в горле.

— То, что принадлежит одному, может принадлежать любому другому, вы согласны? — простодушно спросила она. Какой тайный смысл заключался в их словесной игре? Все равно ей не хватит времени, чтобы до него докопаться!

Лорд Четхэм вдруг утомленно вздохнул, выпрямился и допил эль.

— Наверное, нужно рассказать тебе кое-что о поместье. Впереди целая ночь пути, и если мы поторопимся, то доберемся до Северной Ламбрии к рассвету следующего дня.

Подошел мальчик с подносами, доверху наполненными мясом и молодой картошкой. Уорик отпустил его, решив сам проследить за тем, чтобы оловянная тарелка Ондайн не пустовала, но при этом соблюсти осторожность. Он засмеялся, глядя на выражение ее лица, и напомнил:

. — Я не стану морить тебя голодом, девочка. Просто ты слишком долго не наедалась досыта, и мне не хочется возиться с возможными последствиями!

С какими еще последствиями?!

Сам-то он, кажется, и вовсе не собирался есть, а снова откинулся на спинку стула и, сложив руки на груди, продолжал:

— Управляет хозяйством Матильда — с этим сложностей не возникнет. Если что — спрашивай меня. Со слугами познакомишься, а Джека ты уже знаешь. За аренду земли и конюшню отвечает Клинтон. Кроме того, в поместье живет мой брат Юстин. Время от времени вы будете встречаться. .

Какой чудесный ростбиф! Настоящий праздник! Ондайн так Увлеклась обедом, что не слишком обращала внимание на его слова.

— Да в конце концов они и не имели для нее никакого значения.

Занятая едой, она совсем не слушала Уорика, пока он, взбешенный полным отсутствием интереса, не выхватил тарелку у нее из-под носа.

Девушка посмотрела ему в глаза. Ее радость померкла перед читавшейся в них издевкой. Она замерла в испуге, ощущая, как кипит в нем яростная злоба. У нее пересохло во рту. Бежать некуда. Он поймает ее, прежде чем она выйдет из-за стола.

— Слушай меня! — зарычал Уорик. — Тебе нужно выучить роль, моя дорогая «висельная» невеста, и я был бы очень благодарен за минимальное усилие с твоей стороны.

Ондайн увидела, как над белым воротничком рубашки на его шее запульсировала вена. Девушка заморгала и энергично закивала головой, а про себя удивилась, каким разным мог быть этот мужчина. Очаровательный соблазнитель, непреклонный повелитель, чувствительный джентльмен, который понимающе пожал ей руку, уводя от тайбернского дерева… Каково истинное лицо, скрывающееся за этими масками?

Уорик раздраженно повторил:

— Юстин — мой брат. Клинтон — управляющий поместьем. Матильда — экономка. Она хорошо знает свое дело, и если ты будешь ее слушаться и следовать ее указаниям, то без труда сумеешь вести себя как настоящая титулованная особа. Все они давно живут с Четхэмами; и Четхэм — их родной дом так же, как и мой. На первый взгляд может показаться, что я управляю землей и поместьем единолично, но на самом деле мы живем в полном согласии. И я не выношу жестокости. Тебе ясно?

Ондайн не терпелось заполучить обратно свою тарелку. Вот бы взглянуть на выражение его лица, если бы он узнал, что она владела имением куда более высокого ранга, чем его поместье где-то в глухом краю. Интересно, за кого он ее принимает?

Ондайн изобразила невинность во взгляде.

— Дорогой лорд Четхэм! Я постараюсь сделать все возможное, чтобы удержаться от применения общераспространенных мер наказания и не пороть ваших слуг. Я правильно поняла ваши пожелания?

Он с недовольным видом отодвинулся от нее.

— Да, правильно, мадам, и еще: научитесь придерживать язык!

Они долго испытывали друг друга взглядами. Ондайн потупилась первой. Она оправила оборки на платье и признала правоту графа хотя бы в одном: ей хватило совсем немного еды, чтобы насытиться. Теперь надо показаться робкой и уступчивой и не вызывать подозрений.

— Искренне прошу простить меня, — сказала она застенчиво.

— Ну что ж, ничто не мешает мне поверить в вашу искренность, — ответил граф непривычно мягким голосом.

Девушка испытующе посмотрела на него и перевела разговор на другую тему:

— Когда я стояла под тайбернским деревом, Джек обмолвился, что, может быть, я выхожу замуж за чудовище. Неужели вы чудовище, милорд Четхэм?

Он скрипнул зубами и глотнул эля.

— Чудовище нарисовано на моем оружии, вот и все.

— Умоляю, расскажите, какое оно?

Он без интереса посмотрел на нее и сухо пояснил:

— Что-то вроде дракона. Мифическое животное. Говорят, однажды один из таких зверей прибрел из лесов, чтобы защитить саксов от норманнов… и роялистов — от своры Кромвеля. Живьем я пока видел только одного — самого себя, остальные — на картинах и в сказках.

Ондайн грустно улыбнулась, оценив очарование его усмешки. Сытая, умытая, в новом платье, с мыслями о предстоящей свободе, теперь она с удовольствием болтала, стараясь вызвать доверие и усыпить бдительность лорда Четхэма.

— Значит, вы становитесь чудовищем, когда беретесь за оружие? Он слегка наклонил голову и приподнял бровь.

— Мы становимся теми, за кого нас принимают, не правда ли?

— Да, вроде того. Значит, все вас принимают за чудовище?

— Как я могу судить за всех?

Она допила бокал и, лениво поигрывая им, принялась внимательно изучать Уорика, будто нашла новый повод для раздумья.

— Ах, мой лорд Четхэм, мне кажется, я знаю, когда вы становитесь чудовищем.

— Неужели? Но тогда вам должно быть известно, что в этих случаях чудовище легко приручить. И кстати, моя дорогая госпожа, меня нарекли при рождении Уориком. Так что по возможности зовите меня по имени.

Вдруг он потянулся через стол, как будто случайно задел ее грудь и поймал пальцами ее локон. Ондайн вспыхнула. У нее перехватило дыхание от негодования и одновременно чувства беспомощности. Он, казалось, не замечал ее состояния.

— Ты и в самом деле очень красива, — задумчиво произнес Уорик, как будто смакуя эту мысль, — для простолюдинки.

Рассердившись, она вырвала из его руки прядь и отодвинулась подальше к стене.

— Значит, простые люди, по-вашему, отвратительны, лорд Четхэм?

Уорик вздохнул, почувствовав усталость от ее беспокойного поведения.

— Да нет, я не хотел тебя обидеть. Просто ты очень хороша собой, гораздо красивее многих общепризнанных красавиц.

В другое время он мог бы не торопясь развлекаться ее присутствием, но сейчас ее общество стало утомлять Уорика.

— Ты поела?

— Да…

— Мы должны показаться на людях идеальной парой. Молва летит быстро, и ты появилась за этим столом уже как моя невеста, дама, которая должна убедить всех, что идеально подходит на роль хозяйки поместья. Пойдем, нет нужды оставаться здесь дольше. Я устал. Да и ты, наверное, предпочтешь удобную и чистую постель этому шуму.

Постель!..

Новый приступ тревоги вызвал у нее головокружение и слабую дрожь в ногах. Кто он — зверь, насильник или благородный человек? У нее не осталось времени разбираться в этом. Пришел час пустить в ход все свое очарование, чтобы снова стать свободной и… мстительной.

— Так ли необходимо соблюдать видимость? — пробормотала она запинаясь.

— Да, особенно это касается вас, миледи.

— Зачем же вы тогда женились на мне, нищей браконьерше? Только, пожалуйста, не говорите, что у вас не было выбора! Наверняка дюжина невест, гораздо лучше меня, ждали вашего предложения!

— Дюжина? Но мужчине позволительно иметь всего только одну, миледи, — наигранно удивился Уорик. — Я просто устал от того, что все хотели меня женить. И чтобы не вешать себе на шею капризную княгиню, я выбрал вас. Невеста-висельница, мадам, больше отвечает моим вкусам. Да и вы остались живы! Теперь я спокоен и намерен вести тот образ жизни, который мне по душе. Такой ответ вас удовлетворяет? — холодно спросил он.

— Вполне, если он искренен.

Ондайн взмахнула ресницами и опустила глаза, почувствовав укор совести. Ведь этот мужчина спас ей жизнь, вернул человеческий облик, досыта накормил! И когда-нибудь она отблагодарит его за доброту!

— Моя госпожа, мы можем идти?

Ее губы дрожали, когда она подняла на него взгляд.

— Дорогой лорд Четхэм, я прошу вас предоставить меня самой себе на несколько минут.

— Что такое? — Он скрестил на груди руки и посмотрел на нее с нетерпением.

Ее щеки покраснели как маков цвет, и она с усилием повторила просьбу:

— Нельзя ли немножко повременить? Я… мне нужно прийти в себя…

— В этом нет надобности, особенно если учесть… — резко перебил Уорик, но она не позволила ему закончить фразу. Перегнувшись через стол, она нежно дотронулась пальчиками до его руки с выражением полнейшей покорности и невинности, на какую только была способна.

— Умоляю вас!

Он стряхнул ее руку чуть ли не с отвращением.

— Поступайте как знаете. Мне все равно.

Ондайн любезно улыбнулась, грациозно поклонилась и выждала, пока успокоится дрожь в коленях; затем поспешно встала со скамьи и, чуть дыша, прошла мимо него, направившись через зал к лестнице. В зале по-прежнему раздавались голоса и смех. Все звуки слились для Ондайн в единый гул. Она взбежала по лестнице, думая только о том, следит ли Уорик за ее передвижениями.

Он сидел за столом нахмурившись и смотрел ей вслед. Эта девушка поражала его, разрушая все его представления об идеальной женщине: она была ошеломляюще красива. Ни у кого не возникнет сомнений в причине его выбора; никому не придет в голову интересоваться ее прошлым.

Все еще хмурясь, он подлил себе в стакан эля. Но характер! Огонь! Он-то ожидал униженности и признательности, надеялся, что она будет ловить каждое его слово и примет образ жизни, который он ей предложил, не просто с охотой, но с величайшей благодарностью.

Уорик откинулся назад, сделал большой глоток и слегка ухмыльнулся. Она явно ждала, что он потребует исполнения супружеских обязанностей; и он не мог побороть искушения посмеяться над ней.

Его улыбка потускнела. Было бы милосерднее открыто сказать, что он и пальцем к ней не притронется. Никогда! Во-первых, ему не хотелось пользоваться преимуществами своего положения, а во-вторых, он считал ее свободной от каких бы то ни было обязательств и уважал ее право жить так, как она привыкла.

Уорик сжал стакан и поставил его на стол с такой силой, что чуть не разбил. Нет, он ничего этого ей не скажет пока. Он беспокойно обвел глазами комнату.

Й кроме того…

Воспоминание о ее пленительных глазах, голубых и глубоких, будоражило его. А ее запах, напоминавший сладкое благоухание цветущих роз! А бархатное прикосновение ее локона, который он зажал в руке! А прекрасные волосы, темно-каштановые, когда она находилась в тени, и светлые, с блестящими прядями, когда на них падал луч света!

Он слегка улыбнулся. Ему пришлась по сердцу даже ее строптивость, которой она прикрывалась наподобие щита.

Да, она как будто была рождена управлять поместьем. И, видит Бог, она достойна свободы.

Уорик неожиданно напрягся, как будто ему грозила опасность. Его мысли о девушке потекли в другом направлении. Он припомнил, каким вызывающим высокомерием были исполнены черты прекрасного лица, когда он пристально осматривал ее после купания. Какой безудержный темперамент! Какая безмерная гордость! Нет, ее нельзя упрекнуть в неблагодарности за спасенную жизнь. Просто она не желала расплачиваться любой ценой.

Она совсем не боялась его, но казалась настороженной и подозрительной. В зависимости от настроения она могла не мигая уставиться на него или взмахивать ресницами с очаровательной легкостью прирожденной кокетки.

— Черт побери! — вдруг выругался он и в ярости стиснул зубы. Она же сделала из него идиота, разыграла самым откровенным образом.

Красавице удалось сбежать от чудовища.

Продолжая чертыхаться, лорд Четхэм взлетел по лестнице, перескакивая через две ступеньки.

Ондайн степенно вышла из обеденного зала, поднялась наверх и под покровом наступившей темноты пробежала через общие комнаты и дорогие апартаменты, дальше, мимо двери спальни, где совсем недавно принимала ванну и поменяла разорванные тряпки на дорогие одежды.

На лестнице она замедлила шаг и глубоко вздохнула. Она припомнила, что дверь из кухни ведет на задний двор. Теперь ей пригодилась хитрость, которой она научилась, странствуя в лесу: в нужный момент не нестись стрелой, а затаиться и внимательно слушать.

У двери никого не было. Убедившись в этом еще раз, девушка ринулась вниз по черной лестнице. В переполненной таверне шумел народ, все столы были заняты, слуги едва успевали поворачиваться, больше всех хлопотала сама Мэгги. Никто не заметил проскользнувшей мимо Ондайн, а если и заметил, то кому придет в голову, что «висельная» невеста знатного лорда задумала побег?

Дверь не поддавалась. Ондайн прикусила губу, борясь с паникой, волнами накатывавшей на нее. В безумном отчаянии она всем телом навалилась на дверь и едва удержалась от крика, когда та неожиданно распахнулась.

Собираясь с силами, Ондайн привалилась к косяку и перевела дыхание. Девушка всмотрелась в темноту. За грязным двором, за загончиками для скота и птицы, за вспаханным полем темнел лес, холодно шумевший в ночи. Ее сердце сжалось, когда, оценив расстояние, она осознала, что до него гораздо дальше, чем казалось днем. Пешком, в изящных туфельках, подаренных ее странным мужем, ей понадобится целая вечность, чтобы добраться до лесного убежища, которое природа давала всем страждущим.

«Думай! Скорее! — подгоняла она себя. — Не для того ты сбежала от дюжины королевских стражников и шерифов, чтобы один-единственный человек поверг тебя в отчаяние и безумие».

Повинуясь безошибочному инстинкту, Ондайн поняла, что нет иного способа бежать, кроме как украв одну из упряжных лошадей лорда Четхэма. На муки совести у нее не осталось времени. Сначала она отомстит своим обидчикам и предателям ее бедного отца, а потом уже воздаст должное графу Северной Ламбрии за дарованную ей жизнь и расплатится за украденную лошадь.

Решив так, Ондайн побежала к конюшне, молясь, чтобы никого не оказалось поблизости. Ворота были открыты, высоко под потолком слабо мерцал фонарик. Переступив порог, девушка прижалась к деревянной стене и подождала, пока глаза привыкнут к полутьме. В конюшне было чисто; на земле щедро разбросана солома, на крюках развешаны сбруя, удила, уздечки и седла. Лошади били копытами в стойлах за низкими перегородками.

Теперь нужно найти одну из лошадей ее мужа… Любой другой счел бы ее воровкой, но не этот странный человек, женившийся на ней.

Дважды приговоренная к смерти, она не имеет права на ошибку. Конечно, схватить ее им все равно не удастся, но Ондайн жгло позорное клеймо предательницы, леденил ужас при мысли о неотвратимом топоре палача и подавляло воспоминание о шершавой веревке на шее.

Она вдруг вспомнила убийственный взгляд Уорика, когда он за что-то рассердился на нее, и подумала, что скорее согласится предстать перед законом, чем снова встретиться с этим человеком. От этой мысли ее опять бросило в дрожь, и она перешла к решительным действиям: сначала внимательно осмотрела вход и убедилась, что поблизости никого нет, затем осторожно направилась к стойлам в поисках подходящего жеребца. Наконец она остановилась перед одной из лошадей. Кажется, это то, что нужно! Массивное животное с широкой и сильной грудной клеткой, гладкими мускулами и стройными ногами.

— Ну вот! Ты замечательный парень! Все хорошо! — приговаривала Ондайн, приближаясь к коню сбоку, чтобы тот ненароком не лягнул ее, осторожно протянула руку и похлопала по мягкой попоне. Животное зафыркало, недоверчиво скосив большие темные глаза. Ондайн дотронулась до теплой бархатной ноздри и ласково потерла ее. — Ты просто замечательный, ведь так? — осмелела она, не встретив явного отпора. — Сейчас мы с тобой поедем покататься. Не возражаешь?

Ондайн сдернула недоуздок с крюка, торчавшего из стены, и вывела лошадь на середину конюшни. Затем перекинула поводья через голову животного, шепотом выругавшись, подобрала широкие, путающиеся в ногах юбки и подтянулась на стременах. Лошадь не противилась и стояла смирно.

— А теперь, парень, — прошептала она, — нам нужно выехать отсюда как можно тише, а потом лететь быстрее ветра.

Лошадь послушно зацокала к двери, как вдруг впереди промелькнула чья-то тень. В тусклом свете фонаря Ондайн разглядела у выхода фигуру высокого и дюжего мужчины, который стоял, расставив ноги и уперев руки в бока.

— И куда же это, мадам, вы собрались «лететь быстрее ветра»? Сквозь сердечный тон вопроса пробивался леденящий душу гнев, сдерживаемый колоссальным усилием воли. Мужчина шагнул вперед. Пламя высветило его лицо: сжатые скулы, поигрывающие желваки, насмешливое выражение. Его потемневшие глаза, казалось, поглощали отблеск фонаря и светились сами по себе слабым золотым светом. Он улыбался и с любопытством поглядывал на девушку, приближаясь к ней небрежной походкой, словно и в самом деле пришел только затем, чтобы осведомиться о ее дальнейших планах. Он покачивал головой, рыжевато-коричневая дуга брови приподнялась в насмешливом изумлении. Но она видела, как под добротным белым полотном его рубашки перекатываются напряженные мускулы. Сжатые в кулаки руки подрагивали от сдерживаемого желания нанести внезапный удар.

На раздумья времени не оставалось! При виде Уорика у Ондайн оборвалось сердце. Обезумев от охватившей ее паники, она изо всех сил ударила пятками по бокам лошади, мечтая только об одном — умчаться прочь. Она истошно закричала, пытаясь управиться с лошадью, когда Уорик молниеносно выбросил вперед руку и схватил узду. Лошадь с громким ржанием поднялась на дыбы. Ондайн не удержалась в седле и рухнула на солому, молясь, чтобы тяжелые копыта не придавили ее.

Все обошлось. Девушка открыла глаза. Лошадь стояла рядом с хозяином, подрагивая боками, а Уорик шепотом успокаивал ее. Ондайн с трудом поднялась на ноги, нервное возбуждение подталкивало ее бежать.

Он по-прежнему загораживал путь — путь к долгожданной свободе — и, не двигаясь, не произнося ни слова, смотрел на нее так долго, что продлись эта пытка еще минуту, и она закричала и забилась бы в судорогах. Но Уорик заговорил спокойно и доброжелательно:

— Не будете ли вы так любезны вернуть Вика в стойло? — Он похлопал по лоснящейся шее животного, глядя на него с обожанием. — Отличная ездовая лошадь теперь редкость, моя леди. А я сегодня чуть было ее не лишился.

Он бросил на нее быстрый взгляд. Ондайн, уверенная, что не сможет даже пошевельнуться под прицелом сверкающих глаз Уорика, опасливо взяла поводья, стараясь не задеть его случайным движением. С трудом передвигая будто налитые свинцом ноги, она отвела лошадь в стойло и привязала ее трясущимися руками. Затаив дыхание, она почувствовала, как Уорик неслышно прошел мимо нее и встал позади лошади. Туловище животного скрывало его, так что девушка видела только широко расставленные, как будто вросшие в землю ноги.

Ее сознание лихорадочно заработало. Уорик теперь стоял слева, и путь к двери оказался свободным. Снаружи доносился сладостный аромат ночи. Ондайн сделала вид, что возится с веревкой, и вдруг бросилась бежать, вложив всю свою волю к жизни и остаток сил в безумный рывок. Она с таким отчаянием рванулась вперед, будто хотела птицей взмыть в облака. На долю секунды ей в самом деле показалось, что она оторвалась от земли и под ней — воздух, но в следующий момент она упала вниз и, ударившись о землю, потеряла сознание.

Падение было ужасным. Ондайн очнулась на земляном полу конюшни. Голова гудела. Девушка закрыла глаза, борясь с болью и превозмогая головокружение. Итак, побег не. удался!

Почувствовав, что зажата в крепкие, жаркие тиски и придавлена страшной тяжестью, она вскрикнула и попыталась высвободиться. Но ее рот грубо закрыла рука Уорика, а сам он, навалившись всем телом, прижимал ее к полу.

— Вы что, мадам, действительно решили сделать из меня чудовище? — спросил он хриплым разгневанным шепотом и с отвращением отнял руку от ее лица, уверенный, что девушка не посмеет больше кричать и сопротивляться.

И не ошибся. Ошеломленная, Ондайн в ответ только молча поводила глазами, слишком хорошо осознавая свою беспомощность. Она чувствовала под собой твердый холодный пол, горячие бедра, стискивавшие ее, и легкий запах его тела, чистый, как ночной воздух, но с угрожающим мужским оттенком, от которого ее тело безнадежно слабело. «Что он теперь со мной сделает?» — подумала она в отчаянии.

Уорик снова склонился над ней и вдруг выкрикнул:

— Неблагодарная!

Сжав кулак, он занес руку. Девушка инстинктивно закрыла глаза, ожидая удара. Но удара не последовало. Лорд Четхэм изо всех сил ударил рукой о землю слева от ее головы и вскочил на ноги.

— Вставай, — холодно сказал он, но Ондайн не могла пошевелиться. Тогда он, проклиная все на свете, подошел к ней, схватил за плечо и приподнял, пытаясь поставить на ноги.

— Оказывается, я спас не только браконьершу, но и воровку, и один Бог знает кого еще! Пожалуйста, скажите, моя дорогая, — съязвил он, с силой впившись пальцами ей в предплечье, — в чем же я так провинился перед вами, что вы решили променять мое общество на общество голодных и грязных голодранцев?

Ондайн боялась поднять глаза. Упираясь изо всех сил, она смотрела на руку, цепко державшую ее, и гадала, останутся ли целы ее кости да и она сама.

Неожиданно он разжал пальцы, и, потеряв равновесие, Ондайн отлетела назад к стене.

— Господи, что же мне с тобой делать? — пробормотал Уорик. Ей хватило и доли секунды, чтобы прийти в себя. Теперь она стояла, упершись руками в деревянную стену, снова готовая к борьбе.

— Мне ровным счетом наплевать, что вы собираетесь со мной делать! — страстно выкрикнула она. — Я уже испытала слишком многое, и выбор у вас небогатый! — Ондайн захлебнулась от негодования. — Что может сравниться с Ньюгейтом, с побегом, с голодом, с убийством…

Голос ее оборвался, и она зарыдала. Но гордость — единственный источник, поддерживавший ее силы, — взяла свое: девушка подняла голову и встретила полный любопытства взгляд прищуренных глаз. С отчаянием, придававшим ее голосу какое-то запредельное равнодушие, она добавила:

— Вы можете меня избить, высечь, повесить… Мне все равно.

Он шагнул вперед, и Ондайн тут же пожалела о своей опрометчивости, подумав, что он готов привести в исполнение одно или сразу все ее предложения.

Уорик сжал ее локоть, но на этот раз прикосновение его пальцев не напоминало стальной зажим.

— Если вы находите голод столь привлекательным, моя госпожа, — произнес он с сарказмом, — я приношу извинения за то, что предложил вам пообедать. И коль скоро вам не удалось сбежать, умоляю вас навсегда расстаться с этой мыслью. А теперь я устал, и давайте на этом закончим.

Чувствуя, как бешено колотится ее сердце, Ондайн последовала за ним. Они пересекли двор и подошли к черному ходу. Уорик открыл дверь и наклоном головы предложил девушке войти. Ондайн повиновалась, но замерла от ужаса, когда он обнял ее за талию, подталкивая вверх по лестнице. Не оборачиваясь, она попыталась возразить:

— Но, мой господин…

— Идите, моя госпожа.

Превозмогая слабость, она закрыла глаза и вспомнила, как стояла перед виселицей и страстно желала выйти замуж за первого встречного, прекрасно осознавая, что мужчины, как правило, спят в одной постели со своими женами. Ее мужем мог оказаться старик, урод, толстяк — кто угодно, но в тот момент она рассчитывала на побег.

Теперь она спасена. Ее муж не стар, не безобразен, не толст, а восхитительный запах его тела напоминает свежий ночной ветер… И сбежать ей не удалось.

Она представила его обнаженным и закусила губу, обещая себе не кричать, как бы неистова ни была его страсть и какую бы боль он ей ни причинил. Но сможет ли она, не сопротивляясь, выдержать все это? Не захочет ли выцарапать ему глаза? А если он окажется холодным и грубым, беспощадным и отталкивающим? Будет ли он целовать ее? Не оставит ли на теле синяков?

— Идите вперед, моя госпожа!

На подкашивающихся ногах она поднималась по лестнице. Дойдя до порога своей комнаты, Ондайн остановилась — силы оставили ее.

Уорик втолкнул девушку внутрь и крепко запер за собой дверь на задвижку. Ондайн в волнении бросилась к окну, с ужасом наблюдая за передвижениями Четхэма, готовая в любой момент закричать.

Тем временем Уорик присел на кровать и сбросил ботинки, не обращая на нее ни малейшего внимания. Затем он поднялся, снял белую рубашку и бросил на край постели. Сердце Ондайн подпрыгнуло и провалилось куда-то в бездну, когда она увидела его обнаженный торс. Впечатление изящности, которое Уорик производил в своей щегольской одежде, оказалось совершенно обманчивым. На самом деле он обладал фигурой воина, человека, привыкшего носить тяжелое вооружение. Великолепные мощные мускулы перекатывались под кожей. Тонкой была лишь талия.

Ондайн неотрывно смотрела на гладкую и сильную спину, освещенную лунным светом. Он неожиданно обернулся и, должно быть, заметил выражение ее лица, потому что хитро улыбнулся, встал и подошел к ней. Она отпрянула, но отступать было некуда. Он остановился и нащупал ленты на платье, проведя пальцем по ложбинке между грудями.

— Ты, наверное, совсем измучилась, — произнес он хрипловатым и соблазнительным голосом, затем с улыбкой приподнял края юбки.

Ондайн протестующе вскрикнула и прижала руки к груди, пытаясь защититься. Не обращая внимания на ее протесты, он быстрыми и ловкими движениями снял с нее юбку и лиф. Девушка пыталась увернуться от рук, прикасавшихся к ней. От его прикосновений исходила неистовая, грубая мужская сила, пугающая и волнующая одновременно…

Оставшись в одной нижней рубашке, она смиренно приготовилась покориться неизбежности и молилась лишь о том, чтобы смягчить его холодность, безжалостность и злость.

— Пожалуйста… я…

Она стыдилась своей наготы и казалась самой себе несчастной и беззащитной. Уорик насмешливо посмотрел на нее, отступил назад» и поклонился, криво улыбнувшись:

— Мадам, ваша девственность мне не нужна. Распоряжайтесь ею, как сочтете нужным. Я хочу от вас только одного: вы должны исправно играть роль графини — роль, для которой вы на удивление хорошо подходите. Разумеется, вам придется немного потрудиться. Спокойной ночи.

Он отвернулся, подошел к кровати и устало бросился на нее. Ондайн ничего не понимала. С ее губ сорвался безумный вопрос:

— И это… все? Вы больше ничего от меня не хотите?

— Ничего, мадам. Вы — женщина, которую я хотел бы потревожить в самую последнюю очередь, — ответил он равнодушно.

Она не верила собственным ушам и не двигаясь стояла у окна. Уорик беспокойно заворочался:

— Ради Бога, нельзя ли мне хоть теперь немножко поспать? Ондайн шагнула вперед и, растерявшись, задала совсем уж глупый вопрос:

— Вы хотите, чтобы я… спала в постели?

— В постели, на полу!.. На потолке, если угодно. Только оставьте меня в покое.

«Что он задумал?» — спрашивала себя девушка, не в состоянии объяснить такой поворот событий. Она робко подошла к постели и села на краешек. Уорик лежал к ней спиной. Ондайн настороженно прилегла, готовая вскочить при его малейшем движении.

Он не двигался. Дыхание его стало глубоким и ровным.

Лежа в темноте с открытыми глазами, она не решалась устроиться поудобнее на широкой постели и напряженно прислушивалась к каждому звуку.

Вдруг кровать заскрипела. Ондайн похолодела. Прошла минута, прежде чем она отважилась повернуть голову. Уорик по-прежнему лежал на своей половине, спиной к ней. Она поневоле задумалась над странностями этого необыкновенного человека, редкостной красоты и силы… Он поражал воображение не только манерами, но и загадочными поступками.

Ондайн закрыла глаза. Женившись на ней, он спас ее от смерти… и при этом ничего не желал взамен. Конечно, она сыграет роль его жены, графини, и так хорошо, что наверняка его удивит. Да, она сыграет эту роль и со временем отыщет способ отблагодарить его за покровительство. Она улыбнулась. Он поможет ей, сам того не подозревая…