СЦЕНА 4

Куда ж, черт побери, Ромео делся?

Он так и не был дома?

Нет, я с его слугою говорил.

Все это из-за бледной Розалины;

Его жестокосердная девчонка

Так мучает, что он с ума сойдет.

Ему Тибальт, племянник Капулетти,

Прислал какую-ту записку на дом.

Клянусь душою, вызов!

Наш друг ответить на него сумеет.

Любой грамотный человек сумеет ответить на письмо.

Нет, он ответит писавшему письмо, показав, как он поступает, когда на него наступают.

О бедный Ромео, он и так уж убит: насмерть поражен черными глазами белолицой девчонки. Любовная песенка попала ему прямо в ухо. Стрела слепого мальчишки угодила в самую середку его сердца. Как же ему теперь справиться с Тибальтом?

Да что особенного представляет собой этот Тибальт?

Он почище кошачьего царя Тиберта18. Настоящий мастер всяких церемоний! Фехтует он – вот как ты песенку поешь: соблюдает такт, время и дистанцию; даст тебе минутку передохнуть – раз, два и на третий ты готов. Он настоящий губитель шелковых пуговиц, дуэлянт, дуэлянт; дворянин с ног до головы, знаток первых и вторых поводов к дуэли. Ах, бессмертное passado! punto revesso! hai…19

Что это такое?

Чума на всех этих сюсюкающих, жеманных, нелепых ломак, настройщиков речи на новый лад! «Клянусь Иисусом, весьма хороший клинок! Весьма высокий мужчина! Весьма прелестная шлюха!» Ну не ужасно ли, сударь мой, что нас так одолели эти иностранные мухи, эти заграничные модники, эти pardonnez-moi20, которые так любят новые манеры, что не могут даже сесть попросту на старую скамью. Ох уж эти их "bon, bon!21"

А вот и Ромео, вот и Ромео!

Совсем вяленая селедка без молок. Эх, мясо, мясо, ты совсем стало рыбой! Теперь у него в голове только стихи, вроде тех, какие сочинял Петрарка. По сравнению с его возлюбленной Лаура – судомойка (правду сказать, ее любовник лучше ее воспевал), Дидона – неряха, Клеопатра – цыганка, Елена и Геро – негодные развратницы, а Фисба, хоть у нее и были хорошенькие глазки, все же не выдерживает с нею сравнения. Синьор Ромео, bonjour22! Вот вам французское приветствие в честь ваших французских штанов. Хорошую штуку ты с нами вчера сыграл!

Доброе утро вам обоим. Какую штуку?

Сбежал от нас, сбежал! Хорошо это?

Прости, милый Меркуцио, у меня было очень важное дело. В таких случаях, как мой, дозволительно проститься с учтивостью.

Это все равно, что сказать – проститься учтиво.

Ударение на проститься, а не на учтивости.

Этим ударением ты ударил в самую цель.

Как ты учтиво выражаешься!

О, я – цвет учтивости.

Цвет – в смысле «цветок»?

Именно.

Я признаю цветы только на розетках бальных туфель.

Прекрасно сказано. Продолжай шутить в таком же роде, пока не износишь своих туфель. Если хоть одна подошва уцелеет, шутка может пригодиться, хоть и сильно изношенная.

О бедная шутка об одной подошве, – как ей не износиться!

На помощь, друг Бенволио, мое остроумие ослабевает.

Подхлестни-ка его да пришпорь, подхлестни да пришпорь, а то я крикну: «Выиграл!»

Ну, если твои остроты полетят, как на охоте за дикими гусями, я сдаюсь, потому что у тебя в каждом из твоих пяти чувств больше дичи, чем у меня во всех зараз. Не принимаешь ли ты и меня за гуся?

Да ты никогда ничем другим и не был.

За эту шутку я тебя ущипну за ухо.

Нет, добрый гусь, не надо щипаться.

У твоих шуток едкий вкус: они похожи на острый соус.

А разве острый соус не хорош для такого жирного гуся?

Однако твое остроумие – точно из лайки, которую легко растянуть и в длину и в ширину.

Я растяну слово «гусь» в длину и в ширину – и ты окажешься величайшим гусем во всей округе.

Ну вот, разве это не лучше, чем стонать от любви? Теперь с тобой можно разговаривать, ты прежний Ромео; ты то, чем сделали тебя природа и воспитание. А эта дурацкая любовь похожа на шута, который бегает взад и вперед, не зная, куда ему сунуть свою погремушку.

Ну– ну, довольно.

Ты хочешь, чтобы я обрубил моему красноречию хвост?

Да, иначе ты его слишком растянешь.

Ошибаешься, я хотел сократить свою речь; я уже дошел до конца и продолжать не собирался.

Вот замечательный наряд!

Парус, парус!

Два: юбка и штаны.

Пьетро!

Что угодно?

Мой веер, Пьетро.

Любезный Пьетро, закрой ей лицо: ее веер красивее.

Пошли вам бог доброе утро, синьоры.

Пошли вам бог прекрасный вечер, прекрасная синьора.

Да разве сейчас вечер?

Деле идет к вечеру: шаловливая стрелка часов уже указывает на полдень.

Ну вас! Что вы за человек?

Человек, синьора, которого бог создал во вред самому себе.

Честное слово, хорошо сказано: «Во вред самому себе». Синьоры, не скажет ли мне кто-нибудь из вас, где мне найти молодого Ромео?

Я могу сказать, хотя молодой Ромео станет старше, когда вы найдете его, чем он был в ту минуту, когда вы начали искать его. Из всех людей, носящих это имя, я – младший, если не худший.

Хорошо сказано.

Разве худший может быть хорошим? Нечего сказать, умно сказано!

Если вы Ромео, синьор, мне надо поговорить с вами наедине.

Она его заманит на какой-нибудь ужин.

Сводня, сводня, сводня! Ату ее!

Кого ты травишь?

Не зайца, синьор; разве что этот заяц из постного пирога, который успел засохнуть и зачерстветь раньше, чем его съели.

Старый заяц-русак,

Старый заяц-беляк,

Для поста ведь и он пригодится.

Но не съесть натощак,

Если заяц-беляк

Поседел до того, как свариться.

Ну, Ромео, идешь ты домой? Мы ведь у вас обедаем.

Сейчас приду.

Прощайте, древняя синьора. Прощайте!

Синьора, синьора, синьора!…

Ладно, ладно, прощайте! – Скажите, пожалуйста, синьор, что это за дерзкий молодчик, – все время так нагло издевается!

Это человек, кормилица, который любит слушать самого себя. Он в одну минуту больше наговорит, чем за месяц выслушает.

А пусть– ка попробует со мной поговорить. Я ему покажу. Да я не только с ним справлюсь, а с двадцатью такими молодчиками, как он. А если бы я сама с ним не справилась – не бойтесь, найдется кому за меня постоять. Ах он, нахал этакий! Что я ему – милашка, что ли, или его собутыльник? (К Пьетро.) А ты тут стоишь, развеся уши, и позволяешь всякому нахалу тешиться надо мной как угодно?

Я не видел, чтобы тут кто-нибудь тешился над вами как угодно, а то бы мигом выхватил меч, ручаюсь вам. Я не хуже кого другого умею выхватить вовремя меч, если случится хорошая ссора и закон будет на моей стороне.

Бог свидетель, я так расстроена, что во мне каждая жилка трясется. Гнусный негодяй! Ну, синьор, на два слова. Я уже вам сказала, что моя молодая синьора приказала мне разыскать вас; а что она мне велела передать вам – это я пока оставлю при себе. Позвольте мне сначала сказать вам, что если вы собираетесь с ней только поиграть, то это будет очень бесчестно с вашей стороны. Синьора – такая молоденькая; если вы хотите, как говорится, оплести ее, то это будет очень нехорошо по отношению к такой благородной девице, будет очень неблагородным поступком.

Передай от меня привет своей синьоре и госпоже; клянусь тебе, что…

Ох, голубчик ты мой, – так я ей и скажу. Господи, господи, то-то она обрадуется!

Что же ты ей скажешь, кормилица? Ты ведь не дослушала меня.

Скажу, синьор, что вы клянетесь, – а это, как я понимаю, означает благородное предложение.

Скажи ей, чтобы под вечер она

На исповедь пошла, – и брат Лоренцо

Нас исповедует и обвенчает.

Вот за труды тебе.

Нет, ни за что!

Возьми, возьми!

Так нынче под вечер? Придет, придет!

Ты у ворот монастыря постой,

И мой слуга придет к тебе туда

С веревочною лестницей: сегодня

По ней на мачту счастья моего

Взберусь я смело под покровом ночи.

Прошу, будь нам верна. Вознагражу я.

Прощай; привет мой госпоже твоей.

Дай бог вам счастья. Но, синьор…

Что скажешь?

Надежен ли слуга ваш? Говорят -

Тогда лишь двое тайну соблюдают,

Когда один из них ее не знает.

Ручаюсь за него – он тверд как сталь.

Прекрасно, синьор. Моя синьора – прелестнейшая девица. Господи, господи, когда она была еще малюткой несмышленой… Да, есть в городе один дворянин, некий Парис: он охотно бы подцепил ее, да она-то, голубушка моя, – ей приятнее жабу, настоящую жабу увидеть, чем его. Я иной раз подразню ее – скажу, что, мол, граф Парис – как раз для нее жених; так, верите ли, она, как услышит, так белей полотна станет. А что – «розмарин»23 и «Ромео» с одной буквы начинаются?

Да, кормилица, с одной и той же буквы Р.

Ох, шутник! Рррр – это собачья буква… Нет, нет, я наверно знаю, что они с другой буквы начинаются, потому что она такие нежные стишки сочиняет про вас и про розмарин, что вам бы любо было послушать.

Кланяйся же своей госпоже.

Тысячу раз поклонюсь.

Пьетро!

Что угодно?

Пьетро, бери мой веер и ступай вперед.