"Гамлет, принц датский" - читать интересную книгу автора (Шекспир Уильям)Сцена 7Теперь, мое скрепляя оправданье, Ты должен в сердце взять меня как друга, Затем что сам разумным ухом слышал, Как тот, кем умерщвлен был твой отец, Грозил и мне. Нет спора; но скажите, Зачем вы не преследовали этих Столь беззаконных и преступных действий, Как требуют того благоразумье И безопасность? О, по двум причинам, По-твоему, быть может, очень слабым, Но мощным для меня. Мать, королева, Живет его лишь взором; я же сам — Заслуга ль то, иль бедствие, не знаю, — Так связан с нею жизнью и душой, Что, как звезда в своем лишь ходит круге, Я с ней во всем. Другое основанье Не прибегать к открытому разбору — Любовь к нему простой толпы; она, Его вину топя в своем пристрастье, Как тот родник, где ветви каменеют, Его оковы обратит в узор;68 И, слишком легкие в столь шумном ветре, Вернутся к луку пущенные стрелы, Не долетев туда, куда я метил. Итак, погиб отец мой благородный; В мрак безнадежный ввержена сестра, Чьи совершенства — если может вспять Идти хвала — бросали вызов веку С высот своих. Но месть моя придет. Спи без тревог; мы не настолько тупы, Чтобы, когда опасность нас хватает За бороду, считать, что это вздор. Ждать новостей недолго; твой отец Был дорог мне; себе же всякий дорог; И, я надеюсь, ты рассудишь сам… В чем дело? Письма, государь, от принца: Одно для вас, другое — королеве. От принца? Кто принес их? Моряки Как будто, государь; я сам не видел, Мне дал их Клавдио; он получил их От тех, кто их принес. Лаэрт, ты слушай. — Оставь нас. «Высокодержавный! Да будет вам известно, что я высажен нагим в вашем королевстве. Завтра я буду ходатайствовать о дозволении увидеть ваши королевские очи; и тогда, предварительно испросив на то ваше согласие, я изложу обстоятельства моего внезапного и еще более странного возвращения. Гамлет». Что это значит? Или все вернулись? Иль здесь обман, и это все не так? Вы узнаете руку? То почерк принца Гамлета. «Нагим»! А здесь, в приписке, сказано: «один»! Ты можешь объяснить? Я сам теряюсь. Но пускай придет; Мне согревает горестную душу, Что я могу сказать ему в лицо; «То сделал ты». Раз это так, Лаэрт (Хоть как же так? А впрочем, что ж другого?), Дай мне вести тебя. Да, государь; Но только если ваша цель — не мир. Мир для тебя. Раз он теперь вернулся, Прервав свой путь, и продолжать его Не хочет больше, я его толкну На подвиг, в мыслях у меня созревший, В котором он наверное падет; И смерть его не шелохнет упрека; Здесь даже мать не умысел увидит, А просто случай. Государь, я с вами: Особенно когда бы вы избрали Меня своим орудьем. Так и будет. Тебя заочно здесь превозносили При Гамлете за качество, которым Ты будто блещешь; все твои дары В нем зависти такой не пробудили, Как этот дар, по-моему, не первый По важности. Какой же это дар? На шляпе юности он только лента, Хоть нужная; ведь юности к лицу Беспечная и легкая одежда, Как зрелым летам — сукна и меха, С их строгой величавостью. Здесь был, Тому два месяца, один нормандец; Я видел сам и воевал французов; Им конь — ничто; но этот молодец Был прямо чародей; к седлу припаян, Он чудеса с конем творил такие, Как будто сам наполовину сросся С прекрасным зверем. Все, что мог я в мыслях Вообразить по части ловкой прыти, Он превзошел. И это был нормандец? Нормандец. Ручаюсь головой, Ламонд. Он самый. Я с ним знаком; то в самом деле перл. И украшение всего народа. Он о тебе признался69 И дал такой блистательный отчет В твоем искусстве мастерской защиты, Особенно рапирой, что воскликнул: То было бы невиданное дело — С тобой сравняться в силе; их бойцы Теряют, мол, глаз, и отпор, и натиск, Когда ты бьешься с ними. Этот отзыв Такую зависть в Гамлете разлил, Что он лишь одного просил и жаждал: Чтоб ты вернулся и сразился с ним. Отсюда… Что отсюда, государь? Лаэрт, тебе был дорог твой отец? Иль, может, ты, как живопись печали, Лик без души? К чему такой вопрос? Не стану спорить: ты любил отца; Но, знаю сам, любовью правит время, И вижу на свидетельстве примеров, Как временем огонь ее притушен. Таится в самом пламени любви Как бы нагар, которым он глушится; Равно благим ничто не пребывает, И благость, дорастя до полноты, От изобилья гибнет; делать надо, Пока есть воля; потому что воля Изменчива, и ей помех не меньше, Чем случаев, и языков, и рук, И «надо» может стать как трудный вздох Целящий с болью. Но коснемся язвы: Принц возвратился; чем же ты докажешь, Что ты и впрямь сын твоего отца? Ему я в церкви перережу горло. Да, для убийства нет святой защиты,70 И месть преград не знает. Но, Лаэрт, Чтобы так случилось, оставайся дома. Принц, возвратясь, узнает, что ты здесь; Мы примемся хвалить твое искусство И славу, данную тебе французом, Покроем новым лоском; мы сведем вас И выставим заклады; он, беспечный, Великодушный, чуждый всяким козням, Смотреть не станет шпаг, и ты легко Иль с небольшой уловкой можешь выбрать Наточенный клинок и, метко выпав, Ему отплатишь за отца. Согласен; И я при этом смажу мой клинок. У знахаря купил я как-то мазь, Столь смертную, что если нож смочить в ней И кровь пустить, то нет такой припарки Из самых редких трав во всей подлунной, Чтобы спасти того, кто оцарапан. Я этим ядом трону лезвеё, И если я хоть чуть задену принца, То это смерть. Все это надо взвесить; Когда и как мы действовать должны. Коль так не выйдет и затея наша Проглянет сквозь неловкую игру, Нельзя и начинать; наш замысел надо Скрепить другим, который устоял бы, — Коли взорвется этот. — Дай подумать!.. За вас мы будем биться об заклад… Нашел: Когда в движенье вы разгорячитесь — Для этого ты выпадай смелей — И он попросит пить, то будет кубок Готов заранее; чуть он пригубит, Хотя б он избежал отравной раны, — Все будет кончено. Стой, что за шум? А, королева! Идет за горем горе по пятам, Спеша на смену. — Утонула ваша Сестра, Лаэрт. Как! Утонула? Где? Есть ива над потоком, что склоняет Седые листья к зеркалу волны; Туда она пришла, сплетя в гирлянды Крапиву, лютик, ирис, орхидеи, — У вольных пастухов грубей их кличка,71 Для скромных дев они — персты умерших: Она старалась по ветвям развесить Свои венки; коварный сук сломался, И травы и она сама упали В рыдающий поток. Ее одежды, Раскинувшись, несли ее, как нимфу; Она меж тем обрывки песен пела, Как если бы не чуяла беды Или была созданием, рожденным В стихии вод; так длиться не могло, И одеянья, тяжело упившись, Несчастную от звуков увлекли В трясину смерти. Значит, утонула! Да, утонула, утонула. Офелия, тебе довольно влаги, И слезы я сдержу; однако все же Мы таковы: природа чтит обычай Назло стыду; излив печаль, я стану Опять мужчиной. — Государь, прощайте. Я полон жгучих слов, но плач мой глупый Их погасил. Идем за ним, Гертруда. С каким трудом я укротил в нем ярость! Теперь, боюсь, она возникнет вновь. Идем за ним. |
|
|