"Репетиция брака" - читать интересную книгу автора (Берри Шарон)

Глава 8

«Хотелось бы убежать!» Господи, как он хорошо понимал это! Он знал, с чем это едят, знал, как это больно и не поддается никакому разумному объяснению! Но в свое время бегство было его спасением…

Если бы он остался в Харборе после похорон Анны, он убил бы Карла Метто. Не из пистолета, не ножом, не по заранее разработанному плану. Просто голыми руками. Чисто, быстро и просто. Он бы прорвался через строй прихлебателей Карла в его роскошную квартиру, где тот отдавал приказы и демонстрировал свою грязную респектабельность, вытащил бы его из комфортного кресла и задушил бы этого сукина сына.

Несомненно, Чарльз понимал, что именно его желание убежать, а потом и само бегство спасли его от тюрьмы. Месяцы, проведенные им в одиночестве, помогли ему залечь на дно. На какое-то время он погряз в пьянстве, жалея самого себя. Но в конце концов такая жизнь стала тяготить его, и он понял, что пришло время вернуться домой и законно разобраться с убийцей.

По возвращении в Харбор он прежде всего добивался ареста Метто, суда над ним и признания виновным.

Сейчас он крепче обнял Джейн. Он не мог обвинять ее за то, что она пришла в отчаяние. Он прекрасно понимал, что она чувствовала.

– Чарльз!

– Что, дорогая?

– Я думаю, что моя реакция, когда я отталкивала вас и хотела убежать, объясняется тем, что я всегда рассчитывала на себя. Но с вами я несколько расслабилась и отбросила осмотрительность. Сознание того, что полиция наняла вас, дало мне чувство внутренней безопасности. И вы, кажется, делаете все весьма квалифицированно. Вы почти великолепно играете роль моего супруга. Все это, вместе взятое, позволило мне переложить всю ответственность на вас. Я просто ожидала, что вы окажетесь там, когда я бежала по этой песчаной дюне. А когда вас там не оказалось, я почувствовала, что…

– Что вы не должны доверять мне?

– Да, – ответила она, глядя на него своими янтарными глазами.

Он дотронулся до ее щеки в том месте, где была царапина от раковины.

– Вы имели полное право ожидать, что я буду по крайней мере поблизости. Если бы я сначала осмотрел пляж вместо того, чтобы идти сюда, потом в дом Коуэнов, то я нашел бы вас.

– И Джека.

– Ага.

Некоторое время они молчали. Через открытое окно спальни доносился негромкий рокот океана. Чарльз двинул локтем, и его рука коснулась ее груди. Она не отодвинулась и не отстранилась. Он не знал, что это: уступчивость или поощрение? То, что он лежал с ней в постели, придало новый оттенок томительным ощущениям, которые у него и раньше бывали. Он должен был совершенно определенно убраться отсюда прежде, чем все это дружелюбие не обернулось совершенно другим.

– Я допускаю, что вы правы, – пробормотал он, стараясь выпутаться из затруднительного положения, в которое она ставила его. – Мужчина и женщина в постели могут заниматься не только сексом. Например, они могут прийти к новому пониманию друг друга. – Он сам не понимал, черт возьми, что именно он хотел сказать этой фразой, но чувствовал, что они достигли, по крайней мере, частичного взаимопонимания тех ошибок, которые произошли с ними вчера вечером.

– Разве вы собираетесь уходить?

Она спросила это таким тоном, как будто он собирался уйти навсегда из ее жизни, а не просто выйти из ее комнаты. Чарльз повернулся, чтобы видеть ее лицо.

– Вы читаете мысли? – Когда в ответ в улыбке блеснули ее зубы, он добавил: – Я не думаю, что вы считаете это моим дезертирством.

– Но я ведь еще не кончила!

Он. Не мог не задавать вопросов. Он знал, что значение понятия «кончила» в его и в ее понимании нужно искать не в одном и том же словаре. Со вздохом он решил остаться еще на несколько секунд и просто привлек ее к себе. Он почувствовал на своей груди шелковую ткань ее халата. Как он и предполагал раньше, ткань не могла сравниться с нежностью ее кожи.

Она с готовностью свернулась в его объятиях, а затем осторожно вытянула свою руку и обняла его. Ее груди упирались ему в бок. Он постарался не возбуждаться и погладил ее по спине, думая про себя, что он мог привыкнуть к тому, чтобы вести все их разговоры в постели.

– Я действительно должен уходить отсюда, дорогая.

– Нет, пожалуйста!

– Несмотря на вашу прежнюю аргументацию, то, где мы находимся, и то, как вы обволакиваете меня, не дадут мне выбраться, через несколько минут это станет очень трудным.

– Я обещаю не совать свои руки туда, где им не следует быть, – пробормотала она, как будто дело было только в этом. – И мы могли бы изменить тему разговора. Разговаривали вы с Джо Балтером?

– Ага, он звонил! – Чарльзу показалось, что это было тысячу лет тому назад. – Он собирается выяснить, где Джек был вчера во второй половине дня, и позвонит мне.

– Когда?

– Примерно в это время.

Она откинула свою голову и попыталась встретиться с ним взглядом, как бы стараясь понять, говорит ли он серьезно или поддразнивает ее. Вслед за тем она повернулась и уперлась подбородком ему в грудь.

– Если я поцелую вас, то вы будете считать это неправильным, да?

– Вероятно, – поднял он в изумлении одну бровь.

– Нет, я не имела в виду это. Я подумала о том, что вы когда-то вечером сказали мне, что боитесь целовать меня.

– Я сказал, что мне страшно целовать вас. По той же самой причине, по которой я говорил вам в Харборе о слишком страстных поцелуях. Я пытался избежать попасть туда, где я нахожусь в настоящее время, – в постель к вам.

Еще раз прильнув к нему, она сказала приглушенным голосом:

– Роберт однажды сказал мне, что я не умею делать это так, как любят мужчины.

Чарльз был в нерешительности. Победило желание высказаться. Он хотел, чтобы она знала, как она волнует его, он хотел, чтобы она знала, что мнение Роберта не имеет никакого значения, но больше всего ему хотелось видеть ее реакцию.

– Роберт оказался большим глупцом, чем я думал. Вы знаете лучше большинства женщин, как распоряжаться своими губами и языком.

– Правда? – загорелись ее глаза, а губы вдруг стали слишком манящими.

– Боже, я ожидал, что заставлю вас покраснеть, а вызвал любопытство! – сказал Чарльз, пристально глядя на нее.

Она приподнялась и пристально взглянула на него.

– Ведь вы целовали многих женщин, не правда ли?

В какой-то момент он утратил контроль над разговором.

– Как мы, черт возьми, перешли на эту тему?

– Разве не вы начали этот разговор? Вы целовали многих женщин. Я имею в виду, когда вы были женаты. Я знаю, что вы очень любили свою жену. – Джейн быстро отвела свой взгляд, поняв, что сказала. Она так мало знала о нем, ведь он почти ничего не рассказывал ей о себе. Надо признать, что в разговорах они лишь кратко говорили о своей личной жизни. А ей хотелось знать о нем больше, больше тех слухов, которые ходили о нем в Харборе.

К ее удивлению, он не рассердился, не оттолкнул ее, не вскочил и не выбежал из спальни.

– Вы часть моей работы, дорогая, – рассмеявшись, сказал он и притянул ее к себе. – Никто из тех, кого я знаю, никогда не упоминает об Анне и даже не думает спрашивать, целовал ли я других женщин до или после того, как женился на ней.

– Никто и никогда не упоминает о ней? Но почему?

– Потому, что знают: Анна – это запретная тема.

– Я даже не могу представить себе ту боль и тот ужас, которые вам пришлось пережить.

– Вы слышали разговор об этом или прочитали заметку в газете о водителе, который сбил пешехода и удрал? – спросил он осторожно.

Об этом ей было известно и из газет, и из разговоров, но сейчас она говорила не о самом несчастном случае, а имела в виду переживания, через которые должен был пройти Чарльз. Магазин «Стемс энд Петалс» имел заказы на оформление похорон цветами, и она сама лично доставила жасмин и тюльпаны, которые Олден заказал для гроба Анны. Она намеревалась оставить цветы в ритуальной комнате, но Чарльз захотел лично посмотреть на них. В офисе он почти не смотрел на Джейн, занятый лишь тщательным рассматриванием букетов цветов, сезон которых уже прошел. Он был пьян, но так внимательно разглядывал цветы, что если бы она не знала его раньше, то убежала бы. Он был одет во все черное, тело казалось деревянным, лицо было осунувшееся и изможденное. Ей показалось, что он вышел из преисподней.

Чарльз никогда не упоминал об этом в разговорах, и она была уверена, что он не помнит о ее присутствии там, не помнит, чему она была свидетельницей. Возможно, это было и хорошо. Она сомневалась, что Чарльзу хотелось бы, чтобы кто-нибудь видел его таким сломленным.

– Да, я читала об этом в газетах, но в Харборе у каждого было свое мнение.

– Я уверен, – угрюмо сказал он.

Чарльз снова думал о том, как необходимо, чтобы она доверяла ему. Разумеется, подробный рассказ о том, как ему не хватает Анны, помог бы ему быстрее завоевать доверие Джейн. Он не мог быть абсолютно уверенным в том, что она простила его за то, что вчера вечером его не было рядом с ней и Томом. Рассказывать ей о тех черных днях в ноябре после того, как умерла Анна, значит лишь подтверждать свою неудачу.

Но Джейн не пыталась ни копаться в его прошлом, ни высказывать затертых слов сочувствия. В самом деле, весь их разговор был естественным и непринужденным. Возможно, что он слишком много думает о прошлом. Вместо того чтобы избегать этой темы, ему следовало бы не бояться говорить о ней. Возможно, ему нужно было рассказать ей, довериться ей, раскрыться перед ней.

Он держал ее так близко к себе, что мог бы почувствовать любое ее движение.

– Умереть должен был я, – сказал он.

Рука, лежавшая на его груди, сразу напряглась, словно Джейн старалась удержать его.

– Вы?

– Ожидали, что в машине буду я, а не Анна. – Он остановился, словно раздумывая, но потом продолжил: – В тот день она делала покупки. Она позвонила мне и сказала, что не может завести свою машину. Я поехал, чтобы забрать Анну. Мне удалось завести ее машину, но Анна не захотела рисковать и села в мою машину, а я последовал за ней в ее машине.

Казалось, что пауза длится бесконечно. Джейн подумала, что он уйдет из спальни после этих слов. Только его крепкие до боли объятия убедили ее в том, что он не собирается двигаться.

Когда он заговорил снова, его голос был каким-то безжизненным и монотонным, как будто каким-то страшным напряжением воли он отключил себя от тех событий, о которых начал говорить.

– Я последовал за ней, – повторил он. – Она остановилась на перекрестке недалеко от моей конторы, и тогда это все произошло. Черная машина с затемненными стеклами шла прямо на нее. Я нутром почувствовал, что все это специально подстроено. Вывернув сзади машины, которой управляла Анна, я попытался предотвратить столкновение, но скорость другой машины была слишком большой, и машина шла прямо на мою, в которой в тот момент находилась Анна. Я наблюдал, как машины столкнулись, с той замедленной реакцией, когда ваш разум парализован невыразимым шоком.

Джейн застыла от охватившего ее ужаса. Она почувствовала тошноту. Она дотронулась до его руки, которая лежала у нее на бедре, и скрестила свои пальцы с пальцами Чарльза. Она тихо спросила.

Вы сказали, что должны были… – Она не могла сказать «умереть». – Вы считаете, что они думали, что в машине едете вы?

– Я знал это. Меня предупреждал малый, которого я помог отправить в тюрьму, когда еще был полицейским. Я получил несколько предупреждений о том, что наступит день расплаты. Я не отмахивался от них. Будучи полицейским, я знал, что делать. Или, по крайней мере, думал, что знаю, – сказал он с горечью, вспоминая прошлое. – Так или иначе, я всегда был начеку, поддерживал постоянный контакт с полицейскими патрулями в своем районе и не ходил в темные аллеи без оружия. Я всегда осматривал свою автомашину, нет ли в ней каких-либо взрывных устройств, прежде чем включить зажигание. Я проделал это и в тот день, когда поехал, чтобы подвезти Анну.

Боже мой, думала она, убегающий водитель, наезд, убийцы, бомбы. Все это было похоже на кино. Ей хотелось спросить, как Анна управлялась со своим постоянным страхом потерять его. Как нелепо, что он потерял ее! Джейн считала Анну Олден почти святой. Она была невероятно сильной женщиной, которая жила и любила человека, зная, что он проверяет, не подложили ли ему бомбу в машину, прежде чем сесть в нее.

Джейн поняла: Анна вела бы себя по-другому на пляже при встрече с Джеком. Она была бы храброй и, разумеется, не впала бы в истерику. Несомненно, она послала бы Чарльза вдогонку за Джеком, вместо того чтобы сокрушаться.

Но все эти сравнения не имели смысла. Она не была замужем за Чарльзом и ничем не напоминала Анну. Да и в глазах Чарльза, думала она со щемящим душу сожалением, она и не могла никогда походить на Анну.

Стараясь говорить спокойно, Джейн спросила:

– Но как они узнали, что вы находитесь в данный момент на том перекрестке?

– Позднее я выяснил, что они следили за моим офисом и ждали подходящего момента. Ясно, что они видели, как я уехал. Если бы попробовали тогда, то Анна… – Джейн почувствовала, как содрогается его грудь, и крепче сжала руку, обнимавшую его. – Она была бы жива, – перевел он дыхание. – Я узнал от продавца газет, что полицейский патруль прочесывал район. Я предполагаю, что водитель машины, совершивший наезд, увидел полицейских, спрятался и решил подождать, пока я не вернусь обратно.

Она подняла руки и обняла его за шею.

– Вы чувствуете себя виноватым и…

Она сразу же почувствовала, что задела его за живое. Он весь напрягся и разжал ее руки.

– Я должен идти и позвонить Балтеру еще раз. – Он одним движением оторвался от нее, спустил ноги и встал с постели.

– Чарльз, подождите! – воскликнула Джейн, перебираясь на другой край кровати.

– Рассказывать больше нечего. Теперь вы знаете все. Не пытайтесь искать оправдания случившемуся.

– Но ведь вы не могли знать!

– Я должен был знать! – раздраженно возразил он. В его глазах сверкнула такая бешеная ярость, которой она никогда у него не видела. – Выживание в моей работе зависит от того, знаю ли я, а не от какого-то чертова оправдания. Вот почему я всегда проверял свою машину и следил, что у меня за спиной. Но это – общая предосторожность. Подвергать опасности кого-то еще, видеть, что они расплачиваются, наблюдать, как погибла Анна… – Он обхватил голову руками, а Джейн замерла.

Ей хотелось повторить, что он не мог знать, но она не решилась говорить что-либо. Она благоразумно решила не вставать с постели, чтобы утешить его. Ей случалось испытывать чувство вины, но причина его не была столь трагичной, как у него. Когда Роберт обманул ее, она обвиняла себя. Она винила себя и за то, что не потребовала от Джесси рассказать ей правду о Джеке. Опасность, которой подвергался Томми, несомненно, была той ценой, которую обе женщины заплатили за то, что они не разобрались, каким человеком был Джек.

Но что касается Чарльза… Боже мой, сознание своей вины в нем настолько сложно и запутано, что он не сможет избавиться от него, как бы ни повернулась его жизнь. Оно всегда будет в нем кровоточащей раной и частью его самого, так же как и Анна навсегда останется с ним.

Чарльз остановился в нескольких футах от двери в полосе лунного света. Он нагнулся, взял красный грузовик Тома и убрал его с дороги.

– Она носила в себе моего ребенка, – тихо сказал он.

У Джейн перехватило дыхание. Во всех публикациях о смерти Анны Олден, которые она прочла и о которых слышала, не упоминалось, что она была беременна.

– Боже мой, Чарльз… – Она не находила слов. – Боже мой!

Он сделал еще шаг к двери, на этот раз Джейн была уверена, что он уйдет, но он не уходил.

Она не знала, что говорить и что делать.

Наконец, только для того чтобы он знал, что она не гонит его, она быстро проговорила:

– Вы не должны больше ничего говорить. Однако Чарльз заговорил, как будто ему необходимо было высказаться:

– Я ничего не знал о ребенке. Не знал до тех пор, пока не нашел у нее в кошельке назначение к врачу. Она была у гинеколога в тот самый день, когда поехала за покупками. Она не сказала мне ни слова, когда я приехал помочь ей. Но позже, когда машину взяли на буксир, а я забирал ее вещи, я нашел там шампанское и свечи. Должно быть, она хотела вечером сказать мне.

Джейн встала с кровати, быстро подошла к нему и обняла за талию. Когда она прижалась щекой к его груди, то услышала глухие и неровные удары его сердца.

Он не оттолкнул ее, а прижал крепко к себе и почувствовал на своей груди ее слезы. В горле у него застрял комок.

– Я никогда никому не говорил о ребенке. Не мог, – прошептал Чарльз.

Ее сердце переполнилось гордостью от того, что он чувствовал себя вправе поделиться с ней. Джейн подняла голову, обвила его шею руками и встала на цыпочки. Почти касаясь губами его рта, она промолвила:

– Я не знаю, что сказать вам У меня нет слов.

Он коснулся пореза на ее щеке, а потом провел рукой по ее волосам.

– Таких слов нет! Есть только утрата.

Они стояли, тесно прижавшись друг к другу, как будто, если бы они отстранились, это причинило бы им боль, как будто их объятие помогало им глубже прочувствовать утрату. Никто из них не хотел разрывать новых уз, которые возникли между ними благодаря сопереживанию боли, а может быть, из-за нарушения Чарльзом своей клятвы оставаться одиноким. Джейн прижалась к его шее губами. Чарльз закрыл глаза, как будто чтобы лучше прочувствовать все.

Наконец Чарльз поднял ее голову за подбородок и поцеловал. Нежно, едва прикасаясь губами к ее губам, как бы гладя их. Она прильнула к нему, и ему это понравилось – он почти осязаемо почувствовал, как с него спадает прежний груз.

Возможно, все было не так сложно, подумал он.

Возможно, такая близость – это то, что им было нужно обоим, подумала она.

– Вам хорошо со мной рядом, – сказал он, прислоняясь к стене и притягивая Джейн к себе. Она отклонила голову назад, и он увидел отвороты ее халата. – Что на вас надето под этим?

– О чем вы?

– Неужели я окажусь счастливчиком и увижу вас обнаженной?

Она откинула голову еще больше назад и улыбнулась. Ей нравилось, что он так поддразнивает, она понимала, насколько важно переменить настроение, понимала, насколько Чарльз нуждался в том, чтобы воздвигнуть какую-то преграду между собой и своими грустными воспоминаниями.

– Не обнаженной, – сказала она.

В кухне зазвонил телефон. Никто из них не обратил на это внимание.

– Что-нибудь кружевное и прозрачное, позволяющее видеть прекрасную фигурку?

– У меня? – Ее глаза широко раскрылись от удивления. Она могла еще допустить, что она привлекательна, но не считала себя знойной, сексуальной или соблазнительной. – Я вряд ли принадлежу к такому типу женщин.

Телефон продолжал звонить.

– Вы лучше. Телефон надрывался.

– Лучше? – покачала она головой.

Он взял ее за подбородок, чтобы обратить на себя ее внимание.

– Да. Лучше – страстная, опасная, ослепительная, – сказал он, улыбнувшись. – Это, вероятно, Балтер, – сказал он, быстро и горячо целуя ее в губы. – Я моментально.

Джейн приросла к полу, все ее чувства были взбудоражены. Ослепительная? Никто никогда не называл ее страстной и опасной, а тем более ослепительной. Она никогда не слышала, чтобы какой-нибудь мужчина употреблял такое замечательное слово при описании женщины.

Она обхватила себя руками и думала, что ей делать. Но Чарльз с самого начала ясно дал понять, что его не интересуют сексуальные отношения между ними. Он мог поддразнивать ее или даже расслабиться до такой степени, чтобы поцеловать, но она знала, что он всячески избегает глубоких интимных отношений, не стремится к ним. Он был и останется человеком, которого она нанимала, чтобы следить за Робертом. Честным профессионалом.

И все-таки сегодняшний день, вернее ночь, эти только что прошедшие мгновения изменили что-то в них. У нее не было никаких иллюзий о возможности чего-нибудь постоянного в их отношениях, она не была ни в чем уверена, но нечто новое определенно возникло между ними. Дрожь пробежала по ее спине, а щеки и шея вспыхнули. У нее промелькнула мысль, что сказала бы Джесси, увидев свою всегда осторожную сестру. Без сомнения, была бы шокирована. Джейн была старшей сестрой, которая спасала и брала на себя всю ответственность, сестрой, которая после разоблачения Роберта сказала, что ни один мужчина не стоит того, чтобы из-за него терпеть унижение быть обманутой.

Но теперь возник вопрос об увлечении. Что бы ни произошло между ними в Челси, в Челси и останется. Все интимные отношения останутся здесь, как и дом, кусты роз, за которыми ухаживала Джейн, калитка на веранде, которую соорудил Чарльз, чтобы уберечь Тома.

И несмотря на дорогое кольцо, которое она носила для того, чтобы убедительно играть свою роль жены публично, речь шла не о обязательствах, влюбленности или планах на будущее. Речь шла только о данном, конкретном моменте, не имеющем ни прошлого, ни будущего. Она не должна планировать свою жизнь с ним или беспокоиться о том, что он может обмануть ее, как Роберт.

Она пошла в кухню и остановилась в дверях. Ее пульс учащенно бился, и то, что в ее рассуждениях ей казалось правильным, вдруг вызвало тревожные вопросы. Что, если он просто дразнил ее, называя ослепительной? Что, если он напомнит ей, что не вступает в связь со своими клиентками? Что, если он будет сравнивать ее с Анной? Она отмахнулась от последнего вопроса, потому что знала, что если до этого дойдет, то она проиграет прежде, чем сумеет начать.

Никакого прошлого, никакого будущего. Лишь решимость получить наслаждение сейчас. Она прижала руки к груди. Даже через халат она смогла почувствовать, что соски грудей напряглись и стали чувствительными; она все еще ощущала вкус его поцелуя. Какое-то мгновение в ней боролись желание и сдержанность. Потом она вздернула голову. Она пойдет на это потому, что хочет этого. Ей не нужно было искать ни извинения, ни оправдания.

Он не выключал света, и она тоже не стала выключать. Он стоял спиной к ней. Полы его рубашки свободно болтались. Ему пора было подстричься. Ей очень хотелось запустить свои пальцы в его жесткую черную шевелюру. Она медленно пошла к нему. Она не слышала, что он говорил по телефону, она могла слышать только свое дыхание и шелест своего атласного халата.

Она остановилась за его спиной, стояла тихо, подбадривая себя. Затем, прежде чем она смогла осознать мотивы своего поведения, развязала пояс своего халата и сбросила его на пол. Подойдя ближе к нему, она запустила руки ему под рубашку. Он оцепенел, но не оттолкнул ее.

Джейн вновь подумала о том, что он сказал ей. Лучше чем прекрасная. Ослепительная. Ей хотелось ослепить его. Прежде чем она осознала последствия, она молча спустила руки к поясу его джинсов.

Он вздрогнул и выругался. Она в это время ловко притронулась к пуговице на поясе его джинсов.

Он застыл на месте, потом прикрыл микрофон телефонной трубки рукой и повернул голову.

– Ради Бога, Джейн…

Она улыбнулась и прижалась лицом к его спине. Она только коснулась его пуговицы, но его реакция ей понравилась. Она запустила большие пальцы своих рук за пояс его джинсов по обеим сторонам от ширинки. Она согнула остальные пальцы, просунула их вперед и схватила материал под ними, как будто хотела открыть молнию.

Он посмотрел вниз, затем опять повернул голову.

– Что, черт возьми, вы делаете? Она теснее прижалась к нему.

– Иду к вам, – сказала она полушепотом, радуясь собственным храбрым словам, чувствуя свою силу и уверенность Джейн Олден.

Чарльз серьезно посмотрел на нее, как будто чего-то не понял, но нельзя было ошибиться, что ее пальцы вцепились в его джинсы, а она прижалась к его спине. Хотя он знал, что должен избегать ее, он весь напрягся и покрылся холодным потом. Он плечом прижал телефонную трубку и попытался отвести ее руки в стороны.

– Ох, извини! Пришла Джейн, ей что-то нужно! – сказал он в трубку Балтеру.

Она улыбнулась, чувствуя себя дерзкой. Чем больше старался он отвести ее руки, тем крепче вцеплялась она в джинсы. Она поднялась на цыпочки и поцеловала его в шею влажными губами. Трубка соскочила с его плеча и ударилась о стойку. Его самообладание улетучивалось. Он не пытался сохранить его и оставил все попытки вытащить ее большие пальцы у себя из-за пояса.

Подобрав трубку, он быстро заговорил:

– А Прескотт был у него на хвосте весь день? Джек точно был и остался в Харборе? Колоссально! Передай Прескотту, что он реабилитировал себя, после того как в расследовании по делу Метто не мог оторвать от стула свою задницу. Хорошо! Я передам ей. Пройдет несколько дней – и расследование будет закончено? Великолепно! Джо, благодарю. Я признателен за это и знаю, что Джейн будет тоже благодарна.

Он повесил трубку. Не двигаясь и не пытаясь освободиться из ее рук, он сказал:

– Вторую половину дня и вечер Джек потратил на уборку своей квартиры. Кэл Прескотт, которому поручено следить за ним, наблюдал за Джеком из квартиры дома на противоположной стороне улицы, на которой живет Джек. Он не отлучался со своего поста до семи часов вечера.

Джейн почувствовала опустошающее облегчение. Человек, которого она видела, не был Джеком. Он мог быть дурным предзнаменованием или Бог знает кем, но он не был Джеком.

Она закрыла глаза и прижалась щекой к спине Чарльза. Нет ни прошлого, ни будущего, только эти мгновения! Она медленно разжала пальцы и широко расставила их по обеим сторонам от молнии на его джинсах.

– Джейн… не надо… – У Чарльза перехватило дыхание.

– Вы говорили, что мечтаете обо мне, хотели бы, чтобы я коснулась вас, что я возбуждаю вашу чувственность.

Как ни одна из женщин, в отчаянии подумал он, даже Анна. Но он не мог сказать этого Джейн.

Он снова попытался отвести ее руки, но напрасно.

– Дорогая, вы не хотите этого!

– Нет, я хочу! А разве ваши слова означают, что вы не хотите?

– Они означают, что то же самое не повторится потом!

– В чем будет различие?

– Мы будем заниматься снова и снова только этим!

Джейн заколебалась. Честно говоря, она не думала о том, чтобы это было снова и снова.

– Может быть, вы не будете, я имею в виду, что это не будет настолько великолепным… таким ослепительным.

– Для мужчины самым невероятным является такой поворот событий, когда женщина сама приходит к нему, разгоряченная желанием. Я не имею в виду проститутку или какую-то бесстыдную женщину, все движения которой хорошо отрепетированы, я говорю о женщине, которая осмотрительна и ответственна и поступает так потому, что это естественно.

Джейн нахмурилась. Его слова звучали красиво, но разве он сказал что-нибудь новое? Такое, чего он не мог сказать прямо? Неужели он говорил, что она хочет его больше, чем он хочет ее? Разумеется, он не довел ее до взрыва страсти и не отнес ее на кровать. Может быть, она неправильно истолковала его сигналы? Может быть, он поддразнивал ее, говоря, что она ослепительная?

Джейн почувствовала, что к ней возвращается неуверенность в себе, быстро исчезает ее возбуждение. Она оказалась дурочкой.

Она ослабила свои объятия, и Чарльз воспользовался случаем, чтобы повернуть ее к себе лицом и посадить на стойку. Ее ноги были обнажены до бедер. Он уставился на то, что, по его мнению, должно было быть заманчивой ночной сорочкой, и понял, что то, что было на ней надето, было еще более сексуальным и соблазнительным. Это пронзило его, опрокинуло его клятву, данную самому себе, – «держать дистанцию», – и схватило за сердце.

Он смотрел на знакомую серую хлопчатобумажную рубашку с открытым воротом, ткань которой приподнимали холмики ее грудей. Его здравый смысл боролся с возбуждением, вдребезги разбивая его самообладание.

– Вы в моей рубашке?

– Да.

– Почему?

– Мне было холодно. – Она сжала колени и натянула полы рубашки. – Я надеваю ее каждую ночь с тех пор, как вы дали ее мне, – ответила она. Она смотрела на него, как бы ожидая дальнейших действий.

– Должен ли я сказать что-нибудь совершенно очевидное, например, что я могу согреть вас лучше, чем моя рубашка?

Она быстро скользнула вперед и уперлась коленками ему в живот. Она раздвинула ноги и посмотрела на его полурасстегнутые джинсы.

– Вы приняли уже решение быть благородным и сказать «нет», – промолвила она, как будто соглашаясь с неизбежным. В ее голосе определенно прозвучало разочарование. Потом она посмотрела на него.

Он уставился на нее долгим взглядом, погружаясь в глубину ее прекрасных янтарных глаз. Его решимость не прикасаться к ней разлеталась в прах. Он решил быть несколько грубоватым.

– Когда это было у вас в последний раз?

– Еще с Робертом.

– Три года назад! Боже мой, вас можно назвать девственницей!

– Извините! – резко ответила она, чувствуя неловкость и как бы защищаясь.

Чарльз моментально понял, как прозвучали его слова: оскорбительно и бесчувственно. Его голос смягчился:

– О, дорогая, об этом не стоит сожалеть, но три года – это большой срок. Возможно, я слишком самовлюбленный человек и могу причинить вам страдания. – Когда она задрожала, он выругал себя за откровенность. – Следующий опыт у вас должен быть с человеком, которого вы любите, – сказал он, как будто сам не хотел оказаться именно тем человеком, которого она любит.

Она пристально смотрела на него.

У Чарльза был опыт обращения с женщинами, и разумеется, с Джейн у него было не просто шапочное знакомство, особенно после того, что произошло на пляже. А вот здесь, сейчас, речь шла о главных взаимоотношениях мужчины и женщины. Он предполагал, что Джейн будет вести себя так же, как и другие женщины, у которых в течение трех лет не было сексуальной жизни. Она согласится с его доводами, возможно, немного покраснев при этом…

Как раз в тот момент, когда он собирался помочь ей спрыгнуть со стойки, она толкнула его в грудь, и он отступил назад, застигнутый врасплох.

Ее глаза сейчас были наполнены влагой. Но это не были слезы замешательства. Она была в ярости.

– Вы не хотите этого, правда? Почему вам просто не сказать об этом? Почему бы вам не поступить честно, а не пытаться искать какие-то предлоги? Вы не хотите меня, Чарльз.

– Джейн, послушайте… – Он пытался схватить ее за руки, но она отбивалась.

– Я, черт возьми! Я… Вы точно дали понять, – говорила она, задыхаясь. – Ну и ладно, я вас не хочу тоже.

Затем, прежде чем он успел остановить ее, она схватилась за кромку рубашки и стянула ее через голову.

– Боже правый! – пробормотал он, закрывая на секунду глаза от открывшейся перед ним картины.

Ее кожа блестела, как слоновая кость, груди со стоящими розовыми сосками поднимались и опускались. Его взгляд жадно скользнул от поясницы вниз по животу к мягкому бугорку между бедрами. Он впитывал в себя эту картину так, как если бы впервые ощутил голод и жажду. Ему не нужно было ни видеть, ни ощущать запах ее духов – его плоть восстала, как бы стремясь к удовлетворению, которое ему не могла дать ни одна женщина, кроме нее. Неудивительно, что он сражался за то, чтобы заняться любовью! Неудивительно, что он сражался за нее!

Она скомкала рубашку и бросила ему в лицо.

– И мне не нужна ваша чертова рубашка тоже!

Чарльз отбил ее рукой. Она попыталась соскользнуть со стойки, но он схватил ее за бедра и притянул к себе. Соприкосновение с ее нежным, теплым треугольником внизу ее живота отбросило к черту всю его сдержанность.

Они уставились друг на друга. Волосы у Джейн спутались, глаза блестели и замирали от страха. Его руки жадно ощупывали ее бедра и нежно касались грудей. Он напряженно следил за ней, пытаясь уловить малейший признак отказа. Он надавил большими пальцами на ее соски. Она закрыла глаза, изогнулась перед ним и откинула голову назад.

В нем бушевало древнее чувство влечения к женщине. Она прижалась к нему, запустила пальцы рук в его густые волосы. Ее шепот, прерывистые и грубые слова отзывались страстной дрожью на его губах:

– Я хочу страстно целовать тебя вновь… и вновь… и…

– Давай… Джейн, ослепи меня…

Их губы слились. Не было никаких нежных прикосновений, никаких искусных касаний кончиками языка, никаких медленно соблазняющих звуков и вздохов.

Он поднял ее со стойки, когда ее ноги обвивали его бедра, а руки жадно перебирали его волосы. Повернувшись, он прислонился к стене. Она издавала какие-то еле слышные всхлипывания, отдававшиеся в нем громовым эхом, когда он целовал ее подбородок и шею.

Джинсы соскользнули с него и освободили его плоть. Джейн немного опустилась пониже его живота и с жадностью приняла его в свое лоно.

Девочка моя… девочка моя, думал он, вздрагивая от неистовых содроганий ее распятого тела, считая, что ему не нужно ничего делать, как только подчиняться ей. Он набрал полную грудь воздуха. Тактичность и изысканность манер были забыты. Существовала только неистовая страсть. Ее губы припухли и стали алыми, а его – страстными и жадными. Ее лицо стало влажным, его тело лоснилось от пота. Волны страсти беспрерывно накатывались на нее, и он чувствовал их внутри себя. Он старался проникнуть все глубже в ее лоно, как ненасытный наркоман.

– Я могу сделать тебе… – прошептала она, скользя вверх и стремительно опускаясь.

– Боже, прекрасно! – Он схватил ее бедра, почувствовал, как выгнулась ее спина, и он в последний раз напрягся. Оргазм потряс все его существо. За ним последовал ее оргазм. Оба были вымотаны, задыхались и чувствовали страшную слабость. Как они оставались стоять, Чарльз не понимал, однако он точно знал, что все было совершенно правильно.

Такое никогда не повторится!

Долгие минуты они не говорили друг другу чи слова. Чарльз продолжал крепко обнимать ее, прижимая к себе. Ему хотелось бы находиться в таком положении с ней всегда. Ее шея была влажной, руки продолжали обнимать его. Ее дыхание касалось его щеки, было теплым, сладким и почти неслышным.

Потом они почувствовали, что между ними возникла неловкость, и Чарльз почти физически ощутил какой-то страх. Он не знал, как сказать ей, насколько она была ослепительной, просто не мог. Не сейчас, когда все их чувства гармонично слились, а тела испытывали изумительно приятное блаженство удовлетворения.

Он обещал себе не заниматься любовью с ней, и все же это произошло. Чарльз понимал, что его связь с Джейн Мартин – не просто нарушение принятых им запретов в профессиональных отношениях с клиентами, да и то, что у него произошло с ней, не просто секс. Все это случилось потому, что он хотел, чтобы она принадлежала ему вся и навсегда.

Как было бы просто, если бы все их горячие переживания оказались чистым сексом!

– Чарльз… – Джейн подняла голову, и он мгновенно поблагодарил Бога за то, что было темно. Он не хотел, чтобы она увидела его лицо.

Он медленно опускал ее на пол, все еще продолжая прижимать к себе. Джейн дрожала, и он обхватил руками ее спину. Она дрожала от холода, и Чарльзу захотелось согреть ее. Он поднял с пола рубашку.

– Послушай, Джейн, позволь мне надеть это на тебя, – тихо сказал он, с удивлением отметив хрипоту в своем голосе.

– Извини… я не должна была… – сказала она, приподнимаясь, и покачала головой.

Он знал, что она хотела, чтобы он успокаивал ее, и проклинал себя за то, что не сделал этого. Прошло слишком много времени, и подходящий момент для высказывания любви был упущен.

Чарльз подтянул джинсы и застегнул молнию. Стараясь говорить ровным голосом, он сказал:

– Я не должен был этого допустить. Я не мальчишка с неуправляемыми гормонами.

Чарльз наблюдал за ней, стараясь держаться в тени. Он понимал, что заставил ее страдать, знал, что должен был помочь ей собраться, взять ее на руки и отнести к себе в постель.

– Это не имеет никакого значения, – сказала она, сдерживая волнение.

Он стиснул зубы, чтобы не сказать ничего больше. Имеет, дорогая! Имеет, черт возьми, и очень большое! И это было ужасно! Но он сказал только:

– Уверен, мы просто забудем об этом. Чарльз намеренно не двигался с места, пока она не подобрала халат и не выбежала из кухни.

Оставшись один в темной пустой кухне, Чарльз выругался. Теперь он знал причину своего страха. Как-то недавно он позволил себе поверить в фантазию, которую они сами себе придумали. Он позволил себе поверить в высокую цену любви и брака и всего остального навеки.

Джейн Мартин добилась того, чего ни одна женщина, даже Анна, не могла добиться.

Она навсегда вошла в его сердце.