"Помни о микротанцорах" - читать интересную книгу автора (Герасимов Сергей Владимирович)15Парк развлечений был пуст и безжизнен, лишь два скучающих робота-швырялки перебрасывались от скуки несколькими столиками и стульями, взятыми здесь же, в пустом кафе. Швырялки обычно подбрасывали людей в воздух и даже могли, совершенно безопасно, жонглировать четырьмя или пятью одновременно. Один из швырялок протянул руку к Гектору, но тот отказался. Ему нужно было подумать. Дверь в гаражи была не заперта. Гектор вошел в полутемный спускающийся коридор. Здесь все выглядело и даже пахло, как в обыкновенном подземном гараже. Несколько скучных техников возились с машинами. – Вам кого? – спросил один из них. – Выпить воды, – ответил Гектор условной фразой. – Тогда вторая дверь направо, – там есть кран. – Пейте, сколько хотите. – Спасибо, – сказал Гектор и пошел к шестой двери налево. За этой дверью был лифт, ведущий вниз. Старец Федор принял его, сидя в кресле. За прошедшие месяцы он сильно сдал. – Я рад, что ты пришел, – сказал старец. – Я ищу ответ. – Ты его найдешь. Найдешь непременно. Ты хочешь знать, что тебе делать? – Да, – ответил Гектор. – Ты понял, что не сможешь выбраться сам? – Да. – Так всегда и бывает. Мы поможем тебе. Ты бишься смерти? – Нет. – Но ты боишься смерти своих близких. – Да. – У тебя нет идеи, которая бы вела тебя. Поэтому ты не знаешь, в какую сторону тебе идти. Ты мечешься как щепка на волнах, но ты не приближаешься к своей цели, потому что у тебя нет цели. Я прав? – Да. Старец успехнулся. – Я так и знал, – сказал он. – Я знал, что ты скоро придешь… Отдельный человек как лист на дереве – как он красив, когда он юн и свеж, он блестит, пахнет и растет, он растет так быстро и свободно, что кажется, ничто его не сможет остановить. Весной почка как будто взрывается новыми листьями. Но проходит время и лист перестает расти. А потом он пожухнет и отпадет. И это все было бы бессмысленно, если бы после опавших листьев не оставалась новая выросшая ветка, на которой вырастут новые листья и продолжат ее в новом цикле рождения и смерти. Человек подобен листу, а идея подобна ветке или стволу дерева. Своей жизнью и смертью человек двигает идею вперед, даже если он сам это и не понимает. Без этого его жизнь не имеет ни ценности, ни смысла. Лист может и не видеть ствола, но он питает ствол и умирает ради него. Ствол поддерживает его, придает направление и значение. Пока отдохни, ты очень устал. Нам некуда спешить. Отдохни и подумай о моих словах. Мы поговорим после ужина. Ужин у нас в шесть. Ты можешь поесть в своей комнате, а можешь вместе со всеми. Комната 404 была небольшой и напоминала каюту космического корабля. Дверь закрывалась герметично. Два видеоиллюминатора со стереоизображением. Гектор выбрал из списка и настроил иллюминаторы на «подводное путешествие». За «окнами» стали двигаться синхронные изображения подводного мира. Эти муравьи не просто рыли тоннели, они владели высокими технологиями. Из списка звуковых деликатесов он выбрал шум дождя и закрыл глаза. На оранжевой изнанке век замигали картинки: убегающий лизард, голова ящера и дети, бьющие друг друга зелеными дубинами. Но отодохнуть ему не дали. Раздался тихий стук в дверь и, не дожидаясь разрешения, в каюту вошел смутно знакомый Гектору человек. – Привет, – сказал он и сел в единственное свободное кресло, которое сразу же удобно подставило свои мегаморфные подлокотники. – Мы знакомы? – удивился Гектор. – Еще как знакомы. – Мне тоже так кажется. Но у меня плохая память на лица. Я не припоминаю. – Плохая память на лица – признак всех творческих людей. – А вот теперь помню. Ты сказал мне это десять лет назад. Или больше? – Больше. Теперь вспомнил, как меня зовут? – Как тебя зовут, – ответил Гектор, – ты наверное, уже и сам забыл. Когда мы виделись в последний раз, у тебя была кличка Джото. Великолепный Джото. Полковник Джото. Недосягаемый идеал для всех новичков. Но то было давно. Что случилось с твоей внешностью? – Год непрерывной маскировки, – ответил Джото. – Это так быстро не проходит. – Принимал таблетки? – Да. Такие себе гуинпленчики долгого действия. Каждой таблетки хватало, чтобы изуродовать меня на сутки. Мое лицо так к этому привыкло, что чужие морщины не желают разглаживаться. Но это нормально. Через месяц или два я стану собой. – От кого ты прятался? – Неужели нам с тобой не от кого прятаться? Джото сделал знак рукой и над столиком повявилось два запотевших бокала. – Это за встречу, – сказал он. – Настоящий акоголь, а не пятиминутная гадость, которую все пьют сейчас. Но нам с тобой пьянеть нельзя. В этой таблетке – нейтрализатор. Выпьешь через полчаса. О чем это я? Да, нам с тобой есть от кого прятаться. – Понятно. Можешь не говорить. Но твое лицо меня сбивает. Как наши? Видел кого-нибудь? – Еще двое работают здесь. – Работают? – Да. Мы ведь профессионалы. Платят и мы работаем. – Кто? – Полудяи и Блэйк. – Блейка я не помню. А что Полудяи? – Постарел и половина внутренностей – протезы. В том числе глаза и все лицевые мышцы. Но внешне смотрится нормально. – Что с ним случилось? – Потерял бдительность и попался. Его пытали, потом бросили в топку. Головой вперед. Он тебе сам расскажет. Он любит об этом рассказывать. Как идет время, да? – Ты ничего не спрашиваешь обо мне, – заметил Гектор. – О тебе я все знаю. Ты же был на виду. Честно говоря, я удивлен, что ты так мало сделал за столько лет. – О чем ты? – О тебе, – сказал Джото. – Ты ведь гений, в своем роде. – С каких пор ты стал льстецом? – Серьезно? – Серьезно, – ответил Гектор. – Тогда давай расставим все по своим местам. Ты здесь не по собственной воле. Ты здесь потому, что ты нужен. Ты необходим. Без тебя здесь не справятся. Ты единственный, кто может помочь. Ты можешь сказать, что единственных людей не бывает. Правильно, не бывает, если мы говорим о ПРОСТО людях, таких, какими их создала матушка-природа. Она печатает людей большими пачками и всех делает примерно одинаковыми. Если только ей не помочь. Земечаешь, куда я клоню? А помочь можно по разному. Помнишь аварию двадцать седьмого года? Зима и твой снегоход проваливается под лед. На улице минус двадцать три. Ты даже не успел включить сигнал тревоги. Спустя десять минут ты на операционном столе. Еще семь дней ты остаешься без сознания. Зато потом все функции полностью восстанавливаются. Ты знова здоров и свеж, как младенец. Помнишь, как это было? – Саму аварию вспоминаю с трудом. Провал. Помню пар своего дыхания в свете прожектора, иней по краям шлема и чистый, какой-то нематериальный объем огромной пустой ночи. Потом провал. – До сих пор провал? – Меня же тогда едва вытащили, – ответил Гектор. – А что, если это была не авария? – спросил Джото. – Вряд ли. Кому нужно было убивать меня, совсем глупого неопытного новичка? Зачем? – Убивать? Но зачем же убивать? – Стоп, я понял, – сказал Гектор. – ты намекаешь, что это подстроили, чтобы встроить всавить в меня генную модификацию без моего ведома и согласия? – Ну, так было нужно. – Тогда подонки вы все. Кто об этом знал? – Я, – ответил Джото, – я и еще пару человек. Ребята, выполнявшие операцию, не знали, с кем работают. Не я принимал такое решение, так что не злись. – Что со мной сделали? – спросил Гектор. – А тебя не удивляло, что за два года после того ты принял участие в десяти проектах и все они сразу же сдвинулись с мертвой точки? Как только ты сдвигал один проект, тебя сразу же перебрасывали на следующий. Ты работал с Мегаортом, с проектом «Кварц», в трех биоразработках, в программе психической войны, еще… – Я помню где я работал, – прервал его Гектор, – не нужно перечислять. Еще я помню, что ты был всегда где-то рядом. Так что вы сделали, чтобы превратить меня в волшебную палочку? Что вы модифицировали? – За эти годы технология модификации сильно продвинулась, – сказал Джото. – Да ты пей, пей, не отравлено… Но даже сейчас никто не возьмется за модификацию единственной черты, так, чтобы не затронуть что-нибудь еще. Особенно, если речь идет о модификации мозга. Слишком рисковано. У нас с тобой получилось. – Что получилось? – Мы создали из тебя машину идей. Когда все идеи исчерпывались, ты всегда выдумывал что-нибудь новое и неожиданное. Помнишь? Ты, наверое, гордился и считал это своей заслугой? На самом деле всего лишь один из транзисторов в твоем мозгу раскалялся в три раза сильнее, чем это было положено от природы. Тебя не мучали головные боли? Если мучали, то уж извини. – Почему выбрали меня? – Ты был совершенно здоров физически. Ты был самым молодым и имел перспективы прослужить дольше всех. Ты был самым надежным вложением капитала. Ты был хорошо образован, послушен, не имел вредных привычек. Идеальный новичок с хорошими шансами на карьеру. Твой коэффициент врожденной креативности был несколько выше нормы. – Насколько выше? – Я не помню. Процентов на пятнадцать. То есть, да, поначалу было сто пятнадцать процентов. После модификации зашкалило, стало больше трехсот. После этого тебя постоянно использовали в тупиковых проектах, то есть в таких, которые зашли в глухой угол – там, где никто не мог ничего сделать. И каждый раз ты находил неожиданное решение. Ты стал идеальной машиной для гипотез. И мы загрузили тебя на полную катушку. К слову, ты был шестой попыткой. – Шестой? – До тебя модернизировали пятерых. Все пять попыток были неудачны. Первые четыре не удались полностью. В пятой мы использовали гражданского. Мы повысили его креативность, но затронули тело: он стал быстро толстеть и изменилась форма пальцев. Кроме того, он стал очень нервным и получил сексуальное расстройство. Его не удалось использовать, увы. Мы блокировали его память, выплатили гонорар и отпустили. Я до сих пор помню его фамилию, она странная. Его звали Дюдя. – Интересно, что он наизобретал за это время? – Ничего особенного, иначе бы мы об этом знали. С тобой нам очень повезло. Ты превосходно работал два года, пока какой-то идиот из штаба не использовал тебя в новом эксперименте. – Джек? – Джек. После этого ты стал бесполезен. Твоя креативность слегка упала и нарушились некоторые другие функции. Я до сих пор считаю, что было большой ошибкой дать Джека именно тебе. – Но был еще один Джек, – заметил Гектор. – Кому он достался? – Ну мало ли кому? Например, мне. – Ты не носишь бороду. – Конечно, – сказал Джото. – Я не знаю, кому достался второй Джек. Но это обязательно должен быть человек с бородой… Ладно, отдыхай. Я пойду. – Постой. – Да? – Почему ты работаешь на них? Деньги? – Само собой. – Это не ответ. – Я работаю на них, потому что они платят, я же профессионал. Еще я работаю на них потому, что мне это интересно. И самое главное, я работаю на них потому, что они правы. Ты это еще поймешь. Лаборатория была прекрасна. Здесь имелось все и все было очень современно. Техника стоила громадных денег. Огромная рабочая площадь. Гектор прошел несколько секторов. Его везде пускали. – Ничего себе, – сказал он, – я не вижу конца. Это где-нибудь заканчивается? – Не уверен, – ответил Полудяи. – Никто не видел всей лаборатории и никто не знает где последняя комната. Разве что старик. – Здесь можно сделать все и еще два раза по все. – Конечно. – Тогда зачем все это? Только для борьбы с борчихами, с РБЗЖДистками? – Ну да. – Старик мне об этом говорил. Но борчихи завелись совсем недавно. Год, может быть, полтора. Допустим, немного раньше сущестовали их незарегестрированные кружки. Но они не представляли опасности. А эта лаборатория строилась много лет. Тогда зачем она строилась? – Спроси у старика. Может быть, он тебе скажет. – Обязательно спрошу. – Старик в тебя верит, – серьезно сказал Полудяи. – Почему ты так о нем говоришь? Почему вы все так о нем говорите, как будто он бог? – Он создал все это. – Ну и что? – Может быть, он не бог, но он больше чем человек. Разве ты это не чувствуешь? – Нет. – Значит, еще не пришло время. Или ты просто не прошел обряд посвящения. Ну конечно поэтому. – Стоп, – сказал Гектор, – что за обряд? – Для каждого это особенная процедура. Очень торжественно. И очень символично. Только после этого тебя допустят к работе. – А если я не соглашусь? – Согласишься. Здесь умеют уговаривать. – Как это было с тобой? – Ну, я не смогу этого точно описать, – начал Полудяи, – главное не процедура, главное – внутреннее чувство, то, как ты это воспринимаешь. Это не похоже ни на что. Что касается формы, это слегка напоминало посвящение в рыцари. К этому нужно готовиться. Нужно пройти несколько ступеней посвящения. Я сейчас на третей ступени. Причем это не просто слова. До и после каждого посвящения ты проходишь полное сканирование кортикальных отделов мозга – и любое жульничество исключено. Это необходимо. – Конечно, – сказал Гектор, – сюда нельзя допусить чужого. Но меня пустили. – Тебе еще не разрешили работать. – Да, но я уже много видел. – Ты боишься? – Как тебе сказать? Всадник не отвечает за дрожь коня, как писал кто-то из старых авторов. – Я не обижаюсь, – сказал старик. – Многие сопротивляются. Многие, и почти каждый поначалу сопротивляется в душе. Но знаешь, почему они перестают сопротивляться? – На них давят, почему же еще? – ответил Гектор. – Давят, если нужно, – усмехнулся старик. – Но не только поэтому. Потому что жизнь бессмысленна. Сколько бы мы не искали смысл, его нет. Что бы ты ни делал, ты умрешь и все исчезнет, сразу, через год или через тысячу сто пятьдесят три. Для вселенной это ничто. Кто-то понимает эту истину отчетливо, а кто-то смутно, вмеру своей тупости. Кто-то вообще не понимает, а лишь чувствует безотчетный ужас, как поросенок, которого везут на бойню. И он может визжать как поросенок или спокойно спать в теплом углу, это дела не меняет. Нож времени уже занесен, и он режат чисто, не остается ничего. Но есть единственный способ найти смысл. Этот способ – служение. Служение чему-то большему, чем ты сам. Родитель служит своему ребенку и оставляет его после себя. Художник служит служит своим созданиям и оставляет их после себя. Все остальные служат своим идеям, своим служением они усиливают эти идеи и распространяют их. И эти идеи останутся после них. – Я это уже слышал. Меня это не убеждает. – Я могу доказать тебе гениальную и простую вещь, – скзал старик. – Ты ученый, ты веришь в экспериментальные доказательства. Ты получишь доказательство. – Доказательство чего? – Для начала доказательство того, твой мозг – не вместилище разума. Твой мозг всего лишь материальный агрегат. А твой разум – всего лишь идея, чистая идея. Твой разум использует материю твоего мозга, чтобы проявить себя в этом мире. Когда ты умрешь, твой разум исчезнет из этого мира. Но это не значит, что он разрушится или умрет. Что, если я докажу тебе это? – Я буду потрясен. – Ты ведь много думал об этом. – Не так уж много, – ответил Гектор. – Вы можете угадывать мои мысли? – А потом я докажу тебе другое. Я докажу, что твой разум не может пользоваться твоим мозгом в одиночку. Ему нужна помощь. Ему нужна идея. Идея – как смазка, как амортизация между веществом и духом. Идея существует на грани между тем и этим мирами. Она не вещественна, но она принадлежит к миру вещей. Все, что ты видишь, слышишь, понимаешь и делаешь, проходит сквозь эту идею. Но, если у тебя много мелких идей и ни одной настоящей, ты не можешь видеть ничего, кроме неопределенной мути. Так непрозрачен снег, потому что он состоит из множества отдельных снежинок. Он стоит его расплавить или спресовать в лед, как он становится идеально прозрачным. Стоит твоим мелким разрозненным идеям слиться воедино, и ты впервые обретешь способность видеть. Ты увидишь истину. Что, если я докажу тебе это? – Здорово, – сказал Гектор, – этот наездник уже сидел у меня на шее. Я чуть было не позволил набросить на себя уздечку. У вас есть харизма, есть дар убеждать и ужасная гипнотическая сила. Вы могли бы выступать в цирке. Это от природы или развивается с помощью тренировок? – Это от веры, – сказал старик и улыбнулся. – Только вера может творить чудеса. Пока ты не веришь, чудес не случится. Но мы только начали наш разговор. Все три тела оказались довольно потрепаны. – Судя по ранам и следам зубов, их погрызли волки, – объяснил Джото. – Но они еще живы. Все, что получится сохранить, посадим на биоконтакт. Для работы нам нужны живые ткани. – Их нельзя восстановить? – На это ушли бы месяцы и очень много денег. Это ведь просто сброд из бригады по расчистке. Каждый день звери убивают там человек десять или двадцать. После каждого такого случая люди разбегаются. Некоторые тела нам удается подобрать. Мы имеем уникальную возможность работать с живыми человеческими тканями. Признайся, ты ведь тоже всегда об этом мечтал? Я знаю, что мечтал. Нет, нет, только не надо морализировать. Смерть человека ужасна, потому что она означает уничтожение чего-то невосстановимого. Потенциально это нечто может оказаться бесценным. Именно поэтому нас так пугает смерть. Но на самом деле смерти нет. Информация не исчезает. Сейчас ты это увидишь. Они вошли в лифт и спустились на два этажа. – Здесь тоже лаборатория? – спросил Гектор. – Что-то вроде. Здесь блок, где мы работаем над пересадкой сознания. Помнишь того маленького танцующего урода, которого мы записали и ввели в сеть? Это было десять лет назад и все это время мы не стояли на месте. Сейчас мы умеем переписывать сознание с одного мозга на другой. Прямая запись на биологический носитель. – А на диск? – На диск невозможно. Диск может хранить лишь информацию. Но личность человека это не только информация, это еще и дух. Дух это вешь нефизическая и нематериальная. Поэтому на диск мы пишем только простенькие вещи, например, конкретные воспоминания детства. У нас уже есть очень хорошие библиотеки воспоминаний. Мы их пополняем и делаем записи с каждого тела, которое к нам попадает. Мы можем выбирать из них лучшие, а ненужные стирать. Потом их снова можно записать на биологический носитель. – То есть, на мозг? – То есть, на мозг. Но дух невозможно записать. Его можно только пересадить, как цветок из одного горшка в другой. Нельзя сделать две одинаковых души. В этом вся суть. Душа существует сама по себе. А наше тело – это прибор, который она использует, чтобы двигаться, говорить, чтобы что-то делать, чтобы проявить себя в этом мире. Можно уничтожить один прибор и дать душе другой. Мы воспринимаем это как пересадку или перезапись души с одного тела на другое. Но нельзя размножить одну душу на два тела. И ее нельзя записать на диск. – А в сеть? – А в главную сеть можно. Главная сеть это же не мертвый носитель информации, это уже давно особая форма жизни. Совершенно непонятная нам форма, кстати. Мы пытались работать с сетью, но после того случая с танцующим карликом ничего не получилось. Сеть сопротивлялась. Она научилась предугадывать наши действия и заранее действует сама. Формально мы можем ее заставить, но на практике ничего не получается. И не получится, пока она не хочет. Она в тысячу раз умнее и изобретательнее, чем человек. – Ты обещал мне что-то показать, – напомнил Гектор. – Конечно. Для этого мы сюда и пришли. Садись, сейчас я подготовлю систему. Это займет минут пятнадцать. Помнишь, карлик умер, когда мы ввели его сознание в сеть? Мы никак не могли понять почему. А ответ был прост. Это была не запись а пересадка. Режим MOVE вместо режима COPY. Режим COPY невозможен. – Что ты на меня так смотришь? – спросил Гектор. – Ты мне ничего не хочешь сказать? – Ничего. – Точно ничего? – спросил Джото. – О чем ты? – Ладно. Ни о чем. – Здравствуйте, меня зовут Морта, – прозвучал мелодичный женский голос. – Вам нравится мое имя? Оно означает «смерть». – Она отлично дрессирована, – сказал Джото. – Лучше невозможно. И все равно она сохраняет собственную волю. Ее голый мозг вместе с сосудами ты можешь видеть в этой ванне. Мы отлично его питаем и снабжаем информацией. Кстати, информация питает мозг так же как и кислород. Он умирает и без того и без другого. Пять минут без того или другого для нее смертельна. А вот в тех ваннах – четыре абсолютных генетических копии мозга Морты. – Ее действительно звали Мортой? – спросил Гектор. – Да. В жизни она была активным членом РБЗЖД. Мы раздобыли ее пять месяцев назад. Еще два месяца ушло на дрессировку и отладку рефлексов. Тогда мы захватили целый отряд, или боевое звено, у них это так называлось. Еще тогда они готовились к будущему уничтожению лесов. Это звено неосторожно углубилось в лес, там мы их и взяли. В то время борчихи еще не пришли к власти и они не могли по-настоящему расследовать это происшествие. С тех пор мы их частенько отлавливали, но только по одиночке. Сейчас они намного осторожнее. С Мортой нам повезло. У нее была потрясающая любовь к жизни. – Поэтому вы ее убили? – Поэтому мы убили всех остальных. Она до сих пор жива. Понимаешь, все люди любят жизнь по-разному. Одни чуть-чуть, другие сильно, третьи, и таких немного, любях жизнь до безумия. Они любят жизнь не потому, что в жизни есть что-то хорошее. Жизнь для них просто самоцель. Любовь к жизни – это врожденное качество. Это зависит не от самой жизни, не от условий жизни, не от генов, это характеристика той души, которая в данный момент пользуется телом. Ей нужно быть на земле во что-бы то ни стало. Таких людей мало, но их можно найти. Они цепляются за жизнь даже когда висят на последней ниточке, даже если нет никакой надежды, даже если жизнь превратилась в вечный ад. Морта была именно такой. Поэтому она идеально подходила для пересадки сознания. – Как это происходит? – Без всяких материальных носителей. Насколько я знаю, это первый достоверный опыт общения с тем миром, который когда-либо был у людей. Мы можем повторять эксперимет хоть тысячу раз. Результат один и тот же. Мы действуем на болевой центр. Существует определенный порог боли, который мозг способен выдерживать. Одновременно мы отключаем кислород. В некоторый момент наступает клиническая смерть, которая довольно точно имитирует реальную смерть. Мозг, как физическое устройство, перестает существовать. Биоритмы исчезают. Физически она мертва. Но ее дух не исчезает. Он продолжает находиться здесь, в этой комнате. Как рассказывает она сама, душа взлетает и держится вверху, под потолком. Душа приобретает способность видеть и слышать, хотя нет ушей и глаз, а электронные модели этих органов отключены. Это состояние может длиться несколько минут. После этого мы активируем любую из четырех копий ее мозга и душа возвращается. Но она уже возвращается в другой мозг. Мы проделывали это десятки раз. – Вы пробовали экранировать мозг? – Конечно. Мы экранировали как угодно. Ставили даже танковую броню, свинец и абсолютный отражатель нейтронов. – Ничего? – Ничего. Душа проникает сквозь любую преграду. – А поля? – Пробовали любые поля. – Если включить два мозга сразу? – Включали. Душа входит в один из них. Обычно в тот, который ближе, Но не обязательно. Тут дело совсем в другом. – Насколько сильно нужно включать боль? – спросил Гектор. – Вначале включали очень сильно. Но вскоре она научилась выходить из мозга даже при небольшой боли. Мы смогли натренировать ее на выход из тела. Сейчас она входит и возвращается гораздо легче. Достаточно небольшой боли и двухминутного удушья. – Морта, – спросил Гектор, – почему ты соглашаешься на это? – Я хочу жить, – ответил голос. – Видишь, – сказал Джото, – я же сказал, что она отлично дрессирована. Мы подключились к мозговым точками боли и удовольствия и поддерживаем нужные рефлексы круглосуточно. Она сделает все, что ты захочешь. – Но это значит, что духа в ней не осталось, – земетил Гектор. – дух означает свободу воли. Дух означает сопротивление и борьбу во что бы то ни стало. – Морта, – негромко сказал Джото, – если бы у тебя была возможность сделать то, что ты хочешь, что бы ты сделала? Приказываю отвечать честно. – Я бы взяла ржавый нож и выковыряла им твои глаза, – сказала Морта тем же тихим и мелодичным голосом, с глубокими лотками ласки, – а потом сделала бы то же самое с каждым из вас. – Вот тебе и свобода воли! – засмеялся Джото. – Превосходно, правда? – Три дня назад, – сказал Гектор, – я шел на работы по раскорчевке и слушал, как некий человек рассуждает о Ницше. Тот человек был хлюпиком и ничего не понимал в жизни. На мгновение мне стало его жаль. Я бы мог его защитить, если бы пришлось. А сегодня я узнал этого человека в одном из трех тел, растерзанных волками. Тех еще живых тел, которые ты мне показал. – Ты о чем? – не понял Джото. – О том, что жизнь и смерть намного сложнее, чем твои опыты в пробирке. – После того случая, когда вы выпустили креветок, – сказал Джото, – мы вмешались и немного поправили ситуацию. Нам удалось найти и изолировать около двухсот из них. То есть, где-то половину. Погода была ясной и мы надеялись, что остальные умрут. Они не выдерживают прямых солнечных лучей. Поэтому, если ты начнешь работать с нами, у тебя будет много материалов для опытов. А сейчас я покажу тебе еще что-то. – Что? – Мы научились записывать не только воспоминания, но и кое-что посложнее. Мы научились записывать идеи. Видишь эти диски? На каждом из них одна идея. Некоторые из этих идей вредны. Такие диски запечатаны паролем. У нас целая библиотека идей. Здесь есть даже такие допотопные вещи, как идея коммунизма или расового превосходства. Есть множество религиозных идей. Эти идеи можно записать на любой мозг, например на твой. – Записать, а потом стереть? – Нет, идея растворяется в личности, как соль в воде. Вытащить обратно ее невозможно. – В этом заключается обряд посвящения? – спросил Гектор. – В этом. И в этом тоже. – То есть, мне запишут идею, от которой я никогда не смогу избавиться? – Это произошло со мной, – сказал Джото, – со всеми, с каждым из нас. Ничего страшного. – Почему ты на это пошел? – Вначале деньги и интересная работа. А сейчас я понял, что это не наездник, а дар. – Больше всего это похоже на любовь? – сказал Гектор. – Вот именно. А любовь это счастье. После изобретения надежных контрацептивов в мире стало намного больше секса и намного меньше любви. У каждой девочки до восемнадцати лет сменяется пятьдесят бойфрендов. Мы не успеваем по-настоящему привязаться. Сейчас люди влюбляются только по молодости или по ошибке. Душа истосковалась по настоящей любви. – Даже у тебя? – удивился Гектор. – Даже у меня. У каждого. – Поэтому ты никогда не жалел, что прошел посвящение? – Никогда. Здесь пятнадцать тысяч человек. И ни один из них не жалел. Но ты ученый, тебя убедит только эксперимент. – Вот именно. – Тогда смотри. Мы имеем четыре чистых мозга. В принципе душа может выбрать для себя любой из них. Генетически они одинаковы. Как ты думаешь, какой она выберет? – Не знаю. Например тот, который поближе. Правильно? – Нет. Она не выберет никакой. Опыт по пересадке души никому до нас не удавался, потому что душа не переселяется в ПУСТОЙ мозг. Она не переселится даже в такой мозг, который мы доверху набьем отличными воспоминаниями. Но, стоит записать на мозг ИДЕЮ, и он становится пригодным для жизни. Если записать на один мозг сто маленьких идей, а на второй – одну большую? – Душа выберет большую? – Конечно. Наш мозг без идеи – как компьютер без програмного обеспечения: просто груда железа или куча студня. – Хорошо, мы это проверим, – сказал Гектор. – Но не сразу. Вначале я хочу посмотреть, что здесь имеется на дисках. Это была шахта, освещенная редкими красными огоньками. Вагончик бесшумно и быстро шел на магнитной подушке. – Мы спускаемся в ад? – Наоборот. Вагончик остановился. – Мы на глубине двухсот метров под землей, – сказал Джото. – Здесь, в полной безопасности, находится система из нескольких тысяч клоновых ячеек. При полной нагрузке здесь может рождаться до тридцати тысяч человек ежегодно. – Ты шутишь? – Ничуть. – Какие клоны? – спросил Гектор. – Взрослые или младенцы? – Примерно двенадцатилетние. – Что вы будете делать с такой армией безумных существ? – Они не безумны. Уже при рождении мы запишем на их мозг тысячи стандартных воспоминаний детства, знания в объеме тринадцати лет обучения в обычной школе, и, конечно, оосновную идею. Их инстинкты будут отлажены и настроены на подчинение и хорошую обучаемость. – Браво. Это будет армия рабов. Об этом мечтали многие сумасшедшие, но ни у кого не получилось. – Нет. Армия соратников. Их ителлект будет гораздо выше среднечеловеческого. Каждый из них будет личностью. – Но каждый будет служить идее? – Обязательно. Ничего необычного или больного в этом нет. Вспомни идеологические государства двадцатого века. Средневековые государства Востока и Европы. Все верили в одно и то же. – Тогда вы непобедимы. Как быстро все это можно запустить? – Хоть сегодня. Конечно, нужно хорошо проверить все системы. Но мы с самого начала не полагались на главную сеть. У нас внутренняя сеть и все в отличном состоянии. Здесь работали лучшие специалисты. – Все в рабочем состоянии? – Конечно. Я же сказал. – Этого не может быть, – сказал Гектор. – Говорю тебе как профессионал. Теоретически это возможно. Это будет возможно через десять лет. Или через семь. Или через двадцать. Но сегодня это невероятно. – Я тебя обманываю? – Да. Я назову тебе сто причин, тысячу причин, почему это невозможно. Нельзя построить такой завод по производству людей. Не существует такой технологии. Не говоря уже об инженерных разработках. – Ты уверен? – Абсолютно. Ты не заставишь меня поверить в этот абсурд. Кто был мозгом всего этого? Назови имя. – Ты разве сам не знаешь? – Я должен знать? – удивился Гектор. – Конечно. – По-моему, ты должен мне что-то объяснить. – Мы обратили на тебя внимание, – начал Джото, – после той истории со структурой Пущина-Беева. Во-первых, за тобой начали следить. Очевидным было, что ты не утратил свои способности. Мы следили за тобой и искали возможность тебя использовать. – По-моему, вы искали возможность меня убить. Вы пытались это сделать четыре раза. – Ничего подобного. Мы просто прощупывали почву. И мы несколько раз имитировали покушения. – Зачем? – Чтобы заставить тебя думать. Ты просидел без дела целый год и, что хуже всего, не собирался приниматься за работу. Тогда мы организовали что-то вроде преследования – и ты разозлился. Потом ты заинтересовался гаражами. И наконец, ты сделал анализ крови – крови нашего человека. С этого дня ты проснулся и начал работать. Ты сложный человек, в том смысле, что на тебя сложно повлиять прямо. Но у нас сохранилась твоя психологическая карта, старая, еще с тех времен. Мы следили и изучали, что изменилось за десять лет, а что осталось прежним. Потом наш главный компьютер расчитывал возможные варианты влияния. Когда мы составили новую карту, мы посадили тебе наездника. Во-первых, устроили тебя в лабораторию. Во-вторых, подсунули тебе анализ крови. Ты заинтересовался и начал работать. Все результаты твоей работы в лаборатории попадали в твой личный компьютер, который ты закрывал паролем. Но мы знали этот пароль. То, что мы прочитали в твоем компьютере, превышало любые ожидания. За два месяца ты сделал то, на что нам потребовалось бы двадцать лет. Вначале ты разработал систему пересадки сознания на чистый мозг. Со всеми выкладками и с разрешением любых технических проблем. Но ты был на виду и не мог экспериментировать с человеческим биоматериалом. Это сделали мы, произведя Морту. Каждая твоя выкладка оказалась правильной. После этого ты занялся проблемой клонирования. – Ты хочешь сказать, что этот завод по производству людей тоже придумал я? – Ну не я же? Вначале ты разработал теорию, а потом решил прикладные вопросы. Ты продумал абсолютно все. Я должен сказать, что это было гениально. Мы все проверили и все сошлось. Мы все посторили и все заработало. Я не представляю, как ты смог так хорошо продумать все детали без единого эксперимента. Ты же держал все это в голове? – Что дальше? – спросил Гектор. – Дальше случилось ЧП и креветки ушли на свободу. Некоторое время нам было не до тебя. Мы пыталось ликвидировать все последствия, но все-таки появились Уварихи. Теперь снова потребовалась твоя помощь. Их нужно уничтожить. Вот и все. – Я должен изобрести вакцину? – Для этого ты здесь. – Если я не смогу? – Ты сможешь. – И скажи мне еще одно, – спросил Гектор, – каким образом вы влазили в мой компьютер? – Я следил за тобой и постоянно был рядом. Я много раз видел, как ты набираешь пароль. – Ты? – Я ведь принимал гуинпленчики. Ты не мог меня узнать. – Кем ты был? – Я был таким себе смешным безобидным старичком… – Архипыч? – Вот-вот. Старенький сторож Порфирий Архипыч. Днем я занимался своими курами и своей собакой. А ночью – твоим компьютером. – Точно. теперь я вспомнил, кого ты мне напоминаешь. И ни разу не было проколов? – Однажды, Когда Серега с Лориком дежурили, они меня засекли. Пришлось подраться. Одного я вырубил, от другого ушел. Они ни о чем не догадались. Они даже не сообщили шефу, потому что ничего не поняли. Правда, еще несколько раз они пытались меня выследить и поймать. Это была целая эпопея. Я уже подумывал о том, чтобы от них отделаться, но до этого не дошло. – Что бы собирался с ними сделать? – О, всего лишь уволить и прогнать подальше. Это можно было организовать через шефа. Никакого насилия. Никакой крови, ты меня знаешь. – Знаю, – подтвердил Гектор. – Сколько времени тебе нужно? – спросил Джото. – Времени на что? – Времени на то, чтобы создать вакцину и уничтожить уварих. – Я не могу создать вакцину. – Ты можешь. – Нет. Я не гений. Теперь я расскажу тебе кое-что. Я никогда не занимался пересадкой сознания. Я никогда не разрабатывал систему производства клонов. В моем рабочем компьютере не было ничего такого, о чем ты говорил. – Я сам снимал эту информацию. – Но не я ее вводил. – Кто еще? – Я не знаю кто еще. Но, кто бы это ни был, он гений. Он подсунул тебе все это на блюдечке. Он дал вам схемы всех экспериметов и этот завод. Он хотел, чтобы вы занялись пересадкой сознаний и клонами. И он преподнес вам это на блюдечке. Он посадил вам наездника. Вы до сих пляшете под его дудку. – Правда это или нет, сказал Джото. – это дела не меняет. Старик тебе не поверит, как не верю и я. Тебе придется изобрести вакцину. – Иначе? – У нас твоя девушка. Время поджимает. Если вакцины не будет через, скажем, месяц, она умрет. Можешь рассказывать что угодно, это тебе не поможет. – Скажем, через три с половиной месяца. – Нет, время поджимает. Все не так просто. Лекарство нужно сейчас. События разворачиваются так быстро, что на счету каждый день. Мы просто не можем тянуть, вскоре ты в этом убедишься. – Если вы ее убьете, то вы уже никак не заставите меня работать. – Мы убьем ее иначе, – сказал Джото, – мы сделаем из нее вторую Морту. У тебя всегда будет шанс с нею поговорить. И облегчить ее старадания. Это понятно? Кстати, ее уже начали готовить к операции. В городе было холодно и неспокойно. В пять становилось темно и город освещался лишь светом из окон. Фонари не горели. Солнечный свет в комнатах уже давно стал меркнуть и теперь все пользовались электрическим. От этого вяли растения, а с королевского мандариниса осыпались цветки. Несколько дней Анна была занята тем, что монтировала дополнительное солнечное освещение в своей оранжерее. Гектор не появлялся и не звонил. Конечно, он оставил записку (с тех пор, как вриски перестали работать, люди снова начали писать на бумаге) – но в записке ее только просили подождать и ничего не объясняли. Телевидение не работало. Компьютер транслировал только прогнозы погоды. Все прогнозы обещали мороз. Вечерами она подключалась к виртуальному контакту и смотрела мягкие диско-жизни. Мягкие, то есть, с ускорением времени не больше двухсот тысяч. Они действовали, как вино средней крепости – и опьяняли и, в то же время, позволяли контролировать себя. У нее в библиотеке имелось дсятка два диско-жизней, (все мягкие), и несколько сот учебных дисков с двухтысячным ускорением времени. Все диско-жизни были романтическими, потому что Анна не любила приключений. Разве что великолепный Мохо-Мари. Диски начинали жизнь лет с двенадцати, с возраста первой любви, и вели ее примерно до сорока пяти. За два часа Анна проживала куски чужих выдуманных жизней, вместе с их мечтами, надеждами, первыми и последними поцелуями, прощаниями, расставаниями, замужеством, супружескими изменами и потрясающе красивыми любовниками. Так ее бабушка в свое время смотрела сериалы. Однажды диско-жизнь закончилась, Анна открыла глаза, но ничего не увидела. Вокруг была кромешная тьма. Она пошевелилась и сразу поняла, что не лежит в своем мягком виртуальном кресле. Одежда была чужой, неудобной и шуршала как больничная. Неужели я доигралась? – подумала Анна. – Но я ведь не пробовала ничего крепче, чем двухсоттысячники. Это все равно что заработать белую горячку, обпившись пивом. Она попробовала встать и сразу же поняла, что ее руки пристегнуты ремнями. – Эй, – сказала она, – здесь есть кто-нибудь? Темнота означала только одно: ее глаза либо ослепли, либо специально временно отключены кем-то. Если так, то она в больнице и ее от чего-то лечат. Некоторые современные лечебные методики предполагали выключение зрительных раздражителей. – Сестра! – позвала Анна, – здесь есть медсестра? Когда никто не отозвался, она попыталась кричать. Но снова никто не подошел к ней. Она кричала до тех пор, пока не охрипла. Долгое время спустя послышались шаги. – Кто здесь? – спросила она. Шаги приблизились и послышался такой знакомый звук раскладываемых хирургических инструментов. – Что со мной? Но вместо ответа кто-то включил диско-жизнь и Анна провалилась в мягкую ложь выдуманных красивостей. |
|
|