"Группа риска" - читать интересную книгу автора (Майоров Сергей)12Илья Коралов три года назад окончил медицинский институт и с того времени работал врачом в одном из травмпунктов города. Самое первое время работа ему нравилась, потом начала раздражать, и он даже предпринял несколько попыток сменить ее, но особой настойчивости в этом деле не проявлял, а потому так и остался на своем месте. Постепенно он к ней привык, тем более, что после суточных дежурств оставалось достаточно времени для занятий своими делами. Илья занялся мелким бизнесом, и дело это приносило ему некоторый доход, несмотря на то, что относительно скромные удачи часто перебивались более оглушительными провалами. Но, по мере накопления опыта, дела его шли все более гладко, и в последнее время он был вполне доволен собой. Возвращаясь поздним вечером из гостей, он вышел из трамвая и замялся, решая, садиться на автобус или пройти оставшиеся до дома две остановки пешком. Автобуса можно было прождать неизвестно сколько, а вечер был очень приятным, да и в гостях он слегка «перебрал», а потому склонился ко второму варианту, закурил и пошел через пустырь. Когда до дома оставалось совсем немного, на его пути нарисовались двое мужчин. Они вынырнули откуда-то сбоку и медленно пошли ему навстречу. Ничего угрожающего в них не было, и Коралов, мельком взглянув на них, занялся своими мыслями. — Стоять, милиция, — резко сказал один из мужчин, в сером пиджаке и черных брюках, когда Илью отделяло от них не больше двух метров. Второй, одетый в светлый джинсовый костюм и полосатую футболку, махнул удостоверением. — Уголовный розыск, группа по расследованию особо тяжких преступлений. Лейтенант Лебеденко. — Да? — Илья остановился. — А что случилось? — А ты не знаешь? — мужчина в костюме приблизился и остановился, уперев руки в бока. Илья поморщился, услышав запах водки и чеснока. — А что я должен знать? — Не хами, — нахмурился тот, который назвался Лебеденко. — Чего, не понял, кто мы и откуда? Мы ерундой не занимаемся! Документы есть? — А их что, обязательно носить? Лебеденко коротко, без замаха ударил Коралова кулаком по челюсти. Илья отшатнулся и начал быстро трезветь. — Тебя же предупреждали, что хамить не надо, — упрекнул одетый в пиджак. — Или ты на словах не понимаешь? — Все я понимаю, — пробормотал Коралов, ощупывая скулу. — Только бить-то зачем? Что я вам, бандит, что ли? И вообще, можно удостоверение еще раз посмотреть? А то вы так махнули… — На, смотри, — мужчина широким жестом выхватил из внутреннего кармана пиджака красную книжечку. — Капитан Жбанов, старший оперуполномоченный по особо важным делам. Понял, с кем разговариваешь? — Понял, — Коралов растерянно всматривался в печати и заполненные неровным почерком строчки с указанием звания и должности. — Хорошо понял? — угрожающим тоном спросил Жбанов, держа «ксиву» в вытянутой руке перед самым носом врача. — Больше выпендриваться не будешь? — Да я и так не выпендриваюсь… — Опять хамишь? — спросил Лебеденко и потер правый кулак. — Смотри, можно ведь поговорить не здесь и не так! — Я думаю, он все понял, — Жбанов убрал удостоверение обратно в карман. — Документов, значит, нет с собой? — Нет. — Плохо. Плохо, когда документов нет. А откуда идешь? — Как откуда? Из гостей иду. Вот, выпил немного… А что, нельзя уже в свободное время выпить? Лебеденко перестал, тереть кулак, задумчиво посмотрел на него, поджал губы и влепил Коралову пощечину. — Хватит бить-то! — Илья отскочил в сторону, потирая щеку ладонью. Лебеденко шагнул вперед, ухватил за воротник куртки и дернул к себе, одновременно ударив коленом между ног. Удар был не сильным, но неожиданным, и вспыхнувшая боль заставила Илью согнуться и захрипеть. Лебеденко подсек ему ногу и швырнул на землю, а потом, с размаха, ударил под ребра. Коралов обвился вокруг его ноги, но следующий удар, по спине, заставил выгнуться в другую сторону. — Я думаю, ему достаточно, — остановил на парника Жбанов и присел на корточки. — Неужели так приятнее разговаривать? — За что вы меня бьете? — прохрипел Илья. — Я ничего не делал. — Все так говорят. Так откуда ты идешь? — С остановки… — С трамвайной? Во как хорошо! А там только что женщину ограбили! — Какую женщину? — Коралов немного отдышался и приподнялся на локоть. — Там и не было никого! — Была. Была одна женщина, у которой сумочку вырвали. И она тебя очень хорошо описала. Невозможно ошибиться. Так что, не ты это был? — Какая сумочка? — Илья помотал головой, пытаясь унять боль. — Да приведите эту женщину сюда, пускай она на меня посмотрит. Не может такого быть! — Паскуда! — Жбанов ударил Илью раскрытой ладонью в лоб, и он опять упал на спину. — Лейтенант, посмотрите, что у него в карманах! — Есть! — Лебеденко ухмыльнулся и присел рядом. — Ничего у меня нет, — отозвался Коралов, морщась от боли. — Вот мы сейчас и проверим, — Лебеденко ловко ощупал карманы и вытащил бумажник. — Что там? — Деньги. — Сколько? — Лебеденко расстегнул «кнопку» и выжидательно посмотрел на Илью. — Что, не помнишь? — Тысяч сто. Может, больше. — Ни фига себе! Нам, значит, зарплату не платят, а у бедного врача такие бабки в кармане… В бумажнике оказались сто восемнадцать тысяч рублей, несколько визитных карточек, десять долларов и два презерватива. — Что, СПИДом боишься заболеть? — спросил Лебеденко, откидывая блестящие упаковки в сторону. — Правильно боишься, в тюрьме тебя по-всякому драть будут, только резинка эта не спасет! — Какая тюрьма? — пытаясь уследить, как Лебеденко заново пересчитывает его деньги, Коралов приподнялся на локте, но Жбанов, тычком в лоб, снова повалил его на землю. — А это откуда? — Лебеденко выудил из пачки купюр десятидолларовую банкноту. — Что, незаконные валютные операции, да? — Какие незаконные, я ее в обменнике брал! — А квитанция осталась? — Лебеденко ухмыльнулся с торжествующим видом, — Нету квитанции. И документов нету. Ну, что, товарищ капитан, машину вызывать? — Да, — солидно подтвердил Жбанов. — Поедем в отделение, там разберемся. — Это мы конфискуем, — отбросив в сторону пустой бумажник, Лебеденко спрятал в карман деньги. — По какому праву? Это мое! Пытаясь защитить свою собственность, Коралов на миг позабыл о боли и почти сумел вскочить на ноги, но Лебеденко, оставаясь сидеть на корточках и даже не глядя в его сторону, коротко ударил локтем в печень, и Илья рухнул на землю. Следующий удар пришелся по голове, и на какой-то миг Коралов потерял сознание. Очнувшись он увидел, как Жбанов и Лебеденко, не спеша, удаляются по тропинке в сторону жилых домов. Илья, шатаясь, поднялся на ноги, но его тут же стошнило. Когда он окончательно пришел в себя, грабителей уже не было видно, но уйти далеко они явно не могли, и Коралов бросился вдогонку. Во дворе их тоже нигде не было, но зато у крайнего подъезда стояли голубые «Жигули» с антенной на крыше и государственными номерами, а за рулем сидел здоровый усатый мужик в форме сержанта милиции. Не раздумывая, Коралов бросился к ним. — Меня только что ограбили! — крикнул он, подбегая и пытаясь открыть переднюю правую дверцу. — Двое, назвались милиционерами. Все деньги отобрали! Дверца, наконец, открылась, и Коралов увидел, что рядом с водителем сидит солидного вида офицер с большими звездами на погонах и рядом нагрудных знаков. Он посмотрел на Коралова и поморщился. — Я видел, куда они побежали. Давайте, я вам покажу! — Делать нам больше нечего, — брезгливо отозвался офицер. — Водку жрать меньше надо, тогда и грабить никто не будет! — Да я не пьяный, — опешил Коралов. — Это они были пьяные, от одного, он капитаном Жбановым назывался, водкой с чесноком так разило! — Как? — офицер многозначительно переглянулся с водителем. — Как, ты говоришь, его фамилия? — Капитан Жбанов. А, второго, такой помоложе, черненький — лейтенант Лебеденко. — Ну, есть у нас такие сотрудники, — подтвердил офицер, глядя на Илью теперь уже с откровенной неприязнью. — В РУВД работают и живут здесь рядом. Так что, ты хочешь сказать, что они тебя ограбили? — Ну да… — Илья отпустил дверцу и отошел от машины. — Ты чего, мужик, перепил, что ли? Хочешь сказать, что два офицера милиции тебя грабить пошли? — Да горячка у него, Алексей Сергеич, — рассмеялся водитель. — Давайте, я в отделение позвоню, пусть его в вытрезвитель определят. Там ему ребята быстро разъяснят, как на ментов бочку катить. — На, позвони, — офицер вытащил из кармана кителя трубку радиотелефона. — У нас времени нет, а там с ним быстро разберутся. Ишь, чего выдумал! Ты бы хоть умылся, блевотину с лица стер! Коралов машинально обтер лицо. — Але, Вася? Это Петя, привет! — водитель дозвонился и теперь разговаривал, косясь на Илью, — Слушай, подошли машину… Какой тут адрес? — Караванная… — офицер начал осматриваться в поисках указателя номера дома. Не дожидаясь развития событий, Илья развернулся и побежал. — Стой! — заорал ему вслед офицер. — Стой, стрелять буду! Коралов ускорил шаг и влетел в первый попавший подъезд. Одолев три лестничных марша, он, обессиленный, повалился на ступени. Рвавшееся в груди сердце заглушало все остальные звуки, но погони, все-таки, слышно не было. Отдышавшись, Илья поднялся на ноги и выглянул в окно. Голубые «Жигули» медленно выезжали из двора, и в заднем окне явственно виднелась белокурая женская головка. «Суки, — подумал Илья. — Правильно говорят, что менты хуже бандитов». Коралов очень удивился бы, если бы увидел, как в соседнем дворе «Жигули» остановились, и водитель поспешно заменил номера на обычные, гражданские, а офицер торопливо снял форменный китель и рубашку, заменив их на джинсовую куртку. — Кажется, нормально прошло, — сказал он, складывая форму в мешок и закуривая. — Он мне позвонил, позавчера, — задумчиво сказала девушка и замолчала, разглядывая напряженно застывших Ковалева и Петрова. — Ничего толком не сказал, но по голосу, знаете ли, чувствовалось, что он чем-то очень встревожен. Или напуган. — А о чем он говорил? — спросил Костя. — Кто, Марат? Да ни о чем. Такое ощущение, что сам не знал, зачем звонит. Какие-то тупости. Мне не до него было. У меня приятель в гостях был, разговаривать не хотелось. Петров в очередной раз покосился на тумбочку, где стоял телефонный аппарат с автоматическим определителем номера, — Я попросила его попозже перезвонить, сказала, что очень занята. — Звонил? — Звонил, но я трубку не стала брать. Не хотелось разговаривать. А все-таки, что он такого натворил? — Пока трудно сказать, — Костя пожал плечами и с безразличным видом отвернулся к окну. — Есть к нему кое-какие вопросы, достаточно серьезные. Чем быстрее мы сможем их ему задать, тем быстрее все прояснится. А пока ничего определенного мы сказать не можем. Вдруг окажется, что он совсем не при «делах», а мы будем на него огород городить? Такое ведь тоже бывает. — Понятно, — девушка взяла со столика стакан с соком, сделала глоток. — Значит, что-то действительно серьезное. Хоть бы соврали что-нибудь, вам — все равно, а мне интересно. — Я могу быстро придумать, — предложил Дима. — Не надо, уже неинтересно будет. Знаете, я всегда думала, что он плохо закончит. Было в нем что-то такое. Какая-то предрасположенность к этому. Знаете, есть ведь люди, которые всю жизнь воруют — и ни разу не попадаются. А другой один раз что-нибудь возьмет, по глупости, а потом вся жизнь наперекосяк. — Бывает и так, — сдержанно согласился Дима. По этому вопросу он имел свою точку зрения и в другой бы ситуации кинулся спорить, но сейчас сдержался. — На нем всегда была видна какая-то обреченность. Видно было, что обязательно что-нибудь совершит и обязательно попадется. — Ну, пока-то еще не попался, — возразил Костя. — И не факт пока, что действительно что-то совершил. Так, подозрения… — Да нет, видимо, совершил… И судя по всему, попадется. Вас, наверное, интересует телефон, с которого он звонил? Вы мой АОН глазами уже съели. — Да, — признался Дима, улыбаясь. — Честно говоря, надеемся, что телефон этот у вас остался. Не разочаровывайте нас, пожалуйста. — Увы, боюсь, что все-таки придется это сделать. Я не помню, откуда он звонил, и номер был незнакомый. А в памяти ничего не осталось. Вчера моя кошка разыгралась и вырвала провод из розетки. Все стерлось. Опера молчали. Дима думал о том, что она врет. Костя, разглядывая украшенный лепкой потолок, решил, что она просто набивает себе цену и номер телефона все равно скажет. — Можете проверить, — девушка поставила стакан на столик и махнула в сторону телефона. — Верю, — сказал Костя, поднимаясь из кресла. — И если все действительно так, как вы нам сказали, то мы сейчас уйдем и мешать вам больше не будем. Но я почему-то думаю, что вы нам можете помочь и помочь реально, но просто пока не решили, стоит вам это делать или нет. Если вас волнует только это, то могу заверить, что стоит. Дело достаточно серьезное. Если нашего слова вам не хватит, то подкрепить нам его нечем. Но дело достаточно серьезное, и Бог его знает, что они натворят дальше и кто будет следующей. — Следующей, — задумчиво повторила девушка, сделав ударение на окончании слова. — Они что, кого-то изнасиловали? — Неважно. — На насильника он никогда не был похож, скорее, наоборот. Не хватало в нем чего-то такого, знаете… Костя пожал плечами. — А статьей вы меня пугать не будете? Как она там, за укрывательство, что ли? Меня один раз уже пугали ваши коллеги. — Мы не будем. Просто подумайте еще раз хорошенько, сами для себя, и все решите. Если вы не захотите, то переубедить вас мы не сможем. Подумайте. Размышления были недолгими. — Как-то это нехорошо… Он мне ничего плохого не сделал, наоборот, всегда хорошо относился. А я возьму и так вот, просто так, его и заложу? — Жизнь такая. Бывает и хуже. — Хорошо, я постараюсь вам помочь. Поверю, что это действительно так важно. Если вы меня не обманываете. Вы ведь не обманываете меня? Костя вздохнул: — А какого ответа вы ждете? Если я скажу, что не обманываем, то это вас устроит? — Устроит. Только вам придется немного подождать. Если хотите, можете включить на кухне кофеварку. — Спасибо, не стоит. Девушка перенесла телефон к себе на диван и взяла толстую записную книжку. Первый разговор занял около четверти часа, но никакого результата не принес. Второй раз она разговаривала немного короче, но с тем же успехом. — Я же не могу прямо так вот, в лоб, взять и спросить, — пояснила она, набирая третий номер. — Правильно, — одобрил Дима. — Конспирация нужна во всем. Через десять минут разговора девушка начала делать рукой какие-то непонятные жесты. Костя сообразил первым и протянул ей авторучку, а потом сел обратно в свое кресло, искоса наблюдая, как она выводит на чистом листе номер. — Вот, — объявила она, повесив трубку и покусывая колпачок авторучки. — Нашла. 24-00-17 или 24-00-37, точно не помню. Похож на номер одного моего знакомого, потому и нашла. — Просто похож, или это его номер и есть? — Что? А-а, нет, просто похож. Чей этот — даже без понятия. Держите. Костя убрал листок в карман и поднялся. — Большое спасибо. Не будем вам больше мешать. — И больше не придете? — Вряд ли. Надеюсь, вас это не сильно расстроит. Единственная просьба… — Никому не говорить? — Верно. — Так я и сама догадалась. Что я, дура, что ли, трепаться, как я ментам помогла? — Правильно, не надо об этом трепаться. И Марату не будем звонить, хорошо? — Очень надо! Ему-то я что скажу? Беги, я тебя сдала! — Очень хорошо. Значит, мы договорились? До свиданья! Опера вышли на лестницу и, пока спускались на первый этаж, так и не услышали, чтобы сработал замок. — Что ей, с дивана лень подняться, — пробормотал Дима, но Костя его оборвал, кратко выругавшись и сбавив шаг. — Ручку у нее забыл. — Что? — Ну, ручку ей давал писать… Пошли, не возвращаться же. — Как ты думаешь, не позвонит она ему? — Марику-то? Вряд ли. Что она ему, действительно, скажет? Боюсь, что с номером этим ничего не выйдет. Или вообще левый окажется, или свалил он оттуда уже давно. Давай на базу, проверим. Они вернулись в РУВД, и Костя сразу подсел к телефону. Через несколько минут выяснилось, что телефон 24-00-17 является служебным и установлен в каком-то институте, а вот второй номер — квартирный и принадлежит некому Кисловскому П. Г., проживающему в отдельной квартире на улице Камышовой. — Камышовая — это у нас ведь где? — спросил Костя. — Да в новостройках. 15-й отдел обслуживает. Поехали, на месте виднее. Заодно Гену привлечем, хватит ему бездельничать. Заканчивалась суббота, по случаю очередного обострения событий в Чечне объявленная рабочим днем. За несколько предыдущих дней опера, пытаясь установить местонахождение Бараева, проверили почти два десятка человек, но результат пока оставался нулевым. Особой надежды на то, что адрес на Камышовой окажется счастливым, не было — уже отпали другие варианты, на первый взгляд казавшиеся более перспективными. В воскресенье Дима собирался отправиться с семьей на дачу, у Кости тоже были свои планы. Оба понимали, что если Марат будет задержан, то все придется отложить. — Поехали? Сейчас Савельеву позвоню. — С бензином плохо, — вздохнул Дима. — Когда, наконец, зарплату дадут? — Говорили, может, к концу недели будет… У меня тоже пусто. Подожди, я сейчас подойду. Костя вышел из кабинета, отправившись на поиски бензина. Петров проводил его, глядя с откровенным скептицизмом. Он давно уже привык к тому, что на работе приходится пользоваться своей машиной и заправлять ее за свой счет. Еще несколько лет назад затраты на бензин, расходуемый на служебные дела, хоть как-то компенсировали, но в последнее время, в связи со все ухудшающимся финансированием органов внутренних дел, вопрос этот даже не поднимался. Костя отсутствовал довольно долго, но зато вернулся, неся в руках два талона на бензин. — Неужели Антоныч расщедрился? — удивился Дима, слезая со стола и надевая пиджак. — Звони Гене, и поехали. Савельев оказался на месте и, несмотря на то, что собирался уже уходить домой, выразил готовность задержаться и оказать помощь. Спустя полчаса опера сидели в его кабинете. — Камышовая, один — два, сорок четыре, — задумчиво проговорил Гена. — Это «точка», шестнадцатиэтажная. Кооператив. В принципе, спокойный дом, за год всего одна кража была. А два года назад на чердаке мужика зарезали, так и не нашли, кто… Как, говоришь, фамилия? — Кисловский, — подсказал Костя. — Квартира сорок четыре. Кисловский… Хм. А, да это же Сашка Ржавый! Черт, как же я сразу-то не сообразил. — Известная личность? — Так, относительно. Ему сейчас двадцать два. По молодости влетал с квартирными кражами, сейчас, вроде бы, остепенился, держит пару ларьков и пункт приема цветных металлов. Родители у него были хорошие, в нашем медицинском преподавали, а сын вот такой получился… Ну что, поехали, посмотрим? — А участковый не знает… — Да нет, там участковый молодой, только перевелся к нам. Быстрее сами управимся. Пошли, чего время тянуть? И так поздно… Петров остановил свою машину метрах в ста от нужного дома, и некоторое время опера сидели в кабине, вглядываясь в квадраты окон и распахнутую входную дверь. — Так, — первым нарушил молчание Гена. — Я в пару квартир загляну, один. Поговорю с людьми, может, видели чего… А вон там, за домом, есть стоянка. Между прочим, единственная в этом районе. Не хотите проверить? — Посмотрим, — кивнул Ковалев. — Когда встречаемся? — Давай через полчаса у лифта. Все, я пошел. Савельев вышел из машины, закурил «Беломор» и, сунув руки в карманы куртки, зашагал к дому. — Нет, среди постоянных клиентов у нас такого нет, — заверил сторож автостоянки, средних лет мужчина в камуфлированной куртке и с пышными усами. — Точно вам говорю. — А среди не постоянных? — Костя покосился через окно будки на плотно заставленный автомашинами «пятачок» между двумя домами. — На ночь-то машины берете? — Да, но только по квитанциям! — А без квитанций? — Нет, у нас с этим строго! Раньше, правду сказать, бывало, но… — Да ладно, мы ведь не из налоговой инспекции. Нам только машина нужна, а все остальное нас не интересует. По крайней мере, пока. Сторож промокнул шею, передвинул лежавшие на столе журналы. — Нет, зеленой «одиннадцатой» с таким номером никогда не было. Точно! — Хорошо, — Костя взялся за ручку двери. — Но мы все-таки проверим, если не возражаете. — Да я, как бы, и не могу разрешить, — сторож опустил глаза. — ГАИ нас проверяет, и участковый заходит, а вас я не знаю. Надо начальнику позвонить… — А мы, как бы, разрешения-то и не спрашиваем, — ответил Костя, выходя из будки. — А просто информируем. И собачку свою попридержи, мало ли что… Сторож остался стоять в своей будке, растерянно глядя вслед удаляющимся операм и положив мокрую ладонь на телефонную трубку. Машина Бараева стояла во втором ряду, совсем недалеко от входа. Задние колеса были полуспущены, а на левом боку виднелась свежая царапина, оставленная, судя по всему, бампером стоявшего на соседнем месте микроавтобуса. Дима сунул руки в карманы брюк и плюнул, — Черт, пропал выходной. Похоже, он давно уже ей не пользовался… Пошли? Они вернулись обратно в будку. Костя закурил, подошел вплотную к сторожу и долго смотрел ему в лицо, покачиваясь с пятки на носок. — И сколько она стоит? — наконец, спросил он. — Дней пять, — глядя в сторону, ответил сторож. — Ее Петрович поставил, без квитанции, на одну ночь, а он до сих пор не забирает. Начальнику уже говорили… — А чего ж ты нам-то сразу не сказал? — Да я ж не знал… — сторож мельком взглянул в лицо Ковалева и тут же опять принялся изучать пейзаж за окном. — Может, у человека проблемы какие, а с удостоверениями сейчас многие ходят. Чего мне-то соваться? Я ж не знаю, кто вы и откуда… — А мы тебе представлялись. — Да не разглядел я, мало ли, что там написано. — Надо смотреть было. Паспорт свой давай. Сторож, помявшись, выдал требуемый документ, и Костя переписал в свою записную книжку его данные. — Значит, говоришь, ты этого парня и не видел? Того, который машину ставил? — Нет, не приходил он. — И данных его никаких у вас не осталось? — Нет… Петрович, конечно, посмотрел у него документы — не будет же он угнанную машину ставить, так что с этим там все в порядке было, точно. — Точно, говоришь? — Костя придвинулся к сторожу еще ближе. — Козел твоя фамилия. Не дай Бог, бл…ть, узнаю, что соврал ты нам — конец тебе, понял? Жалуйся потом, куда хочешь — мне по х… Понял? — Понял, — подтвердил сторож, судорожно сглотнув и разглядывая теперь уже не окно, а собственные ботинки. — Я… Костя завершил его фразу своей, нецензурной, но рифмичной, посверлил еще немного взглядом и развернулся к Петрову: — Пошли, Димыч. На улице он выбросил окурок, длинно и витиевато выругался и пнул ногой подвернувшуюся пивную банку. — Ладно, не переживай. Не один он такой. И не последний. — Это меня и радует. Сколько уже времени? Двенадцать есть? — Почти половина первого. — Черт, поздновато уже в хату ломиться… Ладно, придумаем чего-нибудь. Остаток пути до дома они проделали молча. Поднявшись на крыльцо, Костя обернулся и еще раз, теперь уже беззвучно, но не менее выразительно, выругался, глядя в сторону темного массива автостоянки. Савельев уже ждал их, прислонившись спиной к разрисованной стене и смоля «Беломор». Выражение лица у него было абсолютно спокойным и даже скучающим, но Костя с первого взгляда понял, что его поход по квартирам оказался не менее результативным, чем их — на стоянку. — Здесь? — спросил Ковалев, останавливаясь и поправляя шнурок на ботинке. — Здесь. Дней пять назад появился. И Ржавый тоже здесь, сейчас оба должны в квартире быть. Ржавый час назад пришел, позвонил, и ему кто-то изнутри открыл. — Чего делать будем? Гена пожал плечами: — Пошли? Он мне откроет. Если, конечно, сам не при «делах». — А если при «делах»? У них и «ствол» может быть. — Тогда и через дверь шмальнуть может. Пошли? — Пошли. На восьмой этаж лифт поднимался долго, за это время Костя успел изучить все рисунки и надписи, которыми были украшены стены темной, пропахшей мочой коробки. Когда лифт остановился, Савельев достал пистолет и передернул затвор, а Ковалев расстегнул куртку, чтобы легче было, при необходимости, выхватить свой «ПМ», заткнутый сзади за брючный ремень. Дверь в квартиру была одинарная, стандартная и давно не крашеная. Савельев встал справа, дождался, пока Ковалев и Петров займут свои места налево от нее, и нажал кнопку звонка. Звучавшая в квартире музыка резко оборвалась, и потянулись бесконечные секунды ожидания. Костя облизал губы. Дима разминал пальцы правой руки, медленно сжимая и разжимая их и неотрывно глядя на дверную ручку. Савельев вздохнул, посмотрел в потолок и позвонил еще раз. Тишина. Савельев еще несколько раз нажал кнопку звонка, а потом пнул в дверь ногой и несколько раз дернул ручку. — Саня, открывай! Это я, Савельев. Разговор есть. Ты слышишь, нет? Открывай, я знаю, что ты дома. Ну! Видимо, последний аргумент оказал решающее действие, и всего через минуту из коридора донеслись осторожные шаги. — Геннадий Иваныч, это вы? — Я, Саня, я. — А что случилось? Я уже спать лег. — Разговор есть. Открывай. — А что случилось? Давайте, я к вам завтра подойду. А то я уже сплю… — Саня, хватит выпендриваться! Открой, а то я дверь сломаю. Как в прошлый раз. Ну, давай! — А завтра нельзя? Вместо ответа Савельев опять ударил ногой по двери, несильно, но с достаточным звуковым эффектом. — Сейчас открою, подождите! Только одеться надо… — Давай быстрее. Когда шаги затихли, Савельев повернулся к Ковалеву и бесшумно, одними губами, сказал: «Он здесь». Костя кивнул, слегка расставляя ноги и проверяя, не скользят ли подошвы по грязному бетону. Одевался Ржавый целую вечность. Савельев начал примериваться, чтобы опять, ногой в дверь, напомнить о своем присутствии, но в коридоре раздались шаркающие шаги, а потом лязгнул, отодвигаясь, ригель замка. Костя в последний раз промокнул ладонь о брюки. Дверь начала открываться. Савельев толкнул ее плечом и ввалился в квартиру, толкая Ржавого впереди себя. Ржавый хотел что-то сказать, но, увидев лица Кости и Петрова, все понял и замолчал. — Да нету его, — сказал он, когда Костя стоял уже посреди единственной комнаты, а Дима успел проскочить в кухню. — Спросили б, я и так бы сказал. — Что, ушел? — спросил Савельев, оттесняя Ржавого из коридора на кухню. — Да, часа два назад. Сказал, что к бабе какой-то поехал. — Не свисти. — Опер почти прижал Ржавого к стенке и заговорил громким угрожающим шепотом: — Послушай, Саня, мы друг друга давно знаем. Кореш твой в нехорошее дело влип. Очень нехорошее. Не бери на себя лишнего. Он где — в шкафу? Ржавый, возвышаясь над собеседником почти на голову, молчал и растерянно моргал. — Ну? Там он или нет, я спрашиваю? Ржавый медленно, не отводя глаз, кивнул. — Понял. У него с собой есть что-нибудь?.. — Нет, — тихо ответил Ржавый. — Понял. Посиди пока. Савельев и Петров выскочили из кухни в комнату. Ковалев посмотрел на них. — Там? — Ага. Дима держал пистолет в руке, стволом вверх. Костя вздохнул и громко, отчетливо выговаривая каждое слово, произнес: — Марат, все закончилось. Вылезай. Без глупостей. У тебя не самое плохое положение, а шансов удрать сейчас — никаких. Вылезай. В шкафу что-то тихо пошевелилось, и Костя напрягся, ожидая, когда откроется дверца, и готовый среагировать ва любую неожиданность, но ничего не произошло. Бараев-младший сдаваться не собирался. — Послушай, Марат, мы ведь тебя можем сейчас пристрелить, и все. Вылезай. Ты слышишь меня? Не делай себе хуже. Там подземного хода нет, так что все равно никуда не денешься. Давай! Дверца шкафа со скрипом отворилась, и Марат медленно, опасливо держа руки ладонями вперед, вылез и замер, морщась от яркого света. Костя шагнул к нему, развернул спиной к себе и быстро обыскал. — Да нету у меня ничего, — сказал Марат, опасливо поглядывая на Петрова. — Это хорошо, что ничего нет, — Костя выдернул из-за пояса наручники и защелкнул браслеты на запястьях Марата. Отошел в сторону. Пауза получилась довольно долгой. Дима сунул пистолет обратно в наплечную кобуру. Марат настороженно проследил за его движением, пошевелил скованными руками, привыкая к их новому положению, и сказал: — Я давно вас ждал. Через пару дней, наверное, сам сдаваться бы пришел. Надоело все… Ржавый вышел из кухни и стоял теперь в коридоре, нервно куря сигарету. — Собирайся, тоже с нами поедешь, — повернулся к нему Савельев. — А мне-то зачем? Я же ничего не делал! — За компанию. Собирайся, не тяни время… Всю дорогу до 15-го отделения Марат молчал и неотрывно смотрел в окно, временами начиная болезненно моргать. Сидевший на переднем сиденье Костя искоса поглядывал на него и думал о том, что особых проблем с ним не возникнет. Когда тяжело нагруженную машину трясло на ухабах, Дима начинал привычно ругаться и обещал всех высадить и отправить пешком. Савельев молча курил «Беломор» и думал о чем-то своем, а Ржавый, откинув голову и приоткрыв рот, безмятежно задремал. Костя чувствовал усталость, перебившую даже азарт, обычно всегда появлявшийся в таких ситуациях. Он пытался мысленно представить разговор, который состоится с Маратом, и сформулировать вопросы, которые предстояло задать в первую очередь, но мысли путались и перескакивали на другое, никак с этой ситуацией не связанное, а четкого плана не получалось. Въехали во двор отделения, и Дима с трудом нашел место для своей «шестерки» среди машин, запаркованных здесь жителями соседних домов. — Приехали… — Вставай, Ржавый, — Савельев ткнул его локтем в бок и открыл дверь. Оперативный дежурный отделения встретил их с небывалой радостью, выскочив из-за пульта и бросившись навстречу. Савельев коротко выругался и оказался прав. — Гена, блин, хорошо, что приехал! Камышовая, пятьдесят три, разбойное нападение на магазин. Только что заявка прошла! — Где, на Камышовой? Да мы только что оттуда. Дежурный развел руками: — Не знаю, две минуты назад из РУВД сообщили. Я ГЗ туда направил, пока не отзванивались. Надо ехать… — Знаю, что надо, — Гена закончил фразу нецензурно, но очень выразительно. — А машина где? — Наркоту, которую ты днем изымал, на экспертизу повезла, — дежурный с немного виноватым видом пожал плечами, но тут же с надеждой посмотрел на Петрова: — Может, тебя ребята подкинут? — Ну да, у ребят своей работы хватает. Да еще и вызов, может быть, ложный. — Вот-вот, — обрадованно подхватил дежурный. — Поэтому тебе и надо ехать, разобратся. Может, и не подтвердиться ничего. Может подкинешь, а, Дим? Тем более, если подтвердиться, то все равно по вашей линии будет. Это ж недалеко… — Послушай, Саныч, у нас двое человек задержанных, с которыми работать надо. — Да я понимаю, а что делать? Я их пока по разным камерам рассажу. Сейчас помощнику скажу. Женя! Петров посмотрел на Костю: — Ну, что скажешь? Мы смотаемся, посмотрим? — Давайте. Я пока с Маратом начну. Гена, откроешь кабинет? — Вот и отлично! — обрадовался дежурный. — Может, там и нет ничего! Только отзвонитесь сразу… Петров и Савельев уехали проверять заявку, помощник Женя отвел в камеру Ржавого, а Костя с Маратом прошли в помещение уголовного розыска и разместились в кабинете Савельева. Костя снял куртку, открыл окно, сел за стол и достал сигареты. Марат посмотрел на телефон и облизал пересохшие губы. — Можно, я позвоню? — Куда? — Домой. — И что ты сказать хочешь? — Не знаю, — Марат пожал плечами. — Скажу, что я здесь. — Попозже. Ты ведь, когда из дома убегал, не звонил, не говорил, где прячешься. Чего вдруг теперь такая забота? — Не знаю, — Марат опять пожал плечами, опустил голову и начал рассматривать свои пальцы. — Спрашивайте, я все расскажу. — А чего спрашивать-то? — Костя размял сигарету, прикурил и глубоко затянулся, откинувшись в кресле. — И так все известно, ничего нового ты не скажешь. Так ведь? Где Олег сейчас? — Олег? Не знаю… — Ну, вот видишь, об этом ты говорить не хочешь, а остальное и так ни для кого не секрет. — Нет, я, правда, не знаю, где он может быть. После того, как Толик от меня сбежал, мы больше не виделись. Я ведь из дома ушел, и он тоже где-то прячется. Это все он придумал! Я вообще этого делать не хотел! — Ну, не хотел бы, так, я думаю, и не делал бы. Он ведь тебя не под пистолетом заставлял. Мог спокойно от всего этого отказаться, но ведь полез. Кого ж теперь винить в этом? — Нет, вы не понимаете! Ну да, да, конечно, не заставлял он меня, но как я мог после того случая отказаться? — А тот-то случай при чем? — Костя не понимал, о чем идет речь, но изобразил абсолютное равнодушие и спокойствие, зевнул и потушил окурок. — Ты в одну кучу-то все не мешай. Разные ведь это вещи. Если хочешь, давай сначала про, как ты говоришь, тот случай поговорим, но там ведь и вообще все понятно, никаких вопросов уже давно не осталось. Думаешь, что-то новенькое сможешь добавить? — Так ведь с того все и началось! — Марат сообразил, что, пока Олег не задержан, можно все валить на него, а дальше… А дальше — будь что будет. — Я ему случайно про эту квартиру проболтался, он меня часто спрашивал, чем отец занимается, какие у него клиенты. Я и говорил, думал, ему просто так интересно. Не знал я, зачем ему все это нужно! Он и предложил на хату эту напасть. Сначала говорил, что можно просто дверь сломать, пока бабы дома не будет, а потом предложил — в открытую, при ней. Мне уже и не отказаться было! Он пригрозил, что если я откажусь, то хату они все равно возьмут, но потом он все на меня свалит, если попадутся, скажет, что я наводчиком был. — А так ты кем был? Потерпевшим, что ли? — Нет, конечно, так оно все и остается, но ведь лучше-то отвечать за что-то, а не просто так, правда? Костя неопределенно хмыкнул. — Олег и пистолет принес. Это ведь его «ствол», знаете? — Знаю, конечно. — Я могу место показать, где мы его бросили. — Зачем же было Кабана калечить? — Кого? — Да мужика этого, которого вы подстрелили, так зовут. Нет, я ничего не говорю, мужик-то этот, с одной стороны — дерьмо дерьмом, и не жалко его ничуть, но вам-то это зачем надо было? — Да у него самого «пушка» была! — Марат даже покраснел от праведного негодования. — Он первый в Толика выстрелить хотел, просто не повезло ему. Сам и виноват! Я, правда, в машине все время сидел, это мне ребята говорили. Костя вытянул из пачки еще одну сигарету и начал разминать. — Можно закурить? — Марат протянул к столу руку, но взять сигарету без разрешения не решился. — Бери. А почему, ты говоришь, после этого отказаться не мог? Сделали дело — и разбежались. Что, опять, что ли, тебя наводчиком выставить обещали? — Да нет, но ведь в той квартире и не взяли почти ничего. Толик успел там рвануть немного, и то мелочь, пришлось ноги уносить, пока этот… Кабан не очухался. У нас ведь всего один патрон был! Олег мне потом говорил, что это из-за меня так получилось, что денег не поимели, а и менты, и бандиты нас искать станут. Он и предложил это дело. Говорил, сорвем бабки — и разбежимся, обещал, что все продумал, что получится все, да только я с самого начала не верил, так и думал, что хреново все кончится. — Так не соглашался бы! — А как отказаться? Получается, что в первый раз я людей как бы подставил, а теперь отказываюсь? Да он меня на месте и шлепнул бы! Вы ведь знаете, у него еще один ствол есть. — «ТТ»? — Да, от брата остался. Он ведь у него раскопками занимался, много таких железяк насобирал, а потом продавал… Олег и про девчонку про эту все узнал, она ведь к нему на дискотеку постоянно ходила. Нет, ну вы сами подумайте, откуда я-то про нее мог узнать! Он все это и придумал. Я их отговаривал, но они оба уперлись. Толя все боялся, что его бандиты найдут, хотел из города сбежать. Для этого ему деньги и нужны были. Только не получил бы он ни хрена, Олег его «завалить» собирался. — А ты, думаешь, получил бы? — Не знаю… Вчера утром поступила информация из РУОП, один из отделов которого разрабатывал заместителя начальника линейного отдела милиции. Имелась запись телефонного разговора, смысл которого заместитель начальника, задержанный, наконец, за взятки и превышение власти, наотрез отказывался объяснить. Неизвестный мужчина звонил ему и просил прокомментировать ситуацию на вокзале. Разговор состоялся в тот день, когда Марков должен был выплатить выкуп за свою дочь. — Как же вы так с деньгами-то лопухнулись? — Не знаю, там какая-то левая заморочка вышла. Толик уже взял деньги и переложил в нашу ячейку, мы должны были девчонку отпустить, чтобы все думали, что баксы у нас, а потом, когда все уляжется, забрать их потихоньку. А какая-то фигня вообще получилась. Кто-то позвонил и сказал, что вокзал заминирован. Олег сначала все не верил, думал, Толя нас нае…ть хочет — сам деньги забрал и спрятал где-то. Потом я уже в газете прочитал об этом. Вы, наверное, не поверите, но я сейчас так жалею об этом… — Конечно, не поверю. Если бы деньги взяли, то ты ничуть не жалел бы. Или, в крайнем случае, если бы с деньгами и пролетели, как оно и получилось, но не попался бы — так тоже никогда не жалел бы. Так что жалость эта твоя вовсе не от того, что раскаялся ты в совершенном, а от того, что попался и отвечать теперь за это придется. Что, не так? — Да нет, вы не понимаете, но я действительно жалею. Я… Мне это на всю жизнь урок! — Потому, что попался. Не сидел бы ты сейчас здесь — так и урока никакого не состоялось бы, радовался бы, что найти тебя не смогли, и на будущее выводы делал бы, как… На лестнице раздались шаги, и донесся громкий пьяный голос — Петров и Савельев вели «разбойника», задержанного за нападение на магазин. Парень был неопределенного возраста, от шестнадцати до тридцати лет, высокий, здоровый, наголо бритый и одетый в черную кожаную куртку и разорванные зеленые «слаксы». — Ну ты, бл… полегче, ты че, не понял, что ли? Бл… в натуре, вы че, ох…ли совсем? Я те, сука, сейчас покажу! С треском распахнулась дверь, отделяющая помещение уголовного розыска от общего коридора второго этажа. Савельев заскочил в кабинет, мельком взглянул на Марата и принялся рыться в верхнем ящике своего стола, ища ключ от соседнего кабинета. — Чего там у вас? — спросил Костя. — А-а, — отмахнулся Гена, яростно вороша бумаги, авторучки, фотографии и прочую дребедень, которой был забит его стол. — Ничего серьезного. Сняли этого героя из кабака. Разменная пешка у «хабаровских», а строит из себя… Я его помню, еще когда он «Момент» в подвале нюхал и в ИДН истерики закатывал. Черт, где же ключи? Ввалился в ночной магазин на Камышовой, «построил» охранника, побил стекла и утащил пару банок пива… Вот, нашел! Димыч сейчас подойдет, вы тут занимайтесь, а я там быстренько определюсь. Из коридора донесся новый всплеск мата, плавно перешедший в звуки короткой неравной борьбы, а потом и это стихло — задержанного все-таки удалось затащить в кабинет и усадить на стул. Марату снова хотелось закурить, и он напряженно смотрел на лежавшую на столе пачку, но спросить сигарету не решался. Предлагать ему Костя не стал. — А журналиста зачем калечить было? Еще немного — и… — Какого журналиста? — Того самого, на дискотеке. — Да откуда ж я знал, кто он такой! Это Толя все. Говорили ему, что надо просто вырубить его ненадолго, а он, сука, понервничал и переборщил. Он это сделал, он! Я там вообще в стороне стоял, знал бы, что так получится — вообще не пошел бы. Он ведь нас дважды подставил — и здесь, и на вокзале потом, с деньгами. Из-за него все так и получилось. Если б он тогда от меня не сбежал, Олег его, наверное, убил бы. Все из-за него так получилось! Нас и нашли-то, наверное, только поэтому, да? — Ну почему же? Не только… А Толя свое получил, так ведь? — Как — получил? Лицо Марата выразило столь искреннее удивление, что Костя сразу решил — к происшествию в строящейся школе он никакого отношения не имеет. — Да так вот, получил. В больнице сейчас. — Это… Олег? Ковалев не ответил, и некоторое время они молча смотрели друг на друга, а потом Марат отвел глаза и тихо пробормотал: — Это Олег… Он ведь, сука, и меня мочканул бы, не задумываясь. Разубеждать его Костя не стал и продолжал молчать. — Нашел, значит, все-таки… А где это было? Костя назвал улицу. В первый момент Марат искренне удивился услышанному адресу и поднял глаза на опера, ожидая пояснений, но уже через несколько секунд в глазах его отразилось какое-то воспоминание, он наморщил лоб и отвернулся в сторону. Костя закурил, неотрывно наблюдая за собеседником и чувствуя, что сейчас будет сказано что-то действительно важное. — А Гранитная улица оттуда недалеко? — глядя в сторону, осторожно спросил Марат. — Рядом, — безразлично ответил Костя. Марат опять замолчал, напряженно что-то обдумывая. Костя, не торопя его и не задавая вопросов, спокойно курил, после каждой затяжки аккуратно стряхивая пепел и стараясь не думать ни о чем. — На Гранитной у него подруга живет, — наконец, сказал Марат, подняв глаза. — Ее Оксаной зовут. Я так и думал, что он у нее прятаться будет. Раньше у нее Толя жил, Олег его туда привел. Вы, наверное, это и так знаете? Медленно стряхивая пепел, Костя молча кивнул. — Я их туда подвозил пару раз, могу адрес показать. Только квартиру не помню. Показать? — Не знаю, может, и пригодится. В твоем положении сейчас каждый плюс дорого стоит… — Я ведь сам все рассказал. Скажите, а я могу рассчитывать на подписку? Я ведь не сам все это сделал, меня заставили. И сейчас я все рассказал. Меня могут отпустить? — Трудно сказать. Не хочу тебе врать, не от меня ведь это все зависит. Сам знаешь, вопросы такие решает следователь, и не он один. Преступления-то совершены тяжкие, и вопрос об аресте в обязательном порядке ставиться будет. Ну, а уж как решат — не знаю. Сейчас многих отпускают, не то, что раньше. — А следователь кто будет, не знаете? — Я сейчас фамилию не помню, — Ну, а он хоть кто — мужчина или женщина? — Думаешь, это что-то изменит? В любом случае, настраивайся лучше на то, что, как минимум, до суда тебе сидеть придется. Если отпустят — считай, повезло, и от радости никто не умирал. А если будешь на подписку рассчитывать, а тебя закроют — тут уже… — Я понимаю. Но я все-таки надеюсь. Отец мне говорил, что сейчас почти всех, кто первый раз попался, до суда освобождают. А у меня ведь раньше ничего не было, и сейчас я все сам рассказал. Если бы за мной сегодня не приехали, я, честное слово, не смог бы дальше прятаться, так все надоело! Вы мне, наверное, не верите, но это на самом деле так. Наверное, мне это все написать надо? — Как хочешь. Мне с тебя надо будет брать объяснение, там я сам писать буду. Но если хочешь, можешь признание написать, вон бумага лежит, а ручку я дам. Только учти, оно один раз пишется, потом уже ни добавить, ни выкинуть ничего нельзя будет. И написано в нем должна быть полная правда, а иначе — никакой цены этому признанию не будет. — Я напишу. Скажите… А мне потом хуже от этого не будет? Костя пожал плечами: — Тут уж сам решай. Признание у нас доказательством не является, смотрят ведь на объективные улики, а не на то, кто что наговорил. Признание, в основном, как характеризующий материал идет. Смотрят, осознал человек свою вину или нет, и как он к этому относится. Так что подумай и решай. Сам решай. — Да-да, я понимаю. Сейчас, я подумаю… Можно сигарету? Спасибо. Сейчас, я подумаю… Вы ведь понимаете, я и так все рассказал, но я не хочу, чтобы мне потом за это только хуже было. Можно зажигалку?.. Спасибо. Сейчас, я покурю, и решу… Марат все-таки написал свое признание, ограничившись в нем полуправдой, которую считал для себя спасительной. К четырем часам утра Костя закончил брать с него объяснение. Марат долго читал три плотно исписанных листа, по несколько раз перечитывая самые напряженные для себя места и внося кучу дополнений, касавшихся, в основном, руководящей роли Олега и незначительности своих собственных действий. Подписывать все это ему страшно не хотелось, он долго мял авторучку, вздыхал и ворошил листы, но потом все-таки поставил свои росписи и, склонив голову набок и болезненно морщась, вывел завершающую фразу: «С моих слов записано верно и мною прочитано». За это время Петров успел опросить Ржавого и помочь Савельеву закончить разбираться с неудачливым налетчиком. Когда все было закончено и Марат опустился на скамейку в камере, где уже сидел, обхватив голову руками и раскачиваясь из стороны в сторону местный мафиози, опера собрались в одном кабинете и без всякого желания закурили. Савельев вытащил из стенного шкафа две бутылки пива. — Мне чуть-чуть, — предупредил Дима. — Мне еще ехать. — А тебе никто много и не предлагает. Черт, посуда ведь осталась у Иваныча в кабинете. Можно в дежурке спросить. — Не надо, так обойдемся… Пиво выпили быстро, и почти не разговаривая. Савельев встал, потянулся: — Вы как хотите, а мне домой пора. — Выгоняешь нас, значит? — Да нет, сидите, сколько надо, но я пошел. Мне послезавтра сутки по району дежурить, и на завтра дел хватает. Я ключ оставлю. — Мы тоже пойдем. Костик, ты куда? — Домой. Надо часам к десяти, хотя бы, подтянуться. Тебе, я думаю, не стоит приезжать. Я и сам не хочу завтра надолго зависать. Помогу следователю и с Маратом на Гранитную прокачусь, на дом этот посмотрю. В понедельник надо будет им заняться. Все равно завтра ни жилконтора, ни паспортный не работают. — Давай, я с утра все-таки подъеду. Посмотрим… — Не надо, хоть иногда с семьей-то побудь. Ничего страшного тут завтра не будет. Подкинешь до дома? |
||
|