"Сезон охоты на ведьм" - читать интересную книгу автора (Иванов Сергей Григорьевич)Глава 1. Звери в ночиЕсли судить со стороны, рабочая неделя началась для Вадима как обычно, и с утра до позднего вечера его понедельник прокатился, словно по наезженной колее, – Вадим даже на тренировку сходил, хотя за уик-энд нагрузился достаточно. К сожалению, Юльки там не застал, а впрочем, сейчас ему было даже не до нее. И в лаборатории, укрывшись в персональном закутке, и на пути в зал, стиснутый бормочущими потными телами, и даже ворочая центнеры железа, Вадим не отрывался от своих мыслей, получивших наконец должный разгон. Прежняя суета, служебная и бытовая, теперь окончательно утратила смысл, а отступать перед накатывавшей лавиной событий было уже некуда: дальше – пропасть. “Я принимаю бой”, – твердил Вадим, как заклинание. Этого вы добивались? Даже и один я сумею попортить вам кровь, пусть каплю-другую, – но больше вам не погнать меня по своему кругу! Это хуже смерти, а ее, как выяснилось, я опасаюсь не слишком – во всяком случае, не той, которой вы можете мне угрожать. И потом, кто сказал, будто я один? Недовольных хватает, только оглянись. Пусть и не все готовы дойти до края, но даже временный спутник сокращает дорогу – а там, бог даст, пристроятся другие. Но сперва надо разобраться с тем, что уже знаю: разложить по ящичкам, переварить, – а для этого не мешает слегка потянуть время. Поиграем, поиграем… Вообразим себя глубоко законспирированным агентом (на службе у будущего?), для которого главное – не выделяться. А потому пусть все течет пока обычным чередом. Следя за собой и поглядывая вокруг, Вадим привычным маршрутом вернулся домой, в свою малогабаритную конурку, где у порога его встретил воспрянувший Жофрей, потягиваясь со сна и приветствуя беззвучным мявом. Наскоро Вадим покормил котейку рыбой, оставшейся от обеда, затем проведал на кухне мышь, аккуратно прикрыв за собой дверь, чтоб не увязался новый жилец. Ласковый-то он ласковый, однако потомственный хищник и в подвалах, наверно, не церемонился. Вообще, для полного комплекта здесь не хватает пса позубастей. (А вот про ящеров не будем – насмотрелись.) Перекусив остатками вчерашнего ужина, Вадим с трудом удержался, чтобы, вопреки обыкновению, не отправиться в гости к Тиму. Старина спец, пользуясь его же терминологией, не обладал значительной “оперативкой”, зато мог похвалиться недюжинным “быстродействием”, потому Вадим с охотой привлек бы Тима к нынешним задачкам. Но после двухдневного перерыва, как и ожидалось, тот не замедлил возникнуть сам, оживленный и настороженный, торжественно неся коробочку с пирожными, добытыми где-то по большому блату. Впрочем его торжество поблекло, когда он увидел миску с отборным печеньем и баночку варенья, сунутыми Вадиму “на дорожку” гостеприимной Оксаной, дочкой лесного колдуна. – Так это ты с Юлькой запирался? – предположил Тим подозрительно. – Лопух! – отозвался Вадим. – Тоже мне, разведчик, “особый нюх”!.. Разве не видишь, что печенюшки делались на дому, не говоря о варенье? По-твоему, станет Юлька этим заниматься? – Чего не сделаешь от большой любви, – с облегчением возразил Тим. И тотчас развалился на диване, не замечая пугливого Жофрея, после первого же звонка укрывшегося за портьерой – от греха. Однако блюдце с остатками рыбы Тим разглядел. – Ни фига твоя мышь раздухарилась! – удивился он. – На людей еще не кидается? – Домовых прикармливаю, – ухмыльнулся Вадим, решив не выдавать кота, пока тот не обвыкнется с гостем. – Уж очень борзеют в последнее время! Он сходил на кухню поставить чайник, а заодно принес посуду. Сразу выложил пирожные на тарелку, чтобы гость по рассеянности не прихватил с собой. – Ладно, а теперь доклад Хмыкнув, Вадим ответил: – Хреновей некуда, если честно. Однако с толком. – Ну? – подстегнул гость. – Я слушаю, слушаю!.. – Ты слыхал что-нибудь о деревенской жизни, Тим? Коровки там, козочки пасутся, птички поют или кукарекают, солнышко блестит… Слыхал? Так этого больше нет. – Ты побывал за городом? – догадался Тим. Вадим кивнул. – Может, даже добрался до границы? Он кивнул вторично. – И что? – Еще хуже, чем мы думали, – ответил Вадим. – Смотаться отсюда нельзя, разве только превратившись в студень. На Бугре какие-то заморочки – с гравитацией или, того пуще, с пространством. Нарушение пространственной однородности, представляешь? А со всех сторон нас окружает чужой мир, и с каждым днем он подступает все ближе. – Чужой – насколько? – Намного, – снова хмыкнул Вадим. – Как говорит мой приятель-крутарь, “мало не покажется”. Одни зверюги чего стоят!.. Хочешь взглянуть? – Только не надо меня стращать, – попросил Тим, пристально глядя на шевельнувшуюся портьеру. – Ты никого оттуда не прихватил? По-моему, возле окна кто-то прячется. – Сквозняк, – отмахнулся Вадим, вставляя дискетку в самодельный свой комп. – Погоды-то уже портятся – к ночи. Лучше смотри сюда! Нехотя Тим отвернулся от портьеры и уставился на экран, где уже проступали фотографии. Брови его медленно поползли вверх, глаза округлились – как и рот. Зато лицо удлинилось еще больше. – Откуда это? – спросил он, когда сумел вернуть отвисшую челюсть на место. – Боже, ну и уродины! – У приятелей переснял, – ответил Вадим. – А еще нескольких видел живьем и, уж конечно, не в клетке. Попадаются-то самые безобидные. – Ну да, мотыльки вроде этих, – кивнул Тим на экран и покачал головой: – Черт меня раздери! – А представляешь, если они станут наведываться в город? – Если уже не наве… Портьера снова затрепетала, и из-за нее застенчиво выбрался Жофрей, исподлобья глядя на остолбеневшего Тима. – Surprise, – пояснил Вадим, довольный произведенным эффектом. – Знакомьтесь, господа! Внезапно Тим расхохотался, теперь сам напугав котейку – тот опасливо попятился обратно, за спасительную портьеру. – Так вот он, таинственный разоритель рыбного блюдца! – сказал Тим, вытирая проступившие слезы. – Уф… Мне следовало догадаться. Вадим поднял Жофрея к плечам, и тот с удовольствием там разлегся, прищуренными глазами поглядывая на всех сверху вниз. – На воротник тебя, мерзавец! – пригрозил Тим, таская его за пушистые щеки. – Так меня перешугать, а? Однако вскоре оставил кота в покое и снова озадаченно воззрился на экран. Отрывисто спросил: – Чего еще узнал? – Ты скопируй дискетку, – предложил Вадим. – Там есть почти все. – А чего там нет? – Например, моих домыслов. Но они тебе и ни к чему, верно? – А еще? – Я уже говорил: в этом проглядывает система. Кто-то взялся за губернию всерьез, и касается сие не только горожан. Чтоб ты знал, большинство сел уже недоступно для наземного транспорта, и чего там деется, не ведают даже крутари! Добавь сюда шуточки с гравитацией: пресловутый Бугор, – затем суперновые плазмо-пушки и вездеходы-ходульники, эти новые материалы, прущие из всех щелей, загадочные вставки в тивишниках… – Хорошо, и куда всё ведет? – Погоди, – сказал Вадим, услышав на кухне свист. Быстренько смотавшись за чайником, он залил кипятком насыпанную в заварник смесь, тоже подаренную Оксаной. – Я уверен в одном, – произнес Вадим затем. – Чтоб удержаться у власти, наши задолизы пойдут на сговор с кем угодно – хоть с дьяволом. – Ну да, только мистики нам не хватало!.. – А что есть мистика? – сразу спросил хозяин. – Всё, что выходит за пределы наших знаний? Так ведь пределы-то очень тесные! – А чем не устраивают тебя, скажем, обычные зачуханные марсиане? – спросил Тим. – Ну, или ладно, пусть это будут каллистяне, обставившие нас на сотню-другую лет. Чем они-то тебе не угодили? – Тоже в детстве Мартыновым ушибся? – усмехнулся Вадим. – “Каллистяне”, “Звездоплаватели”, эники-бэники… Мало собственных утопий, подавай инопланетные, причем на блюдце! Без пересадки из сумеречного настоящего в солнечное будущее. Ну да, когда-то и я с надеждой вглядывался в небо, – но если мы и дождались, то кого? Уж никак не коммунаров, и я даже не уверен, что из-за облаков. – Конечно: из-под земли! – огрызнулся Тим так обиженно, будто у него отбирали игрушку. – С рогами и хвостом, да? – Но ведь что такое каллистяне, подумай! Довольно простенькая, хотя и премилая экстраполяция наших тогдашних надежд – от которых ныне остался пшик, как ни печально. Если коммунизм состоится, то на каких-то иных принципах или на ином материале, качественно отличном от нынешнего. – На суперменах, что ли? – фыркнул щупляк. – На суперлюдях, – возразил Вадим, – в которых человечности будет куда больше, чем в теперешних. И связи между ними станут куда прочнее, хотя свободней. – Все это лирика, – отмахнулся Тим. – Вечно нас заносит в крайности!.. Пока что даже демократия нам не светит – выбраться б из дерьма, и то ладно. – Можно подумать, ты знаешь способ!.. – Что упираться надо – ты уже понял, – сказал Тим. – Но перед тем, как определить способ, не мешало бы разведать цель, разве нет? – И заняться этим ты предлагаешь мне, – догадался Вадим. – Для кого ж я буду стараться: для себя, для тебя, – на чью мельницу стану лить? Или, как тот Ихтиандр, буду нырять за жемчугом, а распоряжаться станут другие? Хватит темнить, Тим! Ты ж знаешь: вслепую я не работаю. И плевать на ваши субординацию с конспирацией – накушался этим при прежней и нынешней властях. Пока не состыкуюсь с вашими заправилами, не вызнаю цели, хрен вы от меня чего дождетесь!.. – Погоди, Вадик, ну погоди, – Тим закрестился, ошеломлено смеясь: – Свят, свят, свят… С чего ты на меня напал? Что ты несешь, какая организация! Ты чего, Вад? – Про организацию ты сам сказал, – заметил Вадим. – А я, может, имел в виду вашу лабораторию. Ты кому лапшу вешаешь, суслик? – “Я не суслик, я барсук”, – машинально отозвался Тим и спросил с беспокойством: – Тебе и вправду чего известно? Но я ж никогда… – Просто я тебя знаю, – оборвал Вадим. – Ты жить не можешь без интриг или заговоров, Тимушка, это у тебя в крови – скажешь, нет? В средние века, при каком-нибудь дворе, тебе б цены не было, и угодил бы ты в графья либо на плаху. Сейчас правила иные, для них ты мало подходишь – вот и маешься. Нынешняя система тебя выдавила – значит, ты непременно станешь под нее копать и, конечно, не в одиночку: ты ж не я. А кто сейчас в оппозиции? Пожалуй, немногие из спецов да вольные творцы – если не считать крутарей. Но последних ты убоишься, а среди прочих тебе самое место. Вопрос в том, на что годятся твои заговорщики? – Ну чего ты от меня хочешь? – с тоской вопросил Тим. – Злыдень! – Я? – удивился Вадим, вынимая из компа дискетку. – Абсолютно ничего. При условии, что и ты ничего от меня не ждешь. Он спрятал дискетку в ящик, насмешливо наблюдая за напряженным лицом приятеля. Поинтересовался: – Думаешь, здесь и оставлю? Ага, разбежался!.. Я ж насквозь тебя вижу, забыл? Насвистывая, Вадим достал из ящика, будто из ларца с сюрпризами, давешний предплечный брус, снятый с убитого Шершня, и принялся сосредоточенно его разбирать, время от времени поглядывая на Тима. – Чего это? – воспылал тот, падкий на подобные штуковины, как и любой нормальный мужик. – Оружие, – ответил Вадим. – Я назвал его иглометом. Пуляет вот этими спицами, по отдельности либо пачками, почти бесшумно. Убойная сила чудовищная: доспехи прошивает, точно картон. – Дальность? – Для города – вполне. – И откуда? – От верблюда, – отрезал Вадим, – двугорбого. Так и выложу тебе все!.. Честный обмен, забыл? – Значитца, так, – решившись, сказал Тим. – Сейчас я дискеточку приберу, да? А завтра, ближе к вечеру, сведу тебя кое с кем. Идет? – А не врешь? – Слово! В самом деле, Вадим ощутил его искренность. Беда в том, что завтра Тим с той же убежденностью сможет пообещать прямо противоположное. Отличная штука – искренность… если уметь ею пользоваться. Вадим снова достал дискетку, задумчиво повертел. – Да на, – он бросил дискетку Тиму, – подавись! – “Вот теперь тебя люблю я”, – бодро сказал тот. – А чего станешь делать дальше? Я ж вижу: ты нацелился на что-то!.. Оказывается, за тридцать лет знакомства и он наловчился проницать Вадима. – Во-первых, пора перестать уповать на забугорного барина, – заговорил Вадим. – На фиг мы сдались ему, сам подумай? Во-вторых, главные события здесь происходят ночами, – значит, придется менять режим, благо и так почти не сплю. В-третьих, надо разобраться наконец с мясорубками, пока они не захлестнули город. – Кажись, ты на что-то намекаешь? – На то, что их становится многовато для одиночек, даже для целой банды маньяков. Но вытворяют это именно люди, хотя и странные. Загородное зверье тут ни при чем: оно б не оставляло трупов – только кровь да немного костей, самых неудобоваримых. А если убийства массовые, значит убийц много и с каждой неделей становится больше, словно распространяется эпидемия. Вспомни Варфоломеевскую ночь, когда весь город будто сошел с ума, превратившись в маньяка!.. Правда, в Париже это случилось сразу, зато и прошло быстро; а наша крыша съезжает помалу – но, видимо, напрочь. Каждый начинает искать жертву по силам, упражняясь пока на девицах да на таких вот бедолагах, – Вадим подергал задремавшего Жофрея за свисающий хвост. – А что будет, когда шакалы станут сбиваться в стаи? Впрочем, вряд ли им это позволят, – спохватился он. – У них другое предназначение: стадное, – кого-то ведь надо доить? А в сторожа определят нынешних волков. – Крутарей, что ли? – Может, их, – согласился Вадим. – А может, они сами накопят силенок и подомнут управителей. К твоему сведению, эти ребята прекрасно знают, чего хотят, и умеют своего добиваться – в отличие от спецов. Только сперва они разберутся между собой – а похоже, у наших крутарей слишком много гонора и азарта, чтобы договориться мирно. В Чикаго бы это еще прошло, но не у нас. – Все-таки, с чего ты начнешь? – спросил Тим. – Как раз с убийств. Помимо прочего они могут вывести на куда более масштабные вещи. – А самих мясорубок тебе недостаточно? – Я понимаю: ужасна каждая смерть, – ответил Вадим. – Но даже тут уместны сравнения, хотя бы количественные. Сейчас не до эмоций – нужен беспристрастный анализ этого кошмара. А для анализа мне не хватает данных. Не знаешь, через кого можно разжиться? Наверно, это не так и трудно: вряд ли такая информация засекречена. – Как понимаю, ты делаешь заказ? – Только не надо интересоваться оплатой – хватит с меня крутарей! – Ага, хлебнул! – позлорадствовал Тим. – Не боись, здесь возьмут не звонкой монетой, даже не камушками – натурой. В смысле: тебе – данные; с тебя – выводы. Подходит? Отчитываться будешь каждый вечер. А я стану к тебе наведываться, благо к этому привыкли. Вадим поглядел на него со снисходительной усмешкой. – Мне это нравится! – сказал он. – Уже требуешь с меня отчета. Давно не командовал – соскучился? Хоть маленький, да начальник! – А вот роста касаться не будем, – отшутился малыш, все же смутясь. – Рад, что вымахал, да? – Запомни, Тимка, если еще не понял: ни в какие организации я входить не собираюсь – я вне любых стай, даже самых возвышенных!.. И что за компашка у вас, если даже за неумеху вроде меня хватаетесь, точно за соломинку? Наверно, сплошные теоретики? – По-твоему, мы должны объявить набор боевиков? – огрызнулся Тим. – Так они либо в крутари, либо в репрессоры подались – вот там есть, где развернуться и чего наварить!.. К нам-то зачем идти? – А у самих, что ли, кишка тонка? Да уж, это не салонные игры – тут правила жестче. Не пожалели бы, что ввязались. – Как будто у нас есть выбор! – И мне выбирать особенно не из кого, – согласился Вадим. – Сойдет за неимением. – Ну, спасибо. – Да подавись! Оба одновременно ухмыльнулись, расслабились и наконец приступили к чаепитию. Немедленно пробудившись, Жофрей спустился Вадиму на колени и стал из-под его руки деликатно принюхиваться к пирожному, интересуясь: чем это угощаются тут – без него. – Ты-то при чем? – проворчал Вадим, однако сунул коту немного крема на пальце. – На, дурачок, травись. Тот осторожно лизнул, затем неожиданно смахнул все, щекоча палец шершавым розовым язычком. – Ишь ты! – удивился Вадим и порцию повторил. Сметя и это, котейка удовлетворился и снова заснул, теперь у хозяина на коленях. Наверно, Жофрей решил лечиться от побоев сном, а также усиленным питанием. – Что, Юльку с тех пор не видел? – небрежно спросил Тим, прихлебывая душистый чай. – Козел старый, – сказал Вадим, – все-таки раскатал губу!.. Нет, даже на тренинг не явилась. – Что ли и мне заняться? – предположил Тим, задумчиво трогая себя за пузико. – Внутри я – Аполлон! – Да уж никак не Сократ. Думаешь, там мало Аполлонов? – Так ведь я ж еще и забавный! Женщины это любят. – Тим вздохнул и добавил: – Как правило. – Что, очкарик, влип? – позлорадствовал Вадим. – Не все ж тебе сердца разбивать – походи и сам с разбитым. – Хорошо быть молодым – а, Вадька? Ты-то как огурчик. – Хорошо быть здоровым. И умным. – И красивым, – подхватил Тим. – И сильным. И богатым… Ничего не пропустил? – Он снова вздохнул. – Между прочим, что за чай? – спросил вдруг. – Совершенно необычный букет – никак не угадаю сорт. – Тим мнил себя знатоком чая, а впрочем, действительно разбирался в этом неплохо. – Хотя заваривать не умеешь, – добавил он мстительно. – Учишь тебя, учишь!.. – Из потусторонней травки, – объяснил Вадим и усмехнулся: – В самом деле, я не шучу. Кстати, можешь прихватить щепотку – твоим теоретикам на исследование. Не все ж им задания раздавать. – Тебе, пожалуй, раздашь: где сядешь, там и слезешь… Кстати, не слыхал? – сказал Тим неожиданно. – Гога пропал. – Гога? – вскинулся Вадим. – Ч-черт!.. Откуда знаешь? – Да уж знаю. На работу не вышел, в общаге никаких следов. Все, как обычно. – А семья? – Говорят, он отправил своих погостить к жениному дяде, в глухомань. Теперь вряд ли вернутся. – Сужается круг, а? – спросил Вадим мрачно. – И кто их только наводит!.. Не пора ль и тебе, Тимушка, менять дислокацию? – Кому я сдался, господи!.. – Ах, Гога, Гога… Как он-то влетел? Ведь просчитывал на десять шагов. – Может, просто слинял под шумок? – предположил Тим. – А придет время – снова всплывет? – Дай-то бог. Тим скоро ушел, умяв две трети пирожных и основательно приложившись к печенью. С собой унес дискетку, а также образцы чужеродной травы и осколки звериного панциря, отщепленные пулеметом Гризли. Черт знает, может, в той странной компании сыщется хотя бы один приличный биолог? И химик. Конечно, и хороший психолог не помешает. А социологи, экономисты? Господи, отпусти меня на волю!.. Что там сегодня по ТВ? Итак, что имеем? – размышлял Вадим, механически перекладывая стопки белья со шкафных полок на диван. Странности все прибывают – чем дальше, тем быстрей. Причем неизвестно, где их больше: снаружи или внутри. Или это связано? Ну вот чем, к примеру, располагаю я? Во-первых, идеально настроенной и сбалансированной нерво-системой, вдобавок подкрепленной разросшимся Во-вторых, подправленным омоложенным телом, абсолютно здоровым и способным к регенерации – невиданно быстрой, точно у вампиров. При этом к крови меня не тянет, а садизм душу не греет, как полагалось бы. В-третьих, странной способностью к озарениям: будто время от времени я углубляюсь душой настолько, что ощущаю Абсолютное Знание. Информационные поля, чтоб им… В-четвертых, очень похоже, Обнажив в шкафу приборную панель, Вадим включил приемник и пробежался настройкой по частотам, вылавливая станции, еще доступные его приборам. Теперь он представлял, почему с каждым месяцем все меньше становится спутниковых программ и отчего удлиняется мертвый период на пике ночи, когда не ловится ни одна, – это нарастает крутизна подбугорных склонов. Уже не трудно прикинуть сроки полного затмения эфира. Здешний климат к тому времени изменится окончательно, а губернией завладеет чужая природа. И что начнется затем? Как по расписанию, каналы вырубились, и Вадим со вздохом отключил приемник. Спрятав приборы за стопками, принялся наводить в квартире марафет, стараясь не слишком скрипеть полом. Но не успел он убрать со стола и вымыть посуду, ссыпав крошки разгулявшемуся к ночи мышонку, – как в дверь опять постучали. Для подтверждения глянув на Жофрея, сейчас и не подумавшего прятаться, Вадим безбоязненно открыл и пропустил внутрь Алису, красавицу губернского масштаба, тоже что-то притаранившую в клюве своим домашним любимцам. Конечно, Вадиму было приятно видеть ее, всегда цветущую и ухоженную, – но не слишком ли она зачастила сюда? Проводить каждую ночь с ведущей дикторшей Студии, наверное, лестно, однако хлопотно. К тому ж Алиса не из тех, кто согласится делить Вадима с кем-нибудь или чем-то, – рано или поздно потребует его целиком. А что он сможет дать? Однако сейчас за ее избыточной живостью Вадим ощутил неладное и отправился ставить чайник, по мере сил разыгрывая из себя радушного хозяина. Потискав котейку, тоже на диво безропотного, Алиса водрузила на столик сумку и принялась раскладывать по тарелкам отборные продукты, будто явилась спасать их от голодной смерти, – при этом не забывая потчевать заинтригованного Жофрея лакомыми кусочками. Кажется, он наконец дождался кошачьего рая – за столько месяцев страданий! – “Я к вам пришел навеки поселиться”? – не удержался Вадим, наблюдая за ней с растущим беспокойством. – Или, по-твоему, я выгляжу настолько изможденным? Мать, остановись!.. Я же только из-за стола. И котейку пожалей – куда ему столько? – Было б о чем горевать, – пожала плечами Алиса, убирая опустошенную сумку на пол, а сама с ногами забираясь на диван. – У нас этого добра!.. – Ну да, “что тут пить”? – качая головой, подтвердил Вадим. – То-то мне приходится так воевать за твои бока. – Вот и восполнишь калории, – сказала она равнодушно. – А нет, так выбрось. – “Пропадай моя телега!” – возгласил Вадим. – Ладно, подружка, чего стряслось? – Марк меня избил, – ответила Алиса тем же спокойным голосом. – Впервые за все время. Причем, обрати внимание, не тронул ни лица, ни груди – помнил, мерзавец, где служебный инвентарь, все рассчитал. А как обзывался, ты б слышал! – Чуть помолчав, она добавила: – Знаешь, теперь я его боюсь. Вадиму сделалось настолько мерзко, будто он провалился в сортирную яму. Бог мой, с тоскливым недоумением подумал он, ну что за дерьмо – вонючее, первостатейнейшее!.. Зачем же они сами в него лезут? Нравится ходить извоженными с головы до пят? – И что? – спросил он. – Ты-то чего собираешься делать? – Что я могу? – безнадежно сказала Алиса. – Ни квартиры, ни пайка приличного. Я ж только диктор, а за популярность нам не приплачивают. Придется терпеть. – Может, поговорить с ним? – предложил Вадим, с отвращением представляя, как станет метелить Марка по сытым скулам, срывая с них кожу, кроша зубы. – Вдруг подействует? – И думать не смей, – испугалась Алиса. – За ним теперь столько стоит: вся Крепость! Он же “золототысячник”, забыл? Только хуже будет – обоим. Тебя прищучат, а на мне Марк потом отыграется. – Дерьмо! – выругался Вадим, жалея, что не хватает решимости на большее. – И все они там. “Золототысячники”, мать их!.. Ладно, ты прихватила свои мази? Давай подлечу. Выпростав женщину из халата, Вадим разложил ее на диване и стал прощупывать синяки, чувствуя, как с пальцев стекает целительное тепло, расплываясь по нежной плоти, растворяя болезненные уплотнения. При серьезных ранениях это вряд ли бы помогло, но для мелочевки хватало. – Помнишь, каким он был после Отделения, когда все пошло наперекос? – бормотала Алиса примятыми губами. – В подушку рыдал, у каждого прощение вымаливал, в окно бросался. Еле оттащили тогда – окровавленного, скулящего. (“Весь израненный, он жалобно стонал”, – пробормотал Вадим.) А как в мужья напросился, помнишь? Измором же взял: дождался, пока влетела в трудную полосу и растерялась по малолетству, – тут Максик и случился рядом, приголубил. – Обычная тактика этих паучин, – поддакнул Вадим. – Главное – не стесняться просить. И давить, давить на жалость, пока не уступят. Вот и достаются им лучшие девы. Зато потом на тех отыгрываются так, что остаются одни оболочки. Встречал я таких. Он продолжал что-то говорить, рассказывать, вспоминать – безмятежно ровным, даже заунывным голосом. При этом не прекращал обрабатывать ее болячки, постепенно, по мере их устранения, переключаясь на обычный массаж, уже потребный Алисе как наркотик. Совершенно обмякнув, она распласталась ничком, даже глаза прикрыла, словно утешилась наконец. А на лице проступало блаженство, почти равное страданию. – Ей-богу, чтоб испытать такое, не страшно пройти через побои, – разомлевшим голосом пролепетала женщина, когда самозваный лекарь завершил процедуру. – Ты кладезь, Вадик! Это куда круче прежнего. Теперь бы еще… Черт возьми, братик, за столько лет можешь хоть раз сходить мне навстречу! – распаляясь, воскликнула она. – Неужто никогда тебя не попробую? – Вот мы и снова в форме! – сказал Вадим, шлепнув по ее роскошному заду, чтобы пригасить страсти. – Если б от побоев оставались только синяки… Так чего ты еще не пробовала, извращенка? Что-то там с “братиком”, да? Оч-чень интересно. Смеясь и всхлипывая, Алиса вскинулась с дивана и побежала в ванную, даже не убоявшись холодного душа. Освеженная и остуженная до гусиной кожи, вернулась в комнату, нырнула в приготовленную Вадимом постель и сразу принялась за чай, уже разлитый по чашкам, ревниво выспрашивая, откуда взялось домашнее печенье да из чего сделано варенье, и заверяя, что сама бы управилась не хуже. Потом стала жаловаться на изменившиеся Студийные порядки, на прогрессирующий дебелизм передач, которые она, к счастью, не смотрит и не смогла бы смотреть – настолько они смахивают на бредни “развитого социализма”, уже тогда отдававшие маразмом. Но сейчас, когда подобный идиотизм должен бросаться в глаза, на Студии в упор этого не замечают, будто забыли все напрочь, – а может, только делают вид. Самое странное, что и публика не возбухает, словно ее приучили к такой отраве, постепенно наращивая дозу, – даже полно восторженных отзывов. И это не официозная статистика: Алиса судит по своим приятелям и знакомым, а им какая выгода врать? Но более остальных оборзел сам Главреж, наша неувядающая звезда, уже перетрахав на Студии все, что движется (“И что вещает с экрана?” – невинно вставил Вадим), включая большинство мальчиков – от сорока лет и ниже. А уж старлетки в его кабинете кувыркаются штабелями, особенно с наступлением ночи. И откуда такая потенция в его возрасте – похоже, у него не опускается никогда. Кстати… Вадиму-то, конечно, плевать, но ведь и Марк стал домогаться ее каждый вечер, перед уходом на службу (“Разве не знал? Они теперь работают ночами”.), – это Марк, который раньше лишь по праздникам на что-то отваживался!.. И не ухмыляйся, пожалуйста, мне от этого никакой радости: все равно что на кол одеваться. Он ведь даже не пытается разогреть, – хоть сама загодя смазывайся кремом!.. Ну что ты все хмыкаешь? Думаешь, приятно, когда тебя используют в качестве раздражителя, вроде ствола с дуплом или пластиковой куклы, – лишь бы отстреляться? Это только противно… и больно. Потом, разве Марк один такой? Да все вокруг будто с цепей посрывались и кинулись метить территорию собственной спермой. Или на них служба так действует? Представляешь, каждую ночь раскручивать эти дурацкие игры: кто там кого и на какой кривой обскачет, – в самом деле можно озвереть!.. Но что поделать: все равно мужчины должны в это играть – иначе какой смысл? – Метить территорию? – с усмешкой спросил Вадим. – Верно схвачено, в самую точку. Только это повадки кобелей, а не мужчин. – Разве есть разница? – А разве нет? Ты еще не ощутила ее собственным нутром? Или тебя очень тянет на несгибаемый сук Главрежа? – Бр-р-р, – содрогнулась женщина. – От него в холод “так и кидат”. Нет, правда, Вадичек, силы-то в нем, может, много, зато тепла нет совсем. Весь прохладный, точно лягушка, а сук и вовсе ледяной. – Избавь от деталей, – брезгливо поморщился Вадим. – Ударилась, понимаешь, в воспоминания. Еще за мемуары засядь! – Может, у него это возрастное – а, братик? – предположила гостья. – Вот когда ты меня лечил, я ж чувствовала, какие у тебя горячие пальцы. А когда спали рядом, так и полыхал жаром. – Точно жар-птица, да? – проворчал Вадим смущенно. – “А во лбу звезда горит”. – Я серьезно!.. – Это не та теплота, – пояснил он, – не градусы. Во всяком случае, не только. – Потому мне и хочется побывать на твоем суку, – заключила Алиса. – Для сравнения или чтоб согреться? Боюсь, разочарую. – А ты не бойся, – вкрадчиво сказала она. – Пугливый какой… Вадим понял, что пора сворачивать с этой темы, скользкой точно каток, – пока женщина не принялась за него всерьез. И где гарантии, что на сей раз он устоит? Конечно, Алиса – не его стиль, однако другие варианты еще хуже (за единственным исключением). А с возрастом на подобные вещи смотришь шире – в смысле, уже не так привередничаешь. – Ладно, ты напилась? – спросил Вадим грубо. – Давай-ка приберу – баиньки пора. Собрав на поднос посуду и почти не тронутую еду, он ретировался на кухню. Посуду свалил пока в раковину, а продукты выложил на кухонный стол и принялся было сортировать по срокам хранения, но тут же притормозил, брезгливо сморщась. Посредине стола зацепенел здоровенный, обалдевший от такого изобилия таракан и только угрожающе шевелил усами, видимо, не зная, с чего начать. Покачав головой, Вадим осторожно ухватил усача пинцетом и уронил за окно, оставив без угощения. Иди-иди, погуляй на просторе – и без тебя хватает иждивенцев. Но те хотя бы братья по классу: млекопитающие! Разобравшись с дарами и ополоснув чашки, Вадим вернулся в комнату. Алиса дремала, поплотней закутавшись в одеяло, а теплолюбивый Жофрей уже пристраивался под ее пышный зад, рискуя оказаться погребенным при первой же смене позы. Прогнав дурашку в ноги, Вадим разделся и с опаской лег рядом с женщиной, стараясь не разбудить. Однако Алиса, конечно, сразу надвинулась на него, а частью и привалила, будто тянулась к теплу не хуже Жофрея. Или давешних болотных пиявок. Не странно ль, что ее соседство навевало на Вадима сонливость? Но тут в дверь снова стукнули – если костяшками, то очень и очень деликатными, явно не мужскими. – Черт, – пробормотал Вадим. – Чего не терплю, так это накладок. – Может, не открывать? – спросила Алиса, тотчас проснувшись. – На такой стук я открываю всегда. А вдруг пришли за помощью? Сорвавшись с дивана, он натянул шаровары и распахнул дверь, уже предвкушая, кого увидит. В самом деле, перед входом стояла Юлька, вымокшая насквозь, даже слегка припорошенная снегом, – при том, что облачена была в знакомый сарафанчик и босоножки на шпильках. Естественно, трясло ее точно под током, а фразы, которые Юля пыталась сложить побелевшими губами, расшифровке не поддавались. Сейчас она мало походила на того шаловливого прелестного полуребенка, из образа которого старалась не выходить, – скорее на недоутопленного котенка. Молча Вадим втянул ее в квартирку, придерживая за локотки провел на кухню, где тотчас стянул с гостьи мокрое платье и принялся растирать продрогшее тело снизу доверху, не жалея дефицитного спирта, – пока девочка не перестала дрожать. По счастью, спасительный чан, обогревавший его квартирку ночами, уже дымился от пара, а запасов кипятка в нем хватало, чтобы наполнить ванну почти горячей водой. Так что через пяток минут Вадим смог уложить туда девочку для окончательного согревания, повесив отжатый сарафан сушиться над газом. Затем присел перед ванной на корточки, продолжая и в воде разминать ее покорную плоть. Юля глядела на него распахнутыми глазищами, почти не мигая, и от этого растерянного взгляда, вопиющего невесть о чем, хотелось спрятаться. – Я могу остаться? – внезапно спросила она. – Хотя бы на ночь. – Что, в ванне? – изобразил удивление Вадим, лишь бы не закряхтеть от неловкости. – А не утонешь? – У тебя там тетенька, да? – поинтересовалась Юля с ехидцей. – Согревает твои старенькие кости. Ну так второй бок свободен? Мне хватит, я не жадная. Помещусь – тютелька в тютельку, дяденька в тетеньку. А девонька тем временем поучится плохому. Она пыталась выдерживать обычный тон, однако голос предательски вздрагивал, будто в любой миг мог сорваться в рыдания. – Ладно, хватит показухи, – сказал Вадим. – Что случилось? – Ничего, – равнодушно ответила Юля. – Все прекрасно, маркиза!.. Если не считать, что меня пытался изнасиловать собственный папуля. Не удержавшись, Вадим присвистнул: “Ни фига себе!” – А что? – продолжала девочка. – Он ведь такой большой босс-с-сяк, почему не позволить себе – кто ему чего скажет? Вообще, откуда знать, может, он для того меня и зачал? Видел же, наверно, что маменьки надолго не хватит. Я представляю, как потрудилась она для его взлета, если и меня он уже пробует подсунуть… соратничкам. – Ты не придумываешь? – осторожно спросил Вадим. – Все ж отец, какой-никакой. – Так что же? Надо будет, он еще настрогает. Сейчас столько бесхозных тёлок – на все вкусы! – Средневековье какое-то, – пробормотал он расстроенно. – Махровое средневековье, ей-богу. – Ну почему обязательно средневековье? – возразила Юля. – Мой папенька обожает поминать книжицы про светлое будущее, умиляется тамошним порядкам до слез, – а себя, по-моему, втайне считает его полпредом в настоящем. Ну не повезло человечку, поспешил родиться!.. Как тебе такой коммунарик, а? Комарик-коммунарик… У нее опять задрожали губы, словно от холода, и чтоб не заплакать, девочка принялась хулиганить, брызгая на Вадима водой. Немного успокоясь, добавила: – Это как у крестоносцев, знаешь? Можно мочить, грабить, насиловать, но если предан Богу, теплое местечко в раю тебе уготовано. Не Бог, а крестный отец какой-то, пахан воровской!.. – Ну что, он вот так прямо на тебя набросился, – спросил Вадим, – ни с того, ни с сего? – Вот так прямо, – подтвердила Юля. – Явился среди ночи – лицо чужое, руки ледяные, глаза пылают. И если б не твой презент, от колдовских щедрот… Знаешь, я ведь давно с ним не пересекалась: днем он отсыпается, ночью пропадает. – И с чего все они заделались полуночниками? – удивился Вадим. – Не иначе сверху моду спустили. Ему вдруг пришло в голову: а не придумывает ли Юля? Проще говоря, не врет ли? Сколько б его ни ловили на доверчивости, Вадим продолжал даже заведомую ложь принимать за чистую монету. И только затем, вспоминая о прежних обманах, начинал исподволь прощупывать собеседника. И что за радость: дурить голову такому лоху? Впрочем истории обеих гостий стыкуются настолько, будто они сговорились, – что вряд ли. – Ничего, – пригрозила Юля, – он у меня попляшет. Я такое ему устрою!.. – Зачем? – спросил Вадим. – Чтоб ему было плохо, – повела девочка плечом. – Зачем? – повторил он. – А почему я должна спускать? – Что ты за других переживаешь: как бы кому сделать хуже. Лучше о себе подумай. – Но если мне хорошо, когда ему плохо? Он еще заплатит – за все! – Ты что, сильней его, – спросил Вадим, – или умнее? Куда ты лезешь? – И все равно я ему устрою: ткну харей в собственное дерьмо!.. – Можно быть стервой либо дурой, – попытался рассердиться Вадим. – Объединять в себе обеих – накладно. Когда на тебя разогнался бульдозер, разумней убраться с его пути. – “Разумненький Буратино”, – сказала Юля. – Живешь тихо, не высовываясь, в свое удовольствие. По ночам трахаешь кого захочешь, благо дурочек вокруг полно, – стоит по головке погладить да мослами потрясти. Ты – кобель, да? Кобелино!.. – “Ума нет – считай калека”, – заметил он. – Не понимаешь, что заступила на чужую территорию? Твоя свобода кончается возле моего носа! – Это самая выступающая твоя часть? – Если не считать груди. – Но ведь для избранных ты оттопыриваешь еще кое-что? И как тогда насчет свободы? – Слушай, солнышко, – заговорил Вадим, – я ведь не обязан перед тобой оправдываться, потому что, слава богу, у меня хватило ума… – Он заставил себя притормозить, почувствовав, что избыточно многословен, а значит, именно оправдывается. – Короче, тут нет криминала, – решительно сказал он. – Алиса – давняя моя приятельница, а здесь ночует потому… – Ну понятно! – перебила Юля. – Почему по старой дружбе не перепихнуться разок-другой? Никому от этого не хуже, а для здоровья полезно. Опять же теплее вдвоем!.. Что, не так? – Она отрывисто засмеялась. – Потрахаться, чайку испить, снова потрахаться, обсудить постановку или передачку, еще раз потрахаться под задушевную беседу – а все это вместе называется встречей друзей, да? – Теперь ты и вправду меня рассердила, – болезненно улыбаясь, сообщил Вадим. – А делать это не стоило: больше я не стану тебя щадить. – Сейчас уписаюсь с испугу!.. – Я понимаю, тебе плохо, – продолжал он. – Но ты хоть что-то сделала, чтоб избежать неприятностей? Либо как-нибудь их побороть? Ты умеешь только скандалить и ныть. Мечешься от билдеров до воображенцев, вертишь хвостом перед юнцами и стариканами, страдаешь из-за отсутствия смысла – но кто за тебя станет его добиваться? Даже любить по-настоящему ты не умеешь: чуть что – лапки кверху. И все вокруг виноваты – только не ты!.. Старый мудрый… дурак, сказал Вадим – уже себе. Что ты несешь? Кто и когда хотел знать о себе “всю правду и ничего кроме”? Кому она вообще нужна? Однако отступать было поздно. И Юлька уже смотрела на него иначе, хотя спрятаться от ее взгляда хотелось по-прежнему. – Ну почему ты такой? – спросила она. – Собственно, какой? – Блаженный, что ли. Ты безопасен и надежен, рядом с тобой расслабляешься. Но остальные-то другие, и каково после тебя возвращаться к ним – ты подумал? Вот если б ты брал под крыло на все время… – Я бы, может, и брал, да размах крыльев не позволяет, – сказал Вадим. – И пойдет ли это на пользу? Во всяком случае, я никому свое общество не навязываю. – Это что, предложение убираться? – Ни в коем разе! – испугался Вадим очередной неловко выстроенной фразы. (Сколько раз обжигался!) И что они такие мнительные – слова нельзя сказать, чтоб не извратили! Да еще из всех мыслимых толкований выберут самое для себя оскорбительное, и будут стоять на нем вмертвую, сладострастно поворачивая воображаемый нож в воображаемой ране, точно завзятые мазохисты. И все попытки выправить ситуацию будут ее усугублять, словно им вправду доставляет наслаждение себя мучить, а через себя и его – виновного в неуклюжести, но уж никак не в злом умысле. А девочка уже выбиралась из ванны, разбрызгивая воду. – Слушай, прекрати! – потребовал Вадим. – Что за детство, в самом деле? Не отвечая, она наспех обтерлась, выскочила в прихожую и стала вколачивать маленькие ступни в босоножки. На всякий случай Вадим перекрыл вход на кухню, где сушился ее сарафанчик. Все-таки придется оправдываться, подумал он, уже готовый смириться. Правда, не с моими талантами этим заниматься, и вины за собой особой не вижу, но куда денешься? Эх, грехи мои, грехи… Однако Юля не дала ему даже такого эфемерного шанса. – Я позаимствую твой плащ, – сухо сообщила она, сдергивая с вешалки дождевик. – При случае верну. – Ты что надумала? – заволновался Вадим. – Эй, ты куда? С ума сошла – там же ночь!.. Молча она устремилась к выходу. Разведя руки, Вадим попытался ее задержать, но Юля попросту отпихнула его в сторону, и конечно, он не решился применить против девчонки силу, хотя мог вздернуть ее за шиворот, точно котенка. А Юля уже исчезала за дверью. Господи, будет мне покой? – в отчаянии подумал Вадим. Пора и мне в монастырь, как Ларисе, – вот там смогу наконец предаться раздумьям и творчеству. Черт, хоть разорвись!.. Метнувшись в комнату, Вадим выдернул из шкафа “семисезонную” куртку, уже облезлую, но, к счастью, невыброшенную, и пару увесистых ботинок на толстых подошвах, тоже заслуженных, оставшихся еще с той, настоящей зимы. Пока натягивал их, вкратце разъяснил Алисе ситуацию, с ходу отметая ее испуганные возражения. Впрочем, оказалось это не просто. – Как это называется, а? – негодовала она то ли в шутку, то ли на полном серьезе. – Ты бросаешь меня!.. – За крепкими стенами, в теплой кровати, – прибавил он успокаивающе. – А каково Юльке под дождем и снегом? – Какое мне дело до твоей сучки? – огрызнулась женщина. – Да пусть ее Мститель слопает – мир не обеднеет! – Типун тебе на язык, – испугался Вадим. – Знаешь ведь: “не рой яму…” Затем бросился вон из квартиры, уже на бегу набрасывая куртку и стараясь не слишком топотать. Конечно, Юли не оказалось ни в коридоре, ни на лестнице – по его прикидкам, сейчас она должна миновать проходную. Потом скорее всего поскачет к шоссе, чтоб остановить машину, – а кто сейчас ездит, кроме блюстов да крутарей? Первых еще можно напугать отцом, но со вторыми придется договариваться – это в лучшем случае, если согласятся на честный обмен. Однако другой маршрут еще хуже: напрямик через одичалый парк, мимо брошенных домов и старого кладбища, – и это при разразившейся грозе, вкупе с дождем и мокрым снегом, под завывание ветра и громыхание молний. Да в хилом плащике на голое тело, почти босиком… бр-р-р. Вадим выбрал второй вариант: уж очень ярко представилась эта картинка – точно видение. Однако через проходную не пошел – зачем высвечиваться? Спустившись до второго этажа, он повернул, как и вчера, к торцевому окну, без шума спрыгнул на мягкий, припушенный свежим снежком грунт и побежал Юле наперерез, еще не видя ее, но чувствуя. Кроме девушки, поблизости никого не было, и даже дома почти уснули. Так что притупленные сенсоры Вадима снова ожили, разбрасывая ловчие сети – все дальше, все шире. На уши и глаза надежд было мало: слишком много посторонних шумов и слишком мало света, да еще этот набирающий силу дождь!.. Пригнувшись, Вадим нырнул в мокрые кусты, слепо хлещущие колючими ветками, миновал несколько стволов, натужно скрипевших под ветром, и наконец смог разглядеть Юлю. Запахнувшись в бесформенный плащ, она трусила посредине дорожки, сторонясь подступающих зарослей – как будто это поможет ей в случае чего!.. Неслышно Вадим побежал параллельным курсом, время от времени теряя девочку из виду и прислушиваясь к шлепкам по асфальту, едва прорывавшимся сквозь гул ливневых струй. При таком раздрае Юлиных чувств следить за ней было несложно, но и на глаза попадаться не стоило: последствия непредсказуемы. Парчок все не кончался, показавшись Вадиму куда просторнее, нежели днем. И даже живность в нем завелась, судя по трепыханиям Вадимовых Машинально он бросил взгляд в сторону ближайшего трепыхания, происходившего почему-то высоко над землей, и в этот миг, будто подгадав, небо расколола ветвистая молния, саданувшая по ушам и всему телу ошеломляющим грохотом. На миг окрестности захлестнуло пронзительным светом, и в глубине соседней кроны Вадим с содроганием разглядел оскаленную харю, напоминавшую гориллью маску – из тех, что некогда продавались у частников. Этого не хватало! – растерянно подумал он. Гориллы-то здесь откуда? Однако молния уже погасла, погрузив город в еще большую тьму, и теперь Вадим мог отслеживать странных зверей лишь по своим незримым нитям. Было их в парке трое, еще с пят Вадим двинулся было к Юле, намереваясь предупредить, но та вдруг разметала полы дождевика и со всех ног припустила к ближним домам, тоже что-то почувствовав или увидав, – а по асфальту бежать было не в пример легче. Он крикнул девушке вослед, но если она услыхала Вадима сквозь ветровой вой, то вряд ли узнала и лишь прибавила ходу. Чертыхнувшись, Вадим помчался за ней – сначала наискось, ломясь через кусты, затем по дороге. Бегал-то он куда быстрей, однако фора у Юли оказалась приличной, и она первая вырвалась из парка. Но вместо того, чтобы нестись по тротуару дальше, сторонясь темных подворотен и воплями отпугивая зверей, девочка вдруг повернула и нырнула в ближайший подъезд, погружаясь в глубины брошенного дома, – а оттуда, теперь Вадим ясно Господи, с отчаянием подумал Вадим, туда-то ее зачем понесло? Ищет приключений на свою худенькую попку? Мало ей прежних!.. Не замедляясь, он влетел в подъезд и понесся вверх по лестнице, стараясь не потерять слабенькое эхо Юли, задавленное разбуженной яростью чудищ. Близость и доступность жертвы отозвались в них всплеском первозданной свирепости, а может, просто подошло время и полуночные убийцы вступали в права. Бушевавшая в них сила больше не казалась Вадиму странной – она ужасала, точно предвестник смерти. Все это живо напомнило ему недавний рейд, только теперь он был вне бэтра, вне доспехов, а к тому же без огнестрела. На бегу Вадим подобрал с захламленного пола проржавелую стальную трубку – хоть какое-то оружие!.. С разгона он проскочил лишний пролет. Потеряв след, тут же вернулся на лестничную площадку и по длинному коридору побежал вдоль цепочки светящихся отпечатков, ноздрями ловя знакомый запах. Вступил в одну из квартир, ощущая зверя совсем близко. Только бы не Мститель! – взмолился Вадим. Уж этот заломает любого, и огнестрел бы не спас. Пронзительный визг… Где? Через раскуроченный проем Вадим вскочил в соседнюю комнату, просторную словно дворцовый зал. В сумраке высилась громоздкая нагая фигура метра под два с половиной, несокрушимая как статуя командора, а в руках ее визжала и билась Юлька, тоже вполне голая. Кажется, ее целились нанизать на торчащий узловатый сук. Уронив трубку, Вадим снова прыгнул и с лета заехал фигуре под ребро. Охнул – кулак словно в камень угодил. Но статуя, мгновенно ожив, отшвырнула девушку и развернулась к Вадиму. Черт, снова эта гориллья маска!.. С яростью Вадим врезал носком в пах шутника и едва не взвыл: опять камень. Увернувшись от растопыренных рук, скользнул в сторону, однако насильник не попался на уловку и попятился к Юльке, в истерике катавшейся по грязному полу. Да что у нее, ноги отнялись? – Беги, дуреха! – сорвано крикнул Вадим, подхватывая осколок кирпича и пугая противника ложными взмахами. – Беги, ну!.. Бесполезно – невменяема! Вадим швырнул в гиганта кирпич, следом – второй, но так можно было отвлечь его на секунду-другую, не больше. А чтоб обежать этот оживший памятник, подхватить девушку на руки и без помех убраться, требовалось не меньше пяти. На пружинящих по-кошачьи ногах Вадим двинулся к противнику, расставив закаменевшие кулаки. Утробно ворча, словно трактор на холостом ходу, тот поджидал его, кряжистым телом заслонив девушку. Черт знает: может, они и охотились стаей, – однако делиться добычей исполин явно не собирался ни с кем. А чудовищная мускулатура ему вполне это позволяла. На полную гориллу он, правда, не тянул, но на три четверти – пожалуй. Выглядел исполин, как сон билдера. Бедра казались бы поперек себя шире, если б не их длина, – и голени не короче, и руки соответствовали. А подпиравшие плечи “крылья” вполне годились для парения. Это были какие-то иные пропорции – титанические. Такого обилия мышц Вадим не встречал ни у одного “химича”, разве только… Провалиться мне в ад, запоздало сообразил он, это ж серк! Только совершенно уже слетевший с катушек, одичавший до полной невменяемости. То-то я принимал его за зверя, пока не увидел воочию. Раньше они теряли контроль иногда, в драке либо под железом, – а теперь свихнулись вовсе. И все-таки это лишь серк, а значит, с ним вполне можно иметь дело. Трудно, страшно – но можно. Приблизившись на длину рук, Вадим продолжил свое “порхание бабочки”, мгновенными тычками жаля противника в лицо – раз за разом, благо они не слишком рознились ростом… ну, на голову. Зарычав, тот взорвался страшным ударом, однако ожидавший этого Вадим увернулся, хотя впритирку: скорость у гиганта оказалась на изумление. И снова принялся раздражать его болезненными выпадами, подгадывая следующий взрыв, а заодно все глубже проникая в чужую психику. Теперь Вадим даже не очень волновался, будто занимался привычным, давно освоенным делом. Сознание серка напоминало обычный комп, даже не из самых навороченных, и оставалось лишь разобраться в базовой программе, чтобы послать на вход нужные раздражители и получить предсказанный результат. Но оказалось, Вадим поспешил с выводами. А может, не углядел одну из подпрограмм, внезапно включившуюся. Видимо, прежде этот серк больше баловался борьбой, и когда ему наскучило получать зуботычины, он попросту поймал Вадима за плечо, второй рукой подцепил за штаны и с разворота отправил кувыркаться через всю комнату, едва не своротив дальнюю стену. Черт, здорово он меня! – оценил Вадим, в ошеломлении елозя ладонями по полу. Семь пудов – как котенка! Красиво я летел… А серк уже склонялся над оцепеневшей Юлей, на время забыв о поверженном противнике. Под руки Вадиму подвернулась давешняя трубка, легкомысленно оброненная в начале схватки. Ухватившись, он с силой запустил ею в бугристую спину, и железка угодила точно по центру – с жутковатым хрустом. Рыкнув, серк развернулся, мерцающие глаза нацелились на врага. Он походил сейчас на громадного краба с угрожающе расставленными клешнями – характерная стойка серков перед атакой. Избежать ее невозможно. Как и противостоять ей. Серк пригнулся и рванулся вперед. Мощные ноги рвали пол, с каждым скачком он набирал скорость, наклоняясь все ниже, – будто живая торпеда в пару центнеров весом. Такой таран прошибал любую дверь, и остановить ее обычному человеку… Стряхнув оцепенение, Вадим устремился навстречу. Прямое столкновение наверняка бы покалечило его, но в последний миг он изо всех сил оттолкнулся и взлетел головой вперед, пропуская серка под собой, – тот лишь и успел, что взбоднуть шишковатым черепом, наподдав Вадиму по бедрам. Перевернувшись сверх запланированного, Вадим благополучно приземлился на четвереньки, пару раз кувыркнулся и вынесся на колени – как раз вплотную к Юле. забросил ее на плечо и помчался к выходу, затылком чувствуя настигающее дыхание серка. На шаг впереди Вадим влетел в проем и тут же метнулся в сторону, пропуская мимо себя преследователя, вновь разогнавшегося до опасного предела. И со всей этой ошеломляющей, убийственной скоростью тот врезался во второго серка, уже раскинувшего лапы для перехвата. Бог знает, как он выследил Юлю (по запаху, что ли?), однако подоспел как нельзя кстати, а Вадим вовремя его засек, чтоб организовать эту костедробительную встречу. Второй серк не уступал габаритами первому, но от чудовищного напора опрокинулся на спину, ухитрившись, однако, вцепиться в противника. Беснующимся ревущим клубом они покатились по комнате, круша мебель и снося перегородки, вздымая клубы пыли и трухи, – зрелище феерическое. Вадим не стал дожидаться, чем закончится схватка раззадоренных монстров, – перехватив удобнее Юлю, он скользнул к лестнице и побежал вниз. Но спустившись до третьего этажа, замер, вдруг ощутив рядом с домом еще одного серка, спешившего за своей долей. Затем и увидел его. Склонившись к самой земле, тот грузно трусил по следу, даже и в дождь безошибочно фиксируя запах самки. Хотя сверху серк казался приземистым, в остальном он был подобен двум колоссам, уже поспевшим к раздаче. И столкновение с ним не сулило радости. Придавив девушку к плечам, Вадим с места скакнул в сторону, чтоб не отвлекать следопыта лишними отпечатками. Тут же нырнул в ближнюю квартиру, бережно опустил Юлю в подвернувшееся кресло и запер дверь на все обнаруженные замки. Потом привалил вход парой шкафов, по возможности стараясь не шуметь, хотя грохот от продолжавшейся наверху битвы заглушал все. И только затем позволил себе расслабиться, считая ссадины и ушибы – последнее время такие приобретения сделались привычными. – А если и здесь найдут? – шепотом спросила Юля, наконец обретя голос. – Сиганем в окно – делов-то! – пожал плечами Вадим, стараясь не переиграть с небрежностью. – К тому же вряд ли найдут: мозгов не хватит. Они сейчас другим местом думают, если думают. Ты сама – как? – Не дождешься, – сказала она, пытаясь усмехнуться. – Еще тебя переживу, вместе с твоей тетенькой! – Ноги-то держат? – Сейчас спрошу. Спустив их на пол, Юля с трудом поднялась и побрела по темному коридору, придерживаясь за стену, словно старушка. Учитывая, что на ней сохранились только босоножки, смотрелось это занятно. А впрочем, много ли надо такой крохе? После недавних выплесков пошла обратная волна – апатия, полный упадок сил. – Лучше нам забраться глубже и вести себя тихо, – заметил Вадим. – У этих зверей не уши – локаторы! Не оборачиваясь Юля кивнула, слишком сосредоточенная на том, чтобы не упасть. Догнав, Вадим под локотки провел ее в дальнюю комнату, весьма кстати оказавшуюся спальней, где уложил на продавленную кровать и завалил тряпьем, обнаруженным в стенной нише. Не очень гигиенично, зато теплей. К тому же здесь и окна уцелели, что удивительно, – наверно, из-за глубокой лоджии, не подпускавшей к стеклам град. Зато самой лоджии досталось крепко – вот и сейчас по дырявым перилам барабанил свирепый дождь. – Добавила хлопот, да? – вяло спросила девочка. – Старших не слушаю, шляюсь где попало, даже трахаюсь не с теми. А зачем было мешать – тебя просили? Может, как раз это чудище я искала всю жизнь! – “И не больше, и не меньше”? – хмыкнул Вадим. – Тогда не надо было визжать. – Может, я от удовольствия? – Еще не поздно, – он кивнул на дверь. – Получишь в тройном размере. – А-а, все равно не пустишь! – заявила Юля уверенно. – Ты ведь словно тот с – Окстись, Юлька! Он тяжелей меня раза в полтора. – А ты меня – во сколько? – спросила она. – После отличия вдвое начинается “много”. – … сказал мышонок. – Что ты понимаешь в женской красоте? Тоже, ценитель!.. Она вдруг заплакала, отворачиваясь и сердито шмыгая носом. Смутившись, Вадим неслышно прошел к окну, выглянул в ночной парк, все так же секомый ветром и ливневыми струями. Возвращаться в общагу не хотелось – даже если забыть о прочих серках, наверняка не возражавших бы поучаствовать в облаве. Морщась, Вадим отвернулся и снова сунулся в нишу, разыскивая для девушки подходящий балахон – взамен утраченного. – Полежи со мной, – неожиданно сказала Юля. – Хотя бы здесь – полежи. Так холодно!.. Нанялся я всех обогревать? – подумал Вадим. Хотя, по правде, за согрев такой куколки и самому не грех доплатить – вон Тиму только свистни!.. – Ну иди, – позвала девочка и пригрозила: – Не то опять зареву! Со вздохом он опустился рядом, предварительно сбросив куртку. Тотчас Юля прижалась к нему дрожащим тельцем, будто и вправду желала только погреться. (“Обидно, да?” – усмехнулся Вадим себе.) Обеими руками он обхватил этот хрупкий комочек и, прикрыв глаза, снова разбросал вокруг – Почему здесь никто не живет? – тихонько спросила Юля. – Теснятся в своих норах, а тут такие хоромы!.. Запрещают, что ли? – Да ради бога! – сказал Вадим. – Только здесь ни электричества, ни воды, ни отопления, ни тивишных кабелей. У нас ведь мало чего запрещают впрямую – просто создают условия и настраивают общественность. И втихаря подавляют странников – если те все же сунутся, куда не надо. – “Если в доме нет воды…” А мне так пить хочется! – Нет проблем – на балконе, небось, намело. Только чуть позже, ладно? Когда затихнет эта чехарда. С облегчением Вадим вздохнул, – Но мне хочется горячего! – возразила Юля, острыми зубками покусывая его шею. – Снег топить – бр-р-р, – ее передернуло. – Ну-ка, где у нас артерия? – Похоже, согрелась, – заметил Вадим. – Готова к новым подвигам, да? – Вполне. – Разбросав тряпье, Юля оседлала его поверх живота да еще подергалась вперед-назад, словно проверяя прочность посадки. – Как, – спросила деловито, – подпруга не жмет? Похоже, нам тут всю ночь кувыркаться!.. А каково там твоей тетеньке – одной? – Девочка злорадно хихикнула. – В конце концов я даже выиграла, верно? И ты не в накладе. Хотел разобраться с ночными смертями – сподобился. А кто тебя навел? Цени! – Еще скажи, будто планировала это с самого начала, – фыркнул он. – Важен результат – сам говорил. – Собственно, в чем он? – Ведь мы нашли убийц? – Мы нашли только серков – то есть бывших билдеров, через “химию” достигших предела и заплативших за это безумием. – Разве не одно и то же? – Что-то здесь не так, – сказал Вадим. – Серк, конечно, скотина, даже убийца, но не садист. Он не стал бы измываться над жертвой – просто попользовался бы ею, в крайнем случае свернул шею, чтоб не досаждала воплями. Но рвать на части – зачем? – Он же урод! – Моральный, хочешь сказать? Конечно, он ненормален, как всякий душегуб, в нем разорваны горизонтальные связи – он только тешит своего Зверя. Но ведь и звери не проливают кровь попусту… если только не кормятся ею. – Чего? – недоверчиво спросила Юля. – Куда тебя повело? – Хорошо, начнем с начала. Что есть человек? – Ничего себе, вопросец! – фыркнула девочка. – “Аз есьм царь”. – Ну что, по-твоему, отличает его от зверей? – Наверное, ум. – И все? Но ведь серки не стали глупей – просто животные позывы затмили им разум. Можно быть сколь угодно умным, при этом оставаясь совершеннейшим зверем, к тому же хищным. Значит, что? – Ладно, сэнсэй, давай без наводящих вопросов. Я сейчас не в том настроении. – Значит, суть в том, что над чем довлеет: разум над инстинктами или наоборот. Проще говоря, что в человеке главенствует: душа или тело… Ты же веришь в душу? – Ну, предположим, – нехотя признала девочка. – Во что-то ж надо верить? – Представь ее, как сгусток потусторонних полей, уцепившийся за реальность с помощью тела, запрограммированного на выживание и размножение. Это словно скафандр для чужой планеты… даже не скафандр – планетоход. С автоматизированным пультом управления и бортокомпом-мозгом, с моторами-мускулами, датчиками, средствами связи… – Повторяешься, проповедник, повторяешься! – пробормотала Юля тихонько, однако Вадим услышал. – Для разгона, – пояснил он. – Необходимое вступление к следующей теме. Сегодня поговорим о водиле… Так вот, пока душа здорова и сильна, от телесных позывов ее защищают мощнейшие энергетические перегородки. И никакие “грехи” с “искусами” не угрожают ее “святости”, ибо телепатически она замкнута на миллионы, то есть совестлива по определению. К такой душе не пристает грязь, хотя б она торговала телом ради пропитания. По завершению жизненного цикла человек все равно “угодит в рай” или же “возродится на более высоком витке” – кто во что верит. – “ Впрочем времени с того заседания воображенцев прошло еще меньше, чем после первой “проповеди” Вадима, – на целый день. – Но “химия”, судя по всему, разъедает перегородку, – невозмутимо продолжил он, – и обесточивает станцию, направляя высвобожденную энергию на предельное развитие плоти. А когда инстинкты проникают в рассудок, у того появляются новые, вполне животные ориентиры, и свою интеллектуальную мощь он направляет совсем в иную сторону. Поначалу человек попросту звереет и принимается наверстывать недоданное. Но вот затем… И что затем, а? – Тебе видней, – буркнула девочка. – Ты умный и старый, тебе уж не до женщин – лишь бы навыступаться всласть!.. К чему вам наши совершенства, верно? Кажется, тема начала ей приедаться. Пора подбрасывать новую. – Знаешь, Юленька, – сказал Вадим, – а ведь похоже, что на тех бедняжек нападали вампиры. – Совсем здорово! – Ну да – из тех, кто благоденствуют на чужих страданиях, заряжаются энергией, отбирая у других. А кровь им нужна, как аккумулятор Хаоса. – Ты спятил, Вадичек, – откуда в нашем захолустье вампиры? – Ну, не относись к ним с таким пиететом, – сказал он. – В конце концов, вампиры начинаются с нарушителей тишины – когда одному плевать на покой тысяч. Может, так они утверждаются? Или мстят? По мне, они смахивают на вздорных шавок, самозабвенно брешущих на всех – лишь бы заметили!.. – Не морочь мне голову, – возмутилась девочка. – “Нарушители”, “шавки” – пф-ф!.. Ты ж говорил об энергетических вампирах. – Как, по-твоему, – неожиданно спросил он, – зачем люди трахаются? – Для удовольствия, конечно, – сразу ответила Юля. – Еще – для здоровья. – И все? – Разве мало? – Большинство насильников, чтоб ты знала, не получают от насилия радости. Для них это способ возвыситься – в своем мнении, в глазах жертвы. Они не могут утвердить себя иначе, как втаптывая других в грязь. – И что? – А то, что насильники тоже вампиры – на свой лад. – Господи, опять вампиры!.. У тебя такой пунктик? – Самое забавное, что у них-то связи с людьми не порушены – лишь искажены. Изменена полярность, понимаешь? Поэтому им тем лучше, чем хуже другим. И наоборот: “зависть иссушает” – помнишь? – Так ведь это садизм! – Именно. Но не только. Представь, что – Господи… – Можно проделать это с единственной жертвой, а можно нагнать страху на миллионы, как вытворяли тираны, от фараонов до Кобы, – эдакие супер-упыри! Можно даже внушить подданным благоговение, принуждая к самоунижению ради выживания, и тянуть, тянуть из них – Спустись на землю, а? – попросила Юля. – Про “заклятие” – это всерьез? – Абсолютно. Лично я понимаю его, как наложение на душу сторонней матрицы – искусственной либо конкретного индивидуума. Способы бывают разные: от пресловутой “любви” до изощренного садизма… впрочем не знаю, что больней. А нужен сей грабеж затем, чтоб максимально задействовать свое тело, – недаром же маньяки такие силачи!.. Это, что касается “энергетического вампиризма”. – Ты пугаешь меня, – прошептала девочка. – Есть и другой? – Пробрало, да? – засмеялся Вадим. – Больше не клонит в сон? Что ж, “давай бояться вместе” – если смелая. – Жду ответа, – напомнила она. – Это уже из области фантазий, – предупредил Вадим. – Устроит? Юля молча кивнула. – Помнишь, чего наплел тогда Игорек про отражения Хаоса и Порядка, в просторечии именуемые душой? – Она кивнула вторично. – Представь их, то есть отражения, как два разноименных заряда, индуцированных начальными стихиями и заключенных в единый объем. Ну, с Порядком более-менее ясно: он задает организму программы. Что до Хаоса, то без него не было б жизни. И развития, ибо это Хаос вносит в организмы изменчивость. И смерти, конечно, – когда изменения, накапливаясь, становятся “несовместимыми с жизнью”. Оба заряда концентрируются обычно в пределах мозга, но частицы их разносятся кровью по всему телу. – Хорошо, – закрыв глаза, сказала девочка, – я представила… Чего дальше-то? – А теперь убери из души Хаос. Что останется? – Порядок, – послушно ответила она. – “И” осталось на трубе. – Ну, не сам Порядок, скорей его отражение – может, даже вторичное или третичное… – Четвертичное, – буркнула Юля. – Как период. – К тому ж, не исключено, искаженное. Короче, в душе остается только набор программ, более или менее удачных. Изменения в организме прекращаются, он фиксируется на достигнутом рубеже. Лишь устраняются нарушения: болезни, ранения, – причем с волшебной быстротой. Многодиапазоновая телепатостанция, ориентированная на души других, выключается либо преобразуется в лучевой передатчик, подавляющий и подчиняющий чужие сознания (если там найдется, за что зацепиться). Власть такого человека над другими становится чудовищной, его могущество устрашает, энергетические ресурсы бездонны, он практически бессмертен – венец эволюции, и только!.. Но и жизни в нем больше нет. А сам монстр так же абсолютно подчинен собственному господину, ибо он – лишь ступенька в жесткой и незыблемой пирамиде, вершиной упирающейся в Подвал, где собраны знания Вселенной. – Он что же теперь, робот? – обмирая, спросила девочка. – Вампир, – поправил Вадим. – Причем настоящий, классический. – И даже кровь хлещет? Господи, но зачем? – Чтоб зацепиться за наш мир. Раньше его удерживало равновесие между отражениями Хаоса и Порядка либо разветвленная корневая система, проросшая в души других. Теперь для выживания ему необходимо вводить в себя недостающий заряд, иначе его попросту выдавит в родственную среду. А что является лучшим разносчиком Хаоса? Свежая, парн Юля ощутимо содрогнулась, и Вадим тут же замолчал, пристыженный. Кажется, он увлекся настолько, что потерял “контакт с аудиторией”! – Похоже, ты псих, – сообщила девочка. – А ведь у меня сразу закрались подозрения. Вампиры, надо же! Ясновельможное вампирство, как высшая стадия человечества. “Мы наш, мы новый мир построим!..” Больше ничего не придумал? – Да разве только вампиры? – усмехнулся Вадим. – Здесь такой рассадник нечисти!.. Кстати, никогда не подглядывала ночью за отцом? – Точно, у тебя крыша поехала! – убежденно сказала Юля. – Конечно, спасибо тебе за жизнь, я с ней как-то свыклась, но, может, не стоит обхаивать моих родичей? До сих пор я и сама с этим неплохо справлялась. – Ладно, не впечатляйся, – отступил он. – Я предупреждал: это фантазии. Может, я параноик, однако безобидный – сама знаешь. Если хочешь, могу рассказать еще: и про оборотней, и про зомби, и про могущественных черных колдунов, обосновавшихся… – Как тебе моя попка? – перебила Юля и даже продемонстрировала, извернувшись. – Правда, сладкая? – Не знаю, – вздохнул он, – не пробовал. – Так в чем же дело? Доступ к телу открыт. Давай, пробуй!.. Она легла на Вадима всем туловищем и на минуту затихла, наслаждаясь его жаром и энергичным массажем, прокатившимся по ее тылам от ягодичек до шеи, будто у него включился рефлекс – довольно странный для мужчины в такой ситуации. Конечно, девочка ждала от Вадима большего, но, видно, рассудила, что для начала сойдет и это. По крайней мере, холод ей теперь не грозил. – А зачем на свете люди? – пробормотала Юля ему на ухо и сама же ответила: – Чтоб их жрали вампиры. По-моему, так! И хихикнула, довольная шуткой. Чуть погодя потерлась носом о его плечо и попросила: – Дяденька, научи плохому. – Где уж мне, – хмыкнул Вадим. – Это молодым у нас – дор – “Дорог – А чего б ты хотела: развесистой лапши на ушах или правды? – Наверно, лапши, – со вздохом призналась она. – Ну хоть немножко – любишь? – Понемножку я люблю многих – это еще не повод слагать серенады, – возразил Вадим. – Вот если б я возлюбил тебя сильнее, чем себя!.. Но ведь настолько и ты никого не любишь? – Что я, псих? А впрочем, может и псих. – Ты о чем? – “Что-то с памятью моей стало”, – пожаловалась Юля. – Как раз после твоей обработки мозжечка. Поперли воспоминания, вплоть до самых давних, – и все такие яркие!.. Кстати, чего ты трындел насчет наладки борто-компа? Может, ненароком саданул по блоку памяти? – Что-нибудь еще? – помолчав, спросил Вадим. – Еще стала считать не хуже калькулятора. Только задумаюсь – дырк, и выскакивает ответ! Это какой блок? – Расчетный, – буркнул он. – Даже не блок, а ма-аленькая такая программка, организующая ячейки особым образом. Понятия не имел, что это затронется, – извини. – Чего там, даже удобно. Знаешь, мне теперь часы не нужны: все время тикает чего-то в мозгах – и в любой момент, только спроси!.. – Сколько? – быстро спросил Вадим. – Два часа сорок одна минута, – ответила Юля голосом телефонной дикторши. – Дырк! – Смотри-ка – верно. – Ага, значит, ты тоже? – А как насчет оперативной памяти? – А это чего? – Это – количество данных, коим способен оперировать, – объяснил Вадим. – Чем выше ОП, тем сильнее склонность к системному мышлению, тем большие проблемы можно охватить за один присест. – Ну, это я не знаю, – сказала девочка. – И скучна мне твоя ОП, так что не приставай. Без того на душе мерзко. – Хочешь, утешу? – Хочу, – сразу ухватилась девочка. – Даже знаю – как. Главное, тебе ничего не придется делать… – Я о другом, – оборвал он. – Твой “папуля”… – Ну? – … вовсе не отец тебе. Даже не родственник. – Класс!.. Это ты сейчас допер, да? – Это я в тебе откопал, в твоей памяти. Сама ты забыла. – Ага, – сказала Юля после паузы. – А мать? – Мать настоящая. – Ну, хоть что-то. Хотя бы покойников у меня не отбираешь. – Бог с тобой, Юленька, я-то причем? – Притом, что ты это выдумал! – выпалила девочка. – И знаешь, зачем? – Ну? – Чего, “ну”? – Ну, не знаю, – усмехнулся Вадим. – Чтоб подкрепить себя еще и этим. Как же: сиротка, бедненькая, деточка!.. Разве такую можно тронуть? – Но ты и вправду малолетка – подсудное ж дело! – Очень колышут тебя суды – кому другому напой!.. Между прочим, по законам шариата я уж года три, как могла выскочить замуж. – Во-первых, я не мусульманин. – Это в-третьих, – гневно перебила Юля. – Во-первых, ты меня не хочешь. – Тогда мне бы не потребовались подкрепления, – возразил Вадим. – Уж если я кого не хочу, то… извини. Попрепиравшись еще с пяток минут, девочка заснула, согретая его теплом и укутанная Осторожно он приподнял голову, вслушиваясь. Но сейчас же очнулась и Юля, будто на время сделалась его продолжением. – Чего? – спросила с беспокойством. – Не серки, нет? – Господи, – пробормотал Вадим, – он меня достал!.. – Кто? – Да “ворон” этот: опять разлетался. Каждую ночь – что твой серафим!.. Теперь-то по чью душу? Прошлепав к балконной двери, он скользнул наружу и опустился коленями в сугроб, положив руки на перила, а подбородок на руки, чтобы не слишком маячить. Спустя минуту на балкон впорхнула Юля и привычно оседлала Вадима, распластавшись на его спине точно лягушка, а поверх закрывшись одеялом. Чуть впереди них, вдоль балкона, уже вовсю мела метель, заслоняя далекие дома и соседнюю рощу. Однако вблизи было тихо, только сыпал густой снег, пушистыми хлопьями оседая на одеяло. А воздух даже не казался морозным – наверняка внизу, на еще теплой земле, было слякотно, как обычно. Похоже, холод подступал сверху – и с каждой ночью все ближе. – Что-нибудь видишь? – шепнула девочка на ухо. – Я – полный ноль! – Угу, – откликнулся Вадим. – Глазами? – Глазами тоже – в инфрасвете. Хотя с трудом. Действительно, он уже пробыл в темноте достаточно, чтобы включилось тепловидение – хоть какая-то зрительная привязка. Иначе пришлось бы целиком переключаться на – И что происходит? – Охота. – Снова? – ужаснулась Юля. – Господи, помоги дичи!.. – Теперь, кажется, обоюдная, – уточнил он. – Стая на стаю, хищники против хищников. Погоди-ка. Вадим тепловидел и Однако “ворон” не стал дожидаться от серков решительных действий. Метнувшись за одним из них, он на мгновение завис и вдруг круто взмыл, потащив за собой серка словно на гарпуне. Но Вадим не ощутил в последнем ни агонии, ни боли – только слепое бешенство угодившего в ловушку зверя. Потом серка втянули внутрь вертолета, и его сознание померкло, будто выключилось. А “ворон” устремился за новой добычей, и процедура повторилась с отработанной до автоматизма точностью. Зато с третьим серком вышла загвоздка. Только “ворон” захватил его, как двое других гигантов подскочили к канату и слаженно дернули. Даже их суммарного веса оказалось недостаточно, чтобы поколебать могучую машину, однако Шершни тотчас сбросили канат и погнались за следующей целью. Оставив спеленатого товарища, раззадоренные серки кинулись следом. – Так, – негромко сказал Вадим. – Теперь я оставлю тебя минут на пять. – Я с тобой! – вскинулась девочка. – Это может быть опасно, – предупредил он, – и холодно. – Лучше опасность, чем страх, – рассудила Юля. – А против холода есть испытанное средство – мужчина. – Соскочив со спины Вадима, она плотней закуталась в одеяло. – Пошли, что ль? – Ужель тебе жизнь не дорог – Ну умру и умру, – отмахнулась малявка. – “Значит, нам туда дор Вообще, и у него возникло ощущение, что из дома лучше убраться, – будто на подходе новая угроза, круче прежних. Уж не грядет ли сюда Мститель, пальцами раздирающий плоть? Подхватив девочку на руки, Вадим пронесся через квартиру, сбежал по ступеням. Нырнув в проем подвального входа, бережно сунул ценный сверток в кабину двуколесника, припрятанного здесь со вчерашней ночи. (“Может, неспроста я выбрал этот подъезд? – подумал мельком. – Не прорываюсь ли я в будущее куда дальше, чем на пару минут, – хотя бы подсознанием?”) Затем вытолкал машину из подъезда, разгоняя по ступенькам оседлал и на малой скорости покатил к поверженному серку, сразу натягивая над собой тент, чтоб укрыться хотя бы от ветра со снегом, если не от мороза. Впрочем, внизу воздух и вправду оказался теплей – это вам не подбугорные склоны! Вылавливая остатки стаи, “ворон” улетел далеко, почти скрывшись из виду, – мелькал где-то за домами и вряд ли собирался вернуться в ближайшие минуты. Однако Вадим уже знал, сколь цепко тот умеет держать след, а потому не задержался ни на миг: ухватил спеленатую рычащую тушу за отступающие кое-где жгуты и единым махом зашвырнул в багажник, едва там уместив. Потом снова сел за руль и погнал колесник прочь от облавы и в сторону от нового убежища, постепенно набирая скорость. – Делаешь запасы на зиму? – полюбопытствовала Юля, обхватив его талию гибкими ногами. – Будешь отрезать по кусочку и смаковать, смаковать. И радоваться: неужто все мое? Мяса-то сколько, мяса!.. – Не хочешь его в домашний зверинец? – Боже упаси! – содрогнулась девочка. – Уж лучше крокодила. – К утру серк оклемается, я уверен. – Акурат до следующей ночи, да? – Наверно, – согласился Вадим. – Потребуется хорошая клетка. Думаю, он и сам не станет возражать, если придется выбирать между тобой и Шершнями. – Если придется выбирать, – хмыкнула Юля, – он слопает всех!.. А ты что, настолько не любишь Шершней? Интуитивно, да? – Экстрасенсорно, – сказал Вадим. – Могу я себе это позволить или подо всё должен подводить базис? А ведь Шершней, если по правде, благодарить надо, подумал он. Уничтожают маньяков-убийц, вылавливают серков. Санитары каменных джунглей, чтоб им!.. Ладно, теперь я узнал и такой их охотничий прием, а кто предупрежден, тот, понятное дело, вооружен. Лучше бы, конечно, станковый плазмомет – это уравняло б шансы, хотя не полностью. – Как думаешь, твой “папенька” уже убрался на службу? – спросил Вадим. – Хочешь сбагрить меня родичам? Фиг вам! – Тоже, индианка нашлась – “фигвамы рисует”!.. Ты понимаешь, что “ворон” вернется за добычей, лишь только покончит с остальными? – И что? – А то, что он берет след получше иных собак! Черт знает, сколько должно пройти времени, прежде чем заметет наше остаточное тепло. – Есть и еще сюрпризы? – А что он плюется шаро-молниями, знаешь? – Подумаешь! – с презрением сказала Юля. – В тебя-то он точно не попадет. – Мне бы твою уверенность, – проворчал Вадим. Однако спорить не стал – тем более, она снова прижалась к его спине и стало чертовски трудно отделять девочку от себя. Вот и еще девиз: “Не прислоняйся!” – Такой вопрос: к чему Шершням живые серки? – сказал Вадим. – Насколько знаю, “химия” исходит от Роя, а серки – конечный продукт этой гадости. Выходит, их специально готовили под некую задачку, пока нам не ведомую? – Ничего себе – продукт! Вправду, что ль, их пускают на мясо? Теперь Юля подумала об этом всерьез, и Вадим ощутил ее отвращение. Кажется, она даже слегка пожалела своего недавнего обидчика: как известно, “волкодав прав, а людоед – нет”. Впрочем, хари в крови у обоих. – Тогда проще было бы серков отстреливать, – возразил Вадим. – Видимо, их все же приручают – только как? – Он покачал головой: – Представляешь боевичка: в пару центнеров весом, с силой и реакцией гориллы, по ноздри заправленного боевыми рефлексами! Вадим оглянулся на четкий след двуколесника, жалея, что тот не способен летать подобно “ворону”, – фиг бы тогда его страшили Шершни! На самой периферии Судя по всему, охота затягивалась, и это было Вадиму на руку, укрепляя надежду, что нестихающая метель, сквозь которую они уносились, все-таки затушит их полыхающие в инфрасвете следы. На сегодня уже хватит приключений – с Вадима и тем более с Юльки. А устраивать гонки между колесником и вертушкой, да еще с односторонней пальбой (про запасенный в бардачке огнестрел он старался не думать), – на любителя. Конечно, попасть в Вадима непросто, как и загнать в глухой тупик: такой водила немногим по зубам, – но кто знает, не запасено ли у Шершней еще сюрпризов? Своим тепловидением Вадим углядел впереди два крупных пятна, наплывавших по стиснутой заборами дороге, и поспешно перенацелил Машины неотвратимо сближались – заворачивать было некуда, тормозить глупо, таранить еще глупей: колесники у блюстителей много массивней, хотя поплоше. Вдобавок эта легальная банда нравилась Вадиму ничуть не больше Шершней. А посему вперед и прямо по центру, не страшась!.. – Ну-к держись, – предупредил он Юлю. – Идем на прорыв. Мощным рывком Вадим вздернул колесник на дыбы (благо багажник утяжелен), пропуская встречные машины с боков. Опустившись, ударил передним колесом по серпам, сминая их вниз, затем попытался подбросить заднее колесо – хотя бы слегка. На крутом крене блюстительские колесники вильнули к центру, будто нацелились протаранить наглеца, но тот уже вырвался из западни – впритирку, со скрежетом и протяжным визгом, – и машины врезались друг в друга. Затем разлетелись и на боках закружили по дороге, от стены к стене, вспахивая серпами асфальт. А Вадим, даже не снижая хода, покатил себе дальше, между уводящими в снежную пелену заборами, – практически без потерь, если не считать царапин на багажнике. Еще один его финт увенчался успехом – так и зарваться недолго. Сколько нахалюг на этом погорело!.. – Всего-то? – с пренебрежением спросила Юля. – А я уж изготовилась к протяжному и сладостному визгу. – Не навизжалась еще? Вадим оглянулся назад. Шершней уже не было Коридор наконец кончился, стены раздвинулись. И Вадим обнаружил себя в знакомом районе, хотя ехал, в общем, наобум – лишь бы подальше от облавы. Похоже, этот путь он тоже выбрал по наитию, ибо здесь помещалось ближайшее из его укрытий – подпольный билдерский храм. Попетляв по заснеженным переулкам, вокруг старинных домов, сращенных торцами или заборчиками и постепенно проседающих в землю, они скатились по узкой лесенке в темный подвал и меж невидимых для заурядов колонн проехали к знакомой двери. Здесь Вадим выключил натруженный мотор, сияющий инфрасветом точно тепловая люстра, и выбрался из колесника, с неохотой отстраняясь от тела Юли, полыхавшего не хуже мотора. – Ужель мы здесь кому-то сдались? – поинтересовалась она, слепо крутя головой. – Грамодяне, прымайте сводну команду! – Хорошо быть ветераном, – откликнулся Вадим. – За годы узнаешь многие секреты, даже если не числишься в жрецах. Наклонившись, он извлек ключ из-под неприметного камня, одного из многих на захламленном полу, и отпер дверь – столь же невзрачную и, по виду, хилую, однако подкрепленную слоем стали. Затем распахнул багажник и с натугой взвалил спеленатого зверя на плечи, сторожась его клыков и когтей. Впрочем тот даже не заворчал, будто его свирепость пошла на спад. И Юля мужественно помалкивала, только напряженно прислушивалась к шорохам. – Прошу, сударыня, – позвал Вадим, включив на входе свет. – Только не спешите уж слишком, поберегите ножки. Такие жалко сбивать. – Любые жалко, – возразила девочка, – если свои. И на цыпочках вступила внутрь, завернутая в драное одеяло, словно в тогу. Но в следующую секунду Юля спустила его до локтей – в зале оказалось на удивление тепло. Раскочегаренный почитателями, местный Билдер согревал помещения круглые сутки, а где-то наверняка хранились запасы горячей воды, дожидаясь утренней службы. Протопав в угол зала, Вадим свалил груз на сложенные маты и только теперь смог разглядеть перехваченную у Шершней добычу. Серк оставался по-звериному насторожен, однако прежнее буйство в нем утихло, и на Вадима он поглядывал без особенной злобы, будто обостренным чутьем не улавливал в пленителе угрозы. Черт знает его, этого серка, – кажется, он пялился на Вадима даже с ожиданием. И что ему требовалось теперь: сырое мясо, чаша с кровью, самка… может, бог? Что за чушь! – А ведь он красив, – заметил Вадим, – для тех, кто понимает. Смотри, какой! И вправду, в развитии плоти серк, кажется, достиг отмеренного природой предела, за которым кончается человек. Огромный его костяк поражал соразмерностью; рельефные массивы мышц, увитые четким узором вен, походили на полированные валуны; натянутая матовая кожа – на тонированный мрамор. Даже лицо оказалась молодым, безупречно правильным, прекрасной и мощной лепки. И пахло от него, даже “пыхало”, непоколебимым абсолютным здоровьем. А еще – сутью могучего самца, на которую безотказно откликалась любая самка. Но самое замечательное, что при всем том серк вовсе не поглупел. Наоборот: успокоясь, его мозг функционировал как часы, отменно решая свои нынешние, звериные задачи. – По крайней мере, это не тот, который за тебя подержался, – сообщил Вадим девочке. – Уже легче, да? Хотя и тот, кто был на очереди вторым, добавил он мысленно. Но про это Юле лучше не знать, иначе не сумеет снизойти. Конечно, приручать можно даже людоедов, но уж не тех, что питались твоими родными. Вадим присел рядом со зверем на корточки, разглядывая свисающий с массивного плеча предмет, смахивающий на разбухший и облепленный вычурными наростами пластиковый брандспойт. Из его горла, видимо, и выплеснулась эта прорва тонких жгутов, за мгновение превратившая грозного серка в беспомощный тюк. Вадим даже повертел штуковину в руках – с предельной осторожностью, чтобы случайно не выпустить зверя на волю: не настолько тот присмирел. – И долго ждать, пока он обретет человечий облик? – с нетерпением осведомилась Юля. – Может, к нему даже вернется речь? – Поговорить с ним можно прямо сейчас, – откликнулся Вадим. – Только что он расскажет – свою биографию? Она больше не играет роли. – А что играет? – Он зверь, Юля, – негромко сказал Вадим. – И с этим ничего не поделать. У него больше нет бога внутри. Но для наружного еще осталась лазейка, и сейчас важно, кто даст ему этого бога – Шершни или мы. – Мы? – испуганно спросила девочка. – Что ли, серьезно? – Ты, – с ухмылкой уточнил Вадим. – Он из женопоклонников. – Совсем здорово! А где я возьму бога, ты подумал? – Поройся в себе, – предложил он, – авось сыщешь. Теперь от тебя зависит не только собственная благодать. Ты же добрая, Юля! И всегда мечтала заиметь персонального зверя, почитающего тебя за богиню. А чем плох этот – слишком умен, да? Слишком опасен? Тем почетнее им повелевать, и тем нужней ему якорь на стороне, чтоб было кому сдерживать его дикость!.. – А сам чего ж? Твой якорь втрое против моего – по массе. – Я не умею повелевать, – объяснил Вадим, – в меня это не заложено. Во-вторых, тебя он вознесет куда выше, я чувствую. В-третьих, я-то сумею за себя постоять, а вот тебе не помешает второе тело – уж это разорвет за тебя любого! – Ну хорошо, а что для этого требуется? – спросила девочка. – Не стану ж я кормить его грудью!.. – Пока просто посиди рядом. Малыш еще не созрел. Только не касайся тросомета – боже тебя упаси! – По-моему, он перезреет скоро, – пробурчала Юля, однако послушно подсела к серку, с опаской поглядывая то на него, то на Вадима, удалявшегося от обжитого угла к зеркальной стене. – Лишь бы свалился не на меня. По центру стены мостился старенький телефон, служивший для экстренной связи со жрецами. По совместительству он исполнял роль номерного замка: вполне нетривиальное решение и достаточно надежное – если б не острое зрение Вадима. Как бы часто жрецы ни меняли здешний пароль, протирать кнопки перед уходом они не додумались. Потребовалось лишь разглядеть, на каких кнопках осталось меньше пыли, и перебрать с дюжину вариантов. Затем створки разъехались, и – не без трепета – Вадим впервые шагнул в билдерское зазеркалье. – Эй, а про меня не забыл? – позвала сзади Юля. – Могу я на минуту оставить эту гориллку без присмотра? – Ладно, двигай сюда, – разрешил он. Зашуршало сбрасываемое одеяло, и топот голых пяток возвестил приближение девочки. Нырнув в проем, она тотчас обхватила руку Вадима, прижавшись к ней грудью, и с любопытством оглядела священную комнату, где жрецы, по их словам, предавались медитации и раздумьям. Было здесь довольно неряшливо, даже со стола не удосужились убрать: огрызки, пятна, крошки, пара бутылок, благоухающих медовухой, – хотя от подопечных требовали идеального порядка, а полы в залах скоблили через день сами же билдеры. Все-таки в закрытости есть свои минусы: даже уборщицу не пригласишь!.. – Так и пойдем? – спросил Вадим, оглянувшись на девочку. – Ага, – радостно подтвердила она. – Ты мне не мешаешь. Усмехнувшись, он повлек Юлю в глубину комнаты, к упрятанному в стене шкафчику, запертому с избыточной основательностью. Немного повозившись, открыл его, пробежался взглядом по полкам. Вадим и сам не слишком представлял, чего тут ищет, однако почти сразу наткнулся на странность. – А вот про это я не знал, – сказал он, снимая с полки пузатый тюбик и аккуратно отщелкивая крышку. – Видишь? – Чего это? – “Химия”, – ответил Вадим. – Та самая, пресловутая! Просто втирается в мышцы для преимущественного роста, а прочее прилагается, включая неизбежное озверение. Ай да жрецы, и они не устояли перед соблазном!.. Или на них надавили Шершни? То-то в последнее время стало тяжелее дышать – даже здесь. Правда мне-то жрецы не предлагали: все ж хватило ума. Брезгливо, однако с дотошностью он обыскал остальные полки, оставляя в памяти зарубки, и так же аккуратно закрыл шкаф, впрочем прихватив тюбик с собой – как улику. Затем с Юлей под руку прогулялся по здешним закуткам, довершая осмотр. Составив мнение, направился в ванную, не забывая сквозь стену Ванная оказалась в зазеркалье единственным местом, вызвавшим у Вадима благоговение. Впрочем, он всегда относился к ванным с пиететом, ибо там властвовали нагота и чистота, – а здешняя была лучше многих, с несколькими водными режимами и компьютерной регулировкой температуры. Уж не тут ли отправляли билдерские жрецы свои загадочные обряды? Как следует отдраив обширное эмалированное корыто, оплетенное многими трубами словно венами, Вадим на полную раскрутил медные краны, и в днище с шумом ударила обильная струя, толщиной с запястье, рассыпая вокруг горячие брызги. Сейчас же Юлька отлепилась от его руки и привольно разбросалась на бурлящем мелководье, стеная от наслаждения, – благо снимать ей было нечего. Судя по размерам ванны, жрецы устраивали здесь групповые омовения и даже могли приглашать девочек – из числа особо доверенных. Но тогда в зазеркалье должен быть предусмотрен второй вход, и забывать об этом не стоило. В конце концов, отчего жрецам не поиметь с секты личную выгоду? Да, но вот “химия” – это уже перебор, господа, такое прощать нельзя! – Если этот зверь – мой… – внезапно заговорила Юля. – Ну? – … наверно, для начала его следует отмыть? – Юля, это ведь не игрушка, не собачка – это хищник! – А в чем разница? – заупрямилась девочка. – Раз уж я для него богиня, то он для меня – кто? – Твое право, – неожиданно согласился Вадим. – Дерзай. Вернувшись в зал, он накрепко стянул запястья и щиколотки серка обычными веревками и только затем снова взгромоздил на себя. Доставив к Юле, осторожно сгрузил в ванну. Потом туда же забрался сам и принялся методично прощупывать тросомет – пока под пальцами что-то не поддалось и жгуты с коротким шипом не втянулись обратно, наконец отпустив добычу. Но и тогда серк не шелохнулся, хотя вполне мог распрямиться. А девочка, встав на колени рядом, уже поливала его из душевого раструба, одной рукой с трудом удерживая дергающийся шланг, а во второй зажав шершавую губку, которой она шуровала по напружиненным литым глыбам с такой непринужденностью, будто драила личное авто. Дымящимися мутными струями с исполина стекала грязь, накопленная за часы ночного буйства, с клокотаньем низвергалась по стоку. Сложение у него и вправду было на зависть – вплоть до кончиков пальцев и формы ногтей, словно у античной скульптуры; а юным серк оказался даже сверх ожидания: вряд ли старше семнадцати. Похоже, мальчик погнался за большой силой – чего не натворишь по малолетству!.. Все к лучшему: щенки лучше поддаются приручению, даром что вымахивают с матерых самцов. И к Юльке серк куда ближе – не то что некие “старпесы”, которых и поминать к ночи не стоит. Уж этому юнцу она вряд ли покажется подростком – скорее полноправной девицей, только что не в совершенных годах. Неизбалованный ласкою серк слабо лучился – если не благодушием, то удовольствием, будто его впервые гладили по шерстке. Но вот надолго ль хватит его миролюбия – пока не возжаждет чего покруче? А ведь если малец раздухарится, совладать с ним будет непросто, даже со связанным. Так не поторопились ли мы отпускать вожжи? И все-таки: “как он красив, как он хорош – он на меня чуть-чуть похож!” Увлекшись, Юля принялась расчесывать перепутанные патлы серка здоровенным гребнем, будто специально припасенным вблизи корыта. Кажется, как и Вадим, она ощутила вкус к бескорыстному обхаживанию чужого тела – конечно, молодого, красивого и непременно иного пола. Было в этом нечто от скульпторских потуг, но угодить в Пигмалионы тут намного проще. Он зверь! – напомнил Вадим себе. Великолепный, совершенный, башковитый, но зверь. С предельно суженным – Слышала такой термин: “опускать”? – сказал Вадим. – Насколько понимаю, примерно так с серками и поступают. Только тут не обходится вульгарным унижением – серков действительно под себя подминают, как ни странно, и внедряются в них намертво! – Трахают, что ли? – простодушно спросила Юля. – Откуда мне знать? – пожал он плечами. – Гадать можно всяко, а как проверишь? Не через тебя же его пропускать? – Подумаешь, сложность! – фыркнула девочка, с почтением покосясь на восставший жезл исполина. – Одним больше!.. Почему не попробовать? – И ехидно добавила: – Конечно, если тебе все равно. – Проблема в следующем, – объяснил Вадим. – Если ты его в себя пустишь, он посчитает тебя добычей, в лучшем случае – подругой, самкой, продолжательницей рода. Но вовсе не богиней, как задумано. А вот как тебе внедрится в него? Анатомически сие не предусмотрено. Досадливо Юля повела плечиком: мол, “догадайся сам”, – напоследок намылила серка еще раз и тут же схлестала с него всю пену, являя на свет телеса, сияющие чистотой и упругостью. Обращалась с юнцом она без опаски, совершенно забыв свои недавние страхи либо полагаясь на защиту Вадима. Тоже к лучшему, подумал он. Зверь не должен чувствовать в укротителе боязнь, иначе снова может включиться свирепость. Ополоснув ванну, девочка закупорила сток широкой пробкой, затем, словно по наитию, переключила струю на третий режим, для которого, собственно, и требовался такой сумасшедший напор. Вода принялась фонтанировать из многих дырчатых дисков в бортах, стремительно заполняя ритуальную ванну. – Смотри-ка, морская соль! – обрадовалась Юлька, снимая с полки пакетик, и посулила зловеще: – Ща вам устрою! Океанская среда, именно! – внезапно осенило Вадима. Колыбель жизни на Земле, первородный аналог крови. Вот что нас объединит. Ай да жрецы!.. Протянув руку к пульту, он с точностью до десятых установил температуру и притушил свет, сколько возможно. А Юлю предупредил: – Не переусердствуй, хватит пакета. Здесь все отмерено. – Что-то придумал? – догадалась она, словно читая с его лица. – Блеск! – Во всяком случае, попытаться стоит. Только… – Что? – Придется его развязать. – Что ж, давай, – без восторга поддержала девочка. – Похоже, он стал другим – “совсем чистым”. – Что мне в тебе нравится: не боишься пробовать, – похвалил Вадим. – А то знаешь, как у некоторых творцов: ежели нет гарантии, что разродишься шедевром, – значит, и браться не стоит. Бедняги настолько боятся неудач, что сами делают себя неудачниками… Но учти, – продолжал он, – последствия я представляю не слишком. Наверняка ты обретешь многое – даже и то, что вряд ли хотела, – но кое-чем придется поделиться. – Ответственности бежишь? – усмехнулась Юля. – Все вы, добрячки!.. Наверно, и от девственниц шарахаешься? – Уж лучше превратить девицу в женщину, чем… – Во что? – В ведьму. – Даже так? – удивилась она, затем решительно тряхнула головой: – Ладно, согласная я – причем на все. Расписку дать или хватит слова? – Сейчас это и опасно, понимаешь? Я не уверен, что даже сия зверюга сумеет тебя защитить. – А-а, все равно пропадать! – через силу девочка хмыкнула, видимо, вспомнив “папеньку”. – Ну, чего задумал? – Ты станешь его повелительницей, станешь!.. Но одной тебе серка не удержать: корневая система слабовата – от его силы пойдешь вразнос. И унесет тебя в такие дали!.. Нужен триумвират, триединство – вот тогда нас не свернуть. – И втроем мы сольемся в экстазе, – подхватила девочка. – Ты гений, Вадичек! – Всего лишь подражатель, – скромно признался он. – Я уже проходил через такое – лет двенадцать назад. К тому ж это вовсе не то, что ты, развращенка, вообразила… Ну-ка, обними меня сзади. Юля с готовностью повиновалась. Вода уже поднялась серку по грудь, волнуясь вблизи нее, словно штормовые волны вокруг утеса. Наклонясь к юнцу, Вадим твердой рукой и со всей возможной для себя властностью взял его за подбородок и рывком повернул к себе, глаза в глаза. В то же мгновение взгляд серка напрягся, затвердел в ощутимый энерго-луч, силясь проникнуть в обнажившееся сознание Вадима, чтобы подавить его своей мощью. И неожиданно провалился туда, не встретив сопротивления, – словно вломился в открытую дверь. И заметался в чужих просторах, отыскивая врага, но всюду натыкался на непроницаемые перегородки, мягко гасившие любые наскоки. А на себе ощущал давление тысяч и тысяч внимательных, сочувственных глаз, безмолвно за ним наблюдавших. Серка это смутило – он не отступил, но присмирел, зацепенев в центре нового логова, куда более вольготного, чем собственное, и, кажется, безопасного. Не отпуская его взгляда, Вадим распустил узлы на вымокших веревках, затем плавным нажимом прислонил серка к бортику и отодвинулся. Вода набралась уже до краев и с монотонным гулом устремилась по желобкам к полу, стекая затем в широкую дыру. Ощущать ее можно было лишь по щекотанию струй, похожих на касания невидимых рук, – значит, теплотой она равнялась крови. И пахло от нее горькой свежестью, будившей в памяти нечто столь древнее, будто это хранилось в генах. Прикинув мощность струи, Вадим вывел примерные сроки для подбрасывания новых порций соли, затем сказал Юле: – А теперь сядь рядом и смотри ему в глаза. – Дистанционный секс? – жалобно спросила она. – Всю жизнь мечтала!.. Однако послушалась. По самые скулы трое погрузились в воду, циркулировавшую между ними, словно общая кровосистема, исподволь объединявшую их ощущения, желания, даже мысли. Не отвлекаясь на тяжесть и холод, словно бы воспарив в подводной невесомости, они теперь Триединство! – думал Вадим, глядя в закаменевшие глаза серка, а боком чувствуя прильнувшее тело Юли. Триумвират, триада!.. Инициатива, упорство, совесть. Как тогда, с Эвой и Адамом. Возможно ли? Пройти по этому пути еще раз – но тогда-то меня вели, да и способ был иной. К тому же нынешняя инициатива больше смахивает на шило в Юлиной попке, а совесть – на страх навредить. И даже насчет силы не уверен: в достатке ли? Он ощущал, как В девочке обнаружилось куда больше разрушительного, убийственного Хаоса, чем он подозревал. Похоже, Юля направляется прямиком к собственной гибели или безумию – если не принять должных мер. Неосознанно она даже хотела этого и мучила тех, кого любила, поскольку слишком мало любила себя. А вот серк словно бы весь состоял из могучих животных позывов, определявших его поступки с жесткостью компьютерных программ. В нем-то Хаоса почти не ощущалось: чтобы решиться на “химию”, требовалась фанатичная, почти маниакальная целеустремленность. Но поскольку и “Мне не нужна абсолютная, рабская подчиненность, – разбираясь в чужих сплетениях, бормотал Вадим (может, и вслух). – Если не обойтись без вертикалей, пусть это будут отношения вассала и сюзерена, слуги и господина – со взаимными обязательствами, подкрепленными любовью. Пусть вертикали сочетаются с горизонталями, для вящей надежности. Я замкну ваши Погруженный в три сознания (считая собственное), Вадим не Спокойно! Через секунду он уже был на ногах: от боли ведь тоже можно Но еще раньше из ванны катапультировалось другое тело, взрывая воду в фонтан. Оглянувшись, Вадим увидел, как всей тяжестью серк обрушился на врага, смяв его точно тряпичную куклу. – Он вступился! – торжествующе крикнула Юля, сама едва не выброшенная волной – в последний миг Вадим придержал ее за тонкое бедро. – Он с нами, он мой! Но самого Вадима порадовало другое: надежно обездвижив напавшего, серк не попытался его сокрушить в кровавый ком или разорвать на части, как сделал бы раньше. У него появились тормоза! – Не трогать, – на всякий случай добавил Вадим, закрепляя рефлекс. – Фу, зверь!.. Кстати, как тебя зовут? Но вместо серка нежданно откликнулся другой. – Так это ты, Лось? – просипел он из-под двух центнеров закаменевшей, угрожающе ворчащей плоти. – А я уж подумал!.. Злодеем оказался билдерский жрец, по каким-то своим надобностям наведавшийся сюда в неурочное время. Откуда ему было знать, что в родном храме поджидает такая встреча? Это же тотчас сообразила Юлька, а может, попросту считала с сознания Вадима, воспользовавшись сближением. – Ага! – зловеще произнесла она, с видом царевны присаживаясь на бортик. – А вот теперь, любезный, ты расскажешь нам все: и про ваши сношения с Шершнями, и про поставки тюбиковой дряни, и про свою клиентуру – до последнего придурка… Или желаешь продолжить знакомство с нашим крошкой? Тогда сам скажи ему: “Фас!” Конечно, жрец без особенных колебаний выложил, что знал, и посчитал за счастье, когда ему наконец позволили вдохнуть полной грудью. Правда, знал он немного. Зато, облегчив совесть и уверовав в спасение, жрец сразу воспрянул духом и с восторгом уставился на изящные прелести девочки, выставленные напоказ, и на титанические пропорции серка: все-таки билдеры понимали в таких вещах толк. Оставив Юлю на попечение прирученного исполина и гостеприимство покаявшегося жреца, Вадим выбрался из подвала и покатил по снежку домой, уже не надеясь застать там Алису. А потому решил заглянуть к новому приятелю, торгашу Эмилю, – благо это оказалось по пути. Дверь в его лавчонку оказалась заперта, а за стеклом висела табличка: “closed”. Вадиму это не понравилось. Конечно, время позднее, особенно по меркам Крепости, но и Эмиль не из тех, кто разбрасывается даже единичными клиентами. Тем более, у крутарей сейчас самая суета. Напрягшись, Вадим просочился Обойдя дом, Вадим вошел в подъезд. На первом этаже, возле запасного входа, стену подпирал флегматичный крепыш с пустыми глазами, механически провожавшими каждого, кто поднимался по лестнице. Он ни о чем не думал, ничего не вспоминал, не чувствовал, – просто сторожил, как автомат. И потому Вадим обнаружил его только сейчас. Но стоило обозначить движение к двери, как крутарь словно включился. – Закрыто, – объявил он, заступая проход. – Понял, да? – И бог с ним, – сказал Вадим. – Я по личному. – Перенеси, – пожал плечами крепыш. – Хозяин занят. – Не для меня. Вадим надвинулся вплотную. Оттолкнувшись спиной от двери, крепыш пихнул обеими руками его в грудь. Но угодил в воздух, против воли шагнув вперед. И тут же, на сайд-стэпе, Вадим поймал его за шею и добавил инерции, вынудив пробежаться вниз по ступеням. Затем вступил в дверь и сразу ее запер, чтоб избежать новых возражений. Миновав темную кладовку, бесшумно возник в торговой комнатке. Здесь было спокойно. С безупречно радушным ликом Эмиль восседал в уголке, задвинутый единственным столиком, – сложив худые длинные конечности как богомол и втянув голову в узкие плечи. Он не заискивал, не лебезил, но хамские выходки спускал гостям, как издержки воспитания. А что ему оставалось? Напротив Эмиля расположился нескладный субъект с расхлябанными членами, отечными чертами и многими шрамами на мятой физиономии. По сторонам от субъекта помещалось двое: плотный коротыш с круглой головой, щетинистой от подбородка до макушки, и длинный гибкий парень – похоже, из бойцов. Еще один выжидал в сторонке, равнодушно листая книгу, наверно, в поисках картинок. Пятый сторожил вход, изредка выглядывая за шторку. А обслуживала компанию худощавая темненькая девушка, не красавица, но милашка, чем-то похожая на юную надсмотрщицу Руфь из Вадимового КБ, – по-видимому, дочь Эмиля. Ее выдержки едва хватало на ледяную мину, сквозь которую явственно проступала брезгливость. Похоже, разговор происходил не из приятных, а гости явно не входили в число званых. Что за публика? Если крутари, то не из истинных – падальщики. “шакалы”, “гиены”, “вепри”? Скорее последние, судя по ухваткам. А среди малых стай “вепри" – самые гадостные. Собственных тормозов у них нет – только страх. И потому им так нравится пугать других. Мяторожий главарь как раз принялся перечислять беды, грозившие торгашу, буде тому вздумается брыкаться. Голос у него звучал сипло и неряшливо, гармонируя с внешностью. Пока что гость держался в рамках, но в любой миг готов был окатить собеседника помоями: голосок вполне для этого подходил. Еще Вадим чувствовал, как зудят у “вепря” ладони – шлепнуть курсирующую вблизи девушку по узкому заду (это для начала). И чешутся костяшки на кулаках – тут же отоварить папашку, наверняка бы за нее вступившегося. По всему видно, главарек был небольшого ума, зато дело свое знал досконально и подбить на скандал мог любого. Эх, сюда б того, кто навешал ему эти шрамы! – как говаривал крестьянин в “Великолепной семерке”. – Всем привет! – громко сказал Вадим. – Эмиль, забыл? Договорено же! Взгляды разом обратились на него, и как всегда, Вадим ощутил себя неуютно в перекрестии многих лучей. Однако пренебрег, – В чем дело, бычара? – враждебно спросил помятый. – Мы ж разобрались с Вольтом!.. – Это Аркан, наш новый пастух, – быстро вставил Эмиль. – Оказывается, власть переменилась – снимай штаны опять! Почтенный Валет распродает деревеньку: десяток душ туда, десяток – сюда… Проигрался, что ли? – Заглохни, говорун! – мрачно велел вожак, не сводя мутного взгляда с Вадима. – Так чего надо, а? Говори живей или выметайся: у нас каждая минута на вес золота. – Как и у нас, – хохотнул Вадим. – Братаны, кажись, вышла неувязка!.. Валек и вправду оставил заведение, да только передал его росичам, а не вам. Иначе зачем бы я приперся? – Чего лепишь? – рявкнул Аркан, и его подручные разом напряглись, готовясь броситься. – Кто ты вообще? Коз-зел!.. Скажешь, росский сборщик? – Скажу, – подтвердил Вадим, сужая глаза в бойницы. – Не веришь? Спроси у Брона. Или хочешь разобраться со мной? Смеху-то будет!.. Расправив плечи и откинув голову, он и вправду будто стал больше, тучей нависая над столом. Не от триады ли подарок? Закрутилось колечко! – Да мать твою!.. – взорвался падальщик, срываясь на привычный текст. Однако кидаться на противника не спешил и свою свору пока придерживал. Кажется, опять начинались эти игры: кто там и кого на что спровоцирует. – Придержи язык, Арканчик, – строго сказал Вадим. – Здесь все же дама. И место для разборки неподходящее. Может, выйдем на улицу? Оценивающе он оглядел свору, спокойно кивнул: ничего, отмахаюсь!.. Вадим и впрямь ощущал в себе мощь серка, переданную по Кольцу. Наверно, его уверенность почуял и Аркан, иначе бы не медлил. – Грубишь, да? – спросил он. – Здоровый очень?.. Сопля, хоть понимаешь, на кого наехал! – Или наступил? – уточнил Вадим. – Вообще я смотрю, куда ставлю ногу, – ведь не дай бог!.. Против ожиданий, главарек оценил намек – может, оттого, что его и прежде часто макали. А наглецов он привык опасаться: кто ж полезет на рожон, не обезопасив тылы? Но демонстрация не помешает. Вспомнив давний фильм, Вадим проворчал: “Душновато здесь, а?” – и огляделся, будто в поисках окна. Затем прикрыл на секунду глаза, концентрируясь, наливая кисть воображаемым свинцом, обволакивая стальной броней, – и с разворота саданул кулаком в ближнюю стену, проломив дырищу на улицу. Удовлетворенно вздохнул полной грудью, словно такие выходки были для него делом обычным. Детство, конечно, – зато как эффектно!.. – Еще б вони убавить! – сказал он грозно. – Чегой-то дерьмом потянуло… – Думаешь, я сам буду с тобой разбираться? – спросил Аркан, натужно осклабясь. – Еще поглядим, чья стая шибче!.. Помяни мое слово, соколик: сдадут тебя. И тогда поглядим, чего запоешь, – когда станут в асфальт закатывать!.. Ты понял меня, бычара? Ну очень хотелось ему оставить за собой последнее слово. И пусть – жалко, что ли? – Вполне, – сдержанно ответил Вадим. – Еще будут напутствия? Он действительно понимал главарька прекрасно. Чего ж тут не понять: все на поверхности, – а пахнет-то как!.. Поднявшись, Аркан махнул рукой, и “вепри” потянулись к выходу, отступая на заготовленные позиции. Лавочка опустела. – Ну вот, поиграли в мушкетеров с гвардейцами, – посмеиваясь, заметил Вадим. – Чаем меня здесь напоят или опять я только усугубил? – На этот счет не волнуйся, – откликнулся Эмиль, делая знак дочке. – Да я скорее в наймиты перейду или вовсе вернусь в Крепость, чем лягу под такую гниль. И кто их вынашивал, а? Еще Софочкой вздумали пугать, мерзавцы!.. На его лице проступила гадливость, еще добавив сходства с дочью. Н-да, что у взрослого на уме… Бережно Эмиль вынул из-под мышки вспотевший кулак со стиснутой в нем гранатой, и вздрагивающими пальцами принялся вставлять чеку на место, будто нитку вправлял. Ого! – подивился Вадим. Кажется, ради спасения душ, своей и Софочки, торгаш готов заплатить жизнью!.. У многих ли наберется столько решимости? – Горяч ты, старина, – словно не пуган! – сказал Вадим. – А у меня от таких разборок каждый раз колени трясутся. – Он опустился на стул, с облегчением вытянув перед собой ноги, и усмехнулся: – Только на опережение и работаю. – Тебе-то чего бояться? – Эмиль кивнул на пролом. – С такими кувалдами!.. – Тоже купился на этот фокус? Ну, старина!.. – Какой фокус, ты что? – По-твоему, я и впрямь могу прошибать бетонные плиты? – А это разве не бетон? – Там была полость, – ухмыляясь, объяснил Вадим. – Я только пробил ее стенки. Другое дело, что распознать пустоту сумеет не всякий. И удар, конечно, был не слаб – но отоварить так человека у меня не хватит пороха. Я блефовал! – А про Брона не выдумал? – сейчас же спросил торгаш. – Ты правда к нему вхож? Это б сейчас пригодилось! – С князем проблем не будет – но вот что стряслось с Валетом? – Н-да, я было посчитал его за человека: такой обходительный, улыбчивый… С ними нельзя расслабляться, верно? Софочка уже расставляла по столу угощение – куда более щедрое, чем для предыдущих гостей. Поднявшись, Вадим с охотой принялся ей помогать, хотя, судя по смущению девушки, здесь это было не принято. А может, так она реагировала на нового знакомца, о котором наверняка слышала от отца. – Как хочется высказать этим ублюдкам все! – мечтательно сказал Эмиль. – Но за ними столько дрынов, ножей, огнестрелов, а за мной только Софочка с Иолой. И другим крутарям не пожалуешься – тут же укоротят язык: не холопье, мол, дело, заглохни!.. Сословная солидарность, а как же? Поливая мерзавца из авторитетных, посягаешь на основы. Знать бы, на чем зиждется их авторитет: на числе судимостей, на количестве жертв? – Ну-ну, дружище, остынь, – улыбнулся Вадим. – Зачем обобщать? Имеет место дальнейшее расслоение на породы – теперь уже крутарей. – Хорошо, – решительно сказал торгаш, – я даже готов терпеть сословное неравенство – пусть!.. Пусть его введут снова, пусть законом установят правила общения с крутарями. Но почему они сами себя не уважают, почему нарушают слово? – Страх, – коротко ответил Вадим. – Крутари тоже ему подвержены. И вот я хочу знать: что напугало Валета? Вообще он не из робких. С удивлением он вдруг приметил на полке, среди антикварной рухляди, молдавский флуяр, один из любимых своих инструментов, и тотчас ухватился за него, взглядом испрашивая у Эмиля разрешения. Конечно, здесь уместнее было б сыграть, скажем, на скрипке, но сердцу не прикажешь. Правда, для начала Вадим выдул из флуяра именно “хаву ногилу”, но публика не выказала энтузиазма. Тогда, добавив к флейте банджо, он отчебучил на этой гремучей паре такую залихватскую мелодийку, что пронял оба поколения. Затем пили чай – под воздушные пирожные и легкомысленную болтовню. Не сговариваясь, мужчины всем видом старались убедить Софочку, что ничего особого не случилось: ситуация под контролем, броня, как водится, крепка, да и граната – наготове. Порассказать обоим было чего, потому девушка слушала, затаив дыхание, а тягостные воспоминания живо вытеснялись у нее свежими впечатлениями, радужными и веселыми. Оказалось, и при Советах была жизнь, а если опустить некие частности, так и вовсе – Золотой Век. Беда в том, что опускать пришлось бы слишком много. Скоро девочка убралась, проявив недюжинный такт, ибо уходить ей совсем не хотелось. Но воспитание – такая штука… Вообще Вадим замечал, что в удачных семьях даже звери не доставляют лишних хлопот – тем более, не закатывают истерик. И угождают хозяевам вовсе не из страха. – “Скажи-ка, дядя”, – сразу сменил пластинку Вадим, – а чего в вашей буржуйской среде думают о Мстителе? Наверняка ж вы про него наслышаны! – Лучше не вспоминать, – поморщился Эмиль. – У меня дочь в самом опасном возрасте – вдруг на нее выпадет? Я ж ночей не сплю!.. А что я могу здесь? Только уповать. – “Адская лотерея”, да? “Невесты дьявола”? – Вадим хмыкнул. – Уж торгошам положено быть ближе к реалиям! – А разве это не реалии? Крутарям “мясорубки” до лампочки, и в мистику они не верят, – но многие частники обеспокоены. Даже провели собственное расследование, наняв кое-кого из бывших сыскарей… кстати, недурных – тебе не надо? – И что? – Да ничего – хорошего. Косвенный портрет и впрямь выстраивается в демона: когти, зубы, мощь чудовищная… чуть ли не крылья. Однако есть другая версия. – Ну-ну, уже легче! – подбодрил Вадим. – Будто никакого Мстителя в природе не существует, а есть лишь секта мясорубов, так обставляющая свои ритуальные убийства, что создается полная иллюзия вмешательства потусторонних сил… А, – спросил торгаш, – как тебе? Эти мерзавцы по горло в крови, к тому ж резоны у них имеются: устрашение, реклама, привлечение новых уродов, очарованных размахом злодейства. Притом эта угроза конкретная, и от нее мы вправе требовать защиты у крутарей. – Потребовали? – Обратились. Даже известили о месте, где были замечены мясорубы, – спасибо сыскарям. – И? – Крутари с охотой разогнали гадюшник, а парочку даже выловили – уж это они умеют. Дальше опять вступили мы, привлекли для допроса гипнотезера. – Ух, ты!.. – Дурость, конечно, – однако сработала. То ли по молодости, то ли из-за тупости, но гаденыши покорно впали в транс и выболтали все. – О Мстителе? – Они видели его, – уныло подтвердил Эмиль. – Собственными глазами. Расписали в таких подробностях!.. – В каких? – Рост три метра с гаком – масса соответствует. Прямоходящий, но больше похож на льва. Покрыт костяной броней вперемежку с шерстью, когти как крючья, пасть и вовсе кошмарная. – Торгаш пожал плечами: – Может, им внушили, как думаешь? Раз это так просто с подобными идиотами… – Вряд ли, – сказал Вадим. – Не было надобности. – Так ты что ж, и сам встречался с Мстителем? – Пока нет. Но мог сравнить его работу с подделками мясорубов. – Большая разница? – Меня не обмануть, уж поверь. Мститель существует – именно такой, каким его описали, и хорошо, если один. Бороться придется с ним, а не со стаей жестоких придурков – в общем, легко истребляемой. – “Хочу быть смелым”, – вздохнул Эмиль. – Помоги нам бог! – Хочу быть добрым, – возразил Вадим. – Смелым быть проще: надо лишь не позволять себе бояться. – И все, да? Действительно, как просто! – Торгаш даже посмеялся, хотя с горечью. – А знаешь, что Мститель слывет не только монстром, но колдуном? Будто на расстоянии он завораживает людей, приказывая являться к себе на расправу: этого – на ужин; ту – на завтрак. – “А можно не приходить?” – поинтересовался Вадим, цитируя анекдот. – “Можно, – кивнул всезнающий Эмиль, – вычеркиваю!..” Только кто ж о таком спрашивает? У нас привыкли к послушанию… А еще Мститель якобы повелевает машинами и механизмами, даже атмосферой – помнишь, как в фильмах про полтергейст: хлопающие двери, взрывающиеся окна, хлещущие разряды, взбесившийся ветер… – Подумаешь! – фыркнул Вадим. – Одного такого давеча заломали в глухомани. Правда, на Мстителя не похож и жар загребал чужими руками – так ему их поотсекли, теперь с ними Брон разбирается. Может, и найдет применение? Заодно Вадиму вспомнился лесной колдун Михалыч со своей симпатичной дочуркой-ведьмой. Тоже ведь из немногих счастливых семей, хотя неполная. До них Мститель еще не добрался? Дай-то бог. Им и с тамошним зверьем хватает хлопот – один Хозяин чего стоит!.. Интересно, кто там кого в итоге подмял? – А заправляет мясорубами некто Серафим, старец праведный и благочестивый, – продолжил торгаш. – Вот кого бы я задушил собственными руками! Не так страшен Мститель – он просто злобен и голоден… – К несчастью, еще и силен. – Но эти мерзавцы, что жируют на чужом горе!.. Там ведь не только маньяки. Не понимаю: у них что, своих детей нет? – У Серафима? – небрежно спросил Вадим. – Была – дочь. Старик сам ее и кончил – за то, что совратила его в малолетстве. – Кого совратила? – с омерзением уточнил Эмиль. – Отца? – А внучок у него людоед, – добавил Вадим. – Этого порешила маменька, правда случайно, – такая вот преемственность. – Господи!.. – Думаешь, остальные мясорубы лучше? – свирепея, спросил он. – Охотнички, чтоб им!.. Кому-то недодали женской ласки, кого-то обидели – тем, что оказались сильнее, умнее, даровитей. А виновны, конечно, ведьмы… исчадия ада, сосуды греха. Значит, надо разбить сосудов поболе – чтоб не собрать потом, вдребезги!.. Вдобавок это приятно. Как и сатанисты, мясорубы нашли отличное оправдание собственной злобе. – Надо облаву на них устроить, – упавшим голосом сказал торгаш, – как на бешеных псов. Их не может быть много! – Собственно, почему? – возразил Вадим. – Не будь у тебя дочки, ты и сам бы не шибко расстраивался. Сколько любителей зверья с аппетитом уплетает бифштексы – разве это так далеко от людоедства? Дело в традициях и привычке, а сии материи непрочны… А те гуманисты, что производят оружие, – скажи им, что из него станут убивать людей, они ж посмотрят на тебя, как на идиота. Так почему ради благой цели не пошерстить десяток шлюх? Только свистни!.. – Ах, боже мой, – вздохнул Эмиль, – вот теперь я поверил в твой возраст!.. В юности больше любишь людей. – Не столько любишь, сколько придумываешь, – парировал гость. – Куда сложнее любить настоящих. – Например, мясорубов? – Ну, это для гурманов, – согласился Вадим, поднимаясь. – Спасибо за чай. Все же насколько транспорт сжимает пространство, удивлялся он, тихонько катя меж спящими домами. Неделю назад город казался огромным точно страна, и с одного конца на другой пришлось бы добираться едва не сутки, минуя границы, обходя блюстительские посты. Губерния и вовсе представлялась ойкуменой, а уж что там, за Бугром, – может, край света? Зато теперь расстояния съежились на порядок, и все горожане вдруг сделались мне соседями: крутарь Брон, торгаш Эмиль, панночка Юлька, – даже глухоманцы оказались не за горами: часик-другой хорошего ходу. А что будет, когда прогресс снова поднимет нас в воздух? Давненько я не летал… Мысли переключились на Мстителя, этого ночного урода с когтями и клыками гигантской кошки и “чуть ли не крыльями”, без напряжения сигающего на дюжину метров. Если Убийца так могуч, прикидывал Вадим, не бегает ли он быстрей, чем я езжу? Лучшие из людей не разгоняются выше сорока километров, рекордсмены среди зверья не выбегают из ста двадцати. Но вдруг наш гепард Мстителю не указ? Конечно, колесник можно загнать и под двести – хватит ли этого, чтоб унести ноги? Лучше не проверять… Вообще на крупное зверье сподручней охотиться с вертушек, как это делают Шершни. А на Мстителя, похоже, только так и можно – если жизнь дорога… И тут рассуждения Вадима без церемоний прервали: в сознании явственно зазвучал сторонний голос, впрочем знакомый. Столько лет он не слышал триадного Зова и даже не ожидал, что Юлька освоит новый трюк так быстро и без всяких подсказок. Кажется, у ведьмочки большое будущее – если не надорвется. Судя по представленной картинке, Юлька опять забралась в бурлящую ванну, а грозный серк теперь остался за бортом, преданно охраняя купание госпожи. Жрец тоже присутствовал, восторженно созерцая, – наверно, сам и пригласил, по-хозяйски. Вадим мог отмолчаться, однако сказал: “Слушаю”, – мысленно, конечно. “Все же мы недоговорили”, – резво начала она. “Недоругались”, – пробормотал Вадим, предвкушая. Господи, она уже менялась!.. Девочка ощутила в себе свежие страсти и новые возможности, не чаянные прежде, а к этому добавились повышенные запросы, подкрепленные всей мощью триады – гремучая смесь. “Вот что мы сделаем завтра…” “Погоди, – прервал Вадим. – На завтра у меня свои планы, и поменять их вряд ли удастся”. “Не напрягайся: отныне буду решать я, – раз мы вместе, – твердо заявила Юля. – Прежде всего разберемся с папенькой и его сворой”. “Послушай…” “Втроем мы такое устроим!.. Он думал, за меня вступиться некому”. “Вот сейчас все брошу и примусь за твои проблемы, – хмыкнул Вадим. – По-твоему, нет ничего важней? И потом, у тебя уже есть защитник”. “Ты ревнуешь! – обрадовалась Юлька. – Конечно, рядом со Зверем даже ты кажешься задохликом, и трахается он, наверно, как… зверь. Но вот беда: после этих дел мне хочется поболтать, а о чем можно толковать с серком? Так что я выбираю тебя – к тому ж и привыкла… Вообще, почему бы мне не перебраться к тебе, точно рябине к тополю?” Эфирный ее голос звучал иначе: насыщенней, выразительней, – как слышала его сама Юля. Теперь девочку не сдерживала неразвитость связок, и она могла смоделировать любой букет частот. Со временем таким же сделается и голос ее тела, подправленного Текучестью. “В общагу? – спросил Вадим. – После твоих роскошеств прессоваться в моей каморке… Милая, ты в своем уме?” “Ты что, дурак? Если прижать папулю, он нам такие хоромы отгрохает!..” “Надо жить по средствам, – назидательно молвил он, – и не разевать роток на чужое. Почему тебя должны содержать – разве ты лучше других?” “Лучше, – уверенно сказала Юля. – И ты – лучше. Мы над всеми, над заурядами, мы – элита!.. А от папашки не убудет”. “Причем тут он? Твой пап “Господи, какой зануда!.. Думаешь, от твоего чистоплюйства что-то изменится?” “Зато я – непричастен”. “Значит, не хочешь меня выручить?” “Я мало тебе помогаю? – спросил Вадим. – Или чего-то недодал? Что за претензии, я не пойму!” Тут же Юля пришла к новому заключению, крайне оригинальному: “Ты не любишь меня!” “Вопрос формулировки, – откликнулся он. – Вообще, эта тема требует длительного развития, и сейчас ее лучше не поднимать”. “Не увиливай! – прикрикнула девочка. – Скажи уж прямо: да или нет?” “Когда как, – прямо сказал Вадим. – Временами чудится, что да, а иной раз так бы и загрыз!.. Сейчас – не знаю”. “Это не ответ”. “Знаешь, я стреляный воробей и опасаюсь признаний. Слишком дорого они стоят”. “Жалко сказать, да?” “Просто я научен жизнью. Сначала спрашивают, любишь ли. Затем, когда проявишь слабость, интересуются: а почему тогда не женишься?” “И почему?” “Молодой ишо”. “Ну да, как раз в деды годишься!” “Вот и я о том”. Вадим еще сдерживался, но из последних сил. Самым неприятным в Кольце была невозможность отмолчаться: наглухо закрыться самому и не влезать в дела других. Вадим и прежде избегал вранья, зато волен был не говорить, чего не хотел. Здесь такой номер не проходил: можно лишь разорвать Кольцо, что еще хуже. Вот ведьма могла уйти в любой миг, как и появиться, – за ней инициатива. “А вот я люблю тебя!” – отважно выпалила девочка. “Так берегись любви моей? – усмехнулся Вадим. – Ты любишь, чтобы брать, – а как насчет пожертвований? Или согласна на честный обмен?” “Чего ты хочешь, ну скажи!” “Я? Ничего. Живи себе”. “Шиш!.. Тебе не отделаться от меня так просто”. “Ну вот, я же говорил…” “Из-за тебя я порвала со всеми, сбежала из дома!..” “Из-за меня?” – Он пожал плечами: такие вот новости. “А теперь в кусты, да? Причем один”. “Каков мерзавец! – поддержал Вадим. – Не позволяет сесть на шею – а ведь так хочется!” “После подобных твоих заявлений…” “Чего бы я ни наговорил, решать тебе, – возразил Вадим. – Слова недорого стоят. К тому ж, как ни называй наши чувства, я отношусь к тебе много лучше, чем ты ко мне”. “Ты что, дружбу мне предлагаешь? – вспыхнула она. – Идиот!.. Я живу втрое меньше и то знаю, что дружить можно после, но никак не до”. “А как насчет родства?” “Душевного? Это не имеет касательства к слиянию тел! Не путай божий дар…” “Родство и само стоит немало, разве нет?” “Но я хочу быть с тобой!” – упрямо сказала девочка. Вот это уже прямое цитирование – может, бессознательное. Кто-то цитирует книги, кто-то – фильмы… а кто и песни. “Девочка, я ведь не смогу дать, что ты хочешь. Мне жаль”. “Me too”. “Чего бы я ни испытывал к тебе, толку не будет. Сколько б я ни давал, ты потребуешь всё. А ведь есть другие, которым тоже от меня что-то надо. Как совместить?” “Какое мне дело до других!” “А какое им – до тебя? Как аукнется…” “Плевать на них! – крикнула Юля. – Тебе что, трудно помочь?” “Не следует помогать тем, кто не выкладывается, – это развращает. Уайльд, помнится, призывал за это наказывать”. “Ты самодостаточен, как гермафродит, – неожиданно сказала Юля. – Тебе не нужна ни служанка, ни любовница, ни жена. Вот если б тебе отрезало ноги!..” “Ну спасибо, – хмыкнул Вадим. – Кто ж тогда на меня позарится? Кстати, жена – это когда дети, – добавил он. – А ты сама еще ребенок”. “Во всяком случае перетрахалась я не с одной дюжиной, – мстительно сообщила она. – А у тебя какой счет?” “Не числом, говорят, но умением…” “Меня даже насиловали, и не раз, – похвасталась девочка, – потому что я так хотела. Они думали, что подавляют, а ведь все было подстроено. Это я ловила кайф, а они якобы возносились – но потом с размаху влетали рожей в асфальт!.. Кретины – ими так просто управлять, и нитей у них всего ничего: захочешь, не напутаешь”. “Так ты еще и мазохистка?” Впрочем, чего странного? “Да, – гордо признала Юля, – я столько уже испытала!.. “Эх, полным-полна коробочка”!” Кого там называли “изумительным эгоистичным чудовищем” – Челлини, кажется? Восторгаться такими феноменами лучше на расстоянии, а вот столкнуться носом к носу… “Мне что, обязательно макать тебя в это самое? – спросил Вадим с досадой. – Разве нельзя обойтись? Почему я должен напоминать тебе, на каком свете живешь!.. Думаешь, много радости ты доставляешь? Да от тебя больше хлопот и огорчений, не говоря про потери!” “А чего же ты хотел от “ребенка”?” “Ты существуешь за чужой счет и при этом изнываешь от скуки. Еще бы! Ты принимаешь жизнь в узеньком диапазоне – что выпадает из него, уже неинтересно, уже бессмысленно. Твои вкусы, опыт, воззрения умещаются в крохотный кружок – но ведь ты считаешь его Вселенной и кроешь почем зря!.. Ты – готовый маленький паразит, взращенный Крепостью. Что сделала ты для людей (ему опять вспомнился Данко), чем отплатила за иждивенчество? Что ты вообще можешь, кроме как ныть да мотать другим нервы? Разве тебя то возмущает, что папуля делает тебя разменной монетой, – нет, тебя не устраивает цена!.. Ты готова продаться, но – дороже”. Какая мука быть правдолюбцем! – добавил Вадим мысленно. К чему мне этот крест? И зачем Юльке такая обуза? Порхала себе по жизни, как мотылек… Вот к чему приводит лишняя близость. Может, не поздно еще… “ И замолчала, отключилась напрочь – эффектный уход. Кажется, и цитирование на сей раз было умышленным. Отдавало театральностью, зато пробирало до нутра. Вадим даже прослезился, как над душещипательной киношной сценкой. Вообще, с возрастом он становился сентиментальнее. Может, не принимать всерьез? – думал Вадим. Дети ведь переменчивы как мартовский ветер и отходчивы на диво, стоит их отвлечь… или приласкать. Ведьмы, правда, не столь управляемы, и предсказать их реакцию совсем не просто. Так чего ждать? Мотая головой, он прибавил скорость, чтоб успеть выспаться к завтрашнему дню. Отлично началась неделя, лучше не бывает!.. И утешение под стать: “то ли еще будет, ой-ей-ей”, – как сказала бы Юлька. |
||
|