"Говори мне о любви" - читать интересную книгу автора (Иден Дороти)

Глава 17

– Мой папа не очень здоровый, – рассказывала Флоренс своей подруге Синсии Филдинг. – Он всегда проводит время где-нибудь в мягком климате. Но он делает большое дело за границей, изучает музеи, картинные галереи и пишет книгу о средневековом искусстве. Папа над ней работает годами и скоро собирается закончить, как он сказал. Книга для него становится как ребенок, но это, правда, хорошо для него, потому что, пока моя мать в магазине, у него есть любимое занятие.

– Счастливые вы, все получаете даром – шерстяные одеяла, столовое белье и другие вещи.

– Мы? Может быть, и так. Жалкая коммерция! – хихикнула Флоренс. – Сейчас я говорю, как Эдвин, который большой сноб. Синсия, ты придешь на мой бал, не правда ли?

– Конечно, приду, если ты пригласишь.

– Я иногда думаю… Некоторые люди считают, что мы только торговцы. Но это не так. Овертон принадлежал целым поколениям папиной семьи, и большинство Овертонов были страшно почтенные люди – все адмиралы и генералы со всеми регалиями. Они перекрывают небольшую частицу крови со стороны торговцев. Мама сказала, что в Овертон Хаузе не было балов с тех пор, как умерла моя тетя Каролина. Ей было только семнадцать лет. Говорят, она была очень красива. Наверное, Дези будет похожа на нее, а я нет.

– Ты очень веселая, дорогая Флоренс, – сказала Синсия.

– Только с людьми, которых я хорошо знаю, – заметила Флоренс. – Я совсем теряюсь в компаниях, поскольку знаю, что всегда произвожу неблагоприятное впечатление по сравнению с Дези.

– Можно я приведу Десмонда?

– Это твой брат? Он придет, в самом деле? Это будет очень хорошо, мама всегда сокрушается, что у меня мало знакомых юношей.

– Десмонд не очень хорош собой. Он не похож на нас, Филдингов. У нас большие носы. (Синсия дружила с Флоренс по той простой причине, что она не скрывала своего очарования.) Но он выглядит гораздо лучше, когда на нем полная военная форма. Его полк отправляется в Индию, вот что печально.

– Наверно, он безумный Дон Жуан?

– Десмонд?! О нет, что касается женщин, у него идеалы. И он не убийца! Но ему только девятнадцать, и армейская жизнь удерживает от глупостей, как сказал папа.

– Я не думаю, что все это глупости. Наоборот, это скорее прекрасно.

– Иметь идеалы? Исключительно для женщин, которые живут согласно идеалам. Как твоя мать, например. Потому что твой отец выглядит ужасно романтичным и к тому же идеалист.

Флоренс нахмурилась. Она старалась быть абсолютно честной.

– Не думаю, что папа поставил бы маму на пьедестал. По-моему, она такая практичная, и ее нельзя назвать красавицей. Папа должен был жениться на ней, потому что у нее много хороших качеств, ну и, конечно, из-за денег.

Флоренс слышала однажды, как покупатель в «Боннингтоне» сказал об этом своему приятелю: «Если бы не ее деньги… А так она кухарка кухаркой». Флоренс возмутилась, зная, что это ее маму они обсуждали. Ладно, все это правда, папа любил транжирить деньги, но он был нежен с мамой. Как бы то ни было, ему сейчас сорок, и столько же маме. Кто способен на романтизм в таком возрасте?

– Все говорят, что Дези выйдет замуж благодаря своей красоте. – Флоренс стала задумчивой. – Может, и я, так же как мама, выйду замуж, если у меня будут деньги и если мама даст мне приличное приданое.

Она надеялась, что Синсия возразит ей, но Синсия сказала:

– А что твой брат?

– О, он, пожалуй, хорошенький маленький мальчик, но вынужден носить очки и его личность, кажется, изменилась. У него меняется настроение каждую минуту, и он всегда взволнован. А еще у него страшно экстравагантные вкусы. Мама говорит, что деньги у него текут, как вода сквозь пальцы. Он любит хорошо одеваться, любит охотиться. Охота – страшно дорогое удовольствие. У него есть друг по школе, родители которого владеют охотничьими угодьями в Шотландии, и там охотничий домик. Эдвин постоянно туда ездит. Он сказал, что Бисмарк и новый кайзер хотят сделать Германию милитаристской нацией, и естественно, она не может просто так показывать свою удаль.

– Но почему против Англии?

– Я полагаю, они не собираются искать более сильного противника. Им не принесет много славы, если они победят более слабые, чем Англия, нации. Потому что кайзер ненавидит принца Уэльского. И когда принц станет королем Англии, тогда этот вопрос будет главным.

– Я не знала, что ты так интересуешься историей.

– Папа сказал, что странам следовало бы предвидеть события, а не жить задним умом.

– Тогда Десмонд вернется из Индии, чтобы защитить нас, – легкомысленно сказала Синсия. – Лично я думаю об Эдвине. Как-то полковник сказал Десмонду, что мы должны защитить в Южной Африке алмазные рудники. Разве не жалко потерять все наши прекрасные алмазы ради каких-то безобразных голландских женщин? Буров, или как они еще там называются. На тебе и на мне алмазы будут выглядеть гораздо лучше.

– На мне нет, – ответила Флоренс. – У меня есть только маленькая ниточка жемчуга. Пока Эдвин закончит образование, мама будет оплачивать только его счета.

– Я говорила вовсе не о том, что твои родители будут покупать тебе бриллианты.

Флоренс покраснела.

– Ну, это другое дело, – сказала она.

– Только не думай, что у Десмонда много денег, потому что он уже сказал, что не может справиться с путаницей в своих счетах.

Флоренс еще больше покраснела.

– Не дразни меня. Ведь я ни разу не встречалась с твоим братом.

У Флоренс была другая причина для тревоги. Она думала, о том что преподнесет ей старая женщина, которую нельзя обидеть. И все же очень мило с маминой стороны, что она попросила мисс Браун решить, какое платье нужно Флоренс для танцев, когда состоится бал.

Мисс Браун была такая старая, около семидесяти, и все же мама настояла, чтобы платье шила она. Мама сказала, что не может допустить, чтобы ее портнихи и модельеры шили платья по общепринятым фасонам. Она все еще безнадежно чопорна и считает, что молодые девушки должны носить старомодные платья. И, как глава «Боннингтона», придерживается этого правила.

Мисс Браун пахла тошнотворной старостью, она втягивала носом по большей части щепотку чего-то затхлого сразу в обе ноздри. Глаза у нее были колючими, и она ворчала, глядя из-за стальной оправы очков. Ее собственные платья давным-давно отдали ей благотворительные учреждения. Она носила тот же стиль – лоснящиеся черные платья с поясом и высоким стоячим воротником, Флоренс их помнит еще с незапамятных времен. Правда, мисс Браун умела обхаживать покупателей и хвасталась перед ними, и никогда не забывала ни лицо заказчика, ни размер его талии, ни номер банковского счета. Очевидно, большинство покупателей в «Боннингтоне» были похожи на нее, может, выросли и состарились вместе с ней. Здесь не было молодежи, иногда один-два раза заходили сюда. Флоренс ужасно злилась, что из молодежи здесь одевают только застенчивую дочь хозяйки магазина, но ее мать думала, что это солидно – одеваться в «Боннингтоне», у мисс Браун.

Был случай, когда папа возражал, что мама носит платья, выбранные мисс Браун, когда та была моложе. Но мама была очень предана людям, которые служили ей хорошо, и мисс Браун останется в «Боннингтоне», пока не решит уйти сама.

Старая мать мисс Браун умерла несколько лет тому назад, и мисс Браун жила одна в темном унылом доме на Даути-стрит. Флоренс и Дези иногда получали приглашение к ней на чашку чая в воскресенье после полудня. Флоренс принимала приглашение довольно благосклонно, потому что была послушной девушкой, но Дези надо было дать взятку и обещать пенни, если она будет вести себя как следует. Это было понятно, Дези не испытывала интереса к тупым старикам, вроде мисс Браун. Но Флоренс ставило в тупик, почему мисс Браун не проявляла интереса к Дези. Это не секрет, но факт, что она пренебрегала ребенком, считая Дези испорченной и эгоистичной, и говорила, что необходимо «исправить ее».

Исправить Дези, которая сияла в этой темной стариковской гостиной подобно недавно зажженной свече!

Иногда Флоренс наслаждалась одобрением мисс Браун и была довольна, что кто-то считает ее самой лучшей. Очень мало было людей, которые говорили ей это. И, пользуясь расположением мисс Браун, Флоренс добилась, чтобы фасон платья был общепринятым – скромно открыть шею и отделать желтыми бутонами роз.

– Надо скрывать шею, моя дорогая. Самая соль в тайне, – сказала мисс Браун, двигая опытными старческими руками по фигуре Флоренс.

«Платье совсем детское», – тоскливо сказала Флоренс Синсии. «Очаровательно! Красиво!» – сказала Хокенс. «Для молодой девочки на выход в свет», – сказал Эдвин в сатирическом тоне, который он приобрел в последнее время. «Как раз подходит дебютантке», – сказала мама. Папа воздержался от комментариев. Возможно, он вспоминал мамино приданое.

Дези – это другое дело. Она вдруг заявила, что не будет надевать платье, сшитое и выбранное мисс Браун, – белый муслин с бледно-розовым поясом. Это платье для беби, заявила она презрительно. Ей ведь уже десять лет. Она просто не наденет его. Это было бы оскорбительно.

Дези, с ее шумной настойчивостью и солнечным обаянием, обычно все делала по-своему. Однако оказалось, что ей не всегда удается настоять на своем. Мама приняла сторону мисс Браун и сказала Дези, что она наденет белое платье или у нее вообще не будет нового наряда. Конечно, если бы мама не была более сдержана, она могла бы не разрешить Дези идти на бал. Дези, которая даже плакала как-то изящно, не портя свое красивое лицо, заявила, что мама ее не любит. Мама всегда знала, что не любит ее.

Флоренс показалось поведение Дези возмутительным. Почему она была всеобщей любимицей? Все ее любили до безумия.

Тем не менее Дези не успокоилась. Она сказала, что если мама любит ее, то сделает ее счастливой. А кто может быть счастливым, если наденет платье для младенца?!

Наконец мама потеряла терпение и сказала ей, чтобы она шла в свою комнату и сидела там до тех пор, пока не справится с собой и не будет готова извиниться за свою грубость перед мисс Браун. Дези выскочила из комнаты без громких рыданий, а затем, через каких-нибудь пятнадцать минут, спустилась с лестницы, одетая для выхода на улицу, и схватила папу за руку.

– Мы отправляемся в магазин, – заявил папа, – сейчас ни слова, Беа. У этой юной леди, безусловно, есть вкус; что касается одежды, я думаю, это надо поощрять. Скоро вы увидите результат. Вы тоже, – обратился он к мисс Браун с насмешливой улыбкой.

– Действительно, – заметила мама, как только закрылась входная дверь за ними, – этот ребенок будет испорчен. Ее отец тратит слишком много на то, что ей нравится.

– Я заметила это, – сказала мисс Браун, и по ее колким глазам видно было, как она раздражена. – Но я думаю, миссис Беатрис, в серьезных случаях ваша дочь будет одеваться в Боннингтоне. По моему мнению…

– Ох, оставим это, – ответила мама, ее хорошее настроение внезапно испортилось. – После этого я тоже буду одеваться у мистера Уорда.

– Я уверена, что он не потащит ее к Уорду! – воскликнула мисс Браун.

– А я совершенно уверена, что потащил. Если у моего мужа возникла причуда, как, например, эта, то вы ничего не поделаете, мисс Браун. А сейчас не обижайтесь. Мы очень довольны платьем Флоренс, не правда ли, Флоренс, моя дорогая?

Если Флоренс хотела привлечь к себе внимание, то ей тоже нужно было бы купить платье у легендарного мистера Уорда, думала она. Нет, конечно, она не получит такого, потому что при ее угловатой фигуре и бесцветном лице папа вряд ли подумает истратить на нее деньги. Платье Дези будет выглядеть, как мечта, даже в ее очень юном возрасте. Ведь ей всего десять лет! В этих доводах существовала логика. Флоренс не была обидчивой. В то же время она не могла понять, почему для нее не выбрали одну из тех прославленных женщин-портних в салоне мистера Уорда.

Ладно, пусть она обречена и наденет это платье из органди с желтыми бутонами роз, но почему Дези пришла домой из похода по магазинам с интересными полосатыми коробками, содержащими длинное, до пола, розовое платье из тафты, плавно ниспадающее и с очень дорогими белыми кружевными перчатками, которые доходили до локтя? Она была так ослепительно хороша, взволнованная тем, конечно, что ей простят непослушание и разделят с ней радость.

Она знала, как получать хорошие вещи. Желала бы Флоренс иметь хоть малую частицу таланта Дези!

Три недели спустя Беатрис размышляла о счастливо прошедшем приеме гостей в Овертон Хаузе.

Стоял великолепный мягкий, с нежарким солнцем, вечер, двери музыкальной комнаты, выходившие на террасу, были распахнуты. Фонари изящно развешаны на решетках и на трех ветках деревьев, с наступлением темноты их зажгли садовник и его помощник мальчик. Фонари выглядели, как дюжина маленьких лун, висящих над гирляндой.

В музыкальной комнате полно роз и дельфиниумов, в столовой приготовлен ужин, стол щедро уставлен самыми замечательными блюдами – искусство повара: холодными закусками, украшенными листьями эстрагона и пучками сладкого горошка.

Весь дом сиял огнями зажженных свечей, потому что Беатрис сказала, что атмосфера должна быть романтичной. К тому же она думала, что мягкий свет больше украсит Флоренс, которая нервничала и беспокоилась. Она похудела за несколько дней и побледнела, ключицы выпирали. Но зато у нее появился удивительный взгляд широко открытых глаз, который был привлекательным.

Так много страсти вложила она в этот бал, когда объявила о нем! Это будет случай проверить, сможет она быть привлекательной для мужчин или нет. Или хотя бы какому-нибудь мужчине она понравится? Если она потерпит неудачу, то будет несчастна на этом балу. Эдвина убеждали потанцевать с ней хотя бы шесть раз, если у нее на короткое время будет недостаток партнеров, и папа должен тоже незаметно наблюдать за ней.

Дези сказала по-своему восторженно:

– О Флоренс, ты так прекрасна! Ты, правда, прекрасна! – на этот раз она надеялась, что или у Флоренс достаточно ума, чтобы не воспринять ее серьезно, или что избыток похвалы придаст ей побольше необходимой уверенности в себе.

Сама Дези, надев то прелестное, но абсурдное для девочки длинное платье, которое купил ей Уильям, была в восторге от своего внешнего вида, она излучала удовольствие, предвкушая, что вызовет восхищение у большинства людей, а у Флоренс, безусловно, раздражение. Она никогда ни чуточки не опасалась, что лишится своего обаяния, ее пристрастное мнение о себе было тайным, глубоко укоренившимся и постоянным.

Однако в этот вечер произошло небольшое изменение: Флоренс добилась, что она была в центре внимания. Возможно, это произошло само собой, неумышленно. В какой-то степени она была еще ребенком и едва ли могла отдавать себе отчет в том, что она делала для этого. Ну, что ж, ее счастье.

Беатрис убедилась, что в ее дочери проснулась женщина. Но она не была уверена, что любит ее.

Оркестр играл вальс, место для танцев было заполнено, и Беатрис отошла в сторону, на более прохладный воздух. Для нее ночь была полна эмоций, хотела она этого или нет, помимо дочери ее волновал Овертон Хауз, этот любимый старый дом. Однажды она узурпировала его. В меньшей степени осуществилась другая ее мечта, но она надеялась, что Уильям вернется и соединится с ней.

Как много времени прошло с тех пор, когда Уильям обнимал ее за плечи и они гуляли в сумерках до темноты, а он говорил:

– Всегда думай, что все будет хорошо, Беа. Флоренс окружена юными кавалерами.

– Десмонд Филдинг? Так его имя? Я помню дюжину похожих на него парней, когда мальчиком был в Пенджабе. У всех слезала кожа в том климате. Они адски страдали. Вечно кирпично-красные от загара и пьяные или умирали от лихорадки.

– Я должна рассказать об этом веселому юному лейтенанту Филдингу?

– Конечно. Но в этом отношении путь, который они, может, совершат в Южную Африку, более привлекательный для этого курносого. Мы собираемся там воевать в наших интересах.

– Уильям, не сегодня вечером?

– Ох, разве я пессимист?

– Только когда речь идет о кайзере и Крюгере.

– Да, это правда. Я боюсь. Но сегодня вечер у нас хорош. Спасибо тебе.

– Не говори мне спасибо за все. Твой дом, происхождение, атмосфера исключительности…

– Хотя и требует противных денег, но это необходимо для исключительности, моя дорогая.

– Возможно. Флоренс, кажется, собирается похорошеть, как ты находишь?

– Неожиданно хорошеет. И Дези разбивает сердца направо и налево.

– Но только из-за этого неподходящего платья. Оно слишком взрослое для нее. Я уверена, что молодые люди знают, что ей всего десять лет.

Уильям хихикнул.

– Я слышал одного из них, он клялся ей в вечной верности.

– Не может быть! Этой маленькой бездельнице? Придется позвать Лиззи. В это время Дези пора спать.

– Чепуха, дайте ребенку поразвлечься. Она очаровательна и веселится в ответ на их признания. Словно она в театре под гримом.

– Под гримом? Для чего?

– Ни для чего, моя дорогая. Разве нам не повезло с погодой? Да, вот что, я уверен, что этот молодой Филдинг один из ветвей баронетов.

– Я знаю! – Беатрис коротко и иронично засмеялась.

– Почему ты смеешься?

– Я только подумала о том, что говорил мой отец.

– Полагаю, он при жизни приобрел титул дедушки? Действительно, вы, женщины, вечно думаете о сватовстве. Насколько я знаю, молодой человек только два раза танцевал с Флоренс. Не хочешь ли ты подать клубнику к столу, прежде чем гости соберутся уходить?

Беатрис радостно схватила его за руку, забыв о Флоренс и уверяя себя, что ее мечта действительно осуществится, начиная с удавшегося бала в Овертон Хаузе. Уильям Овертон вернул ее к заботе об ужине.

– Вы очень часто посещаете компании, мисс Овертон? – спросил Десмонд Филдинг.

– Нет, не часто и не многие.

– Я уверен, что теперь будете. Можем мы посидеть не в танцевальном зале? Где-нибудь попрохладнее. Возможно, на лестнице?

– Мне кажется, вы чудесно выглядите в военной форме, – сказала испуганно Флоренс. – Я тоже думаю, что здесь довольно жарко.

– Жарко! Здесь душно. Я не представляю, как я переживу пребывание в Индии, одетый как сейчас. Действительно чертовски глупо! Вместо полного обмундирования с нас должны были бы снять форменную одежду, ха-ха! Я думаю… – Он схватил ее палец и опустил за высокий воротник. – Вот это разумно для тропиков?

– Хорошо, что мой дедушка не слышит вас, – Флоренс показала на галерею портретов, висящих вдоль лестницы. – Один из верхнего ряда. Он настойчиво придерживался традиций, сказал мой отец. Мой брат походит на него, но он не может поступить в армию, потому что близорукий.

– Какое счастье! Думаете, я не знаю? Он может жить в Англии вполне комфортабельно. Могу я спросить у вас кое о чем, мисс Овертон? Вы станете мне писать, пока я буду за границей? Я ценю это. Будет очень благородно, если вы согласитесь.

– Но вы едва знаете меня!

Он взял ее руку в свою, и она затрепетала. Она трепетала от внутреннего волнения, даже когда танцевала с лейтенантом Филдингом. Он был только гостем, одетым в военную форму. Возможно, это было причиной, почему он произвел такое впечатление на нее. Алый мундир с золотыми аксельбантами был чрезвычайно колоритен. Она пыталась представить его в обычной одежде, думая, что его удлиненное лицо со светлыми ресницами и голубыми глазами, с рыжеватыми усами будет, возможно, совершенно ординарным. В то же время не только его наружность, но и его куртуазные манеры нравились ей. Самое опьяняющее чувство было, что он, казалось, искренне восхищался ею и она впоследствии узнала, что сегодня выглядела необычно оживленной и, возможно, даже хорошенькой.

Счастливая Синсия, что у нее такой брат, и как замечательно, что она привела его на этот бал. Жаль только, что он вскоре должен покинуть Англию, но как чудесно, что просит ее писать. Все это правда? Или он делает такие же предложения любой девушке, которую встретит?

– Мне кажется, мисс Овертон, что я давно знаю вас. В ваших глазах такая искренность.

– У меня?

– Только подумайте, как в тех краях будет жечь меня палящее солнце, и черкните мне при случае несколько строк. Я буду думать всегда о таких девушках, как вы, холодных, элегантных англичанках.

О девушках! Ее подозрения были правильными.

– Тогда вы сможете коллекционировать женскую корреспонденцию, лейтенант, – сказала она строго.

– Нет, вы преувеличиваете.[13] Клянусь, вы будете единственной. Я прошу вас писать мне.

– Я буду вам писать, если хотите, лейтенант, – сказала она, неожиданно услышав голос Дези. Девочка смотрела через перила, ее глаза озорно блестели.

– Дези, негодница! – воскликнула Флоренс. – Ты подслушивала нас?

– Я слышала только, что лейтенант назвал тебя гусыней, и хочу знать, что будет дальше.

За этими словами последовал взрыв хохота молодого человека.

– Познакомьте меня, мисс Овертон. Кто это великолепное существо?

Флоренс подавила в себе досаду. Несмотря на то, что она обожала Дези, она не могла приветствовать ее выходку в этот момент.

– Это моя сестра, лейтенант Филдинг. Дези Овертон, – представила Флоренс их друг другу.

Дези перелезла через перила лестницы и сделала учтивый реверанс. Лейтенант Филдинг сказал ей:

– Будет очень мило с вашей стороны, если вы согласитесь писать мне, мисс Дези, я надеюсь, это общепринято.

– Она еще школьница, – вмешалась Флоренс немного сердито.

– Но я уверен, что она сумеет написать письмо. Вы две сестры, а непохожи друг на друга.

Дези показала свои ямочки на щеках и сказала:

– Флоренс хорошая, а я плохая.

– Значит, вы хорошо уравновешиваете друг друга, – сказал лейтенант Филдинг.

А Флоренс, еще сердясь на выходку Дези, сказала:

– Не принимайте ее всерьез, лейтенант. Она веселая проказница. И не пора ли тебе, Дези, отправляться, скоро полночь.

– Папа сказал, что я могу остаться, пока не пробьет двенадцать, как Золушка.

– Ну, вы-то не Золушка, – возразил лейтенант Филдинг.

Дези одарила его своей лучистой обаятельной улыбкой.

– Вы имеете в виду, что у меня никогда не будет очаровательного принца? – спросила она с притворным испугом.

– Я думаю, у вас будет достаточное количество принцев, и мог бы даже подождать вас, если бы не встретил вашу сестру первой.

– О! Какая жалость!

Эта маленькая дерзкая девчонка действительно была преждевременно развита, раз она произносит такие слова!

– Но я забуду вас, если вы не обещаете прийти на мой бал через семь лет. Семь лет! О, дорогой, вы думаете, мы проживем так долго? – продолжила разговор Дези.

– Конечно, я собираюсь прожить столько времени, мисс Дези, просто потому, чтобы прийти на ваш бал.

Дези залилась веселым смехом.

– Это просто великолепно! Просто чудеса! У меня уже восемь мужчин, которые придут. Теперь кто следующий, я спрашиваю?

– В самом деле, современное поколение! Они собираются флиртовать в свое удовольствие. Думаю, что вы не флиртуете, мисс Овертон?

Его рука снова легла на ее руку, и счастливое состояние начало возвращаться к Флоренс.

– Нет, я не флиртую. Я очень тупа на такие вещи. И к тому же я слишком честная.

– Я люблю честных людей. Это редкое качество, вы согласны?

– Я напишу вам, лейте…

– Десмонд.

– Десмонд, – сказала тихо Флоренс, в ее голосе прозвучало восхищение. – А теперь, я думаю, не пора ли нам вернуться на бал.

Его губы только прикоснулись к ее щеке. Это был быстрый, словно украденный поцелуй, и позже она вспоминала, как внезапно ласково его усы прикоснулись к ее щеке. Это едва ли можно было назвать поцелуем, хотя он был вершиной ее успеха в этот вечер и оставил у нее приятное воспоминание на долгое время после бала.

Ей необходимо было сохранить воспоминание о состоянии счастья, которого ей всегда не хватало. Казалось, что после окончания бала она стала абсолютно неинтересной для других молодых людей, которые ей встречались. Она ходила в компании на ленчи, чай, танцы и балы, но выглядела там отсутствующей и невнимательной. У нее постоянно не оказывалось ни одного поклонника. Не было у нее надежды, что ее натянутое поведение кого-нибудь привлечет.

На самом-то деле других поклонников не было потому, что ее ошибочное поведение обескураживало, а без воодушевления ее угловатое, с длинным носом лицо отличалось заурядностью. Она отказывалась прилагать какие-либо усилия, чтобы быть привлекательной, и это раздражало ее родителей и мисс Браун, которая надеялась на ее раннее и успешное замужество.

– Флоренс, дорогая моя, тот юноша, который в Индии, – сказала мама, – он далеко, и ты только один раз с ним виделась. Ты не можешь быть влюблена в него.

– Почему нет? Вы говорили, что полюбили папу с первой встречи.

Мама закусила губу.

– Это другое дело. Он не собирался исчезать на семь лет в чужой стране. Неужели ты не видишь, что растрачиваешь свою юность?

– Меня это не волнует.

– Но ты даже не знаешь, серьезны ли его намерения.

– Он пишет мне, – сказала Флоренс, не собираясь показывать дружески официальные письма.

Она была индивидуалисткой. Кроме того, Десмонд не обладал даром писать письма. Она читала их между строк и была совершенно уверена, что ее письма прочитываются так же.

– Он пишет письма и Дези, – уколола ее мама. Это другое дело, думала Флоренс. Письма Десмонда к Дези были чем-то вроде уроков по истории и географии. Он объяснял школьнице, что такое чужая страна и ее обычаи.

– Флоренс, дорогая, может, ты думаешь, что он тоскует по родине и мечтательно вспоминает о том вечере, когда был бал? Он знал, что покинет Англию. Ты думаешь, он любит тебя? Ты рассказывала мне, кажется, он отплыл в Индию немедленно после бала.

– Да, мама, он уехал сразу. И я обещала писать ему и ждать его…

– Ты никогда не говорила мне, что обещала ждать его!

– Это касается только меня. Я поклялась.

– Ох, – сказала мама, – это было очень глупо, в самом-то деле. И довольно опрометчиво. Но если ты проявляешь такое постоянство, то я думаю, мы должны найти тебе какое-нибудь занятие. Я не могу позволить тебе проводить время в мечтах, сидя дома, поскольку не одобряю молодых девушек-бездельниц.

– Фло, Десмонд ужасно глуп в некоторых отношениях, – сказала Синсия. – Ты уверена, что любишь его?

– О да!

– Большинство девушек влюбляются в эффектную военную форму. Могу тебе сказать, что некоторые из этих гвардейцев без мундиров совсем непривлекательны. Кроме того, они, как правило, болваны.

– Я пока еще в своем уме, чтобы я да влюбилась в мундир! – сказала Флоренс. – Ты веришь мне, Синсия?

– Ты преувеличиваешь свои чувства. Только после одной встречи!

– Двух.

Не сказав никому, Флоренс ходила на вокзал Ватерлоо попрощаться с Десмондом, когда его полк отправлялся в док Саусэмртон. Он был в восторге, когда увидел ее, но не поцеловал на этот раз при свете дня и множестве народа. Однако он схватил обе ее руки, заглянул в глубь ее глаз и сказал, что это очень мило с ее стороны прийти попрощаться. И спросил, сдержит ли она свое обещание писать и не заведет ли себе друга в его отсутствие? Он сказал – друга. Не любимого. Но этого было достаточно.

– Одна встреча или две… я думаю, ты слишком романтична, – отрывисто сказала Синсия. – Для Десмонда это был последний бал в Англии, понимаешь? И мужчины из моей семьи склонны к сентиментальности. Это солдатская привилегия, как сказал мой отец. Но это не надо понимать как нечто большее. Ты-то понимаешь?

– Не понимаю, – сказала спокойно Флоренс. – Я собираюсь ждать. Вот посмотри…

«Ужасная жара и становится все хуже. Даже во время парада я мысленно переношусь на прохладные зеленые лужайки, где девушки в белых платьях, похожие на вас в тот вечер, когда мы встретились. В моем сознании сейчас вы представляетесь подобной ангелу…»

Флоренс взглянула на письмо, лежавшее в ящике ее письменного стола, повернула и спрятала ключ. Каждый раз она держала письмо в руках, как великую драгоценность.

«Здесь был бал и общий стол в прошлую ночь. Пришло большинство армейских жен и сестер, некоторые очень хорошенькие, но здешний климат испортил их внешность со временем. Я предпочитаю вас, в Англии, где ваша внешность сохранится…»

Сохранится… Немного неудачное слово. Пока что ей двадцать один год и официально она оставалась без поклонников.

Старая королева умерла в прошлом году (на руках у своего внука, императора Германии, что вызвало у папы отвращение. Императора папа не любит, с тех пор как умер король, дядя этого хвастливого молодого человека. В Англии теперь правит Эдуард Седьмой).

Но Флоренс, по счастью, успела быть представленной королеве. Она удостоилась этой чести. Их семью пригласили прошлым летом в королевскую гостиную, и Флоренс увидела полную, очень царственную старую леди в черном облачении, с маленькой мерцающей короной, балансирующей поверх кружевного чепца на ее голове. Флоренс – дочь Уильяма Овертона, эсквайра, и всех его предков, отмеченных за доблесть своими монархами. Ничего не было сказано об ее матери, владелице магазина, и ни об одном из представителей этой новой чуждой расы деловых умных людей, к которым королева относилась с очень сильным подозрением.

Самая старшая тетя папы неохотно выбралась из заросшего плющом дома, одного из самых старинных в стране; она была похожа на изъеденную молью вынутую из пыли куколку, и Флоренс была ей представлена. Это предстоит и Дези через несколько лет, если тетя проживет достаточно долго. Дези, прокомментировала тетя скрипучим голосом, красивая девочка и произведет сенсацию, когда тети уже не будет на свете. Что касается Флоренс с ее длинным носом и отсутствием поклонников, то тетя проигнорировала ее. Можно подумать, что Флоренс стала невидимкой и представлена ей просто как имущество отвратительного дряхлого монарха, который вскоре умрет.

Мама, которая всегда держала сторону Флоренс против Дези, возможно, как компенсацию за то, что папа балует Дези, сказала, что прежде она никогда не встречалась с тетей Софией и надеется, что больше не встретится с ней. Не следует думать, что возраст дает ей право быть резкой. Она так же высокомерна, как бабушка Овертон, и Флоренс в отместку перестала обращать на тетю Софию внимание.

Несмотря на то, что письма из Индии приходили, было жаль, что они парализовали жизнь Флоренс и она сторонилась от общества.

– Мне хочется дать тебе урок, Флоренс, – сказала мама. – Я тоже люблю твоего папу, причем очень долгое время, и знаю, что такое ожидание. Мне кажется, мы очень похожи.

– Но ожидание стоило того, не правда ли, мама? – порывисто спросила Флоренс.

– О да! Да. – В голосе мамы послышалась неопределенность, к тому же довольно ясно. Поэтому было странно слышать ее бормотание и оговорки. – Меня тревожит, что ты делаешь со своей жизнью.

– Что я делаю, мама? Вы с папой имеете друг друга. Чего вы ждете теперь?

– Жду? Это стало привычкой, я полагаю. – Затем мама сказала теплым сильным голосом: – Да, у меня есть твой дорогой папа. И если Десмонд хоть наполовину такой же хороший человек, тем хуже для твоих ожиданий. Лучше бы ты пошла в магазин, Флоренс, и училась работать у мисс Браун, которая могла бы тебе кое в чем помочь. Она очень старая.

– Но, мама, я не буду мало-мальски хорошим работником, потому что единственное мое честолюбивое желание – выйти замуж.

– Увидим, – сказала мама вежливо.