"Говори мне о любви" - читать интересную книгу автора (Иден Дороти)

Глава 16

В последние оставшиеся годы ее детства (Флоренс считала, что детство кончилось, когда ей исполнилось двенадцать лет) папа в большинстве случаев отсутствовал. К сожалению, он был так же далеко, как и Эдвин, чему она очень огорчалась: он очень часто волновался в подготовительной школе. Ему нужна твердая отцовская рука; Флоренс слышала, как мисс Слоун говорила это Лиззи, а Лиззи отвечала:

– Его надо пороть. Это молодой дьявол.

Действительно, Флоренс знала, что Эдвин ненавидит школьную парту и ведет себя плохо потому, что он несчастлив. Однажды был ужасный случай, его выгнали за обман! Директор школы нашел, конечно, смягчающие обстоятельства и решил, что он взбесился, и Эдвин с отвращением узнал, что получил отсрочку. Он втайне надеялся, что его выгонят.

Мама потом сказала, что смягчающие обстоятельства нашли по медицинским показаниям, они обосновали их тем, что Эдвин никогда не мог четко видеть, а то их ставило в тупик, почему он отставал по всем предметам. Бедный мальчик вглядывался в расплывавшиеся темные строчки, а его преследовали за обман экзаменаторов.

Теперь он будет надевать очки, которые Эдвин воспринял как несчастье, не только потому, что они портили его красивые глаза, но и потому, что положили конец его амбициям и мечте о блестящей военной карьере. Он не годился для солдатской службы.

Когда они пришли из школы на последние каникулы, он убрал всех своих солдатиков в коробки и положил их в кабинете рядом с коллекцией дедушки. Очки, которые он носил, казалось, сделали его совсем другой личностью. Теперь маленький мальчик стал похож на сову, он безмолвно стоял, пристально вглядываясь в построенных рядом солдат и офицеров из коллекции дедушки: в британских гренадеров и гусар, французских кирасиров, русских в меховых киверах, в ирландских, шотландских гвардейцев, в шотландского горца Гордона, в индийские тюрбаны и в сидящих на корточках гурских стрелков, в боевых коней и артиллерию, в пушечные ядра, ружья и сабли.

Эдвин регулярно играл в эти роскошные коллекции два раза в год, на свой день рождения и на Рождество. Теперь он думал, что не будет больше в них играть, – так он сказал. Он устал от солдат.

Флоренс полагала, что это было результатом разочарования в изменении жизненных притязаний, но Эдвин не считал нужным становиться тихим и несчастным из-за них. Теперь он мог ходить в «Боннингтон» и помогать маме. Но Эдвину это было глубоко противно. Где-то, может, в этой дурацкой школе он слышал, что джентльмен не должен быть лавочником, и Эдвин отворачивался от магазина, как настоящий сноб.

Кроме того, он не умел складывать цифры. Теперь он хорошо видел и быстро овладел чтением, но к арифметике не проявлял способностей. И он думал, что покупать и продавать выше его возможностей.

Он был уже школьником и воображал себя превосходным во всех отношениях, и отказался ездить в магазин рано по утрам, даже когда там были чудесные витрины к юбилею королевы.

Мама получила тысячу фунтов за манекены, представляющие население далеко распространенной империи: Индии – магараджи с сияющими драгоценными камнями. Южной Африки – воины с копьями. Новой Зеландии – маори в льняных юбках, Сингапура – низкорослые бронзовые малайцы, египтян из района Суэцкого канала, Британской Вест-Индии – эбонитовых туземцев. Газеты называли это a tour de force[12] и дали фотографию мамы, стоящую около двухместного экипажа сбоку у «Боннингтона», под заголовком «Новоявленный монарх, обозревающий свою империю».

Эдвин рассказал Флоренс, что его ужасно дразнили в школе по этому поводу.

– Ты очень высокомерный! – кричала Флоренс.

– Может, мне быть торговцем? – возразил Эдвин с появившейся у него надменной интонацией. – Если хочешь знать, меня дразнят потому, что моя мать ходит на работу.

– Хорошо, и что из этого? Я тоже собираюсь ходить на работу, – сказала Флоренс не слишком уверенно. На самом деле она хотела выйти замуж и иметь как можно больше детей.

– Возможно, ты и будешь, – сказал Эдвин недружелюбно, – кто тебя возьмет замуж?

Флоренс готова была броситься на него и вцепиться в волосы. Она была уже большая, чтобы справиться с ним. Но сам-то Эдвин вообще был отвратительный, кто пойдет за него замуж?

Тем не менее папа решил, что с таким характером Эдвин пойдет в Винчестер, затем в Оксфорд, а затем в Министерство иностранных дел. Кажется, Эдвин перестал быть несчастным и отказался от славы и опасностей солдатской жизни. Исчезла и его угрюмость, как только он надел очки. Теперь Эдвин перестал быть маленьким «хорошеньким мальчиком», как называла его мама, и напрочь отвергал такое обращение с ним, как с младенцем, словно он был гораздо старше своих лет.

Флоренс могла сказать ему, что мама всегда больше любила папу, больше, чем кого-либо, и они, дети, были для нее крайне утомительны, когда они хотели побыть с ней. Она предпочитала провести время с папой. Да еще она не разрешила держать мисс Медуэй, которую они любили: маму она смущала и причиняла ей боль. Но это все было очень давно.

Флоренс была счастлива, что у нее есть младшая сестра, на которую она может излить свою любовь. Дези – худенькая, проворная, капризная и очаровательная, все это пробуждало материнские чувства у Флоренс. Поскольку мама постоянно отсутствовала и уделяла слишком мало времени Дези, как, впрочем, до того Эдвину и Флоренс, то девочка решила взять в свои руки ее воспитание. Она учила, бранила и обожала Дези. Она даже не обижалась на папу, который отдавал явное предпочтение маленькому ребенку, потому что кто мог удержаться от восторга, видя это маленькое существо. Мисс Дези привлекала симпатии каждого, кто с ней общался. Ее баловали все, кроме матери и, как ни странно, мисс Браун, которая всегда готова была восхищаться любым из детей миссис Беатрис. Но у мисс Браун с возрастом росла раздражительность, особенно по отношению к веселым детям. Она сказала, что боится, как бы мисс Дези не стала совершенно бессовестной и не пошла по кривой дорожке, тогда кто-нибудь дорого заплатит за ее характер.

Это правда, все двери раскрывались перед мисс Дези Овертон. Даже отец, у которого не было дел важнее, чем его здоровье и его работа, всегда приезжал домой на день ее рождения. Он был не совсем справедлив и, хотя знал о днях рождения Флоренс и Эдвина, спокойно мог забыть о них.

Но мисс Дези. этот маленький иностранный младенец, как называли ее слуги (она и правда порой казалась иностранкой, когда оживленно щебетала и была неугомонной), притягивал папу домой, как магнит.

У Беатрис росло раздражение против этого прелестного ребенка.

– Это твоя собственная ошибка, Беа, – постоянно повторяла ей мать, ворча. – Ты тратишь все свое время на бизнес. Это ненормально для женщины. Посмотри на меня, я едва выходила из дома, когда твой отец был жив.

И продолжался глупый, невыносимо скучный разговор о том, как папа вел свои счетные книги вечер за вечером.

– У меня сейчас в подчинении очень много народа, мама, – отвечала Беатрис. – У меня сто пятьдесят служащих, таких же дорогих мне, как и моя семья. Мы посылаем Эдвина учиться в Винчестер и Оксфорд, вы знаете об этом? А Флоренс должна еще подождать. Она очень хочет этого. С ней есть уже договоренность.

– Тоже хорошее дело.

– К сожалению, она некрасива. Возможно, годам к семнадцати она похорошеет. Вы слышали, принцесса Луиза на днях произвела сильное впечатление в королевской гостиной? Она совершенство, самая элегантная из принцесс. Я думаю, что королева Виктория слабеет, и это вызывает опасения. Будет прекрасно, если она проживет еще долго, чтобы Флоренс успели представить королеве. Случится ли так?

– Трудно сказать, если она лишена возможности даже взглянуть на свою дочь, удар может оборвать ее жизнь, Беа. Я рада, ты правильно думаешь о Флоренс. Я всегда огорчалась, что ты отсутствовала в нашем доме после замужества. Но у отца тогда ты бывала в магазине, и он виделся с тобой. Ты обдумала, как одевать детей? Ты начинаешь быть похожей на подушечку для булавок.

– У меня талия все еще двадцать четыре дюйма.

– Ну, хорошо, дорогая, не забывай о себе. Уильям-то пальцем не пошевелит, чтобы о тебе позаботиться.

Если бы он только обратил внимание на ее грудь и бедра, на ее тонкую талию и гладкую кожу! Некоторые мужчины это замечают. Конечно, теперь растет число ее поклонников, когда она стала заметной личностью. На нее больше не смотрели как на незваного гостя в мире мужчин, но относились к ней как к воодушевленной маленькой особе, забавной и эксцентричной. Этот скучный парень Овертон получил гораздо больше, чем он заслуживает, таково было мнение старого генерала.

Но самый большой комплимент изо всех, какие она получала, дошел до нее окольным путем на днях. В качестве главы «Боннингтона» она была удостоена королевской грамоты, ее признали поставщиком королевского двора. Это был ее звездный час. Ей сказали, что при дворе обсуждали ее многочисленные выставки на витринах. Признание ее лояльности к трону получено совершенно независимо от того, что она поставляла товары королевской семье. Она упивалась успехом, когда над входом в магазин прикрепляли почетный диплом. Как ей хотелось, чтобы папа видел это! И Уильям.

Но Уильям был в Италии, да он никогда и не проявлял особого интереса к ее делам. Разочаровало ее, что Эдвин, как и отец, тоже не проявлял интереса. Но Дези неистово хлопала в ладоши, потому что она всегда с ликованием встречала всякое праздничное событие. И Флоренс сказала, что на ее лучшую подругу Синсию Филдинг это произвело впечатление.

Уильям прислал ей поздравление. Он писал, что счастлив за нее, что диплом принес удовлетворение ее честолюбию и она достигла своей цели, и что он вернется домой ко дню рождения Дези. У него был опять острый приступ болезни, работа над книгой идет успешно, и он думает, что проведет зиму дома.

Вот уже семь лет, как умерла Мэри Медуэй. В первый вечер дома Уильям робко сказал, что он почувствовал, какая холодная голубая комната, поскольку она выходит на северную сторону. (Может, он снова предъявлял права на свою половину ее постели?) Если она не будет возражать…

Возражать!

Беатрис взорвалась хохотом от этого запоздалого сюрприза.

– Это, должно быть, потому, что я стала похожа на подушечку для булавок, как сказала мама. Не бойся, не уколю, так что возвращайся.

– Прелестная подушечка, моя дорогая, – сказал он с обычной очаровательной улыбкой.

Печаль еще туманила его глаза, и у него был прекрасно нерешительный взгляд, но в нем чувствовалось волнение.

Беатрис решила быть дерзкой, иначе ее взорвет сильная эмоциональная встряска. Она остро чувствовала сострадание к нему, его попытку принять с благодарностью любовь, и этот сюрприз, и радость, и перевешивающая все ее долго сдерживаемая сексуальность охватили ее.

Она сохранила свои чувства к нему, но решила не обременять его словами любви.

– Конечно, если королевские руки не торчат над изголовьем, – сказал он.

– Пойди и посмотри сам.

Она была такая же проворная, как девочка, стоявшая когда-то на лестнице этого дома. Даже Дези не была так проворна.

Но в спальне, в сумерках, он сказал:

– Я так одинок, Беа.

И она поняла, что предстоит пройти еще долгий путь к нему.

Нельзя сказать, что это невозможная дистанция. Он снова в ее объятиях, и физически она приятна ему. У нее сохранилось достаточно чувств, чтобы распознать это.