"История испанской инквизиции. Том1" - читать интересную книгу автора (А. Льоренте Х.)

I. Пока арагонская инквизиция оставалась отделенной от кастильской, ей

приходилось терпеть сильные нападки, и временами казалось, что возможно ее

упразднение, или, по крайней мере, она должна будет подвергнуться реформе,

которая поставит ее в такое положение, когда у нее будет отнята возможность

дальше возбуждать в народе ужас. Когда король Фердинанд собрал кортесы

королевства в Монсоне, в епархии Лериды, в 1510 году, депутаты городов и

местечек громко жаловались на злоупотребления со стороны инквизиторов

властью не только в делах веры, но и относительно разных вопросов,

посторонних догмату, каковы ростовщичество, богохульство, содомия,

двоеженство, некромантия и другие дела, которые им неподсудны. Они

жаловались также на то, что инквизиторы вмешивались в упорядочение дела

обложения, умножали число льгот, дарованных им и их чиновникам, так что

скандальным образом уменьшался сбор налогов через сокращения, производимые в

списках плательщиков, что крайне увеличивало тяжесть платежей, падающих на

тех, кому приходится выплачивать обложение. Власть, которую инквизиторы себе

присвоили, сделала их настолько заносчивыми и дерзкими, что они сами

превращали себя в судей в сомнительных случаях и, когда хотели отвести их

компетенцию, угрожали отлучением от Церкви и всячески везде теснили

магистратов, которые опасались, что будут ими подведены под публичное

покаяние на более или менее торжественных аутодафе. Это несчастие произошло

со многими людьми, среди которых можно назвать вице-королей и

генерал-губернаторов Барселоны, Валенсии, Майорки, Сардинии и Сицилии, с

детьми и братьями грандов Испании и даже с некоторыми особами высокого

ранга. Вследствие этого кортесы просили Его Величество соизволить обеспечить

сохранение особых обычаев и исполнение законов и статутов короны Арагона и

деклараций кортесов, которые король дал присягу уважать; обязать должностных

лиц святого трибунала ограничиться расследованием дел, имеющих предметом

вопросы веры, и судить их по нормам уголовного права, сохраняя публичность

уголовного судопроизводства согласно законам и обычаям королевства.

II. Кортесы присовокупили, что этой меры будет достаточно для

предотвращения массы бедствий и разорения множества семейств, так как

причиной несчастий являются пагубная тайна и клевета, находящаяся под ее

покровом. Система эта тем более заслуживает народного проклятия, что, хотя

честь и доброе имя осужденных вопиют о реабилитации и их родственники

настоятельно требуют ее, редко все-таки удается спасти честь осужденных и

дать справедливости восторжествовать. Но даже тогда, когда реабилитация

дается, она происходит с такой задержкой, что никогда не позволяет целиком

загладить зло. Само промедление вытекает из процедуры инквизиционных

трибуналов.

III. Это выступление кортесов дало понять королю настроение умов.

Однако он избежал прямого ответа, говоря, что нельзя ничего решать в таком

важном деле, не получив точного и углубленного познания фактов; он поручает

кортесам собрать все факты, которые дошли до их сведения, и представить ему

на следующем же собрании. Это собрание произошло в том же городе в 1512

году. Принятые на нем резолюции образуют договор между государем и народом;

они содержат двадцать пять статей, почти целиком направленных к сужению

юрисдикции инквизиторов и к прекращению изъятий от податей и налогов,

которыми они так злоупотребляли.

IV. В договоре было сказано, что инквизиторы более не могут вмешиваться

в процессы по обвинению в двоеженстве и ростовщичестве, если только виновные

не впали в ересь, утверждая, что эти преступления не являются грехом, ни в

процессы светских судов против богохульников, если богохульства не содержат

ереси. Одновременно инквизиторам запрещалось вести процессы по делам веры

без участия епархиального епископа, а главному инквизитору произносить

приговор по апелляциям без согласия членов совета инквизиции; в противном

случае исполнение произнесенного им приговора должно быть отложено. Также

было узаконено, что трибуналу следует сообразоваться с постановлением буллы

Иоанна XXII [455] "На гадания того" ("Super specula illius"), если он должен

высказаться по какому-либо делу о некромантии. Кортесы не приняли никакой

резолюции относительно публичности инквизиционного судопроизводства и почти

ничего относительно конфискаций. Впрочем, было условлено, что продажные

сделки, обмены и приданое, условленные или назначенные тем, кто пользовался

репутацией хорошего католика, имели полную и совершенную силу, даже если бы

было объявлено впоследствии по приговору, что договаривающийся был уже

еретиком, когда вступал в сделку, только бы ересь его была скрытою.

V. Король вскоре пожалел, что связал себя словом по отношению к

кортесам. При содействии инквизиторов он хлопотал и получил от папы 30

апреля 1513 года освобождение от присяги, данной кортесам в исполнении

статей конвенции. Одна из оговорок этого освобождения специально гласила,

что трибуналы инквизиции вступают во все права, которыми пользовались

раньше. Это поведение короля навело ужас на все королевство. Народ всюду

восстал, и государь принужден был отвергнуть вышеупомянутое бреве и просить

папу утвердить распоряжения кортесов, причем папа должен был угрожать

церковными наказаниями всем ослушникам этого папского повеления. Папа

признал необходимость разрешить то, о чем его просили, и исполнил это буллой

от 12 мая 1515 года. Только боязнь общего мятежа была способна принудить

короля к этой мере, столь же позорной, сколь и чрезвычайной. Он был

расположен действовать иначе, хотя ему и говорили, что инквизиторы лишь с

явным нарушением закона могут вмешиваться в процессы по обвинению в содомии,

потому что они карают виновных смертной казнью, хотя они и не повинны в

ереси; но инквизиторы превращают это преступление в грех и присваивают себе

право судить его. Король думал, однако, исправить свою политику, вводя в

силу папское бреве от 28 января 1515 года, объявлявшее, что инквизиторы не

подпадают под обвинение в каноническом беззаконии, присуждая к релаксации

виновников этого проступка или всякого другого, постороннего ереси. Какую

сообразность можно найти между подобным учением и учением, объявляющим

виновным в беззаконии за отсутствие кротости священника, который даже в

случае справедливой и сдержанной самозащиты законно убивает своего обидчика?