Ганс бежал с поля боя под покров леса, прихватив тело убитого графа и его отрубленную голову.

Горе его было безмерно.

Он брел вперед, автоматически бормоча себе под нос одно и то же, снова и снова:

- Все будет хорошо. Все будет хорошо. Все будет хорошо.

Но сколько бы раз он ни повторял это заклинание, глубоко запрятанная часть его разума понимала, что хорошо уже никогда ничего не будет. Фон Карстен мертв. Его граф погиб.

Он бережно баюкал безжизненную голову.

Непостижимо, что жалкий человечишка вроде Шлиффена мог зарубить графа в момент его триумфа. Это было неправильно. Фон Карстен был таким прозорливым. Он во всем видел красоту. Во всем…

Но это была не вся правда. Это говорило его горе - и он не слышал ничего другого. Мир вокруг него был мертв. Мир был пустыней. Граф-вампир доказал свою беспощадность, превратив Старину Ганса в хладнокровного убийцу. Сознание своей вины беспрестанно стонало у него в голове, мешая связно думать. Обрывки разговоров крутились в мозгу, и в каждом из них, по крайней мере, один голос принадлежал графу. Слезы струились по его щекам. Слезы горя и вины. Он видел, как бросился к графскому мечу Шлиффен, но ничего не сделал. Он просто стоял и смотрел, точно кролик, пригвожденный к месту взглядом охотника и дожидающийся смертельного удара. Если бы он что-то предпринял… если бы хоть попытался… граф, быть может, остался бы жив.

Он понятия не имел, что ему делать сейчас.

Ганс слепо брел по лесу, спотыкаясь о пни и ползучие корни. Через тридцать шагов подлесок превратился в непроходимые дебри, и Ганс упал на колени, уложив мертвого графа на одеяло из прелых листьев и сгнивших веток. Так он и стоял над трупом, всхлипывая, пока горе не осушило душу, пока не кончились слезы.

Он поправил графские одежды, придавая мертвому хозяину приличный вид. Граф всегда был так внимателен к своей внешности. Голову мертвеца Ганс все еще держал в руках. Он зачесал длинные черные волосы назад, чтобы они не падали на глаза, и только тогда благоговейно положил ее на место. Мертвый взгляд был невыносим. Ганс осторожно закрыл глаза графа. Кожа фон Карстена была холодна. Слишком холодна для того, кто погиб так недавно.

- Но он умер не сейчас… Он был мертв все время, что я знал его.

Ганс скрестил руки графа на его груди.

На перстне-печатке фон Карстена запеклась кровь.

Она могла принадлежать кому угодно: этой ночью пролилось достаточно крови, а фон Карстен всегда был в гуще сражения. Но Ганс знал, что это была кровь графа, а не чья-то еще.

Мысль о том, чтобы взять кольцо, оставить его себе, мелькнула у него в мозгу.

- Грабить мертвых нельзя, - пробормотал он.

Ганс собрал листья и ветки, чтобы прикрыть тело графа. Земля была слишком тверда и не позволяла вырыть голыми руками даже самую мелкую могилу, так что он соорудил пирамиду, навалив палую листву, хворост и камни на труп фон Карстена. Это защитит его от голодных зверей.

Человек постоял над могилой, не зная, что еще полагается сделать. Так что он не сделал ничего.

- Прощай.

И Ганс медленно поплелся обратно к белым палаткам.

Познер пытался утихомирить Изабеллу. Она была в гневе, какого Ганс еще ни видывал. Женщина яростно рвала волосы, одежду - на себе и на том, кто, к своему несчастью, оказывался у нее под рукой. Трое вампиров Познера лежали у ее ног в луже порченой крови. Когти Изабеллы исполосовали их лица, клыки разорвали глотки.

Ганс даже не мог себе представить, что она чувствует. Ее любовь, ее вечная любовь была зарублена одним ударом. Потеря наверняка окончательно сокрушит ее и без того хрупкий разум.