"Развод по-русски" - читать интересную книгу автора (Авророва Александра)Глава 4. ПодозрениеИ снова, уже второй день, Вера каждую перемену висела на телефоне, только на сей раз звонила то Лизе домой, то в офис Величко, не зная, куда именно вернется после допроса сестра. Дома трубку не поднимали, а в офисе секретарше Ксюша докладывала, что ни Лизы, ни Величко пока нет. Еще она сообщила, что накануне милиция заезжала к ним в фирму, интересовалась Андреем и всем, что с ним связано. «Значит, — подумала Вера, — они предполагают не ограбление». Это ее расстроило. Привыкнув доверять проницательности бывшего мужа, она не могла легко скинуть со счетов его слова. Перед последним уроком Ксюша ответила столь возбужденным голосом, что Вера поняла — есть новости. Лучше бы их не оказалось! — Вера Дмитриевна, — захлебываясь от эмоций, затараторила секретарша, — Лизку посадили! То есть арестовали! У Веры захолонуло сердце. Это было именно то, чего оно, несчастное, боялось со вчерашнего дня. Разум отрицал, а оно боялось. И теперь, когда самое страшное уже произошло, бестолковое сердце перестало метаться, как оглашенное, а заледенело и успокоилось. — Расскажи, пожалуйста, подробнее, — попросила Вера. — Откуда ты узнала? — От Ритки. Она звонила минут десять назад. — А она откуда? — Ну, ее тоже типа вызвали. Только ее пораньше, а Лизку попозже. Она вышла и решила Лизку подождать, И Борис Иванович тоже. — Бориса Ивановича тоже вызывали? — Нет, его вроде нет. Не знаю. В общем, Лизку арестовали, а Ритка позвонила мне, вся такая. Решив не уточнять смысл странного термина, Вера попрощалась и набрала номер Риты. Было занято. Словно во сне, Вера провела последний урок и позвонила опять. Снова занято! Она села в троллейбус и поехала к Рите домой. Слава богу, та была на месте, хоть и сильно пьяна. — У тебя, похоже, плохо лежит трубка, — предупредила Вера. — А теперь расскажи, что с Лизой. — Ох, Вера, — вздохнула Рита, — у меня голова совсем не варит. Кто бы поверил, что Лизку посадили, как какую шваль. Ужас, да? — Да, ужасно, но мне нужно знать подробнее. Значит, тебя вызвали в прокуратуру с самого утра, так? — Ну. — И о чем тебя спрашивали? — Столько много, я всего и не помню. Про Андрюху с Лизкой. Про Величко. Еще про понедельник спрашивали. — Про понедельник? — Ну. Где я была и что делала. А я как в офисе убралась, сразу домой. То есть не то, что сразу… Ну, поболтала чуток, когда девчонки пришли, а потом Ирка за бумагами заехала, и мы с ней поехали ко мне. Душевно так посидели, пока Сашка с работы не вернулся, а это уже седьмой час. Я ему ужинать дала, а потом Ирка домой уехала. А свекр со свекровью сейчас на даче. Вот про все это я и сказала. А совсем поздно я спустилась к Андрюхе и стала в дверь звонить, а его не было. — А почему ты стала звонить? — Я? И правда, почему? — удивилась Рита. — Да, вспомнила! Потому что он договорился с Лизкой, а самого не было. Вера насторожилась: — А как ты узнала, если сидела дома? — Ну, что договорился, так знала. Он с утра позвонил Лизке в офис, это все слышали. Просил в три часа приехать. А что не пришел, тоже знала. Мы вечером позвонили по делу и заодно узнали. А я еще так надеялась, что все у них будет хорошо, и в три часа специально о них думала. Вот, вроде, и все. — Хорошо, а про Лизу что спрашивали? — Ерунду всякую. Прости, Вера, у меня теперь в голове какой-то шум. Я потом вспомню, если тебе нужно. Да, спрашивали еще, не ссорились ли они с Андрюхой, я сказала, что по жизни нет, а он про твой день рождения начал, мент этот. А чего такого? Андрюха там был выпивши, а когда человек выпивши, так обижаться грех. Разве ж это ссора, правда? — Правда, — кивнула Вера. — Значит, тебя допросили и отпустили, да? — Ну. А Лизке после меня назначили, еще вчера. Я обещала ей подождать, мне ж интересно было! А с ней Величко пришел, тоже ждал. Вместе мы ждали. Потом он позвонил с вахты, а потом говорит мне, весь такой: «Иди домой, Лиза не выйдет, ее обвиняют в убийстве». Я спросила, что мне для нее сделать, а он — «я сам все сделаю, иди домой». Я и пошла, а в голове тараканы ползают. Вера, они что, взаправду такое думают? Психи недоразвитые, вот они кто! — А ты не знаешь, где сейчас Величко? — Нет. Вера позвонила в офис — там начальник не появлялся. Не было его и ни в одной из двух квартир — ни в собственной, ни в Лизиной. Сидеть и пассивно ждать? Легче умереть. — Объясни мне, Рита, как проехать в прокуратуру. Я попытаюсь встретиться с этим… следователь Левандовский, да? Как ни странно, следователь Левандовский вовсе не пытался уклониться от встречи. Наоборот, он лично спустился на вахту, чтобы провести Веру к себе в кабинет. — Я сочувствую вам, Вера Дмитриевна, и прекрасно понимаю ваше состояние, — проникновенно начал он, едва они остались наедине. — Но поймите и вы нас. Преступление остается преступлением, какие бы обстоятельства ему ни сопутствовали. Вы со мной согласны? — Полагаю, у вас должны быть весьма веские основания для ареста, — не собираясь отвечать, заметила Вера. — Задержания, Вера Дмитриевна, пока задержания. Однако основания… гмм… действительно веские. Вы умная женщина и, надеюсь, выслушаете меня спокойно, без эмоций. Елизавета Дмитриевна хотела получить у мужа развод, чтобы выйти замуж за Величко. Не будем обсуждать личных качеств уважаемого Бориса Ивановича, остановимся лишь на том, что он вывел бы вашу сестру на совершенно иной уровень… гмм… как благосостояния, так и окружения. На тот уровень, к которому она стремилась. — Откуда вам знать, к чему она стремилась? — холодно осведомилась Вера. — Хорошо, — покладисто кивнул Левандовский, — на тот уровень, к которому стремятся многие женщины. Как бы там ни было, она хотела развода, а Андрей Николаевич возражал, причем весьма активно. Не далее, как в воскресенье, на вашем дне рождения, он утверждал, что знает нечто такое, что легко расстроит готовящийся брак. Так? — По-моему, не совсем. Он утверждал, будто знает что-то плохое про Величко. Что он не позволит моей сестре выйти замуж за подлеца — кажется, так. — И это тоже, согласен. Наутро он позвонил Елизавете Дмитриевне на работу и назначил встречу на пятнадцать часов — тут особых сомнений нет, трубку подняла секретарша, а разговор происходил при сотрудниках. Елизавета Дмитриевна поехала. А, должен вам напомнить, уважаемый Борис Иванович имел неосторожность подарить ей пистолет, кстати, совершив этим преступление, на чем пока мы останавливаться не станем. — Газовый пистолет — не оружие. — Пистолет вовсе не газовый, и вашей сестре не стоило его принимать, а тем более носить с собой. Хотя, насколько я знаю, Борис Иванович подарил его именно для защиты от обиженного мужа, так? — Первый раз слышу, — отрезала Вера. — Про газовый пистолет слышала, да, а остальное — чья-то фантазия. — Эту фантазию своими глазами видели некоторые сотрудники «Роспромстроя», — ничуть не раздражаясь, пояснил Левандовский. — Ваша сестра, Вера Дмитриевна, человек крайне беспечный и даже не задумывалась над тем, что открыто нарушает уголовный кодекс. Впрочем, бог ей в этом судья! Она поехала к мужу с пистолетом в сумочке, но я вовсе не утверждаю, что собиралась его применять. Вовсе нет! Она не планировала никакого преступления, а искренне хотела помириться. А вот намерения Андрея Николаевича были совершенно иными. Я, разумеется, не могу полностью восстановить картину преступления, но примерно себе представляю. В крови Андрея Николаевича обнаружен алкоголь, а поскольку он был трезвенником, алкоголь даже в малых дозах действовал на него непредсказуемо. Короче, он стал угрожать вашей сестре, не исключено, даже физически. У нее на шее был повязан шелковый шарфик, так вот, ткань в одном месте оказалась растянута, для чего требуется большое физическое усилие. Под ногтями Андрея Николаевича мы обнаружили частицы этой ткани. Елизавета Дмитриевна испугалась и выстрелила. С очень близкого расстояния. На такое расстояние человек подпустит к себе отнюдь не всякого. Выстрелила, не думая, и убила. Ну, что ей было делать? Взяла пистолет, шарфиком обтерла отпечатки пальцев и, убежав, выбросила пистолет с шарфиком в мусоропровод соседнего подъезда. Не самое подходящее место, чего уж там! Потом, правда, придумала кое-что дельное. Она ведь прекрасно имитирует чужие голоса, такой редкостный талант! Конечно, мужские голоса даются ей хуже, но, во-первых, у Андрея Николаевича голос высокий, а во-вторых, секретарша, которая с ним разговаривала, уверяет, он был сильно пьян. А ведь она никогда не общалась с ним пьяным и не в курсе, какая у него в этом случае манера речи. В общем, на алиби вашей сестры звонок не тянет. Она, Елизавета Дмитриевна то есть, позвонила и тут же пришла в офис, а Андрей Николаевич был в ту пору уже мертв. Она это знала и дальше весь вечер была на виду, чтобы ее ни в чем не могли обвинить. Но тут возник непредвиденный фактор. Маргарита Варганова, имеющая, кстати, на вечер понедельника твердое алиби, запереживала за своего соседа и начала названивать ему в дверь. Он же, как вы догадываетесь, открыть не имел возможности. Она попросила вашу сестру, у которой был свой ключ, зайти. И, обратите внимания, та наотрез отказалась, хотя накануне безо всяких проблем являлась к своему мужу на квартиру. — Это я посоветовала ей отказаться, — не выдержала Вера. — И я посоветовала ей дать Рите ключ. Лиза так и сделала, и не вижу в этом ничего странного. Что же касается вашего рассказа, он не представляется мне убедительным. Из фактов здесь только наличие шарфика, и даже если он Лизин, то она могла просто забыть его в свое время в квартире, вот и все. Еще якобы кто-то видел у Лизы пистолет, но откуда вам знать, что тот самый, который вы нашли? А алиби… полагаю, ей и не требуется алиби. Надеюсь, презумпцию невиновности, несмотря на разгул демократии, никто пока не отменял? — А позвольте спросить, уважаемая Вера Дмитриевна, — неожиданно оживился следователь, — какой предмет изволите преподавать? — Русский язык и литературу. — А я думал, математику, — прицокнул языком он. — Логика у вас на высоте. Только, к сожалению, не дослушали меня до конца. Ну, значит, проверили мы вчера соседний мусоропровод и обнаружили там орудие убийства, завернутое в такой красивенький шарфик. И цвет, знаете ли, золотистый, прямо вашей сестре под волосы. Ну, побеседовали с людьми из того подъезда и нашли одну такую старушку, у которой кот и три собаки. Вот в понедельник она их и выгуливала, а сама по сторонам глазела. Пенсионерка, чего с нее возьмешь! Так она Елизавету Дмитриевну очень даже хорошо запомнила. Видала, говорит, ее часа в три дня-то. Выскочила, мол, из того подъезда, будто черти за нею гнались, забежала в наш, я только решила за ней зайти, посмотреть, что она там делает, такая фифа, как она обратно вышла и на улицу побежала. Это факт номер один. Факт номер два — шарфик. Его многие узнали, поскольку его уважаемый Борис Иванович подарил — как вы понимаете, уже после того, как ваша сестра от мужа уехала. Ну, дальше пистолет. Снаружи он был весь протертый, тут не спорю, а вот на внутренней поверхности обнаружили мы пальчик. Правда, не вашей сестры, а Величко Бориса Ивановича, однако на кое-какие вопросы этот пальчик нам отвечает. Пистолет-то тот самый. Ну, и что в подобной ситуации нам прикажете делать? Типично женское убийство, вы согласны? Ни плана, ни складу, одни эмоции. И это типичное для женщин сочетание ума и глупости. Мужчина или умен, или глуп, а вот женщина может придумать себе такое красивое алиби и в то же время орудие преступления взять и кинуть в панике в мусоропровод. Картинка классическая, Вера Дмитриевна. — А что говорит Лиза? — осипшим голосом спросила Вера. — Пока не признается, но это вопрос времени. «Не признается», — повторила про себя Вера, а вслух горячо произнесла: — Ее нарочно подставили, вот и все. Это не типично женское убийство, а представление мужчины о типично женском убийстве. Большинство из вас все-таки переоценивают наш идиотизм. Ни один убийца, какого бы ни был пола, не оставил бы улики против себя в соседнем подъезде, а спрятал бы их получше. Или вы считаете мою сестру круглой дурой? Левадновский усмехнулся: — Ну, умственные способности Елизаветы Дмитриевны я обсуждать не стану, а вот у вас хочу спросить: вы считаете ее человеком предусмотрительным? Как всегда, когда требовалось с ходу соврать, Вера осеклась и покраснела. — Вот именно! — развел руками Левандовский. — Вы уж извините, Вера Дмитриевна, но вариантов здесь нет. Уверен, что адвокат скажет вашей сестре то же самое. Самое разумное, что она может сделать — чистосердечно признаться. — А если не в чем? — Хотите правду, Вера Дмитриевна? — следователь устало вздохнул. — Будь на ее месте вы, я б, несмотря на все эти улики, десять раз подумал. А Елизавета Дмитриевна, извините за выражение, изовралась и упрямо цепляется за свою ложь. Это производит неблагоприятное впечатление. — Вы к ней предубеждены! — не выдержав, воскликнула Вера. — Вы полагаете? Тогда добавлю еще кое-что. Нам известно, что на вашем дне рождения Елизавета Дмитриевна прямо и открыто высказалась, что пистолет подарен ей для защиты от бывшего мужа. Она пристрелит насильника, и суд ее оправдает. Если б я был предубежден, то легко обвинил бы ее в предумышленном убийстве. Основания, увы, имеются. Однако, немного узнав ее характер, я придерживаюсь другой версии. — Мне срочно надо с нею увидеться! — К сожалению, это противоречит правилам. Пока что с нею может видеться только ее адвокат. А вот записку вы передать можете. И я вам советую убедить ее во всем признаться. Так будет лучше для всех. — Если б я увиделась с нею, я бы попыталась ее убедить, — схитрила Вера. — Это исключено, пока она в КПЗ. Я не могу нарушать закон. Вера взяла ручку и написала: «Держись, моя родная! Я люблю тебя больше всего на свете. Никому не поддавайся и говори только правду. Мы сделаем для тебя все. Ты самая лучшая». Она молча потянула листок Левандовскому, тот прочел, хмыкнул и положил бумагу в стол. Из автомата Вера позвонила Величко — сперва в офис, потом домой, где его и застала. — Я могу увидеться с вами, Борис Иванович? — Приезжайте. В квартире удачливого бизнесмена находился посторонний — молодой человек лет тридцати в слишком безупречном костюме и с выбеленными волосами, стянутыми в пышный хвост. Веру покоробило, что в такой страшный момент Лизин друг принимает гостей, но тут молодой человек представился. — Я адвокат Елизаветы Дмитриевны, меня зовут Артур Андреевич. Вера, смутившись, назвала себя. Как она могла плохо подумать о Борисе Ивановиче! Правда, адвокат ей сразу не понравился. В школе подобному ученику она бы поставила диагноз «подлиза, пролаза и ябеда». В улыбке столько сладости, что начинает тошнить, а в глаза словно налито по полной бутылке высококачественного масла. Хотя, возможно, для адвоката это самое то? Ей ведь ни разу не приходилось сталкиваться с представителями данной профессии, и какое счастье, что есть Величко, наверняка сумевший выбрать самого лучшего! По крайней мере, весьма дорогого — последнее явно пропечатывается у гостя на лбу. Вера начала с наиболее болезненного. — Мне сказали, — тяжело вздохнула она, — что с Лизой пока не увидеться никому, кроме адвоката. Это правда? — Увы. Таков закон. — Но вы с нею виделись? — Да, виделся. — И… как она? — с бьющимся сердцем спросила Вера. — Очень плохо? А условия там очень плохие, да? Она совершенно не выносит грязи. Ей легче даже голодать, чем жить в грязи. Может быть, что-нибудь можно сделать? Передать? Заплатить за отдельную камеру? Говорят, сейчас это возможно? — К сожалению, — развел руками Артур Андреевич, — пока Елизавета Дмитриевна не сменит свою позицию, условий ей никто не улучшит. У милиции свои интересы. — Какую позицию? — Позицию отрицания очевидного, Вера Дмитриевна. Ваша сестра всем, даже мне, повторяет свою первоначальную версию. Версия состоит в том, что она приехала к трем в свою бывшую квартиру, никого там не обнаружила, возмутилась и вернулась на работу. Конечно, хорошо уже то, что она сразу не стала скрывать тот факт, что была в данной квартире. Поскольку ее видели во дворе, скрыть все равно бы не удалось. Однако, когда у Елизаветы Дмитриевны уточнили, не заходила ли она в соседний подъезд, она твердо ответила: «Нет». Но, увы, свидетельница уверенно ее опознала. Тогда Елизавета Дмитриевна вспомнила, что, кажется, забегала куда-то поправить чулок, но не придала значения, куда. Видимо, это был соседний подъезд. Далее всплыл вопрос о пистолете. Елизавета Дмитриевна настаивала, что он был газовый. Кроме того, когда ей предъявили орудие убийства, утверждала, будто в первый раз его видит. Поскольку пистолет со всей определенностью ее и это подтверждают несколько человек, не говоря уж об отпечатке, настаивать на противном было неразумно. Тогда Елизавета Дмитриевна сообщила, что просто неспособна отличить настоящий пистолет от газового, а уж тем более опознать какой-нибудь конкретный экземпляр. Ей сказали, что газовый, она поверила, а вглядываться не собиралась. Мол, положила куда-то и забыла о нем. Артур Андреевич немного помолчал и, сладко улыбнувшись, добавил: — Данная тактика была бы вполне приемлемой и даже лучшей, будь в нашем деле всего один спорный момент. Тогда да, следовало бы настаивать на случайном совпадении. Но в большое количество случайных совпадений никто не поверит. Есть еще шарфик, от которого Елизавета Дмитриевна тоже поначалу отказалась, есть другие улики. Например, столь весомые, как следы крови, найденные на ее одежде. Ваша сестра объясняет это тем, что у убитого как-то в ее присутствии пошла носом кровь, но, сами понимаете… Короче, прокуратура не одобряет подследственных, которые сперва уверенно настаивают на своем, а потом под давлением улик начинают выкручиваться, меняя показания. Если подследственный слишком часто меняет показания, следователь начинает верить в самое худшее. Вера почувствовала глухое раздражение и холодно заметила: — Сперва вы были недовольны тем, что Лиза не меняет показаний и повторяет первоначальную версию, теперь недовольны тем, что она их меняет. А других вариантов, по-моему, нет. Адвокат не обиделся, лишь глянул сверху вниз со снисходительностью профессионала к дилетанту. — Самый разумный вариант — случайное убийство про самообороне. В этом смысле все складывается как нельзя лучше. Елизавета Дмитриевна едет к Андрею Николаевичу с самыми добрыми намерениями, а пистолет оставляет в сумочке по рассеянности и легкомыслию. Это вполне соответствует всеобщему представлению о ее характере. Андрей Николаевич нетрезв — замечательный козырь в наших руках, можете мне поверить! — алкоголь лишает его тормозов, и он пытается из ревности задушить жену шелковым шарфиком, повязанным у нее на шее. Та, не в силах вырваться, в ужасе нащупывает в сумочке пистолет и с близкого расстояния стреляет в лицо. Андрей Николаевич падает, мертвый. Ваша сестра пугается того, что совершила. Она вовсе не собиралась его убивать, просто инстинктивно сделала все, что, могла, для собственного спасения. Она крайне обаятельная женщина, ей нетрудно будет убедить любого мужчину в непредумышленности своих действий. Итак, она потрясена. В панике она хватает пистолет, вытирает его шарфиком, забегает в соседний подъезд и выкидывает то и другое в мусоропровод. Наивность данного поступка вновь подтверждает растерянность Елизаветы Дмитриевны, совершенно не ожидавшей столь страшного развития событий. Затем она звонит в офис, имитируя голос Андрея Николаевича. Конечно, это уже несколько хуже, это свидетельствует о холодном рассудке, однако данный момент мы сумеем обойти. Прокуратура пойдет нам навстречу в благодарность за чистосердечное признание. Им лишние сложности совершенно ни к чему, им предпочтительнее раскрыть дело быстро. Разумеется, полной гарантии дать не могу даже я, однако можно почти твердо рассчитывать на условное наказание. Я готов даже составить такой контракт, по которому мой гонорар будет напрямую от этого зависеть. Сами понимаете, Борис Иванович, это свидетельствует о степени моей уверенности в благоприятном исходе. Величко кивнул. — Но ведь Лиза говорит, что не убивала! — возразила Вера. Артур Андреевич пожал плечами: — К сожалению, отнюдь не все, что она говорит, подтверждается фактами, а милиция придает значение только фактам. Перед нами типично женское убийство, полностью соответствующее складу характера Елизаветы Дмитриевны. Вы, Вера Дмитриевна, не согласны? — Я уже сказала это Левандовскому и повторю вам — это может быть подделкой под женское убийство. Все слишком хорошо сходится, чтобы быть правдой. — Как показывает опыт, наиболее очевидная версия обычно и бывает справедливой. Вы зря так переживаете, Вера Дмитриевна! Все закончится хорошо. Главное, чтобы ваша сестра меня послушалась, а тут многое зависит от вас. Напишите ей письмо, в котором советуете не упорствовать и признаться в непредумышленном убийстве, вам она поверит. Разумеется, ее никто не выпустит сразу, но, стоит ей признаться, и я сумею выторговать для нее пристойные условия существования. У меня есть ходы. Вера повернулась к Величко. — А разве вы с вашим положением не можете безо всяких признаний выторговать ей пристойные условия существования? Она вам почти жена, и она сидит сейчас в отвратительной грязной камере вместе с преступниками. Для вас переносима эта мысль? У вас ведь наверняка есть высокие связи, так самое время воспользоваться ими. Тот нахмурился. — Не могу. Я оказался как бы запачкан с этим гребаным пистолетом. Я не знал, что Лиза такая простая, что будет показывать его на работе, да еще базарить, что он от меня. И Борис Иванович, посмотрев на Веру с откровенной укоризной, продолжил: — Она меня типа подставила. Тем более, там отпечаток моего пальца. Пока я не высовываюсь, Левандовский про это молчит, а как начну давить, то начнет и он. У него как бы репутация плохая. — Взяточник? — в ужасе уточнила Вера. — Наоборот, — раздражено ответил Величко. — Попало же дело к этому шизику! — Да, — согласился Артур Андреевич, — у него нет ярко выраженных слабостей. Примерный семьянин, хороший отец. Дача постройки шестьдесят дремучего года и купленный за шестьсот баксов подержанный совковый автомобиль. Короче, неясно, с какой стороны подкапываться. Вера неожиданно почувствовала симпатию к Левандовскому — гораздо большую, чем к скользкому адвокату или бизнесмену, выражающему свои мысли языком, за который должно быть стыдно самому отстающему ученику. Однако она не позволила себе остановиться на этом и лишь отчаянно попросила: — Я обязательно должна повидаться с Лизой. Обязательно! Мне она скажет правду, я уверена. Я должна знать правду. Помогите мне! Артур Андреевич, у вас ведь есть ходы. Увидеться — это такая малость! Пусть в присутствии милиции, мне все равно. Только бы увидеться! Мне она расскажет все, как было! Артур Андреевич поднял брови: — Не вижу причин так рисковать. Если свидание и разрешат, то, как вы верно подметили, Вера Дмитриевна, в присутствии милиции. Елизавета Дмитриевна размякнет, потеряет над собой контроль и сообщит не только необходимое, но и что-нибудь совершенно лишнее. Это принесет непоправимый вред. А каково ваше мнение, уважаемый Борис Иванович? — Да. В смысле, нет. Рисковать не надо. — Вы считаете Лизу убийцей? Вы так уверены в этом? — Вера посмотрела Величко прямо в глаза. Тот отвернулся, а вместо него мнение мужчин резюмировал адвокат. — В конце концов, это ведь неважно, что мы считаем, — ласково улыбнулся он. — Важно правильно выстроить линию поведения. А в этом, поверьте мне, я профессионал. Лучше меня не справится никто. Вере попыталась было еще поспорить, однако безуспешно. Величко заявил, что у него масса дел, и ей пришлось уйти. |
||
|