"Уничтожить Израиль" - читать интересную книгу автора (Щелоков Александр)

Сила – закон пустыни

В Туркестан, где Иргаш договорился приобрести буровое оборудование и транспортные средства, девять членов экспедиции, в том числе сам Иргаш, Кашкарбай и Андрей приехали поездом. Еще шестеро подъехали из Ташкента на трех джипах «Паджеро». Это были опытные боевики, члены партии «Хизби ут-Тахрир», получившие боевую выучку сперва в Афганистане в лагере «Бадер-2», затем усовершенствовавшие военные навыки в Пакистане в лагере «Мирам Шах». Люди мрачные, замкнутые, они старались ни с кем не общаться и держались всегда особняком. До этого все они входили в личную охрану Ширали-хана, а теперь подчинялись только Иргашу. Они привезли с собой оружие, боеприпасы и деньги на экспедиционные нужды.

Еще в поезде Иргаш сказал своим спутникам:

– Приедем в Туркестан другими людьми. Это надо хорошо запомнить. Я – господин Садилкар-оглу, руководитель турецкой геологической фирмы «Турансу». Андрей Иванович у нас станет господином Карповым, российским инженером-геологом. Кашкарбай – доктором Илхомом Шакуровым, представителем главного санитарного врача республики Казахстан. Получите свои документы и хорошо запомните, кто вы. Соответственно и держитесь с окружающими.

– Надо так надо, – обречено согласился Андрей и взял протянутый ему российский паспорт с золотым орлом на бордовой корочке.

– Это не все, – сказал Иргаш. – Я посылал в Туркестан своего человека. Он изучил обстановку и пришел к выводу, что фирма, где будем покупать технику, всем нужным располагает. Но ее хозяин находится под крышей местных бандитов. Вполне вероятно, что они попытаются сыграть с нами по своим правилам.

– Может, поменять поставщика? – предложил Андрей.

– Зачем? – Иргаш удивился такому вопросу. – Мы сразу потеряем лицо, если не сумеем объяснить братьям по вере существо законов шариата. – Он повернулся к Кашкарбаю. – Как вы считаете, доктор Шакуров, мы сумеем излечить местных недоумков от вредных привычек?

Кашкарбай сделал жест омовения, проведя ладонями по щекам и бороде.

– Прибегаю к Аллаху во избавление от козней шайтана.

– Приедем, всем получить оружие.

Когда поезд прибыл, на площади перед станцией уже стояли машины.

– Кара, – Иргаш подозвал мрачного таджика с красивым лицом: проницательные глаза, высокий лоб, орлиный нос, тонкие губы, черная борода с элегантной серебряной проседью. С детства он носил имя Сейах, что по-таджикски означало черный и, не утруждая себя, Иргаш дословно перевел имя на узбекский, назвав моджахеда Кара.

– Слушаю, хозяин, – Кара, обычно источавший флюиды ненависти и агрессивности, с шефом говорил голосом приглушенным и смиренным.

– Мы должны общипать этим белым гусям хвосты и обрезать им крылья.

Андрей, слышавший разговор, не сразу понял, о чем речь. Слова «белые гуси» – он произнес их на таджикском – «каз сафед», и это затрудняло понимание. Но когда Андрей перевел слова на казахский: гусь – каз, белый – ак, все встало на свои места. Иргаш требовал круто проучить казахов, и Кара его понял сразу.

– Тянуть время не будем, – приказал Иргаш, – сразу и начнем. Давайте, господин Карпов, вместе с Шакуровым возьмите джип, трех ребят и прямо к торговцу.

Найти нужное предприятие оказалось несложно.

Старый бетонный забор с ржавой колючей проволокой поверху тянулся вдоль дороги и заканчивался аркой железных ворот. Створки их давно поржавели и провисли, стойки покосились. На металле сохранилось несколько надписей, относившихся к разным эпохам. Первая, самая старая, была исполнена металлическими русскими буквами: «КАЗЦВЕТМЕТРАЗВЕДКА». Ниже остались контуры больших белых букв «ГРП-8». («Геологоразведочная партия № 8» – расшифровал для себя Андрей). А на левой створке сикось-накось кто-то вывел слово «ЖАБЫК», что по-казахски означает «закрыто». Надпись была свежей, краска на ней блестела.

Андрей подошел к воротам и толкнул их. Ржавые железины качнулись, заскрежетали и лениво поползли в стороны. Андрей махнул рукой Кашкарбаю:

– Въезжай!

Из узкой высокой дощатой будки, походившей на дворовый сортир, вышел старик с палкой в руке. Несмотря на жару, он был одет в старый дырявый ватник. На голове красовалась грязная меховая шапка. Посмотрев на Андрея красными слезящимися глазами и не узнав своего, уныло сообщил:

– Сюда нельзя!

– Можно, – сказал Андрей и вежливо поздоровался. – Аман, аксакал, Жаксыма сыз? – Добра вам, отец. Все ли в порядке?

– Жаксы, жаман – бара быр! – философски ответил старик и поплелся в свою будку. – Хорошо, плохо – все одно.

Машина въехала во двор и остановилась.

По хилым, истертым до блеска деревянным ступеням Андрей поднялся и вошел в старый покосившийся щитовой дом. Открыл первую дверь. В тесной, насквозь прокуренной комнатушке, скрытые клубами дыма, сидели трое. Один за письменным столом, двое других на скамье у стены.

– Кым манда начальник? – спросил Андрей. – Кто здесь начальник?

– Мен. – Я, – ответил сидевший за столом казах в шляпе, сдвинутой на затылок. – Сен кым? Ты кто?

По правилам восточного гостеприимства к гостю следовало обратиться на «вы», но местный босс не счел это нужным.

– Мен сатып алуши, – ответил Андрей, сделав вид, что не заметил попытки его унизить. – Покупатель.

– Ты говоришь по-казахски?

– Йе, – небрежно через губу ответил Андрей. – Не хуже тебя.

Казах вдавил окурок сигареты в кирпич, который лежал на столе, вздохнул и сказал:

– Тогда давай говорить по-русски.

– Давай, – согласился Андрей и вернул невежливый оборот хозяину. – Ты сам-то кто?

Казах приосанился.

– Я президент закрытого акционерного общества «Жанашил» Аман Кумисбаев.

– А я Карпов. – Насчет покупки оборудования. Надеюсь, ты в курсе?

– Э, – сказал Кумисбаев, – обращаясь к своим сотрудникам, – жур, балалар! Идите, ребята! Жугур, жугур! Бегом, бегом!

Когда скамья освободилась, Кумисбаев провел по ней несколько раз ладонью, словно стирал пыль.

– Садитесь, уважаемый!

С чего это вдруг с него слетела спесь, и он разом сделался дружелюбным и приветливым? Впрочем, понять было нетрудно. Не каждый день в развалившееся по сути предприятие, не имеющее ни заказов, ни средств для их выполнения, является человек, готовый приобрести кое-что из действующего, но уже вряд ли когда-то потребующегося оборудования.

– Так что вас интересует, уважаемый?

Андрей назвал все, что требовалось для ведения буровых работ. Кумисбаев быстро делал пометки в блокноте. Судя по уточняющим вопросам, в деле он разбирается.

– Когда можно будет получить оборудование? – спросил Андрей.

– Сразу после оплаты. Оборудование у меня на базе.

– Деньги перевести через банк?

В глазах Кумисбаева вспыхнул священный ужас:

– Что вы, уважаемый! Какой банк! Разговор шел о наличных.

– О казахстанских теньге или о турецких лирах? – с подначкой спросил Андрей.

Кумисбаев поморщился:

– Э, разве это деньги? Даже не в русских рублях. Только в долларах.

Они сходили в крытый ангар и осмотрели технику. К удивлению Андрея, буровое оборудование было совсем новым и не разграбленным.

В конторе, когда они вернулись, их уже ждал Иргаш.

– Договорились? – спросил он Андрея.

– Все нормально, – ответил тот.

– Ко всему нам нужны три танковых трайлера, – сказал Иргаш Кумисбаеву. – Для перевозки машин.

Кумисбаев тряхнул головой и посмотрел на Иргаша с видом благодетеля:

– Не беспокойтесь, уважаемый. Здесь как в аптеке. Я продаю вам буровую. Господин Умурзаков, мой хороший знакомый, продаст трайлеры.

– Когда я увижу этого продавца?

Кумисбаев встал и подошел к двери.

– Давайте выйдем.

Во дворе конторы толпились более десятка человек. Одни стояли кучкой, о чем-то беседуя между собой, другие сидели на корточках в тени глухого забора, курили, смачно сплевывали желтую слюну, пропитанную жевательным табаком.

– Саид! – позвал Кумисбаев и поднял руку. – Бер кель. Подойди.

От группы беседующих отделился кривоногий колобок с пузом, свисавшим с брючного ремня. Загребая ботинками пыль, подошел к Иргашу. Протянул обе руки и подобострастно пожал протянутую ему ладонь. На торгах первую скрипку играет покупатель и ему надо показать свое уважение.

– Сколько вам нужно трайлеров, господин Иргаш?

– Машины хорошие?

– Что вы! Они отличные. Советская Армия – лучшая в мире.

– Была, – сказал Иргаш язвительно.

– Была, – согласился продавец. – А машины остались. Из боевого резерва. Все на ходу. Совершенно новые.

– Мне нужно три.

– Я покажу вам десять. На выбор.

– Отлично. О цене договоримся после осмотра.

К Иргашу осторожно подошел и встал сбоку казах с круглым, масляным лицом и хитрыми, шнырявшими по сторонам глазами. Спросил тихо, прикрывая рот ладошкой и покашливая:

– Господин Иргаш, я могу предложить вам танк. В отличном состоянии. Т-80. Комплект боеприпасов.

– Уважаемый, давайте эту тему оставим. Я собираюсь искать в степи воду. Зачем нам танк?

– Найдете воду, будете ее охранять.

– Все, кончили, – Кашкарбай оттер плечом торговца танками. – Оставьте это счастье себе.

И тут же с другой стороны к ним подсыпался третий тип.

– Может купите БТР? Это совсем недорого. Тысяча баксов.

Кашкарбай взял говорившего за плечо и сжал его рукой, как клещами.

– Предложите самолет, тогда поговорим, – сказал и повернулся к Андрею: – Станешь богатым, приезжай сюда. Купишь танки, транспортеры, наймешь боевиков и завоюешь себе ханство. Казахи тебе все продадут.

Заключив договор с торговцами и закрепив его долгим пожатием рук, Иргаш пообещал забрать оборудование на следующий день и тогда же привезти деньги.

Провожаемый торговцами, джип выехал за пределы базы. По дороге нагнали старика-сторожа, который встречал их у ворот, а сейчас, должно быть, сменился с дежурства. Кашкарбай открыл переднюю дверцу джипа:

– Э, уважаемый аксакал, вас подвезти?

Казах с удивлением посмотрел на притормозившую машину. Такого демократизма в отношениях между пешеходами и автомобилистами здесь никогда не было. Грузовик при случае, конечно, мог и подвезти, но легковушка…

– А можно?

– Садитесь, – Кашкарбай повернулся, протянул руку и открыл заднюю дверцу. – Сделайте уважение, аксакал.

Казах, согнувшись, забрался в машину, кряхтя, устроился рядом с Иргашем.

– Как вас зовут? – спросил тот.

– Утеген, уважаемый.

– Хорошее имя, храни вас Аллах. Давно работаете на Кумисбаева?

– Уже не работаю. Он своих уволил. Набрал новых.

– Вы специалист?

– Так считали русские. Сперва был рабочим. Начальник Иванов меня уважал. Он сделал меня мастером. Я всегда выполнял нормы. Хорошо работал.

– Чем же не угодили теперь?

– Теперь мастера не нужны. Все идет на продажу.

– Кого же на ваши места набрал Кумисбаев?

– Молодых. Откуда-то с юга. Дело не знают, но, похоже, бандиты…

– Вас куда отвезти?

– До перекрестка. Дальше я сам пойду.

На перекрестке старик вылез из машины и поманил Кашкарбая пальцем. Сказал негромко:

– Будьте осторожны с Кумисбаевым. И помоги вам Аллах.

Примитивные банды рэкетиров обычно сколачиваются на бытовой основе. То в единый кулак для набегов собьет в стаю ребят своего двора хулиган-оторва. То в кодлу соберет одноклассников бездельник и заводила, изгнанный из школы за неуспеваемость. Беспутный казашонок Аю собрал и сделал бандитами приятелей из ПТУ, которым после выпуска никто не предоставил работы. Умелые в слесарном деле огольцы в учебном цехе выковали и отточили ножи из подшипниковой стали, наделили друг друга звериными кличками: Бабыр – Гепард, Жилан – Змея, Булан – Лось, Келес – Варан, и превращение в матерых хищников состоялось.

Начали с мелкого рэкета: обложили данью старух, продававших съестные припасы пассажирам транзитных поездов на железнодорожной станции. Набрались опыта, осмелели, пару раз отстегнули подачку начальнику линейного отделения милиции майору Ахтаеву, потом взяли его на содержание – и пошло, поехало…

Кумисбаев был одним из тех предпринимателей, из чьих доходов банда посасывала совсем немного – геологических работ своими силами великий Казахстан почти не вел и геологию не финансировал, а из ничего ничего и не высосешь. Но когда наклюнулась солидная сделка и запахло тысячами долларов, пройдошистый геолог решил потрудиться над денежной жилой по полной программе. Он переговорил с главарем рэкетиров Аю, и они ударили по рукам. Если покупатели выложат наличные, а они должны были привезти их с собой, ребята Аю забирали деньги целиком. Директор получал не половину, а сорок процентов, поскольку товар без оплаты покупателям он не отдавал.

Перспектива аферы выглядела крайне радужной, и все ее участники раскатали губы в ожидании жирного навара.

Не знали они лишь одного. Часто беспечные рыбаки, закидывая сеть на сома, вытаскивают в ней зеленую лягушку.

Вечером за ужином Иргаш затеял разговор о завтрашнем дне. Заканчивая трапезу, он губами снял с вертела большой, хорошо прожаренный кусок баранины и стал медленно жевать. Прожевал, потянулся за пиалой, в которую ему налили гранатовый сок. Звучно отхлебнул. Вытер губы полотенцем, лежавшим на коленях. Повернулся к Андрею:

– Мастер, как тебе нравится наш продавец? Хочет он нас обмануть или нет?

– Если продавец не хочет обмануть покупателя, значит, ему нечего делать в торговле. Русские говорят, что на базаре всегда есть два хитреца. Один норовит подороже продать, другой купить все по дешевке.

Иргаш понимающе улыбнулся:

– Я не о том. Не кажется тебе, что он намерен совершить хитрость? Мы привезем деньги, по дороге нас ограбят, и мы не сможем оплатить покупку. Может такое быть?

– Может, но кому это выгодно?

– Тем, кому нужны деньги. А таких, как ты знаешь, здесь полным-полно.

– Мне тоже нужны деньги.

Андрей прекрасно понимал, что обсудить свои сомнения Иргаш мог с любым из своих приближенных, и в первую очередь с Кашкарбаем. Причем обсудить с большей для себя и дела пользой, но он обращался к человеку пришлому, который оказался в команде моджахедов по найму и должен получить за свои услуги деньги.

Впрочем, получит ли или нет – это писано на воде вилами. Может, вместо расплаты «зелеными» Иргашу покажется проще рассчитаться с русским пулей – маленьким кусочком металла, сэкономив во славу Аллаха солидную пачку «курбаксов», как называл доллары Кашкарбай. Это словечко вызывало у азиатов особые ассоциации. Бака – на таджикском, курбака – на узбекском и на казахском – лягушка. Зеленое противное существо. Курбаксы тоже зеленые, хотя и вовсе не противные, но выразить названием показное презрение к ним совсем неплохо.

Заводя с Андреем разговоры на разные темы, Иргаш испытывал его, проверял, поскольку именно в мелочах, в случайных оговорках чаще всего проявляется суть человека.

– Речь не о тебе, – сказал Иргаш и громко отрыгнул. – Ты слыхал разговор со стариком в машине? Он ведь открыто предупредил, что хозяин связан с бандитами.

– Простите, я не прислушивался.

– Чем же ты был занят?

– Думал о буровых машинах, которые видел.

– Не о нашей безопасности?

– Если бы я был феррашбаши – начальником стражи, – тогда думал бы о бандитах.

– Ты прав, мастер, – сказал после небольшой паузы Иргаш. – Это хорошо, когда человек думает о своем деле. Аллах любит трудолюбивых. Мы постараемся быть такими. И бандитам дадим окорот.

– Это не вызовет трений с местными властями?

– Андрей, ты должен понять: здесь, в Азии, мы не имеем права чувствовать себя гостями и чего-то бояться. На этой земле мы представляем новый, будущий порядок, который установим на основе законов ислама, и те, кто нас не уважают, должны бояться.

После ужина Иргаш собрал боевиков и приказал взять оружие. На трех джипах они поехали к базе Кумисбаева. Чтобы обезопасить себя, надо было принять меры заблаговременно.

Ворота базы уже были закрыты и, судя по всему, там никого кроме сторожа не осталось.

Оставив машины на дороге в стороне от базы, Иргаш взял с собой двух боевиков и пошел не разведку. Сперва он прошел от ворот до ближайшего угла, повернул направо и двинулся вдоль забора. Метров через сто ему пришлось поворачивать снова. Зады огороженной территории базы выходили на пустырь, заваленный металлическим ломом и мусором. За свалкой виднелась насыпь железной дороги и линия телеграфных столбов.

Пройдя шагов сорок, Иргаш заметил, что в бетонной стене забора пробито квадратное отверстие. Металлическая арматура, укреплявшая бетон изнутри, выглядела аккуратно срезанной.

Рачительные хозяева базы заделали отверстие фанерой. Иргаш потрогал заплатку рукой, и она даже от небольшого давления прогнулась. Достаточно было сильного удара, чтобы лаз открылся.

Иргаш присел на корточки и стал внимательно рассматривать землю под отверстием. Будылья сорняков, густо росших вдоль забора, здесь были вытоптаны. У подножия стены Иргаш увидел остаток сигаретного фильтра. Он отломил сухой стебель полыни, согнул его и импровизированным пинцетом подхватил окурок. Поднес к носу, понюхал. Фильтр был свежим настолько, что не утратил острого запаха табака.

– Они придут отсюда, – сказал Иргаш, подумав.

Без труда открыв ворота, Иргаш расставил во дворе моджахедов по местам, которые выбрал сам. Пришлось потаскать по территории старые ящики и пустые железные бочки, чтобы создать во дворе удобные места для засад.

– Кто стремится сохранить голову, тот не должен предаваться сну беспечности, – объявил Иргаш моджахедам, когда приготовления были окончены. – Эту ночь мы проведем в ожидании.

Ждать пришлось долго.

В три часа стало светать. Наблюдатели, следившие за пустырем и дорогой, периодически делали отмашку, показывая, что вокруг все чисто.

В шестом часу из-за дальних гор выползло солнце. Иргаш уже начал сомневаться, появится ли вообще банда, чтобы присутствовать при расчетах с господином Кумисбаевым.

Однако умение ждать оправдало себя. В шесть пятнадцать наблюдатель, следивший за пустырем, заметил, как возле железной дороги остановились две автомашины. От них через пустырь к забору базы по одному, по два потянулись люди.

Рэкетиры, взрастившие в себе уверенность в безнаказанности, шли через пустырь, переговариваясь и нисколько не маскируясь. Узбекский мешок с деньгами должен был появиться в конторе в половине седьмого, так что им некуда было торопиться. А вот когда приедет, они его тряхнут так, что деньги вывалятся не только из кошелька, но из всех потайных загашников. В конце концов, горячий утюг всегда найдется. Что-что, а трясти своих клиентов джигиты умели.

К забору подходили по одному. Отодвигали в сторону фанеру и пролезали внутрь…

Там их и брали, не давая даже охнуть.

Их было семеро. Ребята лет двадцати-двадцати пяти. Все примерно одного покроя: рослые, с накачанными мускулами, с крепкими шеями. Лица у всех загорелые, ничего не выражавшие. Белые рубахи, довольно чистые, а также серые изрядно потрепанные джинсы были явно приобретены в лавочке секонд-хэнда.

Однообразие кончалось на вооружении. Банда собирала арсенал где только могла. У одного в руках оказалась курковая двустволка – «тулка», у двух других двуствольные «ижи», но у первого со стволами нормального заводского размера, у второго – обрез. Еще два бойца держали в руках «мултыки» – старинные одноствольные ружья, должно быть, служившие их прадедам.

Теперь все семеро, в рубахах с закатанными рукавами, в тюбетейках плюс президент геологического акционерного общества, появившийся чуть позже, стояли на коленях тесной кучкой под прицелом трех автоматов. Они боялись, о чем свидетельствовал острый запах мужского пота.

На земле в пыли лежали их ружья.

Иргаш брал ружья по одному, переламывал стволы, выбрасывал патроны из патронников, потом, держа оружие за дуло, со всего маху хряпал прикладом по бетонному блоку. Отбрасывал обломки и брал следующее.

Покончив с ружьями, Иргаш обратился к казахам с речью:

– Вы совершили большой грех, мусульмане. Такой, что трудно назвать вас правоверными. Вы отступники. Вас развратило безбожие. Вас обуяла алчность. Такое требует наказания по шариату. И оно для вас неизбежно. Начнем с вас, господин президент геологического акционерного общества.

– Я ни при чем, – голос президента звучал слезливо.

– При чем, – сказал Иргаш. – Начнем с того, что живешь ты под чужой фамилией. Пишешься Кумисбаем, а на самом деле ты просто Бокбай.

Президент нервно дернулся. Слова прозвучали звоном пощечины. Кумисбаев, если перевести фамилию на русский, звучит как Серебров, в то же время Бокбай иначе как Говнюков не переведешь. – Теперь признайся, ты у них главный?

Президент испуганно таращил глаза, обливался потом, но в ответ не произнес ни слова.

– Кара, проверь толщину шкуры у шакала.

Кара вынул из ножен большой нож с наборной плексигласовой рукояткой, большим пальцем попробовал остроту лезвия, плотоядно облизнулся и подошел к Кумисбаеву. Легким движением подколол его в бок.

Тот взвизгнул по-поросячьи, и это оскорбило слух мусульманина.

– Сапсем как чушка, – произнес Кара, обращаясь к Андрею.

– Так ты главный? – повторил вопрос Иргаш.

– Нет, не я, амер… Не я…

– А чья это банда?

– Они просто моя крыша. Вы понимаете, сейчас без защиты честному предпринимателю не выжить. Мы боялись, вы нас обманете.

– Так кто у твоей крыши начальник, ты, честный предприниматель?

Кумисбаев молчал. Было видно, что он боится рэкетиров больше, чем своих покупателей.

– Кара, пощекочи его. И посильнее.

Кара шмыгнул носом и с пугающим оскалом замахнулся ножом. Второй тычок пришелся в место, которое уже было помечено пятном крови на рубахе.

Кумисбаев зашелся диким визгом.

– Тихо! – заорал на него Кара. – Сапсем зарежу!

– Кто? – повторил вопрос Иргаш.

– Он! – президент вытянул кривой палец в сторону тощего казаха с редкими шерстинками усов под толстым носом.

Иргаш подошел к главарю, оказавшемуся в середине группы своих приспешников.

– Встань!

Тот поднялся на ноги, поднял голову и зло посмотрел на Иргаша:

– Ты пожалеешь, если хоть кто-то тронет пальцем меня и моих людей.

– Это серьезно? – Иргаш резко ткнул главаря пальцем в глаз. – И что теперь со мной будет?

Главарь взвыл от боли и ярости. Ему хотелось зажать больной глаз рукой, но руки были связаны за спиной. Тогда он склонил голову, пытаясь прижаться больным местом к плечу.

– Как его зовут? – спросил Иргаш одного из казахов, стоявшего на коленях, и пнул его носком сапога.

– Аю – Медведь…

– Значит, если я застрелю дикого зверя, то имею право снять с него шкуру? Как ты насчет этого, Кара?

– Гы-ы, – прогудел Кара, не скрывавший удовольствия, и поиграл ножом под носом у главаря.

– Погоди, может, у него есть людское имя?

– Есть, – поспешил на помощь Кумисбаев. – Он Нурислам.

– Нурислам?! – Иргаш обернулся к Андрею. – Скажи, как это будет по-русски?

– Свет ислама, – перевел Андрей.

– Бокбай! Ты грамотный человек. Скажи, может разбойник, который посягнул на деньги, которые призваны служить вере, жить дальше с таким именем? Может или нет?

– Я не знаю, амер. – Кумисбаев впал в истерику. Он знал, что даже если в живых останется хотя бы один рэкетир, ему не жить. Его зарежут, застрелят, задавят машиной, повесят, но никогда не простят.

– Умолкни! Скажи ты, Кара, какой приговор вынесет суд шариата подлому вору?

– Отрубить руку, – ответил Кара и потер ладони, ожидая, что это поручат сделать ему.

– Руку – слишком сурово. Он собирался стрелять в воинов ислама? Это нехорошо. Кара, сделай так, чтобы грешник не мог повторить ошибки.

Кара схватил правую руку Нурислама, вытянул, прижал к забору и резко рубанул по его большому пальцу ножом.

Хрясь!

Андрей впервые в жизни услыхал треск разрубаемой живой кости. И тут же раздался дикий вопль, полный боли и ужаса.

Молодой парень с нахальной мордой, обычно глядевший на людей, к груди которых приставлял ствол пистолета, с превосходством, вдруг понял страшную истину. Ту, которую емко сформулировала восточная мудрость: «Не хвались собственной силой, всегда найдется кто-то сильнее тебя».

Сколько раз Аю вершил расправу над теми, кто отказывался отстегивать ему свои кровные, трудом заработанные денежки, и вот теперь за попытку повторить много раз удававшийся трюк, ему отбивали охоту тянуть руки к чужому добру.

Аю с отрубленным пальцем толкнули в угол забора, потом снова заставили встать на колени. Кто-то швырнул ему замасленную тряпку.

– Завяжи руку!

– Давай следующего!

К забору подтащили еще одного казаха. Тот всячески сопротивлялся: не переставлял ноги, кулем повис на руках тех, кто его тащил.

Кара схватил парня за руку, оттянул большой палец и взмахнул ножом.

Хрясь!

Парень заорал так громко и так отчаянно, что все невольно вздрогнули.

Воспользовавшись секундным замешательством, один из пленных, до того казавшийся испуганным и сломленным, прыгнул на Андрея, стоявшего у ворот, схватил его за горло крюком левой руки, в правой тут же сверкнуло лезвие неизвестно откуда появившегося ножа. Он хищно оскалил зубы, приставил острие к подбородку Андрея и закричал по-русски:

– Дорогу! Или я его убью!

По габаритам противник оказался мельче Андрея и потому весь укрылся за его спиной, только из-за плеча выглядывала круглая голова с коротким черным чубчиком и большими безумными глазами.

– Не стрелять! – приказал Кашкарбай своим. – Пусть идет! Дорогу ему.

Моджахеды отодвинулись от ворот, и во дворе произошло некоторое движение.

Андрей понимал, что ничего не может сделать. Предплечьем противник сильно давил ему на горло, не позволяя нормально дышать, а в подбородок колол острый нож. Так они вдвоем и пятились к двери.

И вдруг нажим на горло ослаб, а нож зазвенел, упав на пол.

Андрей рванулся из чужих рук, но они его уже и так не держали.

Судьбу неудачливого рэкетира решил Кашкарбай. Пользуясь тем, что неожиданное движение людей по двору на миг отвлекло всех, он метнул нож.

Широкое лезвие чуть скользнуло по правой щеке Андрея и вонзилось точно в левый глаз рэкетира.

Придя в себя, Андрей подошел к Кашкарбаю, который вытирал кровь с ножа старой газетой.

– Спасибо, Кашкарбай, – Андрей протянул ему руку.

Узбек посмотрел на нее с безразличием и своей не протянул.

– Не благодари. Пока ты служишь делу Аллаха, я тебя защищаю. Будет иначе, мне до тебя дела нет.

Двух отрубленных пальцев и одного убитого бандита хватило, чтобы убедить всех остальных в бессмысленности вести сделку с позиции силы. Иргаш отсчитал деньги и передал их Кумисбаеву. Посмотрел на Аю, который все еще сидел в углу, стонал и тряс рукой.

– Кто оплатит тебе бюллетень, решите сами.

Погрузив под присмотром боевиков буровую технику на трейлеры, экспедиция оставила базу. Их никто не преследовал.

В машине Андрей заговорил с Иргашем:

– Я сожалею, эфенди, о происшедшем, но не могу не заметить, что говорить о мусульманском единстве очень трудно.

– Вы правы, мастер. Но разве мы этого не предвидели? Разве меры, которые были приняты заранее, не помогли осадить этих отступников? Что касается будущего, то оно потребует от нас немалых усилий. Мы исправим блудных сынов ислама, испорченных советским строем. Слава Аллаху, который не оставил нам понятия демократии. Это выдумка неверных. Мы позаимствуем многое у талибов, которые быстро и эффективно утвердили законы шариата в Афганистане. Да, будут жертвы, но цель их оправдывает. Люди быстро поймут, что регулярно молиться куда полезнее, чем остаться без головы, что следовать закону проще, нежели попасть на кладбище. Так все само собой и встанет на нужные места.

Ранним утром, выехав из Туркестана, колонна двинулась на северо-восток в сторону Ачисая, чтобы по тесным горным дорогам через хребет Кара-Тау прорваться в просторы пустыни Муюнкум и бескрайние степи Бетпак-Далы.

Впереди двигался джип, в котором ехали Иргаш и четверо моджахедов из его основной боевой группы. За ними тянулись три трайлера с буровой техникой. Между вторым и третьим ехал джип с четырьмя вооруженными боевиками. Замыкал караван еще один внедорожник. В нем находился Андрей и боевик, которого он отобрал на роль рабочего буровой установки.

Когда колонна свернула с главной дороги и взяла курс в горы, шоссе узкой лентой втянулось в ущелье, которое с обеих сторон стискивали крутые мрачные плечи скал.

У ближайшего поворота, завидев издали приближение машин, на осевую линию, помахивая полосатым жезлом, неторопливо вышел милицейский офицер в ладно подогнанной форме.

Застыв на середине дороги, лениво левой рукой вскинул жезл над головой. Правую руку он держал на кобуре, висевшей на поясе у самой пряжки.

Колонна притормозила и остановилась.

Дверцы головного джипа распахнулись, Андрей не поверил своим глазам. На дорогу выскочили четыре моджахеда из команды Иргаша в форме армии Казахстана, все как один в офицерских погонах, с укороченными автоматами Калашникова в руках. Они встали полукругом перед майором милиции. Тот явно не ожидал такого оборота, опустил жезл и снял руку с кобуры.

Только потом из машины наружу выбрался Иргаш. Он был одет в замшевую дорогую куртку, в бриджи цвета хаки, в коричневые сапоги. В левой руке Иргаш держал стек, которым то и дело постукивал по голенищу.

Он приблизился к майору:

– Директор турецкой фирмы «Турансу» доктор Садилкар-оглу. С кем имею честь? Представьтесь. И покажите документы.

Готовясь к встрече с экспедицией, майор предусмотрел разные варианты возможного разговора. Он был готов услышать все – возмущенный наступательный крик руководителя экспедиции, либо заискивающий испуганный лепет с предложением откупиться. И любой из этих вариантов сулил успех. К тому, что случилось, майор готов не был. Ко всему перед ним стояли военные с оружием.

– Майор милиции Арсланбай. Из Туркестана пришло сообщение, что какие-то люди из вашей экспедиции (в первоначальном варианте майор хотел обвинить во всем самого начальника, но теперь уменьшил масштаб притязаний) совершили преступления. Я вынужден задержать вашу колонну.

Андрей, глядевший на то, как держался майор, сразу понял, что он дилетант, привыкший дуриком останавливать транспорт добропорядочных граждан, и без стыда и совести драть с них деньгу.

Уверенность в том, что форма дает человеку власть, сыграла с майором злую шутку.

Пока Иргаш неторопливо беседовал с майором, люди майора без суеты и лишних движений, открыто демонстрируя оружие, взяли обоз в живое кольцо.

– Значит, начальник милиции? – Иргаш открыл удостоверение, осмотрел фотографию, прочитал записи. – Очень странно. Я, майор, думал, что ты атаман дорожных бандитов. Правда, фамилия у тебя богатая – Арсланбай. Повелитель львов. Здорово!

Мордастый мент с жидкими обвислыми клочьями усов под носом старался держаться с гонором. Его волнение выдавало только взмокшее от пота лицо. Крупные капли пота стекали с висков по щекам.

– Господин майор, – Иргаш выглядел абсолютно спокойно. Он не нервничал, говорил тихо, но так, что каждое его слово ложилось гирей на чашу весов беседы. – Вы уже сейчас допустили несколько грубых ошибок. Прежде всего, в мусульманском мире, встречая знакомых и незнакомых, правоверных и иноверцев, простой человек и представитель власти должен пожелать им мира и благословения Аллаха. Вы встретили нас, турецкую экспедицию, положив руку на пистолет. – Иргаш повернулся к Кашкарбаю. – Господин доктор Шакуров, попрошу вас незамедлительно связаться с канцелярией президента Султанбекова. Сообщите, что некий наглец в погонах встал против дружбы Казахстана и Турции…

Арсланбай уже готов был забить отбой, но обстоятельства изменились. Если этот тип и в самом деле имеет связь с Астаной, его, Арсланбая, песня спета. А значит, обстоятельства требовали довершить начатое дело и положить конец тем, кто встал на его дороге.

– Вы делаете ошибку, – собрав всю выдержку в кулак, сказал майор Иргашу. – Я вынужден буду прибегнуть к силе и разоружить ваш отряд.

– Кара, – позвал Иргаш, отворачиваясь от майора. – Раздень мента. Сними с него форму. Аллах не любит, когда перед ним предстают взяточники в погонах.

Майор понял, что судьба его решена. Он, все еще не теряя надежды выкрутиться, рухнул на колени, заломил руки над головой и заголосил по-бабьи:

– Ой, баяй! Признаюсь, виноват! Я не должен был это делать с вами. Моя вина!

– Вставай и раздевайся! – Кара подошел к майору и пнул его в плечо. Тот повалился на бок.

– Не вина, – сказал Иргаш, – а роковая ошибка. Ты собирался схватить за веревку, которой завязан мешок с деньгами, а ухватил за хвост тигра.

– Раис, пощадите!

Майор уже стоял раздетый до подштанников и жался от холодного ветра, дувшего с гор Кара-Тау.

– Курбака! – сказал Кара, взглянув на майора и хихикнул: – Лягуха!

– Косояк! – высказался моджахед Сагит. – Тушканчик!

Остальные просто засмеялись. Майор еще больше сжался и быстро затараторил:

– Я сказал честно. Впереди мои люди. Вы не проедете. Отпустите меня – и разойдемся с миром.

– Как зовут командира, которого ты оставил там за себя? – спросил Иргаш майора.

– Таспулат, – уныло сообщил Арсланбай.

Кара поднял руку, сделал над головой несколько взмахов майорской фуражкой.

– Эй, Таспулат! Все сюда! Эти типы уже нам сдались!

Таспулат потоптался на месте. Что-то смущало его, но разобраться, что именно, он не мог.

– Машины гнать?

– Давай, давай! Люди, машины, все сюда!

Минуту спустя за тутовой рощей загудели двигатели машин, и из-за бугра на дорогу выкатились три грузовика.

Майор неожиданно выкрутился из-под руки Сагита, стерегшего его, с удивительной легкостью для брюхатого человека пригнулся, юркнул в придорожный куст и заорал визгливым голосом:

– Бейте их, ребята! Приказываю, бейте!

И сразу все изменилось. Тутовая роща засверкала вспышками выстрелов. Андрей плашмя плюхнулся на грязную землю, плотнее прижался к ней и стал считать точки, откуда вели огонь. Он отметил, что стрелков по меньшей мере было тринадцать. Чертова дюжина. Совсем неплохо.

К Андрею подполз Иргаш.

Впервые, смиряя командирскую гордость, спросил совета:

– Что будем делать, урус?

– Надо идти в атаку, – сказал Андрей. – Они к этому не готовы. А если вести перестрелку, то это может затянуться до утра.

– Зачем атака? – возразил Иргаш. Весь его опыт моджахеда заключался в организации засад и нападений из-за угла.

Андрей не ответил. Он приметил точку, в которой уже два раза вспыхивало оранжевое пламя автоматных очередей. Аккуратно прицелился и выстрелил. Тут же со стороны раздался истошный крик. Темная фигура человека поднялась над зарослями и с тупым грохотом рухнула на землю.

Пользуясь моментом, Андрей подхватил автомат, вскочил, зигзагами пробежал шагов семь-восемь и тут же залег. Рядом послышалось чье-то тяжелое дыхание. Оказалось, это сюда перебежал и лег рядом Иргаш.

– Молодец, урус! – похвалил он Андрея и полоснул очередью по кустам.

Заросли тут же ожили и оттуда повели беспорядочный огонь. Пули пороли воздух над головами Андрея и Иргаша и тупо шмякались в мокрую глину.

Лежа на спине, Иргаш вынул из кармана мобильный телефон. Прошелся пальцами по клавишам. Приложил трубку к уху.

– Во имя Аллаха милостивого и милосердного. Мир вам, великий хан… – Андрей понял – Иргаш вышел на Шерали-хана. – У нас неприятности. Обещанный эскорт, скорее всего, считает ваши деньги, и ему не до наших трудностей.

Из трубки ответили столь громко, что Андрей сразу узнал голос хана:

– Держитесь, Иргаш. Вверяю вас Аллаху, у которого не пропадает отданное ему на хранение. Звоню министру, под которым ходит этот сын лягушки и черепахи, оставивший вас без помощи. Сейчас она будет.

И в самом деле сила Аллаха безмерна. Ждать подмоги долго не пришлось.

С юга стал быстро приближаться вертолет. Вскоре с высоты громкий микрофон грозно проорал по-казахски:

– Всем лечь! Иначе открою огонь!

Для большей убедительности сверху дробью сыпанула пулеметная очередь.

Иргаш зло сплюнул и распластался на земле, подсунув под живот автомат, и обеими руками прикрыл голову.

Вертолет приземлился метрах в двадцати от верхней точки перевала. На поле выскочили человек десять автоматчиков и неторопливым шагом, цепью двинулись к скопищу машин. Для острастки они по команде разом влупили в небеса дробную очередь. Малиновые искры трасс пронеслись над головами людей.

На правом фланге цепи, держа в руке пистолет, шел высокий офицер.

Увидев его, майор Арсланбай, лежавший в грязи у заднего колеса трейлера, резво вскочил и, шлепая босыми ногами по земле, сверкая белыми кальсонами с рыжими пятнами глины на ягодицах, побежал навстречу начальнику.

Андрей, сидя в кабине тягача, опустил голову. Надо же было влипнуть в историю так бездарно! Хуже и не придумаешь. Будь у него пистолет или автомат, он бы пошел на прорыв, благо в такой суматохе легко уйти за ближайшую гору. Но оружия не было, а вокруг шла такая стрельба, что его подсекут, едва он выползет из кабины.

Высокий офицер, судя по знакам отличия, в чине полковника, издалека увидел Иргаша, подошел к нему, приложил руку к груди и поклонился.

– Простите, уважаемый господин Садилкар-оглу, я даже не знаю, как быть, если человек с фамилией льва на деле оказывается вислоухим ишаком и готов укусить руку творящих добро.

Полковник, держа пистолет плашмя – хватка, вошедшая в моду из американских боевиков и пригодная только для стрельбы в упор, – направил ствол в объемистое пузо Арсланбая. Выстрел прозвучал тише звука выскакивающей из бутылки шампанского пробки. Майор ухватился за живот обеими руками и шлепнулся задницей в грязь. Белая ткань кальсон начала наливаться кровью.

– Собачий сын! – выругался полковник. – Предатель! Вместо того чтобы бороться с бандитами, он сам возглавил банду.

– Вы вели себя мужественно, полковник, – сказал Иргаш. – Мы ехали своей дорогой, и вдруг нападение. Если бы не ваше мужественное вмешательство, они могли с нами расправиться. Если нужно, мы оставим свидетелей, которые видели вашу решительность и храбрость.

– Благодарю вас, Садилкар-оглу. Мы эту проблему решим сами.

Иргаш изобразил чрезвычайную озабоченность.

– Меня волнует то, как будет оформлено происшествие? Наше пребывание в стране и работа не должны омрачать скандалом отношения двух великих азиатских держав – Казахстана и Турции.

Полковник склонил голову:

– Я это прекрасно понимаю, уважаемый Садилкар-оглу. Вас этот инцидент не заденет. В докладе министру будет сообщено, что на нашей территории действовала банда киргизов – алты-арыков. Они решили разграбить автокараван. Майор Арсланбай проявил похвальную решительность. Он устроил засаду и принял бой с алты-арыками. Майор и его люди героически погибли. Банда была добита с моей помощью.

Прощаясь, полковник подобострастно взял двумя руками ладонь Иргаша и стал ее трясти, по всей видимости сожалея, что не может припасть к ней губами. И лепетал:

– Да здравствует дружба между великой Турцией и Казахстаном! Мы благодарны турецкому народу…

За что казахский народ благодарен турецкому, Андрей так и не узнал, потому что Иргаш прервал словоизвержение бравого полковника. Он вынул из кармана десятидолларовую бумажку и протянул полковнику:

– Возьмите на память, уважаемый.

Бумажка мелькнула в пальцах офицера в момент, когда он подбросил руку к козырьку фуражки. Где-то по пути к голове доллары исчезли.

Колонна тронулась.

– Не гусар, – сказал Андрей и презрительно сплюнул.

– Кого имеешь в виду? – поинтересовался Иргаш.

– Полковника.

– Объясни.

– Есть анекдот, эфенди. Царский офицер провел ночь в бардаке. Утром стал уходить. Проститутка говорит ему: «А деньги?» Гусар посмотрел на нее, подкрутил ус и ответил: «Мадам, гусары денег не берут».

Иргаш посмеялся, потом сказал:

– Я уверен, что эта сволочь воспринимает Ширали-хана как толстую пачку долларов. Поганые безбожники. Но придет время, и они поймут, с кем имели дело. Поставим Ферганский халифат от границ России до Афганистана и сразу отобьем у всех степняков желание лебезить перед Турцией. Власть возьмут исламисты Узбекистана.

– Чем вызван ваш гнев, Иргаш?

– Тем, что этой сволочи хорошо проплачено за наш беспрепятственный проезд. А он, надутый чирей на грязной заднице, изображает, будто дорогу в горы нам открыли его милость и личная справедливость.

– Не разжигайте свой гнев напрасно, Иргаш, особенно если его пламя нечем залить. Так можно опалить только собственную душу.

Иргаш захохотал:

– Мастер, вы воистину ширинзабан – сладкоречивец. Какой перс вас учил красивому слогу?

Андрей взял Иргаша за локоть.

– У вас хороший телефон, верно?

– «Сименс», – сказал Иргаш не без доли хвастовства. – Удобная штука.

– И вы возьмете его с собой в экспедицию?

– Конечно. Буду докладывать хану о ходе работ.

– Не могу вам диктовать как поступать и что делать, но все же посоветуйтесь с хозяином. Дело в том, что при желании спецслужбы очень просто могут устанавливать место, откуда ведутся переговоры по мобильнику.

Иргаш посмотрел на Андрея, потом на телефон, который держал в руке.

– Это правда? Спасибо за предупреждение. Надо быть осторожным.

Двигаться колонна должна была по заранее составленному графику. Подъем и холодный завтрак в пять часов. Затем безостановочное движение в течение семи часов. В полдень остановка для совершения намаза и обед. На это отводилось три часа. С пятнадцати, когда спадала жара, движение еще пять часов. Таким образом в пути предполагалось проводить половину суток. При движении по нормальной дороге караван мог добраться до места за два дня. Но переход через хребет Кара-Тау – не высокий, но труднопроходимый для техники, затем переход через пески пустыни Муюн-Кум и путь по просторам степи Бетпак-Дала – все это растянулось у них ровно на десять дней.

Отношения между боевиками в отряде не были безоблачными. Многие имели какие-то непонятные счеты к своим соратникам, часто ссорились, иногда демонстративно хватались за ножи, и только строгость и беспощадность Иргаша, которые чувствовались в каждом его движении и слове, не давали конфликтам разрастись.

Было в отряде несколько человек, которые с подозрением относились к русскому. Все время за ним приглядывал Кашкарбай. Хотя он и не говорил ничего обидного, было видно – мастер ему не по душе. Яснее всех выказывал свою ненависть к Андрею черный как кусок угля пуштун Хабибулла. Все звали его Кангозак – жук, и он действительно походил на насекомое не только цветом, но также своей суетливостью, юркостью и неприятным запахом лесного клопа, который исходил от его одежды и тела.

Кангозак старался использовать любую возможность, чтобы задеть или хоть как-то унизить русского, заставить его бояться.

По местам все расставил случай.

На привале отряд, как это делалось всегда, разбился на две боевые группы, чтобы в случае опасности быть готовыми к вооруженному сопротивлению, а повара занялись приготовлением пищи.

Андрей со справочником Калинина по буровым работам сидел в стороне, прислонившись к колесу трейлера и рассчитывал по формуле примерную скорость проходки скважины.

Внезапно на книгу упала тень.

Андрей поднял голову и увидел Кангозака, который стоял над ним, ноги на ширине плеч.

Громко, чтобы слышали все, Кангозак недовольным голосом сказал:

– Тебя, урус, пора убить. Вместо того чтобы молиться и читать Коран, ты все время таскаешь с собой безбожные книги и при первой возможности пялишь в них глаза. Я тебя от этого отучу.

И Кангозак правой ногой пнул справочник, выбил его из рук Андрея и расхохотался ржавым трескучим смехом.

Андрей, будто подброшенный пружиной, вскочил и нанес сразу два удара. Первый – ногой в промежность Кангозака, прикрытую широкими штанами – патлунами – дешевого кандагарского пошива, прицелившись точно в висящую мотню, где тот размещал свое мужское достояние.

Кулак одновременно врезался в скулу чуть ниже правого глаза. Удар в челюсть, куда первоначально целил Андрей, не прошел: вскакивая, он поскользнулся.

Два сильных удара выбили почву из-под Кангозака. Неуклюже размахивая руками, он с глухим стуком рухнул на землю.

Андрей, не глядя на него, поднял справочник, отряхнул обложку от пыли, положил книгу на колесо машины и только потом обернулся к противнику.

Кангозак уже вскочил с земли. Правда, сделал он это без легкости. Видимо, оба удара сильно тряхонули его естество и выбили часть бойцовского запала. Но сдаваться он не собирался. Рука с кривыми мосластыми пальцами легла на костяную рукоятку афганского ножа – карда.

– Теперь я тебя убью, – прошипел Кангозак. – И Аллах зачтет мне уничтожение неверного за доброе дело.

Держа в правой ладони слегка согнутой руки оружие, он наклонился вперед и принял боевую стойку.

В это время появившийся рядом с ним Иргаш сокрушительным рубящим ударом ребра ладони по стыку затылка и шеи отправил Кангозака в нокаут. Когда тот рухнул лицом в пыль, Иргаш ногой перевернул его на спину, носком отшвырнул нож в сторону и поставил сапог на грудь поверженного Жука.

Все, кто сидел у костров, внимательно наблюдали за происходившим.

Иргаш, привлекая к себе внимание, поднял руку. Когда все замолчали, он заговорил:

– Слушайте, люди, и запоминайте. Во всей своей вере и старании мы никогда не совершим порученного нам дела, если его не сделает человек, на которого напал глупый Жук. Этот человек, – Иргаш указал на Андрея, – мухтарам остад бармакари – уважаемый мастер бурения Андрей. Я клянусь Аллахом, что только в руках этого человека находится чаша райского напитка, который доставит счастье каждому из нас. Действия Кангозака заслуживают самого сурового наказания. Но на первый раз я считаю, он уже получил урок. Еще раз повторится такое, я противопоставлю смерть ослушника жизни мастера. Это касается всех и каждого. С этой минуты каждый будет обращаться к русскому только со словами «уважаемый мастер бурения». Понятно?

Иргаш пнул Кангозака под ребра, заставив его подняться на ноги.

– А ты, пес, скалящий зубы на человека, в чьих руках наша надежда на благословение Аллаха, сейчас при всех произнесешь просьбу о прощении.

Кангозак, пряча злые глаза, опустил голову, сложил молитвенно руки и громко сказал:

– Прошу прощения у Аллаха великого, помимо которого нет иного бога. Он – живой, вечносущий, и я приношу ему свое покаяние…

Андрей знал, что эта магическая просьба имела столь великую силу, что после ее произнесения прощаются даже те, кто в трусости покинул поле боя, на котором боролись с неверными.

Происшедшее и ритуал извинения произвел впечатление на всех, но Андрей понимал, что друзей у него от этого не прибавилось.

Позже Кангозака отвел в сторону Кашкарбай, грубо притянул к себе за лацканы куртки.

– Ты об этом русском забудь навсегда. Он мой. Как сделает дело, я превращу его в жертвенного барана и зарежу перед престолом Аллаха. Но запомни, не ты это сделаешь, а я. Не отступишься – убью тебя. Отступишься, не оставлю своими заботами…

Вечерами, несмотря на дневную усталость, моджахеды разбивались на кучки, пили чай и вели неторопливые разговоры. Как заметил Андрей, у бесед было всего две темы. Первая – об участии в боях с неверными, вторая – о провидении Аллаха в делах земных.

Судя по разговорам, все моджахеды побывали в самых разных боях и, рассказывая о них, безудержно хвалились подвигами, совершенными во славу Аллаха.

Сперва рассказчики при приближении Андрея умолкали, но после того, как получили указание Иргаша именовать его «уважаемым мастером», стесняться перестали.

У всех моджахедов имелись клички. По их происхождению Андрей определял национальность боевиков. Так он выделил из общей массы четырех чеченцев. Одноглазый всегда злой детина Исмет, считавшийся старшим группы, носил кличку Алхазур – птица, трое других именовались Дика – Хороший, Кура – Ястреб и Борз – Волк. Последнему кличку изменил Иргаш, назвав его афганским словом Окаб – Орел. Иргаш не хотел обижать чеченца, отбирая у него имя, но и не хотел, чтобы в стае оказалось два волка, поскольку сам он имел кличку Горг – Волк, полученную еще в Афганистане.

Было в отряде несколько иорданцев, двое пуштунов, узбеки из Ферганской долины, уроженцы Маргилана, Андижана, Намангана, Коканда. Как ни странно, но воины ислама разговаривали между собой в большинстве случаев на русском языке, часто на ломаном, трудно узнаваемом, но тем не менее неплохо служившим общению и взаимопониманию.

В помощники Андрей выбрал чеченцев Дику и Куру. Оба они воевали в Чечне, потом сумели заблаговременно перебраться в Азию, побывали в Афганистане и оказались в одном из тайных отрядов Джумы Намангани. Главным их достоинством Андрей считал не боевое прошлое, а то, что в прошлом они сталкивались с буровыми работами. Кроме того он взял в команду буровиков еще двух моджахедов, показавшихся ему наиболее смышлеными. Старшим рабочим он назначил Дику, тихого богобоязненного боевика, который отличался молчаливостью и старательностью. Он более рьяно, чем его коллеги, совершал намазы, яростно отбивал поклоны. Должно быть, стараясь достучаться до Аллаха, он так бил головой о намазжай – молитвенный коврик, что отходил от молитвы с красными пятнами на лбу.

Слушая Андрея, Дика покорно складывал руки на животе, наклонял голову и, получая приказания, смиренно раз за разом повторял: «Да, остад. Все будет сделано».

На каждой плановой остановке Андрей сразу собирал боевиков, отобранных на роль буровых рабочих, и заставлял их возиться со штангами, добиваясь автоматизма в действиях с шарнирными и короночными ключами. Разбившись на пары, боевики скручивали и раскручивали свечи, свертывали и снова навертывали коронки на колонковые трубы.

Для того чтобы дать рабочим нормальные трудовые навыки, времени не было, и приходилось их натаскивать, гоняя до второго пота.

Степной колодец Алтын Кудук с мутноватой и солоноватой водой, от которой людей с непривычки проносило, лежал на главной дороге, связывавшей обжитые районы области с Ульген-Саем. Впрочем, говорить так можно только с большой осторожностью. Главной дороги в этих краях как таковой не существовало. Имелось только направление с юга на север, ориентируясь на которое каждый кочевник мог двигаться в сторону Ульген-Сая своим путем по степи напрямик. Правда, существовало несколько надежных ориентиров – гора Сары Баш с голой каменистой вершиной, видимая за десятки километров с любой стороны, и скала Джез Мурун, острым клином торчавшая на пустынной равнине. Эти две приметы, не позволяли сбиться в беспредельных просторах степи с нужного направления.

Караван приближался к серой, неприветливой гряде старых растрескавшихся от времени скал. Ветры давно сдули облегавший их грунт и теперь, растянувшись с востока на запад, змеясь по подъемам и спускам, тянулась каменистая стена. Гнусное, проклятое Аллахом место: торчащие мертвые сланцы и выжженная солнцем земля.

В машине, пропитанной запахами бензина, духота стала такой невыносимой, что стало трудно дышать. Мокрая рубаха противно липла к спине, рождая гнусное ощущение телесной нечистоты.

Андрей левой рукой расстегнул пуговицы на груди, но дышать легче не стало. Он попытался опустить стекло, но тут же в салон ворвалось столько пыли, что он пожалел об оплошности.

Равнина в некоторых местах вспучивалась пологими холмами. Кое-где виднелись кустики ковыля, а все остальное пространство покрывала каменная крошка.

В стороне от маршрута Андрей заметил высокую пирамиду, сложенную из гальки. Он выскочил из машины и, чтобы размять ноги, пошел пешком. В белесом солнечном свете он видел раскинувшийся перед ним пустынный песчаный край, землю, усыпанную толстым слоем камня, отслоившегося от материнских пород.

Хребты, лежавшие перед ними, высотой не превышали трехсотметровых отметок, но на тарелке пустыни выглядели настоящими горами. Они расчленялись поперечными разрывами, пересекались глубокими трещинами, которые еще больше усиливали у Андрея впечатление, что караван движется по поверхности неведомой суровой планеты. Но, к счастью, почти повсюду обнаруживалась земная знакомая ему жизнь.

В одном месте у каменной осыпи Андрей увидел целую россыпь иголок дикобраза. В детстве с друзьями они специально ходили в горы искать колючие стержни этого животного. Срезав один из концов острым ножом, они обнажали пористое наполнение колючки и вставляли в него ученические перья. Таким образом делались прекрасные чернильные ручки.

Андрей нагнулся и взял несколько стрел, просто так, от нечего делать. А когда нагибался, увидел, как из-под камня стрелкой метнулась маленькая серая ящерка и тут же исчезла в какой-то трещине.

Каменная пирамида, привлекшая внимание Андрея, оказалась могилой.

Железная, проржавевшая табличка на ней с надписью на казахском языке уведомляла:

"Путник! Здесь упокоился Алтынбай, сын ислама, своими делами угодный Аллаху.

По божественному предопределению

Вознесся он душой к небесному трону,

Оставив наследникам

Свои тяжкие труды и богатство.

А было у Алтынбая овец столько, сколько больших и малых камней положено на его могилу".

Сзади к Андрею подошел Иргаш. Не обращая на него внимания, Андрей поднял с земли камень, положил его на пирамиду и пошел к машине.

– Ты хорошо сделал, мастер. Душе Алтынбая будет приятно, что ты увеличил его отару хотя бы на одну овцу.

– Может быть, – ответил Андрей и сел в машину.

Караван приближался к каменным осыпям Таш Калы – до основания стертым ветрами и временем скалам, некогда выступавшим на поверхность из глубин земли. Под колесами шуршали и скрипели плоские рыжие чешуи кремнистых сланцев. Впереди он видел лишь бесконечный простор степи. Южный склон горы Сары Баш был еще в тени, а за ним в ослепительном солнечном свете, раскаляясь добела, уже плавилось голубое небо. Игра света и теней позволяла увидеть, что степь далеко не такая ровная, как это казалось днем. Ее пересекали поперечные ложбины, в некоторых местах горбились изъеденные эрозией каменные останцы.

С высоты, на которую выкатились машины, Андрей заметил кошару. Юрта, далеко не новая, видавшая виды, стояла в стороне от торной дороги. Из загона для овец доносилось тревожное блеяние. Обычно спокойные животные беспокоились.

Андрей взял из машины двустволку.

– Пойду пройдусь, посмотрю, что там.

– Хорошо, – на удивление спокойно согласился Кашкарбай. – Мы сделаем остановку и приготовим обед.

Андрей пошел к юрте. Когда он приблизился, с мест поднялись два лохматых волкодава, крупноголовые, безухие и бесхвостые. Уши и хвосты своим псам чабаны обрубают, чтобы ночью не путать их с волками.

Собаки стояли, опустив головы, и внимательно следили за незнакомым человеком, при этом не проявляя признаков недружелюбия.

Тем не менее Андрей чувствовал скрытую опасность и старался не показать вида, что боится животных. Он знал – страх провоцирует агрессию. Миновав собак, он вошел в юрту и увидел хозяина. Средних лет казах лежал на матрасе, постеленном на кошме, и кутался в ватное одеяло. Его бил озноб: ноги подрагивали, зубы дробно клацали.

Андрей опустился на колени и приложил руку к пылавшему жаром лбу.

– Малярия. Где там у вас хинин?

– Э, – брезгливо пробурчал Кашкарбай, который неожиданно оказался за спиной Андрея. – Зачем лечить? Кончить его – и дело с концом.

Андрей поднялся с колен и надвинулся грудью на моджахеда:

– Слушай, ты, не самый лучший из всех худших правоверных. Слушай и запоминай. Тем, кто воистину верует, известно, что посланец Аллаха сказал: "Если любой раб, исповедующий ислам, навестит больного, срок жизни которого еще не истек, он должен семь раз сказать: «Прошу Аллаха Великого, Господа великого трона, чтобы исцелил тебя». Ты это слыхал? Так вот, клянусь, что заставлю тебя поступить так, как учит пророк. Ты запомнил слова? Повтори.

– Ас амо Ллаха-ль-Азыма, Раббаль-арши-ль-азыми, ан йашфийка-кя, – невятно пробурчал себе под нос Кашкарбай.

– Семь раз! – сказал Андрей. – И достань хинин.

Что толкнуло Андрея задержаться у постели больного, хотя это вызвало у Кашкарбая открытый взрыв гнева и явное неудовольствие Иргаша, Андрей и сам толком объяснить не мог. Скорее всего, он просто не мог смириться с тем, что обстоятельства подмяли его, заставили потерять собственное лицо, волю, желания. Тяжелый груз обязанностей, крайне противоположных по смыслу, нагрузили на его плечи руки трех разных людей – Иргаша, Травина, Халифа. Людей, не знавших один другого лично, но понимавших, что влияние на события они могут оказать, только подчинив себе и сделав исполнителем своих замыслов одного человека – его, дурака, лопоухого русака Андрея, который, взявшись за гуж, в силу своего русского менталитета, даже понимая аховость ситуации, постесняется сказать, что не дюж. Не в характере русских это.

И чтобы показать сохранившуюся самостоятельность, доказать себе и другим, что он волен поступать по своему усмотрению, Андрей взбрыкнул:

– Я останусь с больным на ночь. Если все будет хорошо, утром вас догоню.

Иргаш недовольно нахмурился, но возражать не стал. Зато Кашкарбай недовольно буркнул:

– Ехать надо всем. Или я тоже останусь здесь.

Взбрыкивая и сопротивляясь, Андрей словно норовистый конь натягивал поводья, расширял пространство свободы, которое ограничивали его отношения с людьми Ширали-хана, и в любой момент ожидал, что Иргаш может сорваться, прикрикнуть, одернуть его прилюдно в стремлении поставить на место. Но Иргаш, внимательно изучавший Андрея, был уверен, что если русский замыслил побег, он бы держался ниже травы и тише воды, подстилался на каждом шагу. Взбрыкивать, проявлять характер не боится только тот, кто верен делу, но не собирается терпеть ограничений в пустяках, которые непосредственно главного дела не касаются.

Иргаш не считал необходимым ограничивать Андрея в мелких отступлениях от порядка и потому, что знал судьбу русского лучше других. Он будет нужен делу лишь до момента, когда найдут предмет, столь необходимый Ширали-хану. Сделав дело, русский потеряет всякую ценность, и оставлять его в живых нет смысла.

Иргаш не был лично против Андрея. Этот человек даже нравился ему. Да, нравился. Но Иргаш не был домовладельцем, который мог сохранить понравившуюся, но уже ненужную вещь, положив ее в один из свободных сусеков в сарае. Иргаш во все времена был воином и оставался человеком боя. Поэтому его интересовали только те люди, которых он считал нужными. Все остальное оказывалось лишним в походах, даже ложки, без которых азиаты обходятся совершенно спокойно.

Иргаш был человеком умным и преданным делу ислама до последнего вздоха. Заведуя казной, в которой лежал миллион долларов, он даже в мыслях не строил планов, чтобы завладеть этой суммой, стать ее хозяином, скрыться и вволю пожить для себя.

Если честно, Иргаш не особенно верил в Аллаха. Слишком часто он видел свидетельства того, что в природе и обществе не существует разумной силы, управляющей всеми и вся со справедливым рационализмом. Тем не менее он ценил Аллаха как бестелесную идею, объединявшую всякую рвань и превращавшую сотни горластых и хищных двуногих животных в великую силу.

Иргаш понимал, что ему вряд ли удавалось бы держать в жестком повиновении кровожадного Кангозака, яростного Кашкарбая, если бы те не прослеживали линию подчинения, которая тянулась через Иргаша к Ширали-хану, от того еще выше – к самому Аллаху, которого никогда не одолевают ни дремота, ни сон; который знает, что было до них и что будет после них, а трон его объемлет небеса и землю и не тяготит его охрана их.

Будь Андрей правоверным, Иргаш сделал бы его своим помощником, разделив пополам ношу ответственности и меру доверия. А пока русского приходилось терпеть и, чтобы не выбивать его из рабочего настроения, надо было в чем-то ему потакать.

– Пусть остается один, – сказал Иргаш. – Пошли.

Они вышли из юрты и направились к машинам.

Напоив больного, дав ему лекарство, Андрей вышел из юрты и прошел к автоцистерне, стоявшей у кошары. Взял палку, обстукал бочку. Три четверти ее заполняла вода. Он подтащил шланг к поилкам и отвернул вентиль. Овцы, радостно блея и толкаясь, бросились пить.

Собаки, заняв места по обе стороны входа в юрту, спокойно следили за посторонним человеком. Умные животные хорошо понимали, что чужак помогает хозяину, который не встает второй день.

Напоив овец, Андрей покормил собак и снова вошел в юрту. Больной обессилено лежал на постели. Лицо его заливал пот.

– Теперь, – сказал Андрей, – пойдете на поправку. А пока лежите. Я сегодня побуду с вами.

Больной был настолько слаб, что даже не поинтересовался, каким образом в его юрте оказался гость. Он откинулся на подушку и закрыл глаза.

Андрей вышел наружу. Посмотрел в сторону, где остановилась экспедиция. От котлов, в которых готовили еду, уже тянуло аппетитными запахами. Сразу взыграл аппетит. Он подошел к раскладным столикам и сел рядом с Иргашем. Приступили к трапезе.

– Почему ты не разрешил Кашкарбаю избавить больного от мук? – Иргаш задал вопрос, не переставая обгладывать баранью лопатку и облизывать пальцы.

– Насылать муки на ослушников и избавлять от них праведников – это право Аллаха. Пророк оставил правоверным только право посещать больных и молиться об их исцелении.

Иргаш отбросил объеденную до кости лопатку и вытер губы тыльной стороной ладони.

– Теперь скажи правду. Я не верю, что ты, урус, настолько привержен исламу, чтобы каждое свое дело сверять по учению веры.

– Дело в том, Иргаш, что правда многолика. Я выделю две стороны происходящего. Убить больного чабана, чтобы скрыть наши следы, не было ничего глупее. За чабаном стоит семья, стоит его род. Эти люди прекрасно знают степь, читают следы на ней, как буквы Корана. Эти люди не милиция и не армия. Они народ. Ты, как амер, понимаешь, насколько опасно противопоставлять народ нашему делу.

– Хуб, – сказал Иргаш и хлопнул себя по колену. – Хорошо. Говори дальше.

– Как духовный наставник своих моджахедов, ты не должен позволять им отступать от учения веры, если кроме вреда такое отступление ничего не принесет.

Иргаш встал, сделал жест омовения, огладив щеки и бороду обеими ладонями.

– Я доволен тобой, урус. Твои поступки благочестивы и направлены на пользу нашему делу. Аллах да воздаст тебе сторицей.

После обеда, когда Андрей направился к юте, Иргаш подошел к Кашкарбаю:

– Смири обиду и будь спокоен. Ущерб поспешности велик, а польза терпения безгранична, ибо сказано: Аллах на стороне терпеливых. В нужный момент я вручу тебе судьбу этого русского, и ты поставишь точку в его неправедной жизни.

До места назначения оставалось не более километра – и колонна ушла. Андрей на ночь остался в юрте с больным. Заснуть в ту ночь он так и не сумел. Подушка на постели, которую он для себя выбрал, густо провоняла прогорклым бараньим салом. Андрей задыхался от этой вони и даже усталость не помогала сомкнуть глаза.

Он осторожно встал и вышел из юрты. Собаки, лежавшие неподалеку, приподняли головы, но не заворчали, не загавкали: гость уже достаточно пропитался запахами юрты, обостренное обоняние подсказывало псам, что перед ними свой.

Утром больному стало лучше. Он проснулся мокрый от пота и ослабевший после перенесенного приступа лихорадки. С удивлением посмотрел на Андрея:

– Вы кто?

– Проезжий. У вас малярия, – сказал Андрей, не отвечая на вопрос. – Мы экспедиция. Ищем воду. Извините.

– Как вас зовут? – спросил казах. – Я Тюлеген Касумов. Чабан.

– Я Андрей.

– Здравствуйте, Назаров, – преодолевая слабость, Тюлеген сел на постели. – Я здесь от Барышева. Как отнеслись к вам мои собаки?

– Нормально.

Андрей ответил спокойно и, казалось, нисколько не удивился, что вот так, совершенно неожиданно и странно, встретил человека, который будет ему помогать.

Накормив и напоив больного, Андрей уложил его.

– Что будем делать? – спросил Андрей. – Вы очень больны.

– Это пройдет, – сказал Тюлеген. – Потом каждый займется своим делом. Вы начнете работу. Бурите. Я стану делать свое дело. Вам в него вникать не надо. Много знаешь, плохо спишь.

– Я сплю хорошо.

– Это потому, что знаете далеко не все.

Иргаш прекрасно понимал, что внешне база должна выглядеть так, чтобы не привлекать к себе постороннего внимания. Кто знает, когда и какой из российских или американских разведывательных спутников обратит внимание на неожиданное появление буровой установки в безлюдной степи. Будь это район никому не известный и ничем не знаменитый, буровая вряд ли вызвала бы чей-то серьезный интерес. Но за территорией урочища Ульген-Сай, входившего в зону советского военного полигона, наблюдение велось многие годы, а потому возможно, что обстановка в этой зоне периодически контролируется и теперь, после ухода Советской Армии. Обнаружив что-нибудь подозрительное, русские или американцы могут сбросить правительству Казахстана официальный запрос, по нему обязательно будет проведена проверка, а это для дела крайне нежелательно.

С целью маскировки жилой поселок экспедиции разместили в километре от буровой. У старого колодца поставили три юрты и разбили ложные кошары.

На гребне отрога Алтын Бармак, где находилась буровая установка, на металлической мачте соорудили ветряк, какой обычно ставится возле колодцев. Здесь же расположили еще две юрты и два загона для скота.

Боевики ставили палатки ловко и быстро, как пионеры на соревнованиях.

– Здесь будешь жить ты, – объявил Иргаш Андрею.

Тот посмотрел на шатер, заглянул в него и удовлетворенно кивнул. Снаружи палатка была изготовлена из камуфлированной водонепроницаемой ткани, внутри подбитой белой нейлоновой подкладкой. Легкие деревянные плиты, хорошо подогнанные одна к другой, устилали пол. У восточной стены палатки лежал свернутый в тючок спальный мешок.

– Хорошо, – сказал Андрей Иргашу, – жить можно.

– Можно, – ответил тот, – но главное – работа.

До вечера оставалось много времени, и Андрей доложил Иргашу, что решил взойти на гору с триангуляционным знаком на вершине для более точной геодезической привязки буровой. Поначалу за ним собирался увязаться Кашкарбай, но Андрей запротестовал и попросил Иргаша унять ретивого подкаблучника. Иргаш с невозмутимым видом махнул Кашкарбаю рукой, и тот перестал досаждать мастеру.

После часового карабканья на склон с постоянно возраставшей крутизной, он добрался до вышки, откуда собрался осмотреть местность и точнее определить координаты интересовавших его точек.

На склоне практически не было ни кустов, ни другой растительности, цепляясь за которую можно было облегчить себе подъем. Приходилось двигаться медленно и осторожно, чтобы не загреметь вниз, поскользнувшись на выскакивавших из-под ног камнях. Несмотря на сухой жаркий ветер, пот обильно струился по его лицу, болели икры, ныли мышцы спины.

Первым делом Андрей решил отдохнуть. Он снял вещмешок с плеч, сел на камни, достал из кармана компас, развернул карту и стал оглядывать местность.

За гребнем к северу до самого горизонта тянулась унылая волнистая равнина. Слева от горы во всем величии и красоте открывался Ульген-Сай, огромная рваная рана на теле земли, глубокая и пугающая своей суровой таинственностью. На западной стороне провала лежала ковыльная степь. Легкий ветерок гнал по ней волны, и казалось, что там по ветру струится вода.

Восточная часть каньона выглядела унылым и мрачным нагромождением камней.

Андрей неторопливо вынул из кармана секундомер, полученный в Москве, и перочинный нож Халифа. Оттянул заводную головку часов и резко утопил ее. Внутри корпуса что-то хрустнуло. Это означало, что из стеклянной ампулы пролился электролит и через несколько секунд сигналы радиомаяка уйдут в эфир.

Приподняв большой плоский камень, Андрей выкопал под ним небольшое углубление и положил туда секундомер. Осторожно опустил плитку на место.

Когда получит сигналы Москва, он не знал, но когда получит, то сигналы обозначат наступление срока перечисления договорных денег на его счет.

Затем он взялся за перочинный ножик. Извлек наружу лезвие, служившее антенной. Повторив действия, которым его обучил Халиф, привел второй радиомаяк в действие. Кто и как зафиксирует его сигналы, Андрей не знал. Но он был уверен – их обнаружат. И Москва, и Халиф определят координаты маячков и поймут, что он начал действовать. Тогда Халиф передаст в Москву сообщение с реквизитами банка, куда должны перечислить Андрею деньги.

Андрей отошел от места, где заложил московский секундомер и у одной из деревянных ног триангуляционной вышки пристроил нож.

Начав спуск, с высоты Андрей увидел, как, выстроившись по трое в шеренгу, боевики приступили к молитве. Прежде чем начать ее, каждый постелил перед собой коврик, который истинный мусульманин всегда берет с собой в дальний путь, чтобы при намазе становиться на него коленями. Сверху действия молящихся походили на упражнения спортсменов. Сперва все они стояли стройным порядком, держа молитвенно сложенные ладони перед собой, как страницы священной книги, потом воздевали руки вверх, делали жест омовения щек и вдруг все, как по команде, падали на колени. Так же одновременно и слаженно боевики били земные поклоны, касались лбами земли и поднимали вверх туго обтянутые камуфлированными штанами зады.

Иргаш как опытный дирижер придавал важное значение соблюдению пятикратных намазов всеми боевиками отряда. Он не проводил занятий по боевой подготовке. Каждый его моджахед имел право на самостоятельные действия и исходил в принятии решений из общей обстановки. Но молиться все должны были однообразно. Молитвенные движения, повторяемые с регулярной последовательностью, с утомительной монотонностью неизбежно делали такими же однообразными взгляды молящихся на мир, формировали одинаковость их желаний и действий. При этом, объединенные общими молитвенными движениями, люди оставались разобщенными, замкнутыми для других. И Аллах, Всеблагой и Всепрощающий, был у каждого свой собственный. Они не просили у него хлеба насущного, поскольку с оружием в руках по милости божьей они могли взять для себя у кого угодно не только хлеб, барана, верблюда, но даже жизнь, объявив ее греховной и недостойной веры.

Они не стремились в блаженные кущи исламского рая, к неиссякаемым родникам ключевой воды, в сень разлапистых пальмовых листьев, в окружение волооких гурий с тонкими талиями, страсть которых обжигает жаром. Им и здесь было неплохо – бородатым, провонявшим потом, обжирающимся дармовой бараниной и пловом, и не было пока причин стремиться куда-то в мир иной, незнакомый.

Иргаш, руководивший служением богу, наставлял своих подопечных словами божественными, каноническими, но они в его устах звенели как военные команды, требовавшие немедленного исполнения:

– О те, которые уверовали, проявляйте больше выдержки, оставайтесь на страже, бойтесь Аллаха, и вы преуспеете!

Ясно видимая волна движения плеч пробегала по рядам моджахедов, и над степью разносилось звучное «Аллах акбар!» – Живите достойно и умрите смертью мучеников за веру свою!

– Алла акбар!

– Смерть за веру – праздник святых!

– А-а-акбар!

Когда Андрей спустился с вершины к лагерю, его уверенность в монолитности команды Иргаша была подорвана самым неожиданным образом.

– У нас предательство, – сказал Иргаш, скрипнув зубами.

– Что случилось? – Андрей напрягся, приняв его слова на свой счет, и, стараясь не выдать себя поспешными движениями, медленно опустил руку в карман, где лежал пистолет. Хотя понимал, что вряд ли сумеет его вынуть: рядом стояли Кашкарбай, Дика и Алхазур.

– Сбежал Кангозак. Сбежал, забрав два автомата и боеприпасы. – Иргаш зло сплюнул и тут же растер плевок ботинком. – Не хотел осквернять рта этим именем, да вот пришлось.

Андрей все еще ощущал слабость в ногах, но не от усталости, а от пережитого стресса.

– Он работал на кого-то чужого?

Кашкарбай, стоявший рядом с Иргашем, пристально посмотрел на Андрея. Точно так же взглянул на него Иргаш. Кривя губы в гневе, сказал:

– Это не имеет значения. Родимое пятно измены не отмывается даже кислотой. Далеко он не убежит. Я вытащу из него наружу кишки и обмотаю ими его ноги…

– И все же он кому-то служил, разве не так?

Андрей чувствовал, как к его горлу приближается комок отчаяния. Неужели Халиф, обещая помощь, сделал ставку на этого грязного вонючего дурака, который, как всякий трус, носил страх в ножнах ножа и, зная это, не выдержал опасности, едва приблизился к месту битвы?

– Всякий, кто сегодня поднимается против нас, – жестко сказал Иргаш, – служит мировому еврейству, работает на Израиль и на Америку.

– Что теперь делать?

– Я приказал усилить охрану лагеря. Запрещен выход за обозначенные границы. А тебе, мастер, надо гнать работу как можно быстрее.

– Хорошо, я стану стараться. Но выходить из лагеря буду.

– Зачем?! – Кашкарбай сразу окрысился. – Порядок один для всех.

– Я буду ходить в гости. К чабану Тюлегену. Или он у вас тоже под подозрением?

– Пусть ходит, – Иргаш опустил руку на плечо Кашкарбая. – Ты сам проверил казаха?

– Проверил, как мог.

– Пусть мастер ходит, не мешай ему. Он от своих денег никуда не побежит. Верно, мастер? – Иргаш скривил губы в ехидной улыбке.

– Я не уйду от дела, за которое взялся, – резко ответил Андрей.

– Это мне тоже в тебе очень нравится, мастер, – сказал Иргаш. – Договорились?

– Аминь, – сказал Кашкарбай. – Идите, мастер, и займитесь своим делом. И спешите, спешите.

Андрей повернулся и пошел к буровой. Кашкарбай догнал его, хлопнул ладонью по спине.

– Чего вы так всполошились, мастер? Кангозак вроде бы вашим другом не являлся?

– Так же как и вы, Кашкарбай. Однако и ваш побег меня заставит встревожиться.

Иргаш, слыхавший их разговор, засмеялся.