"Тень спрута" - читать интересную книгу автора (Щеглов Сергей)1Артем Калашников снял очки и несколько раз с силой провел ладонями по лицу. – Ужас какой-то, – пробормотал он, водружая очки обратно на переносицу, – всего десять часов за монитором, а глазки наружу лезут! – Ничего, – бодро отозвался Павел Макаров, давнишний приятель Артема. – Вот уже и чайник поспел, сейчас чайку выпьем... Калашников послушно бросил пакетик в мутный от постоянного употребления стакан. Чайку – это хорошо, подумал он, хотя лучше было б коньяку! – Ну как там, Усаму еще не поймали? – традиционно спросил Макаров, разливая кипяток по стаканам. – Как же ты его там поймаешь? – Калашников ткнул пальцем в нависающий над столом потолок. – Когда он здесь, в подвале, прячется? Добежал за два месяца до Перми, устроился к дизайнерам рамочки клеить и смеется себе в бороду. Макаров ухмыльнулся, как если бы и вправду был знаменитым террористом, огладил куцую бородку: – Вот и я думаю, что американцы не там ищут. Да что с них взять – тупые американы! – Тупые, тупые, – с неожиданным раздражением ответил Калашников, – а баксов у них побольше нашего. И сильно побольше! – Так они ж их сами и печатают, – резонно заметил Макаров. – Ума для этого много не надо... Он взял в руки короткий нож с оплавленной пластмассовой рукояткой и принялся резать принесенный Калашниковым торт. Калашников прямо из-под ножа выхватил кусок, бросил в рот и принялся сосредоточенно жевать, время от времени прихлебывая чай. Макаров озабоченно покосился на друга, качнул головой. – Ну ладно, – сказал он, дорезав торт до конца. – Черт с ними, с американцами. У тебя-то как дела? – Дела, – криво усмехнулся Калашников. – Такие дела... Он сунул руку за пазуху и вытащил из внутреннего кармана мобильный телефон. Положил перед собой на стол, ткнул пальцем: – Помнишь старую добрую фантастику? Такой вот штуки ни у Мвен Маса, ни даже у Максима Каммеррера не было! И персонального компьютера не было, и Интернета за шестьдесят центов час! Третье тысячелетие на дворе, понимаешь? Третье тысячелетие! – Ну, – осторожно сказал Макаров. Он уже понял, что Калашников в очередной раз обиделся на весь мир и теперь не успокоится, пока не выговорится до конца. Вопрос состоял в том, доставать ли припасенный как раз для такого случая коньяк прямо сейчас или немного подождать. – Вот тебе и ну! – фыркнул Калашников. – Фактически мы живем в том самом будущем, о котором так самозабвенно мечтали. И что же? Прямо как у Ильфа с Петровым: радио есть, а счастья нет. Техника далеко за гранью фантастики, а газеты почитаешь, телевизор посмотришь – и жить не хочется. До одиннадцатого сентября еще можно было тешить себя иллюзиями, что в Америке все совсем по-другому. – Калашников махнул рукой. – Иллюзии рухнули вместе с небоскребами; отныне мы должны со всей беспощадностью признать, что никакое техническое развитие ни на шаг не приближает человечество к счастью. А ты еще спрашиваешь, как дела! Отставить коньяк, подумал Макаров. – Человечество человечеству рознь, – заметил он глубокомысленно. – Знаешь ведь, чем западная фантастика отличается от нашей? – Чем? – удивленно спросил Калашников. – Западные фантасты придумывают технику, – пояснил Макаров. – А наши – общество. Людей. Новую жизнь, в конце концов. – Ты хочешь сказать, что мы воспитаны на советской фантастике? – сообразил Калашников. – Что ждали от будущего не техники, а этой самой «новой жизни»? – Ну, можно сказать и так, – ответил Макаров, который вовсе ничего такого не думал, а просто ляпнул первое, что пришло в голову. – Поправка принята, – заявил Калашников и возбужденно потер руки. – Хорошо, тогда так: никакое техническое развитие не приближает к счастью меня, Артема Калашникова! – Так это уж, как говорится, ва-аши проблемы! – язвительно сказал Макаров. – А только ли мои? – задумался вслух Калашников. – Во-первых, я все-таки не самый последний урод на этой злосчастной планете, а во-вторых... Было видно, что это самое «во-вторых» Калашников еще не придумал. Он переправил в рот очередной кусок торта и принялся жадно глотать уже остывший чай. Макаров последовал его примеру, и в подвале воцарилась тишина. – А во-вторых, – неожиданно произнес Калашников, откидываясь на спинку кресла, – техническое развитие цивилизации, оторванное от морально-этического развития составляющих ее индивидуумов, рано или поздно с неизбежностью приведет к глобальной техногенной катастрофе. Макаров втянул голову в плечи и замер с чашкой в руке: – Чего-чего?! – Представь себе, – пояснил Калашников, – что пресловутые теракты произошли бы не в две тысячи первом, а в две тысячи двадцатом году. И террористы захватили бы не теперешние «Боинги», а какие-нибудь стратопланы в тысячу тонн весом. Да еще в багаж сдали бы несколько чемоданчиков с ядерными зарядами. Тут бы одними небоскребами не обошлось, верно? Макаров поставил чашку на стол. – Это уже третьей мировой попахивает, – сказал он. – Вот именно, – кивнул Калашников. – А теперь – элементарно посчитаем. Число ядерных зарядов в мире? Растет из года в год. Число ядерных государств? Тоже не уменьшается. Соотношение численности населения бедных и богатых стран? Бедных все больше, богатых все меньше. Средний уровень образованности на планете? Падает. Количество терактов с участием камикадзе? Растет как на дрожжах. Вот, – Калашников скрестил перед собой поднятые руки, – технические возможности растут, а этические ограничения по применению этой техники во вред человечеству падают. Обезьяна с гранатой – вот в кого превращается наше хваленое человечество! – Превращается, – кивнул Макаров, чавкая куском торта. – А следовательно, – победно заключил Калашников, – вероятность теракта, способного закончиться всепланетной катастрофой, постоянно растет. И если не предпринять специальных усилий, направленных на совершенствование общества, на создание нового человека с этикой, соответствующей его техническим возможностям, то рано или поздно очередной Усама обрушит на наши головы ядерный дождь! – Обрушит, – согласился Макаров, – обязательно обрушит. – Вот так-то, – сказал Калашников и развалился в кресле, потянувшись всем телом. – А ты говоришь: «ва-аши проблемы»! – Так ваши и есть, – ответил Макаров. – Человечество-то от твоих рассуждений даже не почешется. – Это верно, – вздохнул Калашников. – Человечеству на меня наплевать с высокого дерева. Как, впрочем, и на самое себя. Он взял со стола последний кусок торта, долил в стакан кипятку, выцедив чайник до донышка. – Надо бы еще вскипятить, – заметил Макаров. – У нас тут хлеб имеется. И шоколадная паста! – Надо – вскипятим, – согласился Калашников. Он поставил чайник на видавшие виды тумбочку и воткнул вилку в обмотанную синей изолентой розетку. Короткое замыкание, подумал он в следующее мгновение, оказавшись в полной темноте. Хотя нет, были бы искры. – Это еще что такое? – спросил Калашников в темноту. – Так, ядерный дождь, – ехидно ответил Макаров. – Как и было предсказано! – Ядерный снег, – фыркнул Калашников. – До полного обледенения проводов. У тебя фонарик какой-нибудь есть? – Только спички, – ответил Макаров. – Ты посиди, я сейчас что-нибудь придумаю. Устроим вечер со свечами, подумал Калашников. Как в добрые старые времена, когда все мы были молоды, зачитывались фантастикой и твердо верили, что еще при нашей жизни на Земле будет построено светлое будущее. Макаров чиркнул спичкой и направился к выходу, отбрасывая на стены и потолок гигантскую черную тень. – А свечи? – сварливо сказал Калашников. – Приносите – зажжем, – ответил Макаров. Он задул догоревшую спичку, чиркнул второй. Затем отворил дверь на лестницу. – Ура! Я вижу свет! – Свет? – удивился Калашников. – Значит, это только нас обесточили?! – Да нет, у соседей тоже темно, – ответил Макаров. – Погоди, я сейчас... Любопытство пересилило усталость. Калашников осторожно поднялся, нащупал по правую руку от себя стеллаж с книгами и маленькими шагами двинулся к выходу. В распахнутую настежь дверь действительно просачивался свет. Калашников сделал еще два шага и услышал снаружи блеющий звук, которым Макаров обычно выражал крайнее удивление: – Э-э-э?! – Ме-е-е! – отозвался Калашников, пригнул голову и выскочил на лестничную площадку. Макаров стоял наверху, около двери в подъезд, одной рукой опираясь на стену. Лицо его было освещено ярким солнечным светом. Э нет, ошеломленно подумал Калашников. Декабрь, восемь вечера; какое тут, к черту, солнце?! |
||
|