"Золотая девушка" - читать интересную книгу автора (Гандольфи Саймон)

Глава 4

Пепито посоветовал Тренту возвращаться в Бельпан и ждать, пока дело не прояснится. Видимо, он прав. Но Трент был сторонником активных мер и полагал, что ожидание, с одной стороны, неоправданно, а с другой – лишает его спокойствия.

Плывя обратно из Канкуна на остров Сан-Пол, он изложил на бумаге все, что знал, в надежде на то, что сама собой выстроится какая-то схема. В одну колонку он поместил то, что связано непосредственно с Бельпаном.

Факт первый: кто-то создал сценарий, цель которого – дискредитировать правительство и президента Бельпана.

Факт второй: полковник Смит ожидает контрабандное оружие.

Сопоставив факты, Трент пришел к выводу: это – государственный переворот. Если взглянуть с точки зрения необходимых для совершения переворота сил, то все выглядит довольно просто. В Бельпане низкая преступность, никаких врагов, нечего красть и никаких территориальных претензий. Полиции в Бельпане достаточно, но она неопытна, а вооруженные силы представляют собой в основном гвардию для встречи редких важных гостей.

Однако одной только военной силы для переворота мало. Необходима еще политическая поддержка как внутри страны, так и – что гораздо важнее – извне, потому что со времени окончания "холодной войны" военные перевороты все чаще связаны с прекращением иностранных инвестиций, а Бельпан полностью зависел от них.

И еще: для переворота нужна причина, а, насколько понимал Трент, ее не было. Размер государственного налога в Бельпане меньше, чем в европейском городе средней величины. Из-за кораллового рифа страна не имела порта, что препятствовало созданию военной базы. Поэтому страна не могла развиваться за счет налога на гавань. По той же самой причине Бельпан никогда не стал бы Меккой игорного бизнеса.

Но если не переворот, то зачем оружие? И не связано ли это с наркотиками? И почему наркотики? То, что во всем этом фигурируют деньги, жестокость и хорошая организация, еще не доказывает существования политической оппозиции президенту, намеренной дискредитировать правительство накануне выборов. Затем Трент выписал факты, имеющие отношение к самому себе.

Он был послан в Бельпан полковником Смитом в качестве наживки для лиц, занимающихся контрабандой оружия. Бельпан находится вне сферы влияния ЕЭС, так что полковник кому-то оказывает услугу. Смит еде дал карьеру, занимаясь подобными делами для ЦРУ, но Трент вошел в контакт с Каспаром, агентом УБН.

И это немаловажно. С окончанием "холодной войны" возникли новые приоритеты в разведывательном сообществе. На первом месте теперь стояли наркотики и терроризм. Оказывая услугу УБН, полковник оставался верен своей привычке определять сферы влияния.

Смит вызвал его в Канкун для встречи в отеле "Королева Виктория".

Дон Роберто предоставил полковнику телохранителей.

Телохранитель вывел Трента и Пепито на дона Роберто.

Дон Роберто был убит в точности таким же ножом, какой носил Трент.

Трое неизвестных предприняли неумелую попытку нападения на Трента в Бакаларе.

Единственной правдоподобной причиной этого было желание связать его с убийством дона Роберто, из чего можно сделать вывод, что эти трое были наемниками дона Роберто. Но кто заплатил дону Роберто за то, чтобы он их нанял? И что за причина?

Дон Роберто был довольно влиятельным человеком в сфере обеспечения личной безопасности и частного разведывательного бизнеса Тот, кто его убил, или знал его до этого, или имел первоклассную рекомендацию, потому что не было заметно никаких следов насилия, кроме ножевого ранения, а время убийства не было приемным временем дона Роберто.

Зачем же его убили? Вероятно, чтобы не проговорился. Но о чем?

И почему дело представили так, будто убийца – он? Трент понимал, что не является персоной чрезвычайной важности. Значит, это связано с его контактерами. Полковник Смит? Дон Роберто работал с полковником и выполнял роль связного между ним и ЦРУ во время операций, которые Тренту приходилось выполнять для американцев. Кто-то пытался дискредитировать полковника Смита через Трента? И если да, то что толкнуло их на такой безжалостный шаг?

Это навело Трента на мысль об американце, называвшем себя в Канкуне Стивом, а во Франкфурте Робертом. Неплохо бы узнать, была ли та их встреча во Франкфурте случайна.

И – что важнее всего – почему фотография, которую Трент взял из дома дона Роберто, стояла там на самом почетном месте. И почему именно эта фотография? За все те годы, что Трент работал на ЦРУ, а дон Роберто был его начальником, старик англичанин никогда не упоминал о его матери.

Из госпиталя, куда Трент угодил после того, как попал в засаду, он вышел человеком без прошлого. Теперь же к переборке кают-компании "Золотой девушки" он приколол эту фотографию.

Тренту оставалось только ждать, и он согласился стать штурманом одного из лихтеров, перевозивших песок в ежевоскресных гонках. Лихтеры представляли собой двенадцатиметровые открытые шлюпки с низкой осадкой, оснащенные гафелем и предназначенные для перевозки песка с материка на рифы для различных построек. Трент входил в команду Бекки, высоченного черного таможенного офицера, адвентиста седьмого дня. Когда Бекки не участвовал в парусных гонках, он был капитаном патрульного катера. Адвентистов седьмого дня охотнее всего брали в качестве шкиперов, так как они не пили.

Лихтеры нагружали балластом – девяностокилограммовыми мешками с сырым песком, так что команде приходилось попотеть, особенно при быстрой смене курса. Каждый раз при смене курса балласт приходилось переносить на наветренный борт. Команду поили ромом и свежим апельсиновым соком. Две креолки на носу лодки выжимали апельсины, в то время как Бекки орал на свою команду так, будто это были рабы на галерах, а не его полупьяные приятели, решившие повеселиться в воскресенье. Но Бекки никогда не сквернословил, так же как никогда не вынимал изо рта вересковую трубку, несмотря на то что бросил курить в возрасте восемнадцати лет, когда вступил в секту.

Корабль Бекки назывался "Мария Магдалина". "Карибской королевой" управлял Старик Эдди. Лодки ходили маршрутом от причала Джимми на острове Сан-Пол, вокруг острова Канака и обратно. Судейской лодкой была пятнадцатиметровая яхта местного пивовара. Гонка не подчинялась никаким правилам, поэтому обязанности судьи ограничивались тем, что он щедро распределял ящики с пивом и чаши с белым ромом. Апельсины же команды закупали сами.

Когда "Мария Магдалина" и "Карибская королева" обогнули остров Канака, расстояние между бортами составляло метров тридцать, суда отставали друг от друга не больше чем на бушприт. До финишной прямой было рукой подать, и Бекки приказал команде сбросить балласт за борт. После этого все хорошо выпили. В это время на причале у пляжного дома Трент заметил президента вместе с внучкой. На острове сплетничали, будто президент не участвует в избирательной кампании, опасаясь, что слухи о его участии в колумбийской торговле кокаином могут повредить его партии.

Когда до финишной прямой оставалось метров триста, "Мария Магдалина" отстала от "Карибской королевы". Мысль проиграть гонку была невыносима для Бекки, и он приказал более-менее трезвым прыгнуть в море. Трент вместе с полудюжиной матросов нырнул за борт, и "Мария Магдалина" вырвалась вперед.

Выйдя на берег, Трент направился к бару Джимми. Джимми, наблюдавший за гонкой со своего наблюдательного пункта в шезлонге, радостно кивнул.

– Трент, мальчик, тебя спрашивали иностранцы. – Он показал большим пальцем через плечо в сторону ресторана.

Трент прошел через кухню и встал в дверях, откуда просматривался весь зал. Их было четверо: один – худой, другой – толстый и двое – без особых примет, все – латиносы лет тридцати пяти – сорока, одетые так, как обычно одеваются зажиточные американцы в свободное от работы время: спортивные майки "Лакросс", коричневые хлопчатобумажные брюки, кожаные мокасины. Однако от гринго их отличали массивные обручальные кольца, золотые часы "Омега", да, пожалуй, шелковые носки, которые заставили бы недоуменно нахмуриться завсегдатаев большинства клубов где-нибудь в Хэмптоне. Кашемировые спортивные куртки, спасавшие от холодного воздуха кондиционеров, висели на спинках стульев, сзади стояли дорогие сумки.

"Бизнесмены", – подумал Трент. Вероятно, проверяют перспективы инвестирования в Бельпан, и наверняка в бумажниках из крокодиловой кожи у них хранятся кредитные карточки и фотографии детей… Они заказали по полпорции пива и не спеша потягивали из кружек. Тихие голоса, кубинские сигары. Американцы того же уровня из Соединенных Штатов подчеркивали бы свое благосостояние тем, что пили бы много рома и сильно шумели.

Худой, очевидно, был старшим. Впалая грудь туберкулезника, крючковатый нос и глаза такой величины, что даже прикрытые темными ресницами, они казались слишком большими для его лица. Да к тому же страдальческий взгляд поэта. Такие нравятся женщинам, готовым к самопожертвованию. "Он простужен или, что более вероятно, страдает от аллергии", – подумал Трент, глядя на воспаленные веки и на то, как он каждую минуту вытирает нос льняным носовым платком.

Толстяк был коренастым и широколицым, с мускулистым телом бывшего атлета, ныне тренирующегося только дважды в неделю. Спокойный, тихий. Видимо, технический советник партнеров, но прямой ответственности за результат поездки не несет.

Мужчин без особых примет Трент отнес к многочисленному племени банковских бюрократов, которые трудятся с пяти до девяти: холеные, безукоризненно вежливые. Такие ни за какие деньги не раскроют секрет, который им доверили. "Приятный норок", – подумал Трент и, довольно улыбаясь, вошел в бар. Он кивнул сыну Джимми и направился к столику незнакомцев. Слегка поклонившись худому, он представился:

– Трент, сеньоры. К вашим услугам. Высокий на мгновение приподнял веки – темные глаза, холодный взгляд человека, привыкшего, чтобы ему повиновались, голос, ставший приглушенным ввиду отсутствия споров в течение многих лет.

– Мы хотели бы исследовать риф, сеньор. Трент собрался внимательно слушать, но высокий сказал все, что собирался. Толстяк здесь был для того, чтобы обговорить детали. Он представился:

– Гомес. Педро Гомес. – По-английски его бы звали Джон Смит. – У вас есть катамаран, вы можете близко подходить к берегу и пересекать риф там, где необходимо.

"Личный опыт или полученные где-то знания", – подумал Трент. На указательном пальце правой руки Гомеса он заметил небольшую мозоль и сразу представил его сжимающим биту для гольфа. Но мозоль была не от биты.

– Для безопасности я предпочитаю оставлять полметра под килем, – ответил Трент.

– Вы согласны сдать нам яхту? Худой на долю секунды поднял веки и внимательно взглянул на Трента. Трент слегка пожал плечами:

– Сеньор, мое согласие зависит от ряда обстоятельств. – В которых сумма играет немаловажную роль, – спокойно продолжил Гомес.

– И трудности, – добавил Трент. Он поймал себя на том, что изучает руки худого. Тонкие, с длинными пальцами, они безжизненно лежали на грубой поверхности стола. "Как будто ожидают приказа ожить", – подумал Трент. Он знавал ирландца, у которого были такие же руки, существовавшие, казалось, отдельно от человека. Они действовали от его имени, но совесть оставалась чиста от ответственности за их действия. Ирландец работал пистолетом, но авторучка в его руках могла быть столь же опасна.

– Как иностранцу, сеньор, – сказал Трент, – закон запрещает мне работать. Поскольку я хочу остаться в этих водах, я должен быть достаточно осторожен, чтобы никого не обидеть и не вызвать зависть.

– Мы хотим ночевать на борту и оставаться вблизи рифа. Какое другое судно может взять нас? – спросил толстяк. Он говорил по-испански грубым, немного гортанным голосом. Трент не мог не заметить акцента.

– С комфортом? Такого нет, – ответил Трент. – Дайте мне час подумать.

Взяв бутылку рома, бумажные стаканчики из бара и пакет со свежими апельсинами, он отправился в кооператив по добыче лобстеров. Полдюжины рыбаков сидели под пальмами около кооперативного причала. Присев рядом, Трент разлил ром и выдавил в стаканы апельсиновый сок. Он был знаком с рыбаками на западном побережье Ирландии. Там говорили о погонях, новых ограничениях Европейской комиссии на отлов рыбы, неизбежности банкротства. Здесь обсуждались инвестиции из Флориды и глупость кооператива, перечислявшего все их американские заработки Бельпану. Большая часть же заработков возвращалась США в счет инвестиций, и в результате они как бы дважды оплачивали издержки за перевод денег Государственному банку Бельпана.

Слушая разговор, Трент наблюдал за тремя фрегатами, парившими в струях прибрежного бриза. Они ждали прибытия лодки с лобстерами, бесплатного завтрака – не надо работать и самим ловить рыбу. "Словно стандарт жизни на островах, – подумал Трент. – Солнце, хороший сон, выпивка, неторопливый разговор, минимум усилий". Так как рыбаки по-прежнему говорили о своем, ему пришлось напомнить о себе. Думать о латиносах не хотелось, но они ждали его, и, воспользовавшись одной из пауз, Трент обмолвился, что встретил их в баре у Джимми.

Рыбаки уже знали о четырех иностранцах. Новости распространялись по маленькому острову со скоростью света. Самый старый из рыбаков, с седыми волосами и вставной челюстью, болтавшейся на шее, как бусы, сплюнул в песок и сказал:

– Трент, мальчик, бери этих людей и заставь их, черт возьми, заплатить хорошие деньги.

"Шальные деньги, которые можно будет скрыть от полковника Смита", – подумал Трент, в то время как остальные рыбаки закивали в знак согласия со стариком.

– И давай посматривай за этой подружкой Гилдой, – предупредил старик, имея в виду тайфун, который обрушился на южную часть Карибских островов. Он подозрительно покосился на север. Небо было ясное и спокойное. – По радио вечно сообщают все чертовски поздно. Гилда идет, об этом говорят птицы. Не сходи с ума, мальчик. Отвези их в какую-нибудь бухту и скорей бросай на якорь.

Рыбаки одобрительно загудели. Один из них предложил Тренту принести газовый баллон с "Золотой девушки" к кооперативному причалу и наполнить его. Газ в кооперативе был бесплатный. Трент поблагодарил и плеснул всем еще по стаканчику рома. Рыбаки не бедствовали, так что ром скорее был данью вежливости, чем взяткой. Он постарался, выжимая апельсиновый сок, и получил разрешение на сдачу яхты в аренду…

Вернувшись в бар Джимми, Трент кивнул Гомесу с закрытой террасы. Тот вышел, и Трент молча повел его к пляжу, туда, где стояла "Золотая девушка". Молчание входило в намерения Трента, а Гомес, казалось, готов был и подождать. Так одна собака обнюхивает другую. Маленькие собаки тявкают, большие – помалкивают. Когда они подошли к катамарану, Трент уже решил, сколько возьмет за аренду, принимая во внимание профессию этого человека. Он перебрался на судно и прошел в носовую часть. Гомес снял туфли с носками, закатал брюки и, ухватившись за фок-мачту, подтянулся и выпрыгнул из воды на палубу так же легко, как это делает дельфин.

Трент дал доллар старику Питу, сторожившему корабль, и посторонился, пропуская Гомеса в кают-компанию.

– Мой дом – ваш дом, сеньор. – "Толстяк понимающе усмехнулся (вот, мол, лжец), но злобы в его усмешке не было, и Трент улыбнулся в ответ:

– Конечно, за определенную "сумму и на время.

Гомес засмеялся:

– Могу я посмотреть расположение кают?

– Конечно.

Толстяк, как и ожидал Трент, не торопился. Усевшись в кубрике, владелец "Золотой девушки" от нечего делать наблюдал за парочкой молодых загорелых американцев, наперегонки катавшихся около рифа на серфингах. Гомес вернулся и указал на навигационные приборы.

– Много приборов, сеньор.

– Игрушки, – пожал плечами Трент. – Христофор Колумб открыл Америку с одним секстантом и куском свинца, привязанным к линю.

– Америка – большая цель.

– Это правда, – согласился Трент.

– А насколько маленькую цель вы можете поразить с вашими игрушками, капитан Трент?

– С расстояния тридцать метров – прямо в цель, и днем, и ночью.

– Хорошие игрушки.

– Дорогие, – сказал Трент. Гомес ухмыльнулся:

– Итак, давайте поговорим о деньгах, капитан.

Трент постучал по барометру. Стрелка прочно остановилась на отметке 29,9 – тысяча и четырнадцать миллибар.

– В американских долларах. Тысяча в день, наличными, авансом, – сказал он. – Никаких расписок. Питание и выпивка за мой счет, если только вы сможете есть рыбу.

Насчет бумажника из крокодиловой кожи Трент был прав, но в нем не оказалось никакой кредитной карточки. Гомес вынул три тысячедолларовые бумажки. Купюры были совсем новенькие.

– Спасибо, сеньор. – Трент свернул деньги и засунул их в задний карман.

– Не за что. Мы прибудем на борт завтра. В два часа. – Гомес протянул руку.

"Приятное рукопожатие", – подумал Трент. Но ему было бы куда спокойнее, если бы латиноамериканец по крайней мере сделал вид, что торгуется.

– Одна маленькая поправка, – сказал Трент. – На юге сейчас тайфун. Метеорологи утверждают, что пока мы в безопасности, но если он вздумает повернуть на север, придется искать укрытие.

Трент лежал на поверхности воды и следил за барракудой. Даже через хлопчатобумажную майку чувствовалось, как печет солнце. В вытянутых руках он сжимал ружье для подводного плавания, снятое с предохранителя, и манипулировал ластами, чтобы оставаться лицом к рыбине. Здоровая: метра полтора в длину, килограммов пятнадцать весом, стального цвета бока, большие немигающие глаза, темный разрез рта. Барракуда выглядела так, как и должна выглядеть, – машина для убийства, гораздо более опасная, чем обыкновенная акула. Трент знал арабов, рыбачивших сетью в Персидском заливе, которым барракуды вырвали икроножные мышцы, когда те стояли на рифе и вода им не доходила до колена.

Пассажиры находились на катамаране, а сам он болтался в воде между корпусом и рыбиной. Если выстрелить барракуде поверх головы, она наверняка выпрыгнет из воды, щелкая челюстями. Открытая пасть барракуды – достаточно веская причина для многих, чтобы не соваться в воду, а по его пассажирам не скажешь, что они удовлетворились увиденным за прошедшие три дня. Трент считал, что сейчас им гораздо лучше под тентом кубрика, чем в воде. Холодильник полон пива, салат из лобстеров стоит на льду.

Если его план сработает, у него будет час или два, чтобы поплавать вдоль рифа. Это он считал более подходящим для себя занятием, чем нянчиться с четырьмя латиносами. Хотя они вовсе не так уж плохи. Тренту не пришлось напоминать о том, что надо разуваться при входе на кооперативный причал. И в течение всех трех дней путешествия они очищали ноги от песка, прежде чем взойти на борт после прогулок по берегу. И внимательно слушали его инструкции по поводу пользования морским туалетом: пробивание туалетов – работенка еще та, и она меньше всего нравилась Тренту. А главное – никто из них никогда до этого не выходил в море, не говоря уже о плавании на большом катамаране. Учиться они не собирались, впрочем, Трент и не пытался их учить.

Барракуда сделала два полных круга. На какое-то время она просто замерла, не шевельнулся даже кончик плавника. Но каждый раз, делая круг, она немного приближалась к Тренту. Он готов был поспорить, что она атакует, хотя с этими барракудами никогда ни в чем нельзя быть уверенным. Большая барракуда в море – что-то вроде льва в саванне или тигра в джунглях. Она не знает страха, потому что у нее нет врагов. Охотник он или добыча? Трент понимал, что, если он промахнется, его шансы выбраться из воды целым и невредимым будут равны нулю. Подводное ружье с восемью резинками отнимает у рыбака слишком много времени на перезарядку, чтобы можно было еще раз выстрелить. И если хищница решит поохотиться, то он – труп.

Зная, что в момент выстрела барракуда метнется вперед, Трент прицелился немного ниже челюсти. Отдачей руку отбросило вправо. Вначале он не мог ничего рассмотреть из-за пены, поднятой острогой, попавшей в смертельную точку, расположенную на два с половиной сантиметра позади челюстного сустава. Хищница выпрыгнула из воды, щелкая челюстями и изогнувшись так, что, казалось, послышался хруст ее позвоночника. Блеснула на солнце хромированная острога… Четыре прыжка – и она мертва. Жена Джимми гордилась своим умением тушить мясо барракуды. Трент поплыл к катамарану, волоча рыбу на буксире. Он протянул ружье Луису, и тот втянул его вместе с добычей на борт.

Трент предложил своим пассажирам поплескаться в воде, но они отказались.

– Тогда отдыхайте, – сказал он. – Вы не против, если я пойду наловлю рыбы на ужин?

Следующие два часа он нырял у кромки рифа за окунями и размышляя о своих гостях. Они провели на рифе три дня и сфотографировали каждый пригодный для жилья уголок каждого кораллового островка. Один из банковских "бюрократов" записывал что-то в блокнот. Они ни разу не выпили больше чем по две банки пива, ни разу не повысили голоса и каждый раз отпускали Тренту комплименты по поводу приготовленной им в гриле рыбы. В этот день за завтраком они сообщили ему, что исследования завершены, но у них остался свободный день, мол, хорошо бы отдохнуть. Гомес дал ему еще одну хрустящую тысячедолларовую банкноту, но Трент отказался: независимо от того, останутся они на борту или нет, он собирался провести этот день на рифе, и ему приятно, что они останутся. И теперь латиносы выжидали, и что-то подсказывало ему, что они ждали этого момента с самого начала путешествия.

Мимо проплыл голубой тунец килограммов на пятнадцать. Трент не стал его трогать. Он лег на воду и сделал шесть глубоких вдохов, чтобы провентилировать легкие перед тем, как нырнуть, затем бесшумно ушел под воду. На пятнадцатиметровой глубине он выровнялся, снял гарпунное ружье с предохранителя и стал медленно огибать коралловый риф. Над ним проплывал косяк окуней, он выбрал самого крупного и угодил ему прямо в живот. Двух взмахов ластами хватило, чтобы подняться на поверхность моря, словно ртуть колыхавшегося в ослепительных лучах солнца. Он отвинтил наконечник гарпуна, снял рыбу и бросил ее в садок. По два окуня на каждого – неплохо. Волоча за собой сетку, он медленно поплыл к "Золотой девушке".

В который раз Трент поразился красоте катамарана. Но это была не та красота, которая отличала яхты, например, тридцатых годов. Ольховые кечи или изогнутые клиперы "Херришов" так нравились традиционалистам! Своим плавным ходом они напоминали лебедей, в то время как "Золотая девушка" была барракудой. Трент вспомнил огромную рыбу, едва заметно кружившую вокруг него. Как и барракуда, "Золотая девушка" умела мгновенно увеличивать скорость, даже снимаясь с якоря. А это было то, о чем капитан судна с одним корпусом мог только мечтать…

Подплыв к транцу, Трент привязал сеть к левому румпелю. Педро Гомес протянул руку, чтобы взять у него гарпунное ружье, Трент отдал ружье вместе с ремнем и грузилами, снял ласты и маску, бросил их на гакаборт и, подтянувшись, забрался в кубрик. Прополоскав и сложив рыболовные снасти в кормовой шкафчик, он прошел к холодильнику за пивом.

Два "бюрократа" дремали в кубрике, два других отдыхали на палубе. Луис небрежно развалился на одном из стульев, а Гомес сидел на ведре спиной к трапу, и вдруг в его руке появилась автоматическая десятизарядная "беретта". Он не целился в Трента, в этом не было необходимости. А мог бы: мозоль на указательном пальце правой руки была от спускового крючка пистолета и верхней кромки предохранителя – результат ежедневной многочасовой стрельбы в тире. На лице Гомеса играла легкая улыбка человека, который выполняет такую работу, несколько смущаясь из вежливости.

Трент не был ни поражен, ни, к своему удивлению, напуган.

– Хочешь пива? – спросил он.

– Не сейчас, – ответил Гомес. Как профессионалы, они не испытывали друг к другу личной неприязни.

Трент уселся на гакаборт, приподнял банку с пивом и, взглянув на Луиса, сказал:

– Ваше здоровье! С вашим умением управлять кораблем, сеньор Луис, вы проплаваете здесь до конца жизни, если застрелите меня.

Луис поднес к носу один из своих бесчисленных носовых платков. – Мы хотели бы просить вас об одной услуге.

– Платите. Чем больше вы предложите, тем быстрее я соглашусь.

– Быть может, пистолет убедит вас в серьезности наших намерений, – прогнусавил Луис.

– Считайте, что я согласился. – Трент посмотрел на стаю чаек, летевшую вдалеке в сторону побережья, на большую рыбу, уходившую на глубину. Высунул язык, будто слизывая пиво с губ. – Ни малейшего дуновения…

– Нам надо встретиться с судном, – сказал Луис.

– Я знал об этом с первого дня, как только Гомес проверил навигационные приборы на яхте. Вы уезжаете или хотите взять кого-то на борт?

Луис шмыгнул носом:

– Взять на борт. Двадцать человек. "Полторы тонны", – подумал Трент.

– И много груза?

– Семьсот килограммов. – Поднимается ветер, придется половину груза буксировать в "Зодиаке". "Зодиак" выдержит такой вес и достаточно легко пойдет на буксире, – объяснил Трент.

Луис аккуратно свернул вчетверо носовой платок и положил его на палубу рядом со стулом. Его руки снова спокойно легли на колени. Он опустил глаза. "Будто проверяет, его ли это руки", – подумал Трент. Но вот Луис поднял глаза, и Трент почувствовал, что теперь он оценивает его как абстрактный организм, самое большее – как инструмент. Сейчас необходимый, но такой, который после одноразового использования, не задумываясь, следует забраковать. "Это смертный приговор", – подумал Трент, вновь вспомнив ирландца с такими же руками – интеллигента и психопата.

Воспоминание об Ирландии навело его на мысли о полковнике: эта мышиная возня, из-за которой полковник держит своих фаворитов в неведении перед лицом нависшей опасности! "Отдохни несколько месяцев. Расслабься. Загорай. Создай себе новую легенду". Легенду трупа… Фотография на рояле дона Роберто… Молодой светловолосый уланский офицер, присевший у ног матери, изящное усатое лицо с выражением самодовольного собственника. Трент тоже был его собственностью. Не изо дня в день, но был. Именно так воспринимал Трент отношение к себе полковника. Сам же он с детства испытывал к полковнику Смиту чувство неизменной и естественной преданности и еще ощущение зависимости полевого офицера от начальства. Это состояние он никогда не ставил под сомнение, потому что в полковнике было что-то от его отца.

"Черт возьми их обоих, – подумал Трент, – британского полковника и латиноамериканского киллера".

А латинос тем временем ждал объяснений.

– Катамаран построен как скоростное судно, – начал Трент, – а не для перевозки груза. Когда налетает шквал, обычная яхта кренится, сбрасывая ветер с парусов. Катамаран с его постоянным ускорением глушит силу ветра. Перегрузите его – и первый же шквал сорвет мачту, – предупредил он. – Возьмите "Зодиак" на буксир и посадите Гомеса на гакаборт с мачете в руках. Как только налетит шквал, он перерубит трос.

Гомес улыбнулся, услышав о том, какая роль ему предлагается.

– Но мы потеряем груз, – холодно предположил Луис.

Трент покачал головой. У него тысяча метров нейлоновой лесы на штоке марлиня, прикрепленном к опоре на левом борту. Леса выдержит нагрузку в триста килограммов. – Мы подойдем с наветренной стороны и заберем "Зодиак".

– Так просто, капитан?

Трент поднял свою банку с пивом:

– В общем, да. И вам не придется много платить.