Сарнов БенедиктЮра Красиков творит чудеса

Бенедикт Сарнов

Юра Красиков творит чудеса

"ЗДРАВСТВУЙТЕ, Я ПАПА ЮРЫ КРАСИКОВА..."

Черная "Волга" мчалась по Ленинградскому шоссе. Притормозила перед дорожным указателем, на котором было написано длинное непонятное слово "ВНИИФТХИУ", развернулась, вновь набрала скорость и полетела по узкой, прямой, асфальтированной дороге. Справа и слева темнел лес.

Между деревьями показался фасад огромного современного здания. "Волга" скользила вдоль него, не тормозя. Автобус с надписью "Служебный" уже дважды останавливался, выпуская одних пассажиров и беря других, а здание все тянулось и тянулось...

Проехав его из конца в конец, "Волга" остановилась. Высокий моложавый мужчина лет пятидесяти вышел из машины и скрылся в подъезде.

Коридор был такой длинный, что по нему надо бы не ходить пешком, а ездить на мотоцикле. На массивной двери золотом по черному стеклу сверкнула надпись: "ДИРЕКТОР ВНИИФТХИУ, ДОКТОР ХИМИЧЕСКИХ НАУК, ДЕЙСТВИТЕЛЬНЫЙ ЧЛЕН АКАДЕМИИ НАУК СССР В.П.КРАСИКОВ".

Человек, приехавший на "Волге", так решительно распахнул эту строгую дверь, что сразу же можно было догадаться: это он самый и есть - академик Красиков.

- Аллочка, привет! - сказал академик хорошенькой секретарше. Кто-нибудь звонил?

- Елена Николаевна, - ответила Аллочка. - Просила позвонить, как только придете.

Академик торопливо подошел к одному из телефонов, взял трубку, но тут же, раздумав, положил ее на место.

- Ладно, потом, - сказал он хмуро, - вызовите ко мне Карташова и Феднера.

Он прошел в свой кабинет, бросил портфель в кресло, подошел к столу.

Вошли вызванные сотрудники. Один - почтенный, седовласый человек лет шестидесяти, другой - совсем молодой, с коротким ежиком светлых волос.

- Ключ от семнадцатой лаборатории будет у меня в сейфе! - сказал академик седовласому.

- Слушаю, Виктор Петрович, - почтительно поклонился тот.

- Ампулу с веществом "Це" я забираю домой!

- Хорошо, Виктор Петрович.

- Вы распорядились, чтобы приготовили портативный контейнер?

- Все готово, Виктор Петрович.

Седовласый подал академику небольшую, но, как видно, очень тяжелую коробку.

Виктор Петрович отпер сейф, достал оттуда стеклянную колбочку, наполненную прозрачной жидкостью. Проверив, хорошо ли завинчена металлическая крышка, он бережно уложил колбочку в контейнер, а контейнер спрятал в портфель.

- Спасибо, Леонид Карлыч, у меня все.

Еще раз почтительно наклонив голову, седовласый бесшумно вышел из кабинета.

- Шеф, не томите! - сказал молодой. - Вся эта таинственность вам не к лицу. Говорите скорее: когда? Завтра?.. А может, прямо сейчас?

- Вы с ума сошли, Коля! Такие вещи так просто не делаются. Я вообще сомневаюсь, имеем ли мы право...

Он не успел закончить свою мысль, потому что дверь внезапно отворилась, и на пороге появилась хорошенькая Аллочка.

- Виктор Петрович, возьмите городской!

- Кто?! - раздраженный тем, что его прервали, резко спросил академик.

- Елена Николаевна.

Сразу сбавив тон, академик покорно взял трубку.

- Да?.. Прости, Ляленька, никак не мог... Я был занят... Но я же все-таки на работе... О господи!.. Ну, и что я должен сделать?.. Об этом не может быть и речи!.. Ну, Ляля, ну, сама подумай, что ты говоришь! Завтра у меня ученый совет, потом министерство. А вечером... Ты с ума сошла! Как я могу отменить ученый совет?!

Академик беспомощно отвел трубку от уха, как видно, пережидая какой-то очень темпераментный монолог, и страдальчески посмотрел на Колю. Переждав немного, он снова приложил трубку к уху и заговорил уже в другом тоне, обретя вдруг удивительное сходство с седовласым, который только что вышел из его кабинета.

- Хорошо, Ляленька... Я что-нибудь придумаю... Да, Ляленька... Обязательно, Ляленька... Ну, конечно, Ляленька... Ну, целую тебя!

Швырнув трубку на рычаг, Виктор Петрович мрачно объяснил насмешливо улыбающемуся Коле:

- Опять мой Юрка проштрафился. Придется поехать в школу, ничего не поделаешь... Вот что, Коленька! Не будем комкать этот разговор. Тут в двух словах не скажешь. Приезжайте-ка лучше завтра вечером ко мне домой. Ладно? Договорились? Ну, вот и отлично!..

Постучав согнутым пальцем в невзрачную, обшарпанную дверь и услышав обычное "Войдите!", Виктор Петрович испытал вдруг какую-то робость.

"Ну, погоди, мерзавец!" - подумал он, имея в виду своего сына Юру, непосредственного виновника предстоящего визита.

Однако деваться было некуда.

Виктор Петрович решительно отворил дверь и вошел.

- Здравствуйте, я папа Юры Красикова! - волнуясь, сказал он полной женщине, сидящей за столом. И оттого, что впервые за много лет его фамилия прозвучала без имени-отчества, без привычного обрамления из уважительных эпитетов и высоких званий, волнение его усилилось.

На миг ему даже представилось, что он больше не Виктор Петрович Красиков, академик, профессор, почетный член Британского королевского общества, доктор "Гонорис Кауза" Принстонского университета и все такое прочее... Он снова Витя. Ему тринадцать лет. Он получил двойку по алгебре и потерял дневник.

Женщина, сидящая за столом, сказала:

- Каждый день! Каждую минуту! Каждую секунду мы с ужасом ждем какой-нибудь очередной выходки Красикова!

Услышав свою фамилию в таком необычном сочетании слов, Виктор Петрович испуганно втянул голову в плечи. Он уже окончательно забыл, что речь идет не о нем, а всего-навсего о его сыне, что Юрка - тоже Красиков.

- Так трудно переводить школу на новые рельсы, - продолжала женщина, сидящая за директорским столом. - Это ведь был не обычный урок. Впервые в нашей школе урок географии на английском языке. Вела его практикантка, студентка из государства Зимбабве... И вот на этом ответственнейшем уроке ваш Юра берет в рот лезвие безопасной бритвы и делает вид, что хочет его проглотить!..

При этом сообщении Виктор Петрович в ужасе закрыл глаза.

- Если бы это произошло на моем уроке или на уроке другого нашего учителя... Мы все знаем Юру, мы привыкли, что с ним постоянно надо быть настороже... У меня есть педагогический опыт, я бы нашлась, что-нибудь придумала... Но девушка-практикантка растерялась! В конце концов ее даже нельзя в этом винить. Она иностранка. Она вообще еще плохо ориентируется в жизни нашей страны... Она испугалась, завизжала... Короче говоря, урок был сорван. И все это исключительно по вине вашего сына.

- Видите ли, Евгения Ивановна, я... - Ошеломленный Виктор Петрович попытался что-то сказать, умоляюще приложив руку к груди, но Евгения Ивановна не дала ему продолжать.

- Да, я знаю, - сказала она. - Вы очень заняты, у вас совершенно нет времени, воспитанием сына занимается жена. Все это мне известно. Я уже не раз беседовала с вашей супругой, но, к сожалению, безрезультатно. У меня не было другого выхода. Я просто обязана была вызвать вас...

- Дело в том... - сказал Виктор Петрович.

- Поймите меня правильно, - снова перебила его Евгения Ивановна. - Так больше продолжаться не может. Это была последняя капля!

- Я вас понимаю, но...

- Вы скажете: "Но что я могу поделать?" Действительно, случай трудный. Но я не могу себе представить, чтобы интеллигентные родители не смогли как-то воздействовать на своего сына. Поймите и наше положение...

Заглянув в лежащую перед ней записку, Евгения Ивановна стала перечислять:

- Двадцать восьмого февраля Красиков принес на урок ботаники живую мышь... Третьего марта Красиков на уроке геометрии вытащил из парты живого котенка... Ну, что это? Вчера он принес мышь, сегодня кошку, завтра он приведет с собой в школу живого льва!

Виктор Петрович подобострастно хихикнул этой незатейливой шутке, но Евгения Ивановна не склонна была шутить.

- Необходимы самые крутые меры. Если в течение ближайшей недели Юра решительно не изменится к лучшему, я буду вынуждена поставить на педсовете вопрос о переводе его в другую школу.

Она встала, давая понять, что разговор окончен. Растерянный Виктор Петрович тоже встал. В глубине души он был счастлив, что неприятный разговор позади, и изо всех сил старался изобразить на лице сознание максимальной родительской ответственности.

У дверей школы Виктора Петровича ждала жена. Увидев его, она испуганно вскинула голову:

- Ну? Что?!

- Пытался проглотить лезвие безопасной бритвы! На уроке практикантки из государства Зимбабве! - Все это Виктор Петрович выговорил крайне раздраженным тоном, словно обвиняя жену: "Вот, пожалуйста, плоды твоего воспитания!"

- Какой кошмар! - вскрикнула жена. - Ребенок мог покалечить себе все внутренности!

- Ребенок! От этого ребенка стонет вся школа! Черт знает что! По меньшей мере двадцать лет я не чувствовал себя таким идиотом! Почтенный, во всем мире уважаемый ученый должен сидеть, как школьник, как мальчишка, и покорно выслушивать пошлые нотации: "Неужели вы, интеллигентный человек, не можете воздействовать..."

- А кто в этом виноват? - перешла в атаку жена. - У мальчика переходный возраст. Моя власть над ним кончилась. Ребенку нужен отец! А ты ни о чем, кроме своей науки, знать не желаешь!

В ее голосе задрожали слезы, и Виктор Петрович мгновенно струсил.

- Ляля, успокойся, перестань. Ну, я прошу тебя! Ты же знаешь, что я бесконечно занят... У меня сейчас особенно трудный момент...

- У тебя всю жизнь трудный момент! Когда мы поженились и я хотела поехать на две недели в Гудауту, у тебя тоже был трудный момент! Когда у Юрика была корь и я сходила с ума, у тебя был особенно трудный момент! Ты всю жизнь думаешь только о себе, о своих критических точках! Но пойми! Они же мертвые! А тут живое существо. Твой родной сын... Он гибнет! Если сейчас не вмешаться, будет поздно. Все будет кончено!

Она заплакала уже по-настоящему, навзрыд.

- Ну, Ляля, ну, перестань! Ну, я прошу тебя! - суетился вокруг нее напуганный неожиданной сценой Виктор Петрович. - Кто гибнет? Откуда ты взяла? Ну, хорошо, я обещаю тебе... Каждый вечер я буду играть с Юрием партию в шахматы... Мне будет трудно, но я постараюсь... Я выкрою время...

- Две партии! - сказала жена, постепенно успокаиваясь. - И не только в шахматы... Ты должен беседовать с ним. О жизни...

- Да, да, конечно, и беседовать тоже! - согласился Виктор Петрович, радуясь, что так дешево отделался. По давнему опыту он знал, что могло быть гораздо хуже.

"ДЖИНН" ВЫХОДИТ НА СВОБОДУ

Домашний кабинет академика Красикова напоминал обиталище средневекового алхимика.

Стеллажи вдоль стен вместо книг были сплошь уставлены всевозможными колбами, пробирками, ретортами. Такие же колбы и реторты загромождали узкий и длинный стол на тонких металлических ножках. На другом столе, более массивном, разместилась всевозможная аппаратура: термостат, крохотные аптекарские весы, микроскоп.

Виктор Петрович и Коля продолжали разговор, начатый в институте.

- Если даже один процент подтвердится!.. Ого-го! - сказал Коля.

- Какой там процент, что вы! Я не сомневаюсь, что все мои прогнозы подтвердятся полностью, - ответил Виктор Петрович.

В то время как ученые вели этот, пока еще не очень понятный нам разговор, дверь кабинета отворилась, и на пороге появился Юра. Он был с шахматами.

- Здрасьте, - сказал он, обращаясь к Коле.

Отдав эту необходимую дань вежливости, Юра повернулся к отцу:

- Мама сказала, что ты хочешь поиграть со мной в шахматы.

- Я? Хочу?! - искренне удивился Виктор Петрович. - Ах да, верно... Я давно хотел поиграть с тобой в шахматы. Вот что, Юрий! Ты садись и расставь пока фигуры, а мы тут должны закончить один очень важный разговор...

Юра сел на тахту - единственный предмет в комнате, на котором не было колбочек и приборов, - и неторопливо стал расставлять на доске шахматные фигуры. На лице его было написано: "Мне-то это ни к чему, но если вам с мамой так хочется, - что ж, пожалуйста, я могу и потерпеть..."

К разговору взрослых он почти не прислушивался, тем более что весь этот разговор казался ему состоящим из многократного повторения одних и тех же непонятных слов:

- Флюктуация...

- Экстраполяция...

- Сублимация...

- Телепортация...

Юра скучал. А разговор все продолжался, и Юра поневоле начал вслушиваться в этот разговор, сначала просто так, а потом все с большим и большим интересом.

Особенно заинтересовала его одна Колина фраза.

- Скажите, шеф, - спросил Коля. - Это случайно не вы пишете под псевдонимом братья Стругацкие?

- Вы зря смеетесь, - ответил отец. - Все это вовсе не так уж фантастично. Науке давно известно о существовании отдельных индивидуумов, наделенных способностью простым усилием воли передвигать в пространстве различные мелкие предметы.

- Ну да, телекинез.

- Я находился под воздействием препарата каких-нибудь несколько секунд, но не дай вам бог пережить то, что пережил за эти секунды...

Виктор Петрович отпер бюро, достал контейнер, открыл и вынул из него маленькую стеклянную колбу с завинчивающейся металлической крышкой.

- Один глоток этой жидкости, - задумчиво сказал он, - и мы с вами стали бы чудотворцами в самом прямом, буквальном смысле этого слова...

- Какого же черта мы ждем?! - взорвался Коля. - Надо срочно ставить эксперимент!

- Я боюсь, - тихо сказал Виктор Петрович, ставя колбочку на стол.

"Так я и знал! - с отчаянием подумал Юра. - Струсил! Эх! Ученый называется! Люди прививали себе чуму и не боялись. А тут... Чего испугался?!"

- Я боюсь выпустить джина из бутылки, - сказал Виктор Петрович Коле.

- Но это просто смешно! - возмутился Коля. - Проверить-то надо? Если вы боитесь доверить мне, выпейте сами! Себе-то вы доверяете?

- В том-то и дело, что нет, - грустно сказал Виктор Петрович. - Как же вы не понимаете? Это такая штука, что я даже самому себе боюсь довериться...

Последние слова Виктор Петрович произносил уже в передней, провожая Колю.

Убедившись, что он остался в отцовском кабинете один, Юра подбежал к столу, на котором стояла заветная колбочка. Воровато оглянувшись, взял колбочку в руки и поднес ее к губам.

- Вы представляете себе, насколько это опасно? - доносился из передней голос отца. - Абсолютная власть над миром!

При слове "опасно" Юра отвел колбочку от рта и прислушался. Но, услышав про власть над миром, вновь решительно приблизил колбу к губам и единым духом проглотил все ее содержимое.

Он хотел потихоньку поставить колбочку на место, но она вдруг выскользнула у него из рук.

"Ой! Только не упади!" - успел подумать Юра. И тут случилось невероятное.

НА ПОЛПУТИ К ПОЛУ КОЛБОЧКА ОСТАНОВИЛАСЬ И ПОВИСЛА В ВОЗДУХЕ.

"Вернись обратно ко мне в руку!" - мысленно приказал Юра.

И КОЛБОЧКА ПОСЛУШНО ВЫПОЛНИЛА ПРИКАЗ; ПЛАВНО ПОДНЯЛАСЬ И ТИХО ОПУСТИЛАСЬ НА ПРОТЯНУТУЮ ЮРИНУ ЛАДОНЬ.

Крепко держа колбочку в руке, Юра взял со стола графин и наполнил колбочку самой обыкновенной кипяченой водой. Осторожно поставил графин на место, колбочку - на стол и тихо, на цыпочках, пошел к тахте.

Когда Виктор Петрович, проводив Колю, вернулся в кабинет, Юра с самым невинным видом сидел за шахматной доской.

Виктор Петрович поспешно подошел к столу и, взяв колбочку в руку, стал пристально разглядывать ее на свет. Убедившись, что с его сокровищем решительно ничего не произошло, он облегченно вздохнул и, проверив на всякий случай, хорошо ли завинчена крышка, бережно спрятал колбу в контейнер, а контейнер запер в бюро Ключ от бюро он спрятал в самый дальний ящик стола.

Покончив наконец со всеми этими мерами предосторожности, Виктор Петрович, потирая руки, сел к Юре на тахту и приступил к шахматной партии.

Виктор Петрович играл рассеянно, явно думая не о шахматах. Но тем не менее очень скоро на доске сложилась такая ситуация, что даже ничего не смыслящему в шахматах свидетелю этой игры сразу стало бы ясно: положение белых (а белыми играл Юра) безнадежно.

Юрин взгляд скользнул по доске, перешел на груду разбросанных по тахте "съеденных" фигур, задержался на некоторых из них, скользнул дальше, наконец остановился, заметив "съеденного" белого ферзя: он застрял между диванными подушками и был еле-еле виден.

Юра глянул на этого застрявшего ферзя, и внезапная мысль загорелась в его глазах.

"Пусть мой ферзь окажется на доске, вон там!" - мысленно приказал Юра.

И В ТОТ ЖЕ МИГ НА ДОСКЕ ПОЯВИЛСЯ БЕЛЫЙ ФЕРЗЬ.

Юра, еще не привыкший к своему могуществу, не веря глазам своим, посмотрел на место соединения диванных подушек, где только что торчал белый ферзь: теперь никакого ферзя там не было и в помине.

Тогда, все еще не очень уверенно, Юра протянул руку к ферзю на доске:

- Шах!

Ничего не заметивший, всецело погруженный в себя, Виктор Петрович автоматически сделал ход.

- Еще шажок! - уже увереннее сказал Юра.

Виктор Петрович, озадаченно хмыкнув, сделал следующий ход.

- Мат! - как ни э чем не бывало, спокойно объявил Юра.

- Смотри-ка! - ничего не подозревающий Виктор Петрович был искренне изумлен. - Зажал меня, зажа-ал... Главное, неожиданно как! Я и оглянуться не успел... Ну, а теперь спать! Время позднее... Только не забудь, шахматы собери...

Юра скользнул взглядом по тахте.

РАЗБРОСАННЫЕ В БЕСПОРЯДКЕ ШАХМАТНЫЕ ФИГУРЫ САМИ СОБОЙ ОКАЗАЛИСЬ В КОРОБКЕ.

- Я собрал, - сказал Юра.

- Уже собрал? - удивленно оглянулся Виктор Петрович. - Ну, молодец! А я и не заметил...

Так и не проведя обещанную душеспасительную беседу о жизни, Виктор Петрович поспешно выпроводил сына из кабинета, и Юра остался наконец один на один со своим только что обретенным удивительным даром.

Ровно в 7:30 утра зазвенел будильник. Елена Николаевна, Юрина мама, деловито подошла к двери Юриной комнаты, распахнула ее и привычно провозгласила:

- Соня-засоня! Проснись! Опять в школу опоздаешь!

Однако, к ее изумлению, Юра даже не думал спать.

Совершенно одетый, он сидел за столом. Сна у него не было ни в одном глазу. Перед ним на столе стояли 15 пустых бумажных стаканчиков из-под мороженого. На полу валялись обертки от "Мишек" и "Трюфелей". Перед Юрой на кушетке, на столе, на стульях, просто на полу в беспорядке были разбросаны следующие предметы: коньки "Норвеги" с ботинками, две пары боксерских перчаток, духовое ружье, шпага, рапира, эспадрон, две маски для фехтования, спиннинг, великолепный охотничий нож.

В руках у Юры был новенький, только что из магазина стартовый пистолет - предмет самых давних и самых страстных его вожделений.

- Мам, ты проснулась? - радостно сказал Юра. - Вот здорово, что ты наконец проснулась! А я ждал-ждал, все боялся вас разбудить. Смотри!

Он нажал спусковой крючок стартового пистолета, искренне желая продемонстрировать матери все достоинства этой прекрасной и в высшей степени полезной вещи.

Раздался оглушительный выстрел.

Комната наполнилась голубоватым дымом.

Когда дым рассеялся, Елена Николаевна в полуобморочном состоянии сидела на Юриной кушетке. Юра стоял перед ней на коленях, всячески тормошил, стараясь привести в чувство:

- Мам! Ну что ты? Ну очнись же, мам...

Елена Николаевна открыла глаза и сразу, без перехода, приступила к допросу:

- Юрий! Только не лгать! Откуда у тебя огнестрельное оружие?

- Мам, ну что ты? Да успокойся ты! Ну какое же это огнестрельное оружие? Это стартовый пистолет. Его в "Динамо" продают кому хочешь. Каждый может купить, только справку нужно с места работы...

- А где ты взял справку? И откуда у тебя финка? - Елена Николаевна взяла в руки охотничий нож и с неподдельным ужасом стала его разглядывать.

- Мам, ну какая же это финка? Ты что, финки никогда не видела? Это охотничий нож. Его кто хочешь может купить, только по билету. По членскому билету общества охотников. Я давно хотел такой...

- А откуда у тебя членский билет? И где ты взял деньги на мороженое? И на это? И на это? - говорила Елена Николаевна, указывая на боксерские перчатки, на спиннинг, на остальные вещи, в беспорядке разбросанные по комнате.

Юра оглянулся на свои сокровища, и к нему постепенно вернулось чувство реальности. Он сообразил, что так просто не отвертится, что надо срочно, сию же минуту создать какую-то более или менее правдоподобную версию появления в комнате всех этих ценных вещей. Радость его мгновенно пропала. Тусклым, безжизненным голосом он пробурчал:

- Мне подарили.

- Кто подарил?

Не отличаясь большой фантазией, Юра сказал:

- Один мальчик.

- Какой мальчик? Как его фамилия? И с какой это стати он решил делать тебе такие дорогие подарки?

Тупо глядя в сторону, Юра молчал.

- Ну, вот что! - решила Елена Николаевна. - Сейчас уже поздно, быстро иди завтракать - и в школу! Я не желаю, чтобы отца опять вызывали к директору. А вечером мы вернемся к этому разговору!

Виктор Петрович Красиков сидел за столом у себя в кабинете. В руках у него была колбочка, наполненная самой обыкновенной водой. Но он этого не знал. Он даже не подозревал, что джинн уже вырвался из бутылки и весело разгуливает на свободе. Он спокойно разглядывал содержимое колбочки на свет и напряженно о чем-то размышлял. Наконец, тяжело вздохнув, он отрицательно покачал головой, словно отмахиваясь от какой-то назойливой мысли, и решительно запер коробочку в бюро. Ключ от бюро он тщательно спрятал в самый дальний ящик письменного стола.

Распахнулась дверь. На пороге стояло Елена Николаевна.

Едва взглянув на ее лицо, Виктор Петрович сразу понял, что его ждут какие-то новые неприятности. Но то, что он услышал, превзошло самые мрачные его ожидания.

- Виктор! - сказала Елена Николаевна трагическим голосом. - Случилось самое худшее. Наш Юра связался с бандитской шайкой!

А новоявленный член бандитской шайки в это время держал путь в школу.

Несмотря на то, что времени у него было не так уж много, он не слишком торопился. Он зевал по сторонам, останавливался, заглядывался на прохожих, принимал активное участие во всех мелких уличных происшествиях.

И вот в поле его зрения попал шикарный юнец в сверхмодных клешах на пуговичках внизу, с широченным кожаным поясом, с нелепой, скорее женской прической, которую московские подростки по недоразумению называют прической "под битлс".

Судя по тому, какими глазами Юра посмотрел на этого красавца, он дорого бы дал, чтобы выглядеть так же шикарно.

Вдруг Юру осенило.

Он пошептал что-то себе под нос, пристально глядя на расклешенные брюки парня.

И В ТОТ ЖЕ МИГ НИЧЕГО НЕ ПОДОЗРЕВАЮЩИЙ ЮНЕЦ ОКАЗАЛСЯ В ЮРИНЫХ ШКОЛЬНЫХ БРЮКАХ, А ЮРА - В ДЛИННЮЩИХ КЛЕШАХ С ПУГОВИЧКАМИ ВНИЗУ И ШИРОЧЕННЫМ КОЖАНЫМ ПОЯСОМ.

Подметая тротуар этой прекрасной обновкой, Юра горделиво шел по улице Горького. Остановился на минутку перед витриной магазина ВТО. В витрине были выставлены книги, пластинки, ноты, грим, парики. Особенно привлекли Юрино внимание парики. Два парика были женские. Один - белокурый, другой медно-рыжий. Оба с длинными и толстыми косами. Третий парик был жгуче-черный, непонятно, то ли женский, то ли мужской. Скорее всего это был парик для исполнителя роли Ленского в опере "Евгений Онегин".

При виде третьего парика Юра замер.

И ВОТ НА ВИТРИНЕ УЖЕ ОСТАЛОСЬ ТОЛЬКО ДВА ПАРИКА, А ТРЕТИЙ ОКАЗАЛСЯ У ЮРЫ НА ГОЛОВЕ.

"Кудри черные до плеч", которые Владимир Ленский привез "из Германии туманной", на Юриной голове выглядели, конечно, довольно нелепо. Но в конце концов ненамного нелепее, чем прическа "под битлс", о которой Юра так мечтал.

Проходя мимо парикмахерской, Юра остановился. Долго с удовольствием рассматривал свое отражение в зеркалах. Пошел дальше. На него оглядывались.

Вполне удовлетворенный своим внешним видом, наслаждаясь впечатлением, которое он производит на окружающих, Юра неторопливо продолжал свой путь по направлению к школе.

Тем временем Виктор Петрович Красиков, ведомый своей супругой Еленой Николаевной, вошел в Юрину комнату.

Комната имела вполне благопристойный вид.

Ни шпаг, ни рапир, ни боксерских перчаток, ни ножа, ни духового ружья, ни стартового пистолета тут не было и в помине.

- Ничего не понимаю! - растерянно сказала Елена Николаевна. - Пять минут назад здесь был просто склад оружия.

- Ляля, милая, тебе надо меньше думать о Юре. Так ведь недолго сойти с ума. Вот у тебя уже и галлюцинации начались... Ну о чем ты говоришь? Какой склад оружия?

- Оставь, пожалуйста! Я не психопатка! Револьвер, финка и эти ужасные штуки для бокса... С собой он не мог все это унести... Виктор! Ты же знаешь! Во всем, что касается Юрия, у меня дикая интуиция. Поверь мне, мы теряем сына!

- Ну, Ляля! Ну, опомнись! У тебя же нет решительно никаких фактов. А факты, как известно, - упрямая вещь. Ученый может верить только фактам... Пойдем, я тебе накапаю валерьянки...

Юра в длиннющих клешах и в парике Владимира Ленского вошел в вестибюль своей родной школы. И тут ему сразу же представился случай убедиться, что, если уж человеку не везет, даже способность творить чудеса не поможет.

Первый человек, которому Юра попался на глаза, был именно тот, кого Юра сейчас меньше всего хотел бы встретить: Евгения Ивановна, директор.

- Это еще что за чучело? Конечно, Красиков? - сказала Евгения Ивановна, даже не успев еще толком разглядеть, кто скрывается в обличье Владимира Ленского. - И неужели ты думаешь, Красиков, что в таком виде я тебя допущу до занятий? Здесь советская школа, а не кафе "Аэлита"! Немедленно домой! Остригись и надень школьные брюки!..

Обескураженный Юра вышел за дверь, стащил с головы парик и запихал его в портфель. Долго, с неописуемым сожалением разглядывал он свои прекрасные клеши. Бесконечно жаль было ему с ними расставаться. Но выхода не было...

ГИПНОЗ ИЛИ ДЖИУ-ДЖИТСУ?

Юра Красиков в школьных брюках, в обычном своем виде, прыгая через две ступеньки, бежал вверх по лестнице. Лестница и школьные коридоры были пусты. Во всех классах уже давно шли уроки. Большие часы на этаже показывали без десяти девять. Юра посмотрел на них и быстро прошептал что-то себе под нос.

МИНУТНАЯ СТРЕЛКА ЧАСОВ МГНОВЕННО ОТСКОЧИЛА НАЗАД, ТЕПЕРЬ ОНА ПОКАЗЫВАЛА 25 МИНУТ 9-ГО. ТО ЖЕ САМОЕ ПРОИЗОШЛО СО ВСЕМИ ШКОЛЬНЫМИ ЧАСАМИ: НА ДРУГИХ ЭТАЖАХ, В КАБИНЕТЕ ДИРЕКТОРА. ВСЕ ЧАСЫ 44-Й ШКОЛЫ, МАЛЕНЬКИЕ, БОЛЬШИЕ, СТЕННЫЕ И ДАЖЕ РУЧНЫЕ, ПОКАЗЫВАЛИ ТЕПЕРЬ 25 МИНУТ 9-ГО.

Юра Красиков уверенно отворил дверь и появился на пороге своего класса, где уже довольно давно шел урок физики.

Последнее обстоятельство было маленькой удачей в цепи постигших Юру неудач, потому что физик в отличие от других учителей 44-й школы относился к Юре без раздражения и без предвзятости. Он даже не раз защищал Юру на педсоветах, говоря, что именно из таких живых, любознательных детей и вырастают Ньютоны.

- Ой, простите, Матвей Матвеевич, - сказал Юра физику с самым невинным видом. - Я не знал, что урок уже начался...

- Садись на место, Красиков, и не болтай пустяков. Ты отлично знаешь, что урок уже приближается к концу! - ответил физик вполне благодушным тоном.

Но Юра на этом не успокоился.

- Почему к концу? - изобразил он на лице самое искреннее изумление. Ровно полдевятого...

Сорок пар глаз устремились на классные часы. (Прекрасные электрические часы в каждом классе были предметом особой гордости администрации сорок четвертой школы.) Часы действительно показывали половину девятого.

- Я был о тебе лучшего мнения, Красиков, - сокрушенно заметил Матвей Матвеевич. - Остроумный человек может придумать не менее ста пятидесяти разнообразнейших причин своего опоздания на урок. Только самые неизобретательные и тупые дети ссылаются в таких случаях на отставшие часы.

- Но часы вовсе не отстают, - сказал Юра. - Внизу тоже полдевятого!

- И у меня полдевятого!

- И на моих!

- И у меня! - закричали обладатели собственных часов.

Матвей Матвеевич пожал плечами и, всем своим видом показывая, что он готов считаться с общественным мнением, даже если оно отстаивает заведомую ерунду, вынул из жилетного кармана золотые мозеровские часы на цепочке.

- Действительно, - озадаченно сказал он после небольшой паузы. - И на моих почему-то половина девятого... Ну что ж, поскольку мои часы не имеют обыкновения отставать, а кроме того, поскольку трудно допустить, чтобы самые разные часы вдруг отстали ровно на одно и то же время, остается предположить, что тетя Паша по какому-то недоразумению дала звонок раньше времени. Но даже если мы, к большому огорчению Красикова, начали урок на несколько минут раньше, чем нам полагалось, все лишние минуты уже ушли на выяснение этого печального обстоятельства. Посему будем считать инцидент исчерпанным и вернемся к нашим баранам. Ты можешь сесть, Красиков...

Юра сел на свое место. Расстегнул портфель, достал учебники. Он был рад, что все обошлось, но, с другой стороны, ему вовсе не улыбалась перспектива томиться на уроке физики еще целых 45 минут, в то время как на самом деле пол-урока уже прошло.

Взглянув на стенные часы, Юра беззвучно пошептал что-то себе под нос.

И В ТОТ МИГ ВСЕ ЧАСЫ 44-й ШКОЛЫ, ВКЛЮЧАЯ ВЕЛИКОЛЕПНЫЙ МОЗЕР МАТВЕЯ МАТВЕЕВИЧА, СТАЛИ СНОВА ПОКАЗЫВАТЬ БЕЗ 10 МИНУТ ДЕВЯТЬ.

Никто в классе этой манипуляции не заметил, потому что Матвей Матвеевич уже продолжал урок, а урок, надо сказать, был не совсем обычный и вопреки Юриным ожиданиям даже интересный.

Матвей Матвеевич демонстрировал классу знаменитый опыт Отто Герике.

- Итак, берем две полусферы, - говорил он, показывая два пустых металлических полушария, - и соединяем их. Вот так! Перед нами шар, полый внутри. Как видите, разъединить эти две полусферы не составляет никакого труда. Это может проделать каждый из вас... Пожалуйста! Прошу!.. А теперь мы выкачаем из шара воздух. Ну попробуйте теперь разъединить эти два полушария, - сказал физик. - Кто у вас самый сильный?

В каждое полушарие было впаяно кольцо, к каждому кольцу была привязана довольно толстая, прочная веревка.

Два самых сильных парня в классе долго пыхтели, тянули полушария каждый к себе, но у них ничего не получалось. Физик предлагал тянуть впятером, вшестером. Опыт превратился в веселую возню, напоминающую перетягивание каната.

Когда все попытки разъединить полушария кончились крахом, Матвей Матвеевич утешил запыхавшихся силачей:

- Ничего, друзья, не расстраивайтесь! Эта задача не под силу не только вам. Когда в 1654 году в городе Магдебурге Отто Герике впервые проделал свой знаменитый опыт, полусферы, из которых он предварительно выкачал воздух, не смогли разорвать восемь пар лошадей!.. Теперь вы поняли, какова сила атмосферного давления?.. Кто это там не понял? Ну, конечно! Красиков не понял! Пожалуйста, Красиков. Что ты хочешь спросить?

- Нет, я ничего я все понял, Матвей Матвеевич! Я хотел с просить: можно, я попробую?

- Красиков опять в своем амплуа! - иронически сказал физик. - Он не верит мне! Он не верит замечательному ученому XVII века Отто Герике! Он не верит своим товарищам! - Физик сделал выразительный жест в сторону пыхтящих силачей. - Он не вериг даже своим глазам! Ну что ж, Красиков, убедись на собственном опыте!

Силачи, презрительно ухмыляясь, с шуточками и издевками отдали шар Юре.

Юра взялся за кольца, и - раз!..

В МЕРТВОЙ ТИШИНЕ РАЗДАЛСЯ ЛЕГКИЙ ХЛОПОК, КАК БУДТО ПРОБКА ВЫЛЕТЕЛА ИЗ ЗАКУПОРЕННОЙ БУТЫЛКИ ШАМПАНСКОГО.

Юра легко-легко, с подчеркнутой небрежностью, как фокусник - ап! развел руки в стороны. В каждой его руке было по металлическому полушарию.

Бледный физик вошел в учительскую, ни слова не говоря, сел в углу, вынул свои великолепные мозеровские часы и сосредоточенно начал считать у себя пульс.

- Матвей Матвеевич, голубчик! Что с вами? Вам плохо! - испуганно спросила Евгения Ивановна.

- Нет, ничего... Дело в том, что Красиков...

- Как! Опять Красиков? Неужели он посмел явиться на ваш урок в этих ужасных брюках?

Какие брюки? - слабым голосом спросил физик. - При чем тут брюки? Только что на моем уроке Красиков нарушил закон Ньютона...

- Я так и знала, - сказала старенькая преподавательница пения. - Я все время твержу, что этого мальчика следует показать невропатологу.

Как только прозвенел звонок и потрясенный физик вышел из класса, самый грозный из классных силачей, здоровенный верзила-второгодник по фамилии Поперечный, мрачно потребовал у Юры Красикова объяснений:

- Так что ж, Красиков, ты, значит, теперь сильнее меня? А?..

И по привычке он уже совсем было собрался слегка смазать Красикова по лицу.

Но тут произошло нечто уж вовсе не понятное.

Не успев даже прикоснуться к Юриной физиономии, Поперечный внезапно отлетел в сторону и, потеряв равновесие, упал.

Мгновенно образовался круг болельщиков, предвкушающих веселую потеху. Акции Красикова, никогда особенно высоко не котировавшиеся на этой бирже, вдруг резко пошли в гору.

Поперечный, не пытаясь даже осознать причину своего внезапного падения, тяжело поднялся и медленно пошел на Юру, всем своим видом выражая презрение и полную уверенность, что от тщедушного противника сейчас останется мокрое место.

Девочки завизжали.

Поперечный схватил Юру за воротник рубашки. Рубашка затрещала, брызнули пуговицы.

И вдруг - опять никто не понял, как это произошло, - толкаемый какой-то непреодолимой силой, верзила Поперечный отлетел от худенького, хрупкого Юры и тяжело рухнул на учительский стол. Стол опрокинулся. Лежавшие на нем физические приборы, ручка, чернильница, забытый физиком классный журнал и прочая школьная утварь разлетелись в стороны.

Залитый чернилами Поперечный беспомощно барахтался на полу, пытаясь встать, но, толкаемый все той же непонятной и непреодолимой силой, против своей воли скользил все дальше и дальше, пока не оказался окончательно притиснутым к противоположной стене класса.

- Джиу-джитсу! - сказал кто-то из болельщиков, пытаясь найти более или менее правдоподобное объяснение случившемуся.

- При чем тут джиу-джитсу? Обыкновенный гипноз! - авторитетно разъяснил любимец учителей, эрудит и отличник Сашуня Парфенов, которого ребята звали "Паршуня", не столько имея в виду его моральный или физический облик, сколько просто так, по созвучию.

- Ах, так? Гипноз? - азартно сказал Юра. - Давай, Паршуня, на тебе попробую! Узнаешь, какой это гипноз!

Пробовать на себе, гипноз это или не гипноз, Сашуня не захотел и быстро юркнул за спины других болельщиков.

Больше скептиков не нашлось.

Таким образом, весь 6-й "В" поневоле вынужден был признать Юру Красикова самым сильным человеком в классе.

А в учительской происходило нечто вроде стихийно возникшего педсовета. В повестке дня стоял один вопрос: как быть дальше с Юрой Красиковым?

- Я думаю, товарищи, что вы все неправы! - взволнованно говорила самая молоденькая из всех учителей Анна Петровна.

Анна Петровна недавно окончила институт. Но от всех остальных учителей она отличалась не только молодостью. На каждой из ее коллег лежала тяжелая печать учительской профессии. В каждой из них за версту можно было узнать педагога. А про Анну Петровну ничего такого не скажешь. Обыкновенная московская девушка. Очень хорошенькая. Модная прическа: начес, челка.

- Нельзя действовать одними взысканиями! - убежденно восклицала Анна Петровна. - Это его только ожесточит и оттолкнет от нас!

- А как же еще прикажете действовать? Они другого языка не понимают! сказала пожилая математичка Олимпиада Васильевна, неодобрительно косясь на девушку.

- Великолепно понимают! - горячилась Анна Петровна. - Вспомните Макаренко! Если Красиков почувствует, что мы в него верим, он сразу изменится! Поручите ему какое-нибудь важное, ответственное мероприятие, и вы увидите!

- Ну хорошо, - задумчиво сказала Евгения Ивановна. - Попробуем воздействовать на Красикова.

Звенел звонок. Быстро пустели школьные коридоры. Расходились по классам учителя.

Евгения Ивановна остановилась перед дверью 6-го "В". Из-за двери доносился отчаянный топот, возня, громкие голоса.

Евгения Ивановна решительно отворила дверь и вошла. Шум немедленно прекратился. Все ребята за партами, как ни в чем не бывало, стройно встали при ее появлении. Если бы не опрокинутый учительский стол, не разбитая чернильница, не валяющиеся на полу классный журнал и физические приборы, 6-й "В" можно было бы считать образцом порядка, прилежания, отличной дисциплины.

- Что у вас происходит? Можно подумать, что здесь только что бесновалась стая диких зверей... Немедленно убрать! - распорядилась Евгения Ивановна, указывая глазами на следы разгрома, и спокойно пошла по проходу между партами, как человек, уверенный, что ему достаточно только приказать и вовсе нет необходимости следить за исполнением приказа.

Не успела она дойти до конца класса и повернуть обратно, как по молчаливому велению Юры Красикова...

...СТОЛ, СТУЛ, ФИЗИЧЕСКИЕ ПРИБОРЫ, КЛАССНЫЙ ЖУРНАЛ - ВСЕ, ЧТО СЕКУНДУ НАЗАД В БЕСПОРЯДКЕ ВАЛЯЛОСЬ НА ПОЛУ, ТОТЧАС ЖЕ ОКАЗАЛОСЬ НА СВОИХ МЕСТАХ.

- Ну вот, видите? - удовлетворенно сказала Евгения Ивановна, обернувшись и увидев картину полного благолепия. - Оказывается, в вас живет не только инстинкт разрушения. Я всегда говорила, что 6-й "В" все может... Стоит ему только захотеть!

Она села за стол и сразу приступила к делу:

- Сегодня у нас с вами большой и радостный день!

Ребята изумленно переглянулись: они понятия не имели, чем сегодняшний день отличается от всех предыдущих.

- Старейшему учителю нашей школы, - все так же торжественно продолжала Евгения Ивановна, - Марку Самсоновичу Лисовскому присвоено высокое звание заслуженного учителя республики. Сегодня в 4 часа Марк Самсонович ожидает у себя дома корреспондента из газеты, который будет писать о нем очерк. Естественно, это будет очерк не только о нем, но и обо всей нашей школе. Педагогический совет решил выделить группу учеников... Красиков, пересядь, пожалуйста, на первую парту...

- Я больше не буду, - заученно сказал Юра.

- Выделить группу наиболее достойных, - как ни в чем не бывало, продолжала Евгения Ивановна, - лучших учеников Марка Самсоновича, которые примут участие в этой встрече. Мы долго думали, кому из вас оказать это высокое доверие. И решили...

Евгения Ивановна сделала эффектную паузу, после которой стала торжественно оглашать фамилии избранных:

- В беседе с представителем печати примут участие ученики 6-го "В" класса Саша Парфенов...

Сашуня встал. И он сам и все ученики 6-го "В" класса ни на секунду не сомневались, что уж кто-кто, но он-то безусловно окажется в числе избранников.

- Лена Пыльникова...

Встала за своей партой благонравная Лена Пыльникова. Она тоже ничуть не была удивлена тем, что именно на нее пал высокий жребий.

Другая такая же благонравная девочка, наперед зная, что сейчас будет названа ее фамилия, старательно изобразила на своем лице приличествующие случаю равнодушие и безропотную готовность служить обществу. Но ее ожидало жестокое разочарование.

- И Юра Красиков! - неожиданно для всех закончила перечень избранников Евгения Ивановна.

Юра испуганно вскочил. На лице его отразилась растерянность, смешанная с подозрением: а нет ли во всем этом какого-то подвоха?

Класс принял известие о включении Красикова в число достойнейших как величайшую сенсацию века. На него оборачивались, корчили ему комические рожи. Он тоже не оставался в долгу.

- Вам троим, - уже непосредственно к избранникам обратилась Евгения Ивановна, - выпала великая честь представлять всю школу! Я уверена, что каждый из вас, - она пристально посмотрела на Юру; он мгновенно перестал комиковать и застыл под ледяным взглядом, - будет достоин доверия, которое мы ему оказали...

"ВЕРНИТЕ МНЕ МОЕГО ЛЕНЮ!.."

Марк Самсонович Лисовский был один из тех, о ком говорят: "Широко известен в узких кругах". На протяжении вот уже двух десятков лет его имя мелькало то в "Учительской газете", то в журнале "Литература в школе", то в журнале "Семья и школа", а порою даже в журнале "Дошкольное воспитание".

Статьи и заметки, сочиненные Марком Самсоновичем, подписаны были всегда скромно: "М.Лисовский, учитель". В статьях и заметках, в которых речь шла о Марке Самсоновиче (а таких тоже было немало), имя его поминалось обычно так: "Известный московский учитель М.Лисовский..." или так: "Как сообщил в беседе с нами педагог-энтузиаст М.Лисовский..."

Марк Самсонович и в самом деле был педагог-энтузиаст. Чтобы убедиться в этом, достаточно заглянуть в его квартиру, что мы с вами как раз и собираемся сделать, тем более, что трое "достойнейших" - Сашуня Парфенов, Лена Пыльникова и Юра Красиков, - поднявшись по лестнице старого московского дома, уже остановились перед дверью этой квартиры и тихо переругиваются, поощряя друг друга нажать кнопку звонка.

Марк Самсонович - худенький человек с восторженными глазами и пышной седой шевелюрой - открыл им дверь и сделал широкий приглашающий жест:

- Милости прошу!

Друзья прошли узкий коридор, который казался еще уже, чем он был на самом деле, так как по обеим его сторонам до самого потолка громоздились полки, на которых вместо книг стояли и лежали стопками в неимоверном количестве пожелтевшие от времени, исписанные школьные тетради.

Пройдя коридор, Сашуня, Лена и Юра очутились в довольно просторной, светлой комнате, которая тоже казалась гораздо более тесной, чем в действительности, из-за поистине невиданного количества разместившихся в ней книг.

Вдоль каждой стены до самого потолка, как и в коридоре, громоздились книжные полки из простых, некрашеных сосновых досок. На этих полках стояли уже не тетради, а самые настоящие книги. Огромные, толстенные и совсем тоненькие, почти брошюрки... Они стояли не по росту, в кажущемся беспорядке. Ни одна из них не была похожа на другую. Впрочем, была у всех этих книг при всем их несходстве одна общая черта: все они были без переплетов, в ветхих бумажных обложках. И почти из каждой торчали какие-то закладки. Чувствовалось, что каждую из этих книг хозяин любовно знает "в лицо", помнит мельчайшие складочки и щербинки на ее обложке, все пометки и подчеркивания на каждой ее странице.

У единственного кусочка стены, свободного от книжных полок, стояла кушетка, на которой тоже в беспорядке были разбросаны груды ветхих, старых книг. У окна разместился старинный, потускневшего красного дерева, очень дряхлый письменный стол. На нем среди множества книг и тетрадей дремал облезлый, худой кот.

Кот слегка шевельнул левым ухом, приоткрыл разбойничьи чингисханьи глаза, оглядел вошедших презрительно и опять погрузился в дремоту.

- Корреспондент явится с минуты на минуту, - суетился Марк Самсонович. - Но я надеюсь, мы с вами успеем привести все это в более или менее божеский вид...

- Успеем! - уверенно сказал Юра.

- Только вот как быть с Леней? - задумчиво спросил Марк Самсонович. И, поколебавшись немного, фальшивым заискивающим голосом позвал: - Танюра! Будь добра! Прогони Леню... Или возьми его к себе!..

Вошла худенькая девочка лет четырнадцати, холодно кивнула, взяла на руки кота и унесла.

- Марк Самсоныч, - заинтересованно спросила Лена Пыльникова. - А почему вы сами не могли его прогнать?

- А зачем мне портить с ним отношения? - резонно возразил на это Марк Самсонович. И, услышав звонок, тотчас сорвался с места. - Корреспондент!

- Ну вот! Дождались! Корреспондент уже идет, а здесь такое творится. Прямо стыдно даже! - сказала Лена. - Давайте хоть немного приберем...

- Засохни! - величественно оборвал ее Юра. - Сейчас будет полный порядок.

Лена брезгливо провела пальцем по некрашеным сосновым полкам, по старому, разваливающемуся письменному столу, по кушетке, по потертому кожаному вольтеровскому креслу. Скользнула взглядом по ветхим, жалким, растрепанным книгам.

- Я прямо удивляюсь, - сказала она. - Заслуженный учитель республики, и такая мебель! Неужели Марк Самсоныч не в состоянии приобрести какой-нибудь приличный гарнитур? И книги все такие грязные, обтрепанные... Прямо неудобно перед корреспондентом!

- Я сказал: засохни! - снова оборвал ее Юра.

Он беззвучно пошевелил губами, глядя поочередно то на стол, то на кушетку, то на полки с книгами. И под его взглядом комната преобразилась.

Вместо дряхлого старинного письменного стола появился новенький, полированный, в стиле "модерн", с портретом Бриджит Бардо под стеклом; вместо некрашеных сосновых полок - роскошные застекленные стеллажи из полированного ореха; вместо старых, растрепанных книг - ровные, аккуратные тома подписных изданий (Большая Советская Энциклопедия, полное собрание сочинений Вальтера Скотта, Библиотека приключений, Библиотека научной фантастики); вместо старого вольтеровского кресла - два изящных современных креслица на тонких металлических ножках и журнальный столик, на котором раскрыт журнал "Огонек"; вместо старой кушетки - современная тахта, покрытая пледом, телевизор на ножках, плоский, с огромным экраном.

Лена Пыльникова застыла, раскрыв рот, потрясенная всем этим великолепием.

- Ой! Юрик! Это все гипноз? Да? Гипноз?

- Ясно, гипноз! - сказал молчавший до сей поры Сашуня.

- Ха-ха! Как же! Гипноз! - саркастически ответил Юра. - Можете проверить, все настоящее!

Минуты две он наслаждался произведенным эффектом, потом вдруг спохватился.

- Тьфу ты, черт! Чуть не забыл самое главное!

Пошептав что-то себе под нос, он щелкнул пальцами.

Появился роскошный, редкой красоты и, размеров ангорский кот. Лениво потянувшись, он вспрыгнул на тахту и величественно там расположился.

Совершенно очумевшая Лена бросилась к тахте, стала играть с котом, гладить его, переворачивать на спину. Кот добродушно позволял все это с собой проделывать. В нем не было и тени Лениного нахальства. При всех своих великолепных статьях он был воплощенная деликатность и благовоспитанность.

- Что, Паршуня? Скажешь, и это гипноз? - язвительно спросила Лена, как истая женщина, сразу приняв сторону победителя. И, еще раз оглядев комнату, удовлетворенно подвела итоги: - Теперь даже иностранных корреспондентов принять не стыдно...

До иностранных корреспондентов дело пока еще не дошло. Но корреспондент из газеты действительно уже явился. Это был корректный юноша в замшевой куртке. У него было вежливое, скучающее лицо человека, смирившегося с тем, что ему, как всегда, опять всучили самое неинтересное редакционное задание.

Широким гостеприимным жестом Марк Самсонович ввел гостя в коридор, совсем как экскурсовод, показывающий посетителям залы музея.

- Здесь, - торжественно провозгласил он, - хранятся все лучшие сочинения моих учеников, классные и домашние работы, собранные за тридцать пять лет моей педагогической деятельности. А также все рукописные журналы, стихи, рассказы наиболее одаренных членов школьных литературных кружков, которыми я руководил. Должен сразу сказать, что литературный кружок - это краеугольный камень моего педагогического метода. Я всегда считал и считаю, что преподавание литературы в школе без литературного кружка есть чистейшая фикция! Вот, пожалуйста! - Марк Самсонович выхватил из скопища старых тетрадок одну. - Классная работа ученика 6-го класса "А" 635-й школы Свердловского района Димы Чепурного. Ныне это крупнейший ученый, литературовед, доктор филологических наук. В прошлом мой ученик. Или вот! - Новая тетрадка безошибочно выхвачена из скопища ей подобных. - Григорий Половинкин! Тоже мой ученик. Ныне знаменитый поэт! Слыхали, конечно?

- Ну как же, - сказал корреспондент, уверенно делая вид, что ему прекрасно знакома фамилия знаменитого поэта.

- А вот, не угодно ли! "Первое мая", стихи Паши Палева. Ученика 4-го класса "Б". Тоже писателем стал. Драматургом. И довольно известным.

- Это какой Палев? Тот самый? - оживился корреспондент.

- Вы имеете в виду песни? Да, он. Но песни - это так, между прочим. А вообще-то он писатель...

- Так он тоже ваш ученик? - Теперь в голосе корреспондента звучало уже неподдельное уважение.

- Мой, - небрежно ответил Марк Самсонович. - Среди моих учеников много знаменитых писателей. Клышко, Кутов, Кобликов, Пичугин...

- Как же, как же, - фальшивым голосом солидно протянул корреспондент.

- Ну, а теперь, - делая свой широкий приглашающий жест, продолжал Марк Самсонович, - милости прошу в мою библиотеку. Это святая святых! Собственно, с нее-то все и началось. Я начал собирать ее сорок с лишним лет назад, шестнадцатилетним мальчишкой... Должен вам сказать, что в отличие от многих библиофилов я не отношусь к книге как к фетишу. Я беспощадно подчеркиваю, загибаю страницы, если мне это нужно. Помните, как говорил Маркс? Книги - мои рабы!.. Конечно, я уверен, что вам доводилось видеть и не такие раритеты, но кое-что, полагаю, поразит и вас... Достаточно сказать, что мне удалось собрать все прижизненные издания Блока... Почти все прижизненные издания Пушкина...

Последние слова Марк Самсонович произносил уже в комнате. Рука его привычно потянулась к тем полкам, на которых должны были стоять книги, о которых он говорил, и вдруг наткнулся на холодное, мерзкое стекло.

- Что это? - отдернул он руку, как будто бы прикоснулся к змее.

Ничего не понимая, он отодвинул стекло и достал первую попавшуюся книгу. На новеньком ледериновом переплете красовалось золотое тиснение: "Луи Буссенар. Похитители бриллиантов". И золоченый череп, перекрещенный двумя стрелами.

- Что это? - еще раз спросил Марк Самсонович уже с неподдельным ужасом. Ноги его подогнулись, он непроизвольно опустился в изящное жидконогое креслице и несколько секунд полулежал в забытьи. Потом приподнял голову, испуганно оглянулся и слабым голосом, ни к кому конкретно не обращаясь, сказал:

- Боже мой! Где я?

- Марк Самсоныч! Не волнуйтесь, вы дома. Вы у себя дома, - как маленькому, объяснила ему Лена. - Это сделал Красиков. Но не думайте, пожалуйста. Это не гипноз! Юра Красиков, он еще и не такое может!

- А книги? Где мои книги? Моя библиотека!

- Я их пока на нашем школьном дворе сложил, где макулатура, - сказал Юра.

- Мои книги - макулатура?! - Марк Самсонович опять в изнеможении откинулся на спинку кресла и закрыл глаза.

- Быстро давай назад все его барахло! - тихо сказал Юре Сашуня.

- Ну что ты стоишь, как бревно? Он же умереть может! - тормошила Юру Лена.

Юра пожал плечами.

Вместо полированных застекленных стеллажей опять появились некрашеные сосновые полки с растрепанными старыми книгами.

- Мои книги! - не веря своим глазам, умильно воскликнул приведенный в чувство, ничего не понимающий Марк Самсонович. - Какое счастье! Боже, как вы меня напугали!

Дрожащими руками он перебирал обложки, страницы, гладил корешки.

- А это что? - вдруг с ужасом указал он на полированный стол с портретом Бриджит Бардо. - Немедленно верните мне мой стол!

- Пожалуйста! Я ведь хотел как лучше! - оскорбленно сказал Юра.

Появился прежний стол, заваленный книгами и тетрадями.

Ангорский кот, лежавший на тахте, заинтересовавшись перестановкой мебели, потянулся, соскочил с тахты и вспрыгнул на стол.

- Что это? Брысь! - закричал Марк Самсонович. - Откуда этот зверь? Вон! Немедленно вон отсюда!

- Это вместо вашего облезлого Лени, - сказал Юра. - Его, небось, вы боялись прогнать, а такого красавца гоните.

- Разве можно даже сравнивать его с вашим страшилищем! - сказала Лена. - Пусть хоть он останется, а?

- Нет! Ни в коем случае! Немедленно верните мне Леню! - истерически закричал Марк Самсонович.

Вместо роскошного ангорского кота на столе появился тощий и наглый Леня.

Марк Самсонович схватил своего любимца и исступленно прижал к груди. Он гладил его, целовал, не выпускал из рук, опасаясь, как бы он опять не был подменен невесть откуда взявшимся чужим котом.

- Скажите, - указывая на Юру, обратился к Марку Самсоновичу в суматохе, всеми забытый корреспондент. - Этот мальчик - тоже ваш ученик? Интересное как он это делает? Очевидно, какая-то особая форма гипноза?

И тут даже вечный скептик Сашуня Парфенов не выдержал.

- Какой там гипноз, что вы! - сказал он. - Можете потрогать, все настоящее...

Корреспондент попытался потрогать Леню. Тот злобно зашипел, выпустил когти и яростно ударил лапой корреспондента по руке.

- Черт его знает! Кажется, и в самом деле не гипноз, - зализывая исцарапанную руку, неуверенно сказал корреспондент. - Очевидно, мы имеем дело с явлением, пока еще неизвестным науке...

Он достал из кармана блокнот, шариковую ручку. Выражение вежливой скуки на его лице окончательно уступило место живому и неподдельному интересу.

НЕОБХОДИМО ТРУДОВОЕ ВОСПИТАНИЕ...

Виктор Петрович и Коля возбужденно бегали по кабинету, время от времени бросая друг другу раздраженные, запальчивые фразы.

За время, прошедшее с тех пор, как мы их оставили, температура их давнишнего спора повысилась на несколько градусов. Но сам спор ни на йоту не сдвинулся с мертвой точки.

- Обязательно надо ставить эксперимент! - горячился Коля.

- Какое легкомыслие! Это недостойно настоящего ученого! - сердито возражал. Виктор Петрович.

- А страх перед собственным открытием? Это достойно настоящего ученого? - ехидно спрашивал Коля.

Трудно сказать, до каких взаимных оскорблений дошли бы учитель и его любимый ученик, если бы этот бурный разговор не был прерван внезапным появлением Елены Николаевны.

Она стремительно ворвалась в кабинет и швырнула на стол перед Виктором Петровичем какую-то потрепанную тетрадку:

- Вот! Пожалуйста! Полюбуйся! Доигрались с вашей наукой!

Тетрадка при ближайшем рассмотрении, оказалась Юриным дневником. Виктор Петрович взял его в руки и с некоторой, опаской стал перелистывать.

Каждая страница дневника была испещрена надписями. Иные надписи носили характер спокойной и суровой констатации факта: "Мальчик крайне ленив!" Или: "Безобразно вел себя на уроке химии". Или: "Играл в волейбол во время классного часа". Но гораздо больше было надписей, представлявших собой патетические и грозные обращения к родителям. Каждая такая надпись, по мысли писавшего, должна была потрясти сердце того, к кому она была обращена. И каждая из них была в то же время возгласом отчаяния, сигналом бедствия, воплем о помощи: "Родители! Ваш сын крайне развязен! Обратите внимание на воспитание вашего сына!" Или: "Родители! Ваш сын не приучен к порядку и к работе!" Или совсем кратко: "Родители! Вовремя займитесь сыном!"

Болезненно щурясь, Виктор Петрович листал этот потрясающий документ, при каждом возгласе, обращенном к нему, испуганно втягивая голову в плечи. Но Елена Николаевна не давала ему сосредоточиться на одной какой-нибудь странице.

- "На уроке не работал, мешал другим!" Это ерунда! - говорила она, быстро листая дневник. - "Родители! Ваш сын Груб и плохо воспитан!" Это тоже тебя не касается! Это уж я как-нибудь сама... Ага, Вот! Полюбуйся, пожалуйста! Учитель физики обращается прямо к тебе! Читай!

Виктор Петрович отодвинул слегка дневник, подсунутый женой к самым его глазам, и, запинаясь, проглатывая слова, прочел вслух:

- "Уважаемый тов. Красиков! Ваш сын на моем уроке проделал ряд фокусов, противоречащих данным современной науки. Я знаю, что институт, которым вы руководите, занят разработкой... Относясь с большим уважением к вашим работам и к вам лично... Полагаю, что вы напрасно сделали объектом столь серьезного эксперимента своего сына... Мальчик легкомысленно воспользовался своими преимуществами для дискредитации педагога и тем самым способствовал ущемлению авторитета науки в глазах других учащихся..."

Дочитав это обращение до конца, Виктор Петрович повел себя очень странно. Он подошел к Коле, схватил его за лацкан пиджака и стал трясти, приговаривая:

- Ну, что? Теперь вы довольны? А?! Сделал объектом эксперимента... Какой кошмар!.. Это все ваши штуки!..

Отпустив наконец ошеломленного Колю, Виктор Петрович достал ключ, отпер бюро, вынул колбочку, посмотрел ее на свет. Убедившись, что колбочка по-прежнему наполнена и крышка ее аккуратно завинчена, он поставил ее на место, снова запер бюро и облегченно перевел дух.

- Ф-фу! Колечка, простите меня, ради бога! Впрочем, вы сами виноваты. Скоро вы доведете меня до психоза, честное слово!

- Да в чем дело, Виктор Петрович? При чем тут я?

- Как при чем? Вы знаете, какая нелепость сейчас мне пришла в голову? Я подумал: вот мы спорим с вами, ставить эксперимент или нет, а эксперимент уже идет!

- Ага! Понял! Вы решили, что Юрка... Да-а, так и в самом деле недолго рехнуться!.. А, по правде говоря, мне жаль, что это оказалось ложной тревогой. Если вы категорически против, пусть бы уж хотя бы Юрка...

- Вы сошли с ума! Если бы это подтвердилось, я бы умер от разрыва сердца!

- Ну, конечно! - ворвалась в разговор Елена Николаевна. - Если бы что-нибудь случилось с вашей проклятой микстурой, ты бы умер от разрыва сердца. А на сына тебе наплевать! Вместо того, чтобы помочь ребенку завоевать в школе авторитет, ты со своей наукой только создаешь ему дополнительные трудности!

- Какие трудности, Ляленька! Это - просто недоразумение. Я напишу этому педагогу записку.

- При чем тут педагог! Дело не в педагоге! Дело в том, что ты опять отдалился от Юрия. Было время, ты к нему приблизился. А теперь снова от него отошел... Я говорила с Раей Стацинской, ты напрасно улыбаешься, Рая очень умная женщина, она сказала, что мальчика надо во что бы то ни стало определить в какую-нибудь спортивную секцию. В этом возрасте важно, чтобы он постоянно был занят, чтобы у него не было буквально ни минуты свободной... У меня уже был разговор с Юрием на эту тему. Он согласен...

- Вот и великолепно! - сказал Виктор Петрович.

- Ну да, но Юрий заявил, что не желает заниматься никаким другим видом спорта, кроме самбо. Ты знаешь, что такое самбо? Это ужас! Они хватают друг друга и как-то там перекидывают через себя... Но, с другой стороны, я уже готова на все. Пусть самбо! Пусть что угодно, только бы мальчик не был предоставлен самому себе...

- Без-зу-словно! - рассеянно сказал Виктор Петрович. - Как вы думаете, Колечка? Вовсе не худо, если парень в случае чего сумеет сам за себя постоять?..

- Конечно, конечно, - с готовностью подтвердил Коля. - Я сам в свое время увлекался. Самбо - это вещь!

- Хорошо, пусть самбо! - согласилась Елена Николаевна. - Но не думай, пожалуйста, что на этом все проблемы кончаются. Необходимо что-то еще. Правда, в последнее время я немного успокоилась. С тех пор, как к нему стали ходить этот Саша и Леночка. Особенно Леночка. Все-таки девочка, знаешь... Это как-то невольно облагораживает...

Виктор Петрович очень боялся, как бы его опять не обвинили в том, что он участвует в разговоре формально.

- Девочка? - сказал он глубокомысленно. - Это тоже, знаешь, палка о двух концах...

- Какие пошлости ты говоришь! - искренне возмутилась Елена Николаевна. - Лена в высшей степени интеллигентная девочка! Я уверена, что она оказывает на Юру благотворное влияние!

- Вот и прекрасно! - сказал Виктор Петрович, опять потеряв бдительность и не сумев утаить, что поглощен какими-то своими мыслями.

- Виктор! - Голос Елены Николаевны задрожал от еле сдерживаемых слез. В конце концов ты отец или не отец? Почему твоя голова работает только в одном направлении? Ты ведь умный! Ну, придумай что-нибудь!

Виктор Петрович послушно стал думать и наконец нашел выход из положения:

- Необходимо трудовое воспитание, вот что. Все горе в том, что он у тебя бездельник. Ты его избаловала! Хоть раз в жизни ты пробовала послать его в магазин?

Елена Николаевна была слегка сбита со своих позиций этой неожиданной атакой. Виктор Петрович опять оказался на коне. Не зря великие стратеги древности говорили, что лучший способ обороны - нападение.

В Юриной комнате интеллигентная Лена Пыльникова оказывала на Юру и заодно на присутствующего здесь Сашуню благотворное влияние. Это выражалось в том, что она учила их играть на гитаре.

- Хватит тебе! Ты долго уже, теперь я! - Юра отнял гитару у Сашуни и, мучительно фальшивя, попытался воспроизвести на одной струне первую фразу известной песни "Во саду ли, в огороде...".

Он отчаянно старался, пыхтел, отбивал такт ногой.

- Не так! Идиот! - с абсолютным сознанием своей власти над ним сказала Лена и покровительственно показала, как надо.

Юра, не реагируя на оскорбление, послушно выполнил указание своей наставницы.

Вошла Елена Николаевна. В руках ее была тарелка с яблоками. При ее появлении Лена и Сашуня мгновенно преобразились.

- Здрасьте, - вскочила Лена.

- Здравствуй, детка. Ешьте яблоки, обед еще не скоро.

Сашуня, вежливо наклонив голову, взял яблоко. Лена, соблюдая приличия, сначала отнекивалась:

- Ой, что вы, спасибо, мне не хочется.

Наконец и она уступила:

- Большое вам спасибо! - и тоже взяла яблоко.

Покончив с церемонией угощения, Елена Николаевна умильными глазами смотрела на Юру, который старательно пытался воспроизвести все на той же одной струне последующую музыкальную фразу: "Де-ви-ца гу-ля-ла-а-а..."

- Ну вот, видишь? - назидательно сказала Елена Николаевна, когда и эта отчаянная попытка увенчалась успехом. - Потрудился немного, и получилось!.. Вообще-то он способный, - обратилась она к Лене. - Но ему не хватает усидчивости...

- Без труда не выудишь и рыбку из пруда, - подхалимским голосом сообщил Сашуня.

И тут Елена Николаевна сразу вспомнила о главной педагогической цели своего появления.

- Да, Юрик, у меня к тебе просьба, - решительно сказала она. - Вот тебе деньги, сходи в молочную. Возьмешь триста грамм масла, две бутылки кефира и две бутылки молока.

- Вот еще! - возразил Юра. Он был явно ошеломлен таким поворотом событий.

- Ты как со мной разговариваешь? Лена, Саша! - обратилась Елена Николаевна к общественному мнению. - Вы тоже так отвечаете своим родителям, когда они просят вас сходить в магазин?

- Ну что вы! - сказал Сашуня, решительно отметая такое ужасное подозрение.

- Не волнуйтесь, Елена Николаевна, он сходит. Мы сейчас вместе сходим, - сказала Лена.

- Ладно, так и быть, схожу, - уступил Юра под давлением обстоятельств. - Через полчасика!

- Не через полчасика, а сейчас. Скоро перерыв, молочная закроется.

Многозначительно взглянув на Лену: правильно, мол, оказывай и впредь благотворное влияние! - Елена Николаевна ушла.

Юра вяло дал подзатыльник Сашуне, показал кулак Лене и лениво начал зашнуровывать кеды.

- Триста грамм масла, две бутылки молока... - тупо бормотал он себе под нос, чтобы не забыть.

И вдруг простая мысль осенила его.

В молочной девушка продавщица отрезала от большого куска триста граммов масла, кинула на весы, добавила еще крохотный кусочек, быстро и ловко завернула в бумагу, подала покупательнице. Та протянула руку, чтобы взять покупку. Но взять сверток она не успела. Масло исчезло.

- Чего вы ждете? Следующий!

- А масло?

- Очки наденьте! Я вам только что дала ваше масло!

- Я не брала.

- В сумку свою загляните получше.

- Слушайте, я ведь не слепая!

- А я, по-вашему, что, ненормальная?

Юра в своей комнате, беззвучно шевеля губами, сосредоточенно смотрел на пустой стол.

На столе появился сверток с маслом, бутылка кефира, затем вторая.

- Юрик! Ты еще не ушел? - раздался за дверью голос Елены Николаевны.

- Не-ет! - ответил Юра, делая отчаянные знаки друзьям.

Сашуня и Лена быстро спрятали кефир и масло под кушетку.

- Купи заодно еще два десятка яиц. Денег тебе хватит!

- Ла-адно! - громко ответил Юра матери. И тут же вполголоса, деловито сказал Сашуне и Лене: - Значит, масло есть, кефир есть. Осталось молоко... Да, еще яйца...

В молочной тем временем разыгрался уже настоящий скандал:

- Молодежь! - в сердцах говорила пожилая покупательница. - А еще объявлений каких понавесили! - указала она на плакатик "Вас обслуживает бригада коммунистического труда". - Постыдились бы!..

Девушка-продавщица плакала.

На шум вышел щекастый парень, как видно, бригадир или заведующий.

- В чем дело? - строго спросил он. - У Кругликовой опять недостача?

- Ой! Я прямо и сама не знаю, что это такое делается! Только что были здесь две бутылки молока, и вдруг нету! - навзрыд причитала Кругликова.

- То есть как это "были и нету"? Чудес на свете не бывает! авторитетно разъяснил щекастый.

И вдруг застыл, разинув рот.

Яйца, стоявшие в специальной установке из папье-маше, одно за другим начали исчезать. Несколько секунд - и вот уже почти все ячейки, которые только что были заполнены, опустели.

- Шестнадцать, семнадцать, восемнадцать... - считал Юра.

На столе перед ним одно за другим появлялись яйца.

- Девятнадцать, двадцать! Стоп!

Появление яиц прекратилось.

- Юрик! Ты все еще не пошел? - раздался за дверью голос Елены Николаевны.

- Ну что шумишь? - добродушно-фамильярно, с сознанием своих заслуг перед семьей отозвался Юра. - Давно уже все принесли.

- Смотри как быстро! Я и оглянуться не успела. Ну, что? Стоило пререкаться с матерью из-за такого пустяка? - оживленно говорила Елена Николаевна, заглядывая в комнату и забирая продукты.

Внезапно лицо ее страшным образом изменилось. Прижав руки к груди, расширенными от ужаса глазами смотрела она на стол, где лежала нетронутая, неистраченная, даже неразмененная пятерка.

- Юрий! - сказала она трагическим шепотом. - Вот пять рублей, которые я тебе дала. Они целы. Своих денег у тебя нет и не может быть. Немедленно отвечай: где ты взял деньги на продукты?!

- Я не помню, - по-дурацки ответил Юра. И сразу же сообразил, что влип.

- Юрий! Ты ведь знаешь, я могу простить тебе все, только не ложь. Лучше скажи правду, как бы она ни была ужасна!

Юра изо всех сил пытался выкарабкаться из болота, в котором случайно очутился, но, как всегда бывает в таких случаях, делал одно неловкое движение за другим и в результате увязал все глубже и глубже:

- Сам не знаю, откуда они взялись. Сунул руку в карман, а там какая-то бумажка. Я думал, это те, что ты мне дала...

- Не лги! - тут же уличила его Елена Николаевна. - У мальчика твоего возраста не может быть таких карманных денег!

Юра тоскливо смотрел в сторону и молчал.

И вдруг совершенно неожиданно пришло спасение.

- Ой, это, наверно, мои пять рублей! Ну, конечно! - сказала Лена. - Мне мама дала новые кеды купить. У меня кеды совсем порвались. Мне из-за этого даже один раз отметку чуть не снизили по физкультуре... Я дала ему спрятать в карман, у меня кармана нету, неудобно ведь деньги все время в кулаке держать... А потом и сама забыла... Большое вам спасибо, что напомнили...

Лена взяла со стола пятерку.

Дело таким образом выяснилось, и у Елены Николаевны сразу же стало легко на сердце.

- Боже, как вы меня напутали! - облегченно вздохнула она, - Глупые дети! Ну разве можно быть такими растяпами?

"БЕНЗИН ВАШ, ИДЕИ НАШИ..."

Юра, Лена и Сашуня вышли из подъезда Юриного дома.

- Спрячь, тупица, - сказала Лена, отдавая Юре пятерку. - Не умеешь врать, лучше совсем молчи!.. "Сунул руку в карман, а там какая-то бумажка..." - передразнила она растерянное и беспомощное Юрино вранье.

- Да, сынку, не помогли тебе твои ляхи! - сказал начитанный Сашуня.

- Какие ляхи? - мрачно Спросил Юра.

- Я говорю, не помогла тебе твоя телепатия!

- Ну ее к дьяволу, - эту телепатию! - буркнул Юра. - Одни неприятности от нее!

- Неприятности не от телепатии, а оттого, что телепатия дураку досталась, - назидательно сказал Сашуня.

- Это почему же я дурак, интересно?

- А потому дурак, что величайшее научное открытие на ерунду тратишь.

- Интересно, на что бы ты его потратил? - вмешалась Лена.

- Да уж, во всяком случае, не на кефир!

- Ой! Мальчики! Я придумала! - вскрикнула Лена.

- Что придумала? - спросил Сашуня.

- Водка - страшное зло! - сказала она, задумчиво глядя в пространство.

- Что это с ней? - спросил Юра.

- Юрка, я придумала! Ты должен спасать людей от пьянства!

- Еще чего! - сказал Юра.

- Тебе ж это ничего не стоит! Ты же можешь сразу уничтожить всю водку! - развивала Лена свою идею.

- Новую сделают, - неуверенно сказал Юра.

- Стоп! В этом что-то есть! - сказал Сашуня. - Зачем всю уничтожать? Как увидим, что кто-нибудь хочет надраться, быстро меняем ему водку на боржом, коньяк - на квас. Небольшая рокировочка! Соображаешь?

Юра постепенно начал соображать. И чем больше он соображал, тем больше эта идея начинала ему нравиться.

Юра, Лена и Сашуня, примостившись за металлическим парапетом открытого кафе на Арбатской площади, пристально изучали посетителей, пытаясь выделить среди них алкоголиков.

Сразу же их внимание привлекла большая компания, разместившаяся за двумя сдвинутыми вместе столами в центре зала. К компании как раз в этот момент подошел официант с подносом, уставленным бутылками. Бутылки, одна за другой, переходили с подноса на столы. Появление каждой новой бутылки сопровождалось удовлетворенными, предвкушающими возгласами компании.

- Годится! - сказал Сашуня, толкая Юру в бок. Юра кивнул.

Тотчас же на столах вместо бутылок "Столичной" и "Российской" оказались бутылки нарзана и боржома.

- А нельзя ли чего-нибудь... э-э-э... посущественней! - робко намекнул самый деликатный представитель веселой компании, разочарованно вертя в руках бутылку боржома.

- Да-а, поскупился Иван Андреич! Поскупился! Где ж это видано? Такое дело нарзаном обмывать! - бурно поддержал его другой.

- Эй, милок! Ты чего это нам принес? - крикнул официанту красный от стыда и гнева Иван Андреевич. - Так дело не пойдет!

Официант вернулся к сдвинутым столам. Между ним и компанией началась оживленная перепалка.

Тем временем в поле зрения наших героев попал другой столик. За ним сидели двое мужчин. На столе стоял графинчик с коньяком, рюмки и тарелочка с несколькими ломтиками черного и белого хлеба. Рюмки были налиты.

- Ладно уж, давай! - сказал один и решительно поднял рюмку.

- Да потерпи ты минуту, ей-богу! Закусить-то надо или нет?

Нетерпеливо озираясь, мужчина поставил рюмку на стол.

- Годится! - сказал Сашуня, толкая Юру локтем. Юра кивнул.

Никаких изменений с графином, рюмками и коньяком как будто не произошло.

Появился официант, поставил на столик тарелочки с салатом, еще какую-то закуску. Друзья радостно чокнулись и выпили. И тотчас же их лица выразили такую высокую степень отвращения, что Юра Красиков, переглянувшись с Сашуней, удовлетворительно отметил:

- Порядок!

Не было никаких сомнений, что его вмешательство и тут сыграло роковую роль.

Стремительно разрастался скандал. Зазвучали гневные голоса:

- Жулики!

- Заведующего сюда!

- Я тебя выведу на чистую воду!

За одним из столиков сидел знакомый нам корреспондент из газеты в замшевой куртке. С ним была очаровательная тоненькая девушка. На столике перед ними стоял графинчик с коньяком, нарезанный ломтиками лимон, закуска.

- Слушай, по-моему, здесь как-то слишком оживленно! - сказала девушка.

- Спокойно, Ритатуля! Не обращай внимания, будем наслаждаться жизнью! легкомысленно ответил корреспондент.

Но насладиться жизнью им не удалось.

Корреспондент заметил Юру, Лену и Сашуню, прижавшихся к парапету. Внезапная догадка озарила его лицо. Мгновенно забыв о своем намерении спокойно наслаждаться жизнью, корреспондент встал из-за стола и быстрым шагом направился к ребятам.

Этот маневр вовремя заметил Сашуня.

- Юрка! Атас! - крикнул он.

Юра мгновенно оценил обстановку и, схватив Лену за руку, побежал вслед за Сашуней.

- Эй! Ребята! Погодите! Да не бойтесь меня! Вот чудаки! - кричал корреспондент, лавируя между столиками, расталкивая скандалящих посетителей и оправдывающихся официантов. Но, когда он наконец протиснулся к парапету, ребят там уже не было.

Убедившись, что предполагаемых виновников скандала ему все равно не догнать, корреспондент вернулся за свой столик. Достал блокнот, лихорадочно стал его листать.

- Прямо горишь на работе, ни дня без строчки, - насмешливо сказала Ритатуля.

- Да нет, понимаешь, я этого парня давно уже засек. У меня тут даже где-то его фамилия записана. И номер школы. Странный парень...

Он поднял рюмку с коньяком, поднес ее к губам, выпил. Нет, это был явно не коньяк. Бурда какая-то. То ли квас, то ли просто подкрашенная водичка. Однако вместо досады или негодования на лице корреспондента отразилось выражение самого неподдельного восторга.

- Па-тря-сающе! - сказал он в пространство и быстро-быстро начал что-то строчить в своем блокноте.

Юра, Лена и Сашуня перебежали Арбатскую площадь, нырнули в тоннель подземного перехода, выбежали на бульвар. Им казалось, что за ними гонятся. В ушах у них все еще звучали громкие, возбужденные голоса обманутых посетителей кафе.

Только очутившись на бульваре, они почувствовали себя в безопасности и, задыхаясь, плюхнулись на скамью.

- Неужели он нас узнал? - спросил Юра, еле переведя дух.

- А ты как думал?

- Что же теперь будет?

- А ничего не будет. Доказать-то все равно ничего нельзя, Ты только смотри, сам не проболтайся, - посоветовал Сашуня. - А главное, не дрейфь.

- Мы на правильном пути... Я все понял. Тебе надо лечить больных.

- Ты что? - Юра красноречиво покрутил пальцем около лба.

- Между прочим, не так глупо, - одобрила Лена. - Можно, например, зубы рвать...

- Зачем зубы? - сказал Юра, постепенно начиная понимать все преимущества новой идеи. - Зубы - это мелочь! Я знаю, что надо сделать! Надо попробовать на Кострикине!

- Вот это блеск! - сказал Сашуня, - Как это мне сразу в голову не пришло! Это действительно идея!

Он поглядел на Юру, словно не узнавая его, и сказал по обыкновению насмешливо, но в то же время уважительно:

- Смотри! Дурак, дурак, а - дурак!

Витька Кострикин был одноклассником Юры, Лены и Сашуни. Всего за несколько дней до того, как Юра Красиков стал "телепатом", Витька упал с турника, сломал ногу и на "Скорой помощи" был увезен в больницу Склифосовского.

Говорили, что лежать Витьке в больнице со сломанной ногой предстоит еще очень долго, несколько месяцев, а то и полгода.

Разыскав хирургическое отделение больницы имени Склифосовского и не без труда выяснив номер Витькиной палаты, Юра, Лена и Сашуня наткнулись на неожиданное препятствие.

- Посетительский день был вчера! Не видите, что ли? Пятница, от двух до пяти, - непреклонно заявила флегматичная нянечка в раздевалке и категорически отказалась выдать ребятам белые халаты.

Ребята совсем было уже собрались отложить исполнение своего плана до следующего "посетительского дня", но Сашуня вовремя сообразил:

- Давай пускай в ход свою телепатию.

- Последний раз спрашиваю, дадите халат? - дерзко спросил Юра у вредной старухи.

- Иди, мальчик, иди отсюдова! - как и следовало ожидать, ответила старуха.

- Ну и ладно, без вас обойдемся, - сказал Юра, и тотчас, к изумлению бедной гардеробщицы...

...На нем, на Лене и на Сашуне оказались халаты, причем не куцые и застиранные, а накрахмаленные, сверкающие ослепительной белизной, хрустящие, и не внакидку, как у посетителей, а надетые в рукава и аккуратно завязанные сзади тесемочками, как у хирургов.

- А если там кто-нибудь из врачей? Что мы скажем? - робея, спросил Юра.

- Не дрейфь, телепат! Бензин ваш, идеи наши! - подбодрил его Сашуня.

И они вошли.

ЧЕРНАЯ НЕБЛАГОДАРНОСТЬ

Витька лежал в очень живописной позе. Нога его в плотной гипсовой упаковке была задрана кверху и подвешена чуть ли не к потолку с помощью сложного приспособления, напоминающего самолет неизвестной конструкции.

В палате, помимо Витьки, было еще человек восемь. Некоторые из них были ходячие: с переломами рук. Некоторые сидели, вынимали из тумбочек какую-то снедь, закусывали. Некоторые лежали в таких же живописных позах, как Витька.

- Здравствуйте, товарищи! - сказал Сашуня очень солидно: у него был свой план действий.

- Здравствуйте, молодежь, - сказал пожилой сидячий больной. - Откуда же вы такие будете?

- Мы из Вияка, - не моргнув глазом, ответил Сашуня. - Из Всесоюзного института ядерных комбинаций. Практиканты.

- Такие молоденькие и уже практиканты, - не слишком даже удивляясь, сказал сидячий больной. - Из ядерного? Как же, знаю. Это где атомом лечат? Ох, милые вы мои, уж обижайтеся, не обижайтеся, а не верю я в этот ваш атом...

Пожилому, как видно, очень хотелось поговорить на атомные темы. Но Сашуня разговаривать с ним больше не стал. Деловитой походкой подошел он к Витькиной койке и сказал вполголоса:

- Здравствуй, Кострикин. Учти, ты нас не знаешь. Мы практиканты, будем пробовать на тебе новый метод лечения.

- Так я вам и дался! - сказал Кострикин, слабо ориентируясь в обстановке.

- Чудик! Это либо выйдет, либо нет. А больно не будет! - сказал Юра.

- Видали мы таких! Не будет... Они тоже сначала говорили "не будет". А потом я, знаешь, как орал? Несмотря, что усыпляли.

- Да что ты с ним разговариваешь? Ты делай свое дело! - сказала Лена.

Сашуня тоже поторопил:

- Быстро! А то войдет кто-нибудь...

Осмотрев ногу Кострикина, Юра озабоченно покачал головой и громко спросил, обращаясь к Сашуне:

- Комбинация? Пунктуация? Операция?

- В данном случае, мне кажется, надо прибегнуть к тирьямпампации, важно ответил Сашуня.

Юра, многозначительно кивнув, стал "гипнотизировать" ногу Кострикина.

- Ну, как? - спросил он, выждав для приличия две-три секунды.

- Что как? - не понял Кострикин.

- Попробуй, ногой пошевелить можешь?

- Сказал тоже! Пошевелить. Мне даже подумать об этом страшно. У меня, знаешь, какой перелом? Со смещением коленного сустава. У меня кость не туда растет. Мне еще месяца три в таком подвешенном виде тут болтаться. А потом снова учиться ходить, как маленькому. Я, может, из-за этого на второй год останусь!

Чувствовалось, что Кострикин не столько даже был огорчен, сколько гордился своим замечательным переломом.

Юра подумал и еще раз "погипнотизировал" Витькину ногу.

Бинты и гипс исчезли. На "самолете" покоилась совершенно голая Витькина нога.

- Ну-ка, шевельни слегка. Не бойся! - приказал Юра Кострикину.

Кострикин пошевелил большим пальцем ноги.

- Не бойся! Не бойся! Смелее шевели!

Кострикин осторожно повертел ступней.

- Вроде не больно, - удивился он.

Юра "погипнотизировал" ногу в третий раз.

"Самолет" медленно опустился на койку, бережно неся свой груз, и растворился в воздухе. Теперь прямо на одеяле лежала самая обыкновенная, нормальная, здоровая на вид нога.

- А ну-ка согни коленку, - приказал Юра.

Кострикин послушно согнул колено.

- Теперь встань!

Кострикин босиком стал на пол.

- Попрыгай!

Кострикин прыгнул, присел. Снова прыгнул.

- Не болит! - заорал он диким голосом, в бешеном темпе выделывая ногами чарльстон. - Совсем не болит!

- Ай да практиканты, - сказал пожилой сидячий больной, с интересом наблюдавший картину кострикинского исцеления. - И мне, что ли, попробовать полечиться атомом? Слышь, практикант, а вреда от вашего лечения не будет?

- Этот вопрос в настоящий момент изучается, - небрежно кинул Сашуня. Увидев, что его ответ произвел на собеседника крайне неблагоприятное впечатление, он быстро стал делать Юре знаки: давай закругляйся, мол, пора!

Юра беззвучно пошевелил губами.

Больничная пижама Кострикина исчезла. На смену ей явились обыкновенные брюки, рубашка, свитер, ботинки.

Подумав, Юра еще что-то пробормотал себе под нос.

И, как последний штрих, появился на Кострикине хирургический, хрустящий, накрахмаленный белый халат.

Теперь в палате оказалось четверо "практикантов" вместо трех. Деловитой походкой направились они к двери.

В 6-м "В" шел урок геометрии. Вела урок Олимпиада Васильевна - та самая пожилая учительница, которая на педсовете выражала недовольство по поводу чрезмерного мягкосердечия молоденькой Анны Петровны.

- О-о! Кострикин в классе? - удивилась Олимпиада Васильевна. - А мне говорили, что ты болен. Очень хорошо! А то бы ты у меня так и остался в этой четверти неаттестованным. Иди к доске!

Кострикин, тоскливо озираясь, как приговоренный к казни, пошел отвечать, урок.

Он взял тряпку и медленно, со вкусом начал вытирать доску. Уже давно на чертой, сверкающей влажным глянцем поверхности не было ни единого, даже крошечного мелового пятнышка, а Кострикин с диким рвением все тер и тер доску тряпкой, лишь бы оттянуть момент казни.

- Через точку пересечения диагоналей параллелограмма ABCD... диктовала Олимпиада Васильевна. - Ну, что же ты? Записывай!

- Счас! - сказал Кострикин, бросая на доску последний придирчивый взгляд взыскательного художника.

- Параллелограмма ABCD... Перестань тереть доску! Ты скоро протрешь ее насквозь!.. Проведен отрезок ММ. Точки М и N лежат на сторонах параллелограмма... Доказать, что АМ равно СМ...

Пока Олимпиада Васильевна, отвернувшись от класса, диктовала Кострикину задачу, класс жил своей жизнью.

Лена Пыльникова написала записку, сложила ее конвертиком и передала соседке, указывая на Юру Красикова.

Юра развернул записку, прочел: "Подумать только, если б не мы, Кострикин сейчас лежал бы и лежал с подвешенной ногой. Тебе приятно, что это мы его вылечили? Мне жутко приятно. Л.П.".

Юра прочел записку. Самодовольно улыбнулся. Написал ответ, сложил конвертиком, передал соседу, указывая на Лену.

После долгих мучений изобразив наконец на доске требуемую фигуру, Кострикин торжественно откашлялся.

- Готов? Ну что ж, мы тебя слушаем, Кострикин! - сказала Олимпиада Васильевна и постучала карандашом по столу. - Ну? Что же ты молчишь? после ужасной для Кострикина паузы тоном ангельского терпения произнесла она.

- Олимпиада Васильевна! Вы, может, не знаете... Я позавчера с турника упал. Меня на "Скорой помощи" увезли. У меня перелом коленной чашечки...

Для убедительности Кострикин несколько раз согнул и разогнул больную ногу.

- Не ври хотя бы так нагло, Кострикин! - сказала Олимпиада Васильевна. - С переломом коленной чашечки ты бы не стоял тут перед нами.

- А меня Красиков вылечил. С помощью телепатии...

- Я была уверена, что без Красикова тут не обошлось! - сказала Олимпиада Васильевна. - Как бы то ни было, свойства параллелограмма ты обязан знать. Мы с вами сидим на этом материале уже больше месяца!

Кострикин молча глядел в пол, понимая, что никакие оправдания ему не помогут.

Пока у доски происходила эта драма, Юрина записка путешествовала по всему классу, с парты на парту, и дошла наконец до Лены. Лена развернула ее, прочла:

"Конечно, приятно! А ты как думала? Слыхала, что Олимпиада говорит? Если б не мы, он так бы и остался в этой четверти неаттестованным. Ю.К.".

- Ну что ж, Кострикин, - говорила тем временем Олимпиада Васильевна. Ничего не поделаешь! Будет у тебя в этой четверти двойка! Садись!

Кострикин в растрепанных чувствах поплелся на свое место рядом с Красиковым.

- Все из-за тебя! - плюхнувшись на парту, яростно зашептал он Юре. Лежал бы сейчас спокойненько с подвешенной ногой, научную фантастику читал!

- Ах ты!.. - Юра был потрясен человеческой неблагодарностью. - Если б не я, ты бы на второй год остался! Сам говорил!

- Я, может, еще и так останусь. Только тогда бы у меня уважительная причина была. А теперь что?

- Ты мне спасибо должен сказать, что я тебя вылечил!

- А тебя просили? Да? Не просили? Ну вот! И нечего было соваться!

Бурное объяснение это совершенно естественно и неизбежно завершилось бы дракой, если б в самый критический момент не отворилась дверь. На пороге застыл наш знакомый корреспондент.

- Я из газеты. У меня есть поползновение на некоторое время похитить одного из ваших учеников. Юру Красикова... По очень важному делу. Надеюсь, вы не станете возражать?

Смерив корреспондента ледяным взглядом, Олимпиада Васильевна ответила с преувеличенной серьезностью:

- Ну что вы, напротив! Я буду вам только признательна...

Корреспондент и Юра спускались по лестнице. Навстречу им шла Евгения Ивановна.

- Я задержу Юру буквально на одну секунду. Он вас догонит, - сказала она корреспонденту.

Всем своим видом как бы говоря: "О чем речь! Конечно, конечно!", корреспондент прошел вперед.

- Ну что, Красиков? - зловеще сказала Евгения Ивановна, когда они с Юрой остались одни. - Допрыгался? Уже в редакциях знают про твои художества!

Юра, как полагается в таких случаях, молчал, тупо глядя в пол.

- Смотри! - многозначительно заключила разговор Евгения Ивановна, Помни о чести школы! Лишнего не болтай! Прежде, чем что-нибудь сказать или сделать, семь раз подумай... Ты меня понял?

- Понял, - вздохнул Юра. Он уже не сомневался, что его ждут какие-то новые неприятности.

"ЭТО РЕДАКЦИЯ ИЛИ ЧТО?!"

Корреспондент в замшевой куртке и Юра вошли в кабинет главного редактора газеты.

Сначала они попали в небольшой "предбанник", где за столом с несколькими разноцветными телефонами сидела красивая, важная секретарша.

- Редколлегия? - спросил корреспондент.

Секретарша кивнула.

- Меня вызывали?

- Два раза, - холодно ответила секретарша.

- Старик, ты пока посиди тут, - озабоченно сказал корреспондент Юре и быстро исчез в недрах редакторского кабинета.

За длинным столом, покрытым зеленым сукном, деловито восседали члены редколлегии. Во главе стола сидел маленький человек в очках. В зубах у него торчала сигара. Лицо его время от времени нервно подергивалось. Это и был главный редактор.

- Ей-богу, Сергей Сергеевич, у меня такое чувство, что ты нас всех разыгрываешь! - говорил один из членов редколлегии, не замечая входящего корреспондента.

- А-а, Игорь Васильевич! Наконец-то! - сказал корреспонденту главный. Ну что это, прямо детский сад! Обсуждается ваш материал, а вы куда-то исчезли! Людмила Владимировна уже телефон оборвала... Да, Михаил Андреевич, мы слушаем тебя, прости, пожалуйста...

- Да я, собственно, кончил, - сказал тот, кого назвали Михаилом Андреевичем. - Сегодня мы дадим этот бред про чудо-ребенка, завтра опять про летающие тарелочки, а там и до говорящих крокодилов докатимся!

- Вы еще и про Академию наук не забывайте, - поддержал его другой член редколлегии. - Если факты не подтвердятся, ой-ей-ей!.. Вообще лучше с учеными не связываться...

- А что вы скажете, Олег Николаич? Тоже против? - спросил главный.

- Я категорически против, Сергей Сергеич! Что он там совершил, этот чудо-ребенок, я все забываю? То ли воду в вино превратил, то ли вино - в воду? Да? Я правильно излагаю? Ну, товарищи! Это же какая-то религиозная чушь! Это же прямо из библии! Это будет лить воду на мельницу религиозных предрассудков! Об этом вы подумали, Игорь Васильич? - патетически обратился он к корреспонденту.

- Да не в библии даже дело, - отмахнулся Михаил Андреевич. - Просто чушь какая-то, вот и все!

- Других мнений нет? - спросил главный. - Ну что ж! Послушаем автора. Прошу вас, Игорь Васильич!

- Весь этот разговор и я предвидел, - спокойно сказал корреспондент. И потому решил перед началом редколлегии съездить за мальчиком. Юра ждет в "предбаннике". Давайте позовем его, и тогда вы сможете сами во всем убедиться...

Главный нажал кнопку звонка. На пороге появилась секретарша.

- Пригласите мальчика, - распорядился главный.

Секретарша ввела Юру.

Он ничуть не был напуган, Держался вежливо, спокойно. С любопытством осмотрелся.

- Ну, старик! - бодро обратился к Юре корреспондент. - Давай для начала покажем им что-нибудь совсем простенькое! Пусть боржом исчезнет, а вместо него появится, ну, скажем, армянский коньяк "Три звездочки".

- Как это? - спросил Юра.

- Ну, я не знаю! Как ты это делаешь? Раз-два-три! Хоп - и готово!

- Я никак не делаю, - сказал Юра, изобразив на лице крайнюю степень тупости и непонимания.

- Ну, брось, брось, старик! А кто устроил переполох в кафе на Арбате?

- В каком кафе? Не знаю я никакого кафе! - забубнил Юра привычным тоном человека, которому уже не в первый раз приходится опровергать взводимую на него напраслину.

- А мебель? - наступал корреспондент. - Кто за три секунды переменил всю мебель в доме на Кировской?

- Какую мебель? Вы что? - удивился Юра и при этом так поглядел на корреспондента, что тот уже и сам начал опасаться, не пригрезилось ли ему все, что он описал в своем очерке.

- И мебель и библиотека, - бормотал он. - А кот? Этот гнусный кот, который всю руку мне исцарапал?! Вот царапина! - Окончательно растерявшийся корреспондент в доказательство стал тыкать свою руку прямо под нос то одному, то другому члену редколлегии.

- Вас кот исцарапал, а я при чем? - сказал Юра. - Это и не мой кот вовсе, я этого кота сам первый раз в жизни увидел...

- Ну вот, пожалуйста! - злорадно произнес Михаил Андреевич. - Мальчик даже не понимает, о чем речь! Я сразу почувствовал, что тут какая-то липа!

- Послушайте, Игорь Васильевич, - сказал главный. - Может, вы мальчиков перепутали? Может, это не тот мальчик?

На корреспондента просто жалко было глядеть. А сердце у Юры Красикова было не каменное. Кроме того, Юре и самому хотелось утереть нос всем этим людям, не верящим в его сверхъестественные способности.

- Ну, старик, ну я прошу тебя! Ну сделай это для меня! А? - лебезил перед Юрой корреспондент.

И Юра не выдержал.

- Ладно, - сказал он. - Так и быть, попробую...

На столе, покрытом зеленым сукном, вместо бутылок боржома появились бутылки "Столичной", "Российской", пузатая бутылка коньяка "Камю". Члены редколлегии недоверчиво рассматривали все это великолепие, некоторые, наиболее решительные, наливали напитки в стаканы, недоверчиво нюхали, пробовали на язык.

- Это что? - говорил Юра, упоенный успехом. - Это пустяки! Хотите, я вам тут всю мебель переменю?

- Нет, мебель, пожалуй, не стоит, - задумчиво сказал главный.

Вошла секретарша, неся главному на подпись какие-то бумаги.

Он подписал одну, другую, третью. На четвертой бумаге взгляд его на мгновение задержался.

- А это что?

- Это о том, что завтра воскресник по уборке двора.

- А-а, - сказал главный. - Верно. Помню! - И собрался подписать бумагу.

- Подождите! - остановил его корреспондент. - Зачем воскресник? Юра в три секунды вам все уберет!

Совершенно замороченный главный механически сказал секретарше:

- Подождите, зачем воскресник? Юра...

Внезапно он умолк и вдруг заорал:

- Довольно! К черту этот бред! Хватит морочить нам голову!

- Почему бред? - сказал Юра.

Он подошел к окну и поглядел вниз.

Из окна был виден внутренний двор типографии. Там валялись сваленные в беспорядке рулоны с бумагой, какие-то железные ржавые бочки, груды строительного мусора, оставшегося с незапамятных времен: изломанные доски, битый кирпич.

Все, в том числе и секретарша, тоже подошли к окну и с интересом стали глядеть вниз.

- Совсем все убрать или просто сложить поаккуратнее? - деловито спросил Юра.

- Рулоны сложить. А остальное куда хотите! - сказала секретарша.

РУЛОНЫ С БУМАГОЙ МГНОВЕННО ВЫСТРОИЛИСЬ В АККУРАТНУЮ ПИРАМИДУ У СТЕНЫ. ДОСКИ, ГОДНЫЕ ДЛЯ СТРОИТЕЛЬСТВА, ОБРАЗОВАЛИ КРАСИВЫЙ ШТАБЕЛЬ, В СЕКУНДУ ДВОР СТАЛ ЧИСТЫМ, ПРИБРАННЫМ, ДАЖЕ, ПОЖАЛУЙ, ЧЕРЕСЧУР ПУСТОВАТЫМ. ТОЛЬКО ПОСРЕДИ ДВОРА, СОБРАННЫЕ В КУЧУ, ЛЕЖАЛИ БОЧКИ, ОБЛОМКИ ДОСОК, ГРУДЫ БИТОГО КИРПИЧА И ПРОЧИЙ МУСОР.

Юра был в некотором затруднении. Он не мог решить, как ему лучше поступить с этим никому не нужным хламом.

Взгляд его скользил по соседним дворам. Один из этих дворов ему особенно понравился.

"ТАИНСТВЕННЫЙ ДАР МОСКОВСКОГО ШКОЛЬНИКА"

Это был очень милый, уютный и чистый дворик недавно построенного жилого дома. Зеленый газон с небольшой симпатичной клумбой посередине. Спортплощадка: волейбольная сетка, турник, стол для пинг-понга... Площадка для малышей: песочек, качели...

Во дворе было пустынно. Только несколько малышей вяло копались в песочке. Да еще два взрослых человека - мужчина и женщина - мирно о чем-то беседовали.

Фигура мужчины внешне была ничем не примечательна; плащ, кепка. Фигура женщины была гораздо более живописна. Это была бодрая женщина лет шестидесяти пяти в нелепой, причудливой шляпке и в габардиновом макинтоше непомерной длины и ширины.

Старуха была председателем совета пенсионеров при ЖЭКе. В настоящий момент она с воодушевлением рассказывала управдому, как вчера хвалили их в райисполкоме на заседании комиссии по благоустройству.

- Единодушно, единодушно все сказали: вам, вам первое место... А председатель комиссии говорит: "Мы вас знаем, Анна Макаровна, не первый год..."

- Главное, ведь фондов никаких! Ни на благоустройство, ни на озеленение. Все своими руками, - пожаловался управдом.

- Да, да, да... Я так и сказала: учтите, что все это, так сказать, своими руками. Фонды маленькие... Все своими... Своими руками... Да... И волейбол и этот... как его... пинг-понг... И, так сказать, цветы...

В этот момент буквально на глазах у собеседников случилось нечто невероятное.

ВОЛЕЙБОЛЬНАЯ ПЛОЩАДКА, СТОЛ ДЛЯ ПИНГ-ПОНГА, ТУРНИК, ГАЗОН И КЛУМБА С ЦВЕТАМИ ИСЧЕЗЛИ. НА ИХ МЕСТЕ ПОЯВИЛИСЬ РЖАВЫЕ БОЧКИ, ГРЯЗНЫЕ ОБЛОМКИ ДОСОК, БИТЫЙ КИРПИЧ И ПРОЧИЙ НИКОМУ НЕ НУЖНЫЙ ХЛАМ, СРЕДИ ЭТОГО БЕЗОБРАЗИЯ ОДИНОКО И ЖАЛКО ТОРЧАЛИ МАЛЕНЬКИЕ ДЕТСКИЕ КАЧЕЛИ.

Малыши, игравшие в песочке, были счастливы. С радостными криками они стали лазить по ржавым бочкам, упоенно рыться в грудах строительного мусора.

Анна Макаровна была так поглощена своими успехами в райисполкоме, что ничего не заметила. Глядя прямо на чудовищно преобразившийся двор и ничего не видя, она как ни в чем не бывало продолжала свой рассказ:

- И цветы... И этот... футбол... А в доме 35 хоть бы один цветочек посадили... Мария Петровна говорит: "У нас нет фондов". А председатель комиссии ей сказал: "У Анны Макаровны тоже нет фондов!.. А вы поглядите на ее двор! А у вас свалка! Не двор, а свалка!" Так прямо и сказал... Свалка... Да...

- Анна Макаровна, голубушка! Гляньте! - сиплым голосом произнес управдом.

Тут уже и Анна Макаровна заметила, что во вверенном ей хозяйстве не все ладно.

- Что это? Бо-же мой! - ахнула она. - Степан Никитич! Да как же вы?! Как же вы это допустили!

- Хотите верьте, хотите нет! Ни в одном глазу! Вот помереть мне на этом месте! С самого утра... Ни капельки! - невпопад бормотал управдом, испуганно озираясь по сторонам и все еще втайне надеясь, что происшедшие ужасные перемены ему только мерещатся.

В кабинете главного редактора Юра Красиков и члены редколлегии стояли у окна и смотрели вниз, на совершенно преобразившийся двор.

Двор стал чистым, прибранным, уютным. Посередине разместился зеленый газон с небольшой симпатичной клумбой. В стороне, у стены, спортплощадка: волейбольная сетка, турник, стол для пинг-понга.

- Ой! - потрясенно воскликнула секретарша. - Это прямо чудо XX века! Нам бы и в шесть воскресников так не управиться!

Юра скромно молчал.

- Ну что ж, товарищи, - сказал главный, словно очнувшись после глубокого сна. - Надо решать! Гипноз или не гипноз, а наш долг, я считаю, - привлечь к этому явлению внимание общественности.

По-видимому, все за то, чтобы материал ставить в номер. Вместе с тем прав, трижды прав Михаил Андреевич, рекомендуя слегка убрать налет, как он метко выразился, излишней сенсационности! Поверьте, Игорь Васильевич, старому газетному волку. Ваш очерк от этого только выиграет... Как он у вас сейчас называется?

- "Величайшая загадка природы". Под рубрикой "Чудеса нашего века".

- Ну вот видите? Куда это годится? Наш век - это век покорения космоса! А тут боржом... коньяк... Несерьезно, несерьезно. Скромнее, скромнее надо быть... Одним словом, вот так, Игорь Васильевич! Хотите, чтобы очерк был напечатан, давайте другое название!

- Может быть, "Неизвестное явление природы"? - уступил корреспондент.

- Тоже, пожалуй, слишком широковещательно. Не упрямьтесь, Игорь Васильевич! Ну к чему вам эта дешевая реклама? Поверьте мне, материал сам за себя скажет.

- "Загадка 44-й школы"? - уже совсем неуверенно предложил Игорь.

- Игорь Васильевич! - оскорбленно сказал главный.

- А что, если так? - сказал Игорь, неожиданно вдохновившись. "Таинственный дар московского школьника". И рубрика "В мире загадочного".

- А что? - задумчиво сказал главный. - По-моему, совсем неплохо! Даже свежо... А? Возражений нет? Значит, так и решили...

Он взял толстый красный карандаш и крупно написал поверх гранки: "В мире загадочного". А потом, чуть ниже, еще более размашисто: "Таинственный дар московского школьника".

Газета лежала на рабочем столе академика Красикова, сильно потеснив пробирки, колбочки, реторты. Она была загнута и сложена так, что заголовок, набранный крупным типографским шрифтом - "Таинственный дар московского школьника", - сразу бросался в глаза.

- Начало можете не читать, - говорил Виктору Петровичу Коля. - Это все муть, беллетристика. Вот отсюда...

- Ну что? - Прочитав указанное место, Виктор Петрович пренебрежительно отбросил газету. - Ох, Коля, Коля! Вы неисправимый романтик! В вашем возрасте пора бы уже знать, что душа интеллигента постоянно жаждет сверхъестественного! Пятьдесят лет назад вертели столы и вызывали духов, потом появились блюдечки, тарелочки и прочая летающая посуда... Теперь этого уже мало... Необходимо что-нибудь новенькое... Остренькое...

- Я вижу, шеф, вы сегодня в хорошем настроении! Ладно уж, просто не хотелось вас пугать... Давайте я вам прочту самое главное. Только постарайтесь, пожалуйста, не падать в обморок.

Он взял со стола газету и медленно прочел вслух:

- "Всего несколько дней назад ученик 6-го класса "В" 44-й московской школы Юра Красиков еще ничем не отличался от своих сверстников". Ну как? Это, по-вашему, тоже случайное совпадение?

Когда смысл прочитанного дошел до сознания Виктора Петровича, он впал в некое подобие гипнотического транса. Потеряв дар речи, он минуты две молча смотрел на Колю. Коля - на него. Наконец, очнувшись от столбняка, Виктор Петрович издал громогласный вопль:

- Ляля!

На пороге кабинета появилась испуганная Елена Николаевна. Она была в плаще, с сумочкой. Очевидно, собралась куда-то уходить.

- Что? Что случилось?

- В какой школе учится наш Юра? - спросил Виктор Петрович ужасным голосом. - Номер! Номер школы! Быстро!

- Это называется отец! - патетически воскликнула Елена Николаевна. Теперь вы поняли? - обратилась она к Коле. - Он даже не знает номера школы, в которой учится его сын.

- Ляля, перестань! Ты даже представить себе не можешь, насколько это серьезно!

Елена Николаевна давно уже не видела своего мужа в таком состоянии.

- В сорок четвертой... Юра учится в сорок четвертой школе, - растерянно сказала она.

- Боже мой! Боже мой! Какой ужас! Но как? Как это могло произойти? Я ведь только вчера смотрел! Препарат все время был на месте... Нет! Это невозможно! Господи, хоть бы это оказалось совпадением! - бессвязно выкрикивал Виктор Петрович, трясущимися руками доставая из дальнего ящика ключ, отпирая бюро, беря в руки хрупкую колбочку с драгоценным препаратом.

Взяв капельку влаги на стеклышко, он прикоснулся к ней стеклянной палочкой, потом долго рассматривал капельку под микроскопом. Наконец, все еще не веря себе, он схватил колбочку и залпом выпил ее содержимое. Обвел жену и Колю безумными глазами и упавшим голосом тихо произнес.

- Я так и знал...

- Что? Что ты знал? - в ужасе спросила Елена Николаевна.

- Аш два О... Аква дистиллята... Вода... Теперь я все понимаю... Финка... И револьвер... Ты была права... Ну конечно... И эта записка учителя... Все сходится... А теперь уже поздно... Он проглотил минимум неделю назад... Доигрались...

Все это Виктор Петрович выкрикивал, бегая по комнате и отчаянно жестикулируя.

- Что он проглотил? Виктор! Не обманывай меня! С Юрой что-то случилось? Что-нибудь ужасное? Да? Ну говори. Не смей молчать! - окончательно потеряв голову, крикнула Елена Николаевна.

- Успокойся, - неожиданно зло оборвал ее Виктор Петрович. - С твоим Юрочкой решительно ничего не случилось! Случилось с человечеством!

Узнав, что дело идет не о Юре, а всего-навсего о человечестве, Елена Николаевна мгновенно успокоилась.

- Фу, какая ерунда, - облегченно перевела она дух, - пожалуйста, прекрати сейчас же эту мелодекламацию: "С человечеством! С человечеством!" Ничего с твоим человечеством не станет! Разве можно из-за какой-то чепухи так потерять лицо! Выпил мальчик микстуру, другую сделайте... Господи, я-то, дура; думала, _действительно_ случилось что-нибудь...

Потеряв к разговору всякий интерес, Елена Николаевна ушла.

Коля пытался как-то успокоить обезумевшего академика.

- Шеф, будьте мужчиной! В конце концов ничего ужасного еще не произошло...

- Как? Тринадцатилетний болван слопал препарат, дающий ему сверхъестественную власть над миром... Да еще эта статья! И этого вам мало? И это, по-вашему, ничего ужасного?!

- Статью никто не примет всерьез. Вы же сами сейчас были уверены, что это какая-то липа, вроде летающих тарелочек. А что касается препарата... Я думаю, действие его можно как-то нейтрализовать. На всякий яд найдется противоядие...

Мысль о противоядии подействовала на академика отрезвляюще.

- Можно, конечно, - сказал он после короткого раздумья. - Но для этого нужно время. А вы можете себе представить, что он за это время натворит? Если уже не натворил?

- Кажется, звонят? - спросил Коля.

- Да, Ляля, по-моему, куда-то ушла. Пойдемте откроем.

Они вышли в переднюю, Виктор Петрович отпер входную дверь.

На пороге стояли щекастый заведующий и девушка-продавщица из молочной. В руках у щекастого была газета.

- Это квартира Красиковых?

- Да, - растерянно ответил Виктор Петрович.

- А вы, значит, и будете сам товарищ Красиков?

- Да, я...

- Это про вашего мальчика фельетон?

- Очевидно, - пробормотал Виктор Петрович, догадываясь, что большого удовольствия от этого визита он иметь не будет.

- Что же это получается, товарищ Красиков? - заговорил щекастый. Хорошо, что в газете все разоблачили. А так бы ведь все на нас сваливали, на торговых работников!.. Разве бы кто поверил? Прямо-таки как в одной загадке: был, был - и нету!..

- Два кило твердокопченой колбасы, - перечисляла девушка-продавщица, шесть кило сливочного масла, несоленого, высший сорт... Сыр голландский, высший сорт, три кило... Майонез, двадцать семь банок...

- Общая сумма недостачи 21 рубль 84 копейки, - сказал щекастый.

- Ради бога... Прошу вас, - засуетился Виктор Петрович. - Сколько, вы говорите, я вам должен? Пожалуйста, вот...

Он достал бумажник, вынул деньги, расплатился. Кланяясь и благодаря, выпроводил нежданных гостей.

- Ваша наивность, шеф, меня просто умиляет, - сказал Коля, едва за торговыми работниками закрылась дверь. - Ну сами подумайте, на что Юрке могли понадобиться двадцать семь банок майонеза?

- Ах, оставьте! Черт с ними, с банками! Если этим все кончится, я буду считать, что еще сравнительно дешево отделался. Хорошо, что Ляли нет дома!

Вновь раздался решительный звонок. Виктор Петрович открыл дверь.

На пороге стояли Анна Макаровна (председатель совета пенсионеров ЖЭКа) и управдом.

- Не по-советски! Не по-советски поступаете! Думаете, если вы академик, так вам можно все? - потрясая газетой, с ходу разразилась гневной речью Анна Макаровна. - Не-ет! Я этого дела так не оставлю! Я и до райисполкома дойду! Меня там не первый год знают!

- Главное, фондов никаких, ни на благоустройство, ни на озеленение. Все своими руками, - объяснил управдом.

- Среди бела дня! И клумбу! И волейбол! - бушевала Анна Макаровна. - И этот, как его... пинг-понг... Прямо как хищники какие-то!

- Что вы говорите? И клумбу? - огорчился растерянный академик. - Я выясню... Непременно. Я все улажу, поверьте... Обязательно! Все будет вам немедленно возвращено. Решительно все!.. Пусть только он вернется домой, этот мерзавец... Нет-нет, это я не вам, ради бога извините... Вы, естественно, ни при чем. Вы стали невольной жертвой научного эксперимента... Ну, конечно, все будет в порядке, уверяю вас... Всего вам доброго, будьте здоровы!

Анна Макаровна и управдом ушли. Управдом, плохо понимая, что к чему, на прощание еще раз объяснил:

- Извините, конечно, если что не так... Фондов никаких, все своими руками...

Выпроводив и этих нежданных гостей, Виктор Петрович и Коля молча переглянулись. Они хотели было обменяться впечатлениями, но не успели.

Раздался новый звонок.

Вздрогнув, как от электрического удара, Виктор Петрович трясущимися руками снова отпер дверь. На пороге стоял немолодой, интеллигентный, вполне респектабельный мужчина. В руках его была сложенная пополам газета.

- Добрый день, здравствуйте! - сказал он, приподымая шляпу и кланяясь. - Я директор Московского зоопарка...

- Чем могу служить? - спросил Виктор Петрович упавшим голосом, затравленно глядя на газету.

- Если не ошибаюсь, это квартира академика Шишмарева?

- О нет! Вы ошиблись! - У Виктора Петровича сразу как будто камень с души свалился. - Академик Шишмарев живет выше этажом. Ну, что вы, что вы! Напротив, мне было очень приятно!

Выпроводив ошарашенного директора зоопарка, Виктор Петрович долго кланялся ему вслед, как будто тот оказал ему какую-то важную и редкую услугу.

- Ф-ф, на этот раз, кажется, пронесло! - сказал Виктор Петрович Коле, когда и за этим гостем закрылась дверь.

И только он вымолвил эти слова, как снова, на этот раз с особенной силой, зазвенел звонок.

"НАКОНЕЦ-ТО МАЛЬЧИК СТАЛ СЕРЬЕЗНЫМ!.."

Рано утром, до начала уроков, в Юрин класс заглянул десятиклассник Сережа Лопатин. В руках у него была сложенная газета.

- Это ты Красиков? - спросил он, внимательно поглядев на Юру.

- Ну, я! - не слишком приветливо ответил тот.

- Давай-ка выйдем отсюда на минутку. У меня к тебе серьезное дело...

Крепко держа Юру за руку, Сергей Лопатин вошел в вестибюль Дворца пионеров.

Сзади еле поспевали неизменные Юрины сподвижники - Сашуня и Лена.

Они поднялись по лестнице, вошли в дверь, на которой красовалась надпись: "КЛУБ ЮНЫХ МЕЧТАТЕЛЕЙ".

Входя, Лопатин споткнулся о толстый кабель телекамеры.

- О-о! Серега! Серега, гляди! По телевизору тебя будут показывать! крикнул ему какой-то его приятель.

- Страна должна знать своих героев! - сострил второй.

Лопатин ничего не ответил на эти приветствия. Не отпуская Юру, он протиснулся вперед, к столу президиума.

Зал набит битком.

Над столом президиума висели два плаката. Слева: "БЕЗУМСТВО ХРАБРЫХ ВОТ МУДРОСТЬ ЖИЗНИ. А.М.ГОРЬКИЙ". Справа: "ВДОХНОВЕНИЕ НУЖНО В ГЕОМЕТРИИ, КАК И В ПОЭЗИИ. А.С.ПУШКИН".

Аудиторию составляли преимущественно ученики девятых и десятых классов. Юра, Лена, Сашуня выглядели здесь, среди совсем взрослых юношей и девушек, белыми воронами.

- Внимание! - постучал карандашом по графину председатель, худенький парнишка в очках. - Очередное заседание "Клуба юных мечтателей" позвольте считать открытым. Слово для доклада "О коренном изменении климатических условий планеты" предоставляется члену нашего клуба Сергею Лопатину!

Лопатин с тетрадочкой в руках пошел к длинной, во всю ширину зала доске, укрепленной за столом президиума.

- Суть моего проекта, - скромно начал он, - в основе очень проста. Речь идет о том, чтобы растопить льды Антарктиды и Гренландии. Если проект удастся осуществить, исчезнут последние остатки ледниковых масс, и на Землю вернется доледниковый климат, так называемый климат миоцена...

В кабинете академика Красикова Виктор Петрович и Коля спешно разрабатывали идею "противоядия".

Внезапно в кабинет ворвалась Елена Николаевна. Она сияла.

- Виктор! Коля! Скорее! Нашего Юрку по телевизору показывают!

Виктор Петрович и Коля многозначительно переглянулись, немедленно прекратили свои занятия и вместе с Еленой Николаевной пошли в другую комнату, где стоял телевизор.

- Я так счастлива! - говорила Елена Николаевна мужу. - Я так боялась, что у него нет характера, что он внутри совершенно пустой. И вот наконец-то! Главное, сам, совершенно сам! Никто ведь его туда не толкал! Вот, вот! Смотри, с каким интересом слушает он!

На телевизионном экране мерцало изображение аудитории "Клуба юных мечтателей". Среди серьезных лиц старшеклассников на мгновение мелькнула легкомысленная физиономия Юры. Затем на экране появилась длинная доска, исписанная цифрами, и докладчик Сережа Лопатин.

- Таковы в общих чертах те исключительно благотворные последствия, которые принесет человечеству осуществление моего проекта, - говорил Сережа. - А теперь я перехожу ко второй части доклада. Как осуществить это коренное преображение климатических условий планеты?

- Вот именно! - иронически выкрикнул какой-то старшеклассник на экране телевизора.

- Мой проект, - скромно продолжал докладчик, - предусматривает два таких способа. Первый, более изящный, состоит в том, чтобы увеличить содержание углекислоты в земной атмосфере. Это привело бы к постепенному изменению теплового баланса...

- Муть какая-то, - сказал Виктор Петрович. - Дилетантская чушь! Пойдемте, Коля, работать.

- Сиди! - приказала Елена Николаевна. - Может быть, еще раз Юрку покажут... У тебя все чушь... А детям это интересно, это их приобщает...

Виктор Петрович, пожав плечами, остался сидеть у телевизора.

- К сожалению, - говорил докладчик на экране, исписывая доску цифрами, - на это нужно очень много времени...

- Сколько? - нетерпеливо спросил один из слушателей.

- Примерно около двух тысячелетий...

Весь экран заслонили смеющиеся лица старшеклассников. Раздавались возгласы:

- Всего-то?

- Пустяки, подождем, мы молодые!

- Можно, конечно, и подождать, - улыбнулся докладчик, - но, во-первых, все-таки долго, а во-вторых, неизвестно, смогут ли люди дышать в атмосфере с таким высоким содержанием углекислоты... В связи с этим я разработал второй способ. Он не так прост, как первый, зато гораздо более эффективен... Второй способ, - Лопатин стер с доски все старые расчеты, состоит в том, чтобы изменить земную орбиту, несколько приблизив Землю к Солнцу.

Ошалело смотрел на экран Виктор Петрович Красиков.

- В настоящий момент расстояние от Земли до Солнца составляет, как известно, около ста сорока девяти миллионов километров...

Бойко стучал мелок. Цифры с удручающим количеством нолей появились на доске под рукой докладчика.

- Я произвел все необходимые расчеты и установил, что для осуществления моего проекта потребовалось бы приблизить Землю к Солнцу всего лишь на двадцать семь миллионов километров...

Телекамера снова скользнула по лицам юношей и девушек, слушающих доклад Лопатина. Снова в поле зрения семьи академика Красикова попало лицо их сына.

- Опять Юрка! Виктор, смотри! С каким интересом он слушает. Записывает! Записывает! - ликовала Елена Николаевна. - Господи, наконец-то у мальчика появилось настоящее серьезное увлечение!

- Катастрофа, - вполголоса сказал Виктор Петрович Коле.

- Да, дело дрянь, - так же конспиративно ответил ему Коля.

- Новое расстояние от Земли до Солнца, - продолжал докладчик на экране телевизора, - составит сто двадцать два миллиона километров. Это, по моим расчетам, даст среднее увеличение годовой температуры на одиннадцать-двенадцать градусов. В результате уже через несколько месяцев после осуществления проекта льды Антарктиды и Гренландии полностью растают...

Виктор Петрович и Коля сидели как на иголках. Наконец они не выдержали. Воровато поднявшись, они на цыпочках ушли в кабинет.

- Ну, что скажете, оптимист? - сказал Виктор Петрович, когда они с Колей остались одни.

- Да, малый с фантазией...

А во Дворце пионеров продолжалось заседание "Клуба юных мечтателей".

- Так! У кого еще вопросы? - спросил председатель.

- У меня вопрос, - сказал здоровенный увалень, поднявшийся в самом дальнем ряду. - Пусть Лопатин все-таки объяснит, как он себе это конкретно представляет? С помощью каких технических приспособлений он собирается приблизить Землю к Солнцу?

В зале раздались шум, смех, зазвучали веселые, насмешливые реплики.

- Тихо, товарищи! - постучал карандашом по графину председатель. Напоминаю, что по уставу нашего клуба единственным условием для обсуждения того или иного проекта является наличие в нем какой-нибудь смелой, пусть даже самой фантастической идеи. Техническая осуществимость проекта условие не обязательное... Идея Лопатина очень интересна, но как вы сами понимаете, технически оно принципиально неосуществима...

- Почему неосуществима? - сказал Лопатин.

- Ты хочешь сказать, что, может быть когда-нибудь в далеком будущем человечество сумеет осуществить подобный проект? - обратился к нему председатель.

- Почему в будущем? Можно попробовать прямо сейчас!

Председатель принял ответ Лопатина за остроту.

- Ну что ж, - сказал он. - Мы готовы попробовать. Что же, по-твоему, надо сделать, чтобы изменить земную орбиту?

- Надо попросить вон того мальчика, - сказал Лопатин, указывая на Юру.

Выпихиваемый Сашуней и Леной, Юра встал и подошел к столу президиума.

Шум в зале усилился. Раздался выкрики:

- Как попал сюда этот малец?

- Ладно! У нас демократия! Пусть говорит!

- Тихо, товарищи! Ти-хо, - успокаивал разбушевавшуюся аудиторию председатель. - Посмеялись, пошутили - и хватит!

- Что касается меня, то я и не думал шутить, - сказал Лопатин. - Как ты считаешь, Красиков, - обратился он к Юре, - сможешь ли ты приблизить Землю к Солнцу на двадцать семь миллионов километров?

- Запросто! - пожал плечами Юра. - Сколько вам надо километров? Двадцать семь миллионов?

Он поглядел на доску, исписанную цифрами, словно прикидывая что-то в уме. Затем, став в позу человека, повелевающего стихиями, запрокинул голову к потолку и беззвучно, одними губами, произнес какую-то длинную фразу.

Было жарко, душно. Странное багровое солнце в тусклом влажном мареве плыло над Москвой.

Юра Красиков со своими верными оруженосцами Сашуней и Леной продирались сквозь густую толпу, запрудившую улицу Горького.

Со всех сторон их обступали голоса людей, встревоженных небывалой погодой и неслыханными известиями:

- Прямо с вечера голову, как обручем, сжало. Ну, я сразу понял: давление!

- Год активного Солнца!.. Скорей бы уже кончился!

- Теперь уж все скоро кончится!.. Недолго ждать...

- Да бросьте вы панику сеять, ей-богу! Ученые что-нибудь придумают!

- Как же! Придумают! Дожидайся... Все горе от них и пошло, от твоих ученых!

- Точно... Это гады физики на пари раскрутили шарик наоборот...

Выбравшись из толпы в сравнительно пустой переулок, друзья попытались обсудить создавшееся положение.

- Ой, Юрик! Я боюсь! - захныкала Лена. - Смотри, солнце какое страшное! Может, лучше не надо? А? Вдруг хуже будет?

- Почему это хуже?

- Ну, вдруг мы все начнем вымирать?

- Глупости! - авторитетно заявил Сашуня. - До ледникового периода уже был такой климат, и никто не вымирал.

- А мамонты?

- При чем тут мамонты? То мамонты, а то люди!.. Первое время, конечно, будут трудности, а потом привыкнем...

Мимо прошел паренек с транзистором. Громко звучал голос диктора:

"...а также сильные тропические ливни на севере Европы. Необычайные климатические явления связаны с тем, что Земля внезапно изменила свою орбиту, приблизившись к Солнцу примерно на двадцать семь миллионов километров..."

Сашуня показал Юре большой палец. Ребята, не сговариваясь, устремились за голосом.

"Симпозиум астрофизиков, геофизиков, биологов, геологов, геохимиков, биохимиков..." - перечислял диктор.

Ребята, как загипнотизированные, шли за транзистором.

"...обсудил создавшееся положение и пришел к следующим выводам. В течение ближайших месяцев льды Гренландии и Антарктиды полностью растают..."

- Ура-а-а!!! - заорал Юра.

- Все-таки молодец Лопатин! Точно все предусмотрел в своем проекте! одобрительно сказал Сашуня.

- Тихо, вы! - погрозил кулаком владелец транзистора.

"...в результате уровень мирового океана повысится в среднем на семьдесят - восемьдесят метров! - продолжал диктор. - Многие страны Европы, Америки, Азии и Африки окажутся затопленными. В зоне умеренного климата возникнут пустыни. Пока трудно сказать, сумеет ли человечество в имеющиеся короткие сроки приспособиться к новым геофизическим и климатическим условиям. Кроме того, могут возникнуть и другие, еще более серьезные явления, предсказать которые пока не представляется возможным..."

Потрясенные услышанным, ребята предоставили владельцу транзистора идти своим путем.

- Нет, какая сволочь этот Лопатин со своим проектом! Кретин! - сказал возмущенный Сашуня. - В десятом классе учится, а какую простую вещь не смог предвидеть! Ведь это все равно, что всемирный потоп!

- А ты где был? - презрительно отпарировал Юра.

Лена заплакала.

- Да не реви ты! - сказал ей Юра. - Подумаешь, горе какое! Все ведь в наших руках! Захочу и верну Землю на старую орбиту, и привет...

- Стой, не торопись! - сказал Сашуня. - Жалко все-таки от такого дела отказываться. Может, Лопатин просто немного просчитался? Может, не на двадцать семь миллионов надо, а миллионов на десять? А? И будет в самый раз?

Юра остановился в нерешительности. С одной стороны, ему очень хотелось как можно скорее предотвратить неизбежную космическую катастрофу. Дело все-таки было не шуточное. Но, с другой стороны, то, что говорил Сашуня, звучало вовсе не так уж глупо.

Виктор Петрович Красиков взволнованно бегал по своему институтскому кабинету.

- Аллочка! - позвал он. - Вы моему отпрыску пропуск заказали?

- Конечно, заказала! Ну, что вы все время нервничаете? - отозвалась Аллочка.

- Понервничаешь тут! - пробурчал Виктор Петрович. - Аллочка! У меня к вам просьба. Встретьте его, пожалуйста. Он должен появиться с минуты на минуту. И, главное, не спугните его! Придумайте что-нибудь... Вот что! Скажите, что у нас в институте будут показывать сегодня знаменитый американский фильм.

В кабинет вошел Коля.

- Ну вот! - сказал Виктор Петрович. - Сегодня джинн будет загнан обратно в бутылку, и - молчок! Помните условие! Никому ни слова! Хорошо еще, что мы с вами сравнительно быстро успели синтезировать вещество "Це-один"...

Виктор Петрович открыл сейф, достал и поднес к глазам маленькую колбочку, наполненную прозрачной жидкостью.

- Ну, а потом? Когда все данные будут обобщены? Я надеюсь, мы опубликуем результаты? - вкрадчиво спросил Коля.

- Вам что, мало? - спросил зло академик. - Еще захотелось?

- Но ведь Юра - ребенок! - пробовал возражать упрямый Коля. - Он не может отвечать за свои поступки!

- А вы уверены, что, окажись на его месте вы или я, мы вели бы себя намного умнее? - запальчиво возразил академик.

Ученые были готовы снова начать свою бесконечную дискуссию, наивно полагая, что вопрос о том, стоит ли вторично выпускать джина из бутылки, решать предстоит им. Между тем окончательно решать этот вопрос будет не кто иной, как Юра Красиков. А вот, кстати, он уже здесь, легок на помине.

- Здрасте, - сказал Юра, появляясь на пороге в сопровождении Аллочки. У вас, правда, будет кино?

- Будет вам и белка, будет и свисток, - загадочно пообещал академик, включая радиоприемник.

"Четырнадцать метров! - загремел дикторский голос. - Эвакуация населения из всех приморских районов Южной Европы продолжается! Общая сумма потерь, принесенных внезапной космической катастрофой, исчисляется десятками миллиардов рублей. Не исключено, что в самые ближайшие дни окажутся затопленными величайшие памятники мирового зодчества..."

Выключив радио, академик Красиков грозно спросил:

- Твоя работа?

Понимая, что утаивать истину не имеет смысла, размазывая по лицу слезы и сопли, Юра сокрушенно признался:

- Моя...

- Ну, вот что! - зловеще продолжал академик. - Я тебя ни разу в жизни пальцем не тронул, но теперь чаша моего терпения переполнилась... Сию же минуту верни Землю на старую орбиту, или я тебя так отлуплю, что ты свою фамилию забудешь!

- У-же... - заикаясь, ответил Юра.

- Так! Прекрасно! А теперь на-ка вот выпей! - Виктор Петрович протянул Юре колбочку с "противоядием". - И скажи спасибо, что мама ничего не знает!

- Что это? - подозрительно спросил Юра.

- Лекарство.

- Горькое? - наивно спросил Юра, из всех сил делая вид, что не понимает, зачем его заставляют ни с того ни с сего пить какое-то лекарство. На самом-то деле он сразу же смекнул, в чем дело.

- Ничего, не умрешь! - сурово ответил отец.

Юра взял колбочку в руки, понюхал, нерешительно поднес к губам. Он уже совсем был готов выпить ее содержимое и навсегда покончить со своим неслыханным могуществом. Но Юра Красиков не был бы Юрой Красиковым, если бы в этот миг его не осенила еще одна - последняя в этой повести блестящая идея.

"НЕБОЛЬШАЯ РОКИРОВОЧКА! ПОНЯЛ?" - зазвучал в Юриных ушах голос его демона-искусителя Сашуни. И вот, прежде чем выпить "противоядие", Юра мысленно приказал: "ПУСТЬ В ЭТОЙ СКЛЯНКЕ ВМЕСТО ЛЕКАРСТВА ОКАЖЕТСЯ ОБЫКНОВЕННАЯ ВОДА!"

И, приняв эту меру предосторожности, он, скорчив на всякий случай гримасу отвращения, сделал первый глоток.

- Выпил? Ну вот и отлично! - сказал Виктор Петрович, как всегда, ничего не подозревающий, счастливый от сознания, что он наконец загнал проклятого джинна обратно в бутылку.

Евгения Ивановна сидела за письменным столом в своем кабинете. Перед ней на диване, как напроказивший школьник, сидел Виктор Петрович Красиков.

- К сожалению, наша предыдущая беседа не дала положительного результата, - решительно и строго говорила Евгения Ивановна. - Скорее даже наоборот!

Заглянув в лежащую перед ней записку, Евгения Ивановна стала привычно перечислять:

- 24 марта на уроке физики Красиков нарушил закон Ньютона... 27 марта на уроке геометрии затеял безобразную драку с Витей Кострикиным... И эти безумные фантазии... Вы знаете, он выдумал, будто он изменил земную орбиту! Приблизил Землю к Солнцу на двадцать семь миллионов километров... Всему должен быть предел...

- Вы совершенно правы, - серьезно сказал Виктор Петрович. - Тут есть большая доля и моей вины. К сожалению, я не имею права говорить об этом подробнее. Однако поверьте, что все необходимые меры я уже принял. Больше это безобразие не повторится...

Он прижал руку к груди, очевидно, желая сказать что-то еще более убедительное, но в этот момент за дверью послышался топот быстрых шагов. Дверь кабинета распахнулась, и чей-то испуганный голос громко возгласил:

- Евгения Иванна! Скорее! - Опять в 6-м "В"!.. Юра Красиков творит чудеса.