"Скрытые следы" - читать интересную книгу автора (Сандему Маргит)5Война продолжала свое мрачное шествие из страны в страну, независимо от того, были ли это союзники или противники Германии. В Северной Африке продолжал свой разрушительный поход фельдмаршал Роммель, постепенно сломивший сопротивление англичан. В водах Атлантики шныряли подводные лодки и торпедировали все корабли, независимо от того, было ли судно военным или гражданским. На западном фронте ситуация была неустойчивой, на юге Греция и Югославия все еще пытались оказывать немцам сопротивление… А на восточном фронте Гитлер неожиданно напал на Советский Союз – вдоль всей его длинной границы. Оккупированные страны страдали от немецкого гнета. Все продовольствие, все полезные ресурсы отправлялись в Германию. А того, кто оказывал сопротивление оккупантам, либо убивали, либо отправляли в концлагерь. Давно уже велось истребление евреев, и мир еще не знал о его катастрофическом размахе. Хуже всех приходилось чехам, поскольку над ними стоял теперь совершенно бесчеловечный правитель, Райнхард Гейдрих. Он носил титул государственного протектора, и более неуместного титула для такого человека, как он, невозможно было придумать. Ведь слово «протектор» означает «защитник», тогда как у Гейдриха напрочь отсутствовали человеческие чувства. Еще в Германии он отличался неслыханной жестокостью, которая перешла всякие границы, когда он стал государственным протектором угнетенной страны. На большом параде в Берлине, когда его назначили государственным протектором Чехословакии, присутствовали некоторые невидимые существа. Там был Странник. Там были Тенгель Добрый и Суль, потому что они знали, что Тенгель Злой скрывается где-то в Берлине, оставаясь для них по-прежнему неуловимым. Странник время от времени проверял, не вернулся ли он на место своего прежнего успокоения в пещеры Постойны. Нет, они чувствовали, что он находится здесь! Но они никак не могли понять, как ему удается быть совершенно незамеченным. Невидимые для глаз окружающих, они стояли и наблюдали с любопытством, презрением и озабоченностью все эту показуху и самовосхваление гитлеровского рейха. Фюрер, как обычно, раздавал награды – ордена и медали, которые его сподвижники принимали с бесстыдной гордостью. Суль, никогда не упускавшая случая позабавиться, решила проучить одного высокого, жирного офицера, у которого одна половина груди и большая часть второй половины были увешаны орденами. Офицера этого звали Геринг, и он просто сиял в свете всех своих наград. – Нет, вы только посмотрите, ему сейчас повесят еще одну такую штуку! – сказала она своим спутникам. – Он ведь сейчас упадет от такой тяжести! Сказав это, она дьявольски сверкнула глазами и пробормотала короткое заклинание. – Суль, не надо! – сказал Тенгель Добрый. – Пусть позабавится, – усмехнулся Странник. Гитлер наклонился вперед, чтобы нацепить орден на гигантскую грудь Геринга – или, скорее, на живот, потому что вся грудь его была уже покрыта разноцветными звездами. Действие заклинания Суль превзошло все ожидания. Во-первых, булавка вкололась прямо в тело Геринга, и он не смог сдержать испуганного крика, резкого и пронзительного, как сопрано в операх Вагнера. Во-вторых… после того, как Гитлер, извинившись, приколол орден на нужное место и вытянул вперед руку для приветствия, Геринг тоже поднял руку, но приветствия у него не получилось, потому что корсет из орденов неумолимо тянул его вправо, пока он с грохотом не повалился на мраморный пол. Некоторое время он лежал так, уставясь на мрамор под самым своим носом, и размышляя о причинах такого позорного падения, но потом кое-как поднялся. И его новый орден уже не был таким тяжелым, каким показался ему в первый момент. Присутствующие при этом многочисленные зрители с трудом сохраняли серьезный вид. Тенгель Добрый тоже улыбнулся. – Ну, хватит, Суль, – сказал он. Стиснув зубы, она спросила: – Вы чувствуете то, что чувствую я? То, что Тенгель Злой находится здесь – рядом с нами? – Да, – ответил Странник – Он знает о нашем присутствии и старается скрыться от нас. Мы можем ощущать его присутствие – но не более того. – Я осмотрела все углы и закоулки, – сказала Суль. – Но его нигде нет. – Придет день, и мы найдем его, – пообещал Странник. – Только бы не было слишком поздно! – Почему он пребывает в бездействии? – спросил Тенгель Добрый. – Это пока открытый вопрос, – ответил Странник. Церемония закончилась, все разошлись. Гейдрих отправился в Чехословакию, где чувствовал себя как рыба в воде. В этой угнетенной стране он разрушал все, что было ему не по вкусу. Сопротивление было подавлено самыми жестокими репрессиями, от которых пострадало много невинных людей; но куда хуже всякого кошмара были концлагеря, и никто из жителей страны не чувствовал себя в безопасности. Многие считали его самим дьяволом. А в Норвегии люди страдали от недоедания и вечного страха, никто не был уверен в завтрашнем дне. Страну раздавил тяжелый кулак, в жизни людей не осталось радостей, потому что никто не верил в будущее своих детей, люди страшно обносились, повсюду были изменники, любой мог перебежать и донести немцам на соседа, если тот чем-то ему не угодил. А того, кто высказывал вслух свои мысли, немедленно хватали и увозили неизвестно куда. Однако движение сопротивления набирало силу. Немцам приходилось вести борьбу против этого пассивного сопротивления: полицейские отказывались делать гитлеровские приветствия, те, кого выбирали членами Национального Собрания, просили об отставке… Учителям вменялось в обязанность воспитывать детей в духе новых принципов Национального Собрания, но они этого не делали. Спортсмены и спортсменки отказывались участвовать в соревнованиях, организованных Национальным Собранием, актеры отказывались выступать в спектаклях и радиопостановках. В своем стремлении онемечить Норвегию Национальное Собрание оказывалось просто бессильным. В марте 1941 года норвежцы с помощью англичан совершили налет на порт Лофотен. Были уничтожены немецкие военные корабли и укрепления, 215 немцев и десять квислингеровцев взяли в плен. Когда английские войска вернулись на родину, они прихватили с собой большой контингент норвежцев, чтобы делать набеги на захватчиков с территории Англии. Это было первым открытым нападением на немцев. Ионатан не мог понять, какая радость и польза от оккупации чужой страны. Ведь никто из оккупантов, стоящих у власти, заведомо не мог быть популярен. И ради чего происходила оккупация? Чтобы забрать кое-какие материальные ценности? И вызвать к себе ненависть всего населения! Захватчикам приходилось использовать все свои силы, чтобы держать народ в повиновении. Нация была подобна прижатой к земле соломе – она гнулась, но не ломалась. Ионатан видел, что немцам приходится туго, и прикладывал все усилия для того, чтобы им стало еще труднее. – Ты хотел поговорить со мной, Ионатан? Он услышал в телефонной трубке радостный, беспечный голос Карине. У Карине всегда бывал такой голос, и это помогало ей скрыть от окружающих свои проблемы. И Ионатан знал, что проблемы у нее имелись. Он никогда не понимал свою младшую сестру. Он всегда помнил ее такой. Странной, сдержанной… Но она всегда была приветливой, охотно обсуждала с другими их трудности. О ней же самой никто ничего не знал. И если кто-то у нее спрашивал о чем-нибудь, она неизменно отвечала: «У меня все прекрасно, а у тебя?» У нее не было все прекрасно, и это можно было иногда прочитать по ее глазам. Брак, влюбленность, домашний уют… все это вызывало в них грусть. Отвечая на ее вопрос, он сказал: – Да, я хотел поговорить с тобой. Ты свободна до самой осени? Или ты устроилась на работу? – Нет, я только помогаю Кристе по дому. А что? Он медлил. По телефону не все можно было говорить. – Мне… мне нужна твоя помощь. Ты могла бы заняться каким-нибудь важным делом? Подумав, Карине спросила: – Есть работа в больнице? – Да, я могу устроить тебя. Можно найти и комнату. Летом – отпуск. Понимает ли она, что речь идет вовсе не о работе в больнице? Судя по всему, она понимала это. – Да, я могла бы найти время. Но что я должна буду делать? – Не могла бы ты приехать сюда, чтобы все обсудить? Я объясню тебе все, в двух словах об этом не скажешь. – Я приеду вечером. Здесь ходят автобусы. Буду у тебя часов в семь. – Хорошо! Приезжай! Добро пожаловать! – Спасибо за приглашение, Ионатан! Хоть слова «добро пожаловать» и используют как формальность, это все равно согревает! «Да, в твоем внутреннем мире даже эти слова звучат тепло…», – озабоченно подумал он, вешая трубку. Что происходило с Карине? В ее вежливой манере разговора трудно что-то уловить. И все-таки что-то у нее не так. За всем этим кроется какая-то тайна. Когда Карине приехала, Ионатан снова заметил в ней странную отчужденность от всего, словно все ее существо говорило: не подходи ко мне близко! Однако в поведении Карине ничто не бросалось в глаза, она была самой обыкновенной молодой девушкой ординарной внешности, хотя и недотрогой. Довольно темные волосы, неопределенного цвета глаза, довольно выразительный рот. Она всегда плотно сжимала рот, так что лет через десять-двадцать у нее появятся морщины возле губ. Но сложена она была хорошо. Такой грудью, как у нее, гордилась бы сама Рита Хэйворт, а талия у нее была на редкость тонкой. Она никогда не использовала выгодные стороны своей внешности, и ей было совершенно все равно, как она одета. Она одевалась опрятно и нарядно, но без всякой фантазии. Казалось, что она хочет скрыть от посторонних глаз свои прекрасные формы. И это было так глупо с ее стороны, ведь она могла бы иметь бешеный успех у парней, если бы захотела. Ах, как мало понимал во всем этом Ионатан! Он съел кусочек зачерствевшего, плохо пропеченного военного хлеба без масла и без всякой приправы. Он уже привык к этому. Шторы были спущены. Лампа давала очень мало света, и в комнате был полумрак. Он рассказал Карине о своей работе в группе сопротивления, не называя имен, кроме имени Руне, поскольку это он просил привести в их организацию девушку. Карине просияла, узнав обо всем. Впервые Ионатан видел в ее глазах настоящую радость и оживление, и впервые он обнаружил, что его младшая сестра красива! – О, Ионатан, как это увлекательно! Мне в самом деле позволят принимать во всем этом участие? – Дело не в том, увлекательно это или нет, Карине, – ответил он. – Ты должна вложить всю свою душу в сопротивление немцам. И ты должна быть надежной на все сто процентов. Она горячо кивнула. – Почему ты выбрал меня? Почему не Мари? Ионатан ответил не сразу. – Мари не обладает нужными качествами, – сказал он. – Какими качествами? И он перечислил ей те качества, о которых говорил Руне: – Девушка, которая нам нужна, не должна быть ни с кем связана. Она должна быть выносливой и стойкой, даже если ее будут пытать. К тому же она не должна быть влюбчивой. На лице Карине появилось печальное выражение, когда он произносил последние слова. Не обращая внимания на это, Ионатан продолжал: – И она должна быть смелой. Лично я не уверен, что ты обладаешь этим качеством, я думаю, ты скорее равнодушна к происходящему, и это плохо. Карине торжественно произнесла: – Думаю, что я достаточно смелая. Но ведь этого нельзя знать наверняка, пока человек попадет в соответствующую ситуацию, не так ли? – Именно так. Думаю, что ты справишься. При условии, конечно, что это не опасно для жизни. Я запрещаю тебе соваться в опасные дела! – Запрещай себе на здоровье, – ответила Карине с какой-то новой уверенностью в голосе. – Когда ты сможешь приступить к делу? Я имею в виду больницу. – Понедельник подходит? – Вполне. Я переговорю с начальством. Мари приехала уже в четверг – чтобы взглянуть на Осло, как она выразилась. Но из этого ничего не получилось, потому что Ионатан получил известие из группы: Руне выполнял какое-то задание и теперь его нужно доставить домой. Ионатан должен встретить Руне в лесу, неподалеку от Колбота, на грузовике. Груз обещал быть большим. Мог ли Ионатан взять с собой сестру? Да, если ничего ей не скажет. Так Мари получила возможность взглянуть на Руне. – Ты, разумеется, не должна строить никаких планов на замужество, – предупредил ее Ионатан. – Он ничего не знает ни о тебе, ни о твоей маленькой проблеме. – Маленькой? Ладно, я буду молчать. – Ты уже смирилась с мыслью о том, что нужно рассказать обо всем родителям? – Вовсе нет! Я боюсь этого, как провинившаяся собака. – Это все равно, что сходить к зубному врачу. Быстро пройдет. – Идиотское сравнение! Иметь ребенка – это жизненно важная проблема! О, Ионатан, я не справлюсь с этим, я еще не созрела для этого. – Созрела, – убежденно произнес он. – Созрела! – Нет! Этот Руне – моя единственная надежда теперь. Если он сойдется со мной, я смогу сказать, что ребенок его – и точка. Иначе будет скандал на весь мир! – Не думал, что ты такая пустышка, Мари, – пробормотал Ионатан. – Я вовсе не пустышка! – огрызнулась она. – Просто я в отчаянии! Они приехали в колботский лес в сумерки. Ионатан легко нашел место, где должен был найти Руне. Но Руне там не было. Выйдя из машины, они огляделись по сторонам. Вокруг них был смешанный лес, жилья поблизости не было. – А вот и он, – тихо сказал Ионатан. Руне стоял чуть поодаль среди деревьев. В сумеречном освещении он напоминал какой-то пень, срубленное дерево. Он был одет в светло-коричневый замшевый пиджак, темные брюки и большие резиновые сапоги. Ионатан заметил, как Мари замерла на месте. Он почувствовал ее отвращение еще до того, как услышал ее тихое: «Нет!». Но он и до этого знал, что все мысли о Руне, как о спасителе – пустая затея. Мари держалась от него на таком расстоянии, что это сразу бросалось в глаза. Ионатан предупредительно толкнул ее в спину, и она взяла себя в руки, когда Руне, прихрамывая, подошел к ним. – Это моя сестра Мари, – дрогнувшим голосом произнес Ионатан. – Моя старшая сестра. Он надеялся, что Руне вспомнит, что помогать им должна была его младшая сестра. С большой неохотой Руне протянул ей свою изуродованную руку. Мари удалось без дрожи пожать ее. Она молча наблюдала, как они грузили в кузов какие-то длинные предметы и прикрывали их мешками с углем. Мелкие дрова в мешках назывались «шишками». При случае использовали древесный уголь – чаще всего для легковых автомобилей. В грузовиках аппарат газового генератора монтировался рядом с кабиной. В легковых автомобилях часто имелся специально оборудованный прицеп с аппаратом, а дрова в мешке хранились на крыше автомобиля. Весь бензин был конфискован немцами. Обратно возвращались в молчании. В конце концов Ионатану показалось это невыносимым и он сказал: – Мари переночует у меня. Ей некуда больше пойти. Надеюсь, ты не против, если она поможет перетащить твои дровишки? – Нет, не против, – неохотно ответил Руне. Ионатан заметил, что они друг другу не понравились. Несмотря на то, что им приходилось находиться в одной кабине, они держались отчужденно. Мари сдержанно произнесла: – Как это прекрасно, нарубить в лесу дров! Не каждый себе может это позволить. – Я использую их в качестве столбов для забора, – неохотно ответил Руне. Ионатан не знал, что у него есть сад. Он вообще ничего не знал о Руне, да и не должен был знать. Но потом он понял, что вряд ли это вообще были дрова. Эти удлиненные предметы имели несколько иную форму. – Где тебя высадить? – спросил он. Руне тут же назвал ему знакомый адрес: там жил член другой группы сопротивления. Они свернули с дороги, и Руне дал Ионатану понять, что хочет поговорить с ним наедине. Поэтому Ионатан вышел из машины, чтобы помочь ему выгрузиться на тихой ночной улице. – Ты уже говорил со своей второй сестрой? – Да. Она согласна, – тихо ответил Ионатан. – С понедельника она начинает работать в больнице. То есть, с послезавтра. – Хорошо. Следующая встреча должна состояться в среду, нужно определить срок новой поездки. И она поедет с нами. Ионатан кивнул. После этого они с Мари вернулись в больницу. Сначала они ехали молча. Все слова были излишни. Наконец, Мари вздохнула и сказала: – Я не достигла желаемой цели, Ионатан. Я оказалась более легкомысленной, чем думала. – Свои антипатии можешь оставить при себе. – Я совсем не об этом. У него в самом деле фантастически добрые глаза. Но на всю жизнь… – Я понимаю. Но… давай не будем говорить об этой поездке! Ему не разрешается самому разгружать машину. – Я никому ни о чем не скажу. Ах, Ионатан, я так много думала о завтрашнем дне! – Все будет хорошо, вот увидишь, – сказал он со своим обычным наигранным оптимизмом. – Легко тебе говорить, – невнятно пробормотала Мари. – Вы, мужчины, всегда легко уходите от ответственности. От вас только и слышишь громкие фразы по поводу воинской обязанности и ежедневного бритья. И вам не стыдно болтать об этом! Вы и понятия не имеете о том, что такое стыд! – Аминь, – произнес Ионатан, терпеливо выслушав ее. Разумеется, разговор с родителями был не из приятных. Но с помощью Ионатана Мари смогла, по крайней мере, сказать все, что было необходимо. Она была совершенно уничтожена тем, что теперь еще и родители были недовольны ею. Ханне подняла крик, чего и следовало ожидать от нее в подобной ситуации. Но Ионатан заранее подготовил к этому сестру. К тому же шторм быстро улегся, так что Мари могла вздохнуть спокойно. – Разве вы не понимаете, что после всего этого должны пожениться? – вопила Ханне. – Иначе это просто немыслимо, неприлично! Ветле бросил на свою жену укоризненный взгляд, напомнивший ей о ее собственной юности, далеко не белоснежной и не безупречной. И Ханне замолчала. Ветле был бледен, главным образом, из-за того, что его беспокоила судьба дочери. Сев рядом с плачущей Мари, он обнял ее за плечи. – Ты уверена в том, что не хочешь выйти замуж за Иосифа? – спросил он. – И ты уверена в том, что он не хочет взять тебя в жены? – Он просто законченный идиот, – прогнусавила Мари. – Сейчас вопрос не в том, что вы, сопляки, думаете друг про друга, – сказала Ханне. – Ваши желания никого не интересуют. Единственное спасение для вас теперь – это брак. – Дорогая Ханне, Люди Льда имеют обыкновение жениться по любви, – напомнил ей Ветле. – Этим мы всегда отличались от остальных людей. И многие наши женщины вынуждены были воспитывать своих детей в одиночестве. Вспомни гордую Ингрид и ее сына, получившего языческое имя Даниэль Ингридссон! – Но я не хочу, чтобы моего сына звали Мариссоном! – зарыдала Мари. – Нет, конечно, нет, – миролюбиво заметил Ветле, – твоего ребенка будут звать Вольден, и мы с мамой во всем будем поддерживать тебя. Мне кажется, тебе следует сейчас переехать домой, невзирая на Тенгеля Злого. Тебе уже девятнадцать, ты не ребенок. А когда ты родишь, мы, возможно, уже разыщем нашего проклятого предка и снова вздохнем свободно. – Но нам нужно переговорить с Кристой и Абелем, – сказал Ионатан. Ветле явно этого не хотелось. Абель был хорошим парнем. Но у него были свои принципы, свои понятия о порядочности. – Конечно, поговорим, – сказал Ветле. – Но лучше всего – в том числе и для Кристы – будет, если ты переедешь домой. Ведь она тоже несет за тебя ответственность, Мари. Девушка несколько раз кивнула. – Мы должны также поговорить с этим пройдохой, – со всем жаром своего французского темперамента сказала Ханне. – Так обесчестить девушку! Ионатан воздержался от комментария по поводу того, что Иосиф вовсе не лишал ее невинности. – Разумеется, у меня есть большое желание устроить ему взбучку, – сказал Ветле. – Но это ни к чему не приведет. Конечно, он хороший нагоняй от меня получит в любом случае. Я не позволю ему совершенно уйти от ответственности. – Мне так хочется домой, – пропищала Мари и снова зарыдала. – Пожалуйста, возвращайся, – мягко произнес Ветле. – Но как нам быть с Карине? Завтра она начинает работать в больнице. А что будет осенью? – Ты будешь присматривать за своей младшей сестричкой? – предостерегающе спросила Ханне сына. – Смотри, чтобы она тоже не наделала глупостей! – Но ей всего пятнадцать, – возразил Ветле. – Будто бы это имеет какое-то значение для мужчин! – фыркнула Ханне. – Я думаю, что для нее лучше всего будет вернуться осенью в дом Кристы. Там я, по крайней мере, могу быть за нее спокойна. А то еще ваш жуткий предок набросится на нее. Да и Кристе она будет помощницей. – Да, у Кристы столько дел, – сказала Мари, вытирая нос. – Ведь Абель внушает своим сыновьям мысль о том, что женщинам место исключительно дома. Так что они все непробиваемые. Кроме Йоакима, который отличается от всех. Наконец-то Ханне успокоилась. Теперь ее негодование вылилось в другое русло. – И как ты только могла, Мари, просить Ионатана помочь тебе сделать аборт! Ведь речь идет о нашем внуке! Ты не подумала об этом? Глубоко вздохнув, чтобы побороть рыдания, она сказала: – Я только теперь подумала об этом. – Ведь это ребенок из рода Людей Льда, – добавил Ветле. – А таких детей уничтожать нельзя. И поскольку Тува мечена, ты не рискуешь родить еще одного меченого, Мари. – Значит, вы больше не сердитесь на меня? Вы прощаете меня? – Разумеется, – сказала Ханне, обнимая ее. Ведь Ханне могла с легкостью переходить от гнева к пониманию. Поэтому иногда бывало нелегко угадать ее настроение. – А теперь мы будем рады забрать тебя домой! Каково, ты думаешь, приходится нам, когда с нами нет наших детей, а они в это время так нуждаются в нас? Можешь ли ты понять ту печаль и ту тоску, которую испытываем мы с Ветле? Можешь ли ты понять нашу ненависть к этому… к этому мародеру, который отравлял жизнь вашего рода на протяжении шестисот пятидесяти лет? – Это понять можно, – вставил Ионатан. – Ведь мы ненавидели его все эти долгие века. Но вряд ли он принимает во внимание родственные чувства и единение рода, которое явилось результатом его проклятия. – Это наше единение – результат усилий Тенгеля Доброго, – сказал Ветле. – Но ты прав: мы действительно объединились против нашего злого предка. – Вот и хорошо, – заключила Ханне. – А теперь Мари нужно отдохнуть от забот, а мы с Ветле займемся Абелем и Кристой, а также этим юнцом. Ионатан выразительно посмотрел на Мари. «Ну, что? Я знал, что ты можешь положиться на отца и мать, они все поймут» – говорил его взгляд. И Мари удрученно, но с явным облегчением вздохнула. |
|
|