2

Развод…

Само это слово означало для Саги поражение.

И все-таки у нее не было другого выхода.

Да и выбора у нее не было, если говорить начи­стоту.

Ей было просто страшно. Но ее пугала не мысль о том, что ей предстоит разлука с человеком, убив­шим ее любовь, а то, что ей предстояло вернуться домой, к матери, и рассказать, что ее единствен­ную дочь выставили как непригодную, как неже­ланную.

Отец умер. Этого следовало ожидать, ведь он был уже пожилым, когда Сага родилась. Но все равно Сага глубоко скорбела о нем. И эту скорбь она все еще ощущала в себе.

Да и мама Анна-Мария была уже не та, что прежде. Сказывался возраст, и с каждым разом, когда Сага навещала ее, она видела, что Анна-Мария становится все слабее и слабее. Смерть Коля погасила в ней искру жизни.

А ведь она была так счастлива, что Сага на­шла себе хорошего мужа!

Два года назад была свадьба… Тогда Саге было двадцать два года и все знакомые прожужжали уши ее родителям, как она красива и какой счас­тливый Леннарт, имея такую невесту!

Леннарт был превосходной партией. Привлека­тельный молодой дипломат, политик и карьерист. Леннарт был другом семьи, в чьем доме они познакомились, – и он моментально был покорен изысканной, нежной красотой Саги. Он называл ее Снежной королевой. Сага улыбалась своей рас­сеянной улыбкой, думая, что испытывает к нему чувство любви.

Но очень скоро она поняла, что спутала любовь с благодарностью. С глупой и унизительной бла­годарностью за то, что он хотел обладать ею!

Пребывая в неведении, она полагала, что они счастливы. Она делала все, что требовалось от хорошей хозяйки, она была верной и преданной и всегда по первому зову шла к нему.

В самом начале он посмеивался над тем, что она имеет связь с родом Людей Льда. Он совер­шенно не верил во все те фантастические истории, которые она рассказывала ему на ночь в первое время после свадьбы. Глупо было с ее стороны признаваться, что она является избранной и име­ет какое-то предназначение в жизни, так что он должен отнестись с пониманием к этому, когда настанет долгожданный день.

Отношения их менялись постепенно. Он начал высмеивать ее за это «предназначение», без кон­ца критиковал ее. Ее холодная манера поведе­ния, которой он сначала так восхищался, быстро наскучила ему, и он стал упрекать ее за нее. Он сказал, что надеялся разбить в ней лед, что это было для него приманкой. Но у него ничего не получилось! Она осталась такой, как прежде. Хо­лодной насквозь, без всякого тепла, без огня, на что он так рассчитывал.

Сага близко принимала все это к сердцу и пы­талась измениться. Но вскоре она поняла, что его недовольство ею имеет под собой более серьезную подоплеку.

Все чаще и чаще он отсутствовал по вечерам. Она сидела дома, горевала и лгала своей мате­ри – Коль в то время уже умер, – что ее брак счастливый и что она просто побледнела от дол­гой зимы…

Мать была больна – и серьезно, как полагала Сага. Она жила недалеко от своего прежнего дома и могла время от времени навещать Анну-Марию, тем более, что Леннарт был не против.

И вот однажды она отправилась к матери, что­бы пробыть там два дня. Но, выехав из дома, она вспомнила, что забыла приготовленные ею для матери лекарства. Поэтому она повернула обрат­но.

Ей следовало бы давно уже понять все.

Вернувшись домой, она поднялась сразу на вто­рой этаж, чтобы взять лекарства. Услышав в спальне голоса, она рассеянно, как это часто бы­вало с ней, пошла туда, чтобы посмотреть, кто там был. И была шокирована.

Она застала их за весьма активным занятием. Более чем активным. С ним была одна из ее под­руг, их общая знакомая.

Встретив их устрашающе-пристальные взгля­ды, Сага невольно прикрыла глаза. Потом она повернулась и вышла, и любовь, которая и так не была особенно пылкой, окончательно и беспово­ротно умерла.

Она пыталась унять бурю чувств, поскольку это было ей не свойственно. Она поехала к матери и, бледная, как мел, сказала, что простудилась, и поэтому останется на ночь.

Через день она отправилась «домой». У Леннарта было время, чтобы обдумать все. Женщи­ны, разумеется, уже не было, и он решил вести себя агрессивно. Нападение – это лучшая защи­та, считал он, и принялся порочить Сагу, свали­вая все на нее. Что принес ему этот брак? Жить в ящике со льдом – и это ему, с его чувственнос­тью!

Что могла ответить ему на это Сага? Их ин­тимная жизнь всегда была пристойной, сдержан­ной, и это происходило не слишком часто. Наклонив голову, она тихо сказала, что не обладала особой страстностью, но пыталась компенсировать это не­изменным радостным дружелюбием и заботой о том, чтобы повседневная жизнь его была приятной.

– И ты думаешь, что этого достаточно? – враж­дебно спросил он. – Конечно, ты очень милая, но ты была для меня всего лишь домоправитель­ницей!

Он был несправедлив. Домоправительница не смогла бы устроить все так, как это делала она, взять хотя бы эти многочисленные обеды для вы­сокопоставленных лиц и других важных персон…

У Саги тоже было время все обдумать – целая бессонная ночь.

– Чего же ты хочешь теперь, Леннарт? Ведь мы же не можем продолжать так дальше!

Он бросил на нее торопливый, испуганный взгляд, который она читала, как открытую книгу: «Ее деньги! Огромное наследство Саги, оно уп­лывет от меня!»

– А ты? – уже совсем другим тоном произнес он. – Ты сама что хочешь?

– Моя мать серьезно больна, – ответила она. – Я не хочу, чтобы она переживала из-за того, что ее дочь развелась. Если мы сможем сохранить маску брака, пока она жива, большего я и не хочу.

Леннарт был в панике.

– Но я не могу дать тебе развод! Моя карьера будет испорчена, ты это понимаешь? Разве ты не можешь…

«Слава Богу, что у нас нет детей», – подумала она.

– Что же я не могу? – спросила она. Он всплеснул руками.

– Перечеркнуть все и начать сначала?

– Это было бы ложью по отношению к тебе.

– По отношению ко мне? Что ты хочешь этим сказать?

– Я хочу сказать, что больше не люблю тебя. Честно говоря, ты мне противен. И я вообще со­мневаюсь в том, что когда-нибудь любила тебя.

Он был оскорблен до глубины души. Из силь­ной стороны он превратился в подчиненную. Сага увидела в его глазах что-то новое и пугающее. В его бегающем взгляде таилось коварство, и его сокровенные мысли лежали перед ней, как на ла­дони: «Из всего этого есть только один выход. Если она умрет, скандал будет предотвращен, и я по­лучу ее деньги».

Хотя в следующий миг это коварство сменилось откровенным стыдом. Но Сага, в целях самосох­ранения – хотя это было и не так – сказала:

– По дороге сюда я зашла к моему адвокату. Я передала ему письмо, которое должно быть вскры­то после моей смерти. Он полностью осведомлен о том, что произошло.

– Ты не можешь… – возмущенно начал он, но осекся. – Сага… Одна-единственная ошибка! Ты должна быть великодушной и…

– Я не желаю этого больше, – сухо ответила она и повернулась к нему спиной.

– Тогда отправляйся, куда хочешь! – крикнул он ей вслед. – Выполняй свое «предназначение»! И я скажу тебе, что ты можешь заниматься чем угодно, но сюда больше не возвращайся! Может быть, ты подцепишь какую-нибудь заразную бо­лезнь. Вот тогда мы и сможем оформить развод, причина которого станет понятной для всех.

Сага повернулась к нему и посмотрела на него так, что он вынужден был опустить глаза.

– Эта женщина… Ты хотел бы связать с ней свою судьбу? – тихо спросила она. Он нерешительно пожал плечами.

– Если бы ничто не мешало этому…

– Значит, будет так, как я сказала, – реши­тельно произнесла она. – Наш брак будет про­должаться, пока моя мать жива. Она не должна страдать из-за чьей-то глупости. А потом посмот­рим.

Он вынужден был принять эти условия. Он по­дошел к ней, желая обнять ее, чтобы хоть как-то сгладить разрыв.

Но она оттолкнула его и сказала:

– Дверь в спальню закрыта. У тебя есть другие комнаты.

– Ты хочешь мне отомстить, – воскликнул он.

– Нет, – ответила она. – Просто ты противен мне.

С этими словами она вышла из комнаты. Никто не заметил в ней никакой горечи. Внешне их жизнь казалась идиллией.

В душе у Саги что-то разбилось на куски. Ощу­щение несчастья стало для нее роковым. Она, кото­рой требовалось все ее самоуважение для выполнения неизвестного ей жизненного предназ­начения, была неуверенна, подавлена и унижена.

Если бы у нее было время, чтобы прийти в себя… Но видеть изо дня в день этого человека, который является ее мужем, было для нее настоящим ис­пытанием.

Впервые в жизни она поняла, что такое страх. Страх оказаться недостаточно сильной в нужный момент.

Сага ухаживала за своей матерью, пока ей са­мой не исполнилось двадцать четыре года. И Анна-Мария тихо угасла, будучи уверенной в том, что у ее дочери все в порядке. В последние дни перед кончиной матери Сага ей лгала, зная, как хоте­лось Анна-Марии стать бабушкой. Увидев, что конец близок, Сага сказала, что ждет ребенка. Это была ложь чистой воды, но Анна-Мария, просияв, сказала: «Ах, как я этому рада!»

Через два дня она умерла.

И Сага немедленно перебралась обратно в ти­хий и теперь опустевший дом своих родителей. Ее адвокат все это время занимался делом о разво­де – тайком, чтобы не давать пищу слухам, – и теперь ему осталось только завершить дело. Сага поручила ему все свои дела, а сама удалилась от мира, ни с кем не общаясь – и уж конечно, со своим мужем тоже.

Леннарт отчаянно пытался спасти положение, опасаясь, что развод повредить его политической карьере.

Сагу же это не тревожило. Ей хотелось освобо­диться от него, и она не допускала даже мысли о том, чтобы еще целый год быть замужем за этим человеком. Она просила адвоката сделать процесс как можно более коротким. Словно во сне броди­ла она по своему старому дому, подавленная всеми теми испытаниями, которые выпали на ее долю. Именно теперь ей так нужна была мужская под­держка, но даже мысль о муже была ей противна. Она понимала, что он ничего не значит для нее. У нее были идеализированные представления о браке. Считая брак своего рода дружбой, и не понимая, что это совсем не так, она не созрела еще для замужества. Она не знала сущности любви и безвольно подчинялась мнению окружающих, считавших, что они с Леннартом составляют пре­красную пару.

Она предала его – в той же самой мере, как и он злоупотребил ее доверием.

Но Леннарт был для нее пройденным этапом. Гораздо ощутимее была потеря родителей. В этой скорби она была безутешной.

Но время все лечит!

В одну из весенних ночей, вскоре после похорон Анны-Марии, Сага проснулась и села на постели.

Сердце ее тяжело билось, она едва осмелива­лась дышать, уставясь в темноту.

– Они зовут меня, – шепотом произнесла она. – Они ждут… Пока мои родители были живы, они деликатно ждали. Но теперь они зовут меня. Теперь настало мое время!

Под словом «они» Сага понимала своих пред­ков из рода Людей Льда. Они были хорошими наблюдателями. Это было ее первым предчувстви­ем того, что она избранная. Не обманывало ли ее это предчувствие?

Сага прислушалась к своему внутреннему го­лосу. Она долго, сосредоточенно вслушивалась в себя, пока это предчувствие не стало у нее проч­ным знанием. Да, именно знанием, убеждением, не допускающим никаких сомнений. Все вдруг встало на свои места. Теперь у нее не было ника­ких сомнений.

– Мне нужно в округ Гростенсхольм, – произ­несла она вслух. – В Липовую аллею. Да! Мне нужно в Норвегию. Я нужна там. В этом мое пред­назначение.

Шел 1860-й год. Двенадцать лет прошло с тех пор, как Вильяр Линд из рода Людей Льда вы­нужден был покинуть Гростенсхольм и перебраться в Липовую аллею.

Сага почти ничего не знала о том, что происхо­дило там в последние годы. Она поддерживала дружеские отношения с Малин, дочерью Кристера, которая была на шесть лет моложе ее. Подоб­но тому, как семья Анны-Марии была связана с родом Оксенштерн и теперь была близка Акселю Оксенштерн, камергеру кронпринца, семья Кристера была связана узами верности с родом Поссе. А дочь Арвида Морица Поссе была замужем за Адамом Рейтерскьольдом, камергером кронприн­цессы, ныне королевы Швеции.

Это тоже сближало семьи Анны-Марии и Кристера, способствовало их постоянному общению.

О третьей же ветви рода Людей Льда, норвеж­ской, они знали очень мало. У Вильяра и Белинды был девятилетний сын, которого назвали Хеннинг в честь легендарного Хейке. Сольвейг и Эскиль не так давно умерли, и теперь семья Вильяра проживала одна в Липовой аллее.

Это было все, что знала Сага.

Она должна была отправиться туда. Это было необходимо. Они нуждались в ней. Но почему имен­но, она не знала. Она не прочь была уехать из дома, который теперь стал таким пустым. Поразмыслив в течение двух дней, она решила продать дом.

Это оказалось сделать просто. Всю обстановку она отправила к Кристеру: он мог взять это себе или сохранить до ее возвращения. Он согласился с тем, что она уезжает, ведь все давно знали, что она избранная. Кристеру было, конечно, очень интересно, что там ее ожидает, и он попросил ее посылать ему подробные отчеты. Но, судя по по­ведению Саги, она вовсе не собиралась возвра­щаться в Швецию – и его это не очень-то удивляло.

Да, у нее были свои планы. Ей не терпелось покинуть эти места.

Она отправилась в Вернберг, чтобы попрощать­ся со старой и молодой графинями Оксенштерн, которые поддерживали сторону при разводе.

– Значит, ты все-таки покидаешь нас? Ты хо­чешь нарушить старую добрую традицию? Разве ты не вернешься обратно?

Они озабоченно смотрели на эту молодую, строй­ную женщину с холодными зелеными глазами. Красота ее была нежной, хрупкой, неописуемой, словно она явилась из какой-то отдаленной, заоб­лачной страны. Она казалась такой далекой от мира, такой холодновато-сдержанной, словно была на земле гостьей. Будучи внешне похожей и на нежную, добродушную Анну Марию, и на темно­волосого Коля, она не унаследовала их сердечнос­ти. Сага была вещью в себе, и никто ее не понимал.

– Обратно я не вернусь, – сказала она уверен­но, спокойно.– Но если у меня когда-нибудь бу­дут дети, я расскажу им о нашей долгой дружбе и о нашей службе у Оксенштернов. И я скажу сво­им детям, чтобы они вернулись к вам, если в этом будет нужда.

Слова ее обрадовали и старую графину, Еву Оксенштерн, и молодую Лотту, урожденную Гюлленхаал. Обе пожелали Саге удачи. Покидая их дом, она подумала, что ей наверняка потребуется это благословение.

В письме Вильяру и Белинде Сага написала, что направляется к ним, чтобы выполнить свое предназначение.

Поскольку ее ветвь рода всегда была самой богатой, она имела при себе средства, чтобы пу­тешествовать с комфортом. В те времена в Шве­ции уже были первые железные дороги, но не в тех местах, куда ехала она. Она долго выбирала себе подходящую карету и возницу. Проблема состояла в том, чтобы отправить обратно карету, коня и кучера, а ей вовсе не хотелось заниматься этим.

Она вдруг обнаружила, насколько твердо было ее решение. Она готовилась к путешествию в один конец.

И ее это вполне удовлетворяло. В Норвегии тоже можно было устроиться. Но все это время она раз­мышляла над великой загадкой: что она, собствен­но, собирается делать там? Что может с ней произойти?

Это предстояло со временем узнать.

И Сага решила отправиться в путь самым обыч­ным способом – почтовым дилижансом, от одной почтовой станции до другой. В дороге могли быть всякие неожиданности, но это был относительно надежный способ передвижения. Можно было пе­реложить ответственность на плечи других.

И уже в начале лета она была готова отпра­виться в это долгое путешествие в Норвегию.

В последнюю ночь перед отъездом ей приснил­ся удивительный сон, настолько изнурительный, что она проснулась. Она долго лежала, возбужденная и испуганная, стараясь припомнить все мелкие детали. Она понимала, что сон этот ей приснился не случайно.

Самым сильным впечатлением от сна был ве­тер. Словно она стояла на горном перевале, обду­ваемая со всех сторон свирепыми ветрами.

Вдали она слышала какие-то слабые крики. И, напрягая зрение, различала маленькую группу людей, идущих сквозь непогоду. Не видя их лиц из-за большого расстояния, она знала, что это предки Людей Льда, их добрые защитники.

Это ее они звали.

«Сага! Сага!» – слышала она их голоса, похо­жие на далекое эхо.

Между ними и ею свирепствовали ветры. Вет­ры были стеной, границей между ними.

«Сага! Мы не можем добраться до тебя!»

Она это знала. Она поняла это во сне. Знала, что духи-защитники никогда не смогут вступить в кон­такт с избранными, пока эти избранные не умрут и не присоединятся к их когорте. Возможно, они помо­гали в свое время Шире, но на расстоянии. И не напрямую, как это бывало с несчастными мечены­ми. Тарье тоже был среди избранных. Но он вообще никогда не получал никакой помощи и был убит еще до того, как приступил к выполнению своего предназначения. Думать об этом было тяжело. Рас­считывать на собственные силы, когда не знаешь, что тебе нужно делать!

Виллему, Доминик и Никлас тоже были избран­ными. Но их задача была куда проще. Они должны были превратить чудовище Ульвхедина в человека. Они не имели никакого отношения к духам.

А Сага имела? Это должно было выясниться со временем.

«Сага! Сага – слышалось жалобное эхо. – Будь осторожна с…»

«О чем вы говорите? – кричала она им, и ветер подхватывал ее слова. – Я не слышу вас…»

Вот так и бывает во сне: предметы и люди вид­ны отчетливо, а голоса слышны неразборчиво. И так всегда! В довершение всего они были далеко, между нею и ими завывали ветры, так что было совершенно невозможно различить слова.

«Случилось нечто неожиданное… – кричали они. – Ты в опасной зоне, и мы не можем по­мочь тебе».

«Что вы говорите? – кричала она им. – Что там такое случилось?»

Ответ невозможно было расслышать. Но вот ветер принес с собой несколько фраз: «Мы посы­лаем к тебе человека, обычного человека на по­мощь тебе. Держись за него!»

«Кого? За кого я должна держаться?»

Но тут ветер превратился в настоящий ураган, и группа ее предков скрылась из виду. Связь с другим миром была нарушена, и Сага, метавша­яся из стороны в сторону, со сдавленным криком, наконец, проснулась.

Прерывисто дыша и дрожа всем телом, она ле­жала, пытаясь понять, что означал этот сон.

Сага почувствовала, что должна принять этот сон всерьез.

Если бы она знала об этом хоть чуточку боль­ше!

Да, ей следует быть осторожной. Но не так-то легко быть осторожной, когда не знаешь, откуда ждать опасности и что это за опасность.