9

– В Драммене? – удивленно спросила Винга. – Что же вы там делали?

Нотариус зашевелился. Он выглядел очень довольным.

– Да, это чрезвычайно интересное сообщение, Вильяр Линд. У нас давно были небольшие подозрения. Что еще?

Вильяр отвел руки от лица.

– Это неправда, – произнес он устало. – За такое короткое время мы не смогли бы доехать до Драммена и обратно!

– Это ведь зависит: от того, когда вы приехали домой, – сказал нотариус, похожий на довольного паука.

– Они приехали рано, – сказала Винга, которая быстро ухватила главное, хотя и не совсем понимала, о чем шла речь. Наконец, собственный промах дошел и до сознания Белинды.

– Нет, я сознаюсь, что солгала, – быстро проговорила она. – Я просто сочинила что-то, чтобы помочь Вильяру. Конечно, мы не были в Драммене, мы не успели бы сделать это за такое короткое время, – закончила она с неестественным смешком.

– Давайте теперь внесем в это немного ясности, – сказал ленсман чуть раздраженным тоном. – Итак, где вы находились?

Вильяр сжал кулаки.

– Вам нужно это знать?

– Для вашего же блага: да! Вильяр вздохнул.

– Хорошо, как хотите. Мы были на гумне в Гростенсхольме.

По собравшимся прошло легкое движение. Белинда тоже вздохнула, но они истолковали это, к счастью, неправильно. Будто она испугалась, что он раскроет их планы.

– Вот как? На гумне, – сказал лаконично ленсман. – Видимо, мне излишне спрашивать, что вы там делали?

– Нет, вы можете спросить об этом, – сказал Вильяр и поднял голову. – Там не происходило ничего, о чем нельзя говорить громко. Белинда была страшно взволнована после того, что с ней произошло в Элистранде. Ей требовалось поговорить с кем-то в тишине и покое. Вы же сами знаете, что двое людей испытывают иногда потребность побыть наедине. Чтобы поговорить друг с другом. Познакомиться друг с другом. Потому, что они нравятся друг другу.

Белинда сидела с раскрытым ртом и смотрела на него, не мигая, расширенными глазами. Он действительно так думал? Неужели это правда? Когда ленсман обернулся к ней, она сильно вздрогнула.

– Это правда, фрекен Белинда?

Мгновение она колебалась, не зная, на что он намекал.

– Что? Да. Да, разумеется. Мы просто договорились не упоминать об этом. Потому что это могло быть неправильно понято.

Она, Белинда, была жалкой лгуньей, но сейчас она боролась за жизнь Вильяра. Они должны были идти, балансируя, это она поняла. Вильяр попал в опасное положение. Он очень боялся выдать своих товарищей в Драммене, нотариус явно что-то подозревал. С другой стороны, у него должно было быть объяснение, где он был. По подозрению в убийстве он попадал в тюрьму. За сотрудничество с Маркусом Тране и за революционные идеи он тоже попадал в тюрьму и тянул за собой многих.

Белинда была единственным человеком, кто мог его спасти. Как алиби или свидетель в его пользу она была жалкой!

Она посмотрела на Вильяра глазами, просившими о помощи. Но он выглядел как человек довольный и почувствовавший облегчение. Значит, она все-таки ответила правильно? Его дед Хейке улыбался ей тоже приветливо, почти нежно. И родители Вильяра тоже выглядели такими добрыми.

Может быть, это все еще обойдется?

Но нет!

– Вильяр Линд из рода Людей Льда, – обратился к нему нотариус с холодными глазами. – Мы не нашли каких-либо явных доказательств того, что вы не вернулись позднее обратно и не убили Герберта Абрахамсена. Но если вы можете сослаться на нескольких свидетелей…

Он растянул последнее слово, будто хотел подвергнуть Вильяра искушению.

– У меня нет других свидетелей, кроме Белинды, – ответил молодой человек.

– Сожалею, но вынужден сообщить вам, что вы по-прежнему под арестом по обвинению в убийстве Герберта Абрахамсена.

– О нет, – простонала Винга, а Сольвейг тихо заплакала.

– Подождите, – отчаянно крикнула Белинда, потому что она хотела отплатить за доверие Вильяра и приятные слова, сказанные им о них двоих. Она могла видеть их, сидящих на сене и доверительно болтающих друг с другом. Может быть, он обнимал ее рукой, да, он явно это делал…

– Подождите… Вы не можете этого сделать! Потому что я знаю, что он невиновен. Но вы ведь не поверите мне. Я только скажу… что я была не единственной девушкой, с которой Герберт Абрахамсен вел себя плохо.

– Нет, как ты смеешь! – раздраженно вырвалось у фру Тильды. – Говорить гадко о мертвом!

– Но я знаю это! Потому что об этом сказала Сигне.

– Сигне сказала? – с интересом спросил ленсман.

– Чепуха, – произнесла фру Тильда.

– Да, во всяком случае, она намекала. А затем я нашла дневник…

– Что? – сказала Тильда.

– Дневник? – спросил ленсман.

– Да. Дневник Сигне. И там написано о многом. Об образе жизни ее мужа. И Сигне плакала! Да, извините, фру Тильда, что я вынуждена говорить это теперь, когда вы скорбите о Вашем сыне. Но Сигне тоже умерла, и я скорблю о ней.

Говоря, Белинда разгорячилась. Мертвым, конечно, нужны защитники, но живой Вильяр нуждался в защите еще больше. Ради него она отбросила все сомнения.

– Я не успела прочитать в дневнике последние страницы, потому что вошла фру Тильда, и я была вынуждена спрятать его.

– Ничего подобного не существует, – констатировала Тильда, но в ее глазах промелькнул страх.

Вдруг Белинда заметила, что все улыбались, слушая ее, и она снова спряталась в скорлупу своего одиночества. По пути она увидела, что фру Тильда напористо говорила с ленсманом.

– Но я имею право узнать, – сказала она высокомерно. – Почему девчонка бросила брошь?

– Но это так мерзко. Неприятно для вас.

– Господин ленсман! – В голосе Тильды прозвучала вся мировая угроза. Он вздохнул.

– Тогда, как хотите!

Белинда прошла мимо и больше не слышала. Но вскоре фру Тильда вышла из здания. На ее белых, как мел, щеках, были красные пятна – к изумлению Белинды, потому что она не верила, что в теле этой женщины текла кровь. Тильда заторопилась через двор в направлении к Элистранду. Когда она проходила мимо Белинды, то метнула на нее взгляд. Мимолетный взгляд, но он проник ей в сердце. Этот взгляд вместил так много – стыд, смятение, ненависть. Отвратительную улыбку неукротимого триумфа.

Белинда почувствовала, что у нее засосало под ложечкой.

– Теперь пойдем, – обратился к ней ленсман. – Теперь я хочу посмотреть дневник, пока его не найдет кто-то другой.

Люди Льда попросили Белинду взять с собой все свои вещи и переехать как можно скорее в Гростенсхольм. Если бы она могла взять с собой ребенка, то это было бы лучше всего для обоих сторон. Но они сомневались в том, что это возможно.

В экипаже ленсмана они, наконец, приехали в Элистранд. Белинда сразу показала ему дорогу в комнату Сигне. Там уже была фру Тильда. Она, очевидно, сумела догадаться, что дневник должен находиться здесь, кстати, и потому, что Белинда задержалась здесь как-то слишком долго.

– Будьте любезны выйти отсюда, фру Тильда, – сказал ленсман повелительно.

– Теперь это мой дом.

– Это не так. Он принадлежит Ловисе. А дневник велся Сигне. Кто теперь ей ближе – ее свекровь или сестра?

– Я хочу знать, что написано в дневнике.

– Вы это узнаете со временем. А пока это улика. Вам лучше уйти.

Он властно проводил ее почти до самой двери, затем ловко выставил из комнаты и закрыл дверь.

– Ну? – спросил он Белинду. Она показала ему потайной ящик. Он открыл его и нашел дневник.

– Отлично, – сказал он тихо. – Подожди минутку!

Он подкрался к двери и рванул ее на себя. В комнату ввалилась фру Тильда. Поскольку она стояла, согнувшись, у замочной скважины, то потеряла равновесие и упала вперед. Никто не сказал ни слова, пока она поднялась и, отряхнувшись, ушла.

– Она всегда где-то стоит и подслушивает, – пробормотала Белинда.

– Ты переезжаешь в Гростенсхольм, не так ли? Здесь нездоровая атмосфера.

– Если бы я только знала, что делать с Ловисой!

– Да, это проблема. Мы не можем оставить тут ребенка. Итак, я беру с собой дневник и спокойно его изучаю. Много ли ты не успела прочесть?

Белинда показала.

– Две страницы. Это же немного. Знаешь что? Я иду к экипажу и буду читать, пока ты собираешь свои вещи. Затем я отвезу тебя в Гростенсхольм.

Она была ему бесконечно признательна. И попыталась взять с собой Ловису. Но это, естественно, не удалось. Фру Тильда вышла к ним с ребенком на руках, пока они грузили в экипаж вещи. Она будто хотела застраховать себя от кражи ребенка.

Белинда попросила разрешения заботиться об осиротевшем ребенке своей сестры. Для всех было ясно, что и ребенок хотел этого. Но фру Тильда зашикала на Ловису.

– Вы одна не можете нести всю ответственность за маленького ребенка, – пытался урезонить ее ленсман.

– Нет, представьте, я отлично могу это, – ответила она раздраженно. – С девочкой нетрудно управляться. И я считаю себя той, кто лучше всех подходит для воспитания ребенка в правильном духе. В духе пристойности. И чтобы она никогда не забывала, что она была одной из причин смерти ее бедного преследуемого отца.

Белинда вздрогнула от ужаса, а ленсман прошипел:

– Но вы же не можете возложить на ребенка ответственность за…

– Человек рождается с первородным грехом. Это грешная мать ребенка заманила моего сына на пути разврата.

– Но они же были женаты!

– Должна вам сказать, господин ленсман, что все женщины пытались соблазнить моего сына дьявольскими удовольствиям.

Затем она ушла с ребенком в дом.

Ленсман повернулся к лошади.

– Я сейчас размышляю о том, кто был тем человеком, который впервые внушал ему, что женские руки – нежные и дающие утешения, – бормотал он. – Такой чертов маменькин сынок! Эдип!

Белинда посмотрела на него с упреком. Он говорил так сложно! Она долго смотрела на Ловису, которая глядела на нее из-за плеча Тильды. В настоящий момент они не могли что-то сделать, но Белинда и не думала сдаваться.

– Разве можно воспитывать ребенка с таким чувством вины? – сказала она, когда экипаж выехал из усадьбы.

– Нет, естественно, нет, – ответил ленсман, но это прозвучало так, будто у него не было никакого плана спасения Ловисы.

– Однако я прочитал дневник, – сказал он угрюмо. – Ты права, что у Герберта рыльце в пуху. Я найду ту женщину, которая рассказала Сигне о его любовницах. Из описания я очень хорошо представляю себе, кто она. У нее чрезвычайно ядовитый язык, и если она может влить в чью-то бочку меда ложку дегтя, то не преминет это сделать.

– А что было написано на последних страницах? Ничего особенного?

– Нет, я полагаю, что мы найдем там решение загадки. Да, во-первых, там было написано о том, что нам безразлично. О том, что Сигне казалось, будто привязанность Герберта к матери была слишком сильной. Но самым важным из написанного является то, что Ловиса – не единственный ребенок Герберта.

– Ой! Бедная Сигне!

– Да, это так. Как она об этом узнала, не написано ничего, но она упомянула двух внебрачных детей. Один из детей послужил из причин переезда сюда из Кристиании. Чтобы избежать последствий небольшой любовной истории. Другой ребенок родился предположительно почти одновременно с маленькой Ловисой у Сигне. Как я понял, этот ребенок находится здесь, в приходе.

– О, Сигне! – сказала жалобно Белинда. – А я еще верила, что она так счастлива! Из нас двоих она была удачлива, она получила все – красоту, ум…

– Это не всегда приносит счастье. Но теперь я знаю, по крайней мере, кто второй ребенок. Год тому назад одна молодая девушка родила ребенка. С тех пор она стала немного странной и замкнутой в себе. Ребенок умер, но отец молодой девушки, согласно записям Сигне, был в Элистранде и подступал к Герберту Абрахамсену с настоящими угрозами…

– Но ведь это было так давно! Скоро уже год, как Сигне умерла.

– Да. Я понимаю это так, что старый отец был здесь как раз тогда, когда у дочери родился ребенок.

– Тогда это, пожалуй, не он… – сказала задумчиво Белинда.

– Да, – согласился ленсман. – Старый человек не похож на того, кто приходит и избивает до смерти. Он может только печалиться. Я также не верю, что это Вильяр Линд из рода Людей Льда.

– О! – просияла Белинда.

Ленсман улыбнулся, глядя на ее открытую радость.

– Ты понимаешь, такая трепка, которую Абрахамсен получил от Вильяра, была вполне достаточной. Вильяр дал выход своим чувствам. Я не особенно поверил в то, что он вернулся, чтобы убить уже избитого человека.

– Но вы держите его в тюрьме.

– Да, а что мне было делать? Он единственный подозреваемый. А кроме того, нотариус хотел его там держать. Хотел попытаться выжать из него еще какое-то признание.

Белинда вся сжалась.

– Может быть, ты что-то об этом знаешь? – сказал ленсман с легкой угрозой в голосе. Она вздрогнула.

– Я? Нет. Нет, решительно нет!

Ленсман бросил на нее многозначительный взгляд. Он мог бы надавить на маленькую лгунью сильнее, но чувствовал, что это было бы нехорошо. Она была так безгранично преданна и была таким слабым звеном в бастионе Вильяра, что это было бы все равно, что стрелять в маленького доброго зайчонка. Ленсман не мог ничего поделать: ему нравился как Вильяр, так и это доверчивое маленькое создание, а Герберт Абрахамсен и его страшная мать внушали отвращение. Однако нельзя было принимать во внимание личное чувство.

– Значит, вы полагаете, что это мстили родственники матери ребенка из Кристиании? – спросила Белинда, чтобы уйти от опасной темы Драммена и Маркуса Тране.

– У такого мужчины, как Герберт Абрахамсен, было явно много врагов. Но вполне допустимо, что это касалось ребенка. Насколько я мог понять из дневника, женщина, родившая ребенка, была замужем. И можно себе представить, что супруг совсем не был рад этому.

– Но его имя неизвестно.

– Имя, правда, нет. Но мне стоит только просмотреть сведения, касающиеся рода занятий и связей Абрахамсена…

– В таком случае… Вильяра выпустят?

– Я думаю, его выпустят через несколько дней. Он будет у вас Гростенсхольме в канун праздника.

Белинда повернулась вперед. Спина прямая, как свечка, а руки блаженно сложила на коленях.

Ей не хотелось думать о том, как бы все обернулось, не найди она этот дневник. Или если бы Кари не призналась, что солгала.

Между тем в Гростенсхольме Хейке имел серьезный разговор с Вингой.

– Мой дорогой, тут не о чем говорить, – сказала Винга беспечно.

Хейке ударил кулаком по столу так, что это отозвалось эхом по всей комнате.

– В моем доме я не желаю терпеть наигранного героизма! Я сам врач, и чтобы мои ближайшие родственники мне не доверяли! Как ты себя чувствуешь? Давно ли ты испытываешь боль?

Винга пожала плечами.

– Уверяю тебя, ничего нет. Иногда немного болит в груди. Усталость. Ничего такого, чтобы беспокоить тебя. Страх привел его в бешенство.

– Эта проклятая щепетильность по отношению к врачу! Не выношу этого! И от тебя, Винга, я этого не ожидал. Почему ты ничего не сказала?

– Фу, – произнесла она и опустила встревоженный взгляд. – Ты же знаешь, как обстоят дела. Я не тебе пускаю пыль в глаза, а самой себе.

– Да, я это понимаю. Теперь расскажи!

– Да, но это так незначительно. Иногда я ощущала несильную боль, но я не обращала на это внимание, считая это судорогой или объясняя дурной пищей или чем-то еще. Я уверена, Хейке, что ничего серьезного нет.

– Я тоже, – сказал он почти свирепо. – А теперь я хочу тебя осмотреть. Для уверенности.

Она собственно, была за это даже благодарна.

– Чудесно, что можно на кого-то переложить ответственность, – улыбнулась она.

Пока он досконально обследовал ее в их спальне, она сказала:

– Как ты полагаешь, что там у Вильяра в Драммене?

Они оба были уверены в том, что Вильяр и Белинда были прошлым вечером в Драммене. Никто не мог лгать так неестественно, как Белинда.

– Не знаю, не понимаю этого. Мы ведь можем предполагать, что он бывал именно там всякий раз во время своих поездок верхом.

– Не всегда. Иногда он отлучался на слишком короткое время, чтобы успеть съездить туда и вернуться.

– Да, пожалуй это так. Нет, Винга, я не могу найти у тебя ничего особенного. Но давай-ка проведем интенсивный курс лечения, на всякий случай! В значительной степени для профилактики.

– Это ведь не может повредить, – сказала она так же легкомысленно, как и раньше. – Сколько я должна за обследование?

– Крепкое объятие.

Некоторое время они постояли, тесно прижавшись друг к другу, в полной тишине. Затем они услышали, как к усадьбе подъезжает экипаж. Это приехал ленсман с Белиндой.

В этот вечер Белинда навестила Вильяра, сидевшего под арестом. Он был оживлен и казался довольным тем, что она пришла. После того как она рассказала о светлых перспективах на будущее, о том, что скоро его, видимо, освободят, он сказал:

– Белинда, а теперь ты должна постараться. Я могу положиться только на тебя…

Она с готовностью кивнула. Ее лицо застыло от напряженного ожидания. Вильяр понизил голос до шепота. Они стояли по разные стороны небольшой решетки в дверях.

– Ты помнишь, что я получил в Драммене кое-какие бумаги?

– Да-да.

– Я засунул их в карман моего пальто, висящего в холле в Гростенсхольме. Темное пальто из грубой ткани, оно висит справа от двери. Ты должна взять их и пойти к одному человеку в деревне. Ему ты должна сказать, что я не буду приходить на встречи довольно долго. Потому что нахожусь под подозрением и не должен их выдать.

– Понимаю. Я сделаю все. В этот же вечер?

– Нет, это бы выглядело странным. Сходи завтра в первой половине дня, но чтобы никто не видел, куда идешь!

Он назвал имя и адрес человека и подробно описал дорогу. Белинда ведь была не из волости Гростенсхольм и плохо здесь ориентировалась.

Затем она сунула Вильяру сэндвич, присланный Вингой. Он был с мясом и кресс-салатом. Вильяр поблагодарил ее.

– А сейчас не стоит тебе дольше задерживаться, – шепнул он. – Спасибо за то, что пришла. Можешь ли ты прийти завтра вечером и рассказать, как это произойдет?

– Да, разумеется, я приду, – сказала она с сияющими глазами.

– Ты теперь – мой лучший друг, – улыбнулся Вильяр.

– Спасибо! О, спасибо, – сказала она, трепеща.

Затем она ушла. Но она была не совсем радостной. Потому что последние слова были сказаны им будто ребенку, которого хотели похвалить. И это была совсем не та дружба, какой она ждала от Вильяра. Да, а что она, собственно, хотела?

Белинда ничего не ждала. Но ей так хотелось, чтобы на нее смотрели как на взрослую. Это было такое скромное желание.

Она встрепенулась и заспешила в темноте домой.

Как хорошо они провели время вместе, она и Вильяр!

Когда искали останки Марты… Поездка в Драммен… Сегодня вечером, вместе и каждый на своей стороне решетки.

Как много интересного связывало их! Белинда не имела еще ни малейшего представления о том, что ждало их впереди. Если бы она это знала, она спряталась бы в укромном уголке и снова ушла в раковину, как улитка.