8

– Но это неправда! – крикнул Вильяр после первого замешательства. – Я никого не убивал. Он был жив, когда я покинул дом.

– Значит, вы признаетесь, что были там?

– Ну да. Я признаюсь также, что несколько раз хорошенько его ударил. Но ни один из ударов не был смертельным, далеко нет!

– Из-за чего была драка?

– Он провинился перед этой девушкой. Она живет в Элистранде, является сестрой усопшей супруги господина Абрахамсена. Белинда живет там, чтобы заботиться о ребенке своей сестры, девочке почти годовалого возраста.

– Я знаю это, – сказал ленсман. Видимо, у него было нехорошо на душе. – Но вы говорите, что ударили господина Абрахамсена. В каком он был состоянии, когда вы его покинули? Или лучше: могу я узнать, как все происходило?

– Да. Я… ехал верхом. И чуть не сбил девушку, бежавшую по дороге, недалеко от церкви. Это была Белинда. Она была, мягко говоря, в растерзанном состоянии – рыдала от страха, платье разорвано, волосы растрепаны. Я, естественно, спрыгнул с лошади, а она едва могла что-то объяснить. Наконец, я узнал от нее, что господин Абрахамсен обманывал ее, утверждая, будто его усопшая супруга Сигне хотела, чтобы Белинда была «добра» к нему. Как все мы знаем, Белинда – девушка, которая всем верит, которая не знает, что существуют и обманщики. Она столкнулась с настоящей дилеммой, просто не знала, где выход. Это использовал господин Абрахамсен, да, он фактически делал скверные вещи, которые не надо здесь упоминать…

– Нет, надо, – резко сказал ленсман. – Я хочу знать все!

Вильяр посмотрел на женщин в комнате, на Белинду, которая заново переживала те страшные минуты в доме Герберта Абрахамсена так живо, что это отражалось на ее открытом лице, а затем на свою бабушку… И тогда он увидел то, что совсем недавно обнаружил Хейке: «Боже правый, бабушка ведь больна. Серьезно больна! – так думал Вильяр в паническом страхе. – Ее глаза ввалились глубже, чем раньше, в уголках век появилась еще складка, признак бесконечной усталости. И какой она кажется прозрачной!»

– Я предпочитаю не говорить в присутствии дам, – выдавил из себя Вильяр, а его сердце заныло от боли за бабушку Вингу.

– Дорогой Вильяр, – сказала она. – Я вынесу все, что бы там ни было, а Белинда ведь была при этом! Ты расшевелил мое любопытство. Я всегда жаждала скандалов. Давай рассказывай!

– Ты совсем не охоча до скандалов, – возразил Хейке. – Тебе было противно слушать подлые сплетни фру Тильды.

– Это нечто другое, – сказала Винга. – Она говорила гадко о наших друзьях. Но ты можешь злословить… Нет, извини меня, я забыла, что господин Абрахамсен умер. Но ты можешь говорить спокойно, Вильяр.

– Нет, это действительно скандал с дурным привкусом. Извращенность.

– Выкладывайте, – сказал ленсман. – Это может иметь значение для выяснения того, что произошло.

Вильяр выглядел так, словно ему было очень неловко. Все, повскакав с мест, стояли, никто не пришел в себя после неожиданного ареста.

– Да… Итак, Абрахамсен заставил Белинду одеться как…

– Как Сигне? – тихо сказала Винга. – Это не так странно.

– Нет, не как Сигне, – фыркнул Вильяр. – Как фру Тильда.

В комнате стало тихо.

– Продолжайте, – глухо сказал ленсман.

– Он вел себя, как очень маленький мальчик. Говорил на почти детском языке. Белинда сидела, окаменев от отвращения, как она мне рассказывала. А потом он стал совсем бесцеремонным, потерял над собой контроль. Ей удалось освободиться, укусив его за ухо.

– Хорошо сделала, Белинда, – пробормотала Винга.

– Затем я нашел ее, совершенно бесчувственную, бежавшую по дороге, и услышал ее несвязный рассказ, затем… Да, я поехал прямо в Элистранд и… да, проучил Абрахамсена.

Казалось, что ленсман понял его.

– Вы не объясните это немного подробнее? Вильяр вздохнул.

– Я не могу припомнить, что я говорил или, вернее, кричал ему. Это были, кажется, такие слова как «старая свинья» и «проклятый распутный козел» и подобные вольности. Когда человек очень взволнован, то его ум становится не очень острым. Я ударил его, да, я это сделал, и крепко. Но совершенно не смертельно, далеко нет.

Ленсман спросил без всякого выражения:

– А Абрахамсен? Что он сказал?

– Он хныкал, как маленький ребенок. Я не помню всего, что он сказал. Да, может быть, это: «Вы же тронулись умом! Все знают, что вы тронулись, вы же можете убить меня!» и «Помогите! Есть тут кто-нибудь, кто может мне помочь спастись от этого ненормального?» В этом духе.

– И никаких извинений?

– Ну да, масса! «Я ничего не сделал, она сама этого хотела. Обыкновенная маленькая распутница». Тогда я, естественно, добавил ему, потому что знаю, что Белинда – не распутница!

Вильяр снова разволновался, его ледяные глаза горели, дыхание стало прерывистым.

– У вас опасный темперамент, Вильяр.

– Я стараюсь быть с вами честным, ленсман.

– Да. Но как закончилась битва?

– К сожалению, я не могу назвать это битвой. Это было настоящее избиение. Но категорически не убийство, в этом я клянусь!

– Где и в каком состоянии он находился, когда Вы его покинули?

– Он сидел, согнувшись, на софе в нижнем холле и вытирал кровь, сочившуюся из угла рта. Я разбил ему губу.

– Это правда, у него там рана.

– А я пошел на кухню, чтобы попытаться найти кого-нибудь, кто мог бы позаботиться о маленькой Ловисе. Там я встретил двух дам, которых попросил присмотреть за ребенком ночью. Это, видимо, ваши свидетели, ленсман?

Тот кивнул.

– Затем я вернулся в холл. Я прошел прямо через него и вышел наружу. Абрахамсен все еще сидел на софе и крикнул мне вслед: «За это тебя будут жечь, ты, дьявольское отродье! Ты думаешь, я не знаю, что Люди Льда – исчадия Сатаны? Но теперь с вами в приходе покончено, чтоб ты это знал!» Но женщины? Они же, очевидно, видели, что он был жив?

– Они не проходили через холл. Не смели, боялись встретить вас, Вильяр. Они вошли наверх по лестнице для прислуги и принесли малышку вниз к себе. Здесь она должна спать этой ночью.

Они услышали, как Белинда с облегчением вздохнула. Вильяр перевел дыхание.

– Должен сказать, что я все же обеспокоен. Если Абрахамсен был найден мертвым на софе, то, значит, я могу оказаться виноватым. Если у него было то или иное уязвимое место в организме, то…

Ленсман жестом отмел это.

– Он был найден не на софе. Он лежал на полу в большой столовой, перед дверью в салон.

– Это мне не поможет, – сказал Вильяр. – Он мог добраться до столовой, а затем умереть здесь от ран. Но эти раны, ленсман, были, действительно, не настолько велики, если у него не было больного сердца или если он не имел предрасположенности к удару или чего-то в этом роде.

– Кто его нашел? – спросил Хейке.

– Его мать, фру Тильда, когда вернулась домой. Она сразу вызвала меня.

– Почему он умер? Потому что получил удар в лицо?

– Нет. Дело не в этом. Он был убит кочергой. Она даже лежала на нем. Все долго молчали.

– Но я не пользовался никакими орудиями, в этом я клянусь перед Богом, – сказал Вильяр, побледнев. – Ничем другим, кроме своих кулаков. И мы также не были в других внутренних покоях. Только в холле.

Винга спросила:

– Вы уверены, что роковая рана была нанесена ему кочергой?

– Раны.

– Их много?

– Не счесть. Он был избит кочергой вдоль и поперек. Вильяр Линд из рода Людей Льда, вы сейчас пойдете со мной, не так ли?

– Под арест?

– Я, к сожалению, вынужден это сделать.

– Да, разумеется, я понимаю. Но я невиновен, ленсман.

– Мы будем с тобой, – сказала Винга, а Хейке кивнул.

– Нет, – возразил Вильяр. – Что вы можете сделать? И Белинда должна остаться здесь этой ночью. Ленсман успокоил их:

– За ночь ничего не произойдет. Но если вы все явитесь ко мне завтра в девять часов, то я одновременно соберу всех в Элистранде. Тогда мы рассмотрим дело по всем пунктам. И… Белинда должна прийти, поскольку она – важный свидетель!

Они пообещали прийти, и ленсман увел Вильяра с собой. Остальные стояли молча и смотрели, как он уходил.

– Он невиновен, я это знаю, – сказала Белинда.

– Определенно нет, – поддержал ее Хейке. – Но против него говорит многое.

Он искоса посмотрел на Вингу. Ее вид испугал его. За последний час она стала такой маленькой, худой и щуплой, будто арест Вильяра погасил в ней последнюю искру жизни. Теперь он увидел и морщины, на которые раньше не обращал внимания. Небольшие, малозаметные морщины, которые могли появиться только от боли. Невыносимой боли, скрываемой неизвестно сколько времени.

Завтра он должен был ее обследовать, это было его твердое решение. В нем вновь закипал бессильный гнев против Тенгеля Злого. Что касалось болезни Винги, то он, возможно, был необоснован, но все остальное! Если бы все эти годы Вильяр доверял им, то этого бы не случилось, рассуждал Хейке. Если бы Хейке не был вынужден впустить в Гростенсхольм серый народ, то Вильяр не был бы напуган привидениями и у него с дедом были бы гораздо более открытые взаимоотношения. Возможно, мальчик мог бы развиваться иначе, не стал бы таким немногословным, таким замкнутым. Они же о нем ничего не знали! Они не представляли весь склад его характера. То, что он мог отчитать Абрахамсена, понять было нетрудно, хотя это и было с его стороны очень неумно. Но неужели он мог совсем потерять рассудок и убить человека? Кочергой? Это казалось неправдоподобным. Хейке еще вспоминал со стыдом тот случай, как он сам вышел из равновесия и чуть не убил Терье Йолинссона в Эльдафьорде. Неужели возможно, что Вильяр тоже…

В Людях Льда было так много плохих задатков. Разве можно знать, что хорошие задатки всегда побеждают? Те, что посеял в своих потомках Тенгель Добрый. Это ему удалось. Но не со всеми, далеко не со всеми отпрысками.

Как обстояло дело с Вильяром? Он же не был «меченым», ею в этом поколении была маленькая Сага, дочь Анны-Марии. Но то, что Вильяр не был похож на обычных, приветливых людей в роду, это было явным. Может быть, его твердый характер объяснялся замкнутостью людей из Эльдафьорда, сыновей Йолина? Но нет, ничто не говорило о том, что Сольвейг вела происхождение из рода Йолина. Но все люди в Эльдафьорде отличались этой большой сдержанностью. Может быть, комбинация с Людьми Льда получилась плохой?

О, как ненавидел Хейке злое наследие! Как ненавидел он всю эту историю с серыми людьми! Очень часто в свои зрелые годы он думал о том, что для всех было бы лучше, если бы умер он сам и тем самым освободил от проклятия Гростенсхольм. Потому что вместе с ним серые люди должны были покинуть усадьбу…

Год от года ненависть Хейке к Тенгелю Злому становилась все сильнее. Когда он думал обо всех тех страданиях, через которые должен был пройти род и не в меньшей степени он сам, Хейке, то его бессилие становилось для него почти невыносимым. А теперь жизнь Вильяра могла пойти неправильными путем. Внук, которого он не знал.

– Пойдем, Белинда, – сказала Винга угасшим голосом. – Мы найдем для тебя комнату для ночлега. Завтра поговорим о будущем маленькой Ловисы.

В эту ночь никто из них не мог спокойно спать. Они думали о Вильяре, находившемся в предварительном заключении. Небольшое здание из камня и извести, с зарешеченными оконцами. Они видели его много раз и, содрогаясь, думали о том, что там, возможно, сидит какой-нибудь преступник. Теперь там Вильяр.

Белинда молилась святому Георгию всякий раз, как просыпалась. Ей казалось, что все это произошло по ее вине. Это она вовлекла в это Вильяра. Она должна была бы промолчать о том, что произошло с ней в Элистранде. Тогда бы ничего не случилось. Но тогда она должна была бы вернуться. Боже, но как она посмеет вновь встретиться с фру Тильдой? И что будет теперь с Ловисой, бедным осиротевшим ребенком? И что скажут ее родители? Неужели из-за Ловисы ей придется жить в Элистранде, одной вместе со страшным старым драконом? Который ведь должен теперь ненавидеть ее?

Но она, Белинда, должна ведь помогать маленькой Ловисе, дочери Сигне! Когда она думала о Сигне, то мысли ее не были уже такими прекрасными и трагическими. Потому что Сигне любила своего мужа. Во всяком случае, вначале. Когда Белинда была вынуждена думать о Герберте Абрахамсене, «страстном до распутства», по словам Сигне, то она чувствовала тошноту и начинала, чтобы отвлечься, считать цветочки на обоях. В комнате было темно, но не совсем, цветочки казались расплывчатыми темными пятнами на сером фоне.

Утром они заблаговременно явились к ленсману в участок.

В последние минуты Белинда испугалась. Хейке и Винга серьезно отнеслись к ее страху. То, что девушка не смела смотреть фру Тильде в глаза, они могли понять. Потому что у Белинды было упрощенное отношение к трудностям. Они понимали, что ее уверенность в себе и раньше подвергалась тяжелым испытаниям и встреча с устрашающей матерью Герберта Абрахамсена должна стать довольно трудным испытанием. Она была уже и раньше взволнована, а теперь в ее доверчивой душе должен был царить хаос.

Они предложили отвести ее в усадьбу Линде-аллее, где отзывчивая Сольвейг могла бы позаботиться о ней. Конечно, Сольвейг хотела быть вместе с ними, рядом с сыном. И Белинда сразу поняла, где теперь ее место. Неужели она предаст Вильяра, своего лучшего друга? Его, кто пошел ради нее на все? Теперь была ее очередь поддержать его. Паническое настроение, завладевшее ею при мысли о встрече с фру Тильдой, улеглось, и все они, наконец, отправились.

Эскиль и Сольвейг были очень взволнованы арестом и винили себя, что не оставили сына у себя дома, а вместо этого отпустили его в Гростенсхольм. Но Винга спокойно возразила на это, что Вильяру 28 лет и что он сознавал, что делал.

Тильда была тут. Белая, как смерть, деревянная палка, одетая в черное. Живыми были только глаза. Темные, ненавидящие. Они, не мигая, смотрели на обитателей Гростенсхольма.

Ленсман, видимо, обратил внимание на то, что Белинда встала позади, когда они вошли в его контору. И он понял ее, взглянув на оцепеневшую, непримиримую фру Тильду. Винга подошла к Тильде.

– Мы искренне сочувствуем вам в вашем большом горе, – тихо промолвила она. – Потерять сына – самый тяжкий крест для человека.

Но Тильда резко отвернула лицо. Забыла доверительную болтовню, которую вела накануне.

– Что вы об этом знаете? Теперь вы, конечно, довольны, раз сумели вырастить убийцу?

Винга растерянно постояла секунду, затем покорно повернулась и пошла назад.

Нотариус был тоже тут, потому что это ведь было очень серьезное преступление. И прислуга из Элистранда заполнила значительную часть небольшого зала. Несколько служащих ленсмана ввели Вильяра. Он кивнул в сторону скамьи, где сидели его родные, и встретил взгляды, полные сочувствия, преданности, отчаяния и неизменной веры в него. Это согревало его в часы одиночества. Его терзала печаль оттого, что он так к ним относился – сдержанно, прохладно, незаинтересованно, во всяком случае, внешне. Они не заслуживали его сдержанности. Но он не был человеком, который мог открыться, это требовало полного отказа от его собственной натуры.

Белинда смотрела на него, не отрывая взгляда. Она больше не смела смотреть на фру Тильду, но чувствовала, как ее взгляды постоянно жалили, точно укусы змеи. Она, Белинда, была козлом отпущения. Как и раньше, в течение восемнадцати лет. Так легко бросить тень на человека, который будто просит об этом. «Вильяр, ты чувствуешь, как я верю в тебя? Я знаю, что ты невиновен. Потому что святой Георгий не может совершить ничего незаконного».

Ему было разрешено сесть между двумя служащими. Словно заключенному! Он не спал всю ночь. Это было видно по его лицу. Оно казалось похудевшим, точно у изголодавшегося человека. Чувствовалось, что Вильяр давно не спал. Его единственной мыслью было: «Я делаю им больно. Все они тут прекрасные люди – мать, отец, бабушка и дедушка и маленькая, отзывчивая Белинда… Я делаю им больно. А этого я меньше всего хотел бы».

Первой получила слово фру Тильда. Бросив еще один ненавидящий взгляд на Людей Льда и, особенно, на Белинду, она начала:

– Вчера вечером я была у нотариуса… – При этом она милостиво кивнула в сторону упомянутого лица. – Мой дорогой, незабвенный сын отвез меня туда и должен был приехать за мной позднее. Но прием закончился раньше, чем я рассчитывала, и я была вынуждена приехать назад с другими. Я прихожу домой – и что я вижу? В холле кровь, перевернутая мебель. Я зову Герберта, но не получаю ответа. Я захожу в другие комнаты, и там лежит мое бедное, невинное дитя. Лежит убитое перед дверью в салон, куда он пытался скрыться, на нем кочерга. Кочерга от камина в столовой.

Она прижала к губам носовой платок и вновь обрела равновесие.

– И тогда? Что вы тогда сделали? – осторожно спросил ленсман.

Фру Тильда распрямила спину.

– Я сразу позвала слуг. Девушка, которая должна ухаживать за дочерью Герберта, разумеется, исчезла, и ребенок вместе с ней. Ребенок был позднее найден в комнате поварихи и кухарки, где ему совсем не место. Эти две объяснили мне, что Вильяр Линд был здесь вечером и без всякой причины набросился на моего бедного сына. Он признал это в разговоре с двумя кухарками и прибавил, что они должны присмотреть за Ловисой, потому что этой ночью Белинда домой не придет. Так что все понятно! Это двое действовали совместно, чтобы убить бедного Герберта. Они оба одинаково виноваты!

Она замолчала, задохнувшись от этого излияния праведного гнева. Ленсман поблагодарил фру Тильду и попросил объясниться кухарок. Они подтвердили все, что сказала Тильда, бросая на Вильяра испуганные и извиняющиеся взгляды. Но все их поняли. Они сказали только то, что было, ничего другого. А за Вильяром ведь была репутация сумасшедшего. Нет, они потом ничего не слышали. Они снова легли, убедились, что с Ловисой все в порядке, и после этого заснули.

Значит, они слышали драку в холле? Да, слышали.

Может быть, они слышали драку в столовой? Они призадумались. Там был колокольчик, который звонил на кухне, если дергали за шнур в столовой. Криков оттуда услышать было нельзя, а еще менее вероятно, что они могли дойти до их спальни.

Значит, они не могли ничего услышать, когда господина Абрахамсена избивали кочергой?

Нет, не могли.

Слышали ли они что-нибудь, после того, как Вильяр ушел из холла?

Нет.

Эти свидетельства никак не помогли Вильяру. Он мог бы, перед тем как прийти на кухню, загнать Герберта Абрахамсена в столовую и убить его там.

Другие слуги не могли ничего добавить.

Самая молодая горничная, Кари, все время всхлипывала. «Уж не была ли она влюблена в убитого, – подумала Белинда, безмерно удивленная этим. – Но ведь была же Сигне…»

Теперь очередь дошла до Вильяра. Он был очень бледен. Казалось, ему было трудно взять себя в руки. Как и при первом допросе накануне вечером он рассказал, как встретил на дороге убегавшую Белинду и как она, плача, рассказала о том, что господин Абрахамсен пытался ее изнасиловать.

– Ложь! – крикнула фру Тильда, вскочив. Лицо ее было словно вырезано из дерева, но глаза горели от бешенства. – Наглая девчонка пытается очернить усопшего. Это же довольно легко, когда он не может себя защитить. Но я достаточно насмотрелась, как она втиралась к нему в доверие, пока жила в Элистранде. Она пыталась соблазнить его непристойными жестами и предложениями.

У Белинды начали дрожать уголки рта.

– Я не хочу никого чернить, особенно мертвого. Но Вильяр говорит сейчас правду, это было так, как он говорит.

– Так это ты сбила его с толку, заставив поверить, что мой сын, якобы, приставал к тебе! – сказала фру Тильда тихо, но так, что каждое слово звучало, как крик. – Должна тебе сказать, что мой сын не хотел даже дотрагиваться до тебя, это он сказал мне. Ты вообще не в его вкусе. И это тебя раздражало, не так ли? Потому ты утверждаешь, что он зашел слишком далеко.

Ленсман не делал попыток прервать эту перепалку. Он рассчитывал получить из нее ценные данные. Вильяр сказал резко:

– Нет никаких сомнений в том, что Белинда подверглась насилию, когда я встретил ее бежавшей по дороге. Ее одежда и волосы были в беспорядке, и она истерически рыдала.

– Истерика может любому сослужить службу, – фыркнула Тильда. – И вот что еще: она также нечиста на руку! Моя самая дорогая брошь исчезла. Она пропала вчера вечером вместе с этой распутницей.

– Нет, это неправда, – выкрикнула Белинда и встала, покраснев. – Я бросила ее на пол в холле, так что если вы ее поищите, то найдете ее под большим сундуком.

– Это правда, – спокойно промолвил ленсман. – Мои работники нашли брошь под сундуком, когда осматривали холл сегодня в поисках следов. Но Белинда… Как ты ее туда забросила? Почему вообще у тебя была эта брошь? Ты побывала в комнате фру Тильды?

Белинда снова села. Когда она ответила, голос ее был слаб:

– Нет, это совсем не так.

– Ну хорошо, как же это было? Она закрыла лицо руками.

– Я не хочу говорить об этом.

– Вы видите, – крикнула фру Тильда. – Виновна! Виновна по самые уши!

– Нет, – вымолвил Вильяр. – Я знаю эту историю. И я надеялся, что ее не придется здесь упоминать.

Ленсман огляделся.

– Да, Вы правы. Я тоже слышал эту миленькую историю вчера вечером, нет надобности повторять ее здесь в присутствии всех. Поверьте мне, фру Тильда, это имеет свои причины.

– Я требую услышать это.

– Не здесь. Позднее, если вы настаиваете. Но ради вас, я полагаю, лучше оставить это.

– Это решаю я сама. Двое этих людей убили моего единственного сына, и теперь нельзя оставить без внимания ничего, что, возможно, сразит их.

Ленсман вздохнул.

– Мы продолжаем. Вильяр Линд, на чем вы остановились?

Вильяр закончил свой рассказ, как он сделал это накануне вечером. Затем была вызвана Белинда. Ей нечего было сообщить нового. Тактично, насколько это было возможно, она рассказала о поползновениях Герберта, не вникая в самые щекотливые подробности, рассказала, что ей удалось освободиться, укусив его за ухо.

Ленсман кивнул.

– Да, у него порядочная рана от укуса на одном ухе. Мы долго размышляли над тем, что за борьба предшествовала его смерти.

Фру Тильда сидела и раскачивалась всем телом.

– Мой бедный мальчик! Мой бедный мальчик! Все хотят ему зла! Это была вина Сигне. Он не должен был брать в дом высокомерную девчонку, она принесла с собой только несчастье. Родила ему дочь. Мерзкая распутница! А сестра? Еще хуже!

Обе девушки из кухни все время вертелись и возбужденно перешептывались. Как раз в то время, когда фру Тильда изрыгала хулу в адрес Сигне и Белинды, со скамьи поднялась повариха.

– Господин ленсман, – обратилась она, бледнея, но владея собой. – Перед Богом и властями надо ведь говорить правду, не так ли?

– Да, это правильно, – кивнул ленсман.

– Тогда мы, кухарка и я, осмелимся сообщить, что кто-то здесь солгал.

– Вот как? Кто же?

Карающий перст поварихи обратился в сторону горничной.

– Кари вон там. Она сказала, что лежала и спала, но это не так. Это мы обе знаем, кухарка и я, потому что мы живем с ней рядом.

Взгляды всех присутствовавших обратились на злополучную Кари, зашмыгавшую носом еще громче, чем раньше.

– И где же ты была? – спросил ленсман.

– Вот как! – отвечала вместо нее фру Тильда. – Ты снова отлучалась вчера вечером, не так ли? Пока твоей благодетельницы не было дома, ты улизнула, чтобы распутничать с крестьянским парнем? Я тебе это запретила! Я не потерплю никакого греха в моем доме, ты это знаешь! Никаких незаконнорожденных детей. И ты все-таки делаешь это!

Последние слова она будто выплюнула. Все почти ощутили, как она хватала девушку за ухо и трясла ее. Одна она этого не сделала.

Кари только всхлипнула, испытывая чувство вины.

– Это здесь несущественно, – прервал ленсман. – Важно другое: Кари, когда ты вернулась домой?

– Сразу после.

– Сразу после чего?

– После того, как господин Вильяр Линд был здесь.

– Откуда ты это знаешь?

– Потому что я встретила их, когда они ехали верхом. С ним на лошади сидела девушка.

– Да, Белинда, – сказал Вильяр.

– Да, я испугалась, когда услышала топот и спряталась за гумно священника.

– Ты была так далеко от дома, – констатировал нотариус. До сих пор он сидел молча. – Оттуда ты шла домой?

– Ну да. Так что я была там недолго, – сказала она, боязливо посмотрев на фру Тильду.

– Об этом ты должна была бы сказать сразу, – сказал ленсман.

– Я… не смела. Хозяйка так сердится.

– Ну, дальше. Что же ты слышала, когда вернулась домой? Ты пошла сразу в свою комнату и легла?

– Да. Нет.

– Что это значит?

– Я пошла в свою комнату, но вспомнила, что забыла в углу холла метлу. Если бы фру Тильда нашла ее там, то мне бы так досталось, что…

– Тогда ты вошла в холл?

Все присутствующие застыли и напряженно слушали.

– Я прокралась туда, – сказала Кари. – Чтобы никто не увидел меня. Мне же нельзя бывать в самом доме в это время суток.

– Что же в холле? Был там кто-нибудь?

– Нет.

– Вильяр разочарованно вздохнул. Его родственники тоже немного приуныли. Затем Кари продолжала:

– Но я слышала, как кто-то ужасно стонал. Тогда я вошла и посмотрела.

– Вошла, говоришь ты? Куда?

– В комнату для чтения, – ответила она, словно недоумевая, зачем это всем. – И там был господин Абрахамсен. Он сидел на стуле и был весь в крови. Кровь текла отовсюду – из носа, рта и уха, у него припухло вокруг глаз, и он выглядел ужасно.

По комнате прошло дрожащее дуновение.

– И что дальше?

– Он всхлипнул и сказал: «Кари, они так плохо обошлись со мной, посмотри, как они меня избили. Это так больно!» Я ужасно испугалась и сказала, что мне жаль его. Ему нравилось это слушать, и тогда он засунул руку мне под юбку, потому что я это иногда позволяла ему. А затем он сказал, что он – маленький мальчик и имеет, как и все, желание, Но я сказала, что должна уйти и лечь спать, потому что уже была с…

– Спасибо, Кари, достаточно, – быстро прервал ее ленсман. – Значит, ты ходила туда?

– Да. Я спросила, не нуждается ли он в помощи, и он сказал «Только тут, Кари, только тут» и похлопал меня по… Вы знаете где. Но я тогда убежала, потому что не хотела быть в этот вечер больше ни с кем.

Ленсман был озадачен.

– Создается впечатление, что он не получил серьезных травм…

– Да нет, господин ленсман, это было в основном нытье. Таков он, господин Абрахамсен. Хочет, чтобы его жалели.

– Ты говоришь об усопшем, – резко вставила фру Тильда.

– О да, извиняюсь!

– Не верьте ни одному слову из того, что сказала эта девчонка, ленсман.

– Нет, я полагаю, что мы поверим. Не вижу причин для того, чтобы Кари выдумала какую-то историю.

– Герберт никогда не интересовался служанками!

– Что? – сказала Кари. – Не интересовался? Спросите кого угодно…

– Спасибо! – произнес ленсман, остановив Кари жестом руки. – Теперь, во всяком случае, мы получили хорошее объяснение. Оно полностью снимает вину с Вильяра Линда. Он не мог убить кочергой господина Абрахамсена. Он вообще не мог убить его, если господин Абрахамсен был достаточно здоров, чтобы совращать девочек!

Фру Тильда встала. Ее лицо окаменело.

– Он вернулся. Я видела его. Я видела мужчину, который, крадучись, вышел из дома, когда я подошла к воротам Элистранда. Он спрятался от меня. Но я видела его коня. Это был большой конь Вильяра Линда, в этом нет сомнений!

Белинда с силой выдохнула воздух.

– Нет! Нет! Это был не Вильяр. Потому что весь вечер он был вместе со мной!

Вначале возникла небольшая пауза. Затем раздался резкий голос фру Тильды:

– Ее свидетельство вряд ли может переубедить. Ведь эти двое действуют совместно.

– Но то, что говорит Белинда, верно, – сказал Вильяр. – Мы были вместе весь вечер, не допуская ничего предосудительного.

– И мы в это поверили? – фыркнула фру Тильда. – А что это за доказательство невиновности? Вы могли бы ведь очень легко проникнуть в Элистранд в любое время, если бы даже никогда не были так много вместе.

Белинда разозлилась на твердолобую бабу. Это было не самым разумным в данном случае.

– Нет, мы этого не могли, – раздраженно крикнула она. – Потому что были в Драммене. Вот так-то!

– Ооо! – застонал Вильяр и закрыл лицо руками.