9

Ни для кого не было неожиданностью, когда на следующий день всех пригласили к обеду в Гростенсхольм. Хильде пришлось задержаться дома, чтобы покормить детей и посидеть с Йонасом. Мальчику стало лучше, хотя болезнь шла своим чередом, – и было заметно действие средства Тенгеля.

Передав все дела служанкам, Хильда со всех ног побежала в Гростенсхольм.

Уже в прихожей она услышала доносившиеся из гостиной возмущенные голоса. Навстречу ей вышел Маттиас. Никогда она не видела его таким расстроенным – в его обычно ласковых глазах теперь было смятение.

– Хильда, они обвиняют моего отца! Это не правда, он не злодей!

– Я это знаю, мой друг. Никто из нас этому не верит. Они ведь обвиняют и тебя, не так ли?

– Да, но это не так важно, ведь я знаю, что невиновен, и смогу постоять за себя. Но отец такой беспомощный, он не сумеет защитить себя от этого жуткого судьи.

– Да, я понимаю.

Он коснулся ее руки, словно просил о чем-то.

– Ты еще вчера знала об этом?

– Да, – кивнула она.

– Почему же ты ничего не сказала?

– Господин Калеб просил дать ему время, чтобы обдумать, как защитить вас.

– Да, он сражался здорово! Но судья такой тупица… Спасибо тебе за письмо.

Она стыдливо опустила голову.

– Это просто ужасное письмо!

– Это лучшее из всех писем, которые я когда-либо получал. Потому что оно искреннее! Я не спал полночи и был счастлив. У меня были такие планы и надежды на сегодняшний день. А тут случилось такое!

В его голосе слышалась горечь.

– Хильда, ты написала это письмо, чтобы утешить меня?

– Нет. Но я должна признать, что если бы я не знала ничего об опасности, нависшей над тобой и твоим отцом, я ни за что не написала бы его. Я хотела, чтобы ты знал, какие чувства я испытываю к тебе. Вернее, знал о том, что чувства мои пока не определились.

– Я понимаю твое замешательство, Хильда, твою неуверенность. Но у меня этого нет. Мы…

– Маттиас! – позвал его Аре. – Где ты пропадаешь?

– Идем, – мягко сказал Маттиас Хильде.

Он держал ее за руку, когда они вошли, и она в точности не знала, хочет ли он тем самым поддержать ее или сам нуждается в ее поддержке. Возможно, и то, и другое. Они нуждались друг в друге.

Это была прекрасная пара!

Йеспер тоже был в гостиной, бледный и трясущийся от страха, словно все это касалось непосредственно и его. Хильде не хотелось смотреть на него, она все еще мысленно видела его в спущенных штанах.

Был здесь и брат Августины дочери Фредерика, а также вся родня из рода Людей Льда.

Судья чувствовал себя не в своей тарелке.

– А вот и дочь палача, – злорадно произнес он. – Теперь все в сборе! Великолепное общество! Но правда все равно восторжествует!

– До этого еще далеко, господин судья, – устало произнесла Лив. – Мой сын и внук не имеют никакого отношения к убийству.

Впервые Хильда видела волевую баронессу поверженной: она сидела, скрючившись, на стуле, горестно сжав рот. Это был чересчур большой удар для ее семьи.

– Неужели? – сказал судья. – Зачем же, в таком случае, один из них навещал эту мадам в Кристиании?

– Оставьте в покое моего бедного мужа, – взмолилась Ирья. – В его жизни и так было достаточно всяких трагедий. Он больше не в силах выносить это! Я знаю, что Таральд совершенно не причастен к этим убийствам!

– А ваш сын? – огрызнулся судья. – Слуги рассказывают, что он ходит во сне. Может быть, он не лунатик? Может быть, это сознательное мошенничество с целью совершения неприглядных поступков?

– Если бы вы знали Маттиаса Мейдена, вы не стали бы обращаться к нему с такими бессовестными обвинениями! – сказал Бранд. – Он – лучший из творений Господа!

– Ну, ну… – пробормотал Маттиас.

– Возможно, – сказал судья, сделав вид, что обдумывает что-то. – Но в человеке есть и злое, и доброе начало; то, что не выходит на поверхность, таится в полутьме. Возможно, на волю вырвалось его подсознание…

– О, Господи, – пробормотал Калеб.

– И… – судья поднял указательный палец. – Я напал на другой след! В последний раз, когда я был в Линде-аллее, я проходил мимо одного сарая – и, знаете, что я там увидел?

Он сделал выразительную паузу.

– Что же вы там увидели? – сухо спросил Бранд.

– А вот что – волчью шкуру! Огромную шкуру с головой и хвостом!

– О, Господи, дай мне терпенье! – простонал Аре. – Это же моя шкура, доставшаяся мне от моего отца Тенгеля. Неужели это тоже впутают в дело? Вы думаете про оборотня? Думаете, что это может быть его внешней оболочкой? В таком случае, по ночам здесь шляется весьма побитый молью оборотень!

Судья поджал губы.

Ситуация была не из легких.

Вошла служанка и сообщила, что доктора просят приехать в один из крестьянских домов. Заболел ребенок.

– Опять корь, – вздохнул Маттиас. – Ладно, я пошел. Родители так неосторожны со своими детьми, позволяют им весь день гулять, а те подхватывают инфекцию. Но мы постараемся, чтобы у нас не случилось того, что произошло в Тэнсберге, где умерло сразу пятьдесят детей. Господин судья, вы позволите мне ненадолго отлучиться?

С большой неохотой судья отпустил его. Маттиас бросил на Хильду любящий взгляд, означающий, что они скоро увидятся, и ушел.

Без него она почувствовала вокруг себя пустоту.

Йеспер не мог больше молчать:

– Я ничего не делал, – всхлипывал он, обливаясь слезами. – Я ничего такого не делал.

– Никто и не думает обвинять тебя, – сказал его старый приятель Бранд. – Мы только хотим узнать, не видел ли ты что-нибудь?

– Что? Что я должен был видеть? Вот этот, который не умеет толком говорить по-норвежски, – он указал пальцем на судью, – он мелет чушь! Говорит, что господин Таральд и господин Маттиас сделали это! Всякому известно, что лучших людей, чем в Гростенсхольме и Линде-аллее, не сыщешь! Мои мать с отцом всю жизнь проработали здесь, мой отец был главным конюхом – и они ни за что на свете не променяли бы это место ни на какое другое!

– Прекрасная характеристика, Йеспер, – мягко сказала Лив. – Мы все знаем, что никто из нас этого не делал, просто кто-то использовал наше имя…

– Ну, довольно болтать, – перебил ее судья. – Так мы ни к чему не придам. Барон Таральд Мейден, от имени закона я считаю вас…

– Нет! – воскликнула Ирья, – нет, вы не можете это сделать!

– Не могу? Это мой долг.

И тут Хильде пришла в голову сумасшедшая идея относительно того, как решить эту загадку и помочь Маттиасу и его отцу. Все это было настолько безумно, что если бы она хоть на минуту задумалась об этом, она бы промолчала. Но она тут же выпалила все.

– Дорогие друзья! – воскликнула она, и все уставились на нее, в том числе и прислуга, стоящая в дверях, что было ей очень на руку, поскольку слухи должны были мгновенно распространиться в деревне. – Я знаю, кто это сделал! – сказала она.

Все были ошеломлены. Все сразу зашумели.

Она растерялась, но продолжала:

– Но я считаю, что не могу в данный момент сказать об этом. Но дома у меня есть одно доказательство, улика. Как же я не подумала об этом раньше?

– Что за доказательство? – резко произнес судья.

– Нет, нет, это не вещественное доказательство. Сначала я должна кое-что исследовать…

Только теперь до нее стало доходить, что она натворила, и ее охватил страх. Но если ничего не предпринимать, судья арестует господина Таральда, отца ее дорогого Маттиаса, а судья этот был скор на расправу: чтобы положить конец всей этой истории, судья мог повесить Таральда без суда. Так что ей ничего не оставалось теперь как продолжать. Она сама ясно не представляла себе, что ей делать. Но она не сомневалась в том, что эта идея хорошая. Одно было плохо – что все это она делала помимо своей воли.

– Я должна поразмыслить об этом, – с замиранием сердца произнесла она. – Но не сейчас. Я обещала после обеда посидеть с больным Йонасом, но вечером я могу… пойти туда.

– Сегодня полнолуние, – тихо произнес Андреас.

– Я знаю, но это неважно. Я не верю в оборотней.

– Но ведь ты видела его, – заметила Лив.

– Это могло быть и что-то другое. Могу я переговорить с господином Калебом?

– И со мной, – добавил судья.

– С удовольствием. С господином Андреасом тоже. Мы можем пройти в другую комнату?

Там она сказала:

– Вы должны понять, что это расследование не ведет к поимке виновного, хотя, возможно, я могу обнаружить его здесь, в этом доме. Если я сопоставлю результат расследования с тем, что отложилось в моей памяти, я найду его. Это для вас не слишком сложно?

– Пожалуй, – согласился Калеб, – но я понимаю, что ты имеешь в виду.

– Мне кажется, что все это настоящая галиматья, – проворчал судья. – Мы можем решить это и без тебя.

– Нет, именно теперь я поняла, что не можете. Но я думаю, что, поскольку вся деревня теперь узнает, что я должна сегодня вечером отправиться в избушку, мы сможем схватить виновного!

– Боже мой, Хильда, ты не можешь подставлять себя под удар!

– Хорошо. Я думаю, если бы поставить вдоль дороги охрану…

– Нет! – решительно сказал Андреас. – Это слишком рискованно! Маттиас ни за что в жизни не пошел бы на это!

– Маттиас ничего не должен об этом знать.

– Это верно, – согласился судья, – поскольку он один из подозреваемых, и если мы сможем поймать его в капкан…

– Попридержите язык! – сказал Андреас, негодуя на упрямого, как козел, судью. – Маттиас не способен на злодейство. Хильда, чисто теоретически твое предложение великолепно, но мы не располагаем достаточным количеством людей, чтобы поставить посты всюду, подозревая при этом каждого.

– Я могу выставить своих людей, – тут же ввернул судья, – и я дам распоряжение об аресте господина Таральда, если сегодня вечером на Хильду будет совершено нападение.

– Нет, нет и нет! – возмутился Калеб. – Маттиас никогда не простит нам, если с ней что-нибудь случится!

– Мы и сами не простим себя, – сказал Андреас.

– Зато мы положим конец всем этим ужасным подозрениям, – сказала Хильда. – Мысль об этом, конечно, приводит меня в ужас, в особенности, мысль об оборотне, но мы не можем сделать это в дневное время. Днем вся дорога хорошо просматривается, но в темноте… Поставьте посты в поле, в лесу и возле избушки. Но вас должно быть много! Нет, столько людей вы не найдете!

– Я могу прислать десять человек из своей усадьбы, – сказал судья. – Если вы оба… и господин Бранд, и господин Аре…

– Только не дедушка, – сказал Андреас. – Он слишком стар. Может быть, Йеспер?

– Ты что, с ума сошел? – возразил Калеб. – Он тут же наложит в штаны. Но священника позвать можно, он не откажет.

– И церковного служку, – добавила Хильда. – Тогда, пожалуй, хватит.

Все вдруг поняли, что спланировали настоящую операцию в ночь полнолуния. Все испуганно переглянулись. Хильду била дрожь.

– Мы будем стоять близко друг к другу, Хильда, – пообещал Андреас. – Ни одна муха не пролетит!

– Я думаю вот что, – сказал Калеб. – Не послать ли нам кого-то вслед за ней?

Эта мысль понравилась всем, но судья выразил свое несогласие:

– Нет, это не годится. Ночь-то ведь светлая…

– Да, вы правы. Ведь у нас будет оружие?

– Конечно, – ответил судья, – только не берите с собой пугливых людей, стреляющих при малейшем шорохе в кустах.

– Мы строжайше предупредим их об этом.

– Я буду караулить избушку, – сказал Андреас, – это, наверняка, самое опасное место.

– Спасибо, – облегченно произнесла Хильда. – О, как я пойду туда?

– Ты отказываешься? – тут же спросил Андреас.

– Отказываюсь? Я хочу снять подозрение с Маттиаса и его отца, все остальное не так важно.

– Мы должны послать кого-то другого, – глубокомысленно произнес Калеб. – Я слишком высок, но Маттиас…

– Исключено! – отрезал судья. – Во-первых, он сам подозреваемый, а во-вторых, Хильда ведь должна найти там улику, не так ли?

– Да, конечно, – согласился он. Хильда чуть было не сказала, что никакой улики там нет.

– Тогда я и мои люди возьмем на себя лес, – сказал судья. – Мы станем близко друг от друга.

Калеб кивнул.

– А я буду сторожить поле. Бранд тоже может пойти со мной. Но нужны еще люди. Мы возьмем у вас пару мужчин.

– Священник пусть стоит на посту возле церкви, – сказал Андреас. – Там темно. Церковный служка тоже будет там. Но все же так мало набирается людей… Придумал! Многие крестьяне запаслись серебряными пулями! Не позвать ли самых энергичных из них посторожить поле?

– А нужно ли? – сказал судья. – Либо кто-то из них виновен, либо они станут палить напропалую по всем, кто проходит мимо.

– Андреас, ты знаешь местных жителей, – сказал Калеб, – выбери из них пять-шесть рассудительных парней.

– Я так и сделаю.

– Но вы не должны брать слишком много людей! – предупредил судья.

Совещание было закончено. Решили, что Хильда выйдет в девять часов вечера, когда стемнеет.

Их домашние были возмущены.

– Что это вы такое задумали? – сердито спросила Габриэлла. – Заставляете девушку идти куда-то одну!

– Хильда справится, – сказал Калеб. – Она возьмет с собой нож.

Дома они не рассказали о своих планах. Никто не должен был знать о выставленных караульных постах.

Все разошлись по домам, в Элистранд и Линде-аллее, судья поскакал домой собирать людей. Маттиас еще не вернулся, и так оно было лучше (только не для Хильды). Он должен был обо всем узнать, но позже, когда он не сможет расстроить задуманное.

В этот вечер Хильда была сама не своя. Она уже раскаивалась в своей выдумке. И много раз всерьез собиралась пойти к Калебу и все рассказать ему. Но не сделала этого: она думала о Маттиасе и его отце.

Если бы она могла сейчас поговорить с Маттиасом! Если бы он мог сопровождать ее до избушки. Сейчас она нуждалась в нем больше, чем когда-либо. Но в округе была эпидемия кори, и он, скорее всего, ни на что другое не обращал внимания.

Она сидела у постели Йонаса, вытирая пот с его лица, следила за тем, чтобы к нему никто не подходил. Выполняя наставления Маттиаса, она проверяла, все ли в порядке у него с ушами. В случае сильного кашля ей следовало срочно вызвать его.

Но Йонас был крепким мальчишкой.

У одной из девочек тоже стали появляться симптомы болезни. Возле нее сидела Габриэлла и следила за тем, чтобы та не вставала с постели и не сбрасывала одеяло.

Солнце садилось.

Хильду прошиб холодный пот.

Как она могла додуматься до такой глупости?

Андреас давно уже ушел, Калеб тоже собирался уходить. Габриэлла поинтересовалась, куда он собирается, но он уклончиво ответил:

– Немного поболтать с Андреасом.

– Но ведь ты и так болтал с ним весь день!

– Ты ведь знаешь, мужчины никогда не могут наговориться!

Эли смотрела на всех испуганными глазами, чувствуя, что что-то не так.

– Я пойду с тобой в избушку, Хильда!

«Боже сохрани!» – подумала она.

– Нет, тебе туда нельзя!

– Почему же?

– Твои родители ни за что не разрешат тебе!

– Но они же разрешили тебе идти одной!

– Я, сама попросила их об этом. Посидишь вечером с Йонасом?

– Хорошо. Хильда, что вы такое задумали?

– Задумали?

– Да, отец ведет тебя так таинственно, а мама сердится на него, потому что он ничего не говорит ей.

– Нет, я не знаю, в чем дело, Эли…

– Это правда?

– Если… если Маттиас зайдет сюда вечером…

– То что?

– Ты скажешь ему, где я?

– Конечно.

Так была пробита первая брешь в таинственном мероприятии Хильды. Она не имела права говорить что-то, в особенности Маттиасу, пока не пришло время. Но если он придет до того, как она отойдет дальше церкви, и если во весь опор поскачет за ней… О, Господи, как это было бы чудесно!

Эли пошла ужинать, Йонас уснул.

Хильда посмотрела в окно. Небо было в облаках, за которыми угадывался месяц. Однако из-за густой облачности луна не освещала землю. Вечер был темным. И ничто не бывает темнее августовской ночи!

Где-то в лесу завыла собака. Судя по ее басовитому вою, животное было очень крупным.