3

Время от времени Йеспер работал в Гростенсхольме конюхом. А вообще-то он кормился со своего крошечного участка земли, а также корчевал лес, дробил камни. На деньги, заработанные у Таральда, он купил теленка и жеребенка, которые выросли и принесли ему большую пользу. Корова дала Йесперу трех телок, так что он стал зажиточным.

Но жениться он так и не надумал.

Вечером на его лесную ферму явилась целая компания: Андреас, Бранд, Калеб и Маттиас.

Йеспер был на пашне и, увидев их, радостно помахал им рукой. При виде плуга, взрыхляющего землю, у Андреаса появились неприятные ассоциации, и он чуть было не крикнул: «Не наткнись на труп!»

– Бранд, дружище! – воскликнул Йеспер, направляясь к ним. – И мальчонка с тобой, и доктор! И господин Калеб! О, Господи!

Андреаса немного покоробило то, что его назвали «мальчонкой».

– А ты, Бранд, поседел, – бестактно брякнул Йеспер, не задумываясь над тем, что возраст оставил на нем самом более глубокий след.

Он пригласил их в дом, где повсюду царил холостяцкий беспорядок и была ужасающая вонь. У Андреаса появилось желание взяться за навозные вилы.

– Тебе не мешало бы привести в дом хозяйку, Йеспер.

– Э-э, тогда уже не погуляешь с девушками!

Отодвинув в сторону ворох грязного белья и всякого хлама, они сели.

– Йеспер, ты слушал, что нашел вчера Андреас?

Голубые глаза Йеспера невинно смотрели из-под белесых ресниц.

– Нет, не слышал. А что?

– Я обнаружил четырех убитых женщин, закопанных неподалеку. Сюда скоро явится судья, чтобы спросить, не ты ли это сделал. Ты что-нибудь знаешь об этом?

Йеспер уставился на них, разинув рот, потом сердито выпалил:

– Вы что? Стану я убивать баб? К чему мне это?

– Возможно, судья подумает, что они не послушались тебя и ты пришел в ярость…

– Не послушались меня? – с величайшим презрением фыркнул Йеспер. – Мне не приходится уговаривать баб – и никогда не приходилось!

– Ну-ну, – добродушно заметил Бранд. – Ты ведь уже не такой неотразимый, как прежде!

В действительности же от прежнего шарма Йеспера почти ничего не осталось. Он подрезал себе бороду овечьими ножницами, концы ее были неровные. Два зуба сказали «прощай» своему хозяину, одежда была давно не стирана.

– Да, это правда, девки валят сюда уже не так, как прежде, – недовольно усмехнулся он, – но убивать кого-то – нет! Этого я не делал! Не сойти мне с этого места!

– Мы это знаем. Но судья – дурак, уцепился за одну версию и подгоняет под нее все, – сказал Калеб. – Не давай ему наседать на тебя, Йеспер. Я разбираюсь в правах и законах и прослежу за тем, чтобы он не подставил тебя. Попроси его, чтобы он разрешил тебе сначала переговорить со мной – он не может отказать тебе в этом.

Йеспер хотел принести угощение, но они поблагодарили и сказали, что спешат и что только что поели. И это было на самом деле так.

Прежде чем уйти, Бранд дал Йесперу наказ:

– Ты должен жениться, дружище. Сколько вокруг старых дев и вдов, скучающих без мужчин!

– Старых дев и вдов? Это залежалый товар, мне нужно что-нибудь посвежее!

– Хорошо, если девушки тоже так думают. Ты же не будешь вечно молодым. А зрелые женщины намного лучше, попробуй разок!

Йеспер растерянно посмотрел по сторонам.

– А это не так уж и глупо, правда. И мне не придется обивать пороги у служанок. Вокруг столько молодых парней, двадцатилетних молокососов, не знающих, с какого конца подходить к девушкам. Но предпочтение отдают им, вот что обидно! – Свесив голову, он задумался. – Я знаю одну такую… Думаешь, мне надо подкатиться к ней?

– Я думаю, что девушкам нравится ухаживание, а не только предложение переспать ночь, – сказал Бранд. – Если одна откажет, найдутся другие.

– Ты, что, никогда не был влюблен? – поинтересовался Калеб.

Йеспер выкатил на него глаза.

– Я без конца влюбляюсь! В первую встречную!

Все улыбнулись.

– Кстати, – сказал Маттиас, игриво посматривая на это эротическое чудовище, – за то время, что ты валялся в постели с бабами, ты не наделал себе детей?

– Еще чего! – заносчиво произнес Йеспер. – Моему любимому отцу ваша Суль дала хороший рецепт: смешать кое-какие травки – и ничего не будет!

– Этим рецептом пользовались во многих семьях, где есть дети, – сказал Маттиас. – Я знаю одну крестьянскую жену, которая ждет восемнадцатого ребенка!

– Но этот, возможно, будет последним?

– Согласно законам природы, да. Если выживет мать.

– Тебе нужно завязать узлом член, – сурово заметил Андреас.

Улыбнувшись, Маттиас снова обратился к Йесперу:

– Но если у тебя будет жена, ты отложишь на время травки? Подумай, как обрадовалась бы твоя мать Роза, став бабушкой!

Глаза Йеспера наполнились слезами.

– Да, в самом деле, – сказал он, – она видела старшего ребенка моей сестры. О, как она радовалась малышу!

Маттиас уже пожалел о том, что затуманил голову этому простофиле.

– Представь себе, как твоя мать Роза и твой отец Клаус смотрят на тебя с неба и говорят: «Видишь этих прекрасных малышей, Роза, которых народил Йеспер?» «Да, я всегда говорила тебе, что наш мальчик добьется своего!»

Йеспер неуверенно улыбнулся. Они ушли, оставив ему пищу для размышлений. Оглянувшись назад, они увидели его стоящим возле дома и смотрящим в небо.

– Приходи на несколько дней в Гростенсхольм! – крикнул ему Маттиас. – Посмотришь за лошадьми! Тут ты слишком одинок.

Йеспер помахал им рукой.

– Спасибо, что пришли!

Они не решились заводить с ним разговор про оборотня. Он перепугался бы до смерти.

– Господин Маттиас! А они все время смотрят за нами?

– Не думаю. Ангелы очень тактичны, временами у них на глазах шоры.

Когда они спустились вниз, стало уже совсем темно.

– Не заглянуть ли нам в избушку палача? – спросил Маттиас.

– Мне кажется, нам следует зайти туда, – согласился Андреас.

Хильда закончила вечернюю дойку. Взяв деревянное ведерко с молоком, она в сопровождении кота, вышла из маленького хлева и заперла дверь. Она надеялась, что добрые господа, посетившие ее утром, уже пустили слух о том, что ее отец при смерти. На самом же деле умирать он не собирался: под его мрачной наружностью скрывался крепкий организм. Она боялась, что разъяренные жители деревни явятся среди ночи. Юль был в плачевном состоянии, но мысли Хильды не могли долго концентрироваться на нем.

Все ли готово у нее к завтрашнему приходу господ? Тесто для хлеба поставлено, в доме прибрано, на гвозде висит ее лучшая блузка. Она вымыла волосы, сняла с молока сливки, чтобы подать их с земляникой, которую уже собрала.

Хильда затаила дыхание: кто-то шел по лесу. Зверь? Она повернулась в сторону, откуда слышен был шорох. О, Господи, к дому приближается несколько мужчин! Что ей делать, как защитить себя и отца?

Но разве это не… Конечно, это же доктор и господин Андреас и еще двое других. Но почему они пришли сейчас? Она стояла под навесом хлева и… она была в замешательстве. Успеет ли она переодеться? Она сорвалась с места. Что это там такое? Кто-то приходил, пока она была в хлеву?

Она осторожно приблизилась к незнакомому предмету, лежавшему во дворе. Это был большой кусок торфа, на котором стоял кувшин.

Сердце Хильды екнуло. Кто здесь был, кто хотел причинить им зло?

Она бросила взгляд на дверь, но дверь была по-прежнему заперта. Слава Богу, что они идут! Она побежала им навстречу, когда они уже открывали калитку. И уже приблизившись к ним, она вспомнила, что они ведь совсем чужие. С ними пришли еще двое. Она сделала глубокий реверанс и тут же закрыла передником лицо.

– Что с тобой, Хильда? – спросил Маттиас. – У тебя взволнованный вид.

– Посмотрите! – указала она рукой, пытаясь побороть смущение. – Посмотрите, что лежит во дворе! Кто-то был здесь, пока я ходила доить корову.

Теперь, когда пришли двое новых людей, ей уже казалось, что доктор и Андреас Линд из рода Людей Льда ее старые знакомые.

Они поднялись во двор.

– Ого! – произнес Маттиас.

– Что это там такое? – поинтересовался Калеб.

– Опять магия, – ответил Бранд, – хорошо известная.

– И что же это означает?

– Что кто-то желает смерти того, кто болеет в доме.

– Твоему отцу стало хуже? – спросил Андреас Хильду.

Она опустила глаза. Ни один мужчина до этого не смотрел ей прямо в глаза.

– Нет, мне кажется, ему лучше.

– Значит, колдовство не подействовало. Можно на него взглянуть?

– Да, конечно! Спасибо!

Все ли в порядке в доме? Белье висит на веревке! Хильда проскользнула вперед, быстро сняла белье и спрятала его в комод. Она была в отчаянии от того, что ее красивая блузка висит так, что ее не видно и что она сама в повседневной одежде. Сплошное разочарование! Возможно, они больше уже не придут! А она так все хорошо приготовила к завтрашнему дню!

Направляясь в спальню, она услышала голос отца.

– … лежишь тут один, а негодная девка развлекается с господами! Топит себе печь, драит полы, а я тут голодаю!

– Мне кажется, Хильда замечательная дочь, – сухо заметил Андреас. – Подумай, как бы ты жил, если бы у тебя ее не было!

Палач фыркнул.

– Мне было бы куда лучше! Привел бы бабу. Ведь кто пойдет в дом, где заправляет перезрелая девица? Сплошная зависть и грызня!

– Это не Хильда отпугивает женщин, – заметил Андреас, – но мы можем найти ей пристанище, она этого заслужила. А у тебя будет возможность устроить свои дела.

– Это она сама напросилась? – рявкнул палач. – Впрочем, это меня не удивляет, ей никогда не было здесь хорошо. Она в точности как ее мать, такая же надменная, ей бы говорить только о цветочках, да о музыке, да о всяких пустяках! Обе падки до чтения – надо же такими уродиться! Мамаша всему и научила дочь, она думала, что из нее что-то получится…

Все четверо чувствовали себя не очень уютно в обществе Юля Ночного человека.

– Повернись-ка на живот, – холодно произнес Андреас. – Маттиас посмотрит на твою спину.

Со стоном и оханьем тот перевернулся.

Раны были не опасные, так что через день он уже сможет подняться.

Ей представили Бранда и Калеба – и у нее даже дух захватило. Ее представили! Мать говорила, что так делают богатые.

Она была в затруднительном положении. Следовало ли ей угощать их земляникой? Всех четверых? На каждого пришлось бы совсем мало ягод. Следовало ли ей пригласить их придти завтра?

И пока она размышляла, в дом вошел, стуча сапогами, судья. Впрочем, она не знала, он ли это, но остальные обращались к нему именно так.

– А, мужская дипломатическая миссия! Уж не для того ли вы решили навестить Юля Ночного человека, чтобы он не сболтнул лишнего?

– Не говорите глупостей, – ответил Бранд, сразу заняв наступательную позицию, без малейшего намека на вежливость.

– Я вижу, во дворе находится предмет, означающий пожелание смерти?

– Да, – ответил Калеб. – Кто-то положил его, пока Хильда была в хлеву. Вы никого не встретили по дороге?

– Что? Нет, не встретил. Но лес велик.

Юль Ночной человек был в панике, услышав о пожелании смерти.

– Они хотят убить меня! Я знаю, что они хотят лишить меня жизни, только потому, что я случайно сказа…

– Случайно сказал что? – спросил судья.

– Нет, ничего.

– Говори! – сказал Андреас.

– Ну, ну, здесь я распоряжаюсь, – с важностью заметил судья. – Так что же ты сказал, Юль Ночной человек?

– Нет, ничего особенного, – ответил тот уже более покладисто. – Я сказал только про карету, которая стояла весной там, внизу. И больше ничего.

– Это было ночью? – спросил Бранд.

– Да. Поздно вечером, – ответил он более уверенно. – Ночной человек выходит из дому только в темноте.

– Ты видел, кто был там?

– Нет, в карете никого не было. Она просто стояла там. На следующий день я ее уже не видел.

Во время этой беседы Хильда стояла чуть поодаль, отвернувшись от Андреаса. Он казался ей таким неотразимым, что ей чуть не стало дурно! Но все были настолько захвачены тем, что говорил ее отец, что не обращали на нее внимания.

– Как выглядела карета? – спросил Андреас.

– Как выглядела? Как карета, разумеется. К тому же было темно.

– А лошадь?

– Что?

– Как выглядела лошадь? – нетерпеливо спросил Андреас.

– Этого я не знаю. Возможно, конь был гнедой масти.

– Ура… – пробормотал Калеб.

– Ты слышал тогда что-нибудь?

– Ни звука.

– Но я совсем недавно что-то слышала, – тихо произнесла Хильда и тут же испугалась своей нескромности. Все повернулись к ней, и она снова закрыла передником лицо.

– Они разговаривают не с тобой! – бесцеремонно оборвал ее отец.

– Что же ты слышала, Хильда? – спросил Маттиас.

Не зная, кому повиноваться, она сказала «извините» отцу, а потом повернулась к Маттиасу.

– Когда я выходила из хлева, я слышала что-то в лесу…

– Шаги человека?

– Нет, – неуверенно произнесла она, – мне показалось, что кто-то ползет, удирает на всех четырех. Какое-то большое животное.

Все переглянулись.

– А потом я увидела вас. Вы шли с другой стороны.

После некоторого молчания судья как бы невзначай заметил:

– Значит, оборотни нынче ездят на конях и в каретах! Неплохо.

– Оборотни? – с изумлением произнесла Хильда.

– Не пора ли вам кончать с этими небылицами? – вспылил Бранд.

– И что же с этим оборотнем? – спросил со своей постели палач.

– Наш уважаемый судья рассказывает всем сказки о ведьмовстве и колдовстве только лишь потому, что знает, что Люди Льда на протяжении многих поколений обладали такими способностями. Он утверждает, что женщины были загрызены заживо. Это вздор!

– Не вам об этом рассуждать! – судья тяжело дышал из-за ущемленного самолюбия. – Зарубите себе это на носу, а то как бы вас не вздернули!

– Так я ему и поверил! – ответил Бранд, демонстративно поворачиваясь к судье спиной. – Человек, который настолько глуп, что сжигает мертвецов, чтобы те не могли после смерти заниматься ведьмовским искусством, не должен вершить суд над другими! Но, к счастью, здесь находится Калеб, так что у нас есть к кому обратиться.

Прерывисто дыша, как рыба на песке, судья произнес с угрозой:

– Подождите у меня, я всажу вам нож в глотку!

– Я в этом не сомневаюсь. Если вы что-то вбили в свою деревянную башку, то спасенья нет!

– Оставьте меня в покое! – заныл Юль Ночной человек. – Я болен, мне нужен покой.

Они могли это понять. Уходя, Маттиас произнес к величайшему облегчению Хильды:

– Мы придем завтра утром, как и договорились.

– И не выходи из дому вечером, – предупредил Андреас, – запирай дверь покрепче!

– Хорошо, спасибо, – прошептала она, приседая, сама не желая этого, в реверансе. – Могу я… попросить вас покрепче запереть хлев? Если сюда явятся ведьмы, они доберутся и до коровы.

– Разумеется, – серьезно ответил Бранд. – Хочешь, кто-нибудь из нас переночует здесь?

Щеки ее залились румянцем.

– О, нет, в этом нет нужды, – выдохнула она, думая как раз противное.

Когда они ушли, Хильда придвинула к двери шкаф. Потом снова развесила белье и легла спать. В вечерней молитве она попросила защитить ее от злых сил тьмы, потом свернулась в клубок и начала рассуждать: «Ты дочь палача, ты стоишь на самой низкой общественной ступени. Никто не хочет тебя. Как же ты можешь мечтать о мужчине из Линде-аллее?.. О, дай мне помечтать! В моей жизни было так мало грез! И они никому не причинят вреда – ведь это всего лишь грезы…»

На следующее утро она встала рано, чтобы приготовить все к их приходу. Она вся трепетала, замешивая тесто и раскладывая его на большие, разогретые противни. Чтобы не разбудить отца и не нарваться на расспросы, она делала все тайком. Потом пошла в хлев.

На дворе было еще темно, и она с силой надавила на дверь хлева, думая, что мужчины ее забаррикадировали. Она с опаской посматривала на дверь, успокаивая себя тем, что призраки едва ли могут появиться на рассвете – да и вообще, зачем им было здесь появляться? Прошло много времени с тех пор, как мертвые были зарыты на пустыре. Последний из них пролежал около недели, как считает Маттиас Мейден, этот приветливый доктор.

Наступило ли уже полнолуние?

Хильда возилась с замком. Наконец дверь открылась. Она вошла и заперлась изнутри на задвижку, зажгла висящий на стене фонарь. В полутемном хлеве было так спокойно! Корова приветливо смотрела на нее, кот терся о колени. Вокруг радостно сновали куры. Ее друзья! До сегодняшнего дня ее единственные друзья.

Она делала все быстро, но утренняя дойка занимала немало времени. Ее не беспокоило то, что жизнь ее изменили именно эти зловещие события. Вырвавшись из бесконечной пелены серых, безрадостных дней, она теперь впитывала в себя жизнь всеми фибрами своего существа. Эти приветливые, понятливые люди… Андреас и Бранд из рода Людей Льда. Доктор Мейден. И этот высокий белокурый Калеб. Жизнь Хильды стала такой богатой, такой насыщенной! Она не была знакома с теми четырьмя женщинами, ничего не знала о них – знала только, что они мертвы и что конец их трагичен. Должна ли она была испытывать угрызения совести только потому, что ощущала теперь радость? Отец был болен, это так, но ведь не опасно. Так что она могла, наконец, почувствовать себя живым существом, частью общества.

Никто из них не оскорбил ее. «Господи, благодарю тебя за то, что ты не оставляешь в нужде ничтожнейшее создание!»

Стало уже совсем светло, когда она, наконец, закончила свои дела в хлеву. Хлеб уже должен был испечься. Только бы успеть сделать все до их прихода! Она так нервничала, что у нее дрожали руки, и она никак не могла запереть хлев.

Когда она вошла в дом, отец все еще спал. Так оно было лучше, у нее оставалось время для себя.

Хлеб получился превосходным! Да, печь она умела, этому ее научила мать.

«Ах, мама, посмотрела бы ты теперь на свою Хильду! У меня есть друзья, понимаешь, мама? Ты, конечно же, самое лучшее, что у меня есть, но так хорошо, когда тебя понимают, когда с тобой обходительны! Ведь жители деревни только и знали, что бранили меня. Раньше я не понимала, что это несправедливо. Он такой видный, мама. Но я, конечно, ни на что не надеюсь, просто мне приятно мечтать о нем. Так хорошо, когда есть о ком помечтать! Понравится ли ему хлеб? У меня есть свежее масло, это очень кстати. И сливки…»

Закончив приготовления и видя, что отец все еще спит, она крикнула:

– Вставай, отец! Доктор сказал, что тебе сегодня можно подниматься!

Никакого ответа. Что-то страшное было в том, что он все еще спал!

Приготовив завтрак, она снова крикнула:

– Ты проснулся, отец?

В ответ не было слышно ни звука.

Хильда приоткрыла дверь спальни.

Сначала она ничего не поняла. Но когда до нее дошло, что отец повесился на потолочной балке, она попятилась назад и выскочила из дома. Спустившись на скотный двор, она опомнилась. А что, если он жив? Нет, он был мертв. Во-первых, все время, пока она была в доме, там было тихо. Во-вторых, вид у него был как у мертвеца.

Подгоняемая страхом, она бежала и бежала вниз, на Липовую аллею.

И уже постучав в дверь, она поняла, что прибежала не туда: доктор жил в Гростенсхольме. Она сделала это бессознательно – и она знала, почему?

Ей открыла служанка.

– Отец повесился, – задыхаясь, произнесла она. Служанка, не знавшая ее, некоторое время удивленно смотрела на нее, потом впустила. Навстречу ей вышел Бранд.

– Хильда? Что ты такое говоришь? Твой отец…

Она только кивнула. На глазах у нее были слезы.

– Матильда, – крикнул он, и тут же вышли его жена и сын Андреас. Хильда торопливо вытерла слезы.

Бранд положил руку ей на плечо.

– Ты останешься с Матильдой, чтобы успокоиться, а мы займемся этим. Андреас, ступай сейчас же за Маттиасом! Юль Ночной человек повесился. И пошли мальчишку за судьей!

Хильда замахала руками.

– Что такое? – спросил Бранд.

– Нет, это так глупо…

– Говори же!

Он сказал так дружелюбно, что она прошептала, со страхом глядя на него:

– Я готовилась к вашему приходу. Испекла хлеб. Собрала землянику. Сняла сливки. У меня есть свежее масло, сыр. Все это стоит на обеденном столе. Не могли бы вы принести все это сюда? Я не хочу, чтобы все это оставалось там и портилось. Я… я никогда раньше не принимала гостей…

Ее слова тронули Матильду до слез.

– Конечно же, Хильда, они заберут все с собой…

Бранд тут же поскакал вместе с конюхом к лесу.

И поскольку Хильде не оставалось ничего иного, как сидеть и ждать, она дала волю слезам, не обращая внимания на прекрасное убранство комнаты. Матильда, как могла, старалась утешить ее – но чем можно помочь в подобном случае?

Наконец Хильда немного успокоилась. Глядя заплаканными глазами в пространство, она произнесла тихо, почти шепотом:

– Бедный отец…

Матильда могла показаться слишком приземленной и лишенной фантазии, но она понимала женскую душу. Она понимала, что за этими двумя словами скрыто нечто большее, чем просто жалость.

Юля Ночного человека презирали все. И теперь, когда он был мертв, единственный человек, имевший к нему хоть какую-то привязанность, больше думал о хлебе и ягодах, чем о нем самом. Своей смертью он разрушил счастливый миг в жизни Хильды.

Вот почему она сказала: «Бедный отец!»