12

Виллему решила серьезно побеседовать со своим внуком Даном. Старый охотничий замок уже нельзя было назвать поместьем, придвинувшееся вплотную Мёрбю почти поглотило его. Но Виллему считала его раем. Маленькая, хрупкая, жизнерадостная, она по-прежнему была неудержимой болтуньей, а ее некогда великолепные волосы отливали всеми оттенками рыжего цвета, в котором проглядывала седина.

– Мой сын Тенгель человек средних способностей, благослови его Бог! – начала она. – А ты, Дан, гений, благослови тебя Бог еще больше. Но ведь это не означает, что ты должен целые дни проводить за своими книгами? Послушай, мой дорогой, мне кажется, Маделейн какая-то бледненькая в последнее время, подай мне, пожалуйста, клубок, будь добр. Уж не ждет ли она?..

Дан со вздохом отложил книгу о месторождениях минералов в Уппланде и поднял откатившийся клубок.

– Бабушка, милая, Маделейн превосходно себя чувствует, и она не ждет ребенка.

– Как жаль, а я была уверена, что она наконец забеременела. Сколько вы с ней уже женаты, восемь лет?

– Восемь.

– Странно все-таки! Никогда не случалось, чтобы у кого-то в нашем роду вовсе не было детей!

– Это, конечно, так, но, с другой стороны, мы и не плодимся, как кролики.

– Но хотя бы одного ребенка рожают все! Наверное, все дело в Маделейн, я в этом почти уверена.

Дан, сматывая клубок, приблизил свое лицо к ее лицу. В голосе его послышалась угроза:

– В таком случае, бабушка, пусть этот разговор останется между нами! Маделейн и сама мучается из-за своей бесплодности, не будем доставлять ей лишних огорчений.

– Я и не собиралась этого делать, – стала оправдываться Виллему. – Маделейн – прекрасная женщина. – Виллему чертыхнулась, потому что клубок снова упал. – Прости меня и забудь мои слова! Она так любит нас всех, – будь добр, подними мой клубок, – вы с ней выглядите почти такими же счастливыми, как мы с Домиником. Учти Дан, после пятидесяти лет супружеской жизни! Видел бы ты, каким красивым был в молодости твой дедушка!

– Он и сейчас еще красивый.

– Да, конечно. Но ты не находишь, что он немного сдал? – Виллему понизила голос. – Доминик стал все забывать.

– Подумаешь! А кто забыл позавчера в Мёрбю свои перчатки? А на прошлой неделе у Врангелей – шляпу?

– Какие мелочи! Неужели ты находишь меня старой?

– Что вы, бабушка, вам никак не дашь больше девяноста!

– Негодник, мне же еще нет и семидесяти! – Виллему засмеялась. – Пойми меня, но по-моему, Доминик опасается, что его ветвь Людей Льда на тебе прервется…

– Не надо валить все на дедушку! Вы сами этого опасаетесь, бабушка. И я – тоже. Но с этим мы ничего не можем поделать. Не отказываться же мне от Маделейн по этой причине? Этого вы от меня никогда не дождетесь!

– А этого никто и не ждет! Как ты мог так подумать? Конечно, я могу иногда проучить какого-нибудь гордеца, но я никогда не была бессердечной или жестокой. И ты прекрасно знаешь, что я очень люблю Маделейн.

– Конечно, знаю. – Дан улыбнулся. – Вы с дедушкой такая трогательная пара, особенно, когда семените по саду.

– Мы не семеним!

– Ну бродите!

– Это уже лучше. Мы умрем в один день, такова наша воля.

– И это тоже? Разве это зависит не от Господа Бога?

– Нет, если речь идет о нашей любви. Она неразлучна.

– Ну вот, бабушка, вы уже заговорили по-шведски с ошибками и ваш клубок опять закатился. Положите его в более надежное место, с коленей он все время падает.

– А ты поднимай! – Виллему стала серьезной. – Ты слышал, что Берит умерла? Горе какое! Бедняжка так болела. Жалко Альва и Ингрид! Им пришлось столько пережить из-за своей усадьбы.

– Меня огорчает, что Ингрид с ее светлой головой вынуждена отдавать все свое время хозяйственным заботам.

– Ни слова о хозяйстве. Но конечно, она не на своем месте! Хотя… говорят же, то, что у женщины выше груди, – лишнее.

Дан задумался:

– Я знаю в Кристиании несколько ученых. И мог бы найти там для Ингрид какое-нибудь занятие.

– Не думаю, что Ингрид устроит «какое-нибудь занятие», – сухо заметила Виллему. – Ей нужно настоящее дело.

– Это и было бы настоящее дело.

– Ей бы мужа себе найти, – вздохнула Виллему. – Альв пишет, будто она обещала Берит выйти замуж, да, видно, просто хотела порадовать мать. Ингрид и не думает о браке. Впрочем, не так-то просто найти подходящего мужа для такой умной женщины, к тому же отмеченной нашей печатью. Мужчины любят женщин, которые их слушаются и смотрят на них с восхищением.

– Вы так думаете? – усмехнулся Дан. – Я что-то не заметил, чтобы вы особенно любили слушаться, бабушка.

Мысли Виллему были уже далеко.

– Какое странное письмо пришло от Венделя! Между прочим, у него родился сын, ты знал об этом? Мальчика назвали Эрьян. Это неплохо, они почтили память славного человека… Да, так о его письме. Он пишет о потомках Людей Льда, которые живут в Сибири. Поразительное известие!

– Да! Мне о многом хотелось бы потолковать с Венделем. Похоже, сведения о Тенгеле Злом, которые он там раздобыл, чуть ли не полностью совпадают с тем, что удалось разузнать мне.

– А ты не мог бы поехать в Сконе и потолковать с ним? Он-то, калека, сам никуда не может поехать со своими ногами.

– Вы хотели сказать, без ног. Да, я уже думал об этом, но именно сейчас мы в Уппсале ставим важные опыты и я не могу уехать из дому.

– Понимаю. Но ты подумай об этом Дан, подумай!

– Обязательно, бабушка. Его письмо никак у меня из головы не идет. Какое несчастье, что он никогда больше не увидит ребенка, который у него там родился.

Дан задумался. Взгляд его стал невидящим.

– Было бы очень любопытно познакомиться с арктической флорой Сибири, – прошептал он почти про себя.

Виллему наблюдала за ним со странным блеском в глазах. Наверное, ей хотелось снова стать молодой. Молодой искательницей приключений…

И вот пришло письмо от Ингрид.

Оно было адресовано Дану. Лично.

Он с удивлением распечатал его. У них в доме не читали писем друг друга, Люди Льда считали это ниже своего достоинства. Видно, Ингрид было очень важно, чтобы ее письмо попало в нужные руки. Он стал читать:

«Дорогой брат!

Не думала, что когда-нибудь мне придется написать тебе это письмо. Поверь, что решение написать его далось мне дорогой ценой. Дан, мне не хотелось бы осложнять твою жизнь, но у меня нет иного выхода. Постарайся понять меня и простить.

Мне страшно, Дан! Я боюсь за жизнь моего маленького сына. Как ты знаешь, у нас в Гростенсхольме свирепствует чахотка. Тебе известно, что от этой безжалостной болезни скончалась моя обожаемая мать. Отец тоже болен чахоткой, но насколько опасно, я не знаю. Боюсь, что его болезнь зашла достаточно далеко. Теперь заболели чахоткой и дети, с которыми играл мой сын, у меня тоже уже давно не проходит кашель. Ульвхедин говорит, что кашель у меня не чахоточный и пройдет, но мне трудно поверить ему. Я не могу покинуть усадьбу, потому что должна помогать отцу, он тяжело переживает смерть матери. Однако моего сына, ради которого я, собственно, и живу и которого люблю больше жизни, я хочу отослать из Гростенсхольма – он не должен заразиться чахоткой! Не должен, Дан! Он такой славный мальчик, самый лучший ребенок на свете.

Наконец я подошла к горькой тайне, которую хотела унести с собой в могилу. Поверь, мне не хочется открывать ее, но я в отчаянии и опасаюсь за жизнь сына. Его зовут Даниэль Ингридссон, ему семь лет, он родился 8 марта 1717 года. Ты никогда не задумывался, кто его отец? Отсчитай девять месяцев назад от даты его рождения и все поймешь. Помнишь ту колдовскую ночь в Долине Людей Льда? Помнишь, как я самоуверенно понадеялась тогда на старинное снадобье, принадлежавшие нашим предкам? Ты еще тогда усомнился, сможет ли средство, хранившееся так долго, предотвратить беременность. Словом, Даниэль твой сын, Дан. Я знаю, что ты не мог даже предположить этого.

Поэтому я, скрепя сердце, решилась спросить у тебя, не возьмешь ли ты Даниэля к себе? Ты считаешься бездетным, а это не совсем так, ведь у тебя уже есть ребенок. Насколько я понимаю, Маделейн добра и великодушна. Решишься ли ты открыться ей? Или предпочтешь утаить правду и сказать, что Даниэль – ребенок твоих норвежских родственников? Хотя говорить так бессмысленно: Даниэль – твой портрет. Твой и дяди Доминика.

Я понимаю, что ставлю вас с Маделейн в трудное положение. Если она твердо скажет «нет» – или ты предполагаешь, что она может так сказать, – забудь все, что я тебе написала. Я не хочу, чтобы мой мальчик был нежеланным ребенком в чьем бы то ни было доме. Но если вы оба не против, я прошу вас взять Даниэля к себе, чтобы он жил у вас, пока чахотка не покинет Гростенсхольм. Я не настолько сильна и, наверно, слишком люблю себя, чтобы навсегда отказаться от Даниэля. Он – единственный свет в моей жизни.

Ответь мне сразу же! Возможно, ты решишь и отказаться от своего отцовства, но, не думаю, что ты так поступишь. Насколько я тебя помню, для тебя наука всегда была важнее чувств, однако ты был добр и милосерден.

Прости меня! И попроси Маделейн, которую я никогда не видела, простить меня за ту боль, которую я ей причиняю.

Твой друг Ингрид».

Дан поднял голову И обнаружил, что просидел неподвижно полчаса после того, как прочитал письмо Ингрид.

Господи, что же делать?

Больше всего ему хотелось пойти к Виллему и попросить у нее совета. Но это было бы несправедливо по отношению к Маделейн. Она должна была первой узнать эту новость.

Он почувствовал, что кожа у него на лице стянута, и понял, что это от засохших слез. А он даже не заметил, что плакал.

Даниэль Ингридссон…

Какой же он дурак! Как он сразу не догадался! По правде говоря, он просто и не думал о ребенке, родившемся у Ингрид.

В комнату вошла Маделейн, красивая, белокурая, стройная.

– Что случилось, Дан? У тебя такой убитый вид?..

Голос у Дана пропал, он мог только шептать:

– Я получил письмо.

– Ну и что?

Дан тяжело вздохнул.

– Лучше прочитай сама. Маделейн взглянула на адрес.

– Но адресовано тебе, «лично».

– Поверь мне, Маделейн, я ничего об этом не знал. Сейчас я оставлю тебя одну. Прочти и подумай. Нам лучше поговорить, когда каждый из нас примет какое-то решение.

Маделейн с удивлением посмотрела на него. Она никогда не видела его таким растерянным и несчастным.

– Я не могу даже просить, чтобы ты меня простила. Попытайся только понять. Все дело в этом дьявольском зелье Людей Льда! Никто из нас не знал, чем обернется его действие.

С этими загадочными словами Даниэль оставил Маделейн одну.

– Я буду ждать тебя в саду, – сказал он на прощание. – Если ты захочешь разговаривать со мной после этого. Не спеши.

Маделейн начала читать. После первых же строк ей пришлось сесть, она как будто почувствовала, что последует дальше.

Дан ждал долго. Погода была холодная, и он замерз. Но не хотел уходить из сада: а вдруг она все-таки придет!

У него было время все обдумать и успокоиться. Он-то знал, что ему делать. Но все зависело от Маделейн. И конечно, от остальных членов семьи – родителей, бабушки и дедушки.

Уверен он был только в Виллему.

Он не слыхал, как Маделейн подошла к нему.

Полный дурных предчувствий, он посмотрел ей в глаза и встал со скамьи.

В уголках губ у нее дрожала неуверенная улыбка. Большие, растерянные глаза. Щеки были еще влажные и блестели – она только что умылась, чтобы смыть следы слез.

Дан не мог говорить. Не мог выдавить из себя ни слова, слезы предательски выступили у него на глазах.

Они долго молчали. В конце концов он жалобно произнес:

– Прости, я причинил тебе такое горе!

– Но ведь это случилось до того, как мы с тобой поженились! – храбро сказала Маделейн.

– Да. Однако и Ингрид, и я были обручены. Я попытаюсь объяснить тебе, что за зелье мы выпили. Ульвхедин ездил с нами, он может подтвердить, что между нами не было даже намека на любовь. Во время этой проклятой поездки в Долину Людей Льда мы с Ингрид только и делали, что спорили. Решали, кто из нас умнее и больше знает. Потом Ингрид и Ульвхедин сварили каждый себе по напитку из этих колдовских трав, которые бережно хранят Люди Льда. Тогда никто из нас и не предполагал, насколько сильными окажутся эти отвары. Ингрид сварила себе любовный напиток, только, увы, он пробуждает в людях не любовь, а похоть. Я был тогда спросонья и выпил его по настоянию Ингрид, не понимая толком, что делаю. Помню, что мы с ней безудержно смеялись. Ульвхедин приготовил себе отвар из других трав и ушел, одурманенный им. О том, что случилось с Ульвхедином, я расскажу тебе в другой раз. Я заснул. Ингрид тоже. А проснулись мы в объятиях друг у друга. Маделейн, я до сих пор жалею, что выпил это страшное зелье. Мы совершенно обезумели и не помнили, что делаем. Потом нам было стыдно, мы глаз не могли поднять друг на друга.

– И Ингрид… она пыталась с помощью каких-то трав предотвратить беременность?

– Да, но они не подействовали.

– И все эти годы она молчала об этом?

– Она знала, что мы с тобой поженились и не хотела портить нашу жизнь. Ингрид очень гордая. И независимая.

– Насколько я знаю, ей пришлось очень трудно первое время? После того как ее жених умер и она осталась одна?

– Да, ей пришлось нелегко.

– И она не написала тебе ни слова!

Дан беспомощно рассмеялся.

– По крайней мере, теперь ты знаешь, что у нас нет детей не по твоей вине.

Маделейн удивилась.

– Как раз наоборот, теперь мне ясно, что у тебя могут быть дети, а вот у меня…

– Ты не понимаешь. У всех нас, Людей Льда, редко бывает больше одного ребенка. Было в одной семье трое детей, но это исключение. У меня уже есть ребенок и, скорей всего, больше детей не будет.

Маделейн молчала. Она рассеянно потрогала куст, на котором еще не было листьев. Потом подняла на него ясные глаза.

– Так когда мы с тобой поедем за Даниэлем?

Дан вскрикнул и обнял ее. Они плакали, прижавшись друг к другу, пока не успокоились настолько, чтобы вернуться в дом.

В тот же вечер они рассказали о том, что у Дана есть сын, всем членам семьи. После возгласов удивления и бесконечных расспросов все решили, что маленький Даниэль – самый желанный гость в их семье. Больше всех радовалась Виллему, она тут же стала придумывать разные невероятные затеи, чтобы порадовать Даниэля. Сын ее внука, ее правнук! Доминик тоже был растроган. Его род не пресечется на Дане! Род повел свое начало с многоумного Тарье, старшего сына Аре и внука Тенгеля Доброго. Теперь Доминик был главой всего рода Людей Льда, самым старшим из его представителей. Потом шел Тенгель, его сын, за ним – Дан. И вот теперь нашелся еще один, самый младший продолжатель рода, Даниэль Ингридссон Линд!

Они тут же решили, что мальчик должен сохранить имя Ингридссон. Оно будет напоминать о сильной и смелой женщине, которая хоть и была отмечена печатью, но победила трудности ценой собственной крови и пота.

Дан хотел поехать за Даниэлем один, но Маделейн заявила, что поедет вместе с ним. Она никогда не встречалась с их норвежскими родственниками и ей было по-женски любопытно увидеть Ингрид, к которой она, вопреки ожиданию, относилась не как к сопернице, а как к несчастной и в высшей степени достойной женщине.

Кроме того, она хотела, чтобы Даниэль познакомился с ними обоими, прежде чем покинет свой дом. И в этом она, безусловно, была права.

Дан и Маделейн пробыли в Норвегии десять дней. Задерживаться дольше они опасались из-за риска заразиться чахоткой и привезти ее в Швецию. За Даниэля бояться было уже бесполезно, им оставалось только надеяться, что он еще не успел заразиться. Во всяком случае, вид у него был совершенно здоровый.

За эти дни Дан выкроил время и навестил в Кристиании своих коллег. Первый раз он поехал туда один. Там с большим пониманием отнеслись к его просьбе найти занятие для его способной родственницы. Поэтому он съездил туда еще раз, уже в сопровождении Ингрид, чтобы представить ее своим коллегам, которые признали в ней исследователя. Может, ее знания были и не столь обширны, как у Дана, но ее способность проникать в самую суть предмета и делать неожиданные выводы произвели на них благоприятное впечатление. Они решили поручить Ингрид работу по каталогизации растений, она могла заниматься этим дома, а раз в неделю приезжать в Кристианию, чтобы работать в научной лаборатории.

Дан посмеивался про себя. Его кабинетные коллеги расцвели на глазах и уже с восторгом ждали очередного приезда Ингрид. Она же была счастлива, что попадет в новое окружение и узнает новых людей. Там был один молодой ученый ее возраста… Дан заметил, как они с Ингрид тайком поглядывали друг на друга.

По дороге домой Ингрид не могла опомниться от счастья и болтала без умолку. Вдруг она оборвала поток слов.

– Дан, негодник, ты сделал это, чтобы я не так тяжело переживала разлуку с Даниэлем!

– Я об этом и не думал! – Дан сидел в коляске между Ингрид и Маделейн и правил лошадью. – Но если тебе это поможет, буду только рад.

– Так ведь и Швеция тоже не на краю света. Если тоска по сыну станет для тебя невыносимой, ты всегда сможешь к нам приехать, – мягко сказала Маделейн.

– Вы оба так добры ко мне! – всхлипнула Ингрид. – Но как бы я ни тосковала по Даниэлю, теперь душа у меня будет спокойна.

– Конечно. Мои родители ждут его не дождутся. Я уж не говорю о бабушке и дедушке.

– Помни, Ингрид, хотя Даниэль мне уже дорог, я никогда не стану соперничать с тобой за место в его сердце, – сказала Маделейн, тонко чувствующая все оттенки настроения. – Он – твой, ты – его мать, и я всегда буду помнить об этом. Просто у нас он найдет дом, пока в этом будет необходимость.

Ингрид отвернулась.

– Кажется, у меня опять начался насморк, – сказала она изменившимся голосом и прикрыла лицо платком.

В день отъезда она пришла к Дану и Маделейн с тщательно завернутым свертком.

– Возьми это, Дан, – попросила она.

– Что это?

– Я знаю, тебе это не понравится, но он принадлежит Даниэлю. Это совершенно бесспорно. Не знаю почему, но он все время охраняет его. Только благодаря ему Даниэль остался жив.

– Корень мандрагоры? – Дан отпрянул от свертка.

– Да. Он помогает Даниэлю всякий раз, когда с ним случается беда. Пусть Даниэль пока его не носит, он еще слишком мал, только прошу тебя, следи, чтобы корень всегда был поблизости от него. Но Даниэль не должен об этом знать.

Дан неохотно взял корень.

– Ты уверена, что это необходимо?

– Уверена! Я так стремилась завладеть корнем мандрагоры, потому что считала, что он принесет мне счастье, но он служит только Даниэлю, хотя наш сын и не отмечен печатью Людей Льда.

– Корень мандрагоры никогда не приносил счастья отмеченным печатью.

– Ты прав. Но он всегда принадлежал Людям Льда. У меня есть одна догадка… Нет, конечно, это глупо, но если не ошибаюсь, Тенгель Злой не смог удержать этот корень?

– Не смог.

– Значит, можно предположить, что корень действует против его злой силы?

– Во всяком случае, он никогда не помогал тем, кто был создан по образу и подобию Тенгеля Злого. Ты меня убедила, Ингрид, я буду хранить его как зеницу ока. Когда-то он до безумия напугал меня, но теперь я сохраню его для Даниэля.

– Спасибо, тогда мне больше не о чем тревожиться. Теперь я могу со спокойной душой соблазнить твоего молодого коллегу из Кристиании!

– Думаю, это не займет у тебя много времени! – Дан засмеялся. – Кланяйся всем в Элистранде. Меня так обрадовало, что Броня с Йоном ждут ребенка. Правда, иметь дедушкой Ульвхедина… Но будем надеяться, что все кончится благополучно.

Маделейн улыбнулась.

– Я в этом не сомневаюсь. Если в роду Людей Льда все отмеченные печатью такие, как Виллему, Ульвхедин и Ингрид, вам не на что жаловаться.

– Не все отмеченные печатью такие, как мы, – серьезно сказала Ингрид. – Да и нам пришлось вести изнурительную борьбу с собственными дьявольскими наклонностями, даже вспоминать не хочется…

Наконец наступила трудная минута прощания с Даниэлем.

Никто не знал, надолго ли.